Глава 11

Утром двадцатого декабря, в понедельник, через день после возвращения из Ирландии, Джуди поправила на себе сари, сказала: «Простите, мне надо бежать», и, подрезав инвалидную коляску Хэнка, пустилась в погоню за Розмари по центральному коридору десятого этажа.

Индианка настигла ее у дверей в женский туалет и затащила туда.

— Розмари, мне с тобой надо поговорить, — затворяя дверь, сказала она.

Пригнулась, посмотрела, нет ли ног под дверцами кабинок, встала, перевела дух и одернула сари.

— Джуди! Что за черт! — спросила Розмари, потирая руку. — Какая перемена! Давно ли ты годилась на роль в фильме «Я гуляла с зомби?». Рада, что ты пришла в себя.

— Извини, — сказала Джуди. — И за мое поведение — ничего лучше не смогла придумать, чтобы выдержать эту поездку, — и за то, что причинила тебе боль. Так хочется побыстрее убраться отсюда! Я ухожу. Пожалуйста, давай сегодня вечером встретимся. Это необходимо!

— Уходишь? — спросила Розмари. Джуди кивнула:

— Из «БД». И из Нью-Йорка уезжаю.

— О, Джуди! Я знала, у вас с Энди проблемы…

— Были, — сказала Джуди. — Все кончено. Я это поняла в Дублине уже на вторую ночь. Помнишь? В тот вечер у него поднялась температура, после того как вы с ним угодили под дождь. Где это случилось, в парке?

Розмари кивнула.

Джуди глубоко вздохнула.

— Ему нравилось, когда я с ним играла в няньку или мамочку. Я слышала, это всем мужчинам нравится. Но в ту ночь… Ладно, потом. Пожалуйста, найди для меня время. Столько надо тебе рассказать, я просто обязана это сделать, прежде чем уйду. И еще я хочу кое о чем посоветоваться.

— Джуди, — сказала Розмари, — я росла а Омахе и воспитывалась по-простому. Меня не тянет совать нос в личную жизнь сына.

— Личная жизнь тут ни при чем, — сказала Джуди. — Я имею в виду совсем другое. То, о чем ты и сама скоро прочтешь в газетах. В апреле или мае, может, и раньше.

Розмари пристально посмотрела на нее:

— И что же ты имеешь в виду?

— Потом все объясню, — пообещала Джуди. — И умоляю, не говори Энди, что я ухожу. Завтра или даже сегодня вечером я ему сама позвоню, но если встречусь с ним, не выдержу. Всякий раз от его проникновенных взоров и романтических слов я превращаюсь в медузу — а потом презираю себя.

Розмари глубоко вздохнула:

— Ладно. Сегодня вечером. В восемь устраивает?

— Спасибо. — Джуди пылко пожала ей руки. — Спасибо.

Они вышли в просторный коридор. В нескольких ярдах от дверей ждал в кресле Хэнк, его луноподобное лицо сияло, глаза за очками блестели.

— Ну ладно, Розмари, — сказал он, — давай похвастай, что там у тебя было с его величеством.

— О да, пожалуйста, — подхватила Джуди. — Я и сама хотела спросить.

— Хвастаться совершенно нечем, — ответила Розмари. — Вы же знаете этих так называемых английских репортеров. Король мне поцеловал руку. А чего вы ожидали? Что он меня отшлепает?

— Ну что ж, — кивнул Хэнк, — занятные новости. А у меня уже есть результаты субботнего опроса.

— Хорошие? — поинтересовалась Розмари. Джуди коснулась ее плеча.

— Отличные. До встречи. — Она поцеловала Розмари в щеку. — Хэнк…

— Позабочусь, — пообещала Розмари и двинулась к Хэнку.

— Во-первых, всю неделю крутили ролик «Они у нас зажгут свечи!», — сообщил Хэнк. — Количество отрицательных ответов упало с двадцати двух процентов до тринадцати. Гляди.

— Не верю. — Розмари склонилась над распечаткой. И присвистнула.

Хэнк, глядя на нее, улыбался. Затем вдруг, покачав головой вправо-влево, сказал:

— Привет.

