- За то, что я умею молчать.
      - Ты на что, твою мать, намекаешь? - вскипел Мамаев.
      - Остынь, Петрович, - хмуро посоветовал Тюрин. - Остынь. Ты мне платишь, но ты меня не купил. Я не лезу в твои дела. Я уже наигрался в служение закону. Хватит с меня. Твои дела - это твои дела. Но и ты не заставляй меня говорить то, о чем я говорить не хочу. Понял? Не заставляй! Продолжать? Или будешь строить из себя целку?
      - Докладывай!
      - Помнишь тетрадь, которую изъяли у Калмыкова? С твоими маршрутами и схемами покушения.
      - Ну?
      - Помнишь или не помнишь?
      - Помню!
      - Теперь вижу, что помнишь. Не выходила она у меня из головы. Было в ней что-то такое, даже не знаю что. Что-то непонятное. Все эти условные обозначения. Система чувствовалась, школа. В общем, попросил я своих сделать копию с нее. И показал эту копию фээсбэшнику. А он, замечу, в свое время закончил академию КГБ. И знаешь, что он сказал?
      - Секунду, - прервал Мамаев, заметив на пульте интеркома сигнал срочного вызова.
      - Звонит президент Народного банка господин Буров, - доложила секретарша. - Будете говорить?
      Мамаев нахмурился. Никаких дел с Буровым у него не было. Сталкиваясь в Белом доме или на экономических совещаниях, они издали раскланивались, при этом Буров как бы заговорщически подмигивал Мамаеву. Эти подмигивания Мамаеву очень не нравились. После памятной встречи в офисе Народного банка разговаривали они всего один раз, месяца три назад. В разговоре Буров проявил подозрительно хорошую осведомленность о состоянии дел "Интертраста". Мамаеву это и вовсе не понравилось. Никакого желания вступать с Буровым в контакт у Мамаева не было, но и уклоняться от разговора он не видел причин. Поэтому распорядился:
      - Соедини.
      - Приветствую вас, сударь, - раздался в трубке козлиный тенорок Бурова. - Как самочувствие?
      - Спасибо, нормальное, - сдержанно ответил Мамаев.
      - Ну будет, будет! Нормальное. У российских бизнесменов нормального самочувствия не может быть по определению. Тут ко мне случайно попала одна бумага. Совершенно случайно. Даже ума не приложу, как она попала ко мне. И я подумал, что вам нужно ее увидеть. Своими глазами. Сейчас я перешлю вам ее по факсу. Будет лучше, если факс примете лично вы. А впрочем, как хотите. Засим - всех благ.
      В трубке зазвучали короткие гудки.
      - Посиди, - бросил Мамаев Тюрину и вышел в приемную.
      Через минуту звякнул аппарат, из него выполз листок факса. Мамаев быстро прочитал текст, спрятал листок в карман и вернулся в кабинет.
      - Что случилось? - спросил Тюрин.
      - Продолжай. Ты показал копию тетради фээсбэшнику. И он сказал...
      - Он сказал, что эти схемы мог сделать только человек, который прошел курс обучения... Догадываешься где?
      - В академии КГБ.
      - Хуже, Петрович. Намного хуже. В академии Главного разведывательного управления Генштаба.
      - Почему - хуже?
      - В академии КГБ готовили шпионов. В академии ГРУ - тоже шпионов, военных разведчиков. Но главное - там готовили диверсантов. И готовили хорошо. Их очень хорошо там готовили, Петрович. И наш фигурант - один из них. Теперь ты понял, почему я просрал киллера? Потому что он профи.
      Мамаев молчал.
      - Петрович, ты слышал, что я сказал? - спросил Тюрин.
      - Слышал! Все слышал!
      - Теперь вижу, что слышал. Что будем делать?
      - Нужно его найти. Как можно быстрей. Займись.
      - Задачка, - оценил приказ Тюрин. - Мы даже не знаем, вернулся ли он в Москву.
      - Он вернулся.
      - Точно?
      - Да, точно! Точней не бывает!
      Оставшись один, Мамаев вытащил из кармана листок факса и перечитал короткий текст.
