– Помнишь Каролину Леблон?

– Второй «А», всегда сидела на задних партах. Твой первый поцелуй. Сколько лет уже…

– Она была хороша до чертиков, эта Каролина Леблон.

– С чего ты о ней вспомнил именно сейчас?

– Вон, внизу, рядом с каруселью, та женщина на нее похожа, как мне кажется.

Антуан внимательно оглядел молодую мамашу, которая читала, сидя на стуле. Переворачивая страницу, она бросала быстрый взгляд на маленького сынишку, который хохотал, вцепившись в холку своей деревянной лошадки.

– Этой женщине у карусели рке за тридцать пять.

– Нам тоже за тридцать пять, – заметил Матиас.

– Думаешь, это она? Ты прав, чем-то она напоминает Каролину Леблон.

– Как же я был в нее влюблен!

– Ты тоже делал за нее задания по математике в обмен на поцелуй?

– Что за мерзости ты говоришь.

– Почему мерзости? Она целовала всех мальчишек, которые набирали от 14 до 20 [1].

– Я же сказал тебе, что был по уши влюблен в нее!

– Ну и ладно, самое время перевернуть страницу.

Сидя бок о бок на скамейке у площадки с аттракционами, Антуан и Матиас отвлеклись от молодой мамы и стали разглядывать мужчину в синем костюме, который пристроил большую розовую сумку у ножки стула и повел свою маленькую дочурку к карусели.

– Спорим, у него уже месяцев шесть срока, – изрек Антуан.

Матиас вгляделся в бедолагу. Молния на сумке была приоткрыта, и оттуда высовывались пачка печенья, бутылочка апельсинового сока и лапа плюшевого мишки.

– Давай! Три месяца, не больше!

Матиас протянул руку, Антуан хлопнул по ладони:

– Спорим!

Девчушка на лошадке с позолоченной гривой на секунду потеряла равновесие. Отец ринулся вперед, но служитель карусели подоспел раньше и посадил ее обратно в седло.

– Ты проиграл… – заверил Матиас.

Он подошел к мужчине в синем костюме и уселся рядом.

– Поначалу трудно, а? – снисходительно спросил Матиас.

– Еще как! – со вздохом согласился мужчина.

– Потом станет еще сложнее, вот увидите. Матиас бросил беглый взгляд на бутылочку без соски, торчащую из сумки.

– Давно вы разошлись?

– Три месяца…

Матиас похлопал его по плечу, с победоносным видом направился обратно к Антуану и сделал другу знак следовать за ним.

– С тебя двадцать евро! Вдвоем они двинулись прочь по аллее Люксембургского сада.

– Ты возвращаешься в Лондон завтра? – спросил Матиас.

– Сегодня вечером.

– Так мы даже не поужинаем вместе?

– Только если ты сядешь в поезд вместе со мной.

– Я завтра работаю!

– Перебирайся работать туда.

– Не начинай по новой. Что, по-твоему, мне делать в Лондоне?

– Быть счастливым!

I

Сидя за рабочим столом, Антуан дописывал последние строчки письма. Перечитал его, остался доволен, аккуратно сложил и убрал в карман.

Свет прекрасного осеннего дня просачивался сквозь жалюзи окна, выходящего на Бьют-стрит, и стекал на светлый паркет архитектурного бюро.

Антуан накинул пиджак, висевший на спинке его стула, поправил рукава свитера и быстрым шагом направился к вестибюлю. По дороге притормозил и склонился над плечом одного из своих инженеров, чтобы рассмотреть чертеж, над которым тот корпел. Антуан переместил угольник и поправил линию в разрезе. Маккензи поблагодарил его простым кивком, Антуан ответил улыбкой и продолжил свой путь к двери, поглядывая на часы. На стенах были развешаны фотографии и чертежи проектов, осуществленных агентством со дня своего основания.

– Вы сегодня уходите в декрет? – спросил он у секретарши.

– Ну да, пора мне уже наконец произвести на свет этого ребенка.

– Мальчик или девочка?

Молодая женщина скорчила гримаску, положив руку на круглый живот.

– Футболист!

Антуан обошел стойку, обнял женщину и осторожно прижал к себе.

– Возвращайтесь скорее… не слишком быстро, и все же поскорее! В общем, возвращайтесь, когда захотите.

Он ласково помахал ей рукой, отошел и толкнул стеклянные двери, ведущие к лифтам.

Стеклянные двери большого книжного парижского магазина распахнулись перед клиентом в шляпе и шарфе, обвязанном вокруг шеи. Он явно торопился и сразу направился в отдел школьных пособий. Продавщица, стоя на самом верху стремянки, громко выкликала названия и количество стоящих на полке книг, а Матиас заносил данные в тетрадку. Без всякого вступления клиент поинтересовался не слишком приветливым тоном, где он может найти полное собрание сочинений Гюго в издании «Плеяды».

– Какой том – спросил Матиас, подняв глаза от своей тетрадки.

– Первый, – ответил мужчина еще суше.

Молоденькая продавщица перегнулась и ухватила книгу кончиками пальцев. Затем наклонилась, чтобы передать ее Матиасу. Мужчина в шляпе проворно выхватил книгу и пошел к кассе. Продавщица вопросительно взглянула на Матиаса, а он, сжав зубы, положил тетрадку на прилавок и бросился следом за клиентом.

– Здравствуйте, пожалуйста, спасибо, до свидания! – прорычал он, перекрывая тому доступ к кассе.

Изумленный клиент попробовал обойти его, но Матиас вырвал у него из рук книгу и, не переставая твердить во все горло: «Здравствуйте, пожалуйста, спасибо, до свидания!», вернулся к прерванной работе. Несколько посетителей наблюдали за этой сценой, совершенно растерявшись. Разъяренный мужчина в шляпе покинул магазин, кассирша пожала плечами, молодая продавщица на своей верхотуре изо всех сил сдерживала смех, а владелица магазина попросила Матиаса зайти к ней до конца дня.

Антуан пошел по Бьют-стрит пешком. Когда он поравнялся с переходом, рядом с ним притормозил и остановился blackcab[2]. Антуан кивком поблагодарил водителя и доехал до круга перед французским лицеем. Зазвонил колокол, и двор начальной школы заполнился тучей детворы. Эмили и Луи с ранцами на спине шагали бок о бок. Мальчик повис на отце. Эмили улыбнулась и отошла к ограде.

– Валентина не пришла за тобой? – спросил Антуан у Эмили.

– Мама позвонила учительнице, она запаздывает и хочет, чтобы я ждала ее в ресторане у Ивонны.

– Тогда пойдем с нами, я тебя отведу, и мы втроем что-нибудь перекусим.

Мелкий дождик отбивал дробь по блестящим тротуарам. Матиас плотнее запахнул плащ, поднял воротник и двинулся по переходу. Такси засигналило и едва не задело его. Шофер высунул руку в окно и недвусмысленным жестом выставил средний палец. Оказавшись на другой стороне, Матиас зашел в небольшой супермаркет. Серые отсветы парижского неба сменились яркими неоновыми огнями. Матиас поискал на стеллажах кофе, взял банку, в раздумье глянул на замороженные полуфабрикаты и в результате выбрал ветчину в вакуумной упаковке. Наполнив металлическую корзинку, подошел к кассе.

Хозяин вернул ему сдачу, но не улыбку; «доброго вечера» он тоже не дождался.

Когда он добрался до прачечной, там уже были опущены металлические шторы. Матиас вернулся к. себе.

Устроившись за столиком в пустом зале ресторана, Луи и Эмили рисовали что-то в своих тетрадках, не забывая лакомиться карамельным кремом, секрет которого был известен только хозяйке заведения Ивонне. Она как раз поднималась из винного погреба, Антуан шел следом, таща ящик с бутылками, две плетенки с овощами и три банки сметаны.

– Как ты умудряешься все это сама перетаскивать? – недоумевал Антуан.

– Уж как-то умудряюсь! – отвечала Ивонна, указывая ему место за стойкой, куда сложить все принесенное.

– Ты должна нанять кого-нибудь в помощники.

– А чем я буду расплачиваться с этим кем-нибудь? Я и одна-то едва концы с концами свожу.

– В воскресенье мы с Луи придем тебе на подмогу; хоть приведем в порядок твой склад, а то там черт ногу сломит.

– Оставь мой склад в покое; лучше отведи своего сына в Гайд-парк покататься на пони или сходи с ним в Тауэр, он уже сколько месяцев об этом мечтает.

– Он больше мечтает побывать в музее ужасов, а это далеко не одно и то же. И он еще слишком мал.

– Или ты слишком стар, – возразила Ивонна, расставляя бутылки бордо.

Антуан просунул голову в дверь кухни и с вожделением уставился на два огромных противня, водруженных на плиту. Ивонна потрепала его по плечу.

– Накрыть вам вечером на двоих? – спросила она.

– Возможно, на троих? – предположил Антуан, взглядом указывая на Эмили, прилежно склонившуюся над тетрадкой в глубине зала.

Но не успел он договорить, как мама Эмили, вся. запыхавшаяся, влетела в бистро. Она обняла дочь, извиняясь за опоздание и объясняя, что ее задержало собрание в консульстве. Спросила, сделала ли Эмили домашнее задание, и та кивнула, очень гордая собой. Антуан и Ивонна наблюдали за ними от стойки.

– Спасибо, – сказала Валентина.

– Не за что, – хором ответили Ивонна и Антуан. Эмили собрала ранец и взяла мать за руку. На пороге они обернулись и попрощались.

Матиас поставил фотографию в рамке на кухонную стойку. Кончиками пальцев он провел по стеклу, будто лаская волосы дочери. На фотографии Эмили одной рукой держалась за мать, а другой махала ему на прощание. Это было в Люксембургском саду, три года назад. Накануне того дня, когда Валентина, его жена, покинула его, чтобы уехать вместе с дочерью в Лондон.

Стоя за гладильной доской, Матиас поднес руку к поверхности утюга, проверяя, достигла ли она нужной температуры. Среди рубашек, которые он разглаживал с завидной скоростью, лежал маленький пакет, завернутый в фольгу, и Матиас прогладил его с особым тщанием. Потом поставил утюг на подставку, выдернул шнур из розетки и развернул фольгу, под которой обнаружился дымящийся сэндвич с ветчиной и сыром. Матиас переложил его на тарелку и понес свой ужин к дивану в гостиной, прихватив по дороге газету с журнального столика.

Если в начале вечера у стойки бара царило оживление, то обеденный зал оставался далеко не полным. Софи, молодая цветочница, которая держала магазинчик рядом с рестораном, зашла, придерживая обеими руками огромный букет. Очаровательная в своем белоснежном халатике, она расставила лилии в вазе на стойке. Хозяйка незаметно указала ей на Антуана и Луи. Софи направилась к их столику. Она поцеловала Луи и отклонила предложение Антуана присоединиться к ним: ей еще нужно прибраться в магазине, а завтра спозаранок отправляться на цветочный рынок на Коламбиа-роуд. Ивонна подозвала Луи, чтобы он выбрал себе мороженое в холодильнике. Мальчик убежал.

Антуан достал письмо из кармана пиджака и незаметно передал его Софи. Та развернула листок и принялась читать с видимым удовольствием. Не прерывая чтения, подтянула к себе стул и уселась. Потом передала первую страницу Антуану.

– Можешь начать так: «Любовь моя…»

– Ты хочешь, чтобы я сказал «любовь моя»? – задумчиво переспросил Антуан.

– Да, а в чем дело?

– Ни в чем!

– Что тебя смущает? – недоумевала Софи.

– Мне кажется, это немного слишком.

– Слишком что?

– Ну, слишком, слишком!

– Не понимаю. Если я люблю кого-то настоящей любовью, то называю его «любовь моя»! – убежденно настаивала Софи.

Антуан взял ручку и снял колпачок.

– Это ты любишь, тебе и решать! И все-таки…

– Все-таки что?

– Если бы он был здесь, возможно, ты любила бы его немного меньше.

– Ну что за ерунда, Антуан. Почему ты вечно говоришь такие вещи?

– Потому что это так и есть! Когда люди видят нас ежедневно, они с каждым разом все меньше обращают на нас внимание… а через некоторое время и вовсе перестают замечать.

Софи уставилась на него в сильном раздражении.

– Отлично, значит, скажем: «Любовь моя…»

Он помахал листком, чтобы чернила высохли, и отдал его Софи. Она поцеловала Антуана в щеку, поднялась, послала воздушный поцелуй Ивонне, которая суетилась за стойкой. Она уже переступала порог, когда Антуан окликнул ее:

– Извини меня за все, что я наговорил. Софи улыбнулась и вышла.

Зазвонил мобильник Антуана, на экране высветился номер Матиаса.

– Ты где? – спросил Антуан.

– На собственном диване.

– Что-то у тебя голос тусклый или мне кажется?

– Нет, нет, – запротестовал Матиас, теребя уши плюшевого жирафа.

– Я сегодня забрал твою дочку из школы.

– Знаю, она мне сказала, я только что с ней разговаривал. Кстати, я должен ей перезвонить.

– Ты так по ней скучаешь? – спросил Антуан.

– Еще больше, когда вешаю трубку после разговора с ней, – с легкой грустью признал Матиас.

– Думай о том, как ей пригодится потом в жизни свободное владение двумя языками, и радуйся. Она замечательная и счастливая.

– Да, в отличие от ее папы… я все знаю.

– У тебя проблемы?

– Думаю, меня в конце концов уволят.

– Лишний повод перебраться сюда, к ней поближе.

– А на что я буду жить?

– В Лондоне тоже есть книжные магазины, и работы здесь хватает.

– А эти твои магазины не слишком английские?

– Мой сосед уходит на пенсию. Его книжная лавка расположена в самом центре французского квартала, и он ищет управляющего себе на замену.

Антуан признал, что магазин был куда скромнее, чем тот, в котором Матиас работал в Париже, на зато он будет сам себе боссом, что в Англии не считается преступлением… В целом заведение было очень приятным, хотя не мешало бы его слегка подновить.

– А много надо переделывать?

– Это уже по моей части, – заметил Антуан.

– И во сколько мне обойдется должность управляющего?

– Владелец прежде всего хочет, чтобы его детище не превратилось в закусочную. Он вполне удовлетворится небольшим процентом с продаж.

– А что именно, на твой взгляд, означает «небольшим»?

– Небольшим! Небольшим, как… то расстояние, которое будет отделять твое рабочее место от школы твоей дочери.

– Я никогда не смогу жить за границей.

– Почему? Или ты думаешь, что жизнь в Париже станет прекрасней, когда пустят трамвай? Здесь трава растет не только между рельсами, а вокруг полно парков… Вот, например, этим утром я кормил белок в своем саду.

– У тебя дни очень загружены?

– Ты прекрасно освоишься в Лондоне, энергия здесь бьет ключом, люди приветливы, а что до французского квартала, там просто чувствуешь себя в Париже… только без парижан.

И Антуан изложил исчерпывающий список всех чисто французских заведений, расположенных вокруг лицея.

– Ты даже сможешь покупать свою любимую «А'Экип»[3] и пить кофе со сливками на террасе кафе, не покидая Бьют-стрит.

– Ты преувеличиваешь!

– А по-твоему, почему лондонцы назвали эту улицу «FrogAlley»[4]? Матиас, здесь живет твоя дочь. И лучший друг тоже. Да к тому же ты сам все время твердишь, что жизнь в Париже – сплошной стресс Матиаса уже давно раздражал шум, доносившийся с улицы; он поднялся и подошел к окну: какой-то водитель поносил мусорщиков.

– Не вешай трубку, – попросил Матиас и высунул голову наружу.

Он заорал водителю, что если уж тому плевать на окружающих, то он мог бы по крайней мере проявить уважение к тем, кто занят тяжелой работой. Водитель из-за опущенного стекла выдал новую порцию ругани. В конце концов, мусорщик отъехал к обочине, и машина, скрежеща шинами, рванулась прочь.

– Что там случилось? – спросил Антуан.

– Ничего! Так что ты говорил о Лондоне?

II

Весна объявилась вовремя.

И если солнце в эти первые апрельские дни еще пряталось за тучами, то наступившее тепло не оставляло сомнений в том, что новое время года не за горами. В районе Южного Кенсингтона царило бурное оживление. Прилавки зеленщиков ломились от аппетитно разложенных фруктов и овощей, цветочный магазин Софи предлагал выбор на любой вкус, а ресторан Ивонны готовился открыть летнюю террасу. На Ан-туана навалилась куча работы. Сегодня ему пришлось перенести пару встреч, чтобы лично проследить за тем, как идут отделочные работы в прелестном маленьком книжном магазине на углу Бьют-стрит.

Витрины «Французской книготорговли» были занавешены пластиковыми полотнищами, предохранявшими их от брызг краски, и маляры уже клали последние мазки. Антуан с беспокойством глянул на часы и повернулся к своему сотруднику:

– Они к вечеру точно не закончат! В магазин зашла Софи.

– Я загляну попозже, чтобы поставить букет; цветы краску не любят.

– Судя по тому, как продвигается дело, можешь заглянуть завтра, – заметил Антуан. Софи подошла к нему:

– Он обалдеет от радости. И ничего страшного, если где-то останутся стремянка и пара банок шпаклевки.

– Нет, нужно все довести до конца, только тогда будет красиво.

– У тебя просто пунктик. Ладно, сейчас закрою магазин и приду помогать. В котором часу он приедет?

– Представления не имею. Ты ж его знаешь, он уже четыре раза менял время выезда.

Устроившись на заднем сиденье такси, с чемоданом в ногах и свертком под мышкой, Матиас безуспешно пытался понять, о чем толкует шофер. Из вежливости он отвечал наугад то «да», то «нет», пытаясь определить правильность ответа по взгляду водителя в зеркальце. Пускаясь в путь, он записал адрес конечного пункта на обратной стороне железнодорожного билета и вот теперь вручил все сведения этому человеку, внушавшему полное доверие. Однако языковой барьер преодолевать становилось все труднее, а расположенный не с той стороны руль еще более усугублял картину.

Солнце пробивалось сквозь облака, и его лучи заставляли светиться Темзу, превращая ее волны в минную серебристую ленту. Переезжая через Вестминстерский мост, Матиас заметил на другом берегу очертания аббатства. На тротуаре молодая женщина, прислонившись к парапету, наговаривала свой текст, глядя в камеру.

– Более четырехсот тысяч наших соотечественников пересекли Ла-Манш, чтобы обосноваться в Англии.

Такси миновало журналистку и устремилось в самое сердце города.

Стоя за прилавком, пожилой английский господин складывал листки бумаги в старую кожаную папку, покрывшуюся за долгие годы верной службы мелкими трещинками. Он огляделся вокруг, глубоко вздохнул и вернулся к своему занятию. Незаметным движением включил механизм, открывающий кассовый аппарат, и прислушался к тонкому перезвону маленьких колокольчиков, звучащих, когда выщелкивалась коробочка с деньгами.

– Господи, как мне будет не хватать этого звука, – произнес он.

Его рука скользнула под старинный агрегат, высвобождая пружину, которая удерживала ящик-кассу. Он поставил ящик на табурет рядом с собой. Наклонился, чтобы достать из углубления маленькую книжку в алой выцветшей обложке. Имя автора было Г. Вудхуаз. Пожилой английский господин, известный как Джон Гловер, поднес книгу к лицу, вдохнул запах и крепко прижал ее к себе. Перелистал несколько страниц с осторожностью, граничащей с нежностью. Потом пристроил книгу на видное место на единственном стеллаже, не закрытом пластиком, и вернулся к себе за прилавок. Он закрыл кожаную папку и стал ждать, скрестив руки на груди.

– Все хорошо, господин Гловер? – спросил Антуан, поглядывая на часы.

– Требовать лучшего было бы нахальством, – отвечал старый книготорговец.

– Он скоро будет.

– Когда в моем возрасте откладывается неизбежная встреча – это доброе известие, – ровным голосом продолжил Гловер.

У бортика тротуара остановилось такси. Дверь книжного магазина распахнулась, и Матиас бросился в объятия друга. Антуан кашлянул и глазами указал на пожилого господина, который ожидал в глубине магазина, шагах в десяти от друзей.

– Ага, теперь я лучше понимаю, какой смысл ты вкладываешь в слово «маленький», – прошептал Матиас, оглядываясь вокруг.

Старый книготорговец выпрямился и протянул Матиасу руку.

– Господин Попино, полагаю? – проговорил он на почти безупречном французском.

– Зовите меня Матиас.

– Я очень рад видеть вас здесь, господин Попино. Возможно, поначалу вам будет немного сложно во всем разобраться, помещение кажется тесноватым, но душа этого магазинчика необъятна.

– Господин Гловер, меня зовут вовсе не Попино. Джон Гловер протянул Матиасу старую папку и раскрыл ее.

– В центральном отделении вы найдете все документы, подписанные нотариусом. Осторожней с молнией, после своего семидесятилетнего юбилея она стала до удивления капризной.

Матиас принял портфель и поблагодарил хозяина.

– Господин Попино, могу ли я попросить вас об одном одолжении, совсем незначительном, но мне оно доставило бы огромную радость?

– С большим удовольствием, господин Гловер, – замявшись, ответил Матиас, – но, извините за настойчивость, мое имя не Попино.

– Как вам будет угодно, – приветливо отозвался книготорговец. – Не могли бы вы спросить меня, – вдруг, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, на моих полках найдется экземпляр книги «Этот неподражаемый Дживс».

Матиас повернулся к Антуану, пытаясь обнаружить в глазах друга хоть тень объяснения. Антуан удовольствовался тем, что пожал плечами. Матиас кашлянул и с самым серьезным видом обратился к Джону Гловеру:

– Господин Гловер, скажите, не найдется ли у вас по какому-то невероятному стечению обстоятельств одной книги под названием «Этот неподражаемый Дживс»?

Книготорговец решительным шагом направился к стеллажу, который не был прикрыт пластиком, взял единственную книгу, которая лежала там, и гордо протянул ее Матиасу:

– Как вы можете заметить, цена, указанная на обложке, составляет полкроны. Увы, на сегодняшний день эта монета вышла из обращения, и, дабы мы могли провести нашу коммерческую операцию так, как это принято между джентльменами, я подсчитал, что сумма в пятьдесят центов на сегодняшний день идеально соответствует исходной, разумеется, если вы не имеете ничего против!

Растерявшийся Матиас принял предложение, Гловер передал ему книгу, Антуан выручил друга, одолжив ему пятьдесят центов, и книготорговец решил, что пора ознакомить нового управляющего с его местом работы.

Хотя книжный магазин занимал не больше шестидесяти двух квадратных метров – конечно, если включить сюда площадь, которую занимали книжные полки, и крошечную заднюю комнату, – осмотр длился добрых полчаса. На протяжении этого времени Антуан должен был подсказывать своему лучшему другу ответы на вопросы, которые время от времени задавал ему мистер Гловер, переходя иногда с французского на свой родной английский. Продемонстрировав, как прекрасно работает кассовый аппарат, а главное, как открыть ящик-кассу, когда пружина начинает шалить, старый книготорговец попросил Матиаса проводить его, что было традицией, и Матиас охотно исполнил эту просьбу.

Уже на пороге, и более не скрывая волнения – один раз можно себе такое позволить, – мистер Гловер обнял Матиаса и прижал его к груди.

– Я провел в этом месте всю жизнь, – произнес он.

– Я буду о нем заботиться, даю вам честное слово, – торжественно и искренне ответил Матиас.

Старый книготорговец приблизил губы к его уху:

– Мне только исполнилось двадцать пять, и я даже не мог отпраздновать эту дату, поскольку моего отца посетила прискорбная мысль умереть именно в лень моего рождения. Должен вам признаться, его чувство юмора всегда было выше моего понимания. Назавтра я должен был взять на себя заботы о его книжном магазине, в то время он был английским. Книга, которую вы держите в руках, была первой, которую я продал. На наших стеллажах имелось два ее экземпляра. Этот я сохранил, поклявшись, что расстанусь с ним только в последний день моего пребывания здесь. Как я любил эту работу! Жить среди книг, проводить каждый день бок о бок с персонажами, обитающими на их страницах… Берегите их.

Господин Гловер бросил прощальный взгляд на книжку в красной обложке, которую Матиас держал в руках, и улыбнулся:

– Уверен, что Дживс приглядит за вами. Он откланялся и удалился.

– Что он тебе сказал? – поинтересовался Антуан.

– Ничего, – ответил Матиас, – можешь минутку присмотреть за магазином?

Не дожидаясь ответа, Матиас выбежал вслед за господином Гловером. Он догнал старого книготорговца в конце Бьют-стрит.

– Чем могу вам служить? – осведомился тот.

– Почему вы называли меня Попино? Гловер ласково взглянул на Матиаса.

– Вам следовало бы как можно скорее обзавестись привычкой никогда не выходить без зонтика в это время года Погода у нас вовсе не такая суровая, как принято думать, но случается, что дождик в этом городе идет без предупреждения.

Господин Гловер раскрыл свой зонтик и направился прочь.

– Мне хотелось бы поближе с вами познакомиться, месье Гловер. Я горжусь тем, что стал вашим преемником! – прокричал Матиас.

Человек с зонтом обернулся и ответил своему собеседнику улыбкой:

– Если возникнут какие-либо проблемы, найдите в глубине ящика-кассы номер телефона маленького домика в Кенте, куда я переезжаю.

Элегантный силуэт старого книготорговца исчез за углом. Пошел дождь, Матиас поднял глаза и посмотрел на затянутое тучами небо. Услышал за спиной шаги Антуана.

– Что ты от него хотел? – спросил тот.

– Ничего, – отмахнулся Матиас, забирая из его рук зонтик.

Матиас вернулся в свой магазин, Антуан – в свое бюро, и оба друга встретились в конце рабочего дня у школы.

Сидя у подножия огромного дерева, тень которого накрывала площадь, Антуан и Матиас дожидались звона колокольчика, означающего конец уроков.

– Валентина попросила меня забрать Эмили, ей пришлось вернуться в консульство, – сказал Антуан.

– Интересно, почему моя бывшая жена звонит моему лучшему другу, чтобы попросить забрать из школы мою дочь?

– Потому что никто не знал, в котором часу ты приедешь.

– Она часто опаздывает, когда нужно забирать Эмили?

– Вспомни, что в те времена, когда вы жили вместе, ты никогда не возвращался домой раньше восьми часов!

– Ты чей лучший друг – мой или ее?

– Когда ты начинаешь нести такое, я задаюсь вопросом, не тебя ли я должен забрать из школы.

Но Матиас больше не слушал Антуана. Из глубины школьного двора маленькая девочка улыбалась ему самой прекрасной в мире улыбкой. С бьющимся сердцем он вскочил на ноги, и на его лице расплылась такая же улыбка. Глядя на них, Антуан отметил про себя, что только сама жизнь могла изобрести столь прекрасное сходство.

– Это правда, что ты останешься? – спросила малышка, едва не задушенная поцелуями.

– Разве я когда-нибудь врал тебе?

– Нет, но у всего есть свое начало.

– Ты уверена, что не привираешь насчет своего возраста?

Антуан и Луи оставили их вдвоем. Эмили решила еще раз показать отцу свой квартал. Когда они появились рука об руку в ресторане Ивонны, Валентина ждала их, сидя за стойкой. Матиас подошел к ней и поцеловал в щеку, пока Эмили устраивалась за столиком, где она обычно делала домашние задания.

– Ты нервничаешь? – спросил Матиас, устраиваясь на соседнем табурете.

– Нет, – ответила Валентина.

– Неправда, я же вижу – у тебя напряженное лицо.

– У меня был нормальный вид, пока ты не спросил, но, если хочешь, я начну нервничать.

– Видишь, ты действительно напряжена.

– Эмили мечтала переночевать сегодня у тебя.

– У меня даже не было времени глянуть, на что похожа моя квартира. Мебели, прибудет только завтра.

– Ты что, не видел собственную квартиру до того, как переезжать?

– Времени не было, все получилось так быстро. Мне нужно было кучу дел уладить в Париже перед тем, как перебраться сюда. Почему ты улыбаешься?

– Просто так, – ответила Валентина.

– Я люблю, когда ты улыбаешься, как сейчас, просто так.

Валентина нахмурилась.

– Обожаю, когда у тебя так движутся губы.

– Хватит, – мягко остановила его Валентина. – Помочь тебе устроиться?

– Не надо, сам разберусь. Хочешь, пообедаем как-нибудь вместе? Ну, если у тебя есть время.

Валентина глубоко вздохнула и попросила у Ивонны «дьяболо» [5] с клубникой.

– Хорошо, пусть ты не нервничаешь, но ты явно чем-то огорчена. Это связано с моим переездом в Лондон? – гнул свое Матиас.

– Вовсе нет, – возразила Валентина, коснувшись рукой его щеки. – Наоборот.

Лицо Матиаса осветилось.

– Почему наоборот? – спросил он хриплым голосом.

– Я должна кое-что тебе сказать, – прошептала Валентина. – Но Эмили этого знать не следует.

Встревожившись, Матиас подвинул ближе свой табурет.

– Я скоро вернусь в Париж, Матиас. Консул недавно предложил мне возглавить отдел. Уже в третий раз мне предлагают ответственный пост на набережной Орсе [6]. Я всегда отказывалась, потому что не хотела, чтобы Эмили меняла школу. Она уже привыкла к жизни здесь, и Луи ей стал почти братом. Она и так думает, будто я лишила ее отца, и я не хочу, чтобы она упрекала меня еще и в том, что потеряла друзей. Если бы ты сюда не переехал, я, возможно, опять бы отказалась, но теперь ты здесь, и все уладится.

– Ты дала согласие?

– Никто не может четыре раза подряд отказываться от повышения.

– Получилось бы всего три раза, если я правильно подсчитал! – возразил Матиас.

– Я думала, ты поймешь, – спокойно сказала Валентина.

– Я понял: я приехал, а ты уезжаешь.

– Ты же осуществишь свою мечту, будешь жить с дочерью, – проговорила Валентина, глядя на Эмили, которая что-то рисовала в тетрадке. – Мне ее будет не хватать до смерти.

– А что об этом подумает твоя дочь?

– Она любит тебя больше всех на свете, и потом, поочередная опека – это не обязательно неделя ты, неделя я.

– Ты хочешь сказать, что лучше, если будет три года ты, три года я?

– Мы просто поменяемся ролями, и теперь ты мне будешь присылать ее на каникулы.

Из кухни появилась Ивонна.

– Эй, парочка, у вас все в порядке? – спросила она, ставя перед Валентиной стакан «дьяболо» с клубникой.

– Все просто потрясающе, – в тон ей ответил Матиас.

Ивонна задумчиво оглядела каждого по очереди и вернулась на кухню к своей плите.

– Вы же будете счастливы вдвоем, разве нет? – заметила Валентина, потягивая через соломинку свой коктейль.

Матиас теребил в пальцах щепку, отколовшуюся от деревянной стойки.

– Если бы ты сказала мне об этом месяц назад, мы могли бы быть счастливы втроем… в Париже!

– Но ведь все будет хорошо? – спросила Валентина.

– Просто потрясающе! – проворчал Матиас, отдирая еще одну щепку. – Я уже влюбился в этот квартал. И когда ты собираешься сообщить об этом твоей дочери?

– Сегодня вечером.

– Потрясающе! А когда уезжаешь?

– В конце недели.

– Потрясающе!

Валентина приложила ладонь к губам Матиаса.

– Все будет нормально, вот увидишь.

Антуан зашел в ресторан и сразу заметил искаженное лицо друга.

– Все в порядке? – спросил он.

– Потрясающе!

– Я вас оставлю, – сказала Валентина, слезая со своего табурета, – у меня еще куча дел. Идем, Эмили?

Девочка поднялась, поцеловала отца, потом Антуана и пошла за матерью. Дверь ресторана закрылась за ними.

Антуан и Матиас сидели рядышком. Ивонна нарушила тишину, поставив на стойку бокал с коньяком.

– Ну-ка, выпей это, для поддержания духа… отлично.

Матиас поочередно посмотрел на Антуана и Ивонну.

– Как давно вы в курсе?

Ивонна извинилась и заторопилась на кухню – дел полно.

– Всего несколько дней, – признался Антуан, – и не надо на меня так смотреть, не я же должен был тебе это сообщать… да и все было не точно…

– А теперь точно! – заявил Матиас и одним махом допил коньяк.

– Хочешь, я покажу тебе твой новый дом?

– Полагаю, на данный момент там особо смотреть не на что, – заметил Матиас.

– Пока не пришла твоя мебель, я поставил в спальню раскладушку. Заходи к нам ужинать по-соседски, Луи будет счастлив.

– Пусть переночует у меня, – заявила Ивонна, прерывая их беседу, – я не видела его много месяцев, и нам есть о чем поболтать. Ступай, Антуан, тебя вон сын заждался.

Антуан замялся, не решаясь оставить друга, но Ивонна состроила ему страшные глаза, и он наконец решился, прошептав тому на ухо, что все будет…

– …потрясающе! – заключил Матиас.

Проходя с сыном по Бьют-стрит, Антуан постучал пальцем в витрину Софи. Через несколько секунд она сшила и присоединилась к ним.

– Хочешь поужинать с нами дома? – спросил Актуан.

– Нет, я тебя обожаю, но мне еще надо закончит» дела в магазине.

– Давай помогу?

Луи пнул отца локтем, и это не ускользнуло от внимания молодой цветочницы. Она потрепала его за волосы.

– Бегите, уже поздно, и я знаю кое-кого, кому намного больше хочется посмотреть мультики, чем играть в цветочника.

Софи подошла поцеловать Антуана, и он тихонько сунул ей в руку письмо.

– Я вставил все, что ты просила, тебе осталось только переписать.

– Спасибо, Антуан.

– Ты когда-нибудь познакомишь нас с этим парнем, которому я пишу?

– Как-нибудь, обязательно!

Когда они дошли до конца улицы, Луи дернул отца за руку:

– Послушай, папа, если тебе скучно ужинать со мной вдвоем, ты можешь просто об этом сказать!

И поскольку сын прибавил шагу, чтобы отойти от него подальше, Антуан окликнул:

– Я приготовил нам ужин, который ты должен оценить: биточки по-домашнему и шоколадное суфле. И все это состряпал твой папа.

– Конечно, конечно… – ворчливо пробормотал Луи, залезая в их «остин».

– Знаешь, у тебя действительно паршивый характер, – заметил Антуан, пристегивая его ремнем безопасности.

– Весь в тебя!

– И в маму немного тоже, не воображай…

– Мама прислала мне мейл вчера вечером, – сообщил Луи, пока машина катилась по Олд Бромп-тон-роуд.

– У нее все хорошо?

– Судя по тому, что она пишет, это у людей, которые вокруг нее, все неважно. Она сейчас в Дарфуре. Это где именно, папа?

– По-прежнему в Африке.

Софи подобрала листья, которые смела со старинных каменных плиток пола. Поправила букет палевых роз в большой вазе на витрине магазина, навела порядок среди подвешенных над прилавком кашпо из плетеной рафии. Потом сняла белый халатик и повесила его на кованую вешалку. Из кармана высовывались три листка бумаги. Она достала письмо, написанное Антуаном, уселась на табуретку у кассы и принялась переписывать первые строчки.

Несколько клиентов заканчивали в зале свой ужин. Матиас ел в одиночестве у стойки. Ресторан закрывался, Ивонна приготовила себе кофе и уселась на табурет рядом с ним.

– Вкусно было? И если ты скажешь «потрясающе», то схлопочешь.

– Тебе знаком некий Попино?

– Никогда о нем не слышала, а что?

– Да просто так, – сказал Матиас, постукивая пальцами по стойке.

– А Гловера ты знала?

– Его в нашем квартале знали все. Скромный и элегантный мужчина, борец с конформизмом. Был совершенно влюблен в французскую литературу, не знаю уж, какая муха его укусила.

– Может, женщина?

– Сколько я его видела, он всегда был один, – довольно сухо ответила Ивонна, – и ты меня знаешь, я не задаю лишних вопросов.

– Тогда откуда ты берешь ответы на все вопросы?

– Слушаю больше, чем говорю.

Ивонна прикрыла своей рукой пальцы Матиаса и ласково их пожала.

– Ты обживешься здесь, не волнуйся.

– Ты слишком оптимистично настроена. Стоит мне сказать два слова по-английски, как моя дочь загибается от хохота!

– Уверяю тебя, в этом квартале никто не говорит по-английски!

– Значит, ты знала про Валентину? – спросил Матиас, допивая последние капли вина из своего бокала.

– Ты же приехал ради дочери! Ведь в твои расчеты не входило вновь сойтись с Валентиной, обосновавшись здесь?

– Когда любят, не рассчитывают, ты мне это сто раз говорила.

– Ты так и не оправился, а?

– Не знаю, Ивонна, мне ее часто не хватает, вот и все.

– Тогда почему ты ей изменил?

– Это было давно, я сделал глупость.

– Что верно, то верно, но за такие глупости расплачиваются всю жизнь. Воспользуйся этой лондонской историей, чтобы перевернуть страницу. Ты ведь довольно красивый парень; будь я лет на тридцать помоложе, уж я бы постаралась тебя подцепить. Если счастье улыбнется тебе, не отворачивайся.

– Не уверен, что это твое счастье знает мой новый адрес…

– Сколько встреч ты упустил за три последних года, потому что твоя любовь одной ногой стояла в сегодняшнем дне, а другой – во вчерашнем?

– Что ты можешь об этом знать?

– Я не просила тебя отвечать на мой вопрос, я только прошу тебя подумать об этом. А что до того, могу ли я об этом знать, то, как уже было сказано, я прожила на тридцать лет больше. Хочешь кофе?

– Нет, уже поздно, пойду спать.

– Дорогу найдешь? – спросила Ивонна.

– Тот же дом, что у Антуана, я там уже не раз бывал.

Матиас настоял на том, что заплатит по счету, собрал свои вещи, попрощался с Ивонной и вышел на улицу.

Ночь незаметно окутала витрину ее магазина. Софи сложила письмо, открыла шкафчик под кассой и поместила его в пробковую коробочку поверх пачки писем, написанных Антуаном. Потом бросила черновик только что переписанного письма в большой черный пластиковый пакет с опавшими листьями и срезанными стеблями. Выходя из магазина, она выставила его на тротуар, рядом с другим мусором.

По небу плыло несколько перистых облаков. Матиас с чемоданом в руке и свертком под мышкой спускался пешком по Олд Бромптон-роуд. Он на секунду остановился, засомневавшись, не прошел ли уже нужный поворот.

– Потрясающе! – пробормотал он, снова пускаясь в путь.

На перекрестке он увидел знакомую витрину агентства недвижимости и повернул на Клервил-роуд. По обеим сторонам переулка располагались разноцветные дома. На тротуаре ветер раскачивал ветки миндальных и вишневых деревьев. В Лондоне деревья растут беспорядочно, как им бог на душу положит, и пешеходам то и дело приходится выходить на мостовую, чтобы обогнуть величественную ветвь, преградившую дорогу.

Его шаги гулко звучали в тишине невозмутимой ночи. Он остановился перед домом номер 4.

В начале прошлого века он был разделен на две неравные части, но сохранил свое очарование. Фасад из красного кирпича украшала густая поросль глициний, которые добирались до самой крыши. Несколько ступенек вели к крыльцу с двумя входными дверями, по одной на каждого соседа. Четыре окна открывали доступ дневному свету, одно – в меньшую квартиру, где еще неделю назад обитал мистер Гловер, а три других – в большую, где жил Антуан.

Антуан посмотрел на часы и выключил свет на кухне. Старый деревенский стол из светлого дерева отделял ее от гостиной, где стояли два дивана, обтянутые суровым полотном, и низкий столик.

Чуть подальше, за стеклянной ширмой, Антуан устроил себе рабочий уголок, который делил с Луи, когда тому нужно было готовить уроки и куда Луи часто забирался тайком, чтобы поиграть на отцовском компьютере. Весь первый этаж с другой стороны выходил в сад.

Антуан поднялся по лестнице, зашел в комнату сына – тот давно уже спал. Он поправил сползшее одеяло, ласковым поцелуем коснулся лба, зарылся носом в ложбинку у шеи, чтобы ощутить запах детства, и вышел из комнаты, тихонько притворив за собой дверь.

Окна Антуана только-только погасли, когда Матиас поднялся на крыльцо, вставил ключ в замочную скважину своей двери и вошел к себе.

С его стороны первый этаж был совершенно пуст. Подвешенная к потолку на скрученном шнуре электрическая лампочка легонько покачивалась, испуская унылый свет. Он положил свой сверток на пол и поднялся по лестнице, чтобы осмотреть второй этаж. Двери двух комнат вели в ванную. Он бросил чемодан на раскладушку, которую поставил ему Антуан. На ящике, игравшем роль ночного столика, лежала записка от друга, который приветствовал его в новом жилище. Он подошел к окну; внизу узкой лентой газона на несколько метров расстилалась его часть сада. По оконному переплету потекли капли дождя. Матиас смял в кулаке записку Антуа-на и бросил на пол.

Ступеньки лестницы вновь заскрипели под его ногами, он забрал сверток у входа, вышел и двинулся по улице в обратном направлении. За его спиной на окнах Антуана опустились шторы.

Вернувшись на Бьют-стрит, Матиас приоткрыл дверь в книжный магазин; внутри еще чувствовался запах краски. Он принялся снимать один за другим чехлы, которыми были закрыты стеллажи. Конечно, помещение было небольшим, но зато полки занимали все пространство до высоких потолков. Матиас заметил старинную стремянку, которая перемещалась по медным рельсам. Страдая с детства неизлечимыми сильными головокружениями, Матиас принял решение, что все книги, до которых нельзя будет дотянуться рукой, то есть те, которые расположены выше третьей перекладины, будут предназначены не для продажи, а для украшения интерьера. Он вышел наружу и опустился на тротуаре на колени, чтобы распаковать свой сверток. Посмотрел на эмалевую табличку, появившуюся из-под бумаги, и потрогал пальцем надпись «Французские книги». Размер таблички идеально подходил к входной двери. Он вытащил из кармана четыре длинных шурупа, такие же старые, как и сама табличка, и раскрыл швейцарский складной нож. На его плечо легла рука.

– Погоди, – сказал Антуан, протягивая ему отвертку. – Эта побольше.

И пока Антуан держал табличку, Матиас изо всех сил налегал на рукоятку отвертки, заставляя шурупы вгрызаться в дерево.

– У моего деда была книжная лавка в Смирне. В тот день, когда город сгорел, он смог унести с собой только эту табличку. Когда я был маленьким, он иногда доставал ее из ящика буфета, клал на обеденный стол и рассказывал мне, как встретил бабушку, как влюбился в нее и как, несмотря на войну, никогда не переставал любить ее. Я так и не увидел бабушку, она не вернулась из лагерей.

Когда табличка заняла свое место, оба друга присели на парапет магазина. Под бледными лучами фонаря с Быот-стрит каждый слушал молчание другого.

III

Солнце заливало весь нижний этаж дома Антуан достал из холодильника молоко, налил в тарелку с мюсли и поставил перед Луи.

– Не наливай слишком много, пап, а то они совсем размокнут, – заныл Луи, отодвигая отцовскую руку.

– Это еще не причина, чтобы проливать молоко на стол! – возразил Антуан, хватаясь за губку, лежащую на бортике раковины.

В дверь забарабанили, Антуан прошел через гостиную. Едва дверь приотворилась, решительным шагом вошел Матиас в пижаме.

– У тебя кофе есть?

– Здравствуй!

– Здравствуй, – ответил Матиас, усаживаясь рядом с Луи.

Мальчик утонул носом в своей тарелке.

– Хорошо спал? – поинтересовался Антуан.

– Мой левый бок отлично выспался, а правому не хватило места.

Матиас взял хлеб из корзиночки и щедро намазал его маслом и джемом.

– Что привело тебя сюда в столь ранний час? – осведомился Антуан, ставя перед другом чашку с кофе.

– Ты заставил меня иммигрировать в Соединенное Королевство или в королевство Гулливера?

– Что случилось?

– Случилось, что в кухню проник луч солнца и вдвоем нам стало тесно, поэтому я пришел завтракать к тебе! Мед есть?

– У тебя перед носом!

– На самом деле, мне кажется, я понял, – продолжил Матиас, вгрызаясь в бутерброд. – Здесь километры превращаются в мили, Цельсий в Фаренгейта, а «маленькое» оборачивается «крошечным».

– Я два-три раза заходил на чай к соседу, и квартира показалась мне уютной!

– Так вот, она не уютная, а крошечная!

Луи вылез из-за стола и отправился в свою комнату за ранцем. Через несколько мгновений он спустился обратно.

– Я отвезу сына в школу, если ты не возражаешь. Ты не идешь в свой магазин?

– Я жду грузовик с вещами.

– Тебе помочь?

– Да нет, это займет пару секунд: всего-то выгрузить два стула и пуфик, и моя хибарка будет забита под завязку!

– Как хочешь! – сухо отозвался Антуан. – Захлопни дверь, когда будешь уходить.

Матиас догнал его, когда он уже вышел на крыльцо к Луи.

– У тебя есть где-нибудь чистые полотенца? Я приму душ здесь, в моем можно стоять только на одной ноге.

– Ты меня достал! – ответил Антуан, выходя из дома.

Луи забрался в «остин» на пассажирское место и сам пристегнул ремень безопасности.

– Он действительно достал меня, – проворчал Антуан, выезжая на улицу задним ходом.

Грузовик с надписью «Перевозки Делахью» разворачивался, пытаясь припарковаться рядом с его домом.

Десять минут спустя Матиас позвонил Антуану с призывом о помощи. Он хорошенько захлопнул дверь, как тот его и просил, но его собственные ключи остались лежать на обеденном столе. Ребята из службы перевозки ждали перед домом, а он стоял в пижаме посреди улицы. Антуан высадил Луи у школы и тут же повернул обратно.

Представителю компании «Перевозки Делахью» удалось убедить Матиаса дать его бригаде спокойно работать; размахивая руками и суетясь между грузчиками, он только их задерживал. Представитель пообещал, что, когда Матиас вечером вернется домой, все будет стоять на местах.

Антуан подождал, пока Матиас примет душ; когда он наконец был готов, они отбыли вместе в старом кабриолете с откидным верхом.

– Я подвезу тебя и сразу уеду; я и так уже здорово опоздал, – предупредил Антуан, съезжая с Клервил-гроув.

– Ты едешь к себе в бюро? – спросил Матиас.

– Нет, мне нужно заехать на стройку.

– Тогда нет смысла сворачивать к магазину, все равно там слишком воняет краской. Я поеду с тобой.

– Ладно, возьму тебя с собой, только веди себя нормально.

– Зачем ты это говоришь? «Остин» устремился по Олд Бромптон.

– Тише ты! – заорал Матиас. Антуан сердито на него посмотрел.

– Не так быстро! – продолжал настаивать Матиас.

Антуан воспользовался тем, что остановился на красный свет, и наклонился, чтобы взять портфель, лежащий в ногах у Матиаса.

– Может, хватит за меня тормозить? – осведомился он, выпрямляясь.

– Зачем ты положил мне это на колени? – спросил Матиас.

– Открой и посмотри, что там лежит. Матиас с недоуменным видом вытащил какой-то документ.

– Разверни его!

Едва машина тронулась, архитектурный чертеж облепил лицо Матиаса, который тщетно пытался содрать его с себя на протяжении всего оставшегося пути. Наконец Антуан припарковался у края тротуара перед портиком из тесаного камня. Кованая чугунная решетка отгораживала тупик. Он забрал свой чертеж и вылез из «остина».

По обе стороны извилистой дорожки бывшие конюшни были переоборудованы в маленькие коттеджи. Раскрашенные фасады сплошь заросли вьющимися розами. Волнистые крыши были выложены деревянной черепицей или шифером. В глубине переулка возвышалось одно здание, более высокое, чем все остальные. Несколько ступенек вели к большой дубовой двери. Антуан поднялся к входу и поторопил друга, который тащился сзади.

– Надеюсь, крыс там нет? – подходя, спросил Матиас.

– Заходи!

Матиас увидел огромное пространство, освещенное льющимся из больших окон светом, где трудились несколько рабочих. Расположенная в центре лестница вела на второй этаж. Высокий мужчина с непринужденным видом подошел к ним, держа в руке чертеж.

– Все ждут вас!

Шотландец по отцу, нормандец по матери, лет слегка за тридцать, Маккензи говорил по-французски с легким акцентом, не оставлявшим никаких сомнений в его смешанном происхождении. Указав на мезонин, он спросил Антуана:

– Ну, вы приняли решение?

– Еще нет, – ответил тот.

– Я никак не успею получить саноборудование вовремя. Мне нужно сделать заказ самое позднее сегодня вечером.

Матиас подошел к ним.

– Извините, – рассерженно бросил он. – Ты заставил меня проехать через весь Лондон, чтобы я помог тебе решить проблему с сортирами?

– Ты мне дашь одну секунду? – оборвал его Антуан и снова повернулся к своему инженеру: – Ваши поставщики у меня уже в печенках, Маккензи!

– У меня они тоже в печенках, эти ваши поставщики, – заявил Матиас, зевая.

Антуан полоснул друга взглядом, Матиас расхохотался.

– Ладно, я возьму твою машину, а ты попросишь своего инженера подвезти тебя. Хорошо, Маккензи?

Антуан удержал Матиаса за рукав и притянул к себе:

– Мне нужно знать твое мнение – два или четыре?

– Сортира?

– Это бывший каретный сарай, который агентство купило в прошлом году. Я думаю, как лучше разделить его: на две квартиры или на четыре.

Матиас огляделся вокруг, задрал нос к мезонину, потом еще раз повернулся вокруг собственной оси и уперся руками в бока.

– Одну!

– Ладно, бери машину.

– Ты меня спросил, я ответил!

Антуан оставил его и подошел к каменщикам, которые копошились у старинного камина, пытаясь его разобрать. Матиас еще раз оглядел помещение, вскарабкался на второй этаж, ознакомился с чертежом, вывешенным на стене, вернулся к балюстраде мезонина, широко раскинул руки и воскликнул громовым голосом:

– Одна квартира, два сортира, и все счастливы! Изумленные рабочие задрали головы, а бедный Антуан в отчаянии схватился руками за свою собственную.

– Матиас, я работаю! – заорал он.

– И я тоже работаю!

Перескакивая через ступеньки, Антуан взбежал наверх к Матиасу:

– Что ты здесь устраиваешь?

– У меня идея! Внизу ты делаешь нам один большой зал, а здесь разделим этаж на две части… по вертикали, – добавил Матиас, проводя руками воображаемую разделительную полосу.

– По вертикали? – безнадежным голосом переспросил Антуан.

– Еще с тех пор, когда мы под стол пешком ходили, сколько раз мы мечтали жить под одной крышей; ты сейчас холост, вот тебе случай – лучше не придумаешь.

Матиас раскинул руки крестом, повторяя «раздел по вертикали».

– Мы давно уже вылезли из-под того стола! А если кто-то из нас придет домой с женщиной, как мы ее разделим? – смеясь, прошептал Антуан.

– Ну и что, если кто-то из нас вернется с женщиной, он вернется… куда-нибудь в другое место!

– Хочешь сказать, никаких женщин в доме?

– Вот! – заявил Матиас, чуть шире разводя руки. – Посмотри! – добавил он, размахивая чертежом. – Я, конечно, не архитектор, но даже я могу представить, какое райское местечко можно из этого сотворить.

– Ладно, витай в своем раю, а у меня еще куча дел! – прервал его Антуан, выхватывая чертеж.

Спускаясь обратно, Антуан с расстроенным видом обернулся к Матиасу:

– Постарайся переварить свой развод раз и навсегда, а мне дай спокойно работать.

Матиас подбежал к балюстраде, чтобы окликнуть Антуана, который уже о чем-то заговорил с Маккензи.

– Вы с твоей женой когда-нибудь понимали друг друга так хорошо, как мы с тобой все последние пятнадцать лет? А разве наши дети не счастливы, когда мы все вместе уезжаем на каникулы? Ты же сам прекрасно знаешь, что все у нас получится! – убеждал Матиас.

Ошеломленные рабочие застыли, бросив свои дела, пока шел этот разговор. Один принялся подметать, другой углубился в техническую документацию, третий протирал инструменты.

Разъяренный Антуан оставил своего инженера и выскочил из здания в тупичок. Матиас скатился по лестнице, добродушно подмигнул Маккензи, чтобы его успокоить, и присоединился к другу, который уже сидел в машине.

– Не понимаю, с чего ты завелся? Мне кажется, это прекрасная мысль. Ну конечно, тебе-то что, это ведь не ты переехал в стенной шкаф.

– Залезай, или я оставлю тебя здесь, – вместо ответа заявил Антуан, распахивая дверцу.

Маккензи несся за ними, размахивая руками. Запыхавшись, он спросил, не могли бы они прихватить его с собой, а то у него тьма работы в бюро. Матиас вылез из машины, чтобы другой мог забраться внутрь. Несмотря на свой рост, Маккензи сумел как-то разместиться на подобии сиденья в задней части кабриолета, и «остин» устремился в лабиринт лондонских улиц.

С того момента, как они выехали из тупичка, Антуан не сказал ни слова. «Остин» припарковался на Бьют-стрит перед «Французскими книгами». Матиас наклонил переднее сиденье, чтобы выпустить Маккензи, но тот, задумавшись, не тронулся с места.

– Вообще-то, – пробормотал Маккензи, – если вы будете жить вместе, мою команду это устроит.

– До вечера, дорогой! – бросил развеселившийся Матиас, удаляясь.

Антуан тут же догнал его:

– Немедленно забудь все это. Мы и так уже соседи, куда дальше, верно?

– Каждый будет жить у себя, что ты так разволновался? – ответил Матиас.

– Да что на тебя нашло? – озабоченно поинтересовался Антуан.

– Проблема не в том, что ты холостяк, проблема – как жить одному.

– Но в этом и заключается принцип холостяцкой жизни. И потом, мы живем не одни, с нами наши дети.

– Одни!

– Ты так и будешь повторять?

– Я хочу жить в доме, где смеются дети, хочу возвращаться после работы туда, где кипит жизнь, и не хочу больше тоскливых воскресений, хочу уик-эндов со смеющимися детьми.

– Ты повторяешься!

– А что, тебе не нравится, когда они смеются два раза подряд?

– Тебе до такой степени одиноко? – спросил Антуан.

– Ладно, иди работай, а то Маккензи уже заснул в машине, – бросил Матиас, заходя в свой магазин.

Антуан прошел следом и преградил ему дорогу: – А какой мой интерес в том, чтобы мы жили под одной крышей?

Матиас наклонился подобрать почту, которую курьер подсунул под дверь.

– Не знаю, может, научишь меня наконец готовить.

– Именно это я имел в виду, ты никогда не изменишься! – заключил Антуан, уходя.

– Наймем няню, и чем мы рискуем, кроме пары веселых минут?

– Я против нянь! – проворчал Антуан, направляясь к машине. – Я уже лишился его матери, не хватало только, чтобы в один прекрасный день и сын ушел от меня, потому что я им не занимался.

Он уселся за руль и включил мотор. Рядом похрапывал Маккензи, уткнувшись носом в служебную записку. Стоя со скрещенными руками на пороге магазина, Матиас окликнул Антуана.

– Твое бюро как раз напротив!

Антуан растолкал Маккензи и открыл дверцу:

– А вы-то что здесь делаете? Я думал, у вас тьма работы!

Из своего магазинчика Софи наблюдала за разыгравшейся сценой. Покачав головой, она вернулась в подсобку.

IV

Матиаса очень порадовали посетители, побывавшие в этот день в магазине. Хотя поначалу, едва зайдя, каждый клиент удивлялся отсутствию мистера Гловера, все они тепло приняли Матиаса. А число продаж за день его просто удивило. Ужиная пораньше у стойки Ивонны, Матиас размышлял о своем будущем, сулившем, как ему виделось, возможность возглавить небольшой, но приятный бизнес, который, в свою очередь, позволит ему в один прекрасный день отправить дочь учиться в Оксфорд, о чем он давно мечтал. Домой он вернулся пешком на склоне дня. Фредерик Делахью отдал ему ключи, и грузовик исчез за углом.

Он сдержал слово. Грузчики поставили диван и низенький столик на первом этаже, кровати и ночные тумбочки в двух крошечных комнатах наверху. Платяные шкафы тоже были расставлены, посуда нашла свое место в кухоньке, устроенной под лестницей. Для этого потребовался настоящий талант, помещение и впрямь было слишком маленьким, не больше пятидесяти квадратных метров, и каждый его квадратный сантиметр был теперь заполнен.

Прежде чем рухнуть на кровать, Матиас привел в порядок комнату дочери, почти совсем такую же, как та, где она проводила свои каникулы в Париже.

По другую сторону стены Антуан прикрыл за собой дверь комнаты Луи. История, которую он рассказывал сегодня вечером, взяла-таки верх над тысячью вопросов, которыми малыш непременно засыпал его, прежде чем отправиться в постель. И если отец радовался, что его мальчик заснул, то рассказчик, на цыпочках спускаясь по лестнице, мучился вопросом, на каком же месте сын перестал слушать, потому что именно с этого места потом предстояло начать повествование. Усевшись за обеденный стол, Антуан развернул чертеж бывшего каретного сарая и изменил несколько линий. Поздно ночью, прибрав на кухне, он отправил сообщение для Маккензи, назначив ему встречу завтра утром в десять часов.

Инженер прибыл вовремя. Антуан показал ему новый чертеж.

– Забудем на две секунды про ваши проблемы с поставщиками, скажите мне честно, что вы об этом думаете, – попросил Антуан.

Его сотрудник немедленно вынес свой вердикт. Если превратить помещение в одно большое пространство, то работы задержатся на три месяца. Потребуется заново получать все разрешения, пересмотреть сметы, а арендная плата, окупающая работы на такой площади, будет чудовищно высокой.

– Что вы называете чудовищно высокой? – спросил Антуан.

Маккензи назвал цифру, которая заставила его подскочить.

Антуан сорвал кальку, на которой набросал возможные изменения первоначального проекта, и выбросил в контейнер со строительным мусором.

– Отвезти вас в бюро? – предложил он инженеру.

– Мне и здесь надо кое-чем заняться, я подъеду в бюро к обеду. Итак, две или четыре квартиры?

– Четыре! – решил Антуан, покидая стройку. «Остин» выехал из тупичка. День был ясный, и Антуан решил проехать через Гайд-парк. На выезде из парка он в третий раз позволил светофору переключиться на красный, не пытаясь проскочить. Вереница машин за ним делалась все длиннее. Конный полицейский шагом двигался по аллее, которая шла вдоль дороги. Он остановился у кабриолета и оглядел Антуана, погруженного в свои мысли.

– Хороший денек, верно? – заметил полицейский.

– Великолепный! – откликнулся Антуан, бросив ззгляд на небо.

Полицейский ткнул пальцем в светофор, загоревшийся оранжевым светом, и поинтересовался у Антуана: «Эти цвета вам по чистой случайности ничего не напоминают?» Антуан глянул в зеркальце заднего вида и ужаснулся пробке, которую сам же создал. Он извинился, переключил скорость и рванул с места иод насмешливым взором всадника, которому пришлось спешиться, чтобы взяться за регулировку потока машин.

– И зачем только я уговорил его перебраться сюда? – ворчал Антуан, поднимаясь по Куинз-Гейт.

Он припарковался у магазинчика Софи. Молодая цветочница в своем белом халате походила на биолога. Она воспользовалась хорошей погодой, чтобы привести в порядок витрину. Огромные букеты лилий, пионов, белых и алых роз, расставленные в ведрах вдоль тротуара, состязались в красоте.

– Ты чем-то огорчен? – спросила она, едва его завидев.

– У тебя много народа сегодня утром?

– Я первая задала тебе вопрос!

– Нет, я абсолютно ничем не огорчен, – брюзгливо ответил Антуан.

Софи повернулась к нему спиной и зашла в магазин; Антуан последовал за ней.

– Знаешь, Антуан, – проговорила она, заходя за прилавок, – если тебе надоело писать эти письма, я придумаю что-нибудь еще.

– Да нет, это здесь ни при чем. Меня беспокоит Матиас, он устал жить один.

– Но он не будет больше один, ведь с ним будет Эмили.

– Он хочет, чтобы мы жили вместе.

– Ты шутишь?

– Он говорит, что это будет здорово для детей. Софи отвернулась, чтобы Антуан не видел ее лица, и скрылась в задней комнате. У нее был самый замечательный смех в мире и самый заразительный.

– Ну конечно, что может быть нормальней для ваших детей, чем иметь двух пап, – заметила она, утирая слезы.

– Тебе ли это говорить, ведь всего месяца три назад ты говорила мне, что готова родить от первого встречного.

У Софи в долю секунды переменилось лицо.

– Спасибо, что напомнил, как меня одолело одиночество.

Антуан подошел к ней и взял за руку:

– Чтобы в городе, где семь с половиной миллионов жителей, такие люди, как ты и Матиас, оставались холостыми или незамужними, – вот это действительно ненормально.

– Матиас только-только приехал сюда… А ты сам случайно не холостяк?

– Плевать на меня, – пробормотал Антуан. – Я просто не понимал, до какой степени ему одиноко.

– Мы все одиноки, Антуан, – будь то здесь, в Париже, или еще где-то. Пытайся сколько угодно убежать от одиночества, переезжай, встречайся с людьми… это ничего не меняет. В конце дня каждый возвращается к себе. Те, у кого есть пара, не осознают, как им повезло. Они забыли о вечерах наедине с тарелкой, тоску наступающих уик-эндов, воскресные дни в ожидании, чтобы хоть кто-нибудь позвонил. Нас таких миллионы во всех столицах мира. Единственное утешение – что ты не один такой. Антуан погладил волосы своей лучшей подруги. Она махнула рукой:

– Говорю тебе, иди работай, у меня еще дел полно.

– Придешь вечером?

– Не хочется, – ответила Софи.

– Я устраиваю этот ужин для Матиаса, Валентина уезжает в конце недели, ты должна прийти, я не хочу сидеть за столом один нос к носу с этой парочкой. И потом, я приготовлю твое любимое блюдо.

Софи улыбнулась Антуану:

– Рожки с ветчиной?

– В половине девятого!

– Дети ужинают с нами?

– Рассчитываю на тебя, – бросил Антуан вместо ответа уходя.

Сидя за кассой в своем книжном магазине, Матиас просматривал дневную почту. Несколько счетов, рекламные проспекты и письмо из школы с информацией о дате следующего родительского собрания. Один пакет был адресован мистеру Гловеру; Матиас нашарил клочок бумаги в глубине кассового ящика и переписал на конверт адрес его владельца в Кенте. Пообещал себе, что сам отправит письмо в обеденный перерыв.

Он позвонил Ивонне, чтобы зарезервировать себе место. «Не дергай меня попусту, – ответила она. – Третий табурет слева у стойки теперь твой».

Звякнул колокольчик у входа. В магазин зашла прелестная юная женщина. Матиас отложил почту.

– У вас есть французские газеты? – спросила она.

Матиас указал на прилавок рядом с входом. Женщина взяла по экземпляру каждой и направилась к кассе.

– Скучаете по стране? – осведомился Матиас.

– Нет, пока еще рановато, – засмеялась та. Она поискала мелочь в кармане и заметила, что магазин просто очарователен. Матиас поблагодарил и взял у нее из рук газеты. Одри огляделась вокруг. Одна из книг на верхней полке привлекла ее внимание. Она потянулась к ней, встав на цыпочки.

– Это у вас там наверху Лагард и Мишар, антология литературы XVIII века?

Матиас подошел к книжному шкафу и кивнул.

– Могу я ее купить?

– У меня есть экземпляр в гораздо лучшем состоянии, прямо перед вами, – заверил Матиас, беря книгу со стеллажа.

Одри рассмотрела том, который протягивал ей Матиас, и тут же вернула.

– Это антология XX века!

– Верно, зато она почти новая! Разница в три века, естественно, это чувствуется. Посмотрите сами, ни одного сгиба, ни одного пятнышка.

Она от всего сердца рассмеялась и указала на том на самой верхней полке:

– Но мне нужна та книга.

– Я могу прислать вам ее, она очень тяжелая, – ответил Матиас.

Одри озадаченно посмотрела на него:

– Я иду во французский лицей, на том углу, так что лучше захвачу ее с собой.

– Как вам угодно, – сдался Матиас.

Он взялся за старинную деревянную стремянку, подкатил ее по медным рельсам так, чтобы она стала ровно под прямым углом к полке, на которой покоился труд Лагарда и Мишара.

Глубоко вздохнув, он поставил ногу на первую ступеньку, зажмурил глаза и начал подъем, изо всех сил стараясь не спутать порядок движений. Добравшись до нужной высоты, он пошарил рукой. Ничего не обнаружив, приоткрыл глаза, заметил необходимую обложку, ухватил книгу и повернулся, не в силах спуститься. Сердце вырывалось из груди. Совершенно парализованный, он изо всех сил вцепился в стремянку.

– Все в порядке?

Голос Одри прозвучал в его ушах как сквозь вату.

– Нет, – пробормотал он.

– Вам помочь?

Его «да» было таким слабеньким, что его едва можно было расслышать. Одри вскарабкалась к нему. Она аккуратно забрала из его рук книгу и бросила ее вниз. Потом положила поверх его рук свои и, подбадривая, потянула вниз. Ценой огромного терпения ей удалось заставить его спуститься на три ступеньки. Прикрывая его своим телом, она сумела убедить Матиаса, что пол уже близок. Он прошептал, что ему нужно еще немного времени. В тот момент, когда в магазин зашел Антуан, сплетенных Матиаса и Одри отделяла от пола всего одна ступенька.

Она разжала руки. Матиас, пытаясь сохранить остатки достоинства, подобрал книгу, положил ее в бумажный пакет и протянул Одри. От платы он отказался – не надо лишать его удовольствия сделать этот маленький подарок. Она поблагодарила и покинула магазин под любопытным взглядом Антуана.

– Я могу поинтересоваться, чем именно ты здесь занимался?

– Своей работой!

Антуан глядел на него в недоумении.

– Чем могу тебе помочь? – спросил Матиас.

– Мы договаривались вместе пообедать. Матиас заметил газеты, лежащие рядом с кассой.

Он схватил их, попросил Антуана секунду подождать и кинулся на улицу. Мчась на всех парах, он пронесся по Бьют-стрит, свернул на Харрингтон-роуд и, наконец, нагнал Одри на площади у школьного комплекса.

– Не стоило так беспокоиться, – сказала девушка, поблагодарив.

– Я, наверно, очень смешон, да?

– Вовсе нет; но головокружение ведь лечится, – заметила она, проходя через решетчатую ограду лицея.

Матиас смотрел, как она пересекает школьный двор; направляясь обратно в магазин, он обернулся и заметил, как она подходит к галерее. Несколько секунд спустя Одри в свою очередь обернулась, чтобы увидеть, как он исчезает за углом.

– У тебя продвинутое чувство коммерческой выгоды, – заметил Антуан, встречая его в магазине.

– Она попросила Лагарда и Мишара, направлялась в лицей, значит, она учительница, а потому нечего меня упрекать в том, что я всячески содействую образованию наших детей.

– Учительница или нет, но она даже за газеты не заплатила!

– Обедать идем? – спросил Матиас, закрывая за Антуаном дверь.

Софи зашла в ресторан и присоединилась к Ан-туану с Матиасом. Не дожидаясь заказа, Ивонна принесла им блюдо с сырной запеканкой.

– У тебя битком народу, – заметил Матиас, – дела идут неплохо!

Антуан толкнул его ногой под столом. Ивонна отошла, ничего не сказав.

– Что такое, я опять сказал что-то не к месту?

– Она еле выкручивается. Вечером здесь почти никого нет, – пояснила Софи, накладывая ему в тарелку кушанье.

– Обстановка немного устарела, не мешало бы подновить.

– Ты стал экспертом по дизайну? – спросил Антуан.

– Я хотел помочь. Согласись, это ж не вчера делалось, судя по всему!

– А судя по мне, когда я делался? – возразил Антуан, пожимая плечами.

– Вы двое просто пара несносных забияк!

– Но ты бы мог заняться отделкой, это ж твоя работа, ведь так? – не отставал Матиас.

– Ивонне это не по средствам, а кредиты она ненавидит, издержки старой школы, – сказала Софи. – И она по-своему права, вот если б я могла избавиться от тех кредитов, что взяла!

– Значит, так и будем сидеть и ничего не делать? – продолжал настаивать Матиас.

– А ты не мог бы пять минут поесть молча? – предложил Антуан.

Вернувшись в бюро, Антуан впрягся в работу, чтобы наверстать все накопившееся за последнюю неделю. Приезд Матиаса внес некоторую сумятицу в размеренное течение его жизни. Ближе к вечеру, когда за высокими окнами уже скрылось солнце, Антуан глянул на часы. Пора было ехать за сыном в школу, сделать кое-какие покупки и потом приготовить ужин.

Луи накрыл на стол и устроился в рабочем уголке, чтобы сделать домашние задания, пока Антуан суетился на кухне, одним ухом рассеянно прислушиваясь к репортажу, который шел по стоящему в гостиной телевизору, настроенному на программу «ТВ-5 Европа». Если б Антуан поднял глаза, он, возможно, узнал бы молодую женщину, встреченную им несколько часов назад в книжном магазинчике Матиаса.

Валентина пришла первой вместе с дочерью, Софи позвонила в дверь несколькими минутами позже, а Матиас, как и положено доброму соседу, прибыл последним. Все расселись за столом, кроме Антуана, который не мог отойти от своих кастрюль. Облаченный в фартук, он достал из духовки горячее блюдо, поставил его на разделочный столик. Софи поднялась, чтобы помочь ему; Антуан протянул ей пару тарелок:

– Отбивные с зеленой фасолью для Эмили, тарелка с пюре для Луи! Твои рожки будут готовы через две минуты, а картофельная запеканка с мясом для Валентины вот-вот.

– А для номера семь что будет? – со смехом поинтересовалась Софи.

– То же, что для Луи, – сосредоточенно ответил Антуан.

– Ты собираешься ужинать с нами? – уточнила Софи, усаживаясь обратно за стол.

– Да, да, – пообещал Антуан.

Софи несколько секунд смотрела на него, пока Антуан не призвал ее к порядку: пюре Луи сейчас остынет. Ему пришлось отвлечься от стряпни, чтобы принести тарелки Матиасу и Валентине. Он поста-вил блюда перед каждым и задержался, дожидаясь их реакции. Валентину содержимое ее тарелки привело в восторг.

– В своем Париже ты такого не попробуешь, – за-метил он, отправляясь обратно к своим конфоркам.

Почти сразу он вернулся с рожками для Софи и опять подождал, пока она попробует, прежде чем вернуться на кухню.

– Антуан, сядь наконец, – попросила она.

– Уже иду, – отмахнулся он, держа губку в руке. Готовка Антуана вызвала бурное одобрение всего стола, но его собственная тарелка оставалась пустой. Подавая и убирая по мере надобности, он едва принимал участие в общей оживленной беседе. Когда дети начали позевывать, Софи ня минутку отлучилась, поднявшись на второй этаж, чтобы уложить их. Луи заснул на руках у своей крестной еще до того, как она успела укутать его одеялом. Она вышла на цыпочках и тут же вернулась обратно, не удержавшись от желания еще раз расцеловать его. Во сне мальчик приоткрыл глаза и пробормотал слово, напоминавшее «дар-фур»– Софи ответила: «Спи крепко, дорогой» и вышла, оставив дверь приотворенной.

Вернувшись в гостиную, она украдкой глянула на Антуана, который протирал посуду, не вмешиваясь в разговор Матиаса и Валентины.

Софи засомневалась, садиться ли ей обратно, но тут Антуан подошел к столу с большой миской шоколадного мусса.

– Ты когда-нибудь поделишься со мной рецептом? – спросила Валентина.

– Когда-нибудь! – обнадежил Антуан и снова исчез.

Вечер заканчивался. Антуан предложил оставить Эмили на ночь. Завтра он отвезет детей в школу. Валентина охотно согласилась, зачем же будить девочку. Было уже за полночь, шансов, что Ивонна осчастливит их неожиданным появлением, не осталось, и все разошлись.

Антуан открыл холодильник, положил на тарелку кусочек сыра и хлеба к нему и устроился за столом, чтобы наконец поужинать. На крыльце раздались шаги.

– Кажется, я забыла у тебя мобильник, – сказала, заходя, Софи.

– Я положил его на стойку в кухне, – ответил Антуан.

Софи нашла свой телефон, убрала его в сумку. Внимательно посмотрела на губку, лежащую на краю раковины, на секунду замялась, потом взяла ее в руку.

– Что с тобой? – забеспокоился Антуан. – Ты какая-то странная.

– Знаешь, сколько времени ты провел сегодня вечером вот с этой штукой в руке? – поинтересовалась Софи ровным голосом, помахивая губкой.

Антуан нахмурился.

– Ты беспокоишься о том, что Матиас одинок – продолжила она, – а о собственном одиночестве ты никогда не думал?

Она бросила ему губку, которая приземлилась точно посередине стола, и вышла из дома.

Софи ушла уже больше часа назад. Антуан по-прежнему бродил по гостиной. Подошел к стене, за которой проживал Матиас. Поскребся пальцем в перегородку, но с другой стороны в ответ не донеслось ни звука: его лучший друг, наверно, давно спал.

В один прекрасный день Эмили напишет в своем дневнике, что влияние Софи на ее отца сыграло решающую роль. Луи добавит на полях, что полностью с ней согласен.

V

Валентина обернула простыню вокруг талии и уселась верхом на Матиаса.

– У тебя сигареты есть?

– Я больше не курю.

– А я вот курю, – сказала она, роясь в своей сумке, брошенной у постели.

Она подошла к окну, и пламя зажигалки высветило ее лицо. Матиас не сводил с нее глаз. Он любил движения ее губ, когда она курила, завитки летящего дыма.

– На что ты смотришь? – спросила она, прижавшись лицом к стеклу.

– На тебя.

– Я изменилась?

– Нет.

– Это ужасно, ведь я буду так скучать по Эмили.

Он поднялся и подошел к ней. Валентина приложила руку к щеке Матиаса, поглаживая пробившуюся щетину.

– Оставайся! – прошептал он.

Она глубоко затянулась сигаретой, и раскаленный табак затрещал.

– Ты все злишься на меня?

– Перестань!

– Забудь, что я сейчас сказал.

– «Забудь, что я сказал», «сотри из памяти то, что я сделал» – ты уверен, что жизнь карандашный набросок?

– Если карандаши цветные, то получится не так уж плохо, а?

– Взрослей, старина!

– Если б я повзрослел, ты бы никогда в меня не злюбилась.

– Если б ты повзрослел после этого, мы до сих пор были бы вместе.

– Останься, Валентина, дай мне второй шанс.

– Это наказание для нас обоих; я еще могу иногда быть твоей любовницей, но женой больше нет.

Матиас взял пачку сигарет, замялся и бросил ее обратно.

– Не зажигай свет, – тихонько попросила Валентина.

Она распахнула окно и вдохнула прохладный ночной воздух.

– У меня завтра поезд, – проговорила она.

– Ты же сказала – в воскресенье, тебя кто-то там ждет, да?

– А что это меняет? .

– Я знаю его?

– Перестань причинять нам боль, Матиас.

– На этот раз скорей ты мне ее причиняешь.

– Значит, наконец ты сможешь понять, что я тогда почувствовала; и учти, в то время мы еще не расстались.

– А чем он занимается?

– Какое тебе до этого дело?

– А когда ты с ним спишь, тебе тоже хорошо;' Валентина не ответила, выбросила на улицу окурок и закрыла окно.

– Извини, – пробормотал Матиас.

– Мне пора одеваться и уходить.

В дверь застучали, и оба они подскочили.

– Кто это? – спросила Валентина.

Матиас посмотрел на будильник, стоящий на ночном столике.

– Представления не имею, останься здесь, я спущусь посмотрю и принесу твои вещи.

Он повязал полотенце на бедра и вышел из комнаты. Стук во входную дверь усилился.

– Иду! – заорал он, спускаясь по лестнице.

Антуан, скрестив руки на груди, с решительным видом уставился на друга.

– Послушай меня хорошенько, в одном я ни за что не уступлю: никаких нянь и бебиситтеров в доме! Мы сами будем заниматься нашими детьми.

– О чем ты говоришь?

– Ты по-прежнему хочешь, чтоб мы жили под одной крышей?

– Да, но, может, выберем другое время?

– Что значит – «другое время»? Ты хочешь сказать, что мы будем жить по раздельному времени?

– Я хочу сказать, что мы могли бы поговорить об этом позже!

– Ну уж нет, поговорим прямо сейчас! Мы должны установить твердые правила и всегда их придерживаться.

– Мы поговорим об этом прямо сейчас, но завтра!

– Не начинай!

– Ладно, Антуан, я согласен на все твои правила.

– То есть как это ты согласен на все мои правила? Значит, если я скажу, что ты будешь каждый вечер выгуливать собаку, ты тоже будешь согласен?

– Ну нет, не каждый вечер!

– Вот видишь, ты не на все согласен!

– Антуан… у нас нет собаки!

– Перестань меня путать!

Валентина, завернувшись в простыню, перегнулась через перила лестницы.

– Все в порядке? – с беспокойством спросила она.

Антуан поднял глаза и кивнул ей, успокаивая. Валентина вернулась в комнату.

– Да, ты действительно очень одинок, как я заметил, – пробормотал Антуан, удаляясь.

Матиас закрыл за ним входную дверь. Не успел он и шага сделать в сторону гостиной, как Антуан забарабанил вновь. Матиас открыл.

– Она останется?

– Нет, она уезжает завтра.

– Главное, теперь, когда тебе перепала маленькая порция, не приходи ко мне плакаться еще полгода, как ты по ней скучаешь.

Антуан спустился по ступенькам крыльца, чтобы снова подняться к своей двери, и огонь на козырьке погас.

Матиас собрал вещи Валентины и пошел к ней в комнату.

– Что ему было нужно? – спросила она.

– Ничего, потом объясню.

Утром лондонская весна снова сговорилась с дождиком. Матиас уже сидел за стойкой бара Ивонны. Валентина только что зашла, встряхивая мокрыми волосами.

– Я пообедаю с Эмили, мой поезд только вечером.

– Ты мне вчера уже это говорила.

– Ты справишься?

– В понедельник у нее английский, во вторник дзюдо, в среду я веду ее в кино, в четверг гитара, а в пятницу…

Валентина его больше не слушала. Сквозь стекло она заметила на противоположном тротуаре Антуа-на, который заходил в свое бюро.

– Что ему понадобилось в середине ночи?

– Ты будешь кофе?

Матиас рассказал ей о плане совместного проживания, подробно остановившись на всех преимуществах своего предложения. Луи и Эмили прекрасно ладили, как брат и сестра, жизнь под одной крышей гораздо легче организовать, особенно для него. Подавленная Ивонна предпочла оставить их наедине. Валентина несколько раз расхохоталась и слезла с табурета.

– Ты ничего не скажешь?

– А что ты хочешь, чтобы я сказала? Если вы так уверены, что будете счастливы!

Валентина отправилась к Ивонне на кухню и обняла ее:

– Я буду приезжать повидаться.

– Так всегда говорят, когда уезжают, – вздохнула Ивонна.

Вернувшись в зал, Валентина поцеловала Матиаса и вышла из ресторана.

Антуан подождал, пока Валентина повернет за угол. Он покинул свой наблюдательный пост у окна бюро, сбежал по лестнице, перебежал через улицу и зашел к Ивонне. Чашечка кофе уже ждала его на стойке.

– Как все прошло? – поинтересовался он у Матиаса.

– Отлично.

– Этой ночью я послал мейл матери Луи.

– Ты уже получил ответ?

– Сегодня утром, когда пришел в бюро.

– И что?

– Карина спросила, должен ли будет Луи в начале следующего учебного года поставить твое имя в графе «совместное проживание», заполняя классный журнал.

Ивонна забрала со стойки две пустые чашки.

– А с детьми вы уже говорили?

С экономической точки зрения перестройка mews[7] была невозможна, но Антуан, демонстрируя эскизы проекта, объяснил идею, которая пришла ему в голову ночью.

Перегородка, которая разделяла их дом, не несла никакой нагрузки. Достаточно снести ее, чтобы дом обрел первоначальный вид, а внизу можно создать одно большое общее пространство. Конечно, необходимы кое-какие переделки пола и потолка, но все работы займут не больше недели.

Две лестницы будут вести на второй этаж, что создаст у каждого ощущение, что он может подняться «к себе». Маккензи подъедет, чтобы на месте утвердить проект. Антуан отправился обратно в бюро, а Матиас в свой книжный магазин.

Валентина забрала Эмили из школы. Она решила, что отведет дочь обедать в «Медитерранео», где была одна из лучших итальянских кухонь города. Автобус с империалом довез их до Кенсингтон-Парк-роуд.

Солнце заливало улицы Ноттинг-Хилла. Они устроились на террасе. Валентина заказала две пиццы. Они пообещали друг другу звонить каждый вечер, чтобы обмениваться всеми новостями, и посылать «тонны» мейлов.

Валентину ждала новая работа, поэтому она не могла взять отпуск на пасху, зато летом они отправятся в большое путешествие – только девочки. Эмили успокоила маму: все будет хорошо, она приглядит за папой, будет проверять перед сном, заперта ли входная дверь и все ли выключено в доме. Она обещает всегда пристегиваться в машине, даже в такси, надевать шапочку по утрам, если будет холодно, не болтаться подолгу в книжном магазине, не забрасывать занятия гитарой хотя бы до следующих каникул, вот… Но когда Валентина отвезла дочь обратно в школу, то сдержала собственное обещание. Она не плакала, по крайней мере до того момента, пока Эмили не исчезла за дверями класса. В тот же вечер «Евростар» [8] доставил ее в Париж. С Северного вокзала такси отвезло ее в небольшую служебную квартиру в Девятом районе, где ей предстояло жить.

Маккензи просверлил две дырки в разделительной стене и был счастлив подтвердить Антуану и Матиасу, что она не была несущей.

– Мне действует на нервы, когда он так делает! – проворчал Антуан, отправляясь на кухню за стаканом воды.

– А что такого он сделал? – недоуменно спросил Матиас, идя следом за другом.

– Да этот его вечный номер со сверлом, чтобы проверить, правильно ли я сказал! Я еще могу отличить несущую стену от ненесущей, черт побери, я такой же архитектор, как и он, в конце-то концов!

– Ну конечно, – сдавленным голосом заверил Матиас.

– Не слышу особой уверенности в твоем голосе…

– Я не особо уверен в зрелости твоих мозгов. Зачем ты это говоришь мне? Скажи ему!

Антуан решительным шагом направился к своему коллеге. Маккензи как раз убирал очки в верхний карман куртки и не предоставил Антуану возможности заговорить первым.

– Полагаю, мы закончим месяца через три, и дом приобретет свой первоначальный вид. Мы даже можем сделать слепки карнизов… чтобы все увязать.

– Три месяца? Вы собираетесь сносить эту перегородку кофейными ложечками? – взвился Матиас, интерес которого к разговору возрос вдвое.

Маккензи пояснил, что в этом квартале строительные работы требуют специальных разрешений. На все процедуры уйдет около восьми недель, по истечении которых агентство может запросить у службы парковки разрешение на стоянку грузовика с контейнером для строительного мусора. А что до сноса перегородки, на это уйдет не больше двух-трех дней.

– А если обойтись без разрешений? – изложил свою идею Матиас на ухо Маккензи.

Тот даже не дал себе труда ответить. Он забрал свою куртку и пообещал Антуану прямо с этого уик-энда начать подготовку бумаг для получения разрешений.

Антуан посмотрел на часы. Софи согласилась закрыть свой магазинчик, чтобы забрать детей из школы, но пора было сменить ее на посту. Два друга прибыли в цветочную лавку с получасовым опозданием. Сидя в костюмчике прямо на полу, Эмили помогала Софи ощипывать листочки с роз, а Луи за прилавком раскладывал по размерам плетенные из рафии веревочки. В качестве извинений оба отца пригласили всех поужинать. Софи приняла приглашение только при условии, что они отправятся к Ивонне. Таким образом Антуану, возможно, удастся поужинать вместе с ними. Он воздержался от комментариев.

В разгар трапезы Ивонна присоединилась к ним за столом.

– Завтра у меня будет закрыто, – предупредила она, наливая всем по стаканчику вина.

– В субботу? – удивился Антуан.

– Мне нужно передохнуть…

Матиас грыз ногти, Антуан шлепнул его по руке.

– Прекрати, слышишь!

– О чем ты говоришь? – с невинным видом спросил Матиас.

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю!

– Подумать только, и вы еще собираетесь жить вместе! – заметила Ивонна с легкой улыбкой на губах.

– Мы всего лишь снесем перегородку, нашли из-за чего раздувать целую историю.

Утром в субботу Антуан отвел детей в Челси Фармере Маркет. Прогуливаясь по отделу растений, Эмили выбрала два розовых куста, чтобы посадить их с помощью Софи в саду. Собиралась гроза, и было принято решение отправиться в Тауэр. Пока они ходили по музею ужасов, Луи служил им гидом; он счел своей обязанностью успокаивать отца перед входом в каждый следующий зал. Правда, не надо нервничать, ведь все эти фигуры из воска.

Матиас воспользовался свободным утром, чтобы подготовить заказы. Он просмотрел список книг, проданных за эту первую неделю, и остался доволен результатом. Пока он отмечал на полях своего реестра те названия, которые требовалось дозаказать, кончик карандаша остановился на строчке, где значился один экземпляр Лагарда и Мишара, XVIII век. Его глаза оторвались от тетради и остановились на старинной деревянной стремянке, закрепленной на медном рельсе.

Софи едва не вскрикнула. Порез прошел по всему пальцу. Секатор соскользнул со стебля. Она убежала в подсобку. Боль, которую вызвал чистый спирт, попав на рану, была нестерпимой. Она глубоко вдохнула, снова смочила порез и переждала несколько секунд, приходя в себя. Дверь магазина отворилась, она быстро достала из аптечного шкафчика коробочку с бинтами, закрыла стеклянную дверцу и вернулась в магазин, чтобы заняться клиентом.

Ивонна закрыла дверцу туалетного шкафчика над раковиной. Она нанесла на щеки немного румян, привела в порядок волосы и решила, что без шарфика не обойтись. Пройдя через комнаты, взяла свою сумочку, положила туда солнечные очки и спустилась по маленькой лестнице, которая вела в ресторан.

Жалюзи были опущены; она приоткрыла дверь, ведущую во двор, удостоверилась, что путь свободен, и пошла вдоль витрин на Бьют-стрит, постаравшись побыстрее проскочить мимо витрины Софи. Добравшись до остановки автобуса, который ходил по Олд Бромтон-роуд, купила у кондуктора билет и устроилась на втором этаже. Если нет пробок, она успеет вовремя.

Автобус с империалом высадил ее перед оградой кладбища Олд Бромптон. Это место было окутано каким-то волшебством. В выходные дни дети катались здесь на велосипедах по зеленым аллеям наперегонки с бегунами. На старинных могильных камнях, чей возраст насчитывал несколько веков, белки без страха дожидались гуляющих. Сидя на задних лапках, они ловили орешки, которыми их угощали, и грызли их к великому удовольствию влюбленных, расположившихся под деревьями. Ивонна дошла по центральной аллее до ворот, выходящих на Филрэм-роуд. Это была ее любимая дорога к стадиону. Стенфордский стадион уже заполнялся народом. Как и каждую субботу, на несколько часов мирное существование кладбища будет нарушено криками с трибун. Ивонна извлекла из сумочки свой билет и солнечные очки.