20 июля с. г. в 14.35 по московскому времени в зале Замоскворецкого народного суда был убит писатель Евсей Незванский. Настоящим удостоверяю, что это умышленное убийство совершил я, Эдвард Туполь, поскольку за двадцать лет с момента порождения мною этого литературного монстра истощилось терпение мое глядеть на производимые им в российской литературе непотребности.
      Вот как дело было.
      В октябре 1980 года в Нью-Йорке, спасая своего приятеля по эмиграции, бывшего члена Московской коллегии адвокатов Незванского от работы грузчиком в соседнем супермаркете, куда его чуть не силой загоняли жена и дочь, я поддался на его уговоры поставить его имя рядом со своим на титульном листе романа «Старая площадь» — в обмен на замечательные бутерброды, дешевую водку и бездарные советы, которые Евсей подносил мне во время работы. Мог ли я предполагать тогда, что книга, написанная мной за восемь недель на пособие по безработице, будет переведена на двадцать языков и станет международным бестселлером?
      Между тем на успехе «Старой площади» Незванский, как на белом коне, въехал в Германию штатным сотрудником издательства «Посев». Впрочем, это меня не интересовало — ну надувает человек «посевовских» вояк с советской властью, и бог с ними. Но потворствуя лжи, мы плодим еще большую ложь.
      В 1985 году, едва в СССР к власти пришел М. С. Горбачев, Незванский объявил себя его другом, собутыльником и сокурсником по юрфаку МГУ. Хотя на самом деле Горбачева никогда в глаза не видел, в МГУ не учился, а окончил Московский юридический институт. Вешая лапшу на уши лондонских, кембриджских и вашингтонских политиков, «автор» международного бестселлера Евсей Незванский читал им лекции о старом и новом мышлении своего друга Миши Горбачева и такой произвел этими лекциями фурор, что Пентагон за сто тысяч долларов заказал ему психологический портрет нового советского лидера для президента Рональда Рейгана.
      Завершив стотысячную аферу с Горбачевым, Незванский ринулся на новый Клондайк — в освобожденную от цензуры Россию. В 1991 году он за триста долларов продал издательству «Нева» права на публикацию «Старой площади». Не спешите изумляться мизерности гонорара, тут был другой прицел — «Нева» с ходу перепродала свои права другим издательствам, книга разлетелась по СССР миллионными тиражами легальных и пиратских изданий. Вот когда пришла к Незванскому звонкая слава классика русского детектива! Мои попытки остановить разбой успехом не увенчались — разбой в России был повсеместным. Зато Незванский, давая интервью «Литературному обозрению» (1.01.93), уже как признанный мэтр, сообщал подробности своего литературного происхождения:
      «Писателем я стал вынужденно. Это случилось в эмиграции, в США. Нужны были деньги, и я бросился в холодную воду, решил написать детектив. В помощь взял Эдварда Туполя. За три месяца дружной работы мы написали политический триллер „Старая площадь“».
      Здесь, кроме фразы «нужны были деньги», все вранье.
      После выхода в СССР «Старой площади» у Незванского случилось просто недержание — его детективы посыпались ежемесячно, ядовитые своей бездарностью, как чернобыльские грибы. Я только диву давался: откуда такая прыть? Неужели, подавая музыканту бутерброды, можно выучиться музыке? Ведь я-то знаю литературные способности Евсея, он, кроме искового заявления, ничего написать не способен, я по сей день храню его автографы.
      На Ростовской книжной ярмарке мне явилась разгадка немыслимой продуктивности Евсея. Два московских издателя спросили у меня, сколько романов я пишу в год. «От силы один». «Но ведь это коммерчески невыгодно, — сказали они. — Вы и Незванский такие раскрученные на „Старой площади“. Давайте работать вместе. У нас есть бригады способных „литературных негров“. Дайте нам свое имя, мы вам будем платить по три „штуки“ за каждую книгу».
      Все стало ясно. Вот почему Евсей по такой дешевке сплавил в «Неву» «Старую площадь» — не ради славы вящей, а ради вполне конкретной прибыли. И когда бы я ни приезжал в Россию, со всех книжных прилавков от Питера до Камчатки мне хохотала в лицо сытая моей кровью физиономия «писателя», я буквально воочию видел его червивую ухмылку над людьми, которые доверчиво платят настоящими деньгами за его липовые книги.
