— По крайней мере, я так думаю! Смотрите. Первая позиция машины позволит нам взять крупным планом то, что должно быть палитрой. Если я не ошибаюсь, мы увидим последовательность тридцати трех цветов, сменяющих друг друга. Первый цвет будет соответствовать цифре 1, второй цифре 2, и так далее. Потом, и я тут готова пари держать, тридцать три позиции Машины дадут нам тридцать три цвета. Нам останется только посмотреть расположение этого цвета на палитре, чтобы получить соответствующую ему цифру.
      — Хм, раз уж ты говоришь!
      — Но это же очевидно! Это превосходно! У нас будет код из тридцати трех букв!
      — О'кей. Но если имеется тридцать три цвета, следующих друг за другом в определенном порядке, цифр тоже будет тридцать три, тогда как в греческом алфавите всего двадцать четыре буквы?
      — Так ведь речь идет не о буквах, а о цифрах! Цифрах, которые показывают, как расшифровать букву послания! Не забывайте, что алфавит представляет кольцо. Возьмем французский алфавит для примера. Если у нас А и 2, это дает С, вы согласны?
      — Да. Это я уже понял.
      — Так вот, если мы имеем А и 30, это дает… подождите, я сейчас подсчитаю…
      Мне казалось, я вижу, как она прокручивает буквы в голове.
      — Это дает Е! Мы сделали круг!
      — Понятно. Здорово. Теперь нам остается дождаться машины! — нетерпеливо воскликнул я.
      — Я закончу примерно через час! — вставил часовщик. — Но мне нужна тишина, если вы ничего не имеете против.
      Бедняга, наверное, мучился из-за поднятой нами суматохи. Ему необходимо было сосредоточиться. Я жестом велел всем выйти из гаража, и мы вернулись в гостиную. Я обещал Жаклин позвонить, как только мы получим машину в свое распоряжение.
      Потянувшиеся вслед за этим минуты показались нам бесконечными. Я то и дело вскакивал, потом садился, начинал потирать руки в надежде справиться с нервным напряжением. Эстелла заварила нам чай, а Люси стала разглагольствовать о гениальности Леонардо. Она восторгалась палитрой итальянского художника и явно желала, чтобы мы поняли всю значимость его открытия. Было заметно, что ей не терпится обсудить это с друзьями-хакерами на одном из их многочисленных форумов. Однако распространять информацию в сети было рановато. Всему свое время.
      Ближе к вечеру Эстелла предложила поужинать. Но никто из нас не хотел есть. Франсуа встал, включил телевизор и тут же выключил его, осознав, что любой посторонний звук становится невыносимым.
      Внезапно в гостиную ворвался часовщик.
      — Я закончил! — с широкой улыбкой возгласил он.
      Мы в едином порыве вскочили.
      — Э! — предостерег он, жестом предлагая нам успокоиться. — Ради быстроты я пренебрег прочностью некоторых деталей. Поэтому машина вышла очень хрупкой! Умоляю вас быть осторожными!
      — Конечно, — успокоил его я. — В гараж войдем только мы с Люси, остальные будут смотреть из-за двери.
      — Ты не хочешь дождаться Софи? — спросила Эстелла.
      — Да нет же! — нетерпеливо оборвал ее Франсуа. — Ты не поняла! Сейчас мы ищем код! Послание расшифровывать не будем, только определим код. Он нужен, чтобы освободить Софи!
      — Простите, но в ваших делах сразу не разберешься!
      Мы с Люси пошли за часовщиком. Он с гордостью предъявил нам свой шедевр. Изумительно быстро справился он со сложнейшей задачей, и это не могло не внушать уважения. Я пожал ему руку, всем своим видом выражая признательность. Потом я позвонил Жаклин:
      — Алло! Это Дамьен. Ну вот, я стою перед машиной. Она готова. И картина установлена.
      — Прекрасно! Теперь смотри внимательно, лапочка. Ты видишь главную деталь? Нечто вроде ящичка, который перемещается по зубчатым валикам?
      — Да.
      — Отведи его как можно дальше вправо, чтобы он вошел в паз защелки.
      Я взялся за то, что походило на знаменитый перспектограф Леонардо, и потянул вправо. Ящичек с легким потрескиванием двинулся по зубчикам машины, затем что-то щелкнуло, и он застыл на краю.
      — Получилось? — спросила Жаклин.
      — Кажется, да.
      Люси, дрожавшая от возбуждения, поднималась на цыпочки за моей спиной.
      — Так, теперь сделай то же самое, но только снизу вверх. Держи ящичек за заднюю часть, а переднюю приподнимай.
      — Ладно.
      Я тщательно исполнил ее распоряжение. Часовщик, стоявший сбоку, не сводил с меня глаз. Я слышал его учащенное дыхание. Все смотрели на меня. Я боялся сломать машину или стронуть ее с места.
      — Готово?
      — Да, — сказал я, отпустив ящичек.
      — Хорошо. Итак, в задней стенке ящичка должно быть маленькое круглое отверстие. Это объектив, ну как в фотоаппарате…
      — Хм, да. Правда, оно не круглое, а квадратное, — уточнил я, — но, думаю, часовщик просто не успел закруглить его.
      Я повернулся. Мастер торопливо закивал головой.
      — Хорошо, загляни в него и скажи мне, что ты видишь. По логике вещей, ты должен увидеть картину с увеличением в сто раз.
      Я потер руки и приник к крошечному отверстию. Мне казалось, будто я заглядываю в самый древний в мире микроскоп. Чей дизайн оставлял желать лучшего.
      — Я вижу, хм, цвета, но не очень ясно. Ничего определенного.
      — Возможно. Сейчас тебе надо будет сделать наводку на резкость, — объяснила мне Жаклин. — За сам ящичек не берись, придерживай его за основание. Бели все сделано правильно, он должен вращаться справа налево и сверху вниз. Поворачивай его очень мягко. Быть может, одного миллиметра достаточно. Ты должен найти палитру.
      — Что это такое? — спросил я, начиная вращать объектив.
      — Последовательность цветов, откуда я знаю? Ищи! Как только у тебя будет палитра, ты не только получишь индекс цветов, но и убедишься, что машина точно наведена для последующих тридцати трех позиций.
      Пальцы у меня дрожали. Наводка мне явно не удавалась.
      Я со вздохом выпрямился:
      — Люси, попробуй ты! Я такой неуклюжий!
      Девушка заняла мое место. Она была ниже меня сантиметров на двадцать, и машина больше подходила ей по росту. Главное же, она превосходила меня ловкостью и точностью движений. Она начала медленно поворачивать объектив Леонардо.
      — Ну? — поторопил ее я.
      — Шшш! — сказала она, не шелохнувшись.
      Подняв руку, она еще немного подкрутила объектив, потом медленно попятилась;
      — Вот оно! Осевое сечение! То, что я и ожидала. Посмотрите!
      Я медленно наклонился к окуляру. Я боялся сдвинуть машину и все испортить.
      — Подожди! — крикнула Жаклин в трубку. — Если вы правильно навели на резкость, глупостей делать не надо, зафиксируйте основание винтом.
      — Что за винт?
      Часовщик выступил вперед.
      — Я его еще не вставил, — шепнул он. — Подождите, сейчас сделаю. Держите основание крепче, его нельзя сдвигать!
      Он отошел за винтом и ключом, потом прочно зафиксировал основание. Я приник глазом к отверстию. И тут действительно увидел последовательность цветов, четко сменяющих друг друга. Миниатюрная палитра, спрятанная Леонардо на картине. Древний цветовой код.
      — Но как же он сумел нарисовать такие крохотные полоски? — изумился я. — Нам повезло, что мы смогли разглядеть их, ведь это же копия!
      — Превосходная копия! — возразила Жаклин.
      — Да, но она ведь пострадала при пожаре! И ты не ответила на мой вопрос…
      — Думаю, он использовал лупу и кисть из одного волоска. Или же рисовал чем-то вроде иголки. Не знаю точно…
      — В любом случае я четко вижу цвета. Сейчас я попробую их сосчитать.
      Я принимался за дело несколько раз. Полоски находились так близко друг от друга, что было трудно не сбиться. Однако цвета различались очень четко. И хотя «Джоконда » в целом производила впечатление картины монохромной, я насчитал ровно тридцать три цвета, притаившихся в углу.
      — Бинго! — воскликнул я. — Тридцать три цвета! Потрясающе! Не знаю даже, где это находится на картине. Возможно, в одном из кружков, которые нарисовал карандашом мой отец.
      Люси встала рядом с «Джокондой» изначала водить перед ней рукой, чтобы я мог видеть ее пальцы.
      — Стоп! — приказал я. — Вот! Вот оно!
      Палец ее был виден в правом верхнем углу картины, как раз на одном из тех мест, что были отмечены моим отцом.
      — Именно так! Отец, значит, был совсем близок к цели!
      — Хорошо, — заговорила Жаклин на том конце провода. — Теперь будет немного посложнее. Здесь нужна хорошая визуальная память, тебе придется напрячься. Ты начнешь по одному опускать рубчики горизонтальной оси и вертикальной оси. По одному одновременно. Ты получишь тридцать три новые позиции. На каждой ты будешь иметь один цвет.
      — Да, — подхватил я. — И позиция цвета на палитре даст мне цифру. Люси угадала…
      — Превосходно. Ну, давай!
      Я набрал в грудь побольше воздуха. Я знал, что это будет нелегко. Память у меня никудышная, и мне придется постоянно возвращаться на первую позицию, чтобы вспомнить расположение того или иного цвета на палитре. Нелегко, да и времени терять было нельзя.
      Я начал манипуляции с легендарной машиной Леонардо да Винчи. Один за другим яркие цвета появлялись в крохотном объективе. Люси протянула мне листок бумаги и карандаш. Я стал записывать. Несколько раз я ошибался и возвращался назад. Перечеркивал написанное. Вновь наводил объектив. Потом у меня защипало в глазах. Изображение помутнело. Я чуть отступил от машины, встряхнул головой и вновь принялся за работу.
      Это был магический момент. В гараже воцарилось тревожно-почтительное молчание. Все мы ждали разгадки тайны, переданной нам Леонардо сквозь века. Мне казалось, будто я нахожусь в его миланской мастерской. Будто слышу за спиной его смех. Леонардо был доволен. Его хитрость удалась.
      Через полчаса, быть может, чуть больше, я выпрямился и объявил всем, что закончил.
      — Ну? — спросил Франсуа.
      — Что — ну? — сказал я, показав ему записи. — Это всего лишь цифры.
      Я посмотрел на часы. Четверть десятого. У нас не было времени разглядывать код. Эти тридцать три цифры. Ключ, позволяющий расшифровать послание Иисуса. У меня в руке. Который придется отдать людям, похитившим Софи.
      На что они надеялись? Прочесть послание раньше всех и сохранить для себя? Было ли им известно, что мы раздобыли текст и можем его расшифровать? В таком случае не попытаются ли они устранить нас? Это было вполне вероятно. Почти наверняка. Но у меня не было времени размышлять над этим. Сейчас значение имело только одно. Спасение Софи.
      — Едем! Надо отвезти код на Пер-Лашез. Это наш единственный шанс!
      — О'кей, едем! — повторил Франсуа.
      — Нет! — твердо сказал я. — Ты не поедешь. Я отправлюсь туда со Стефаном.
      — Ты шутишь?
      — Я говорю серьезно, Франсуа. Вы все останетесь здесь. Я не намерен провалить дело. Я еду один. Только Стефан будет меня сопровождать.
      Баджи вышел на середину гаража:
      — И речи быть не может о том, чтобы вам ехать, Франсуа. Я не могу взять на себя такой риск. А вы, мсье Лувель, — повернулся он ко мне, — должны понять, что мы поедем туда не одни.
      — Что-что?
      — Я позову ребят с фирмы.
      — Вы с ума сошли! Это не операция для коммандос!
      — Послушайте, Лувель, вы мне очень нравитесь, но сейчас у нас нет времени на споры! Вы когда-нибудь держали в руках пушку?
      — Нет.
      — Вы принимали участие в операции по спасению заложников?
      — Нет, но…
      — Так вот, — оборвал он меня, — это мое ремесло, не ваше, понятно? Вы должны довериться мне, и тогда все будет хорошо.
      — Ладно, только не провалите дело! — уступил я.
      Он кивнул. Взял свой мобильник и пошел к машине. Я увидел, как он роется в багажнике «Шафрана», одновременно разговаривая по телефону со своими коллегами.
      Франсуа встал передо мной:
      — Вы будете звонить мне каждые три минуты, иначе мы все здесь умрем от беспокойства!
      — Ну, каждые три минуты обещать не могу, но мы обязательно позвоним! — сказал я.
      До встречи на кладбище оставалось меньше часа. Нельзя было терять ни минуты. Нам придется гнать машину на полной скорости, чтобы успеть вовремя.
      Эстелла принесла мне пальто, я сунул листок с записанным на нем кодом в карман и направился к «Шафрану».
      Пока Стефан помогал мне надеть бронежилет, Люси пристально смотрела на меня. Мне кажется, я никогда не видел такого пронзительного взгляда. Словно она пыталась передать мне что-то. Наверное, немного мужества. Я подмигнул ей, улыбнулся Шевалье и сел на переднее сиденье «Шафрана».
 
      Наверное, я никогда не терзался такой тревогой, как в эти бесконечно долгие минуты, отделявшие нас от встречи на кладбище. Что до Стефана, он гнал машину еще быстрее, чем Софи во время нашего бегства из Горда. Но это был профессионал, и я почти не испытывал страха. Почти.
      В пути Баджи всячески старался ободрить меня. Было видно, что ему удалось в самую последнюю минуту составить какой-то план вместе со своими коллегами, и теперь он объяснил мне, что спрячется за могилой, не показываясь похитителям. При малейшей опасности он вступит в дело.
      — А ваши парни? — с тревогой спросил я.
      — Нормально, вы их даже не увидите.
      — Вы ведь не станете играть в ковбоев, а?
      — Если все пройдет хорошо, нам не придется вмешиваться. Мы здесь прежде всего для того, чтобы защитить вас.
      Я громко сглотнул и сжал кулаки. Меня била дрожь, я чувствовал себя слабым и беспомощным. Парализованным.
      — Главное, — сказал Баджи, — не говорите, что у вас нет Камня. Ничего не говорите. Держите листок с кодом в руках. Это будет для них приманкой. Даже если они поймут, что это не Камень, им захочется узнать, что на листке.
      — Надеюсь, вы правы.
      Огни Парижа сливались в одно мутное пятно, проносившееся за стеклом. Я уже не слышал, говорит ли со мной Баджи. Ум мой блуждал где-то далеко. Поглощенный воспоминаниями о Софи. Я не заметил, как промчались последние минуты. Не увидел последних метров перед кладбищем.
      Мы подъехали к Пер-Лашез, расположенному в самом начале двадцатого округа, незадолго до десяти. Кладбище утонуло в весеннем сумраке. Из-за длинной стены виднелись деревья с пробивающейся листвой. Баджи припарковал машину на бульваре Менильмонтан. Он вышел сам и открыл дверцу мне. Я словно оцепенел на своем сиденье. Не мог пошевелиться. Потом, увидев, что дверца открыта, заставил себя выйти. Уличные фонари отбрасывали оранжевые блики на тротуар. Стефан хлопнул меня по плечу. Чтобы привести в чувство. Мы тронулись в путь.
      Кладбище Пер-Лашез — это целый город могил, раскинувшийся на большом холме. Вдоль облицованных булыжником аллей стоят липы и каштаны. Однако ночью все это превращается в какую-то темную массу, где тени от деревьев сливаются с могильными камнями в грандиозную и пугающую фреску. Я задрожал.
      Все входы уже давно были закрыты, и мы двинулись вдоль высокой каменной стены по маленькому проулку, ведущему вверх, к одному из углов огромного кладбища. Улица Репо, улица Покоя — удачное название. Мы шли к месту, где стена была чуть пониже, а украшающий ее пилон должен был помочь нам взобраться. Совсем близко находился один из входов, и нам следовало соблюдать осторожность, поскольку стоявший там домик очень походил на жилище сторожа.
      Ко мне возвращалось странное ощущение, которое я испытал вместе с Софи во время нашей ночной вылазки в сгоревший дом моего отца. Ощущение, что я грабитель. Весьма посредственный грабитель. Но сейчас мне было гораздо страшнее. Тогда мной руководила она.
      Телохранитель подставил мне спину. Я полез на фонарный столб. Оперся левым коленом о стену. Шершавая жесткая поверхность больно царапала кожу сквозь ткань брюк, но я продолжал карабкаться. Отталкиваясь от стены и цепляясь за столб, я наконец добрался до вершины и сел на стену между металлическими пиками, призванными оградить кладбище от нежелательных посетителей. Я осторожно наклонился и протянул руку Стефану. Но ему моя помощь была не нужна, он вскарабкался на стену с ловкостью альпиниста.
      Я спрыгнул по ту сторону стены, прямо в кусты, и тут же рядом со мной приземлился Баджи. Перед нами до горизонта простиралось кладбище с едва различимыми во тьме могилами. Я посмотрел на часы. Без восьми десять. Нам осталось меньше десяти минут, чтобы добраться до места встречи.
      — Ваши друзья, где они?
      — Они уже здесь. Заняли свои посты.
      Внезапно он заговорил по-военному четко.
      — Мы даже не знаем, где эта могила! — прошептал я.
      — У главного входа есть список, — успокоил меня Баджи.
      И он побежал впереди меня, уклоняясь на ходу от ветвей, чтобы не слишком шуметь. Я ринулся следом за ним, озираясь вокруг и пытаясь понять, нет ли за нами погони. Но я никого не увидел. Мы бежали среди могил, перепрыгивая через горшки с цветами, пригибаясь, чтобы укрыться за стелами и крохотными часовенками. Кладбищенская стена укрывала нас спасительной тенью. Было очень темно, и я сказал себе, что заметить нас могут только кошки, которые днем и ночью шныряли здесь, словно неприкаянные души.
      Сильно запыхавшись, мы добрались до старого зеленого панно, на котором был вывешен список знаменитых людей, обретших последнее пристанище на Пер-Лашез. Чернила выцвели, но я все-таки нашел имя Мишле в середине колонки. Пятьдесят вторая секция. Почти в центре кладбища. Похитители выбрали могилу, удаленную от ворот и дома сторожа. Они явно заботились о своей безопасности.
      — Хорошо, — сказал Баджи, показав мне план кладбища. — Сейчас мы разделимся. Нельзя, чтобы они увидели нас вместе. Вообще-то меня они просто не должны видеть. Вам нужен самый прямой, самый предсказуемый путь. Идите по аллеям кладбища. Я буду передвигаться скрытно, чуть позади вас. Прикрытие вам обеспечено.
      Сунув руку в карман, он достал пистолет:
      — Держите.
      Я попятился:
      — Хм, вы уверены, что это необходимо?
      — Не валяйте дурака, Лувель.
      Что ж, по крайней мере откровенно.
      — Сколько их у вас? Себе оставили?
      — Два. Конечно.
      Спорить было бесполезно. По правде говоря, я зря демонстрировал отвращение к оружию, с пистолетом мне было как-то спокойнее.
      — Только без глупостей, — все же буркнул я. — Нам нужно вытащить Софи из этого дерьма. Без лишней пальбы, договорились?
      Он не счел нужным ответить. Ремесло свое он знал превосходно и, наверное, гораздо больше тревожился за меня… Я был уверен, что он сделает все возможное. Но я не был уверен, что этого будет достаточно.
      Он хлопнул меня по плечу, подмигнул и исчез за рядами серых могильных камней.
      Вот тут я и запаниковал. Один, на кладбище, в ночном мраке, с воспоминанием о Софи в моих объятиях. Уравнение было простым. Только я мог спасти ее. И я был раздавлен этой ответственностью. К тому же уравнение не могло считаться справедливым.
      У меня не было Камня.
      Я набрал в грудь побольше воздуха, стараясь взбодриться, черпая силу в воспоминаниях. Лицо Софи, ее улыбка, ее решимость и воля, ее скрытая нежность. Наша ночь в Лондоне. Те, что последовали за ней. Я двинулся вперед.
      Ветер свистел между могилами, подталкивая меня в спину. Мяукали шнырявшие среди могил кошки. С каждым шагом я отдалялся от парижского шума. С каждым метром отрывался от реального мира. Словно погружаясь в бездну мрака. Словно вступая в рукопашный бой с адом. Я шел по костям, чтобы пересечь Стикс. Я плыл к острову, откуда не должен был вернуться один.
      Мои шаги отдавались на булыжных аллеях кладбища. Передо мной изредка шумно вспархивали испуганные голуби. Вдали постепенно возникали очертания маленькой площади, рядом с которой находилась могила Мишле. Но я по-прежнему никого не видел.
      Сунув руки в карманы, не поднимая головы, я пытался одолеть страх, который приказывал вернуться назад. Каждый шаг был победой и ударом ножа по венам. Бороться, чтобы идти вперед, бороться, чтобы верить. Никогда я не чувствовал себя таким одиноким.
      Вскоре, сам не понимая как, я оказался перед могилой Мишле. Вокруг все сливалось в лес теней и могил. Гробница была небольшой: широкая стела между двух римских колонн представляла собой задрапированную фигуру, возвышавшуюся над могилой. В темноте белый памятник выглядел пугающим. Меня пробрала дрожь.
      Внезапно я услышал за своей спиной какой-то шорох. Я вздрогнул всем телом. И медленно повернул голову. Но ничего не увидел. Я стал пятиться в поисках какой-нибудь опоры, какой-нибудь поддержки. Мной овладел ужас. Меня знобило от страха.
      И тут передо мной появилась черная тень, будто восставшая из могилы. Я оцепенел. На моих глазах, словно китайские тени на белой поверхности гробницы, возникли две фигуры. Мужчина и женщина.
      Я сразу узнал Софи. Руки у нее были связаны за спиной, во рту торчал кляп. Стоявший рядом мужчина приставил пистолет к ее виску. Он толкал ее, заставляя идти перед собой.
      Я дрожал. Я слышал прерывистое дыхание Софи. Наверное, она плакала. Лица ее я разглядеть не мог, но угадывал ужас в ее движениях, в ее дыхании. Она предстала предо мной как обещание, которое нужно было исполнить. Такая близкая и такая недостижимая. Я хотел бы остановить все. Пусть весь мир остановится. Вырвать Софи из этой истории и бежать. Просто бежать вместе с ней.
      — Камень! — воскликнул мужчина, приставив пистолет ко лбу журналистки.
      По затылку моему стекали капли пота, я не мог унять дрожь в руках. Всеми силами я пытался овладеть собой. Софи была всего в нескольких шагах от меня. Я не имел права на ошибку.
      Я медленно сунул руку в карман. Ощутил пальцами бумагу. Листок с кодом. Эти люди должны были согласиться на код. Сглотнув и сжав зубы, я медленно вытащил листок из кармана.
      Это был наш единственный шанс. Жизнь Софи за клочок бумаги.
      — Вот, — сказал я, протянув код.
      Бумага дрожала в моих пальцах. Белый прямоугольник в темной ночи. Порывом ветра его взметнуло вверх. Дважды. Затем он обвился вокруг пальца, Я не шелохнулся.
      Внезапно незнакомец сделал резкое движение. Встряхнул Софи, которую держал одной рукой.
      — Вы что пытаетесь мне всучить? — рявкнул он. — Это не Камень.
      — Подождите… — пробормотал я. — Это код… Камня у меня нет, но…
      Я не успел договорить.
      Разрядом белой молнии грохнул выстрел. Сухой. Резкий. Внезапный. Не знаю, что было раньше — вспышка или звук. Но я дважды моргнул. Дважды вздрогнул. Кто-то закричал. Наверное, я. Разрыв еще отдавался в могильных камнях. Возвращался эхом.
      Потом я увидел, как очень медленно, словно при замедленной съемке, тело Софи падает вперед.
      Руки ее оставались связанными. Она не сделала ни единого движения, чтобы смягчить удар о землю. Ничто в ней не шелохнулось. Безжизненный манекен. Поникнув головой, она обмякла, словно разбитая кукла.
      Ее голова с ужасающим стуком ударилась о булыжник. И я, возможно, еще кричал, когда раздался второй выстрел. Но я уже ничего не видел. Ничего не слышал. Я только чувствовал, как падаю, падаю…
      Сквозь гул в ушах пробились вдруг другие выстрелы. Беспорядочные вспышки. Ожесточенная перестрелка. Но меня здесь уже не было. Белые молнии.
       Нет. Так нельзя. Так нельзя.
      Внезапно меня отбросило назад. Ужасная боль пронзила грудь. Звук шагов. Крики. Снова выстрелы.
      Потом тишина. И глаза мои медленно наполнились слезами. В горле застрял комок. Боль. Я помню только боль.
      Потом Баджи. Его рука на моем плече.
      — Пуля угодила вам в грудь.
      Он говорил шепотом.
      —  Ее отразил бронежилет.
      Сколько времени я провел здесь? Была ночь или я просто ничего не видел? Мне хотелось потерять сознание. Ничего больше не знать. Не чувствовать. Пусть только боль прекратится. Отогнать эту мысль, засевшую в голове. Эту фразу, в которой ничего нельзя изменить. Несколько лишних слов. Софи умерла.
      Но теперь оставалось только это. Это и еще боль.

Двенадцать