. Но люди тактично сдерживали любопытство, откладывали до лучших времен. Справедливо, видимо, предполагая, что со временем человек рано или поздно не выдержит молчанки, расколится и все словно на духу выложит. Особых тайн, а тем более позорных причин у меня не имелось, но выставлять напоказ перед всем честным людом семейное белье не хотелось. Вряд-ли народ меня понял. К тому же добрый совет держать язык за зубами накрепко запад в память. Усвоил... Правда дальше Афгана посылать меня некуда. Разве на тот свет, а это здесь проще простого организовать. Постепенно все стало на свои места, техника раскрыла секреты, личный состав оказался хорошо подготовленным и знающим. Пулевые пробоины заделывались, разбитые узлы и приборы заменялись. Если их приходилось ждать из Кабула, то летчики получали незапланированный отдых, валялись в койках, играли на гитаре, пели песни, потихоньку дули под картишки водку, судачили о недоступных бабах и отсыпались впрок. Изредка душманы пытались подобраться к аэродрому, дотянуться до столь лакомого куска, сжечь ненавистные вертушки, перестрелять или перерезать вертолетчиков, самых пожалуй ими ненавидимых из шурави. Но вертолеты надежно охранялись и душманы неся потери убирались в свои горы несолоно хлебавши, только пару раз им удалось с дальней дистанции выпустить несколько снарядов не причинивших никакого вреда ни машинам ни людям. Случалось, что вертушки не возвращались с боевого вылета. Душманские Стингеры и крупнокалиберные пулеметы настигали их над горами, в ущельях, где не имелось возможности для маневра, где не помогали отстреливаемые экипажем термические ловушки. Вертолет - не штурмовик, не самолет, пилот которого имел шанс катапультироваться, выжить, быть спасенным высланными на помощь десантниками или разведгруппой. Летчик, даже попав в плен к душманам мог стать предметом торга, оказаться выкупленным или обмененным на пленных духов, муку, керосин, доллары. Выбрасываясь с парашютом из падающей подбитой машины вертолетчик имел верный шанс оказаться порубанным в мясной фарш своими же лопастями винтов. У экипажей вертолетов вся надежда оставалась только на себя, свое умение совершить вынужденную посадку используя вращение лопастей будто парашют, да на клочок ровной земли, и еще на собственную удачу. Случалось удача изменяла, и тогда вертолет заваливаясь винтом вниз, распуская за собой огненно-дымный шлеф врезался в уступы скал сминая в общее месиво металл и людей. Если машина не попадала в совсем недоступное ущелье или расщелину скалы, ее рано или позно обязательно находили спасательные группы, хотя спасать уже оказывалось некого. Доставали то немногое, что оставалось от экипажей и отправляли на родину в запаянном гробу грузом 200. А металлический остов вертушки оставался вечным памятником на афганской земле. Бывало экипажи возвращались, опаленные, израненные, но живые. Пехота, танкисты, десантники - все воевавшие на земле люди знали и уважали неутомимые экипажи вертушек, помнили и ценили их труд, понимали сколько жизней спасли винтокрылые бойцы и делали все возможное и невозможное для спасения попавших в беду вертолетчиков. Дни проходили чередой рутинной военной заботы, не оставляя времени ни на размышления и анализ происшедшего вчера , ни для оценки происходящего сегодня. К вечеру просыпался зверский голод, загоняемый в светлое время суток в темный угол подсознания непрервывными хлопотами, беготней, проглоченным на ходу куском хлеба, сменяющими одна другую сигаретами. После торопливого, позднего обеда разогретого солдатиком на бензиновой печке наваливалась тяжелая, тупая усталость, опрокидывавшая в койку, в забытье короткого муторного сна, содержание которого исчезало из памяти вместе с первой утренней затяжкой табачного дыма, а смысл оставался неразгаданным и непонятым. Такой сон не приносил отдохновения и усталость, накапливалась, оседала болью в