      Три года назад я «пошел в сознанку», написал «Литературное покаяние: паразит Евсей Незванский». В этом очерке я честно покаялся перед российским читателем в создании детективного акына Незванского и подробно рассказал, как это случилось. «Покаяние» вместе с полным текстом «Старой площади» было сначала издано ростовским «Гермесом», а затем московским «Эксмо», оба 25-тысячных тиража тут же разошлись. Но на коммерции Незванского это никак не отразилось. Читатели не услышали моего вопля: «Осторожно: вор, аферист и отпетая бездарь!» Зато Незванский решил заработать и на моем «Покаянии». В Замоскворецкий районный суд Москвы поступило его исковое заявление. Незванский требовал с издательства сотни тысяч долларов за «оскорбление его чести и достоинства не только как писателя, но и как человека, как личности».
      Дуэль, о которой я мечтал столько лет, назначена! И сам полетел в Москву. Но в Москве адвокат охладил мой дуэльный пыл: «Где свидетельства того, что именно вы, и вы один, написали „Старую площадь“? Как вы собираетесь доказать, что романы Незванского написаны „литературными неграми“? Какими документами подтверждено каждое слово, которое вы о нем написали в „Покаянии“? Поймите, не только денег хочет Незванский, он хочет уничтожить вас как писателя. По нашим сведениям, он сам приезжает на суд».
      Однако Незванский в Москву не явился, представлявшая его интересы в суде юрист «Парнаса» сказала, что в последний момент он «по состоянию здоровья» сдал билет. Процесс отложили.
      И вдруг в «Московском комсомольце» появляется заметка «Авторы „Старой площади“ поссорились на почве плагиата»:
      «Судебное разбирательство между двумя известными литераторами Евсеем Незванским и Эдвардом Туполем начнется завтра в Замоскворецком суде Москвы. Туполю придется отвечать в суде за нанесенные Незванскому оскорбления. Свою репутацию Незванский оценил в 100 миллионов рублей».
      Я понял, что противная сторона времени не теряла и предупреждение моего адвоката не было пустым звуком. Поэтому в ту же ночь написал в «МК» опровержение. Вскоре в газете появилась большая статья: «Как поссорился Туполь с Незванским». Цитировать ее не имеет смысла, вот лишь пара абзацев:
      «Когда я писал „Старую площадь“, то предполагал, что Незванский будет консультантом романа. В итоге выяснилось, что консультации его оказались бесконечным враньем, так что мне пришлось потом изымать из книги большие куски и извиняться перед людьми. А в литературной работе он участия не принимал. Сейчас я вижу, как море макулатуры заливает книжный рынок России. Я не отвечаю за всех халтурщиков, но я ввел Незванского в литературу и должен раскрыть его настоящее лицо. Незванский никакой не писатель, а был и есть паразит по определению, данному в словаре Ожегова, то есть организм, живущий за счет других».
      Оказалось, что у печатного слова есть еще кое-какая сила: сразу после этой публикации читатели стали выводить на меня «литературных негров» Незванского, а те доверительно сообщали рецепты изготовления его романов. Так я узнал, что Пушкину, который памятник себе воздвиг нерукотворный, далеко до Незванского. Евсей Фридрихович воздвиг себе целый «Парнас», где директорствует его личный представитель на всей территории бывшего СССР — Михаил Смоляницкий.
      Я живо представляю себе творческую лабораторию Евсея в Гармиш-Партенкирхене. Его рабочий день начинается с просмотра московской прессы, столь богатой нынче на криминальную хронику. Старательно выписав самые лакомые, с его точки зрения, происшествия, Евсей Фридрихович отправляется на прогулку, где творчески переосмысливает прочитанное в «сюжеты», чтобы по возвращении домой составить двухстраничное наставление московским «неграм». Отработав таким образом, писатель обедает, спит, а потом приступает к чтению «своих» произведений, поступивших из Москвы с утренней почтой. Кто сказал, что «ни дня без строчки»? Ни дня без романа!
      15 апреля, за неделю до нового суда, я снова был в Москве. К этому времени мой адвокат подготовил целую папку интересных документов и нескольких свидетелей, укрепляющих наши позиции.
