Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Ребенок Розмари (№1) - Ребенок Розмари (пер. В. Терещенко)

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Левин Айра / Ребенок Розмари (пер. В. Терещенко) - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Левин Айра
Жанр: Ужасы и мистика
Серия: Ребенок Розмари

 

 


В пятницу вечером квартира уже принадлежала им, встретив новых хозяев пустотой высоких потолков и непривычной темнотой, в которую они вступили с зажженным фонариком и магазинными пакетами, прислушиваясь к эху, несущемуся из дальних комнат. Они включили кондиционеры и отдались наслаждению красотой ковра, каминов и трюмо, долго восхищались кранами в ванной, дверными ручками, петлями, карнизами, полами, плитой, холодильником, подоконниками и видом из окон. Поужинав прямо на ковре бутербродами и пивом, продумали, что куда ставить, при этом Ги производил замеры, а Розмари рисовала. Потом, снова на ковре, закрыв тряпкой лампу, разделись и занимались любовью в ночном свете незашторенных окон.

– Ш-ш-ш! – громко шипел Ги, широко раскрыв глаза от притворного ужаса. – Я слышу, как жуют сестры Тренч!

Розмари больно стукнула его по голове.

Они купили диван и огромную кровать, кухонный стол и два стула с изогнутыми ножками. По телефону договорились с рабочими о перевозке.

Маляры пришли в среду, восемнадцатого. Они штукатурили, грунтовали, красили, замазывали трещины и ушли только в пятницу, двадцатого, оставив на стенах ровные слои красок, точь-в-точь совпадающих с образцами Роз-мари. Позже пришел один-единственный обойщик, долго чем-то гремел и оклеил спальню.

Они звонили по разным магазинам, затем рабочим, дозвонились и до матери Ги в Монреаль. За неделю им удалось приобрести красивый старинный сервант, обеденный стол, тумбочки для аппаратуры, новые тарелки и столовое серебро. Они были в упоении. Год назад Ги снялся в целой серии телерекламы, которые все еще показывали каждый день, что уже принесло ему восемнадцать тысяч долларов и продолжало давать доходы.

Повесив шторы и оклеив пленкой полки, Розмари и Ги расстелили ковер в спальне и белую виниловую дорожку в коридоре. Провели телефон с тремя дополнительными розетками, оплатили счет за старую квартиру и оставили на почте свой новый адрес.

И 27 августа, в пятницу, они переехали. Джоан и Дик Джеллико прислали в подарок большой цветок в горшке, а агент Ги – такой же, но поменьше. От Хатча пришла телеграмма:

«Брэмфорд превратился из дурного дома в хороший, потому что одна из табличек на его дверях гласит:

Р, и Г. Вудхаус».

Глава 3

Теперь Розмари стала очень занятой и была этим счастлива. Она купила и повесила занавески, отыскала для гостиной люстру в викторианском стиле, красиво разместила на кухне многочисленные кастрюльки и сковородки. Как-то она обнаружила, что доски в стенном шкафу коридора – это полки, которые легко вставляются на деревянные штыри. Она оклеила доски полосатой бумагой и, когда Ги вернулся домой, продемонстрировала ему аккуратный шкаф для белья. Рядом с домом, на Шестой авеню, находился супермаркет и китайская прачечная, куда можно было отдавать простыни и рубашки Ги.

У Ги тоже хватало дел, и он уходил на работу каждый день, как и подобает мужчине. После Дня труда[1] вернулся в город его наставник по вокалу. Ги занимался с ним каждое утро, а днем ходил на пробы для реклам и телеспектаклей. За завтраком он особенно нервничал, читая театральные объявления в газетах: все разъезжались на съемки; тот играл в «Небоскребе», этот – в «Черт побери, кошка!». А еще снимали «Невозможные годы» и «Жаркий сентябрь», и только он один-одинешенек остался здесь со своими рекламами. Но Розмари верила, что очень скоро и ему предложат что-нибудь стоящее, и спокойно ставила перед ним кофе и так же спокойно просматривала страницы газеты.

