– Пройдите в другой кабинет. Разберитесь с фактором. В двенадцать комиссия, не забудьте…
Я помог Щечкину сгрести со стола бумаги и провел в запасную процедурную. Там он, постепенно опять раскаляясь, поведал мне свою историю.
Щечкин Андрей Андреевич, изобретатель. Много патентов, многое внедрено, хотя большую часть, конечно, перехватили, уворовали, переиначили… Еще пятнадцать лет назад пришел к выводу, что существует единый комплексный фактор повышения производительности, вот этот самый человеческий, о котором теперь повсюду трубят, ни черта не понимая, а он искал, вычислял, выводил формулу. И вот наконец нашел. Вывел формулу настроения.
– Да, очень сложная штука это настроение… Вот, – сунул мне прямо в нос какой-то перфопергамент, – вот мое открытие. Переворотное. Революционное! – при этих словах Щечкин вспотел. – Оказалось, квадрат экстремума суперлабильного компонента супрастабильной характеристики пятого, самого главного факториала человеческой эмоциональности по всем параметральным диапазонам совпадает с метачастотностью и ортогустотностью смеха. Обыкновенного смеха, взятого, конечно, в статистическом бетаконтинууме. Это грубое упрощение, вы меня извините, это я только для вас так вульгарно.
Идея, к сожалению, нуждается в профанации, иначе она не овладевает массами. Ну так вот, встал вопрос о создании смехотрона. Необходим смеховолновой генератор, воздействующий на соответствующие мозговые центры. Имея такой прибор, можно… Ну вам ясно, что можно. За какие-то три минуты в сутки обойтись без… Ну вам ясно, без чего и без кого обойтись. Экономический эффект колоссальный, уже вычислено, достаточно всего шести секунд облучения всего лишь четырнадцатью ультрапараметральными компонентами для поддержания оптимального рабочего тонуса любого индивида в течение восьми с половиной часов.
Что еще нужно?… Ничего, только поставить соответствующий прибор в соответствующей проходной. И включать. Первая модель представляла собой довольно громоздкий шкаф с выдвижными пультами. Все это потом миниатюризировалось до вот такой милой штучки…
Щечкии ловким движением выхватил из кармана мегаллоидную коробочку.
– К сожалению, сейчас нет возможности продемонстрировать, отказал сорок второй диод в восемнадцатом фазообразователе.
В следующий раз обязательно, вы напомните. Ну так вот, а надо еще добавить, что дела в нашем кабэ уже энный год прямо-таки из рук вон…
– Энный год? – перебил я. – Не с того ли дня… Не со времени ли госпитализации…
– Ну вот именно! – Щечкин вскинулся в обнимательном импульсе. – Ну наконец-то! Вы меня понимаете. Наш дорогой, наш золотой, наш невероятный Иван Иванович! Это он! Это он!
– Что – он?…
– Смехотрон!
– ???
– Всегда, всегда он смеялся, всю жизнь! Для этого и родился, таким родился! Это же натуральный гений, чудо природы, я хотел сказать, чудо техники!
Для человека нет ничего полезнее человека.
Спиноза
– Да при чем тут техника? Человек он. Безобидный и симпатичный, смехом всех заражает. Но мера и в смехе нужна, согласитесь. Так смеяться без удержу, без передыху… Как же он жил?
– Так и жил. Смеялся и жил. Осуществлял свою жизненную функцию, вот и все. Осуществлял право на хорошее настроение. Ел, пил, спал, смеялся, в проходной нашей сидел, смеялся, проверял документы, смеялся, и мы смеяться все начинали. Работали целый день весело, домой уходили весело… Что тут непонятного?
– Все понятно.
– Право на хорошее настроение у человека нашего есть или нет?
– У нашего?… (Чуть было не показал пальцем на висок.) Есть, кто же спорит. А как… А где…
– Вы хотите спросить, где мы его откопали? Где нашли Ивана Иваныча нашего? Стопарев, замдирснаб наш, выписал из деревни, пристроил на вахту. Дядя он ему или земляк какой-то, теперь уже не узнать.
– Почему не узнать?
– Помер Стопарев. От инфаркта помер… В тот самый день, когда вы сцапали в психовозку и увезли в психушку нашего Ивана Ивановича.
– Мы его не цапали. Мы никого не цапаем. К нам привозят. И Оглоблина привезли по «скорой психпомощи», вбросили откуда-то с улицы.