      — Ваша честь, — сказал он на заседании суда, — предметом разбирательства является многолетний спор Туполя и Незванского по поводу авторства романа «Старая площадь». Кроме этого романа, существуют произведения, опубликованные раздельно под фамилиями Туполя и Незванского. Современные методы литературоведческой и математико-лингвистической экспертизы дают возможность сличить эти произведения и установить наконец научно, кто в действительности автор спорного романа. Мы ходатайствуем о том, чтобы суд своим определением поручил Институту мировой литературы имени Горького и Отделу экспериментальной лексикографии Института русского языка Российской академии наук провести такие экспертизы и представить суду свои заключения.
      Судья удовлетворила это ходатайство, прервав судебный процесс до получения результатов экспертизы. Узнав о назначении экспертиз, представитель истца официально известил суд о том, что отказывается от иска.
      Потому что знает кошка, чье мясо съела!
      Потому что знает Незванский, кто писал эти книги!
      Потому что знает Незванский, где и когда он врал, лжесвидетельствовал, мошенничал и воровал чужой труд!
      Потому что знает Незванский, сколько «негров» пишут за него его книги!
      И потому что обнародование всех этих фактов в суде могло (и должно было) забить осиновый кол в могилу фирмы «Незванский, „Парнас“ и компания». Отказом от иска Незванский и Смоляницкий надеялись замять и похерить затеянный ими же судебный процесс.
      Но поздно! Вечером 20 июля мой адвокат позвонил из Москвы и сказал:
      — В связи с рождением вашего сына позвольте сделать вам небольшой подарок. На основании определения Замоскворецкого народного суда от 20 июля и согласно полученным этим судом заключениям Института мировой литературы имени Горького и Отдела экспериментальной лексикографии Института русского языка Российской Академии наук вы, Эдвард Туполь, признаны единственным автором романа «Старая площадь». Мы выиграли суд с Незванским раз и навсегда, с чем я вас и поздравляю.
      Я подошел к люльке новорожденного сына и сказал: «Старик, теперь ты можешь поехать в Россию, твой отец чист перед российским читателем!»
      Да, мое очищение от Незванского состоялось!
      Я его породил, я его и убил, в чем сознаюсь без раскаяния. Осталось освободить от него книжные полки России и сопредельных стран — чтоб не смердел.
      Нью-Йорк, август 1998 г.

* * *

      Этот текст из ежемесячника «Совершенно секретно» Акимов нашел в Интернете и отпечатал на принтере.
      — Что вы об этом думаете? — поинтересовался он, когда Леонтьев закончил читать.
      — Жулики они оба, и Незванский, и Смоляницкий. Жулики и деляги. Но это — бизнес. По нашим временам, довольно безобидный. Никого не убивают, никого не грабят.
      — А Туполь?
      — А что Туполь? Сделал в свое время глупость — так и помалкивай. А то столько лет молчал, и на тебе — возбух. О русской литературе печется? Да нет, жаба душит. Что же до соавторства… Еще неизвестно, написал бы он «Старую площадь», если бы Незванский не кормил его бутербродами. Обсуждал с ним сюжет? Обсуждал. Это все равно что я отказал бы тебе в соавторстве «Без вести пропавшего», потому что окончательный текст мой.
      — Есть и третья сторона — «литературные негры», — заметил Акимов.
      — А в чем проблема? Нас под дулом пистолета заставляли идти в «негры»? Ну и занимался бы страховым бизнесом, а я бы чинил машины. Выбора нам никто не навязывал.
      — Какая-то примиренческая у вас позиция.
      — А что толку дергаться? Это, как климат, Паша. От нас не зависит. Наоборот, мы зависим от него.
      — Так мы идем на пресс-конференцию Незванского или не идем?
      — Как это не идем? Конечно, идем. Мы в этом сюжете уже по самое некуда. Какие же мы писатели, если не захотим посмотреть, как он будет развиваться?
      — Тогда выключайте комп и отрывайте задницу от кресла. Пора ехать.
      — На улице дождь?
      — Дождь.
      — Придется взять зонт, — глубокомысленно заключил Леонтьев, неохотно вставая.

* * *

      Все стены Овального зала Государственной библиотеки иностранной литературы от пола до пятиметрового потолка были в книжных стеллажах. Здесь хранились самые ценные издания. За стеклами лоснились кожаные переплеты старинных фолиантов с немецкой готикой, греческой клинописью, арабской вязью, болгарской кириллицей, книги на английском, французском, испанском, иврите. Вся мудрость мира, весь накопленный человечеством опыт, собранный на полках, словно бы сообщали небольшому пространству зала мощную энергетику, отрешали от московской суеты, от всех мирских забот. Стулья были расставлены вдоль стен, небольшой стол с двумя креслами был предназначен для ведущего пресс-конференцию и главного действующего лица.
