Официально Мор считался библиотекарем в KBЧ, но все знали, что из авторитетных воров зону держал именно он, затем шли видные воры - Петро Ханадей, Тарзан, Чистодел. По закону ворам работать, как и занимать в зоне должности, не полагалось. Они и не занимали, за исключе-нием Мора, которого считали настолько неприкосновенной личностью, что было естественным числиться ему библиотекарем, на самом деле библиотекарем, шнырем и оруженосцем - всем одновременно был Скит.
      В тот день, когда Боксер, Быдло, Враль и хмырь ходили в ЗУР делать уколы козлам, Боксер попросту забыл, что Враль остался в зоне фактически на положении отказчика, забыл дать ему "освобождение" от лесной работы по состоянию здоровья.
      Враль, честно сказать, в других лагерях тоже был отказчиком и за это немало пострадал, то есть из-за своих убеждений: был отказчиком не потому, что считал необходимостью бороться за сохранность сибирских лесов, - ему было неинтересно подчиняться бессмысленным, на его взгляд, требованиям. Строптивостью характера тоже отличался, причем, как он сам заметил, за последние годы стал относиться к жизни и человекообразным с необъяснимым презрением.
      Жизнь не казалась ему справедливой. Что же касается отказчиков вообще, эти мужественные люди нравились ему своей стойкостью, несгибаемостью: администрация старалась заставить их трудиться, сочиняла для них лозунги в духе изящной словесности: "Честный труд - дорога к дому, запомни сам скажи другому". Разве не гениально? Отказчики оставались глухи к красо-те поэтического слова.
      Им обещали, что труд облагораживает их телесно и духовно - они отказывались облагора-живаться, утверждая, что от труда станешь горбатым.
      Обещали хорошо кормить - они довольствовались "пониженной нормой" питания да еще сами изобретали вредные антилозунги: "От работы лошади дохнут".
      В действительности так и было.
      Или же: "Пусть работает медведь, у него четыре лапы!" - Мечта, что и говорить: медведь тоже не дурак.
      Суки в своих зонах палками учили их любить труд, но убедились: из-под палки настоящий отказчик труд никогда не полюбит - не кобыла в конце концов. И хотя вынуждены были подчиняться насилию - кубатуры давали смехотворно мало, если... давали.
      Отказчики и на Девятом воровском спецу выступили против Инструкции древним способом организаторов всех революций мира: ушли на подпольное положение в буквальном значении этого понятия. И единственный барак, где они могли уходить под пол совершенно законно, - воровской, где 37-я королевская штрафная воровская гвардейская знаменоносная бригада. Здесь "цвет нации". Тут-то и проявлялась разница между суками, которые угнетали мужика, гоняя на работу дрынами. Воры благоволили мужику, значит и отказчикам, воры снисходительно наблю-дали их борьбу с администрацией со своей аристократической высоты и даже помогали, как могли. Надо сказать, часто и сами воры, не слишком видные, которым не удавалось почему-то записаться у Боксера, тоже делили с отказчиками неудобства подпольной жизни.
      Итак, бригады ушли на работу, проверка окончена, в зоне выжидательная тишина, нет ника-кого движения. Будет ли облава? Стоят на стреме отказчики-"часовые", лежат на наблюдатель-ных пунктах у окон, бдительно следят за происходящим в зоне: если облава, о том узнается заблаговременно.
      В зону вошел отряд мусоров с Ухтомским и Плюшкиным, значит - атас! Всем в кабуры. Кабур (лаз - жарг.) - это всего лишь пропиленные в укромных местах доски пола, легко вынимающиеся, открывающие вход в подпольный темный лабиринт лазеек, перегородок. Здесь нет никакого света, никакой жизни. Тут хозяева крысы, это их царство. Но и отказчики преотли-чно ориентируются. Все эти несчастные дохлые интеллигенты (первая категория не обеспечива-ет физическими данными) - инженеры, профессора, бухгалтеры, агрономы, директора магази-нов и другие - все они тут теперь ползают в худшем положении, чем крысы: те ведь в своей натуральной среде обитания.