– Боже мой… Ну конечно, представляете?… Идет человек, смеется вовсю, хохочет.
Милиционер видит, думает, пьяный или сумасшедший какой-нибудь опасный, задерживает, документы проверяет. Нет документов, а человек хохочет себе неизвестно над чем. Милиционер человека ведет в отделение. В отделении психовозку вызывают… Кто ж его вытолкнул-то на улицу, Ванюшу?
Кому не угодил, кому помешал?… А-а-а… Да, точно. Сам же сукин сын Стопарев, царствие небесное, он же сам. Поддатый, а поддавал часто, приставал: «Ты б, земляк, погулять сходил, бабу нашел бы, а то сидишь холостой», а Иван все хохотал…
А как поддавал покрепче, так норовил выпихнуть наружу из проходной, а Иван только хохотал и шныр-шныр обратно, на место вахтенное или в каморку свою, там у нас в подвальчике, там и жил… Ну понятно… И поделом покойничку, вы меня извините, с гениями не шутят.
Далее Щечкин принялся рассказывать об испытаниях непрерывно совершенствовавшихся смехотронных устройств.
Первая модель вызывала смех, но недолго, какая-то решающая характеристика необратимо исчезла. Вычислил, какая именно и почему
Новые модели, однако, несмотря на все меры, эффекта не возобновили, напротив, начались странные явления: испытуемые приходили то в тоскливое состояние, то в ярость, резко участились конфликты во всех отделах.
Стало неопровержимо ясно, что действует чья-то злонамеренная, завистническая, вредительская рука. Начался новый этап борьбы…
Я заскучал. Неуклюже темнит, заливает мозги жалким неправдоподобным научно-техническим псевдобредком, словно тоже напрашивается погостить тут у нас где-нибудь на угловой коечке…
Перебил:
– Чего же вы теперь хотите от Эндорфина… э-э… от Ивана Эндорфи… тьфу, Ивановича?
– Выписать.
– В качестве родственника?
– В качестве смехотрона.
– Мы в таком качестве никого не выписываем, для нас это больной. А ваш прибор-то на что?
– Моя модель будет совершенствоваться по образу и подобию, элементарно. Я давно вычислил, что смех Ивана Ивановича представляет собой абсолютно полный набор всех орто, мета и пара…
– Ясно, ясно, и мы как подойдем, ржать начинаем… Ладно, будем выписывать. Есть один вариант. Немножко бюрократии, множко даже. Опекунство придется оформить на вас по ходатайству учреждения. Честно говоря, нам тоже будет не хватать… Мы к Эндо… к Ивану Иванычу тоже уже… привыкли… тоже уже смехотронутые…
Щечкин взорвался и зарыдал, началась истерика. Я подошел к двери, чтобы отправиться за успокоительным, как вдруг он успокоился сам.
– Подождите… Все в норме… Вот что я делаю.
Опять вытащил свой смехотрон. Положил перед
собой на пол. Внимательно поглядел. Сказал: «Алла-бесмилла», подпрыгнул и раздавил ногой.
Из-под сплющенного футляра не вылезло ничего.
Внутри было пусто.
Слабым голосом Щечкин залепетал:
– Я вам все наврал. Все навыдумал. Никакой я не изобретатель. Я плакатист. Оформитель стендов. Научную фантастику люблю… Скучно жить мне. Смертельно скучно. И одиноко… Все время вспоминал нашего Ивана Иваныча. Стал наводить справки, искать. Нашел. Настроение поднялось. Смысл жизни дальнейшей появился: спасти, вызволить… Может быть, и себя… Спасти… Надо было придумать версию… Придумал… Оформил по типу документации… Добрался до вас… Добрался…
Согласно последующим клиническим исследованиям 100 взглядов на этот портрет Ивана Ивановича излечивают любую депрессию.
Примечательно: как только Ивану Ивановичу сообщили о выписке, предстоящей на следующий день, смеяться он перестал моментально – напротив того, заплакал, полились ручьем слезы. Все время, оставшееся до выписки, просидел тихо, в одной позе, обхватив себя скрещенными руками за плечи; ночью не сомкнул глаз, так что подумалось, не депрессия ли часом острая грянула. Отвечал на вопросы нормально, кратко и тихо. «Рады, что выписываетесь?» – «Рад». – «Домой хотите?» – «Хочу. Было б куда». – «А работать на прежнее место?» – «Возьмут – пойду». – «Щечкин, ваш друг, за вами придет. Обещал все для вас устроить, обязательство подписал». – «Спасибо ему». – «Почему больше не смеетесь?» – «Не смешно больше». – «А раньше все смешно было?» – «Смешно». – «Всю жизнь смешливый такой?» – «Всю жизнь». – «Выпишут, опять будете смеяться?» – «Смешно будет – буду».