      — Самое место для Незванского, — прокомментировал Леонтьев, заглянув в зал. — Аристотель, Эврипид, Омар Хайям и Незванский.
      — Умеют люди устраиваться, — согласился Акимов.
      Из-за того, что опоздала электричка, что в последнее время из-за реконструкции пригородных станций случалось довольно часто, соавторы едва успели к началу пресс-конференции. Но в семь почти никого в библиотеке не было. Во дворе перед входом в Овальный зал Леонтьев заметил новую «БМВ» Смоляницкого с толстым водителем Сашей. При свете салонных плафонов он читал какую-то рукопись. Мнение своего водителя Смоляницкий очень ценил, часто назначал тиражи в зависимости от его оценки — человек из народа, простой читатель. Здесь же стояла служебная «Волга» «Российского курьера». Водитель Володи никаких рукописей не читал, а спал, откинув кресло.
      Нижний вестибюль был пуст, на вешалках в гардеробе висело всего несколько пальто и плащей. На втором этаже, в просторной комнате, примыкавшей к Овальному залу, томились наиболее дисциплинированные журналисты: две немолодых критикессы из таблоидов, в мини-юбках, с презрительными лицами, несколько незнакомых Леонтьеву молодых газетчиков. Посередине комнаты на длинном столе были разложены последние романы Незванского. Их брали, брезгливо листали и тут же откладывали.
      — Познакомься, Володя, — обратился Леонтьев к главному редактору «Курьера». — Паша Акимов, мой соавтор.
      — Где-то я слышал эту фамилию. Как звали человека, опознавшего труп? — повернулся он к парню из отдела информации, которого посылал в милицию и прокуратуру. Он был в том же жилете, похожем на спецназовскую «разгрузку», только без значка «Секс-инструктор».
      — Акимов.
      — Правильно, Акимов, — повторил Володя, с интересом разглядывая Пашу. — Так это вы запустили утку о смерти Незванского? Ну и шутки у вас!
      — Какие шутки? — запротестовал Паша. — Я был совершенно уверен, что это он! Я и сейчас в этом уверен.
      После семи народу стало прибавляться. Каждый, кто входил, спрашивал:
      — Фуршет будет?
      Из смежной комнаты время от времени озабоченно выглядывал Смоляницкий. Леонтьев привык видеть его в просторном шерстяном пуловере. Ради пресс-конференции он приоделся. Серый пиджак в мелкую клетку от Армани или Гуччи, галстук с золотой ниткой — генеральный директор «Парнаса» выглядел не то чтобы неузнаваемым, но словно бы ряженым. Заметив Леонтьева, кивнул:
      — Зайди.
      В небольшой гостиной с камином, в вальяжной позе, свободно закинув ногу на ногу, сидел элегантный седой старик в стального цвета костюме, с черным галстуком-бабочкой, с лицом несколько помятым, но сохранившем значительность и даже некоторый аристократизм. Смоляницкий отрекомендовал Леонтьева:
      — Разреши тебе представить, Евсей Фридрихович. Валерий Леонтьев.
      — Певец? — оживился старик. — Совсем не похож. На сцене он выглядит лучше. На сцене все выглядят лучше. Я всегда выглядел моложе, такой, знаете ли, герой-любовник…
      — Какой певец? — с досадой перебил Смоляницкий. — Писатель, лучший автор «Парнаса»! «Без вести пропавший» — его работа.
      Старик благожелательно покивал:
      — Интересный роман. С большим удовольствием прочитал. Очень, очень неплохо.
      — Ну, убедился, что Незванский жив-здоров? — спросил Смоляницкий, как если бы в гостиной, кроме них, никого не было.
      — Убедился.
      — То-то же.
      — На что ты намекаешь?
      — Ладно, не делай невинную физиономию. Я знаю, от кого пошел слух о его смерти.
      — Понятия не имею, о чем ты говоришь, — пожал плечами Леонтьев. — Михаил Семенович, народ волнуется: фуршет будет?
      — А как же? Обязательно будет. Не так часто Незванский дает пресс-конференции.
      — Можно даже сказать, что совсем не часто, — уточнил Леонтьев. — Пойду успокою публику.