Розмари повернулась, выпрямилась и тоже сказала «Привет» — в дверях женской уборной стояла Сэнди, невозмутимая блондинка в бежевом костюме с высоким воротом. Должно быть, она сидела в одной из дальних кабинок и, конечно, не слышала, о чем говорила Джуди.

С улыбкой выходя в коридор, Сэнди сказала:

— Здравствуй. С возвращением. Надеюсь, ты не слишком устала от полета через несколько часовых поясов. Наверное, восхитительное путешествие?

— Увидимся. — Хэнк развернул кресло и поехал по коридору.

— Ладно, милая, колись! — Сэнди вцепилась в Розмари наманикюренными ногтями. — Что там за шашни с его величеством?

— Совершенно ничего не было, — ответила Розмари. — Ты же знаешь этих так называемых английских репортеров.

Они шагали вслед за креслом Хэнка, склонив головы друг к другу.

Навстречу вышел Крейг. Они с Хэнком поиграли — Хэнк прорывался, Крейг не пускал, затем Хэнк показал ему распечатку, и минуту-другую все, нагнувшись, читали.

Потом Розмари помахала остальным рукой и пошла на телестудию. Хэнк поехал дальше по коридору, а Крейг направился в мужскую уборную. Сэнди осталась на месте.

— Крейг, — сказала она, — когда управишься, надо будет поговорить.

Многое показалось странным незамыленным глазам и ушам Рипа Ван Рози. Например, то, как в тысяча девятьсот девяносто девятом году средства массовой информации писали и говорили о террористах, берущих на себя ответственность за злодеяния. Сестра Агнес расколола бы указку и углубила борозды на своем столе: «Мы заявляем, что это хорошо! — Бац! — Ответственность подразумевает зрелость и сознательность! — Бац! — Они признают свою вину! — Бац! — Позор тем, кто скажет иначе!"

Стараниями Энди терроризм, достигший в прошлом году жуткого пика, пошел на спад, но варварские злодейства все еще случались, и не только на Ближнем Востоке. В то утро, когда Энди, Розмари и Джуди высадились в белфастском аэропорту, они узнали, что в Гамбурге от новой разновидности газа, давно облюбованного террористами, погибло свыше шестисот человек. И никто пока не «взял на себя ответственность». На пострадавшей территории — в десятках припортовых кварталов — еще оставался ядовитый газ. О подробностях умалчивалось.

На обратном пути Розмари подбросила Энди идею: почему бы не снять ролик или не выступить в телепередаче с призывом ко всему человечеству: давайте сами перестанем говорить, как террористы, и тогда немногие отщепенцы останутся без питательной среды и волей-неволей начнут думать «цивилизованно». Энди сказал, что мысль неплохая и в будущем году может пригодиться, однако особого энтузиазма в его голосе Розмари не уловила, так что она решила испробовать иные подходы и записала кое-какие мысли в электронный блокнот. Либо придется расшевелить сына, либо предпринять что-нибудь самостоятельно.

Впрочем, не на этом было сосредоточено ее внимание, пока она звонила ему, чтобы поговорить о снижении числа отрицательных ответов после ролика «Они у нас зажгут свечи!» на девять пунктов. (Вот оно, ее излучение!) Занято — Энди с кем-то разговаривает по телефону. Нет, ему обязательно надо сейчас же увидеть распечатку.

Она позвонила еще раз через полчаса — автоответчик.

Она позвонила Хэнку и снова услышала записанный на пленку голос.

Розмари встала — пойти поговорить с Крейгом. Отворила дверь и выпучила глаза от изумления.

Телевизионный отдел пуст!

Ни Крейга, ни Кевина — никого…

На экранах трех телевизоров — ничего. Мистика, да и только! Она прошла мимо безлюдных кабинок, где раньше, стоило лишь наклонить голову и прищуриться, всегда улавливала признаки жизни — если не в этих кабинках, то в центральном коридоре и расположенном сразу за ним юридическом отделе, — смену освещенности, звук шагов, далекую канонаду компьютерной игры… А сегодня — тишина.