теле, ломотой в костях, тупой замедленностью мыслей в голове. Всё более и более работа становилась привычной и нагрузка теперь ложилась больше на руки, чисто автоматически выполняющие положенные операции и не утруждающие уставший мозг. Недели пробегали не оставляя следа, месяцы пещрили зарубки только в дембельских календарях солдат, сменяли друг дружку времена года, отличаясь степенью запыленности, графиками смен масел, обслуживания аккумуляторов, плановых ремонтов и регламентных работ. Полученный по приезде укороченный автомат с рожками полными патронов всё также висел на своем месте в изголовье койки, вместе с бронежилетом и никогда не надеваемой каской. Верный друг пистолет в потертой кобуре успел набить на боку мозоль и уже не ощущался инородным телом, став частью одежды, образа жизни, повседневного бытия. В один летний удушливый день желтуха свалила борттехника вертолета, назначенного для выполнения специального задания по заброске на караванные тропы душманов группы разведчиков спецназа. День выдался напряженный. Все вертушки работали по целям. Лететь оказалось некому. Не ожидая подсказки начштаба я заскочив в жилую бочку, на мгновение задержал руку возле каски и бронежилета, сдернул автомат и брезентовую жилетку с магазинами, закинул все добро на себя и вскочил в вертушку, задвинув за собой привычным движением дверку десантного отсека. МИ-8 отягощенный ракетами в подвесных пилонах, грузом патронов, гранат, продуктов, взрывчатки, раций разведгруппы, набитый людьми в маскировочном обмундировании, медленно поднялся и тяжело перебирая лопостями винтов полетел в сторону предгорий, тянущихся от плоскогорья в сторону пакистанской границы. Там, за полосой зеленки, на пустынных песчаных отрогах уходящих в глубь Канархана хребтов, мы должны были высадить разведгруппу и вернуться обратно к себе в отряд. Обычное дело.
      Глава 19. Обычное дело.
      В десантном отсеке МИ-8 среди ладно упакованного в желтовато-серые, далеко не новые десантные рюкзаки груза, разместилась пятерка бойцов спецназа. Высокие, здоровые, немногословные парни, одетые в хорошо подогнанное, обношенное, цвета афганских гор и пустынь, желто-коричневатое обмундирование, сидели вдоль бортов и спокойно дремали, захватывая последние минуты относительно безопасного сна перед длительным периодом жизни на пределе нервных и физических возможностей. Мы везли их на работу, но эта работа пока еще не началась, и судьба давала небольшой добавочный отдых, которым они умело воспользовались. То что парни профессионалы чувствовалось во всем, в том как они держали оружие, снайперскую винтовку, укороченные автоматы с подствольными гранатометами, в ладно подогнаной амуниции, умело упакованых рюкзаках, несущих в своих брезентовых утробах все то, что нужно для жизни и боя в течении времени пребывания группы во владениях безжалостного, хитрого и умелого врага. Их сухие, покрытые загаром лица с обязательными скобками усов являли собой непоказное спокойствие, мощные шеи венчали стройные крепкие тела, подобные сжатым пружинам, готовые к действию в любую последующую за приказом секунду. Я прошел в кабину к летчикам и стоя за их спинами наблюдал скачущую по каменистой пустыне с редкими промоинами ручьев размытую тень вертушки. С высоты полета пространство попираемое ногами казалось безжизненным и уныло однообразным. Бесплодная нищая земля, ковыряемая в мало мальски пригодных местах мотыгой да сохой также словно сто и наверное тысячу лет назад. Земля людей столь далеко отстоящих от современной цивилизации как и их предки во времена Тамерлана. Людей, не воспринимающих добровольно ничего нового, наоборот агрессивно отталкивающих это нечто, вторгающееся в их устоявшийся веками, повседневный, однообразный и унылый для постороннего глаза быт. Вспоминалась услышанная недавно история про некого лейтенанта, идеалиста командовавшего отдаленным блокпостом, расположенным