      Двери Овального зала наконец раскрылись, журналисты расселись вдоль стен. Соавторы пристроились скромно, у выхода, чтобы не путаться с журналистами. Набралось человек двадцать, телевизионщиков не было. Леонтьев удивился, он ожидал, что явление знаменитого автора детективов вызовет больший ажиотаж. Из гостиной появились Смоляницкий и Незванский, заняли места за столом, на котором уже стояло несколько диктофонов.
      — Дамы и господа, спасибо, что пришли. Для меня удовольствие и большая честь представить вам моего друга, одного из самых популярных российских писателей. Как видите, слухи о его смерти оказались несколько преувеличенными. Прошу любить и жаловать — Евсей Незванский!
      После такого вступления можно было ожидать аплодисментов. Их не последовало. Журналисты рассматривали знаменитого писателя с любопытством, как диковинку. Смоляницкий продолжал:
      — Евсей Фридрихович очень редко встречается с прессой. У него нет для этого времени. Мне стоило немалого труда уговорить его дать эту пресс-конференцию. И вот он в вашем распоряжении, задавайте вопросы.
      — Еженедельник «Жизнь», — представилась одна из критикесс. — Господин Незванский, откуда пошел слух о вашей таинственной смерти?
      Незванский высокомерно и как бы брезгливо пожал плечами, зачем-то заглянул в лежавшие перед ним листки.
      — Как уже сказал Михаил Семенович, слухи о моей смерти оказались несколько преувеличенными. Понятия не имею. Произошло недоразумение. Какой-то неизвестный мне господин опознал меня в трупе бедолаги, ставшего жертвой неизвестных преступников. Не знаю, почему он это сделал. Газеты раздули сенсацию, но у меня к ним претензий нет. Сенсация — хлеб журналистов.
      — Есть подозрение, что эта сенсация была специально запущена, чтобы подогреть читательский интерес к вашим сочинениям. Как вы это прокомментируете?
      — Никак, — вмешался Смоляницкий. — Интерес к романам Незванского не ослабевает, а постоянно растет. Об этом свидетельствуют тиражи. Нет никакой необходимости подогревать его дутыми сенсациями.
      — «Совершенно секретно», — назвал свое издание другой журналист. — Господин Незванский, наша газета подробно освещала вашу тяжбу с Эдвардом Туполем об авторстве бестселлера «Старая площадь». Туполь утверждает, что вы отозвали свой иск о защите чести и деловой репутации, потому что испугались экспертизы Института мировой литературы и Отдела экспериментальной лексикографии Института русского языка. Так ли это?
      На лице Незванского отразилась некоторая растерянность. Он посмотрел на Смоляницкого, как бы ожидая помощи. Помощь последовала незамедлительно.
      — Полная ерунда. Иск Туполю мы вчинили по собственной инициативе, пользуясь доверенностью Незванского. Когда он узнал о судебной тяжбе, то потребовал ее прекратить. Только поэтому мы отозвали иск. Ему была крайне неприятна шумиха вокруг его имени. Он слишком погружен в свое творчество, чтобы отвлекаться по пустякам.
      — Господин Смоляницкий, кто дает пресс-конференцию — вы или господин Незванский? Мы пришли послушать его, а не вас.
      — Я благодарен Михаилу Семеновичу за ответ, — важно проговорил Незванский. — Считайте, что ответил я.
      — И хватит заниматься старыми сплетнями, — не без раздражения подхватил Смоляницкий. — В кои-то веки с вами согласился встретиться крупнейший писатель современной России. Неужели вас ничего не интересует, кроме сплетен?
      — «Московский комсомолец», — представилась вторая критикесса. — Господин Незванский, вы много лет живете в Германии, а пишете о России. Где вы находите сюжеты для своих романов?
      Судя по реакции Незванского, к ответу на этот вопрос он был готов.
      — Да, я живу в Германии, но связи с Россией никогда не терял. Меня живо интересует все, что происходит на моей родине. Российская действительность дает богатейший материал для остросюжетных романов. Я ничего не придумываю, всего лишь домысливаю то, о чем пишут газеты. В моих романах всегда есть документальная основа. Я думаю, именно это привлекает читателей.
      — Над чем вы сейчас работаете?