И нерушимая неподвижность.

Розмари вернулась в офис. Позвонила Сэнди, услышала ее голос на автоответчике.

Взяла «Тайме», посмотрела дату — понедельник, 20 декабря 1999 («Число жертв в Гамбурге достигает…»), и поняла наконец, почему все так таинственно исчезли.

И почему ей тоже следует исчезнуть. Сейчас же.

На предрождественскую беготню по магазинам остались всего пять дней.

Неузнаваемая в головном платке, темном свитере, слаксах и солнцезащитных очках, Розмари неспешно разглядывала принаряженные к Рождеству витрины бутнков в вестибюле. Коридорные помахали, руками в белых перчатках, она помахала в ответ, остановилась, чтобы посмеяться и сказать: «Вы же знаете этих английских репортеров…"

Привезенные из Дублина свитеры почта уносила всем ее родным братьям и сестрам, двоюродным братьям и сестрам, племянникам и племянницам, но предстояло одарить еще уйму народу: персонал «БД» (семь мужчин, пять женщин), несколько человек из гостиничного штата, которые заслуживали не только чаевых в конвертиках (двое мужчин, две женщины), . Энди и Джо.

Разумеется, с Энди дело обстояло совсем непросто.

В прошлое Рождество легче легкого было найти для него подарки — трехколесный велосипед, составные картинки-загадки и две книжки Доктора Сьюса[13]. Но теперь, спустя чуть больше шести месяцев, перед Розмари встала серьезная проблема. Ведь Энди на двадцать восемь лет старше и знает, кто его настоящий отец. Вопрос не в том, что ему купить, а в том, по какому поводу.

Сделать ему подарок к Его дню рождения?

Да, решила она. Что-то вроде заговора молчания против террористов: надо поставить Энди в безальтернативную ситуацию.

Розмари приценилась к перчаткам в бутике «Гуччи», к мужским украшениям в «Лорде и Тейлоре», к одеколону в «Шанели». В бутике фирмы «Гермес» она выбрала полдюжины платков и шарф. Шарф она сегодня вечером подарит Джуди — эх, если бы можно было ее уговорить, чтобы не уходила, чтобы они с Энди остались друзьями… Кстати, что означают ее слова: «Ты и сама скоро прочтешь в газетах. В апреле или мае»?..

Розмари расплатилась кредитной карточкой. Не важно, напомнила она себе, кто задумал и сделал первые шаги для создания «БД» (да и не стоит поминать его в это время года!). Организацию сейчас субсидируют в основном плутократы вроде Рене-как-его-там, который вдобавок жертвует на личные нужды Энди; сын рассказал об этом, вручая Розмари карточку перед вылетом в Ирландию. «Нынче никто в здравом уме не верит, что люди встанут под знамена тех, у кого в кармане ветер. Будем реалистами, мама. Что же касается поступающих в офисы „БД“ центов, долларов, песо и тэ пэ, то они без остатка идут на местные социальные программы и прочие нужды; за этим следит Департамент налогов и сборов и его зарубежные родственники».

Ладно. Но уж наследующий год она пойдет за рождественскими покупками со своими собственными деньгами.

В бутике «Салка» Розмари долго рассматривала красивый халат из черного атласа с ярко-синей отделкой — на Энди он бы выглядел сногсшибательно. Цена, конечно, выше крыши, и, пожалуй, слишком уж интимно, но почему бы и…

Спустя чуть более часа она возвратилась в апартаменты. На два тридцать у нее была назначена встреча с парикмахером — чтобы привести в порядок прическу и ответить на вопросы о короле.

Едва Розмари успела снять очки, ожил телефон. Звонили по «секретному» номеру. Энди?

— Привет! Не хотела тебя беспокоить, да тут вдруг вспомнила: «Лютер» — не из тех ли пьес, в которых играл на Бродвее отец Энди?

Диана. Уверена, что ее должны узнавать по голосу.