невдалеке от афганской договорной деревни, изначально считавшейся мирной и не доставлявшей никогда хлопот командованию. Старейшины придерживались нейтралитета, не вмешивались в междоусобицы гражданской войны ни на стороне правительственных войск, ни на стороне душманов. Блокпост не разу не обстреливался и считался спокойной точкой. Так оно и тянулось пока не заменился, отслужив свое в Афгане, командир мотострелкового взвода. На его место пришел новый, недавно выпущенный из училища паренек, искренне желавший помочь местному населению, цивилизовать деревню, провести в нее электричество от дизель-генератора. Идея эта пришлась ко двору в политотделе, где тоже произошли рутинные замены и на смену людям более менее разбирающимся в ситуации, понимающим как осторожно нужно вмешиваться, а еще лучше не лезть вообще, в чужую, непонятную жизнь, пришли самонадеянные, воодушевленные по-школярски воспринятыми идеями, функционеры. Старосту деревни удалось охмурить подарками и обещаниями великого и скорого процветания, часть стариков пошла за ним. В общем развернулась очередная ударная народная стройка. Солдатики заскучавшие без дела, установили привезенные БТРами столбы, натянули провода, поставили в прилипившихся к горам, сложенных из камней, обмазанных глиной домишках лампочки и дали свет. Приехавшие афганские товарищи объявили землю, принадлежавшую ранее какому-то родовому вождю вовремя уехавшему в Пакистан, народной собственностью, раздали документы на владение участками, на воду, пожали всем руки, покушали баранины и до наступления темноты оперативно убрались в Джелалобад. Утром следующего дня завезенный на трейлере трактор подцепив блестящие сталью лемеха плугов пошел пахать поля, знавшие до того только примитивную соху. Трактор шел переваливаясь на кочках, отваливая ровные глубокие коричневатые борозды. За ним гурьбой бегала восторженная смуглая пацанва. Все казалось хорошо и благостно. Посеяли зерно, провели воду. Прошло немного времени и поднявшиеся ветра безжалостно снесли вывороченный плугами тонкий плодородный слой вместе с засеянным зерном, обнажив каменистую безжизненную основу. Привлеченные огнями, начали сползаться к деревне душманы. Подоспевший ко времени мулла, объяснил беду с пахотой вмешательством проклятых неверных, местью Аллаха за захват чужой собственности - земли и воды. Закончилось все очень печально. Одной темной ночью огоньки деревни погасли а на генераторе резко упала нагрузка. На блокпосте решили, что ветер повалил столб и порвал провода. По линии отправили двух солдатиков на предмет обнаружения обрыва. Это сообщение оказалось последним, переданным радистом поста. Что с ними произошло дальше, никому кроме духов не ведомо. Когда после бесплодных попыток связаться с гарнизоном на блокпост прибыла тревожная группа, все столбы оказались спилены, трактор сожжен вместе с впихнутым в кабину трупом зарезанного солдатика-тракториста. Забросанный гранатами и сожженый блокпост стоял разграбленный дочиста, а в углу лежал сваленный в кучу мертвый гарнизон во главе с командиром. Бедняге досталось больше всех. Перед смертью его пытали, жгли железом, резали живот. Что искали, какие секреты пытались от него услышать - непонятно. Да и врядли, толковое, полезное для себя ожидали услышать, ведь знал он совсем немного и духи это ясно понимали. Потом выяснилось, держался лейтенант до конца достойно, плакал, орал не своим голосом, но не рассаказал даже того что знал. Издевались духи, резвились. Запугивали этой смертью и наших, и своих. Кончился мирный блокпост, а весь договорный район стал одним из самых опасных. Вот и всё. Хотели как лучше.... Вся афганская история в сжатом виде, этакий краткий курс по афгановедению. *** Пилоты вывели машину в заданную точку. Во всяком случае так, посовещавшись, сообщили в десантный отсек за пять минут до подхода. Под брюхом вертушки провисла