Выписывали Оглоблина в морозный февральский день, одет он был как привезли, по-летнему. Щечкин принес ему потрепанную казенную телогрейку.
Иван Иванович, увидав его с телогрейкой в обнимку, опять прослезился, даже шатнуло его, встал и сел… Обычное выписное состояние, после таких затяжных отсидок некоторые наши хроники на пороге больницы в ступор впадают, пошевелиться не могут, а кто и падает без сознания.
Увел Щечкин Ивана Ивановича, поддерживая под руку и повторяя беспрерывно, как автомат: «Все нормальненько. Все нормальненько. Все нормальненько…» Иван Иванович оставался спокойным и серьезным. Я, по обычаю своему, из окна отделения провожал взглядом уходящих: от нас хорошо была видна посыпанная потемнелым песком аллея, ведущая к заснеженным больничным воротам, а после них к трамвайной остановке.
Думаю, мне не показалось, что, миновав ворота, Иван Иванович начал опять потихоньку трястись от смеха, зрение у меня до сих пор хорошее.
Норма робкого большинства
Воистину, всякому овощу свое время. Несколько лет советского времени лежал у меня этот рассказ об Эндорфине Ивановиче в загашнике – как раньше многозначительно говорили, «в столе» – без надежды увидеть свет. Пытался его всунуть в парочку прежних книг, да куда там: еще на подходе, до всяких главлитов, редакторы, похихикивая и ласково грозя пальчиками, вычеркивали…
Ну а сейчас вот, оторжавшись, спокойно, по-деловому проводим с коллегами обсуждение этого случая как клинико-социального феномена.
ОК – Этот ваш Эндорфин Иванович – шаровая молния в образе человека, какая-то другая психоэнергия, да?… Сперва мне показалось, что вы его просто выдумали.
ВЛ – А потом?…
ОК – Когда заплакал при выписке, поверила, что настоящий. Хотя и немыслимо, как можно всю жизнь, невзирая ни на какие внешние обстоятельства, без передыха хохотать, ржать. И почему, будучи таким неадекватным ржунчикам, все же нормально заплакал вдруг?
ДС – А мне показался придуманным, каким-то внежизненным Щечкин. Но тоже лишь до момента выписки: когда принес телогрейку, обрел плоть.
ВЛ – Психиатрический мир сюрреален, мне ли напоминать тебе…
ДС – Как и весь остальной мир. А какой окончательный диагноз поставили?
ВЛ – Как думаешь?
ДС – Все ту же шизофрению?
Другого диагноза непонятным пациентам просто не выставляли в те годы, да и теперь… Столь запредельная эйфория…
ВЛ – Зав и вправду настаивал на шизофрении, но я отстоял маниакально-депрессивный психоз (МДП, по-нынешнему БАР, биполярное аффективное рассстройство, см. стр. 48), затяжная маниакальная фаза – разумеется, для проформы, чтобы и дееспособность Ивана Ивановича под сомнение не поставить, и отделению лицо, с позволения сказать, сохранить. Хотя сам уверен был, что никакой болезни у Эндорфина нашего не было.
ОК – А что было?
ВЛ – Явление. Человек на особицу. Эйфориф.
ОК – То есть Штучкин, этот, то есть Щучкин, простите, Чуткий…
ВЛ – Щечкин…
ОК – Щечкин, стало быть, прав? Гений смеха, дар божий?
В Л – А почему бы нет? Дарований особых разве не бывает в природе?…
ДС – Встречаются люди, савантами их называют, умственно отсталые или душевнобольные, социально не приспособленные, с гениальными способностями к счету, к запоминанию, к слуховому или запаховому различению, к тонкому ручному труду или к музыке… Иногда – потрясающие телепаты и ясновидцы, как великий юродивый Корейша… Не из такой ли породы Иван Иванович?