— Да…

— Я так и думала. Не захочешь помочь ребятам? Они пытаются воскресить пьесу, правда, не на Бродвее, а на задворках. Только начали репетировать, а хозяин театра оказался лютеранином, заявил, что это ересь, и вышибает их за какую-то формальную провинность. Чек на две секунды опоздал, представляешь?

— Если он лютеранин, почему считает пьесу ересью? — спросила Розмари. — Она же пролютеранская.

— Почем я знаю, что у него в башке творится? Мне лишь известно, что у ребят до вылета на панель осталось два дня, у них будет что-то вроде собрания, и председателем на нем — внучка моей старой подруги. Если выкроишь для них пять минут и поговоришь о чем угодно, они попадут в газеты и теленовости, и день не пропадет. Это, конечно, в теории. Если честно, я не думаю, что хозяин театра пойдет на попятный. Он уже и раньше проделывал такие номера, и ему сходило с рук.

— Где и когда собрание? — спросила Розмари. Она позвонила Джуди домой. Услышала ее голос на автоответчике, дождалась гудка и сказала:

— Джуди, это Розмари. Нельзя ли нам…

— Розмари, это я.

— Привет. Нельзя ли нам сегодня встретиться попозже? У меня встреча с какими-то ребятами, они ставят спектакль… — Она объяснила.

— Ну конечно! Помоги им. Как это ужасно, когда людям не позволяют выразить идеи! Хотя, если чек опоздал и хозяин театра не арендатор, а владелец…

— Если верить Диане, я вернусь к девяти, — сказала Розмари. — Но вообще-то театр в Виллидже на Кармин-стрит, так что для верности пусть будет полдесятого.

— Устраивает. Мне пока есть чем заняться — собираю вещи.

— Да не спеши ты так Давай поговорим.

— Я уже решила. И наговорилась. Да и что ребята скажут, если передумаю? Счастливо.

Розмари позвонила Диане. Вымолвила одно-единственное слово: «Договорились».

— Отлично. Может, что и получится. Правда ведь, это будет здорово? Я закажу машину. В полвосьмого?

— Я собираюсь поговорить с Джо, — сказала Розмари. — Может, захочет проверить в деле собственную машину. Я тебе перезвоню. Ты сегодня не видела Энди?

— Никого я сегодня не видела, кроме моей горничной. Я в койке, с пояснично-крестцовым радикулитом.

— Ой! Прости, Диана. Она позвонила Джо.

— Да, конечно. Можем на моей машине. А он там будет?

— Энди?

— Лютеранин.

— Джо! — воскликнула она.

— Не удивляйся, у нас же с тобой общие друзья. И я знаком с владельцами театров. В котором часу?

Она позвонила Диане и взяла адрес.

— Тебе там надо встретиться с помрежем, его Фил зовут, фамилию не помню. Да, мои поздравления надует опросов!

Позвонили в дверь. Розмари безошибочно узнала руку сына.

— Энди пришел, — сказала она. — Я тебе потом расскажу, как все было.

— Передай ему мои…

Энди снова позвонил, Розмари ткнула пальцем в клавишу отбоя и поспешила к двери. Отворила, и на нее двинулись розы — пахучие, круглые, красные. Энди лучезарно улыбался. Не слишком ли лучезарно?

— Сосчитай, — велел он, вручая ей пучок стеблей, обернутый золотой бумагой. Точно такую же бумагу Розмари видела в цветочном ларьке в вестибюле гостиницы.

— Прелесть. — Она прижала букет к груди. — Спасибо. — Она не сводила глаз с его лица, лака он возвращался в прихожую и затворял дверь. — Что-нибудь не так?

— Шутишь? Сосчитай.

— Девять.

— В честь девяти пунктов, — объяснил он. — Вот это излучение!

— Так я и думала! — Они поприжимались друг к другу щеками, поцеловались — целомудренно. — Спасибо, милый, они просто прекрасны. — Розмари опустила лицо в лепестки.

— У тебя волосы другие, — заметил Энди, расстегивая молнию на куртке.

— Тебе нравится? На Эрни нашло вдохновение. — Она повертела головой.