все таже, изломанная провалами и распадами, земля. Пилоты заложили пару виражей осматривая местность, нет ли духов под нами. Потом, не заметив ничего подозрительного, резко снизились. Казалось внизу не найти ни пятачка ровной земли, на которое поместилось хотя бы одно колесо вертолета, не говоря уже о нормальной посадке. Для летчиков подобное стало уже не в диковиной, а привычными условиями работы. Зависнув над небольшой сопочкой, они подали машину вниз и вертушка остановилась, балансируя, опираясь двумя колесами на самый край небольшой ровной площадки, поддерживая равновесие вращением винтов. Однако в разреженном высокогорном воздухе такие трюки не могли продолжаться долго. - Вперед, ребята! Будем ждать через три дня, где условлено. Не задерживайтесь! Удачи! - Прокричал командир экипажа. - К черту! - Отозвался старший группы. Я откатил дверку и в считанные секунды разведгруппа с грузом оказалась на земле. Спецназовцы выскакивая из вертолета сразу откатывались в сторону и изготавливались к стрельбе. Но врага не было, все обошлось тихо. Двигатель набрал обороты и вертолет ушел вверх. Мы легли на обратный курс. Дорога домой - всегда короче. Дело сделано, разведчики заброшены в тыл душманов без шума и пыли. Летчики просчитали обратный маршрут в стороне от того, которым летели к точке высадки. Это разумно. Если духи засекли вертолет на пути к цели то имели возможность предположить, что и обратно машина пойдет тем же, вроде бы безопасным курсом. Кроме того, командиры душманов, обученные профессионалами далеко не дураки. Уж что-что, а в военном деле разбираются. Сразу возникнут ненужные вопросы зачем летал вертолет неверных шурави в глубь вражеского района, где нет советстких блокпостов, даже подразделений афганского царандоя, хадовцев или армейцев? Делать ему там по идее совершенно нечего, разве высаживать бойцов. Когда планировали операцию, исходя из эти соображений даже решили не пускать в прикрытие боевые вертолеты. Не привлекать лишнего внимания. Пролетел себе военно-транспортный борт и пролетел. На предельной высоте. Может шел в провинциальный центр, может к губернатору по гражданским делам. На обратном пути мы немного расслабились, дали промашку, не заметили как подошли к гребню неприметного хребта. Взгляд успел зафиксировать бесшумно откинувшуюся маскировочную сеть, засверкавшие среди развалов каменных глыб вспышки спаренного крупнокалиберного зенитного КПВ, припавших к прицелам и маховикам душманов. Пилоты попытались в последний момент совершить противозенитный маневр, рванув машину вверх и в сторону от несущейся к кабине огненной трассы, но поздно. Брызнули во все сторны остатки бронестекла, ворвавшийся в кабину ветер вобрав мельчайшую злую режущую пыль, полоснул по глазам, заставив зажмуриться. Когда через секунду вновь обрел способность видеть, все было кончено. Душманы били в упор. Патронов не жалели и кокпит принял на себя первую, самую длинную очередь, начиненных стальными сердечниками пуль. Машина еще ползла по инерции вверх, завершая маневр уже мертвого экипажа, но постепенно заваливалась на бок, теряя скорость, стремясь перевернуться на спину и сорваться в последнее неуправляемое смертельное пике. Руки мертвых пилотов еще сжимали штурвалы, но безжизненные тела, удерживаемые только привязными ремнями, заваливаясь набок увлекали за собой рукоятки управления, давили на педали, задавая машине прощальный, страшный, смертельный режим полета. Вторая очередь пришлась по пустому десантному отсеку за моей спиной, третья самая короткая, пущенная на всякий случай, в уже смертельно раненную машину, поразила двигатель. Движок уже не тянул равномерно, а дергал, то рывком набирая то сбрасывая обороты. Вертушка еще сопротивлялась смерти, включая противопожарное оборудование, функционируя дублированными и аварийными цепями, но без пилотов все стало бесполезно. В лишенном привычного обрамления