Будущая детская пока что представляла собой рабочий кабинет с пустыми стенами и мебелью, привезенной со старой квартиры. Бело-желтые обои решено было заказать позже. Их образец лежал в альбоме Пикассо вместе с рекламой комодов и детских кроваток.

Розмари написала письмо брату Брайану, чтобы поделиться своим счастьем. Никто больше в семье не оценил бы этого. Они все казались врагами – родители, братья, сестры никогда не простят ей брака с протестантом. И тем более не простят того, что она не венчалась в церкви, что у ее свекрови было два развода, а теперешний муж – еврей, с которым она живет в Канаде.

Приготовив цыпленка, Розмари испекла кофейный торт и целое блюдо сливочного печенья.

Розмари и Ги услышали Минни Кастивет прежде, чем познакомились с ней. Ее громкий голос со среднезападным акцентом отчетливо звучал и в их спальне: «Роман, подойди к кровати! Уже двадцать минут двенадцатого!» И через пять минут снова: «Роман! Принеси мне попить, когда придешь!» – Не знал, что кто-то до сих пор еще снимает кино про мамашу и папашу Кеттл, – сказал Ги, и Розмари неуверенно рассмеялась. Она была на девять лет моложе Ги и не всегда понимала, что он хочет сказать.

Они познакомились с Гоульдами из квартиры 7F, приятной пожилой парой, потом с Брюнами и их сыном Вальтером – все они говорили с легким немецким акцентом и жили в квартире 7С. Они здоровались также с Келлогами из 7J, с мистером Стайном из 7Н и господами Дубином и де Вором из квартиры 7В. (Розмари сразу узнала все фамилии, читая их на табличках возле дверных звонков и на конвертах писем, которые лежали у дверей – она не испытывала от этого угрызений совести.) Каппы из 7D не появлялись и не получали писем, наверное еще не вернулись из летних отпусков, а Кастиветов из 7А пока было только слышно («Роман! Где Терри?»), но не видно. Они, видимо, были затворниками или выходили только по ночам (дверь их располагалась напротив лифта), зато они получали письма из многих мест, что очень удивляло Розмари: из Гавика (Шотландия), Лагника (Франция), Виктории (Бразилия), Песснока (Австралия); выписывали и «Лайф», и «Лук».

Розмари и Ги так и не обнаружили никаких следов ни сестер Тренч, ни Адриана Маркато, ни Кита Кеннеди, ни Перл Эймс, ни их современных последователей. Дубин и де Вор были гомосексуалистами, все же остальные казались вполне нормальными.

Почти каждый вечер они слушали западный выговор из соседней квартиры, которая, как догадывались Розмари и Ги, раньше была составной частью их собственной. «Нельзя быть уверенным на все сто процентов! – спорила женщина, и тут же добавляла: „Если уж важно мое мнение, то ей вообще не надо ничего говорить – нет МОЕ мнение!“ Однажды в субботу вечером у Кастиветов были гости. Пришло около десяти человек, они шумно разговаривали, а потом пели. Ги сразу же заснул, а Розмари пролежала до двух ночи, слушая их нестройный хор и звуки флейты или кларнета, сопровождавшие пение.

Раз в четыре дня Розмари все же вспоминала об опасениях Хатча – ей всегда становилось не по себе, когда приходилось спускаться в подвал, чтобы постирать вещи.

Служебный лифт сам по себе был не очень приятным – маленький, без лифтера, он жутко дребезжал и перемещался рывками. А подвал со старым кирпичным полом был и вовсе ужасным местом: шаги отдавались гулким эхом, слышались хлопки невидимых дверей, а вдоль стен, отвернувшись, стояли брошенные холодильники, застыв под светом ярких ламп в проволочных каркасах.