Он посмотрел, сощурясь и свесил голову набок, и сказал:

— М-м… Надо чуточку привыкнуть.

— А мне нравится. — Пока он сбрасывал куртку, Розмари отворила дверь в кухню. — Где тебя носило весь день? — Она открыла буфет.

— Мэр всю нашу компанию отправил на, самолете, в Олбани, — ответил Энди, — упрашивать губернатора насчет финансирования больницы.

Розмари достала вазу из резного стекла.

— И ты был в этой одежде?

— Ага, — кивнул он. — Губернатор чуть не лопнул от злости.

Мать и сын улыбнулись друг другу. Прислонясь к кухонному столу, он смотрел, как она ставит розы в вазу.

— У меня на сегодняшний вечер было кое-что назначено, но я отменил. Не махнуть ли в кино?

— Не могу. — Розмари выпрямила спину, искоса посмотрела на него. И пояснила, расправляя букет в вазе:

— Мне сегодня ораторствовать. Правда, недолго.

— Хотелось бы послушать, — сказал Энди.

— Поехали со мной. Только Джо повезет меня на своей машине. Она, кажется', двухместная.

— Трехместная.

Розмари опустила в вазу шланг и, наполняя ее водой, посмотрела на сына.

— Одно условие.

— Какое?

— Никаких «старичок», «старина», «дружище», — потребовала она. — Ни одного за весь вечер!

— Что ты имеешь в виду? Я не…

— Энди! — вытирая вазу, сказала она. — Не притворяйся! Ты, прекрасно знаешь, что я имею в виду.

— Ладно.. — Он направился к телевизору. — Ладно, ладно…

— Я полила в комнату. — Розмари переставила вазу на кофейный столик. — Хочу отдохнуть и кое-что записать. Если хочешь посидеть, в холодильнике половина пирога с ветчиной и швейцарским сыром. А хочешь, забери с собой. Я часам к шести что-нибудь закажу. Джо подойдет к половине восьмого.

— Ван Бурена показывают. — Энди с пультом дистанционного управления стоял перед телеэкраном. — Слышишь? Он вырезал из своей зажигательной речи все огнестрельное.

— Из-за ролика? — спросила Розмари.

— Да уж, следит за опросами.

На фоне небесной синевы Майк ван Бурен в ковбойской шляпе дышал инеем на несколько «журавлей».

— Сторонам не мешало бы чуток поостыть, верно я говорю? Вот что решили «Истинные Сыновья Свободы»: если их не будут «грузить», они, может, и передумают насчет зажжения свечей. Похоже, благодаря мудрому и сердечному посланию Розмари, ну и, конечно, Энди, мы снова объединяемся в нацию.

Энди хлопнул себя по груди и вскричал:

— Конец моей карьере! Розмари сказала со смехом:

— Господи Боже! Он сдвигается к центру! Из-за нас он станет следующим президентом. Энди рассмеялся и переключил канал:

— Этому не бывать, я тебе обещаю.

— Ты никогда не разбирался в политике.

— Сейчас можешь мне поверить.

Глава 12

Весь вечер творилась какая-то чертовщина. Пожалуй, только выступление прошло благополучно. Аудитория, вопреки ожиданиям Розмари, оказалась маленькой — около тридцати молодых мужчин и женщин, артистов и их друзей. Правда, в недостатке ответственности и целеустремленности их было не упрекнуть, они вели себя так, будто все наравне с Розмари участвовали в публичном чтении, репетиции или хэппенинге. Театр располагался в четырехъярусном зале на первом этаже особняка, сцена уступала размерами амфитеатру «БД». Попытка втиснуть на такие крошечные подмостки «Лютера», даже максимально урезанного, — настоящий вызов обстоятельствам. Должно быть, внучка Дианиной подруги не из робкого десятка. Розмари ее не увидела — по словам помрежа Фила, бедняга легла в сент-винсентскую клинику лечить отошедшую сетчатку.