пространстве кабины, начала медленно проворачиваться вокруг оси картина каменного мира. Вертолет косо соскальзывал с неба, теряя поддержку могучих лопастей винтов, ставших в один момент бесполезными, нелепыми наростами над фюзеляжем. Внутри пораженного тела машины нарастали звуки беды, треск и скрежет металла, свист воздуха, бульканье вытекающих из систем масел. Все сильнее пахло паленой изоляцией, резиной. Возможно прошла только секунда, другая с того момента как нас подбили, но в моей жизни еще не встречалось столь длинных секунд. Стряхнув оцепенение я рванулся вперед, к спасительной ручке управления, отжимая одновременно замок ремня командира экипажа, стараясь не смотреть туда где раньше находилась голова. Безжизненная рука неохотно освобождала захват, не торопилась завершать последнее на этом свете дело, передоверять его другому, живому, тянущему на себя последний, маловероятный шанс на продление борьбы, на спасение. Вертушка вяло отреагировала на борьбу с мертвецом, покачнулась на левый борт и клюнла носом. Этого однако оказалось достаточным и тело завалилось на бок, вывалившись верхней частью туловища в пробоину. Вывалиться полностью ему мешали острые загнутые во-внутрь огрызки алюминиевых переплетов исчезнувшего стекла. Прошептав Прости, я сбросил ноги пилота с педалей и втиснувшись в залитое кровью кресло взял управление того, что раньше называлось вертолетом, на себя. Последний раз я вел винтокрылую машину в небе Казахстана, душа наслаждалась от ощущения полета, свободы, молодости. Это происходило так давно, что казалось волшебной сказкой. Рядом со мной в мирном голубом небе плыли надежные друзья, люди которых искренне любил, уважал, которым бесконечно доверял. Командир при малейшей ошибке мог поправить и взять управление на себя. Сегодня в смертельно раненой машине я очутился один на один с враждебным белесым небом в обрамлении красно-бурых, словно запекшаяся кровь, изъеденных временем чужих скал, под прицелом душманской зенитной установки, готовой в любой момент добить цепляющуюся за воздух машину. Душманы не стреляли, уверенные, что на борту не осталось, после столь удачного попадания, живых. Нелепое маневрирование подтверждало такое предположение. Духи сражались хоть и именем Аллаха, но на полном хозрасчете, покупая у вольных торговцев, у других банд, да и у собственных главарей все от автоматов до Стингергов, лишние траты их абсолютно не вдохновляли. Патроны к крупнокалиберному пулемету обходились недешево, их пологалось экономить. Зачем же добивать уже смертельно раненного зверя? Даже если за вертушку и полагается крупный бакшиш в хрустящих зеленых долларах. Не все ли равно упадет вертолет неверных минутой раньше или позже? Может духи вовсе другое думали в эти секунды, но так или иначе, дали мне время и возможность принять управление на себя. Вертолет обернувшись вокруг оси вовремя скрыл от чужих глаз происходящее в кокпите. Теперь они видели только хвост, стелящийся за машиной дым и выбивающиеся из под створок жалюзи двигателей струйки огня. В глаза через развороченное остекление бил холодный тугой воздух, неожиданно плотный для такой высоты. Нос вертолета расположился по оси прорезанного в горах распадка на дне которого сверкала живой ртутью речка, обрамленная по берегам скудной зеленью. Машина теряла высоту, мотор, астматически выхаркивая железные сгустки, сбрасывал обороты. Я вспомнил уроки командира по аварийной посадке на ротации, когда отключенный от движка винт, раскручиваясь под напором воздуха, играет роль парашюта. Память, обостренная до предела, кинула руки в нужной последовательности к уцелевшей приборной панели. Удар зенитки пришелся чуть выше. Вертолет успел начать маневр уклонения и основную часть пулеметной очереди приняло боковое остекление пилотов. Бронебойные наконечники трассеров, убив экипаж, прошили кабину насквозь. Панель же и потолок практически