ВЛ – Возможно – бывают ведь всякие врожденные гипертрофии, чрезмерные развития как всевозможных частей тела – носа, ног, ушей, эндокринных желез и прочих органов – так и разных мозговых центров. Центр смеха в мозгу есть, и похоже, у Ивана Ивановича он был сверхразвит…
ДС – Ага, а ежели так, то и непрестанно усиленно работал, искал и находил себе работу, как у иных – центр пищевой, центр сексуальный или антагонистический смеху центр плача…
ВЛ – …каку Максима Горького. Мой папа рассказывал, как однажды к ним в школу, прямо в класс пожаловал великий пролетарский писатель. Фотографировался с ребятами, по головкам гладил, слезами обильными поливал, папу тоже окропил… Половина класса плакала вместе с Алексеем Максимовичем, девчонки особенно и учительница.
ДС – Плач, как и смех, судорожно-заразителен…
ВЛ – Горький плакал часто и изобильно, плакал и от горя, и от небольших огорчений, и от радости, и от умиления, и от симпатии, и от хороших стихов, и от плохих даже, если их читал хороший человек… Все это регулярно происходило на людях, и все к этому так привыкли, что и представить себе Горького не плачущим уже не могли. «Был на вечере, видел Горького, взял автограф». – «А он заплакал?» – «Заплакал». – «Ну все в порядке».
ДС – А вот почему он так много плакал, кажется, никто не догадывался… В молодости Горький совершал попытки самоубийства… Был склонен, по нашему говоря, к психалгиям и депрессиям, это видно и по его молодым фотографиям… В это время он еще не был слезлив – много плакать стал только тогда, когда душевно уже укрепился и всю свою суицидальность отдал литературным героям.
ВЛ – Если бы не плакал, могло быть хуже…
ОК – В школе со мной учились две девчонки, одну с первого еще класса прозвали Хихишкой – хихикала почти не переставая, буквально в ответ на все, да и просто так, ни с того ни с сего. А другая была Плаксюша, Ксюша-Плаксюша.
Плакала постоянно, почти непрерывно в слезах. С одной рядом находишься – тоже смех берет, хихиканье подступает откуда-то из живота; а с другой – подступают слезы, хлюпать носом начинаешь, того гляди, заревешь. Обе такими и оставались все десять школьных лет, да и дальше, видела их на встрече одноклассников – все такие же… Кто же они – нормальные люди или больные?…
ВЛ – Варианты нормы, близкие к крайним значениям. В каждом классе пара таких найдется.
ДС – Представители крайней нормы имеют прописку и в патологии, когда крайности не уравновешены другими чертами, не вписаны в душевную целостность. Агрессивность и\или гиперсексуальность, ничем не сдерживаемые, производят преступников и маньяков.
ВЛ – Когда преступник поступает на экспертизу в клинику, то обычно оказывается, что случай «пограничный»: норма под сомнением или патология под вопросом.
ОК – А духовная патология существует?
ВЛ – Конечно. В том числе эстетическая.
ОК – Эстетическая патология, сирень пошлятина, по-моему, давно стала нормой нашей массовой культуры, равно как и патология нравственная – равнодушие и жестокость.
ДС – Тем удивительнее душевная сопротивляемость этой заразе у большинства людей, я настаиваю – все-таки у большинства.
ОК – У робкого большинства.
ДС – А вот это правда, увы. Но по плану о грустном не говорим… Лучше песенку споем.
ВЛ – Из моих антидепрессивных?
ДС – Ага. А потом потанцуем или вроде того…
Ay-песенка
Перемолвимся словечком, мой друг,
перестукнемся сердечком, мой друг,
перекликнемся в пустынной толпе,
ты мне голос подашь, я тебе:
припев:
ау-ау, зову тебя, зову,
подержись, мой друг, на плаву…
ау-ау, плыву к тебе, плыву
и во сне, мой друг, и наяву…
Мы глупы и одиноки, мой друг,
мы друг к другу так жестоки, мой друг,
исподлобья смотрим хмуро сопя,
потому что мы боимся себя.
припев
Нам глаза забила копоть, мой друг,
мы весь мир готовы слопать, мой друг,
а не надо ведь совсем ничего,
кроме взгляда твоего,
кроме взгляда моего,
твоего и моего, мой милый друг…
припев
Гравитанцы продолжаются: жонглотерапия, урок третий
ВЛ – А вот и мой жонглерский снарядик – мандарин со страницы 205.
ДС – А вот мое третье письмо Марине.
ОК – Поскольку ее здесь сейчас нет, придется уж мне мандарины в руки…
Из письма
…Ау, как настроение? Я хмог бы, впрочем, и не задавать тебе этого вопроса, потому что чувствую его и сам: оно улучшается, твое настроение. Это трудно объяснить, но почему-то, когда пишешь человеку письма, всецело о нем думая, письма от души, прямей говоря, – входишь в какое-то общение с его душой далее и без обратной связи или на каком-то другом, внезнако-вом уровне этой связи… Может быть, это и есть то, что называют телепатией. Похоже и на то, что получается, когда жонглирование становится твоей второй натурой, когда, занимаясь летающими предметами, можно думать о чем угодно еще…
Ну вот, пора двигаться дальше.
Второе Жонглерское Упражнение
Дуга-Переброс: продолжение
Итак, получилось сделать переброс? Хорошо получается дуга? Значит, пришло время соединить два отработанных элемента в неразрывную последовательность.
Берем мячик в ведущую руку. Выполняем элемент Дуга – мячик взлетает вверх под углом, и ловит его неведущая рука. Пойман?… Если нет – повторим…
Пусть теперь неведущая рука выполнит второй элемент упражнения – Переброс. Получилось? Мяч снова в ведущей руке? Повторяем сначала. Дуга. Переброс. Дута… Так до 50 раз и более – до полной легкости и непринужденности. Как всегда, выполняем Дугу-Переброс в обе стороны: первые 50 раз начинаем с ведущей руки, а вторые 50 раз – с неведущей. (Смотри рисунок на стр. 202.)
Наблюдайте за вашим телом, если хотите, чтобы ум работал правильно.
Рене Декарт Двойная Дуга-Переброс
Приостановимся теперь и оглянемся чуть назад. Пожалуйста, перечти мои предыдущие письма и спроси себя, свое тело – руки, глаза, голову – освоили ли они все, чем мы уже занимались? Есть ли ощутимая прибавка уверенности?
Если нет, то не грех пройти все с начала еще и еще раз, как продвинутый пианист не гнушается снова и снова начинать свои упражнения с самых простых гамм и трезвучий.
…Ну, вот, теперь, чувствую, какая-то уверенность уже появилась, и с радостью поведаю тебе, что мы с тобой уже почти вплотную приблизились к настоящему умению жонглировать.
В руках у нас наконец-то (ты, наверное, давно этого ждешь!) два мячика: по одному в каждой руке. Ведущей рукой начинаем выполнять элемент Дуга. Мяч летит под углом вверх и падает в неведущую руку, которая в этот момент уже свободна, ибо через четверть секунды после того, как ведущая бросила мяч по дуге, она уже начала выполнять Переброс и бросила второй мяч в уже свободную от первого мяча ведущую руку. (Для ясности сверяемся с рисунком на стр. 259)
Все понятно?… Понятно, но пока не выходит?… Ну вот – ура! Руки обменялись мячами! (А мозговые полушария – информацией.)
Повторяем теперь это действие – Двойную Дугу-Переброс не меньше ста раз. Чем больше, тем лучше. И это еще не все! Это только половина того, что нам сейчас нужно.
От ведущей к неведущей руке Двойная Дуга-Переброс выполняется уже довольно легко? Отлично. А теперь делаем то же самое наоборот: Двойная Дуга-Переброс от неведущей руки к ведущей. Направление полета мячей меняется на противоположное: теперь первым по большой Дуге взлетает мяч, который держит неведущая рука, вторым выполняется Переброс ведущей рукой. И так – до ста раз и больше.
…Да, да, чувствую, ожидал этого: упрямая неподатливость неведущей руки!..
Упорно отстающая ученица! Кажется иной раз чуть ли не дебилкой. Ведущая уже прилично продвинулась, а эта все толчется где-то.
Я сам на этом пробуксовывании чуть не пошел на попятный и едва не загубил в себе жонглотерапевта. А вот моему приятелю-левше эта стадия обучения далась, на удивление, легко, хотя его правая рука была вроде бы в положении таком же, как моя левая. Дело в том, что левши в праворуком мире уже с рождения находятся в положении постоянного двигательного стресс-тренинга. Их неведущее полушарие более мобилизовано, чем наше, правшецкое.