Благодаря содействию телефонной справочной службы Нью-йоркской публичной библиотеки Розмари удалось дословно цитировать Томаса Пейна[14] и Томаса Джефферсона[15]. Ее проповедь, адресованная новообращенным Зажигателям Свечей, заслужила бурные аплодисменты, после чего все толпились вокруг Розмари, просили автографы, и поздравляли, и говорили, что она прекрасно выступила и тому подобное. Энди сидел в последнем ряду на складном пластмассовом стуле, скрестив вытянутые ноги, сложив руки на груди и опустив голову. Джо, сидевший рядом с ним, улыбнулся Розмари и пихнул Энди локтем в бок.

Чертовщина творилась до и после.

Сначала в нескольких кварталах восточное на Кармин-стрит возник пожар — достаточно серьезный, чтобы привлечь к себе все ближайшие мобильные бригады телевидения.

В восемь тридцать, когда Фил сказал, что ждать больше нельзя и они будут сами записывать собрание на видеопленку, и все расселись, и ом поднял руки, призывая к тишине, — приехали полицейские машины.

И грузовик с подразделением саперов и собаками.

Оказывается, позвонил некий представитель организации со странным названием «Лютеране против Лютера» и взял на себя ответственность за взрыв бомбы, назначенный на девять часов. Голос был женский, вдобавок записанный на пленку. С вероятностью девяносто девять процентов это была ложная тревога, но пришлось немедленно эвакуировать здание и обыскать его от подвала до крыши. Извините, что поделаешь.

Джо был уже готов подогнать машину, но Розмари не на шутку завелась — подумать только, какой возмутительный эгоизм со стороны людей, называющих себя христианами! Взяв себя в руки и глядя на сочувственно настроенную публику, она решила, что речь послужит неплохим согревающим упражнением, репетицией более длинных выступлений перед более «трудной» аудиторией.

Энди пожал плечами.

— Ты начальник, — сказал Джо. Ей сказал, не ему.

Розмари позаимствовала у Фила телефон (он был молод, бодр, с широко посаженными синими глазами, как у Леи Фаунтин, и таким же безвольным подбородком) и перешла на ту сторону перегороженной турникетами, запруженной народом улицы под прикрытие витрины гастронома. Все остальные — Энди, Джо, Фил, артисты, половина жителей окрестных домов — считали мужчин и женщин, спускающихся с двух верхних этажей здания, которые арендовал «Домнникс Данджен».

"Двойная мораль? Ах ты, домовладелец, подлая крыса». Розмари гневно тряхнула головой. Она ждала, когда отговорит автоответчик Джуди.

— Это Розмари, — сказала она. — Ты дома? Должна быть дома. От башни до ее квартиры на Вест-Энд-авеню рукой подать.

— Мне к половине десятого никак не вернуться. — Розмари вытянула шею — посмотреть, кого там приветствует толпа. — Нас тут бомбами пугают. Десять — это вероятнее. Я позвоню портье, они передадут смене, которая заступает в семь, чтобы тебя пустили, если задержусь.

Она позвонила портье.

Но уже далеко за полдесятого она наконец уселась перед сочувствующей, отзывчивой, благожелательной аудиторией.

А потом снова началась чертовщина. Энди, собираясь втиснуться в черный «альфа-ромео» Джо, обнаружил новехонькую трехдюймовую царапину на левом крыле, в самом низу. Молчаливый и хмурый Джо обогнул квартал, въехал в гараж, вышел из машины, вновь представился охраннику — бритоголовому здоровяку с золотой серьгой в ухе — и предложил взглянуть на царапину. Охранник сказал, что видит ее впервые в жизни, однако Джо его уверения счел малоубедительными. В десять с лишком (и каким лишком!) Розмари наконец втолковала ему, что очень хочет в гостиницу, и если эта царапина так важна, то, по логике, пора завязывать с угрозами и звонить адвокату.

— Если?! — возмущенно переспросил Джо. — Если?!

Примерно в это же время на перекрестке Восьмой авеню и Тридцать девятой улицы прорвало водопроводную магистраль.

— Рози, уверяю, ты была великолепна, — начал Джо, когда они застряли в транспортной пробке между Тридцать второй и Тридцать третьей улицами. — Ни на секунду их не выпускала из кулачка.