не пострадали. Мне удалось ввести вертушку в нужный режим и падение стабилизировалось, снижение стало управляемым. Не уверен, что оно казалось таковым со стороны, но в данной ситуации это оказалось наруку. Стены ущелья раздвинулись и впереди по курсу мелькнула маленькая каменистая осыпь вдоль небольшого серпообразного заливчика. Вопрос состоял в том удастся ли туда дотянуть и хватит ли места уместить вертушку на пятачке между скалой и речушкой. Жизнь не оставила выбора. Приходилось надеяться и верить. Губы сами собой зашептали где-то услышанные, или когда-то прочитанные древние слова - Боже, великий, всемогущий, создатель и повелитель, спаси, соверши чудо, пусть вертушка дотянет... . Вертушка дотянула и рухнула, подламывая стойки колес, на скос нанесенной потоком за многие столетия кучи гравия, гальки и песка. Я ожидал худшего. Шасси самортизировало удар при посадке и меня даже не выкинуло из кресла. Последние рубящие удары лопастей высекли брызги искр и крошева из скалы. Машина завалилась на бок и беспомощно сползла в махонький заливчик, мутя и пеня воду, заливая ее прозрачную поверхность радужными разводами топлива и масла из разорванных пулями систем. Пахнуло жаром. Отсчет времени пошел на секунды. Если пламя доберется до боезапаса - пиши пропало. Вытаскивать тела летчиков не оставалось времени. Да и врядли бы мне это удалось. Пусть уж вертолет станет им одним на двоих могильником и памятником. Вряд ли после пожара и взрыва душманы полезут в остов рыться в поисках чего-либо ценного. Выхватил полетную карту из планшета, сунул за пазуху. Кинулся в разбитый, светящийся дырками от пуль десантный отсек. На полу валялись автоматы экипажа, брезентовые майки с магазинами и гранатами, вещмешки с НЗ изрядно располосанные пулями и осколками металла. Некоторые магазины оказались разбиты, покарежены, но разбираться не было времени. Гранаты катались по полу, но к ним нужны взрыватели. На всякий случай сунул по две в каждый карман. Пуля вышибла защелку и дверь от удара самопроизвольно откатилась, открывая дорогу к отступлению. Неизвестно сколько прийдется добираться к своим. Схватил за лямки и выкинул из машины два наиболее уцелевших мешка, пару маек с магазинами. Из трех автоматов два были расщеплены пулями. Счастье, что хоть один уцелел. Подхватил АКСу и вывалился из вертолета вслед за мешками. Очутившись на земле, подхватил груз и кинулся за скалы. Пламя разгоралось. Огонь все быстрее и чаще вырывался из двигателей, захватывая большую и большую поверхность фюзеляжа. Прикинул, что до взрыва у меня в запасе есть пару минут. Быстро осмотрел магазины и расстыкал целые по карманам комбинезона и одной майки. Натянул ее на себя, застегнул. Непривычно, но лучше, чем без нее. Обнаружил в кармашке майки уцелевшие взрыватели. Два из них ввернул в корпуса и разтыкал снаряженные гранаты в крайние сверху кармашки, как это делали десантники. Передернул затвор, снял автомат с предохранителя, поставил на автоматический огонь, постоянный прицел. Все поврежденное, ненужное, лишнее собрал в один мешок, подскочил к пожираемой пламенем вертушке и закинул в дверной проем. - Прощай друг. Спасибо. Ты спас мне жизнь. - Я повернулся и побежал вдоль берега стараясь не наступать на песок и глину. До сих пор удавалось не оставлять заметных следов возле машины.