      Это была телеграмма. По факсу переслали лишь ее среднюю часть, без адреса.
      В ней было:
      "Контракт будет выполнен. Калмыков".
      Глава третья НАЕМНИКИ
      I
      Звонок мобильника раздался, когда я подогнал "Ниссан Террано" с двухосным крытым прицепом к одному из недостроенных особняков в поселке "новых русских" на Осетре. Звонила Ольга.
      - Ты сейчас где? - спросила она.
      - У банкиров.
      - Скоро вернешься?
      - Часа через два.
      - Тебя хочет видеть господин из Москвы. Генеральный директор компании "Интертраст". Он рядом со мной. Что ему передать?
      - Пусть подождет. Или подъезжает сюда.
      - Минутку, спрошу. Ты слушаешь? Он подъедет. Дорогу я ему объясню. Он просит, чтобы ты его дождался.
      - Дождусь, - пообещал я.
      Пока мой помощник Мишка Чванов, разжалованный из бригадиров в подсобники за свою приверженность идеям социальной справедливости, выгружал из прицепа оконные блоки, я сидел в кресле-качалке на открытой веранде самого первого коттеджа, построенного в поселке, пил сваренный в медных турочках кофе по-арабски и беседовал с хозяином коттеджа, вице-президентом московского банка, о том, как нам обустроить Россию.
      Первый "новый русский" - хозяин коттеджа, который угощал меня кофе, появился в наших краях лет пять или шесть назад. Сначала приезжал посидеть с удочками на берегу Осетра, потом решил строить здесь дом. Человеком он был компанейским, наезжал на уик-энды на нескольких машинах с друзьями. Места всем нравились: нетронутая природа, много воды, настоянный на луговом разнотравье воздух, а по ночам глубокая умиротворяющая тишина. И вскоре с его легкой руки берег Осетра в месте впадения в него тихой речушки Чесны превратился в обширную стройплощадку.
      Из хаоса стройки полезли, как крепенькие боровички из-под прошлогодней хвои, одноэтажные, двухэтажные, а потом и трехэтажные особняки из красного фасонного кирпича с черепичными крышами, с башенками, балконами, соляриями и оранжереями. Поскольку первый застройщик был вице-президентом банка, всех владельцев коттеджей и особняков на Осетре стали называть банкирами. Их стараниями была проложена асфальтовая дорога, связавшая элитный поселок и несколько попутных полувымороченных деревень с московским шоссе, проведен магистральный газ, а хилая линия электропередач, выходившая из строя после каждого сильного снегопада и ветра, заменена на капитальную. Несмотря на все это, банкиров ненавидели лютой классовой ненавистью. Их мощные джипы, их бесстыжие бабы, их катера и водные мотоциклы, бороздившие тихие плесы Осетра и Чесны. И даже яхты. Яхты, едрить твою в корень! Яхтов им не хватало!
      Вся округа на выборах дружно голосовала за коммунистов, а в перерывах между выборами возила на Осетр мясо, молоко, творог, сметану и продавала почти по московским ценам. Мужики из окрестных деревень устраивались к банкирам сторожами и дворниками, бабы помогали по хозяйству, за места держались, потому что получали раз в пять больше, чем в колхозах, ныне АО. Но все равно ненавидели.
      Лично для меня бурное строительство поселка "новых русских" было большой удачей, так как обеспечило заказами столярку, которую я построил рядом со своим домом в Затопино после того, как уволился из армии. Фронт работ у банкиров был таким, что столярка быстро стала лишь частью ИЧП "Затопино". В нем работало около пятидесяти мужиков - на лесосеке, на пилораме, в строительных бригадах. Народ в наших краях рукастый, но пили по-черному, поэтому проблему кадров для ИЧП мне пришлось решать с помощью зарайского нарколога. Решал я ее просто. Каждому, кто просился на работу, говорил: "Зашьешься - возьму". И зашивались, каждый на пять лет, а куда было деться? Не было работы в округе, только на свинокомплексах, где платили по триста - четыреста рублей в месяц и с большими задержками.