— Я тебя умоляю! — Она замахала на него рукой. — Это самая дружелюбная публика в мире. Мне исключительно повезло. Я бы могла просто читать им телефонную книгу.

— Да брось, ты молодчина. — Джо постучал по приборной доске тыльной стороной ладони. — Правда, Энди?

— Правда.

Розмари повернула голову, покосилась на сына — тот сидел сзади, согнувшись в три погибели. По его шевелюре, скулам, бороде пробегали отблески фонарей.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Он ответил не сразу:

— Вообще-то не совсем. Надо бы перекусить… — Энди потер ладонью живот.

— Ox! — Розмари потянулась через спинку сиденья, дотронулась до другой его руки, лежащей на колене. — Надеюсь, это не из-за того пирога с ветчиной и сыром? — Думаю, нет.

— С ветчиной надо поосторожнее, — наставительно заявил Джо, вставляя кассету в плейер.

Вместе с медленным потоком транспорта они пересекли Тридцать третью улицу и поехали по Десятой авеню. Элла Фитцджеральд исполняла «Песенник Ирвинга Берлина»; Розмари прослушала больше половины кассеты. В одиннадцать с лишним «альфа-ромео» выбрался на Восьмую авеню и поехал через Сороковые. О Джуди Розмари не слишком беспокоилась — индианка спит на диване или, что вероятнее, возится с костяшками скрэббла, составляет анаграммы. «Жареные мулы»! Надо у нее выклянчить ответ, сегодня же, хоть на коленях, а то еще, чего доброго, Джуди исчезнет без следа. Обидно, столько времени пропало из-за этих дурацких десяти косточек!

— Ну, дальше все пойдет как по маслу, — сказал Джо.

— Поплюй через плечо.

— Сама поплюй. — Глядя в зеркальце заднего вида, он прижался к тротуару, затормозил. С воем, разбрасывая красные и белые сполохи, мимо промчалась полицейская машина, за ней вторая, тоже крутя мигалкой. Вой стих вдалеке. Элла Фитцджеральд пела, что, на ее взгляд, денек выдался прекрасный и все хорошо.

— Нет, Элла, вовсе не прекрасный, а черт знает какой, — произнесла Розмари, глядя на тающие вдали огни полицейской машины.

Разве не чудесный день?

Хлещет дождик в окно.

Уходить мешала лень,

А теперь все равно…

— Давайте послушаем новости, — предложила Розмари.

— А мне нравится это.

— Мне тоже. — Джо, глядя в зеркало, снова принял вправо и притормозил.

Розмари потыкала в приборную доску пальцем, понажимала кнопки.

— О-о! — простонал Джо. — Ладно. Средняя кнопка. И поаккуратнее.

Мимо с воем пронеслась «скорая помощь».

Розмари глубоко вздохнула и расслабилась на ковшеобразном сиденье.

Дикторша рассказывала о залитых водой подвалах Адской Кухни[16], об остановленных поездах метро. О пожаре на Уэст-Хьюстон-стрит — за четыре дня до Рождества два человека погибли, десять семей осталось без крова.

Розмари печально вздохнула и покачала головой. Мимо, сверкая мигалкой, проехала еще одна полицейская машина.

— Ты как?

— Да так себе.

— Энди, — сказала она, положив руку на спинку сиденья, а сверху опустив подбородок, — Фил тебе никого не напомнил?

Он промолчал.

— Лея Фаунтин. Глаза, челюсть…

— Да, ты права.

— Ого-го!

Она повернулась. «Альфа-ромео» остановился у светофора перед Коламбус-Секл. Впереди и слева кружились, мигали, сверкали красно-бело-янтарные огни.

— О, Боже… — произнесла она. Джо похлопал ее по бедру, прикрытому полой плаща.

— Возможно, ничего серьезного, — сказал он. И не убрал руку.

Энди рассмеялся:

— Бомбы боятся. «Лютеране против Лютера».

— Рада, что тебе лучше, — проговорила Розмари, косясь на полыхающие огни.