      Береговой уступ скрыл от меня место аварии когда позади раздался ухающий, повторенный горным эхом взрыв. Рванули баки. Следом, с небольшими промежутками, начали детонировать ракеты в кассетах, затрещали пулеметные патроны, коротко рванули оставшиеся гранаты. Конец. На бегу еще раз обернулся. Позади вкручивался в небо столб дыма и пламени. - Прощайте ребята. Простите, но для вас я сделать сейчас ничего не могу. Удастся выйти к своим, пришлют десантников. Достанут ваши обгорелые косточки, упакуют в пластиковые мешки, потом запаяют в цинковые стандартные гробы, закроют тканью окошечки, чтобы не пугать, не бросать лишний раз в обморок жен да матерей, отправят грузом 200 в гарнизонный городок, откуда послали вас парни в эти чертовы, проклятые, на хрен нам не нужные горы. Бежать по кромке ручья оказалось тяжело. Под ногами крутилась, выворачивая подошвы ботинок осклизлая галька, вода, залившись через верх, холодила ногу, чавкала внутри, сбивая в мокрые комки носки. Одно понимал четко, останавливаться сейчас нельзя, нужно уходить как можно дальше. Согласно карте места здесь достаточно безлюдные. Напороться можно только на душманов, но их караванные пути и базы по идее тоже должны лежать в стороне. В теории все выходило правильно. Кто же тогда нас так ловко сшиб с неба? Может объявился новый полевой командир, избравший именно этот район местом базирования? Ладно, эти вопросы отложим на потом, если выживем ими займутся разведчики, сейчас главное не попасть духам в руки, выжить. Пот заливал глаза, обмундирование прилипало к телу, плохо, впопыхах, подогнанное снаряжение било, мотало со стороны в сторону, ремень автомата резал шею. Сказывалась высота, воздуха не хватало, грудь резало, давило виски. После часа бега пришлось перейти на шаг. Подумал, появятся душманы - возьмут голыми руками. Боец сейчас из меня никакой. Ведь практически всю службу провел на технических должностях. Кроссы бегали от случая к случаю, сачковали при малейшей возможности. Зарядку правда делал ежедневно, но толку-то. Еще через полчаса решил сделать привал, соорентироваться и уходить в горы, прочь от ручья. Слева по ходу движения каменная стена раскололась, один ее уступ под собственной тяжестью просел вниз, образовав небольшую площадку, обросшую невысоким кустарником, нависавшую балконом над руслом речушки. На первый взгляд взобраться наверх невозможно, по крайней мере так казалось при подходе со стороны верховья реки вниз по течению, но обогнув уступ я обнаружил несколько выступающих из стены обломков, которые можно было попытаться использовать в качестве опоры для ног. Лучшего места для отдыха и оссмысления дальнейшего пути трудно найти. Если по моим следам пойдут преследователи, то не предполагая черепашьей скорости с которой сейчас могу двигаться, они будут ориентироваться как минимум на среднего тренированного десантника. Можно надеяться, что духи проскочат уступ и пройдут вниз по течению реки. Тогда я смогу подняться на гребень и идти дальше верхом каньона, вдоль него, только чуть ниже вершины хребта, в кустарнике, не выделяясь на фоне неба. Собрав последние силы, на втором дыхании, обливаясь холодным потом и рискуя ежесекундно сорваться вниз, я карабкался, стараясь не оставлять слишком уж явных следов на поверхности камней и глине откоса. Возможно мне это удалось. Забросил свой груз на плоскую, покрытую мхом поверхность балкончика, перевалился сам и мгновенно заснул, успев только откатиться на середину и расправить за собой смятые ветки кустарника. Проснулся внезапно, ощутив какой-то странный, внутренний, толчок. Медленно поднес часы к глазам. Спал всего навсего двадцать минут, но даже такой кратковременный отдых принес облегчение. Мокрое обмундирование прилипло компрессом к телу, холодный камень под тонкой прослойкой мха не давал согреться, но все это было чепухой по сравнению с приближающимися гортанными голосами преследователей. Перекатившись на живот, осторожно поднял голову и заглянул в просвет между мелкими, тонкими, трепетавшими на ветерке листиками. От места падения вертолета приближались четверо бородатых, даже скорее просто заросших афганцев, одетых в шаравары, заправленные в толстые носки, кроссовки, в зеленые ветровки, перетянутые ремнями амуниции и холщевыми подсумками, с автоматами в руках, в чалмах на головах. Шли они не скрываясь, о чем-то яростно споря, временами озираясь по сторонам, размахивая руками. Не дойдя шагов пятьдесят - шестьдесят до моего