      Мусора, конечно, знали, где их искать, но лезть туда за отказчиками не просто и не очень заманчиво. Во-первых, они знали не все кабуры, а отыскивать - большая и часто бесполезная работа: отказчики попадались и из инженеров.
      Кабуры попроще, как, например, из так называемой "парашной", где в одном углу параша, в другом - бачки с питьевой водой, отсюда не очень-то хочется спускаться вниз: сюда, бывает, вываливают и экскременты. Правда, в жизни так бывает сплошь да рядом: одни какают, другие нюхают.
      Облаву дважды не делали. Потому, как только она заканчивается и отряд мусоров удаляется за зону, - тут же отбой, отказчикам дают об этом знать в подпол, они вылезают и могут жить полноправной жизнью до следующего утра, когда все повторяется.
      Бывало, однако, так, что терпенье Бугая лопалось. Самоуничтожение преступников - одно дело, и оно - забота оперативно мыслящих работников министерства тотальной культуры. Лично с него же, Бугая, требовали еще перевыполнения плана по природоуничтожению, которое ему надлежало доказать предъявлением энного числа кубометров поваленного леса. Что и говорить, в самых верхах усатые повелители и лысые мыслители понимали, что на чисто воров-ском спецу не выполнить никакие планы, если в нем будут только одни честные воры: им мешает работать их честность. Потому-то и гнали сюда этих подлых интеллигентов, но и от них пользы не очень - слабосильная продукция, вот и лезут они, паразиты, под пол...
      Оставались мужики, то есть именно чистокровные мужики из колхозов и других крестьян-ских хозяйств, или рабочие, опоздавшие на воле на работу, но в целом привычные батрачить, - только за счет этих и можно было Бугаю выполнять правительственные задачи, но... Нормативы лесоуничтожения отпущены в верхах на каждую отдельную душу. Сюда включались и суки, и отказчики, и козлы и просто педерасты, а еще чеченцы, грузины и даже лошади. Одни работяги - просто мужики - чисто физически не могли справиться с такой нагрузкой, им не под силу за всех пахать. Они старались изо всех сил вместе с замученными и затраханными лошадьми, но мало преуспевали. Тогда терпение Бугая лопалось, и мусора должны были во что бы то ни стало выловить этих проклятых саботажников, отказчиков. Тогда и объявлялась "генеральная облава".
      Мусора действовали коварно: в обычное время облаву не делали. Облавы, бывало, пропус-кались, делались не каждый день и отказчики, успокоенные, не прятались; тут-то мусора и появлялись в такой час, когда их вроде и не ждали. Но и отказчики не дураки: стали постоянно держать караульных, и дела свои в зоне старались делать, держась поближе к "норам"...
      Для надзирателей приказ Бугая почище мнения иного усатого генералиссимуса. И вот надевают они комбинезоны, вооружаются ломами, лампой-переноской с проводом на сорок метров, проламывают в секциях полы тут и там, и кто-нибудь посильнее полезет в крысиное царство. Остальные, окружив проломы, ждут на подхвате.
      Над тайгою, над бараками в безоблачном небе в это время сияет солнце и льет свет свой золотистый на страну, на весь прекрасный мир, где везде все правители обещают своим поддан-ным светлое будущее, в котором разрешены право на труд и отдых, на преклонение перед власть имущими и, конечно, на образование. А как это важно - образование, когда столько образован-ных ползают здесь в грязи под полом 37-го воровского барака!
      2
      И вот вор Витька Барин кричит вору Пух-Перо:
      - Пух! Ты же сегодня у Боксера не был, ты в отказе, а мусора вот-вот... - Тут он обратил внимание и на Враля: - А ты? Освобожден?
      - Нет, - ответил Враль, - а как это?
      - Лезьте в кабур, вашу мать! - И воры, кто не взял освобождение (всю ночь в карты дулись, забыли) нырнули под нары, за ними и Враль, - там уже открыт лаз, все спустились в подпол. Из других секций, их еще три, сюда тоже лукнулись (здесь: нырнули - жарг.) отказ-чики, все теперь расползлись кто куда. Наверху стукнули два раза об пол, затем еще два удара. Это означало: мусора собираются капитально обыскать кабур - мол, держитесь там.
      Впереди Враля в темноту уходили-уползали пятки Пух-Перо, он полз за ними. Послышался шепот Пуха:
      - Сюда, ребята: тут отсек между фундаментом крыльца и коридора, чурбак есть, залезай в тупик, чурбаком закроемся, упремся ногами.
      Скоро они все четверо лежали в темноте на спине. Воняло крысами.
      - Ну ты мастер врать, толкни что-нибудь, - буркнул Вралю Пух-Перо.
      А если вор просит - это Враль уже усвоил - надо постараться. Оно как-то лучше, если у тебя с ворами приличные отношения.
      - Хотите про череп Гайдна? - спросил шепотом.
      - Он кто, вор? - поинтересовался Пух-Перо.
      - Сочинитель, - прошептал Враль, - композитор. Про "Восход Солнца" слыхали?
      - Какой тут восход под полом? - буркнул Пух-Перо. - Давай, дуй про череп. Что с ним?
      - Гайдн отдал концы в Вене... в прошлом веке. Войска Наполеона только что взяли город, а одиннадцать лет спустя внук Гайдна, князь (Эстергази А.Л.), получил от правительства разрешение перезахоронить Гайдна в Эйзенштадте, он в этом городе долго жил, и тут ему построили монументальный памятник. Когда раскрыли могилу в Гундштурме и сняли с гроба крышку, оказалось, скелет на месте, а черепушки нет. А так не положено.
      - А зачем скелету голова? - недоумевал Пух-Перо.
      - А черт его знает, - согласился Враль, продолжая рассказ. - Гроб опустили в могилу со скелетом, но без башки. Менты австрийские завели уголовное дело. Напали на след.
      - Во, гады! - буркнул Пух-Перо. - Разнюхали? Кто же спер башку?
      - Какой-то Карл, бывший секретарь Гайдна, с приятелем ночью на кладбище и отмахали... Заодно еще у одной актрисы (Бетти Роозе - А.Л.) отсекли черепушку. Они, оказывается, интересовались хренологическими (френологическими - А.Л.) теориями какого-то доктора, словно по черепу можно понять характер человека.
      В это время надзиратели уже ползали под полом, искали, освещая более чем сжатое простра-нство переносной лампой. Работа эта мусорская - собачья, что и говорить, но, с другой сторо-ны, что им оставалось? В колхоз не хотелось, образования нет, воровать боялись. Вот и ползай тут. Может, конечно, их загнали сюда по комсомольской путевке. В результате общения с местным специфическим контингентом они со временем и омусорились: ведь если человека каждый день бесконечно посылать на три буквы и в другие разные места, можно и озвереть, это факт. Но вот они сейчас тут ползут в пространстве, где невозможно определить, где юг, а где север, ползут с фонарями и ищут человеков. Наконец один наткнулся на кого-то. На кого? Может, это профессор-биолог, обозвавший обыкновенного черного таракана генералиссимусом, или инженер с первой лагерной категорией (несмотря на его сахарный диабет), в котором Боксер, увы, ни хрена не смыслит? Встретились люди на таком низком уровне, и один другому орет в изысканной манере:
      - Вылазь! Мразь ползучая! - и толкает профессора в сторону дыры наверх. А мусорам наверху: - Встречайте там! Одного принимайте!
      Прокричал, а сам ползет искать других отказчиков. Профессор же покорно уползает в указанном направлении...
      Вскоре надзиратели наверху опять слышат крик снизу:
      - Там! Наверху! Примите второго!..
      - Третьего возьмите!
      - Четвертого!..
      - Посылаю девятого!
      - Пятнадцатого!
      Надзиратели наверху пялят зенки на дыру в ожидании появления хоть одной образованной крыски - никого.
      А все потому, что профессор, уползая в указанную сторону, едва пятки надзирателя исчезли из виду, меняет направление - уж он-то преотлично ориентируется - и вот он уже уткнулся носом в ботинки другого своего коллеги, к счастью, инженера, который всех их поведет через узенькое отверстие в фундаменте в некоторый другой тупичок; возможно, тоже закроет его за собой чуркой, валяющейся рядом. Теперь они, лежа на спине, упираясь ногами в чурку, фактиче-ски недоступны любой силе.
      Мусоров опускают под пол помочь товарищу, они пытаются оттолкнуть чурку лбами, потом переворачиваются на спины и тоже толкают ногами. Ну! У кого копыта сильнее? И все прокли-нают матерей, даже божью матерь, а толку никакого, копыта отказчиков сильнее, им помогает страх. Мусорам приходится вылезать несолоно хлебавши.
      - Ну, давай, - требует Пух-Перо, упираясь ногами в чурку, - гони дальше про эту хренологию.
      - Френологию, - поправляет Враль. - Одного там вроде посадили, но черепушки они не вернули.
      - Во, бляди! Хотя бы бабскую отдали... все-таки актерка без черепушки не смотрится.
      Дальше Пух-Перо узнал от Враля, что череп Гайдна зашила в тюфяк жена одного похитите-ля, где он и хранился, пока из тюрьмы не освободился другой и заложил приятеля, после чего тюфяк распороли, череп примерили композитору - оказался подложным. Могилу опять зарыли, и лежал в ней бедолага-композитор без головы, а уже сын Эстергази с трудом нашел настоящий череп.
      Пока отказчики делились знаниями, надзиратели натужились отодвинуть чурку. Как же, как же! Так ли это просто? Тогда они предприняли последнюю атаку с применением горячего оружия: пошли на кухню, наполнили пять-шесть сорокалитровых алюминиевых бадеек кипящей водой, потащили их, задыхаясь от тяжести, в злополучный барак; здесь, расставив в разных стратегических позициях, высчитав примерно траекторию ползанья "подпольщиков", начали одновременно поливать через щели кипятком. Тут уж несчастным больше как наверх спасаться некуда - в ожогах, мокрые, люди выходят наконец на поверхность. С них срывают мокрую одежду и, как ошпаренных гусей, тащат в карцер, где им гарантировано "диетическое" питание.
      Но, случалось, кипяток не всех доставал. Уцелели на этот раз и Пух-Перо, и другие с ним. Враль побежал к Боксеру в санчасть оформлять освобождение от физического труда.
      3
      Теперь по утрам Враль бегал с Боксером. Ради этого необходимо было вставать за час до подъема. А как узнать время без часов? Выручали сторожевые собаки, лаявшие в пять утра, когда на вышке, стоявшей рядом с бараком, менялся часовой. Какими часами пользовался Боксер, неизвестно, но Враль заставал его всегда готовым к спортивным занятиям.
      Начиная от санчасти, они бежали - впереди Боксер - мелким шагом в сторону бани, отсюда к 12-му бараку, где в этот час на чердаке трухальщиков еще не было, затем мимо кипятилки - к сушилке, дальше трусили мимо каптерки и ряда бараков, последний из которых, седьмой, являлся резиденцией "королевской гвардии" - 37-й штрафной бригады.
      Оставив в стороне бараки, они галопировали уже на хорошей скорости к штабу, в котором размещались кабинеты Бугая и прочей администрации. Такой бег, объяснял Боксер, хорош для установления ритма дыхания.
      Между делом они болтали о разном - о боксе, конечно, о раундах, тренерах, нокаутах. Но Враль не интересовался боксом. Треска был первым, кого он нокаутировал случайно. Поняв однажды, что не знает, чего хочет и чем интересуется, он растерялся. Но это была не апатия, а следствие усталости, просто слишком часто он сталкивался с несправедливостью и перестал верить во что бы то ни было. Послал бы он и этого боксера подальше, но лагерный опыт не позволял: с лепилой необходимо считаться всем, потому что лепила - человек! Да и бег!.. Разве плохо? Враль слышал про одного побегушника - ушел с концами. За ним километров двадцать шла погоня с собакой, награжденной медалью за поимку многих беглецов, но в данном случае бедная псина схватила инвалидность - вот что значит правильно установленный ритм дыхания.
      Враль устраивал Боксера главным образом в качестве партнера по утренней пробежке, его личной жизнью он не интересовался, о собственной же обожал болтать, особенно о том, как его боготворят женщины; о своем происхождении тоже распространялся, но если бы Враль не обладал даром воображения, он бы очень мало что понял. Из рассказа Алика можно или должно было заключить, что Саркисовы... - сам Алик точно не знает - но вроде азербайджанцы, хотя изначально они турки, а их дальние предки произошли от древнекитайских феодалов, так что сам Алик, вполне вероятно, восточный принц. Бывал он в разных зонах - и у сук, и "поляков", даже у беспредельщины, но отовсюду ушел с незалатанной шкурой, потому что его эта резня не касается, он - наука, медицина.
      Пробегая мимо вахты, они направились к пищеблоку, затем, миновав колодец и помойку, одну из уборных, очутились у КВЧ. Здесь темп снизили, чтобы закончить бег на ровном дыхании там, где начали, - у санчасти.
      После несложных "водных процедур" они расставались: Враль отправлялся на кухню за завтраком Ханадею, Боксер - готовиться к приему больных, симулянтов и просто жаждущих получить "освобождение".
      Враль и Скит тоже сошлись характерами, их дружба началась, когда дни стали совсем холодными, летали белые "мухи", а воры все больше отсиживались в зоне, развлекаясь, как умели. В большинстве они все-таки ночные люди. По ночам "бурят", "рамса" гонят, "терса" или "делят третей" (коммерческие карточные игры - А.Л.). Иной к утру окажется в кураже, другой проигрался "до досок", третий - были и такие - лез на чердак вешаться, чтоб не оказаться на "кожаном ноже" за фуфло.
      Вечерами, когда бараки еще не заперты (хотя замки для воров до фени), воры чифирят, травят баланду, кто-то на гитаре шпарит, кто-то бацает - как говорится, самодеятельность. Бывают и пельмени (с воли доставят, и водочку тоже), и песни Петьки Лещенко, Изабеллы Юрьевой, или сами воры музицируют, декламируют Есенина, романы травят - настоящие или собственного устного сочинения. И просят Враля рассказать о какой-нибудь хренологии с князьями, и тот всегда им травит. Ворам его заграничные истории нравились, его хвалили.
      - Хоть не наш фраер, а жизнь понимает не хуже, чем иной вор!
      Как-то его за плечо тронул Скит.
      - Пошли в КВЧ, чайку заделаем. Я там живу у старика.
      Они пошли в КВЧ, вслед им завистливо смотрел гигант Треска. Он понимал: этот сосунок теперь у воров на хорошем счету, но, бог даст свинья не съест, может, настанет праздник и на его улице.
      Глава третья
      1
      Скит рассказал Вралю, что Боксер, было дело, и ему предлагал по утрам бегать, но Скит остерегался его бесконечных любовных историй. Он многое объяснил Вралю про Девятку и воров, о порядках, но попросил уточнить, почему его зовут Враль. И тот разъяснил, что зовут его так, поскольку в детстве много врал. Скит рекомендовал быть осмотрительным, пробегая мимо окон КВЧ. Оказывается, капитан Белокуров, ночуя в зоне, ленится ночью ходить в уборную, вышвыривает в окно газетные свертки (зимою бросает в печку):
      - Не поскользнись, случайно наступив!.. Между прочим, он с университетским образова-нием...
      В конуре Скита в два квадратных метра (из нее и топилась библиотека) кроме топчана с матрацем помещались тумбочка и чурбак, сидя на котором у открытой топки, словно у камина, приятно предаваться думам. Зона в это время уже должна была спать: пробили отбой. Лишь на кухне могла продолжаться жизнь: повара крутились у огромных котлов, в разделочных помеще-ниях подсобные рабочие из отказчиков чистили картошку, разделывали рыбу, резали капусту. Жилые же бараки с зарешеченными окнами закрывались на ночь на замки, в них полагалось предаваться сну. Но замки для воров ничего не значили. Если уж по своей специальности они проникали в чужие закрытые помещения, то из собственного выбраться им ничего не стоило: ходили и ночью из барака в барак - чифирить, играть в карты. А надзирателям не улыбалось бродить по зоне в такое время, особенно в одиночку. Смертной казни ведь не было...
      Мора в библиотеке не оказалось. Скит объяснил, что он часто не ночует - коротает время где-нибудь в бараках или на кухне, если там дежурит, скажем, Ванька Быдло, с которым Мор дружит. Скит поинтересовался, где это Враль так ловко травить научился, и Враль признался, что из книг.
      - У меня их здесь навалом, набирайся вранья сколько влезет, - обещал Скит, - а то некому их изучать, работяги в тайге изнуряются. Воры книгами интересуются разве что в тюрьмах. В тюрьмах даже самые неграмотные стремятся похвастаться начитанностью. Некото-рые воры говорили, что читали "Капитал" Маркса, и некому было их разоблачить, доказав обратное. Странно похваляться тем, чего и знать не хочешь, чем никогда не интересовался.
      Когда пришел Мор, Враль впервые поразился странной раздвоенности лица этого человека. Увидев незнакомого парня, Мор спросил:
      - Ты ищешь кого-нибудь? - мгновение он изучал Враля, посмотрел мельком на Скита: - А-а!.. - и вошел в библиотеку.
      Скоро оттуда послышалось неуверенное, но старательное треньканье на мандолине, кто-то пробовал вывести мотив известной воровской песенки "Гоп со смыком - это буду я!"
      - Старик...- без уточнения сказал Скит, дав понять, что это Мор музицирует. - Его любимое увлечение, когда он очень старается, того и жди кого-нибудь в зоне зарежут.
      Скит признался, что из всех лагерей, которые знавал, лишь здесь он обустроился, наконец, лучшим образом: обязанности несложные, свободного времени достаточно.
      - Здешняя элита - воры. После них идут придурки... Я, например, придурок. Затем работяги, затем амбалы и шестерки, затем отказчики, затем "замужние" козлихи, затем просто козлы. Собственно, последними в списке могут считаться интеллигенты, из настоящих, но они тут делятся на несколько категорий: одни - доктора наук или инженеришки - те, которые с тобой под полом ползали, отказчики. Но и придурки считают себя интеллигенцией, возьми хоть нашего медбрата, "доктора" Боксера... Еще комендант, банщики... Даже ассенизатор по кличке Кенгуру, метр с кепочкой, но с таким инструментом... говорят, женщины, увидев, падают в обморок: больше, чем у Бугая. Так этот состоит в браке с кобылой, которая его бочку тащит: распрягает, заталкивает в уборную на двенадцать мест и... Что поделаешь, не у всякого спальня из карельской березы... Но и Кенгуру - интеллигент. Разве можно его сравнить с нашим Бело-куровым, путающим уборную с газетой "Правда". Дворник обзывает нас засранцами. Или этот верзила Бугаев, начальник всего и всему, трахает на письменном столе баб... Интеллигенты! Офицеры!..
      Скит рассказал, что достиг сейчас в жизни вполне приличного положения (инвалидности), достиг ценой собственной жизни, являясь одним из миллионов тех, о ком говорится: "Никто не забыт и ничто не забыто". Так что не зря воевал, не зря полбашки оторвало. Рассказал и про особенности воровской зоны:
      - Здесь не воруют в том смысле, что у тебя ничего не украдут, можешь оставить на виду даже деньги - не возьмут, понимаешь? Никто не рискнет взять... инвалидом станет. В воров-ской зоне криминала нет, кроме, если зарежут ерша. Это бывает, но это нормально.
      Пробираться в свой барак Вралю понадобилось через кабур, двери бараков оставались на замках до утра. Проходя мимо кухонной помойки, он невольно остановился посмотреть наглую возню крыс, не обративших на него никакого внимания. Они дрались и мерзко визжали на зловонной груде всевозможных отбросов.
      - Днем, - услышал он хриплый голос сзади, - она смотрится хуже. Оказывается, Мор неслышно шел за ним. - Не так, как сейчас, при луне... Здесь каждую ночь идет смертельная схватка между крысами и воронами: кому помойка, а кому Эльдорадо.
      2
      Они стали часто посиживать вечерами после закрытия бараков в конуре Скита. Случалось, к ним подсаживался и Мор, спросить о чем-нибудь непонятном или о еще более непонятном сказать.
      Скит рассказывал Вралю и о своих военных приключениях, про Рощу и Варю...
      Ночью, когда бараки считались замкнутыми, в зоне велась неслышная обыденная воровская жизнь. Лишь в бараках, где жили рабочие бригады, царствовали храп спящих и вонь сохнущих портянок на печной решетке.
      Смотревшему с вышки в зону, наверное, казалось, что в ней тихо. Но тихо бывало под утро, когда над тайгою, за горизонтом, намечается заря, сначала лишь бледная синева, отступающая по мере приближения света. За забором в это время глухо гремят цепи сторожевых собак, охраняющих свободу от несвободы, или наоборот. Гремят эти цепи, и тот, кому суждено их звон в таежной ночи слышать, надолго запомнит, если не навсегда. В такой час Боксер выпускал "полетать" свою ворону... Сколько она крови попортила часовым на вышках! Сколько казенных фонарей перелупила эта неуловимая пернатая! Как могло прийти Боксеру в голову привить вороне такую ненависть к свету? Хотя ненавидела птица только искусственный свет.
      На ночь единственно барак расконвоированных не закрывали; еще не запирались помещения пищеблока, баня, KBЧ, санчасть и уборные.
      Не спеша проволочился Мор мимо помойки, остановился, наблюдая, как производится смена охраны на вышке, дошел до колодца: здесь два хмыря вытаскивали бадейкой воду и переливали в бачок, установленный на низенькой тележке. Потом вошел в кухню через разделочные поме-щения, где как раз очищали вареные лошадиные головы - сдирали остатки мяса с удлиненных черепов, вынимали из глазниц крупные глазные яблоки, достававшиеся хмырям в уплату за работу: они чистили картошку, разделывали рыбу, мыли-скребли, натаскивали из колодца воду, в общем, делали все, что велели, - хмыри в большинстве своем из отказчиков. Мор с кухней в ладах, система общесоветская: ты - мне, я - тебе. Из воров только центровые имели право обжать кухню, ворам рангом поменьше не положено. Иван Быдло в белом халате разгуливал между котлами, словно генерал. Переругиваясь с Мором, он положил ему в миску жареной для "комсостава" картошки и котлет: свои люди из общего котла не жрут.
      - Говорят, Ухтомский новой козой обзавелся, - заметил Быдло, усевшись около пожирав-шего котлеты Мора, - проводит с ней воспитательную работу.
      Иван Быдло по образованию учитель географии. Мор не ответил: он ел.
      - Бугай матюкает ментов, чтобы те заставили мужиков давать больше кубатуры: стране нужен лес не растущий, а спиленный.
      Мор не отвечал: он ел.
      Быдло говорил о том, что вчера в БУРе затянули ерша (подразумевалось, человека задушили полотенцем) и гадали, кто же пойдет на рикшу. Быдло имел в виду воровских амбалов: кто возьмет дело на себя?
      Мор промолчал: он заканчивал еду. Мор не был словоохотлив - общался исключительно вежливо, в пределах нормы. У воров вообще принято общаться в изысканной манере. Случается, переругиваются этак незлобно, но до конфликта доходит не часто. Чтобы оскорбить просто так, как фраера в трамвае... упаси боже! Обыграет иной шулер из воров мужика нечестно - старики это безобразие пресекут и мужику хоть что-то вернут. Так что воры тоже всегда готовы защи-тить интересы рабочего класса. Недавно Витька Барин даже отлупил молодого ворика за наси-лие над козлом... Да, да, насиловать не полагается даже козла!
      Мор поел, попил чай с белым хлебом, не поблагодарил, просто пожелал Быдлу здоровья и ушел. Было еще темно. Ночь приближалась к утру... Это он позавтракал? Или поужинал? Впрочем, вор может себе позволить завтракать или ужинать в любое, удобное для него время.
      Скит и Враль тоже бодрствовали: чифир - коварная и в общем вредная вещь. Главным образом для тех, кто его пьет. Если водка может причинить беды многим, то чифир только употребляющему его: цирроз печени, бессонница - это обязательно. С другой стороны, тот, кто его регулярно употребляет, без чифирка уже ни на что не годен: у него постоянно расширены сосуды за счет чая. Если ему не поддерживать привычный тонус, сосуды сузятся - он уже не жизнеспособен.
      Лагерные мусора много теряют, этого не понимая. Во-первых, за бесценок распродается лагерное барахло; во-вторых, без заварки чая чифирист не работник. Но мусорам скорее всего не столько нужна работа зека, сколько его мука.
      На огонек к Скиту и Вралю заскочил Дурак, тот самый, который в промзоне козу Ухтомско-го обесчестил, и передал за глоток чифира кое-какие параши (слухи, сплетни - жарг.), а именно: управленческие теоретики намереваются заставить воров работать.
      Как раз в это время и мяукнула дверь КВЧ, а она "мяукала" только тогда, когда ею пользова-лся Мор, мяукала из-за того, что петли проржавели. Но когда этой дверью пользовались другие, она лаяла, словно старый охрипший пес.
      - Сидите, - констатировал Мор, собираясь идти в свою опочивальню. Скит решил подели-ться услышанной от Дурака "парашей". Новость как будто не удивила Мора, вернее, она не была для него новостью.
      - А то они раньше этого не хотели, - буркнул он, - всегда мечтали, чтобы воры работали. Кретины. Они же ни хрена не понимают в экономике... Подвинься, - приказал Вралю, сидев-шему на топчане, и сам устроился рядом. - Бугаю надо, чтобы был план. Бугаю лучше с сука-ми: эти погонят мужика, семь потов выдавят из него. Ворам не положено. Вот и плохо Бугаю. Но, спрашивается, почему бы вору и не работать, если он, скажем, умеет и у него хорошая специальность, образование? В книжках пишут, будто вору зазорно быть образованным, будто к ворам идут умственно отсталые... Выходит, воры приветствуют дураков? Они и приветствуют... тех, у кого труд - дело чести, доблести и геройства, но не дураков вообще. Притвориться дураком - одно, так делают многие коммунистические руководители (удобно - значит выгодно), но дурак на самом деле - совсем другое, и это несчастье.
      Мор никого не наставлял, аудитория его не интересовала: он размышлял, и из его размышле-ний публика узнала, что воровские законы... тоже законы. Воры именно потому не должны работать, что их организованная жизнь возможна только при существовании общего воровского котла, а на каких дивидендах базируется он? На воровских поборах фраеров: дань, процент. И от украденного доля. Воры вносят в общак долю из всякой добычи. Конечно, тоже пытаются зажухать, обмануть "налоговую инспекцию", но тем не менее с большой добычи и больший процент, с меньшей - меньший; и из картежных выигрышей отстегивать полагается: они также прибыль с воровского ремесла.
      Но отдаст ли вор долю в воровской общак из зарплаты, которую ему выдали, скажем, на заводе? В том-то и дело, что нет. Если вор пахал и одновременно воровал (такие вообще-то встречались), он отдаст долю из ворованного, но из заработанного собственным горбом - никогда. Но если все воры начнут пахать, где же порядок? Тогда того и гляди воры трансформи-руются во фраеров.