Джо убрал руку с ее бедра и врубил первую передачу.

— Что происходит? — спросил Джо через окно. Полицейский, пропустивший машину к воротам гаража, сгорбился и ответил:

— Убийство, больше ничего не знаю. Люблю вас, Розмари!

Они поехали по спиральному спуску — вниз, вниз, вниз. Джо остановил машину перед охранницей в форме, та обошла вокруг «альфа-ромео», нагнулась и отворила дверцу со стороны Розмари:

— Здравствуйте, Розмари. Вы так хорошо выглядите!

— Спасибо. — Опираясь на руку охранницы, Розмари вышла до смешного низкой, подчеркнуто спортивной машины.

"Странно. Казалось бы, мужчина в летах…» Прочитав вышитое на груди имя, она сказала:

— Спасибо, Киша. — И показала наверх. — Вы ничего не знаете о…

У Киши округлились карие глаза, она наклонилась к Розмари.

— Убита женщина, — сказала она. — В вестибюле, в бутике. Столько кровищи!

У Розмари перехватило дыхание.

— Где, говорите? — Энди, наполовину выбравшийся из своей щели» смотрел вверх. Розмари протянула ему руку.

— В бутике, — ответили они с Кишей хором. Он выпрямился, нахмурился.

— Что случилось? — спросил Джо, стоя по другую сторону машины.

— Женщину убили, — ответила Киша, обходя вокруг капота «альфа-ромео». — В бутике. А в чьем, не знаю.

— Хочу подняться, — проговорила Розмари. — Энди, ты иди прямо к себе, прими что-нибудь и ложись в постель. Очень плохо выглядишь. У тебя есть что-нибудь от желудка?

— Ничего, и так оклемаюсь, — сказал он. Она дотронулась до его лба, подержала ладонь, глядя в сторону и хмурясь. Он стоял неподвижно, смотрел на нее.

— Температуры нет. — Розмари опустила руку, посмотрела ему в лицо. — Но все равно, прими два аспирина. Чай у тебя хоть найдется? Завари или закажи внизу.

— Ты и правда была на высоте. Даже и не такую добрую публику проняло бы.

— Похвала мастера, — улыбнулась она. — Дорогого стоит, мерси. Сделай, как я сказала.

Она проводила сына до двери с табличкой «Вход только по служебным пропускам», поцеловала в щеку. Он провел карточкой в пазу электронного замка. Джо встал у косяка и удерживал дверь, пока Энди с помощью карточки вызывал лифт.

В кабине Энди повернулся к матери и шоферу.

— Малыш Джо, спасибо за «колеса», — сказал он. И улыбнулся матери.

Дверные створки капсулы сомкнулись.

— Ну и вечерок, — вздохнула Розмари. — Я с ног валюсь.

— Я тоже, — кивнул Джо.

Они взялись за руки и пошли к лифтам.

— Такая медленная езда — просто убийство, — сказал он. — Чудовищно действует на нервы.

— Интересно, кто она, эта бедная женщина? — Розмари содрогнулась.

— Завтра узнаем. Интересно, в чьем бутике это случилось? Торговцам такая известность только на пользу.

Джо дотронулся до кнопки вызова лифта. Они поцеловались.

— Ты молодчина, — сказал он.

— Спасибо. И спасибо за то, что нас возил. А за царапину прости.

— Ну вот, напомнила!..

Выйдя из кабины лифта, Розмари увидела Луиса — он сидел за конторкой, прижимал к уху телефон, давил на кнопки и отрицательно покачивал головой.

— Такое впервые, — пожаловался он Розмари, кладя телефон и вставая. — Все линии заняты. Это правда? Убийство в модной лавке?

— Я не видела, — сказала она. — Говорят, женщина. Он перекрестился.

— Вы ко мне пустили Джуди Харьят? — спросила Розмари.

— Дэннис передавал, но она еще не показывалась.

Секунду Розмари непонимающе смотрела на него, затем сказала: «Спасибо», повернулась и пошла по коридору, доставая карточку из ридикюля.

— Вы ее еще ждете?