      Бесхитростность, с которой я воплотил в жизнь андроповско-горбачевскую антиалкогольную программу, так восхитила банкира, что он проникся к деятельности моего ИЧП живейшим интересом, при встречах расспрашивал о делах и давал советы. Он не разбирался ни в строительстве, ни в деревообработке, но зато хорошо разбирался в жизни. Что и продемонстрировал мне в первые же минуты сегодняшней нашей встречи, когда мы поднимались в его коттедж по широкой парадной лестнице без перил. Перила - единственное, что было не доделано в его коттедже. На мое предложение прислать мастеров он лишь усмехнулся и назвал цифру налога на недвижимость, которую ему придется платить с того момента, как появятся перила и строительство дома будет считаться завершенным. Цифра была солидная.
      И тут я понял, что скажу Ольге, когда она снова начнет меня доставать за то, что я никак не могу закончить второй этаж нашего дома.
      - Все мы, Сергей, знаем о несовершенстве российских законов, - обобщил банкир. - Но относимся к этому по-разному. Одни негодуют. Эти люди не умеют жить. Российский бардак - явление имманентное, как российский климат. Можно, конечно, негодовать на то, что живем мы не в Каракасе, где круглый год температура плюс двадцать два градуса. Но это не конструктивно. Другие извлекают из российского бардака пользу. Эти люди умеют жить. Аморально? А, собственно, почему? Обойти закон - вовсе не значит его нарушить. Располагайтесь, я сварю кофе.
      И он скрылся в глубине дома - круглый, как колобок, на коротких ножках, похожий на французского комика Луи де Фюнеса. Всегда веселый, всегда доброжелательный. Человек, который умеет жить.
      Через четверть часа он вернулся на веранду и поставил на низкий столик поднос с медным кофейником и крошечными медными чашками.
      - Хорошего кофе должно быть мало, - сделал он очередное обощение, забрался с ногами в кресло-качалку и предложил:
      - Рассказывайте. Я вижу, у вас есть проблемы.
      Проблемы у меня были. Они заключались в том, что осточертела мне роль надсмотрщика над работягами. Стоило отлучиться даже на пару недель, всякая инициатива глохла, выгодные заказы уплывали к заезжим строителям - турецким фирмам и молдаванам, и никого, кроме меня, это не волновало. Требовать социальной справедливости - тут они мастера. Очень их возмущало, что турки получают в этом же поселке на Осетре по шестьсот баксов в месяц, молдаване по триста, а я даже бригадирам плачу всего по сто пятьдесят. Однажды они так меня достали, что я дал всем полный расчет, по двести долларов бригадирам и по сто пятьдесят остальным, чего и требовали от меня представители моего трудового коллектива в лице Мишки Чванова, закрыл к чертовой матери ИЧП и укатил в Эстонию отдохнуть от российской действительности. А когда вернулся, возле крыльца моего дома собрались бабульки, развязали платочки, вынули из них эти несчастные баксы и протянули мне. А баба Клава, знавшая меня с пеленок, сказала:
      - Возьми, Сергеич. Плати нашим мужикам сколь сможешь. Токо не обездоль, кормилец.
      И поклонилась мне в пояс.
      - Вы взяли? - спросил банкир.
      - Нет, конечно.
      - Почему?
      Почему. Если бы он видел эти старушечьи руки, не задал бы такого вопроса.
      - Понимаю, - сказал банкир. - Жалко. А себя вам не жалко? Своего времени? Своих нервов? Вы посадили работяг себе на шею, а потом удивляетесь, что их ничего не волнует. А зачем им волноваться? Вы-то на что? Им кажется, что они пашут на вас. Нет, Сергей, это вы пашете на них. И будете пахать, пока не свалитесь или не запьете. Пока они наемные рабочие, не будет ничего. Человек хорошо работает только на себя. Поразительно. Десять лет твердим об одном и том же - все без толку!
      - Вы считаете, нужно было взять эти деньги? - спросил я, удивленный злостью, прозвучавшей в его словах.