убежища, группа еще раз остановилась и стала разглядывать берег, склоны. Старший группы достал бинокль и осмотрел склоны ущелья и местность вниз по течению реки. Я не стал искушать судьбу и уткнулся лицом в мох, посчитав, что чудом сохранившаяся на голове афганка лучший камуфляж чем моя физиономия. Когда вновь решился выглянуть сквозь зеленую завесу, группа стояла на том-же месте, всматриваясь в противоположный берег и продолжая спор. Погалдели еще минут десять, наконец старший оборвал дискуссию, зло плюнул на землю, растоптал плевок подошвой и повел своих людей в обратном направлении. Думаю, что от места падения вертолета на всякий случай послали две дозорные группы вверх и вниз по течению речушки. На всякий случай. Вероятно, большинство считало, что уцелеть не удалось никому из экипажа и дальнейшие поиски просто зряшное дело. Это их проблемы. Главное - они ушли, и я получил время до наступления темноты привести себя в порядок и выработать план дальнейших действий. Прежде всего необходимо определить направление движения и обозначить конкретную конечную цель. Пройти расстояние до родного аэродрома и не нарваться на духов просто нереально. До первых блокпостов - немного ближе, но плотность противника возле них возрастала, как и наличие однозначно недружественного, мягко говоря, населения. В лучшем случае рассматривавшего меня в качестве посланного Аллахом ходячего выкупа. И неизвестно кто раньше заплатит свои или чужие. Этот путь тоже отпадал. Наиболее приемлемым вариантом виделся маршрут к точке предполагаемого выхода разведгруппы, где по сигналу рации их должен через три дня принять на борт наш вертолет. Правда здесь зависало одно но. Начальство не дождавшись нас домой и поняв, что вертолет пропал, могло предположить захват в плен экипажа. То, что духи умели разговорить даже самых упрямых молчунов всем давно известно. Правда точка выхода не была обозначена на полетных картах и знал ее координаты только я, так как присутствовал на совещании с руководителями операции, в качестве заместителя командира по техчасти. Координаты на свое счастье запомнил точно, хотя очень часто просто не обращал внимания на детали не связанные с моей областью ответственности. К точке выброса мы шли соблюдая на всякий случай радиомолчание, но на обратном пути, командир вертолета сообщил в штаб, что задание выполнено, и борт возвращается по обговоренному маршруту. Можно конечно остаться в районе падения вертушки и ждать помощи. Только вот сколько ждать - сказать трудно. Если командованию удастся обнаружить останки вертолета с воздуха, то недолго, а если нет... Тогда можно проворонить и основной вариант. Во всяком случае, первые полеты поисково-спасательной группы должны начаться через час другой после истечения контрольного времени прибытия машины на базу и полной выработки горючего в баках. Я посмотрел на часы, оставалось, по приблизительным рассчетам еще около часа, но прийдет раньше поисковая партия с прикрытием боевых вертолетов или ночная темнота оставалось под вопросом. Не стоило терять зря время. Соорентировал карту по компасу я прикинул направление и расстояние до точки подбора группы. Оно оказалось вполне достижимо даже для горе-путешественника вроде меня. Во всяком случае, много короче чем до ближайшего расположения наших войск. Определившись с будущим маршрутом движения решил провести инвентаризацию своих припасов. Оказалось в наличии четыре магазина к автомату, пять гранат и только четыре запала к ним. Одну прийдется оставить. Может оно и лучше - баба с возу, бежать легче. Две целые коробки аварийного бортпайка, шерстяное защитного цвета одеяло, одноразовая ракетница с зеленой ракетой, штык-нож, пистолет с двумя обоймами патронов, три индивидуальных перевязочных пакета, две аптечки, таблетки для дезинфекции воды да фляга на ремне, заправленная кипяченой водой из бачка возле офицерской столовой.