Именно здесь, вспоминала Розмари, не так давно нашли мертвого ребенка, завернутого в газету. Чей это был ребенок и как он умер? Пойман ли виновный, наказан ли? Она хотела пойти в библиотеку и прочитать об этом в газете, как поступил Хатч, но тогда все стало бы еще реальнее и страшнее, чем было сейчас. Точно знать место, где нашли труп; может быть, ходить по этому месту от лифта и обратно – все это стало бы для нее невыносимым. «Не обращать внимания и постепенно забыть, – решила она. – Все проклятый Хатч со своими добрыми намерениями!..» Из этой прачечной получилась бы неплохая тюрьма: кирпичные стены, лампочки в железных каркасах и ячейки в стенах, закрытые проволочными дверями. Здесь стояли машины и сушилки, работающие за деньги, а в запертых ячейках – личные агрегаты, Розмари приходила сюда в выходные или же после пяти вечера. В рабочие дни по утрам здесь обитала целая ватага прачек-негритянок, которые гладили белье и переговаривались между собой. Когда же она один раз появилась тут в их присутствии, те сразу неловко притихли. Розмари попыталась улыбнуться и хотела остаться незамеченной, но тишина продолжалась, и она почувствовала себя неуютно в обществе негров. Однажды, на третьей неделе их жизни в Брэмфорде, в четверть шестого вечера Розмари сидела внизу, читала «Нью-Иоркер» и собиралась уже добавить в воду смягчитель, чтобы начать полоскать белье, как вдруг в подвал вошла девушка примерно ее же возраста. Она была темноволосая, с милым личиком, и к своему огромному удивлению Розмари обнаружила, что это Анна Мария Альбергетти. На ней были белые сандалии, черные шорты и шелковая кофточка абрикосового цвета. В руках она несла пластиковую желтую сумку с грязным бельем. Быстро кивнув в сторону Розмари, она прошла к стиральной машине и принялась загружать белье.

Анна Мария Альбергетти, насколько было известно Розмари, не жила в Брэмфорде, но она могла приехать к кому-нибудь в гости и помочь по хозяйству. Однако, когда Розмари пригляделась повнимательнее, то увидела, что ошиблась: у девушки был слишком длинный и острый нос и иные черты лица, а также другая походка. Тем не менее сходство казалось удивительным – и тут Розмари заметила, что девушка закрыла машину и смотрит на нее с вопросительной и растерянной улыбкой.

– Извини, – торопливо произнесла Розмари. – Я думала, что ты – Анна Мария Альбергетти, поэтому так и уставилась. Прости.

Девушка покраснела, снова заулыбалась и опустила глаза.

– Это со мной часто происходит. Не надо извиняться. Люди принимают меня за Анну Марию постоянно, с самого детства, когда она снялась в своей первой роли в фильме «А вот и жених». – Девушка посмотрела на Розмари, все еще красная, но уже без улыбки. – Я-то вообще не вижу никакого сходства. Я тоже итальянка, как и она, но между нами нет физического сходства.

– Есть и еще какое, – заметила Розмари.

– Может быть, – ответила девушка. – Мне все говорят. Но я этого не нахожу. Хотя мне и хотелось бы, если честно.

– Ты ее знаешь? – спросила Розмари.

– Нет.

– Просто ты назвала ее Анна Мария, вот я и подумала…

– Нет, я просто всегда ее так называю. Наверное, из-за того, что мне приходится часто о ней вспоминать. – Она вытерла руку о шорты, потом протянула ее вперед. – Меня зовут Терри Джоноффрио. Я точно не помню, как пишется моя фамилия, поэтому даже не переспрашивай.

Розмари улыбнулась и пожала ей руку.

– А я Розмари Вудхаус. Мы здесь недавно живем, а ты?

– Я здесь вообще не живу. Я из квартиры мистера и миссис Кастивет, на седьмом этаже. Я вроде бы как их гостья, уже с июня. А ты их знаешь?

– Нет, но наша квартира рядом, раньше это была одна большая квартира.

– Боже мой! – воскликнула Терри. – Так вы и есть те самые жильцы, которые заняли квартиру этой старушки! Миссис… ну, той, которая умерла!

– Гардиния?

– Точно. Она была хорошая подруга Кастиветов. Выращивала травы и разные другие растения и приносила их миссис Кастивет для готовки. Розмари кивнула.

– Когда мы первый раз смотрели квартиру, одна из комнат вся была уставлена горшками.

– А теперь, когда она умерла, миссис Кастивет сделала себе миниатюрную оранжерею на кухне и все выращивает сама.

– Извини, мне надо добавить смягчитель. – Розмари встала и вынула из пакета бутылочку.

– А знаешь на кого ТЫ похож? – спросила Терри.

– Нет, – ответила Розмари, отвинчивая крышку. – На кого?

– На Пайпер Лори. Розмари рассмеялась.

– Не может быть! Мне это так смешно, потому что мой муж ухаживал за Пайпер Лори, пока та не вышла замуж.

– Ты не шутишь? В Голливуде?

– Нет, здесь. – Розмари налила в колпачок смягчителя. – Терри помогла открыть дверцу машины. Розмари поблагодарила и принялась размешивать жидкость.

– Так твой муж актер? – спросила Терри.

Розмари самодовольно кивнула, закрывая бутылочку.

– Ты не шутишь? Как его зовут?

– Ги Вудхаус. Он играл в «Лютере» и в пьесе «Никто не любит альбатроса», а еще у него куча ролей на телевидении.

– Слушай, да я целыми днями смотрю телевизор. Спорим, что я его видела!

Где-то наверху послышался звук разбивающегося стекла – бутылки или окна.

– Ох ты! – воскликнула Терри. Розмари сжалась и боязливо покосилась на входную дверь:

– Ненавижу этот подвал!

– Я тоже, – отозвалась Терри. – Я так рада, что ты здесь. Если бы я была одна, я бы умерла от страха.

– Наверное, рассыльный уронил где-то бутылку, – предположила Розмари.

– Слушай, а можно приходить сюда все время вдвоем? Ведь ваша дверь напротив служебного лифта, да? Я позвоню тебе, и мы спустимся вместе. А сначала можно договориться по внутреннему телефону, – предложила Терри.

– Это было бы здорово, – обрадовалась Розмари. – Я так не люблю ходить сюда одна!

Они рассмеялись, попытались еще что-то сказать, но, не найдя нужных слов, рассмеялись еще громче.

– У меня есть талисман; может быть, он будет спасать нас обеих? – Терри оттянула воротник кофточки и вынула блестящую цепочку, показывая ее Розмари. На цепочке висел филигранный серебряный шарик не больше дюйма в диаметре.

– Какой красивый!

– Правда? – обрадовалась Терри. – Мне его подарила позавчера миссис Кастивет. Ему триста лет. А то, что внутри, она сама вырастила в оранжерее. Это приносит счастье. По крайней мере, должно приносить.

Розмари начала внимательно разглядывать шарик, который Терри держала между большим и указательным пальцами. Он был наполнен серовато-зеленым пористым веществом, выпирающим из отверстий. Неприятный запах заставил Розмари отпрянуть.

Терри снова засмеялась.

– Мне тоже этот запах не очень нравится. Но главное, чтобы он срабатывал!

– Красивый талисман, – сказала Розмари? – Ничего подобного в жизни не видела.

– Это из Европы. – Терри прислонилась к машине и с удовольствием принялась рассматривать шарик, поворачивая его в руке. – Кастиветы – самые замечательные люди на всем белом свете. Они меня в буквальном смысле подобрали на улице. Я отключилась на Восьмой авеню, и они принесли меня сюда и приняли, как мать и отец. Вернее, как бабушка и дедушка.

– Ты была больна? – спросила Розмари.

– Мягко говоря, да. Я умирала от голода, сидела на наркотиках и делала еще черт знает что, о чем теперь даже вспоминать тошно, а мистер и миссис Кастивет меня полностью реабилитировали. Они помогли мне поправиться, отвыкнуть от героина, накормили, одели и теперь обо мне заботятся. Я получаю прекрасное питание, всякие витамины, и даже хожу к врачу на осмотры. И все потому, что у них нет детей. Я для них как дочка, понимаешь?

Розмари кивнула.

– Сначала я думала, что, может быть, у них есть какие-то тайные намерения, – продолжала Терри. – Но они – как настоящие бабушка и дедушка. Они хотят отправить меня учиться на секретаря, и я им потом, конечно, верну деньги. Я сама даже школу не закончила, но это можно наверстать.

Она опустила шарик назад.

– Приятно слышать, что есть еще такие люди, когда весь мир полон апатии и безразличия, – сказала Розмари.

– Немного таких, как мистер и миссис Кастивет, – ответила Терри. – Я бы сейчас уже не жила, если бы не они. Это уж точно.

– А у тебя разве нет семьи или кого-то, кто мог бы помочь?

– У меня брат на флоте. Но о нем лучше не говорить.

Розмари перенесла свое белье в сушилку и подождала, пока Терри закончит со своим. Они поговорили о маленькой роли Ги в «Другом мире» («Конечно же, я его помню! Так ты замужем за НИМ?»), о прошлом Брэмфорда (Терри ничего об этом не знала) и о предстоящем визите в Нью-Йорк Папы Римского Павла. Терри, как и Розмари, была католичкой, хотя и не ходила в церковь, но очень хотела достать билет на мессу на стадион Янки. Когда все было выстирано, девушки поехали в служебном лифте на седьмой этаж. Розмари пригласила Терри посмотреть квартиру, но та сказала, что ей неудобно опаздывать – Кастиветы садились за стол ровно в шесть. Пообещала позвонить по внутреннему телефону попозже вечером, чтобы вдвоем спуститься в подвал за высушенным бельем.

Ги был уже дома. Он что-то жевал и смотрел фильм с участием Грейс Келли.

– Наверное, уже все перестирала, – предположил он. Розмари рассказала ему о Терри и Кастиветах и о том, что Терри видела его в «Другом мире». Он сделал вид, что не обратил на это внимания, хотя был польщен. Оказалось, что Ги не в духе – похоже, роль в новой комедии достанется не ему, а его сопернику Дональду Бомгарту; они готовились на нее вдвоем и сегодня состоялось прослушивание.

– Бог ты мой, – ворчал он. – Что это за имя такое – Дональд Бомгарт? – Его собственное имя раньше было Шерман Педен.

В восемь часов Розмари и Терри забрали белье из сушилки, и Терри пришла посмотреть квартиру и познакомиться с Ги. Она опять раскраснелась и очень волновалась. Видя это, Ги рассыпался в комплиментах, быстро сбегал за пепельницей и услужливо поднес ей спичку. Терри никогда раньше не была в этой квартире; миссис Гардиния и Кастиветы поссорились незадолго до того, как она появилась в доме, а потом миссис Гардиния впала в кому, из которой так и не вышла.

– Симпатичная квартира, – сказала Терри.

– Будет еще лучше, – заверила Розмари. – Мы еще и половину мебели не перевезли.

– Наконец-то вспомнил! – вскрикнул Ги и, хлопнув в ладоши, победно указал на Терри: – Анна Мария Альбергетти!

Глава 4

От Хатча пришел подарочный сверток: высокое ведерко для льда из тикового дерева с ярко-оранжевыми полосками. Розмари сразу же позвонила ему и поблагодарила за подарок. Он видел квартиру после того, как ее отделали рабочие, но с тех пор больше там не был, поэтому она сообщила, что стулья привезут только через неделю, а диван запаздывает на месяц.

– Только, ради Бога, не надо меня развлекать, – сказал Хатч. – Как у вас идут дела? Розмари все подробно доложила.

– И соседи у нас вполне нормальные, – заявила она. – Ну, кроме нормальных гомосексуалистов – их тут двое, – а напротив, через коридор, живет милая пожилая парочка по фамилии Гоульд, они в Пенсильвании разводят персидских кошек. Так что мы можем приобрести котенка в любое время.

– Они линяют, – пробурчал Хатч.

– Есть еще одна пара, мы с ними пока не знакомы, но они приютили у себя девушку, которая раньше была наркоманкой, и полностью ее вылечили, а теперь собираются отправить ее в школу учиться на секретаря.

– Похоже, что вы всем очень довольны. Я рад.

– Подвал немного страшный, – продолжала Розмари, – и я вас проклинаю каждый раз, когда туда спускаюсь.

– Но почему же меня?

– Из-за ваших рассказов. – Если ты имеешь в виду те, которые я пишу, то за них я и сам себя проклинаю, а если те, что я тебе пересказал, тогда точно так же можно ругать пожарную сирену за пожар или бюро прогнозов за тайфун. Розмари успокоилась и добавила:

– Но теперь станет получше. Со мной будет ходить туда та девушка, о которой я говорила.

– Похоже, вы распространяете добро, как я и предполагал, по всему дому, и он уже больше не страшен. Используйте ведерко, и передавай от меня привет Ги.

Появились Каппы из квартиры 7D. Полные супруги, вероятно, за тридцать, с любопытной двухгодовалой дочкой Лизой.

– Как тебя зовут? – спросила Лиза у Розмари. – Ты уже съела сегодня яйцо? А кукурузные хлопья? А «Капитана Кранча»?

– Меня зовут Розмари. Яйцо я съела, а капитана Кранча еще нет. А кто это? Я никогда раньше о нем не слышала.

Вечером 17 сентября, в пятницу, Розмари с Ги и еще две пары пошли на просмотр пьесы «Миссис Дэлли», а потом в гости к фотографу Ди Бертиллону в его студию на западной Сорок восьмой улице. Бертиллон начал спорить с Ги по поводу найма иностранных актеров: Ги считал, что это правильная политика, а Бертиллон – наоборот. И хотя другие гости попытались весь этот разговор перевести в шутку, Ги и Розмари ушли рано, в половине первого.

Ночь была свежая и приятная, и они решили прогуляться. У самого угла Брэмфорда они сразу же заметили на тротуаре человек двадцать, собравшихся полукругом возле одной из машин. Рядом стояли две полицейские машины с работающими мигалками на крышах.

Розмари и Ги зашагали быстрее, взявшись за руки и предчувствуя недоброе. Машины на дороге немного притормаживали; из-за голов горгулий, украшавших окна Брэмфорда, выглядывали люди. Ночной сторож Тоби вышел из дверей дома с коричневым одеялом, которое у него тут же забрал полицейский.

Крыша «фольксвагена», вокруг которого толпились люди, была смята, ветровое стекло разбито вдребезги.

– Умерла, – сказал кто-то, а другой голос добавил: – Я посмотрел наверх, и мне показалось, что какая-то огромная птица ринулась вниз – орел или что-то в этом роде.

Розмари и Ги привстали на цыпочки, заглядывая через плечи зевак.

– Отойдите назад, – приказал полицейский.

Люди расступились, полицейский в спортивной рубашке прошел вперед. На тротуаре лежала Терри и смотрела в небо одним глазом, другая половина ее лица превратилась в кровавое месиво. Ее накрыли коричневым одеялом, на котором сразу же проступили красные пятна.

Розмари пошатнулась, закрыла глаза и машинально перекрестилась. Она крепко стиснула зубы, испугавшись, что ее сейчас вырвет.

Ги сморщился и шумно втянул в себя воздух.

– Господи, – простонал он. – Боже ты мой! Полицейский повторил:

– Отойдите назад, пожалуйста.

– Мы ее знаем, – сказал Ги.

Второй полицейский повернулся к ним.

– Как ее звали?

– Терри.

– Терри? А как дальше? – Этому голубоглазому полицейскому на вид было лет сорок, и он уже изрядно вспотел.

– Ро, как ее звали? Терри, а дальше? – переспросил Ги.

Розмари открыла глаза и сглотнула.

– Не помню. Какая-то итальянская фамилия, очень длинная, начинается на «дж». Она даже шутила, что эту фамилию трудно писать.

– Она жила в семье Кастивет, в квартире 7А, – сообщил Ги голубоглазому полицейскому.

– – Мы это уже выяснили.

Подошел еще один полицейский, держа в руке листок желтоватой бумаги. Позади него, поджав губы, стоял мистер Миклас. На нем поверх полосатой пижамы был накинут плащ.

– Коротко и ясно, – сказал подошедший полицейский голубоглазому и протянул ему листок. – Она прилепила это к окну пластырем, чтобы ветер не унес.

– Там кто-нибудь есть? Полицейский покачал головой.

Голубоглазый прочитал записку, в задумчивости шумно выпуская воздух сквозь зубы.

– Тереза Джоноффрио, – произнес он, как настоящий итальянец.

Розмари кивнула.

– В среду вечером мы бы и не подумали, что у нее в голове такие невеселые мысли, – сказал Ги.

– Очень грустные мысли, – согласился полицейский, раскрыл папку для бумаг, вложил в нее записку и закрыл.

– Вы разве знали ее? – спросил мистер Миклас у Розмари.

– Немного, – ответила она.

– Ну да, конечно, – спохватился мистер Миклас. – Вы ведь тоже с седьмого этажа.

– Ну ладно, дорогая, пойдем наверх, – предложил Ги.

– А вы не знаете, где можно отыскать этих Кастиветов? – остановил их полицейский.

– Понятия не имею, – ответил Ги. – Мы с ними даже не знакомы.

– В это время они обычно бывают дома, – сказала Розмари. – Мы их слышим через стенку. У нас спальни рядом.

Ги положил руку Розмари на плечо.

– Ну, пойдем, дорогая.

Они кивнули полицейскому, мистеру Микласу и направились к дому.

– А вот и они, – сказал мистер Миклас.

Розмари и Ги остановились и обернулись назад. Из города, откуда они только что пришли сами, появилась пара: высокая полная женщина с седыми волосами и столь же высокий худой мужчина с шаркающей походкой.

– Это Кастиветы? – спросила Розмари.

Мистер Миклас кивнул.

Миссис Кастивет была в светло-голубом платье и в белоснежных перчатках, таких же туфлях, шляпке и с сумочкой. Она заботливо вела под руку своего мужа. Тот был одет великолепно: в льняную куртку с полосками всех цветов, красные брюки, на шее – розовый бант, а на голове – серая широкополая фетровая шляпа с розовой лентой. Ему было лет семьдесят пять или больше, ей – под семьдесят. Они ускорили шаг, вопросительно улыбаясь. Навстречу им двинулся полицейский, и улыбки их сразу исчезли. Миссис Кастивет что-то взволнованно сказала, а ее муж нахмурился и покачал головой. Его тонкие губы были ярко-розовые, будто накрашенные помадой, щеки бледные, маленькие глазки блестели. В лице миссис Кастивет выделялся большой нос и пухлая нижняя губа. Она была в очках в розовой оправе, и цепочка от них свисала у сережек с искусственным жемчугом.

– Вы и есть Кастиветы с седьмого этажа? – спросил полицейский.

– Да, это мы, – сухо и с достоинством ответил мистер Кастивет.

– С вами живет девушка по имени Тереза Джоноффрио?

– Да, – сказал мистер Кастивет. – А что случилось? Что-нибудь с ней произошло?

– Подготовьтесь к самому худшему. – Полицейский немного помолчал и произнес: – Она умерла. Покончила жизнь самоубийством. – Подняв руку, он большим пальцем указал через плечо. – Она выпрыгнула из окна.

Старики смотрели на него с тем же выражением на лицах, что и минуту назад, будто он еще ничего не сказал, потом миссис Кастивет шагнула в сторону, увидела окровавленное одеяло, выпрямилась и снова взглянула ему в глаза.

– Это невозможно, – громко произнесла она таким же голосом, как и «Роман-принеси-мне-попить». – Это ошибка. Там под одеялом кто-то другой.

– Арти, дай этим людям взглянуть, пожалуйста, – попросил полицейский.

Миссис Кастивет твердой походкой прошла мимо него. Мистер Кастивет не двигался.

– Я знал, что это случится, – пробормотал он. – У нее начиналась глубокая депрессия через каждые три недели. Я замечал это и говорил жене, но она меня успокаивала. Она оптимистка и не хочет верить в то, что не всегда все происходит так, как ей бы хотелось.

Вернулась миссис Кастивет.