      - Да! И не только эти. Все, что у них в бабулькиных сундуках. Все! И выдать им акции. Пусть получают не зарплату, а дивиденды. Есть доход - есть дивиденды. Нет дохода - нет дивидендов. Пусть работают на себя. Пусть выкупят все ваши станки. И уверяю вас - после этого ни одна фреза не врежется в гвозь! И ни один заказ не уйдет на сторону!
      - У них денег не хватит выкупить мои станки, - вернул я его с макроэкономических высот в реальность.
      - А земля? Земля! У каждого из них надел по пять гектаров. Пусть внесут землю в уставный капитал. Между прочим, земля, на которой стоит наш поселок, тоже принадлежит им. И цена ей сейчас по двести долларов сотка. Кому ушли эти деньги? Вы прекрасно знаете кому. Охота вам кормить чиновников? Кормите. Но тогда уж не жалуйтесь.
      - Ладно, земля, - сказал я. - Допустим, внесут. И что с ней делать?
      - Взять под нее кредит. Мой банк даст вам кредит. Любой банк даст вам кредит. Не даром, конечно. И будете сами строить коттеджи. Под ключ. А потом продавать их. Сейчас вы продаете рабочие руки. Это так же нелепо, как продавать сырье.
      - Ну и размах у вас! - восхитился я.
      - Это закон бизнеса, Сергей. Бизнес либо расширяется, либо гибнет. Середины нет. Бизнес - это движение. Гонки на мотоцикле по вертикальной стене. Вот что такое бизнес.
      - Серега! - раздался снизу голос Мишки Чванова. - Тут к тебе приехали. Какой-то мужик на "мерсе".
      - Иду. Извините, дела, - сказал я банкиру. - Спасибо за кофе. И за совет. Я подумаю над ним.
      - Думайте, думайте, - напутствовал меня де Фюнес. - У вас, я слышал, недавно родился сын?
      - Да.
      - Поздравляю.
      - Спасибо.
      - Вот о нем и думайте. О нем! О том, в какой стране ему придется жить!
      У въезда в поселок стоял черный шестисотый "Мерседес" с тонированными стеклами. Возле него прохаживался плотный лысоватый человек лет пятидесяти с красным, словно бы обожженным лицом, в чуть мешковатом, по моде, стального цвета костюме с галстуком в тон и с белым шелковым шарфом на короткой шее.
      - Здравствуйте, Сергей Сергеевич. У вас найдется для меня минутка? спросил он. - Давайте пройдемся.
      И лишь после этого представился:
      - Мамаев.
      II
      С высокого песчаного косогора далеко просматривались золотые в лучах неяркого солнца поля, темные поймы, светлые сосновые боры вдали. На легкой осенней воде дремали моторки, чуть покачивались у причала мачты двух маленьких прогулочных яхт. Тех самых, едрить твою в корень.
      - Хорошие здесь места, - проговорил Мамаев, с удовольствием осматриваясь. - Какое-то в них спокойствие. И не так уж далеко от Москвы. Если бы я раньше знал про эти места, построил бы дом здесь.
      - Какие проблемы? Стройте, - предложил я. - Земли хватит. Строителей дам.
      - У вас есть строители? - почему-то удивился он.
      - Пять бригад. Три заняты, две простаивают.
      - Почему простаивают?
      - Работы не хватает.
      - В таком-то поселке?
      - Конкуренция.
      - Турки?
      - До кризиса были турки, - объяснил я. - Сейчас - молдаване.
      - Они же наверняка нелегалы, - заметил Мамаев. - Зарядите ментуру, пусть устроят пару рейдов. И никакой конкуренции.
      Я ощутил, что за последний час не то чтобы поумнел, но понял, каким дураком был раньше.
      - Сегодня я получил столько ценных советов, сколько не получал никогда, - обобщил я обретенные знания.
      - Может, не с теми советовались?
      - Возможно. Но вряд ли ваш совет мне подойдет. Как-то не привык я давать взятки милиции. Гибэдэдэшникам - куда ни шло. Это как дорожный налог. А остальным? По-моему, это неправильно. Вам не кажется?
      - При чем тут взятки? Купите им пару бочек бензина - в порядке шефства. Они будут счастливы. И все сделают. Еще и "палки" срубят для своих отчетов. Следить за режимом регистрации - их прямая обязанность. - А молдаване? Они едут сюда не от хорошей жизни. Он с интересом взглянул на меня и покивал: Это благородно. И очень по-русски. Сидим в говне, но сильно переживаем за угнетенные народы всего мира. У вас не бывает ощущения, что вы занимаетесь не своим делом?
      - Бывает, - честно ответил я.
      - Почему бы вам не заняться своим? Тем, что вы умеете делать лучше других.
      - Хотел бы я знать, что я умею делать лучше других.
      - Вы знаете это, Сергей Сергеевич. Вы умеете убивать.
      Заявка.
      - Какого ответа вы от меня ждете? - полюбопытствовал я.
      - Никакого. Не спуститься ли нам к воде?
      С косогора к берегу вела узкая лестница с металлическими перилами. Вдоль небольшого пляжа с завезенным с люберецких карьеров белым кварцевым песком тянулась узкая бетонная набережная, выложенная метлахской плиткой. Летом, когда народу было много, здесь работал бар с четырьмя столиками под круглыми тентами. Сейчас бар был закрыт, тенты убраны, белые пластмассовые кресла сложены под навесом.
      Мамаев устроился за столиком, выложил из карманов пачку сигарет "Житан", золотую зажигалку и плоскую фляжку с красивым гербом.
      - "Хеннесси". Рекомендую. Выпьете?
      - Нет, спасибо. Я за рулем.
      - А я выпью. Что-то многовато стал я последнее время пить. Жена ругается. Но жены всегда ругаются. Где им нас, мужиков, понять!
      Говоря это, он отвинтил крышку, которая одновременно служила стопкой, с сомнением посмотрел на эту несолидную емкость и сделал несколько глотков из горлышка. Потом закурил и перешел к делу.
      - Нет, Сергей Сергеевич, мне не нужны строители. Дом мне уже строят. На Истре. Турки. Я хочу вас нанять, но совсем для другого. Вам знакома такая фамилия - Калмыков?
      Раз человек об этом спрашивает, значит знает. Поэтому я подтвердил:
      - Да, знакома.
      - Что вы о нем думаете?
      - Господин Мамаев, странный у нас с вами разговор. С чего вы взяли, что я стану вам об этом рассказывать?
      - Неделю назад вы были в Мурманской области. Вы и три ваших друга. Злотников по кличке Артист. Хохлов по кличке Боцман. И Мухин по кличке Муха. Прилетели двенадцатого сентября вечером, улетели шестнадцатого утренним рейсом. Что вы там делали?
      Я насторожился. Если бы он сказал: Злотников, Хохлов и Мухин - это имело объяснение. Могли вычислить по билетам в аэропорту. Но прозвищ ребят он знать не мог. И все-таки знал.
      Мамаев правильно понял причину моего молчания.
      - Вы спрашиваете себя, откуда у меня информация о вас. Мне в руки попала докладная записка о вашей команде. Из архива ФСБ. Не случайно, конечно. Я наводил о вас справки. Хотел понять, кто вы такие.
      - Поняли?
      - В общем, да. Но не все. В этой докладной есть одно темное место. Там сказано, что весной девяносто шестого года вас разжаловали и уволили из армии за невыполнение боевого приказа. Что стоит за этой расплывчатой формулировкой?
      - Вы уверены, что хотите это знать?
      - Я хочу знать о вас все.
      Я почувствовал себя польщенным. Такое внимание к твоей персоне всегда льстит. Я почувствовал себя звездой шоу-бизнеса. Или модным писателем, автором мирового бестселлера "Моченый против Копченого". Так и захотелось сказать: "Мой творческий путь начался с того что".
      - Что ж, расскажу, - пообещал я. - В начале девяносто шестого года в Чечне началась реализация специальной программы. Она назвалась "Помоги другу". Суть ее заключалась в том, что трупы только что убитых солдат просто так брать и хоронить - как-то это нерационально. Это все равно что выбрасывать на свалку разбитый автомобиль. В нем же столько запчастей.
      - Трупы? - переспросил Мамаев.
      - Ну да. Ведь что такое, если подходить рационально, труп? Это почки, железы, роговица глаз. Даже кровь. Да, господин Мамаев, даже кровь. Вы знаете, что в течение шести часов кровь убитого пригодна для переливания? Я тоже не знал. А она, оказывается, пригодна. Вам интересно то, что я рассказываю?
      - Продолжайте.
      - И однажды команду наших медиков захватили люди полевого командира Исы Мадуева. Они следили за ними, вели фото и видеосъемку. Они хотели передать эти материалы в ОБСЕ и устроить пресс-конференцию. Чтобы сказать всему миру: "Не чеченцы звер, а русские хуже звер". Ну, что с них взять? Темный народ. Моей группе было приказано это предотвратить.
      - Освободить медиков?
      - Предотвратить. Для этого нам дали БТР и под завязку мин и гранат. Приказ был: уничтожить банду Мадуева и всех, кого они захватили. Вот этот приказ мы и не выполнили. Его выполнили другие, - добавил я, чтобы быть не только откровенным, но и объективным.
      - Как, вы сказали, называлась эта программа?
      - Неужели не слышали? Об этом было во всех газетах!
      - Не ерничайте.
      - Программа называлась "Помоги другу".
      Мамаев приложился к фляжке, закурил новую сигарету и оценил мой рассказ:
      - Интересная история.
      - Я был уверен, что вам понравится. Но самое интересное в ней не то, о чем вы подумали. Другое, господин Мамаев. Самое интересное в том, что лишь малая часть органов, полученных в ходе реализации этой программе, оказалась в наших госпиталях. Где оказались остальные? Кто знает! Это знал, возможно, генерал-майор, который руководил программой на месте. Его "уазик" наскочил на мину. Это узнал, вероятно, командующий армией, генерал-лейтенант. По его приказу было проведено расследование. Его вертолет взорвался. Это наверняка знал еще один генерал-лейтенант. В Москве. Он застрелился. Программу следовало бы назвать "Помоги зарубежному другу". Из людей простых о ней сейчас знаем только мы. А теперь вот и вы. С чем вас и поздравляю.
      - С чем вы меня поздравляете? - хмуро поинтересовался Мамаев.
      - Не понимаете? С тем, что вы столкнулись с таким откровенным человеком, как я. Не исключено, что я спас вам жизнь. Потому что вы стали бы докапываться до нашей подноготной и невольно обнаружили бы свой интерес к той давней истории. Теперь вы поняли, кто мы такие?
      - Да.
      - Кто же мы такие?
      - Наемники. Это не оценка, Сергей Сергеевич. Я просто констатирую факт. Ваша история обычна до банальности. Частности не имеют значения. Если государство не востребует таких людей, как вы, их востребуют другие силы. Как я понимаю, вы не скажете, что делали в Мурманске?
      - Мы не делали ничего.
      - В озере нашли четыре трупа.
      - Да что вы говорите? Страсти-то какие!
      - У меня есть для вас работа. Я знаю ваш обычный гонорар. По пятьдесят тысяч долларов на каждого. Наличными и вперед. Я согласен.
      - Звучит заманчиво, - сказал я. - Вопрос в том, какая работа.
      - Я хочу, чтобы вы охраняли меня.
      - От кого?
      - Вы знаете от кого.
      - Так не пойдет, - заявил я. - Это не деловой разговор. В деловом разговоре не должно быть неясностей. Что-то я знаю, чего-то не знаю. И кончится это тем, что мы будем охранять вас от какого-нибудь совершенно постороннего человека.
      - Вы прекрасно знаете, от кого мне нужна охрана, - повторил Мамаев с нотками раздражения. - От Калмыкова.
      - Вы уверены, что Калмыков хочет вас убить?
      - Да, черт возьми, уверен! Подписываетесь?
      - Нет.
      - Скажите свою цену.
      - Дело не в цене. Мы никогда не беремся за работу, которую не сможем выполнить. Эту работу мы не сможем выполнить. Если он решил вас убить, он убьет.
      На жестком грубом лице Мамаева появилась презрительная усмешка.
      - Не нужно меня запугивать, - угрюмо посоветовал он. - Я не пугливый.
      - Господин Мамаев, я вижу вас первый раз в жизни. С какой стати мне вас запугивать? Я сказал только то, что сказал. Если Калмыков решил вас убить, можете принимать соболезнования. Мы не сможем ему помешать.
      - Сможете.
      - Для этого есть только один способ.
      - О нем я и говорю. Найти его и убрать.
      - Вы обратились не по адресу. Мы наемники. Может быть. Но не убийцы. Извините, господин Мамаев, мне нужно идти. Меня ждут мои работяги.
      - Ладно. Только найти. И сообщить мне.
      - А вы пошлете убийц? На вашем месте я не стал бы этого делать.
      - Почему?
      - Неужели не поняли? Я же вам сказал. В Мурманске мы не делали ничего. Любовались природой. Там уже осень. Очень красивая. Мой друг даже сочинил на эту тему нечто в японском стиле. "Уличного музыканта осыпает золотыми червонцами осень". Нет, не осыпает. Одаряет. Да, одаряет.
      - Вы хотите сказать, что эти четыре трупа в озере...
      - "Он богат уже, скоро зима", - закончил я поэтический экспромт Артиста и встал.
      - Не спешите, Сергей Сергеевич. Сядьте. У нас серьезный разговор. Он еще не закончен. Меня вы убедили, что к четырем трупам в озере не имеете отношения. Но в Мурманске есть человек, который вряд ли поверит этому. Вы догадываетесь, о каком человеке я говорю?
      - Меня это не интересует.
      - Напрасно. Это некто Грек. Тамошний авторитет. Он поклялся страшной воровской клятвой, что найдет вас и разберется конкретно. Сейчас он наводит справки о четырех москвичах, которые были в районе ИТК-6 пятнадцатого сентября.
      - Вы не любите, когда вас запугивают, - заметил я. - А я не люблю, когда мне угрожают.
      - Это не угроза, Сергей Сергеевич. Это информация. Я поделился ею с вами совершенно бескорыстно. Взамен прошу лишь совета. Я в трудной ситуации. Я был не вполне в этом уверен. Сейчас уверен. Как, по-вашему, мне следует поступить?
      - Обратитесь в милицию.
      - С чем? Меня никто не преследует. Угроз я не получал.
      - Тогда свяжитесь с Калмыковым и отговорите его.
      - Он исполнитель.
      - Найдите заказчика. Пусть отменит контракт.
      - Он не отменит.
      - Значит, вы его знаете?
      - Вы его тоже знаете. Это тот человек, который послал вас в Мурманск.
      - Тогда пишите завещание.
      Мой совет Мамаеву не понравился. Я был уверен, что он сейчас встанет и уйдет, не прощаясь. Или обматерит меня на прощанье. Любой из этих вариантов меня устраивал. Он знал того, кто послал нас в Мурманск встретить Калмыкова. Это означало, что он знал и того, кто нанял мурманских бандитов для той же цели. Или даже нанял их сам. А с такими людьми лучше никаких дел не иметь.
      Я ошибся. Он продолжал сидеть. Его красное властное лицо с резкими чертами, слегка облагороженными возрастом и многими годами сытой спокойной жизни, отражало напряженную работу мысли. Наконец он сказал:
      - Я все больше убеждаюсь, что вы тот человек, который мне нужен. Мы договоримся. Я примерно представляю, о чем вы думаете. Нет, Сергей Сергеевич. Мурманских бандитов послал не я. Это было сделано без моего ведома. Есть только одно оправдание: этот человек знал, что моей жизни угрожает опасность, он хотел меня защитить.
      - Он выбрал не лучший способ.
      - Согласен. Это была глупость. Она не разрешила проблему, а обострила ее. Я хочу найти мирное решение. И вы можете мне помочь.
      - Каким образом?
      - Я хочу знать о Калмыкове все. Кто он. Откуда. Где родился, где учился, где служил. Близкие люди. Друзья. Абсолютно все. Эту работу вы можете для меня сделать?
      - Если вы объясните зачем.
      - Объясню. Заказчик не отменит контракта. Если на контакт с Калмыковым выйду я, он не станет со мной разговаривать. Но к словам близкого человека он прислушается. Деньги не проблема. Он вернет аванс. И получит достаточно, чтобы ни о чем не жалеть. Беретесь?
      Я не очень-то ему верил, хотя объяснение выглядело убедительным. Но почему бы и нет? Тем более, что мы уже кое-что знали о Калмыкове. По рассказам Дока. И по тому, что видели и слышали на суде. В конце концов, никто не заставит нас передать Мамаеву информацию, которая может повредить Калмыкову.
      Мамаев терпеливо ждал ответа.
      - Можно попробовать, - сказал я. - Не уверен, что получится, но попробовать можно.
      - Другой разговор, - одобрительно кивнул он. - Сколько?
      - Трудно сказать. Это будет зависеть от объема работы.
      - Десять тысяч. Долларов, разумеется. Пять - аванс. Пять - по результату. И все расходы. На расходах не экономьте. Результат мне нужен как можно быстрей. Устраивает?
      - Нормально.
      - Чек? Наличные?
      - Не чек и не наличные. Переведите на счет...
      - Агентства "МХ плюс"? - удивился Мамаев. - Зачем? Налоги нужно платить только тогда, когда не платить нельзя.
      - Эту истину я уже усвоил. Нет. Аванс переведите на счет реабилитационного центра доктора Перегудова.
      - А вот это правильно. Добровольные пожертвования налогом не облагаются. Оказывается, не такой уж вы лох, господин Пастухов.
      Я понятия не имел, облагаются ли налогами добровольные пожертвования, но не стал в этом признаваться, чтобы не уронить себя в глазах собеседника.
      - Я сообщу вам реквизиты центра.
      - У меня есть. - Тем лучше. Мы вернулись к "Мерседесу". Водитель быстро, исподлобья взглянул на меня, выбросил сигарету и завел двигатель. Уже садясь в машину, Мамаев придержал дверцу и спросил:
      - Скажите, Сергей Сергеевич, почему вы все-таки взялись за эту работу? Только не говорите, что полюбили меня с первого взгляда.
      - Даже не знаю, - ответил я. - Бабки хорошие, работа не пыльная, без пальбы. Почему нет?
      Но я уже знал.
      Потому что Калмыков был наш. Он был наш. Было в его судьбе что-то тревожащее, какая-то тайна. Его судьба непонятным образом была связана с нами, с нашей судьбой.
      И я не верил, что он наемный убийца.
      "Мерседес" развернулся и стремительно ушел в сторону московского шоссе. На обочине дороги, в том месте, где он стоял, остались несколько окурков и смятая пачка от сигарет "Житан".
      - Задержитесь, Сергей, - окликнул меня с высокого крыльца своего коттеджа банкир де Фюнес. Вид у него при этом был почему-то встревоженный. Что у вас за дела с господином Мамаевым?
      - Вы его знаете?
      - В большом бизнесе все знают всех.
      III
      Де Фюнес с недоверием выслушал мой рассказ о том, что Мамаев хотел нанять моих работяг для строительства его дома на Истре, но мы не сошлись в цене.
      - Ну, не хотите говорить - не говорите. Но на вашем месте я был бы с ним осторожней. Ничего плохого о Мамаеве я сказать не могу. Он человек жесткий, но слово держит, в сомнительных операциях не замечен.
      - Есть "но"? - предположил я.
      - Есть. У него репутация человека, связанного с крупным криминалом.
      - Да ну? А с виду такой приличный господин. Водитель у него - да, этот похож. А сам Мамаев...
      - Тем не менее это так. Он не уголовник, ни Боже мой. Его связь с криминалом в некотором роде функциональна. Вы знаете, какой у него бизнес?
      - Нет.
      - Его компания "Интертраст" реорганизует производственную базу ГУИНа. Все лагерные леспромхозы, фабрики, промзоны. Ему приходится контактировать с криминальными авторитетами, чтобы его бизнес нормально функционировал. Порядок в зонах и все такое. Но свои проблемы он решает цивилизованно. В той мере, в какой вообще можно назвать цивилизованным современный бизнес в России.