С неведущей рукой стоит поступить с некоторой хитрецой. Если ее заклинило, «ни тпру ни ну», – лучше сделать перерыв в упражнениях на денек-другой. А потом снова к ним приступить, и повторять упражнение уменьшенными порциями по 20–30 подряд, не больше, потом двух-, трехминутный перерыв. И придет, обещаю тебе, желанный прорыв, скачок: почувствовав к себе доверие, неведущая рука начнет быстро набирать обороты и догонять по успешности ведущую. Ты удивишься, но в некоторых тонких навыках она может даже и обогнать ведущую руку. Пианисты с аналогичным опытом говорят, что аккомпанирующая рука хотя и менее беглая, но зато дает больше нюансов, «эмоционально умнее», чем солирующая.
Быстрое нарастание успешности неведущей руки будет знаком того, что неведущее полушарие мозга, как временно заблокированная компьютерная программа, пришло в действие и между обоими полушариями установились более оживленные и глубокие связи. По секрету тебе скажу, что именно этот момент – главный в жонглотерапии депрессии, равно как и многих других психологических неполадок и душевных невзгод.
И вот, наконец, переходим к освоению навыка, владея которым ты сможешь с гордостью присвоить себе звание жонглер первого уровня!
Спросишь: а сколько их, уровней? По грубой классификации – три. Начиная с третьего, можно говорить о профессионализме. А дальше идет лестница мастерства, иерархия артистизма, искусства. Сколько ступеней там, сказать не берусь, но думаю, как и во всех иерархиях: не меньше семи.
Навык Жонглера Первого Уровня: свободное жонглирование (подбрасывать, ловить и снова подбрасывать) двумя мячами – одною рукой!
И вот как мы идем к этому навыку.
Начинаем с доработки Двойной Дуги-Переброса: доводим это действие до полной непринужденности, до ощущения легкости и удовольствия.
Вот ведущая рука подбрасывает мяч, почти в этот же миг неведущая рука делает переброс, ведущая рука ловит мяч – и так далее, и так далее… И в какой-то момент ты заметишь, что неведущая рука уже почти не нужна: мячики как будто бы сами стремятся возвратиться в ведущую руку!
Чтобы это произошло вернее и быстрее, увеличивай постепенно скорость выполнения Двойной Дуги-Переброса! – а по мере ускорения сближай руки… И однажды попробуй поймать мячик, подброшенный ведущей рукой, – ею же самой! – той же самой ведущей рукой! Посмотри на рисунки – там обозначен переход с одной ступеньки этого упражнения на другую. И продолжай попытки, их нужно много!..
Ничего страшного, если после первой или энной попытки второй мяч упадет.
Может быть, и оба мяча упадут – тоже не беда.
Продолжай!
Снова начинай выполнять Двойную Дугу-Переброс и в какой-то момент убери за спину неведущую руку и попробуй хоть разок подбросить и поймать один из мячей одной и той же ведущей рукой. А потом – оба мячика подбрасывать и ловить этой рукой, пусть неведущая пока отдохнет!
Мячики будут конкурировать за пространство, летать по одной и той же траектории, как будто нет другого места, сталкиваться меж собой и разлетаться в разные стороны… Но с каждым разом все охотнее станут уступать друг другу дорогу, и в конце концов ты ощутишь живую радость полета, как будто летаешь вместе с ними!
Когда навык будет освоен, переходи к повторению Двойной Дуги-Переброса в обратную сторону, то есть начиная с неведущей руки. Действуй по той же последовательности: ускорение – попытка поймать мяч одной и той же (теперь уже неведущей) рукой – снова и снова попытки…
Когда научишься бросать и ловить мячик одной рукой, поднимайся вверх по лестнице личных рекордов. Сколько Брос-Ловов одной рукой удается сделать подряд? Пять? Десять? Пятнадцать?… Ура! Дойдя до рекорда пятнадцать (обеими руками по очереди!), ты становишься Жонглером Первого Уровня. Поздравляю!
О Жонглерах Второго и Третьего Уровней напишу тебе в следующем письме, то есть в следующей книге!
Дерзай!
Тройной Николай
ОК – Вопрос с личным интересом. Почему у одних людей настроение устойчивое, а у других неустойчивое, легко колеблется?
ВЛ – Спросим встречно: почему одни люди худые, другие толстые?… Потому что природе, виду нашему для выживания нужно и то, и другое: и устойчивые, и неустойчивые. И толстяки, и худые…
Все важные природные свойства, даже и сама наследственность, сочетают устойчивость и неустойчивость, изменчивость и постоянство.