      — Спасибо за вопрос, с удовольствием на него отвечу. Недавно я закончил новый роман. В основу сюжета легла история, которую мне рассказал мой друг, генерал-лейтенант Ермаков. В свое время он командовал Сороковой армией, воевавшей в Афганистане. Как тогда говорили, «выполнявшей интернациональный долг». История такая. В обстановке полной секретности готовилась крупная войсковая операция — высадка десанта в тыл моджахедов. Охрана советского аэродрома под Кандагаром получила приказ стрелять на поражение по любой подозрительной цели. Ночью разразился сильный снежный буран. Одному солдату показалось, что кто-то подбирается к самолетной стоянке. Он дал очередь из автомата Калашникова. Пуля срикошетила от аэродромного бетона и попала в бомбу на этой, как ее…
      — На самолетной подвеске, — подсказал Смоляницкий.
      — Да, на самолетной подвеске. Прямо во взрыватель. Раздался мощный взрыв. Несколько самолетов было уничтожено. Трагическая случайность, на войне они не редкость. О ЧП сразу стало известно командованию. У начальника разведуправления родилась идея: использовать эту случайность на пользу дела, представить взрыв как диверсию тайных сторонников моджахедов. Инсценировали погоню, разослали по радио приказы шифром, который был известен афганцам. Так в контрразведку Ахмед-хана был внедрен наш разведчик. Поразительная история, согласны?
      Незванский оглядел аудиторию, потом заглянул в лежащие перед ним листки и продолжал:
      — Генерал-лейтенант Ермаков ничего не знал о его дальнейшей судьбе. Знал только, что он погиб. Тут уже включилась моя фантазия. А если не погиб, если каким-то чудом выжил? И через десять лет вернулся в Россию — всеми забытый, никому не нужный, пропавший без вести? Я так и назвал роман: «Без вести пропавший». Он попадает в реабилитационный центр для бывших «афганцев». Здесь его находит банкир, из новых русских. Ему понабился киллер, чтобы устранить конкурента. Он останавливает выбор на нашем герое. Но он даже не подозревает, с кем связался!.. Впрочем, не буду пересказывать сюжет. Роман скоро выйдет, вы сами сможете прочитать. Может быть, это лучшее из всего, что я написал.
      — Сука, — сквозь зубы проговорил Леонтьев, оборачиваясь к Акимову, который со странным выражением лица смотрел на Незванского. — Что с тобой?
      — Давайте выйдем.
      — Неудобно.
      — Выйдем, — повторил Паша. — Очень важно.
      Они незаметно вышли из Овального зала. Акимов спустился в туалет, заглянул в кабины. Убедившись, что никого нет, нервно закурил и только после этого сказал:
      — Это не он.
      — Кто не он? — не понял Леонтьев.
      — Это не Незванский.
      — Паша, не сходи с ума. То ты в трупе опознаешь Незванского, то о живом Незванском говоришь, что это не он. Тебе вредно писать детективы, везде чудятся химеры и заговоры.
      — Я вам говорю, это не он!
      — А кто?
      — Актер. Заслуженный артист России. Работал в Магаданской драме. Когда уходил на пенсию, я делал о нем передачу на радио. Григорий Алексеевич Кричевский — вот как его зовут. Играл Брежнева в «Целине», купцов у Островского.
      — Ты ничего не путаешь?
      — Валерий Николаевич, не смотрите на меня, как на придурка. Я сам сначала подумал, что у меня крыша поехала.
      — Как он из Магадана попал в Москву?
      — Не из Магадана, из-под Твери. Уехал на материк, когда ушел на пенсию. Под Тверью у магаданцев кооператив, там наших много. Помните, я ездил к Большому театру? Там раз в год собираются бывшие магаданцы. Кричевский тоже был. Он спрашивал, как издать книгу. Написал воспоминания — «Записки провинциального актера». Я посоветовал ему обратиться в «Парнас». Отвечая на вопросы журналистов, он все время заглядывал в листки. Не поняли почему? Шпаргалка — вот почему! Примерные вопросы и ответы!
      Леонтьев напряженно похмурился и неожиданно захохотал.
      — Если это так… Вот это хохма так хохмаПойдем дослушаем.
      Они вернулись в Овальный зал, когда в разговор вступил парень в спецназовской «разгрузке», корреспондент «Российского курьера»:
      — Господин Незванский, в вашем романе «Выбор оружия» удивительно сильный образ космонавта. Вы по профессии юрист, работали в прокуратуре Москвы, в коллегии адвокатов. Откуда вы так хорошо знаете быт отряда космонавтов?