– Но это еще не значит, что она сама это сделала, – сказала она. – Терри была счастлива. У нее не было причин для самоубийства. Это скорее всего несчастный случай. Вероятно, она мыла окна и потеряла равновесие. Она всегда старалась сделать нам что-нибудь приятное – Она не могла мыть окна ночью, – возразил мистер Кастивет.

– Почему бы и нет? – рассердилась миссис Кастивет. – Может быть, и мыла!

Полицейский достал из папки записку и протянул им. Миссис Кастивет немного поколебалась, потом взяла записку, перевернула ее и прочитала. Мистер Кастивет вытянул шею и тоже прочел, шевеля тонкими губами.

– Эго ее почерк? – спросил полицейский. Мистер Кастивет кивнул.

– Точно. Совершенно верно.

Полицейский протянул руку, и миссис Кастивет отдала ему листок.

– Спасибо, – сказал он. – Потом вы получите ее назад Миссис Кастивет сняла очки, и они повисли на цепочке. Она закрыла глаза руками, не снимая перчаток.

– Я не верю этому. Я просто этому не верю. Она была так счастлива. Все тревоги были уже позади.

Мистер Кастивет положил ей руку на плечо, опустил глаза и покачал головой.

– Вы знаете ее родственников? – спросил полицейский.

– У нее никого не было, – ответила миссис Кастивет. – Она была совсем одна. У нее никого не было, кроме нас.

– Разве у Терри не было брата? – удивилась Роз-мари.

Миссис Кастивет надела очки и внимательно посмотрела на нее Мистер Кастивет поднял глаза, было видно, как они засветились под полями шляпы.

– А разве был? – спросил полицейский.

– Она говорила, что был, – ответила Розмари. – Во флоте.

Полицейский посмотрел на Кастиветов. – Для меня это новость, – сказала миссис Кастивет, а ее муж добавил: – Для нас обоих.

– Вы знаете его звание или место, где он служит? – спросил полицейский у Розмари.

– Нет, – ответила она и обратилась к Кастиветам. – Она упомянула мне о нем на днях, в прачечной. Я Розмари Вудхаус.

– Мы живем в квартире 7Е, – объяснил Ги.

– Я чувствую то же, что и вы, миссис Кастивет, – призналась Розмари. – Она казалась такой счастливой, полной радости и планов на будущее. Она так хорошо отзывалась о вас и вашем муже, говорила, что благодарна вам за помощь, за то, что вы для нее сделали.

– Спасибо. Очень мило с вашей стороны поддержать нас в эту минуту. Нам стало немного легче.

– Вы больше ничего не знаете об этом брате, кроме того, что он во флоте? – настойчиво спросил полицейский.

– Это все, – подтвердила Розмари. – По-моему, она его не очень любила.

– Его будет легко найти, – предположил мистер Кастивет. – Фамилия Джоноффрио не так уж часто встречается.

Ги обнял Розмари, и они пошли к дому.

– Я так ошеломлена, и мне очень жаль ее, – сказала Розмари Кастиветам. – Очень жаль. Это…

– Спасибо вам, – перебила миссис Кастивет, а ее муж произнес какую-то длинную и непонятную фразу, из которой можно было разобрать только слова «ее последние дни».

Розмари и Ги поднялись наверх («Боже мой! – повторял ночной лифтер Диего. – Боже мой! Боже мой!»), печально посмотрели на дверь 7А, где теперь обитало привидение, и прошли по коридору в свою квартиру. Из соседней двери выглянул мистер Келлог и спросил, что происходит внизу. Они все рассказали.

Некоторое время они сидели на краю кровати и размышляли о том, какие у Терри могли быть причины для самоубийства. Наконец решили, что если когда-нибудь Кастиветы покажут им записку, то можно будет узнать, что же побудило ее совершить этот прыжок, свидетелями которого они чуть не стали. Хотя, добавил Ги, и содержание записки не всегда дает ответ, потому что его, наверное, не знала и сама Терри. Что-то приведшее к наркотикам и что-то толкнуло на самоубийство, но что именно – рассуждать уже поздно.


  • Страницы:
    1, 2, 3