ДС – Крайние степени как устойчивости настроения, так и неустойчивости встречаются в патологии. У клинических идиотов наблюдаем все варианты: есть идиоты жизнерадостные, есть мрачные, есть злые, есть благодушные, есть непредсказуемо-разные – за пару секунд все иначе…
А у детей настроение определяется термином «лабильное» – переменчивое в разные стороны. Легко изменяется, легко же и возвращается к тому, что было, или хменяется еще как-то.
Для ребенка это нормально и вполне соответствует его способам восприятия мира, бурному познанию разных сторон реальности…
Застревание в каком-то настроении, чрезмерная задержка на чем-то внимания могут привести к остановке в развитии или болезни.
ОК – С самого нежного возраста родители и педагоги начинают ругать ребенка за невнимательность. Синдром дефицита внимания, насколько я знаю, сейчас самый модный детский диагноз. Глушат подвижных детей риталином…
ДС – Преступная глупость. Плодят полудебилов.
ВЛ – Зато временно удобных для управления…
У подростков настроение меняется тоже очень заметно и очень сильно в разные стороны. Причины уже иные: игра гормонов, огромная зависимость самооценки от оценок окружающих, неустойчивость отношений в группах, от которых обычно подросток беспомощно зависим, непонимание со стороны взрослых, непонимание самого себя…
ОК – По-моему, так продолжается и всю жизнь. Разве кто-нибудь взрослеет по-настоящему?…
ВЛ – Если по лабильности настроения взрослый остается на уровне ребенка до 12 лет, то со стороны психиатров рискует получить звание психопата. Если застревает на подростковом уровне, то скорей попадает в разряд невротиков.
ОК – Ясно, гожусь и туда, и сюда. Ну, а если наоборот, устойчиво-прекрасное настроение наблюдаем у взрослого, кроме исключительного случая ЭндорфинаИвановича – то диагноз какой?…
ДС – Устойчиво-повышенный фон настроения, несокрушимая эйфория с чрезвычайным самодовольством – выдающаяся черта больных прогрессивным параличом, с далеко зашедшим сифилисом мозга. Сейчас такие пациенты почти не встречаются, сифилис лечится на первичных стадиях. Но я помню нескольких таких пациентов, нам их показывали в клинике, где я учился психиатрии.
Я рожден – и это достаточное основание, чтобы выть счастливым.
АльБерт Эйнштейн
Один, Николай Николаевич Николаев – Николай Тройной, так его звали все – человек двухметрового роста, атлетического телосложения, с яркими голубыми глазами, в которых обращали на себя внимание зрачки – не круглые, а причудливой изломанной формы, один намного больше другого.
С постоянной широкой улыбкой на лице Тройной Николай возвещал всем находившимся вокруг него, что он – Бог Науки, Отец Медицины, Генералиссимус Психиатрии и т. д. и т. п. При этом позволял над собой подшучивать, ни на что не обижался, пошучивал сам с похабным оттенком. То и дело предлагал: «Хотите я вам спою? Хотите спляшу? Хотите кое-что покажу?…»
И уточнял: покажу то Великое и Могучее, чем я заразился моим Великим Сифилисом. Да, и сифилис свой он считал великим, грандиозным, колоссальным, феноменальным. Эта фантастическая устойчивость лучшего из возможных настроений не могла не передаваться окружающим, хотя картина сама по себе была, конечно, трагичной…
После демонстрации этого пациента мы, студентики, ходили в приподнятом настроении, все наши тогдашние трудности казались пустяковыми, проблемы надуманными. Действие допинга длилось от трех-четырех часов до трех дней.
ОК – По-моему, такая жуткая патологическая эйфория может вызывать только ужас.
ДС – При описании со стороны и по существу – да. А вот когда находишься непосредственно в эмоциональном поле, в волнах, в вибрациях…
Некритичность с сохранением навыков общения, ранее нажитых…
Иногда подобных людей мы встречаем на улице, в транспорте: они благодушны и общительны, со всем и каждым друзья, со всеми предельно откровенны…
ВЛ – В XVII веке типаж уличного эйфорика описал великий наблюдатель характеров Лабрюйер.
«Руффин начинает седеть, но он здоров, со свежим лицом и быстрыми глазами, которые обещают ему еще лет двадцать жизни. Он весел, шутлив, общителен, беззаботен, смеется от всего сердца, даже в одиночку и безо всякого повода, доволен собою, своими близкими, своим небольшим состоянием, утверждает, что счастлив; он теряет единственного сына, молодого человека, подававшего большие надежды, который мог бы стать честью семьи, но заботу оплакивать его предоставляет другим.