      — Да, я юрист, но это не мешает мне интересоваться другими сферами жизни. Перед тем как сесть за этот роман, я полтора месяца жил в Звездном городке, наблюдал космонавтов в их повседневной жизни, у меня среди космонавтов много друзей. Отсюда и сильный образ.
      — Прошу извинить, я перепутал. Никакого космонавта в романе «Выбор оружия» нет. Значит ли это, что вы не успеваете читать то, что выходит под вашим именем?
      — Космонавт есть в другом романе, — поспешил на выручку Смоляницкий.
      — Ни в одном из романов нашего уважаемого автора космонавтов нет. Значит ли это, господин Смоляницкий, что вы не читаете то, что издаете?
      — «Парнас» выпускает десятки книг в год, у меня нет возможности все читать. У нас работают очень опытные редакторы, я доверяю их вкусу. — Смоляницкий озабоченно посмотрел на часы. — На этом, дамы и господа, разрешите закончить встречу. Наш гость устал, в его возрасте это не удивительно. Поблагодарим его и пожелаем крепкого здоровья и творческих успехов. А теперь позвольте предложить вашему вниманию скромный фуршет.
      Журналисты охотно переместились в соседний зал с десятком высоких столиков с круглыми мраморными столешницами, столпились перед баром с водкой и виски, уже разлитыми в стопки и хрустальные стаканы с толстым дном, отчего виски казалось больше, чем на самом деле. Не обращая внимания на неодобрительные взгляды официанта, сливали виски в один стакан из двух, а то и из трех, запасались закуской, разложенной на блюдах. Скромный фуршет был не таким уж и скромным: семга, тарталетки с красной игрой, несколько видов ветчины и колбас.
      Леонтьев отвлек от бара главного редактора «Российского курьера» и вывел его в опустевший Овальный зал. Кивнул Акимову:
      — Повтори то, что рассказал мне.
      Реакция журналиста на рассказ Акимова была поначалу такой же, как у Леонтьева:
      — Паша, вы очень большой шутник. Но у каждой шутки есть разумные пределы.
      — Какие шутки?! Я совсем не шучу!..
      Главный редактор «Курьера» быстро соображал. Он скрылся в банкетном зале и через минуту вернулся с корреспондентом в спецназовской «разгрузке». В одной руке у него был стакан с виски, в другой бутерброд с семгой.
      — Владимир Георгиевич, я свое отработал, — протестовал он. — Материал будет с шапкой: «Успевает ли Незванский читать то, что он пишет?» Не слабо?
      — Не слабо. Только есть подозрение, что нам подсунули не Незванского.
      У корреспондента даже рот открылся от удивления:
      — А кого?
      — Вот это ты мне и скажешь. Бери мою машину и езжай за Смоляницким. На какой он тачке?
      — На черной «БМВ»-семерке, — подсказал Леонтьев.
      — Он скорее всего завезет гостя в гостиницу. Узнай в ресепшен, кто он и откуда. И сразу звони мне. Действуй.
      Молодой журналист залпом выпил виски, сунул стакан главному редактору и скрылся, на ходу дожевывая бутерброд.
      — Если то, что вы рассказали, подтвердится… — Володя засмеялся. — Это будет нечто! Пойдемте выпьем. За это стоит выпить!..
      Фуршет быстро набирал обороты. В банкетном зале было шумно, как в пивной, пили, ели, курили, разговаривали о своем. Пресс-конференции будто и не было. Через час, когда банкетный зал начал понемногу пустеть, в кармане Володи запиликал мобильник. Он поспешно включил связь:
      — Слушаю!
      — Звоню с Ленинградского вокзала, — раздался в трубке голос корреспондента. — Клиент сел в скорый «Москва — Питер». Билет у него до Твери. Смоляницкий проводил его до вагона. Я пристроился сзади, как будто тоже еду. Проводница проверила его паспорт. Фамилия его — Кричевский. Как поняли?
      — Значит, все правильно, Кричевский. Понял тебя. Завтра в редакции обсудим, как подать материал. — Главный редактор «Курьера» спрятал мобильник и обернулся к Леонтьеву и Акимову: — Все. Этому пузырю конец!..

* * *

      «Российский курьер» выходил по средам. Леонтьев с нетерпением выглядывал в окно, ожидая Акимова, который должен был купить еженедельник в киоске на станции. Вид у Паши, когда он наконец появился и поднялся в кабинет, был крайне озадаченный. Протянул Леонтьеву номер «Курьера», раскрытый на развороте с новостями культуры: