Левашов Виктор
      Дойти до рассвета
      Невернувшимся с боевых посвящается
      "Чтобы вырвать рассвет
      из хрипящего горла ножом..."
      Валерий Горбачёв
      Лето 1985 года
      ...Надо всё-таки выпить димедрола - иначе не уснуть... Дёмушкин рывком сел на кровати, неприязненно уставился на сладко похрапывающего соседа по гостиничному номеру. Вот бы и ему сейчас так: отрубиться без задних ног, с храпом и свистом, и чтоб без таблеток - что-то привыкать к ним стал...
      Таблетки пришлось проглотить, запив тёплой водой из графина. Прихватив с тумбочки сигареты, он прошлёпал на балкон. Ого, три часа ночи! "Нет, всё, сейчас курну и - баиньки, денёк завтра трудным будет. Выстоять очередь за билетами на поезд - раз, дойти до квартиры номер 8 - два... Второе, пожалуй, самое трудное. Поначалу-то всё просто казалось - пришёл, позвонил, объяснил, отдал... Но вот не смог - хоть тресни! Сначала час проторчал под дверью, не решаясь нажать кнопку звонка, потом сидел во дворе, смоля сигарету за сигаретой. Когда вышла из подъезда - он сразу её узнал, лапоньку с фотографии. Но не подошёл, только проводил взглядом цокающую каблучками фигурку...
      Дурь какая-то - ведь сотню раз мысленно представлял, как подойдёт, что скажет. А увидел её - и не смог. Год назад, когда она из Омска уехала, думал, самое трудное - найти. Какое там, сейчас бы те трудности сюда!..
      Вздохнув, Дёмушкин выбросил окурок и долго наблюдал, как тлеет на земле слабый красный огонёк. Ладно, хватит, утро вечера мудренее. Скоро таблетка подействует, надо успокоиться... Погоди, погоди! Как ему тогда напророчил однополчанин, ну-ка! "Я уже полгода спокойно засыпаю - научился. А вот как ты засыпать будешь - этого я, брат, не знаю..." И ведь накаркал, чёрт голопузый!..
      Конец марта 1982 года
      ...Если припомнить положительные черты прежней "гражданской" жизни, то как не вспомнить мою геройскую попытку осилить одну книжицу. Был там один чудак по имени Фауст, который загнал душу дьяволу во имя какой-то философской бредятины. Этого умного Фауста сейчас бы к нам, да сутки без курева помордовать - послушал бы я его желания! Сам же могу предположить: за возможность ненаказуемо, без всяких демаскирующих последствий засадить пачку "Примы", за эту светлую мечту нашу группу можно купить в момент! Но личность с рогами и копытами к нам отчего-то не спешит, а потому приходится мириться с действительностью: знай, лежи себе на пузе с автоматом в обнимку, мусоль в зубах жухлую травинку да рассматривай серого ослика, что стоит у низенького дувала метрах в ста от наших кустов. Ослик занят тем же: травой и ожиданием, только это доставляет ему заметное удовольствие. Одно смущает: ослик наш что-то уж слишком застоялся. Это я в смысле непонятного отсутствия хозяина. Взнузданный и загруженный вязанкой сушняка, ослик торчит у дувала почти полтора часа. И все полтора часа - ни дымка, ни движения в дувале! Нету никого! А эта несуразность, похоже, крепко смущает нашего майора Дубова. Былинок он, правда, не грызёт, но к окулярам бинокля прилип плотно...
      - Дёмушкин!
      - Я!..
      - Проверь двор и дом...
      - Есть...
      - Слава!..
      - Я!..
      - Только без фокусов!..
      Поехали... Кеды, маскхалат - всё долой! Так... Рубаху пуштунскую, штаны необъятные, чапли на босу ногу, халат... Подпоясаться, колах на голову, "стечкин" под халат, за пояс, нож на бедро, "эфку"... А-а, чёрт, придётся оставить! Для ближней разведки и маскарада хватит, а если что серьёзнее... Тьфу ты, раскаркался! Вячеслава Дёмушкина больше нет, есть один из молодых аборигенов, выдвигающийся из зарослей "зелёнки" к окраине порушенного войной и обезлюдившего кишлака. Впрочем, за ближним дувалом кое-кто всё же пытается снова наладить хозяйство. Ведь присутствует где-то хозяин ослика, что стоит одиноко и пережёвывает свисающий с арбы клок сена! Кстати, хозяина ослика зовут Фарук, и сейчас он нам нужен позарез. Так где же ты, дехканин?..
      ...Он нашёл его в сарае и несколько минут, ошарашенный, стоял у стены, вглядываясь в белеющую в полумраке фигуру. Фарук сидел на колу, уронив голову на грудь, и ступни его босых ног не доставали до земли сантиметров десять...
      Месяц назад вот точно также нашли Серёгу Быкова, нанизанного на кол возле сгоревшей "бээмпухи", на которой он в тот день мотался за письмами. Серёга живым не дался - успел положить четверых, потом подорвал себя гранатой. На кол сажали уже его останки - то ли от злости, то ли нам в назидание...
      Фарука же взяли живьём и заставили умирать дважды. Первый раз, когда в него вогнали остро заточенную палку, второй - когда на его глазах начали насиловать жену. Она лежала тут же, метрах в трёх, разметав спутанную копну тёмных волос в соломенной трухе...
      Он присел рядом с истерзанным телом женщины, осторожно свёл её раскинутые ноги. Пошарив вокруг, подтянул кусок старой кошмы и прикрыл начинающее коченеть тело... Выйдя из сарая, с ненавистью оглядел безмолвные кишлачные руины и, обернувшись к "зелёнке", молча поднял вверх скрещённые руки...
      * * *
      ... - Какие мысли, Валентин?
      - Матерные, Сергей, других нет. Фарука я пуще глаза берёг, ценнейшим агентом был...
      - Бывает, брат. У них тоже не идиоты воюют...
      - Знаю, Серж. Просто обидно, ведь почти добрались до той сволоты...
      - Стоп, Валя... Эмоции отставить, давай-ка по последней. Вздрогнем... И с завтрашнего дня занимаешься только советником Джунаддира! Ясна задача, майор?..
      Начало апреля 1982 года,
      Северная часть Кандагарской "зелёнки"
      ...Не идёт из головы тот сарай, хоть убей! Я ведь помню её, эту девчонку, жену Фарука. Видел её раз пять или шесть, когда выходили с ним на связь. Когда бы наши ни появлялись из "зелёнки", - поздним вечером или на рассвете, - ханумка всегда выходила следом за Фаруком, будто привязанная. Тот цыкал на неё, она послушно отходила, но всё равно маячила неподалёку, пока Дубов или Лямин переговаривались с Фаруком. Жена отчего-то боялась оставлять мужа наедине с нами, будто надеялась защитить его от неприятностей местной жизни. Даже в смерти она его не оставила... Похоронить их мы не смогли - наблюдение засекло приближение группы "духов". Ввязываться в драку нам было нельзя, пришлось в темпе уходить.
      Вот такое резюме. Если откровенно, Фарук знал, чем рискует. Пачки "афошек", которые ему передавали, были совсем не хилые. А вот ханумку его жалко, совсем ведь девчонка, лет семнадцать от силы. Её-то они за что? "Борцы за ислам" на жене за грехи мужа отыгрались, гниды "духовские"! Но ничего, даст бог, сочтёмся, не последний день эту "зелёнку" топчем. Сегодня, кстати, эту "программу" и попробуем воплотить, стемнело бы поскорее. Ночка верный наш друг и помощник, потому как к месту, куда мы идём, лучше подбираться затемно. Там у "духов" что-то вроде сторожевой заставы, и под утро там должен пройти Джунаддир со своими людьми. Откуда "контрики" эту информацию выцепили - не нашего ума дело, нам дано что попроще: передавить душманскую мразь. И чем больше, тем лучше. Кроме одного-единственного. Мужика, фотка которого есть у каждого из солдат, приказано взять живым, любой ценой! Впрочем, мыслить об этом пока рано, есть тут другая загвоздка. Район этот нам абсолютно неизвестен, раньше мы здесь не работали, местных тропок не знаем. Короче, нужен проводник из местных, чтобы не плутать попусту. И тогда утречком встретим их как положено.
      Но, похоже, старший лейтенант, командир заставы, от этой перспективы совсем не в восторге, да и прапорщик Лямин как-то махом поскучнел, узрев старлея. А ведь застава эта, что к "зелёнке" притулилась, - место для нас идеальное, выдвигаться к месту операции очень удобно. Даст бог, сладится, найдут отцы-командиры общий язык. Вон, стоят уже рядышком, "зелёнку" в бинокль рассматривают, обсуждают чего-то. А у меня пока другая проблема один из обитателей заставы слишком пристально меня разглядывает. Голопузый, руки в карманах тёртых штанов, жуёт сигарету, и что-то нехорошее читается на его физиономии. Физиономия, надо сказать, очень мне знакома. Где я мог его видеть?..
      * * *
      ... - Вдоль арыка не ходите... - старший лейтенант Гриньков глядел в бинокль, упорно игнорируя взгляд Лямина. - Там ещё по осени противопехоток насовали...
      - А если левее взять? - спросил Лямин.
      - Нельзя, с кишлака засекут...
      - Ну, а вообще пройти можно?
      - Всё можно, старшина, давай карту, покажу, план накидаю...
      - А может, не стоит, товарищ старший лейтенант... - вновь засомневался Лямин. - Я пацанов не к тёще на блины поведу...
      - Знаю... - Гриньков наконец оторвался от бинокля, вытер пот. - Знаю, прапорщик, и любую помощь окажу. Но своих я тебе не дам, не проси... Обращайся повыше, у меня ротный есть, комбат...
      - Слушаюсь... - хмуро ответил Лямин. - Сейчас со своими свяжусь, пускай вас начальство воспитывает.
      - Отлично... - одобрил Гриньков, переведя суровый взгляд на прапорщика. - Прикажут - дам человека, нет - извини... Грех на душу брать не хочу, мне вашего прошлого визита - во! - выше макушки хватит...
      Минут пять они молчали, предаваясь угрюмым размышлениям. Старший лейтенант не мог забыть июльский вечер прошлого года, когда пропылённый тягач втащил на заставу сожжённый бэтр, с которого спрыгнул уставший мальчишка-солдат с тяжёлым заледеневшим взглядом. И видеть такой лёд в глазах Гриньков больше не хотел. Прапорщик же мечтал о скорой замене, после которой можно плюнуть на всё это дерьмо и укатить в свой Ярославль, где можно спокойно рыбачить и копаться в огороде, и как можно реже вспоминать эту кровавую мешанину...
      Первым не выдержал Гриньков. Со вздохом опустил бинокль и покосился на прапорщика:
      - Чёрт с тобой, уговорил...
      - Вот спасибо!..
      - Погоди... - поморщился "старшой". - Я тебе проводника даю, и не больше... Он у меня по осени на "дембель" уходит и должен уйти живым, понял?
      - Понял я, понял... Он хорошо местность знает?
      - Знает, всю осень и зиму здесь округу чесали...
      - Ну и отлично...
      - Да ты его тоже знаешь, он с вами на Яхлак прошлый раз ходил...
      - Во!.. - прапорщик в растерянности почесал затылок. - Это тот хлопец, как его... Мальков?..
      - Он... Под осень его зацепило, так после госпиталя он какой-то отмороженный стал... Ты гляди с ним, поаккуратнее...
      - В смысле?
      - В том смысле, что не знаю, чего с ним делать - то ли к награде представлять, то ли в трибунал налаживать...
      * * *
      ...Вспомнил, это он. Тогда, правда, малость посуше был, чуть прихрамывал и наколка отсутствовала. А сейчас раздобрел, орёл во всю грудь крылья раскинул над словом "Кандагар"... "Дед" - по облику и содержанию... Ох, как он тогда о встрече мечтал!..
      Дёмушкин сдвинул панаму на лоб и прикрыл глаза, собираясь чуть покемарить. "Голопузый" знакомец по-прежнему стоял у бэтра, щурился от сигаретного дыма и агрессивных действий не предпринимал. Вывод: пока можно отдыхать и размышлять о былом.
      "Былое" сводилось к прошлому ноябрю, когда срок службы Дёмушкина составлял всего полгода. Тогда он ждал свою команду, тихо шалел, разглядывая седой от пыли Шинданд, и совсем не понимал, как можно прослужить здесь целых полтора года. Ясность внёс этот самый друг, прибывший с офицерами из 70-й за "своим" пополнением. Дёмушкин умудрился сцепиться с ним в первую же ночёвку. Оказавшийся по сроку службы аж "черпаком", тот тогда возжелал махнуться с Дёмушкиным ремнями...
      Ремень у Дёмушкина был почти "нулёвым", у "черпака" - старым, тёртым да вдобавок сшитым в нескольких местах. Обмен выгодой явно не отличался, о чём Дёмушкин честно поведал товарищу по оружию. Секунд через двадцать он обнаружил себя лежащим в углу палатки, левое ухо гудело колокольным звоном, а "черпак", неспешно стягивая с него ремень, объяснял, на каком основании "чижам" не стоит "припухать"... Нет, если исходить из неписаных традиций родной армии, то гвардии "черпак" был прав на все сто, и всё бы кончилось почти мирно, если бы не крайне строптивый характер рядового Дёмушкина, из-за которого он уже имел пару выбитых зубов и кучу неприятностей в "учебке"... Короче, "черпак" приходил в себя минуты две, посреди изломанной табуретки и половины ошарашенных обитателей палатки. Вторая половина перепуганных "чижей" удерживала разъярённого Дёмушкина, который уже успел вернуть своё добро. Вот тогда-то "черпак" и пообещал, ощупывая кровоточащую голову, обязательно "достать" обнаглевшего салабона, даже если придётся топать за ним аж до Персидского залива. Ни Дёмушкину, ни "черпаку" дойти до залива не довелось, ирония судьбы свела их здесь, на одной из застав Кандагарской "зелёнки"...
      ... - Поговорим, борода? - многообещающе предложил чей-то голос, и Дёмушкин, приподняв панаму, оглядел собеседника. Глянь, до чего крутой мужик! Нас здесь пятеро, ещё полтора десятка лбов по заставе шляются, все до одного - бородатые, а этот "голопузый" поговорить предлагает...
      Встал Рябцев, вытянувшись во все свои 185 см, и, смерив новичка хмурым взглядом, почти дипломатично поинтересовался:
      - Охренел, пехота?
      - Тихо, Саня... - поднялся Дёмушкин и, потянувшись, сообщил насмешливо: - Этот товарищ ко мне...
      - А чё он?..
      - Кончай... - оборвал Дёмушкин и, обернувшись к подошедшему, предложил: - Отойдём, наверно...
      ...Если не считать жару и надоедливых мух, то местечко за бэтром было вполне уютным, надёжно прикрытым от любопытных глаз и ушей.
      - Ну что, щегол, узнал? - мастерски выплюнутый окурок упал под ноги Дёмушкина.
      - Обязательно... - заверил Дёмушкин, растирая окурок носком кроссовки. - Что дальше?..
      - Должок за тобой. Табуретку помнишь?..
      - Ремень... - поправил Дёмушкин, фиксируя вынутые из карманов руки собеседника. - Ремень сначала был...
      - Памятливый - это хорошо... - одобрил "голопузый", и шагнул было к Дёмушкину, засучивая рукава, но из-за брони кто-то властно окликнул: "Мальков!".
      Мальков застыл на месте, сплюнул в досаде и, не отрывая сверлящего взгляда от Дёмушкина, громко отозвался: "Здесь я, товарищ старший лейтенант!" - "Ко мне, бегом!.."
      Мыслю так: жизнь - сложная штука. Несколько секунд назад мы чуть не начали выяснять с Мальковым всю сложность наших взаимоотношений, но тут на тебе - сюрприз! Выясняется, что наш проводник до "объекта" - рядовой Мальков, и на всём пути следования он - царь и воинский начальник.
      * * *
      ...Третий час по этим зарослям пробираемся, а конца не видно. Одно утешает: дружище Мальков с дорогой действительно знаком, ведёт уверенно, не рыскает. Без него, откровенно говоря, точно бы заплутали! Какая в этой темнотище карта, какие, к чёрту, ориентиры!..
      Позади что-то отчётливо хрустнуло. Дёмушкин живо обернулся и молча продемонстрировал кулак неуклюжему Палванову. Тот виновато пожал плечами, и Дёмушкин, скомкав на губах готовые к выбросу матюги, отвернулся. Через мгновение он вцепился в автомат, нащупывая предохранитель и не отрывая взгляда от маячащей впереди фигуры Малькова, застывшего с поднятой рукой. Ещё через пяток секунд мысленно чертыхнулся и обозвал себя кретином: нервы разгулялись, мать их!.. Ну, стоит проводник, ну, руку поднял... Ничего особого - пришли, стоп машина...
      ... - Прямо, метров двести, дувал... - Мальков кивнул куда-то в темноту. - Там домишко, времянка... По зиме у "духов" там что-то вроде заставы было, "противопехотки" по периметру, на крыше - ДШК. Подходить удобнее вдоль арыка, только осторожнее - там чуть дальше кяризы...
      Некоторое время все молчали, стараясь разглядеть хоть что-то в беспросветной темени, потом Лямин тихо сказал:
      - Всё, Мальков, давай отдыхай. Если что - в драку не лезть, без тебя обойдёмся. Теперь наши хлопоты начинаются...
      * * *
      ...Если верить нашему старшине, все неприятности в жизни происходят только из-за хронического несоблюдения Устава. На мой взгляд, тут он загибает, но если его мнение наложить на данную ситуацию - Виталя прав. Устав караульной службы надо чтить и блюсти - особенно сейчас.
      Твой напарник по нужде в дальние кусты побежал - бывает, дело житейское. Что ты должен? Правильно, внимание удвоить, пялиться вовсю на тропу и её окрестности, дабы неверных "шурави" не прозевать... А ты вместо этого сачкуешь самым неправедным способом - гашишной мастыркой пыхаешь, кумаришь втихаря и "бур" твой к лозе виноградной прислонён. Да ещё в одеяло для тепла закутался... Короче, нарушение караульной службы сплошь и рядом. Впрочем, дядя, ты где-то прав - местечко здесь глухое, тропа надёжная, да и "зелёнка" эта - ваша. И домишко саманный, с крыши которого ствол ДШК успокаивающе торчит, тоже уверенности придаёт... Всё верно, всё так, и всё же зря ты, дядя, Устав не блюдёшь... А ну-ка, дядя, давай-ка ещё разок "косячок" дёрни - для полного кайфа! Думаю, он для тебя последним будет...
      Дёмушкин неслышно отлип от земли, в три бесшумных прыжка достиг часового...
      С десяток секунд "дух", изогнувшись бешеной дугой, ещё боролся, пытаясь оторвать немеющими пальцами сталь проволоки, что беспощадно резала горло. Но сильные руки крепче стянули концы удавки, и "дух" затих, уткнувшись лицом в землю. Некоторое время Дёмушкин лежал, навалившись на чужое тяжёлое тело, чутко вслушиваясь в предрассветную темень занимающегося утра, потом отпустил затянутую проволоку и, приподнявшись, огляделся.
      С этим всё, а где поносник сбежавший? Вроде бы, вон в те кустики наладился... Там-то что? Ага, там уже Генка Васильков руками скрещёнными маячит, значит - порядок. Охране звиздец, теперь пора домишком заняться...
      Дёмушкин взмахнул рукой, из зарослей бесшумно вынырнули четверо, быстро побежали к дувалу.
      А вот теперь пошустрей действовать надо! Через часок рассветёт, люди Джунаддира будут на подходе. И когда подойдут - ничего подозрительного на этом "духовском" КПП обнаружить не должны. Здесь всё должно быть тихо и пристойно, как в пятницу в доме правоверного. Всё, работаем...
      Дёмушкин выдернул из-за ремня "стечкин" с навёрнутым глушителем и побежал вслед за своими...
      ...Прапорщик Лямин сидел на кочке, задумчиво мусоля потухшую сигарету, и сосредоточенно наблюдал за активными действиями пары ног, обутых в кроссовки. Кроссовки были паршивенькие - китайский "адидас", - а вот ноги, напротив, внимания заслуживали особого. Во-первых, облачённые в добротные армейские штаны, эти ноги "информировали", что владелец в шмотье не нуждается. Во-вторых, ноги выражали явное стремление своего хозяина выжить любой ценой. Они дёргались, елозили, цеплялись за землю, пытались даже брыкаться. А причина столь бурной деятельности заключалась в том, что обладатель ног, дёргая ещё и связанными за спиной руками, пытался вытащить собственную голову из арыка... Такой возможности ему не давали - за шею и плечи его крепко держали Васильков с Палвановым. Лишь изредка, по знаку Лямина, патлатую башку "духа" выдёргивали из мутной воды, давая хватануть широко разинутым ртом чуток воздуха, и вновь подвергали "водной процедуре". Для столь эффективного и экстренного "потрошения" имелись свои веские основания.
      Первое: среди убитых "духов" ни Джунаддира, ни интересующей нас личности не было. Второе было ещё паскуднее: один из трёх пленных "духов" оказался славянином. Да-да, землячком, я сам чуть не офонарел поначалу.
      ...В этот раз хадовская наводка сработала без осечки. Люди Джунаддира появились на этой тропе часа через полтора после того, как мы "обработали" здешних обитателей. Присутствия нашего на этой душманской "хазе" они явно не ожидали, как и кинжального огня с трёх сторон. Но очухались быстро: Джунаддир обкатывал своих в пешаварской "учебке", и рубка закрутилась серьёзная. Стреляться и резаться с этими серьёзными сволочами по всем окрестным зарослям и арыкам нам пришлось почти что час, после чего мы заимели трёх более-менее живых аборигенов. И одного из них, наиболее "достойную кандидатуру", мы сейчас готовили для срочного "потрошения"...
      Лямин кивнул, и Васильков выдернул башку "духа" из арыка. Выпученные глаза, рот, судорожно хватающий воздух, явно выражали желание землячка передохнуть, и тогда Лямин чуть заметно кивнул Василькову - не торопись, мол...
      - Р-реб-б-бята... - прохрипел "дух", блуждая мутным взором по нашим лицам. - П-пацаны, я свой!..
      - Допустим... - негромко отозвался Лямин и, раскуривая сигарету, сменил тон на решительный: - Отвечать живо и ясно! Понял?
      - Т-так точно...
      - Службу помнит, козёл... - зло удивился Васильков и, слегка двинув "духа" по рёбрам, полюбопытствовал: - А что такое "чмо", помнишь, мразь?..
      - Цыц... - спокойно приказал Лямин и обратил пристальный взгляд на "духа": - Быстро - фамилия, звание, полк!..
      - Круглов... - Судорожно выдохнул "дух" и, переведя дыхание, зачастил захлёбывающейся скороговоркой: - Круглов Владимир, 101-й полк, второй батальон, первая рота1...
      - Когда и почему ушёл к "духам"?
      - Не уходил!.. - бывший "шурави" энергично закрутил головой, неприятные холодные брызги полетели с его нечёсаной головы. - С "блока" утащили, в октябре 80-го, сонным взяли, гады!..
      - Сонным, значит? Гм... Ну, а пулемёт тебе за какие заслуги выдали?
      - Да заставили меня, заставили!.. - почти простонал "дух" и, задрожав расквашенными губами, хлюпнул носом: - Убили бы иначе...
      Все молчали, молчал и Лямин, продолжая полупрезрительно разглядывать "духа" Вову, и тот, сразу приободрившись, снова завёл:
      - Я свой, пацаны, свой!.. Сбежать хотел, всё случая ждал, в доверие к ним входил... Верьте мне, ребята!..
      Началось кино... Всё, не могу, сейчас младший сержант Дёмушкин рыдать начнёт вместе со всеми, охая и причитая над судьбой несчастного узника зиндана... Представили картинку?
      Что интересно: она была бы вполне возможной, если б я этого Вову при другом раскладе не встретил. Поверил бы, ей-ей!.. Вид у него несчастный, голос дрожит, глазки голубые, ясные и честные, слёзы и сопли самые что ни на есть натуральные...
      Вся проблема в том, что с этим Вовочкой я встретился, когда тот был занят крайне хлопотным и неблагодарным делом, полностью не соответствующим планам геройского побега из плена. Если точнее, стоял Вова за дувальчиком и вовсю лупил из старого "дегтярёва" по нашим залёгшим пацанам. Лупил азартно, патронов не жалел и даже покрикивал что-то злорадное. Я обошёл его с тыла, морды не видел, и мне страсть как хотелось влепить очередь в этого азартного "душка"! Но "язык" нужен был позарез, поэтому разделявшие нас два десятка шагов пришлось пропахать на пузе, кляня судьбу и необходимость выполнять приказы. А когда я очутился у него за спиной, то прикладом по башке двинул почти что нежно. В аут он ушёл сразу - мордой вниз: мне оставалось его же чалмой руки под локоточками скрутить. Спеленал, перекантовал на спину, глянул в морду - обомлел!.. Славянин, мать его за ногу, русак чистейший! С минуту приводил в чувство, усиленно разминая его харю кулаками, а потом орал и отгонял подбежавших пацанов, которые сгоряча чуть не порвали эту сволоту в клочья... Такое вот знакомство получилось у нас с Вовой из 101-го... Поэтому шибко большого доверия к его соплям и стонам я не испытывал.
      - Ладно, жертва зиндана, будем считать - убедил... - словно издалека донёсся голос Лямина. - Теперь быстро пой - где Джунаддир?
      - Нету... - Вова снова хлюпнул носом. - Свалил куда-то с пару недель уже...
      - С американцем? - будто промеж делом поинтересовался Лямин.
      - Ч-что? - Вова запнулся лишь на миг, всего на одно крохотное мгновение, но этого мига Витале хватило с лихвой - рывком вздёрнув голову "духа", он заорал, глядя в его расширенные глаза: - Куда американец ушёл, падла?!
      ...Только не надо брезгливо морщиться! Оно понятно: гораздо удобнее сидеть у "телека" и сквозь дрёму слушать вдохновенный трёп Мишки Лещинского, вовсю вещающего об "интернациональном долге" и геройских бойцах царандоя. Это проще и красивее, чем осознавать, что "выполнение интернационального долга" - война, которая не бывает без грязи, крови и мата. На которой убивают право и неправо. На которой солдат, угодивших к "духам", возвращали назад кусками, и мы платили "духам" тем же...
      Информация о сгинувшем в неизвестность янкесе нужна была срочно, и сейчас у нас совсем не было времени играть с "духами" в ладушки. Уже рассвело, а до ближайшего поста три-четыре часа ходьбы. Место же здесь было очень пакостное - кандагарская "зелёнка". Да и "гости" могли явиться в любой момент.
      ... - Кончайте эту гниду...
      - Не надо!
      - Заткнись, падаль... Умри хоть человеком...
      - Стой! - резко приказал Лямин. - Легко уйдёт, гад, шлёп - и нету... Как мыслишь, Вова?..
      Вова безмолвно трясся, с ужасом глядя на прапорщика. А Виталя всё продолжал, не отрывая холодного взгляда от елозящего по земле "духа":
      - В феврале Быкова в "цинк" запечатали, в марте Фарука с женой нашли... А если там наш Вова трудился? Как, хлопцы?..
      Все молчали, потом Васильков, кашлянув, неуверенно подал голос: "Это... того, что ли?.."
      - Того... - не отводя взгляда от "духа", подтвердил прапорщик. - Тащи, будем у этих сволочей опыт перенимать, по полной программе!..
      Васильков крякнул и, закинув за спину автомат, исчез в зарослях. И Дёмушкин как-то вдруг сразу понял, что именно сейчас произойдёт. Впрочем, догадались все, кто видел Серёгу и выходил в марте на контакт с Фаруком. Только Мальков не врубился - о наших делах он не ведал. Просто сидел себе в сторонке, травинку мусолил...
      Дёмушкину вдруг захотелось обнаружить, что всё вокруг - просто сон. Нет никакой "зелёнки", нет пленных "духов", тревожно зыркающих по сторонам, нет серьёзного лица Малькова, который, потеряв напускную невозмутимость, смотрел куда-то в сторону... Дёмушкин медленно перевёл туда взгляд...
      Из зарослей торопливо выбирался Васильков, на ходу ожесточённо затачивающий и без того острый кол...
      И вот тогда Вова завизжал. Верещал по-заячьи тонко, пронзительно, и сквозь этот визг прорывалось, что мы - козлы и фашисты, что он - свой, что американца уже давно здесь нет, и что к нему его совсем не подпускали... А потом визг превратился в рванувшийся по "зелёнке" нечеловеческий вой...
      С минуту прапорщик молчал, с брезгливой отчуждённостью разглядывая побагровевшее лицо "духа" с торчащим изо рта кляпом, потом, отвернулся и отрывисто бросил в пространство: "Собрать всё, уходим!.."
      - А этих? - -почему-то хрипло спросил часовой и повёл стволом автомата в сторону сжавшихся "духов". - Их что - тоже?..
      - Этих? - Лямин скользнул по ним недобрым взглядом. - С собой берём... - и, растянув в кривой усмешке губы, предположил: - Теперь, небось, как соловьи курские распоются...
      ...Не знаю, будет ли эта сволота душманская петь соловьями, но что стали они шёлковыми, и на всём пути назад вели себя послушнее домашних собачек - факт налицо. Всё то время, пока мы собирали трофеи, "душки" сидели смирно, с немым ужасом уставившись на корчащегося Вову. Что ж, не только нам стаскивать своих друзей с заточенных кольев и отбивать у бродячих собак окровавленные куски с остатками рваных "хэбэ"... Как враг с нами, так и мы с врагом! И этого гада оставим здесь - в знак немого предупреждения тем, кто снова пойдёт по этой "духовской" тропе. И насчёт "душков" Виталя прав: запоют, гады, куда им деться, - не остановишь... Ведь вряд ли они догадываются, что такой метод дознания даже у нас в батальоне применять не рискнут - тюрягой попахивает. А здесь, в "зелёнке", закон очень даже простой: сегодня нам повезло, а завтра может быть наоборот. Но сейчас мы уходим, а "духи" остаются холодными и неподвижными. Все, кроме одного. Этот пока живой, но только пока. Сколько ещё он проторчит на крепко закреплённом колу, мыча и извиваясь, - не знаю. Знаю только, что пленных мы взяли двоих. Двоих - и никак иначе! Не было никакого Вовы Круглова из 101-го, который по-прежнему считается без вести пропавшим, и которого где-то в России до сих пор ждёт мать. Не было - и всё тут, так оно проще будет...
      * * *
      ...Наша броня подошла почти под вечер. Надо было успеть уйти с последней "ниткой", поэтому попрощались торопливо, но искренно.
      ... - Будь здоров, старлей, свидимся, авось... За помощь спасибо...
      - Не за что... Только вот насчёт встречи - давай чуток позже... Скажем, через годик, где-нибудь в районе Сочи...
      - И в бархатный сезон, ага?..
      - Угадал, прапорщик!.. Шашлыки с хачапури обеспечиваю...
      - Понял, командир, вино за мной!..
      Сейчас Гриньков и Лямин беседовали как старые добрые друзья, и Дёмушкин никак не мог поверить, что ещё сутки назад отношения старшего лейтенанта и старшины были более чем прохладными.
      - Уходите, борода?.. - раздалось сзади, и Дёмушкин обернулся. Так и есть - дружище Мальков.
      - Уходим... - Дёмушкину сейчас совсем не хотелось с ним лаяться.
      - Ясно... - Мальков чуть усмехнулся. - Договорить-то не успели, а...
      - Не успели... - опять не стал спорить Дёмушкин.
      - Гм... Слышь, а чего это вы все такие бородатые?..
      * * *
      ... - Обоих трясли порознь и одновременно, утверждают одно и то же - он ушёл с Джунаддиром ещё две недели назад...
      - Ушёл... Финита?..
      - Это вряд ли... Думаю, ещё встретимся...
      - Поясни, Валя...
      - Джунаддир ушёл не один, увёл большую часть отряда... В Пакистан? Вряд ли - не сезон для ухода. Значит...
      - ...Резервы перебрасывают?
      - Во-во!.. Явно закопошились, словно готовятся к чему-то... Даже грызню меж собой прекратили...
      - Любопытный расклад. Есть о чём помыслить... Слушай, а скажи-ка честно, сколько пленных было?..
      - Двое...
      - Дубов!..
      - Что, Сергей?
      - Не забывай, Валентин, нам уже не по двадцать пять и здесь не Ангола!..
      - Я помню, Серёга... И ты не забудь - здесь Восток, драка завернулась на годы, и методы, конечно, должны соответствовать, дабы сволота всякая о Россию ноги не вытирала!..
      ...Скорее бы появился этот чёртов аэродром!.. Нет, летать-то я не боюсь - "учебка" десантная как-никак пройдена. По моим прикидкам, лететь нам ещё минут пятнадцать, и совсем неохота, чтобы за это время по "борту" шарахнули из ПЗРК. Есть они у "духов", сам видел, когда по зиме перехватили их караван. Тогда среди вездесущего чарса, японских "видаков" и какой-то медициной хреновины мы нашли египетские "Стрелы", аж целый десяток. Это, конечно, не бог весь что, но штука, в общем, надёжная, простая и безотказная. Арабы когда-то быстро доказали это евреям, изведя "Стрелами" и "шилками" чуть ли не половину израильской авиации. Поэтому мне совсем не улыбается сыпаться с громадной высоты вместе с обломками "ИЛа", в которые он может превратиться после встречи со "Стрелой"... Вот если бы за спиной был родимый Д-5 - шанс уцелеть был бы. По крайней мере, до земли-матушки. Но сейчас за спиной не парашют, а плотно набитый РД и спальник. Поэтому приходится утешаться мыслями о скором и желанном баграмском аэродроме. Впрочем, не я один такой. В чреве родимого ИЛ-76, который с крейсерской скоростью целеустремлённо прёт до города Баграма, нас скопилось не меньше сотни. Часть - с десантуры, часть - с "соляры". Народ, надо сказать, крайне дерзкий, пялятся на нас с ухмылками, принимая то ли за чмошников, то ли за припухших "дембелей". Чёрт с ними, не будешь же каждому встречному объяснять, что вид у нас - исключительно рабочий, и какой это труд титанический - бороду отрастить...
      Вот ржать, как раз и не надо. Ведь о какой бороде речь идёт! Не русой-сивой-пегой, а о "духовской", натурально-чёрной, которой любой воин ислама поверит! Для чего ему верить - это уже второй вопрос, и ответ нашим соседям неведом. Нам, однако, тоже. Известно только, что два десятка парней из батальона спецназа, мы, то бишь, в срочном порядке перебрасываются в славный город Баграм, куда уже две недели назад убыл майор Дубов. И если слушать "поддатый" трёп штабного связиста - была какая-то шифровка из Кабула, после которой наш майор и сорвался в Баграм...
      Уже явно чувствуется крен, летуны на посадку заходят. Ну, дай бог, чтоб не вышло как с ребятами из Витебской2, чей самолёт разбился при посадке в Кабуле... Тьфу ты, раскаркался!.. Вот тряхануло - значит, сели... Что ж, с прибытием, салам Баграму от Кандагара!..
      Май 1982 года,
      Баграм, расположение 345-го ПДП
      ... - Людей разместил?
      - Так точно, товарищ майор, дрыхнут...
      - Ладно, садись, старшина, разговор долгий будет. Вот фотографии, глянь-ка... Узнаёшь, нет?
      - А чего ж... Клиент наш, от Джунаддира...
      - Вот именно - наш... А снимочки откуда, знаешь? Местные ребята из "Хамелеона" через агентуру здешнюю расстарались...
      - Быть того не может! Он что, здесь?!
      - Во-во, я то же самое им твердил, концы уж шибко дальние - Кандагар, Панджшер... И, тем не менее, это действительно он, и обосновался здесь неподалёку, за Рухой...
      - Весело, товарищ майор...
      - Весело-не весело - нам работать...
      - Не понял... У местных что, силёнок не хватит?
      - Хватит, ты за них не волнуйся. Но, во-первых, сейчас у них своих хлопот выше крыши - к операции готовятся, во-вторых, этот чёрт не столько им нужен, сколько нам. Сам знаешь, каких он у нас там узелков понакручивал. Так что, Виталя, как не крути - в эту игру нам играть, по полной программе...
      * * *
      Не спится на новом месте, хоть тресни! Курнуть, что ли? Тем более, вон чей-то огонёк сигаретный у входа тлеет - тоже кто-то мается...
      Демушкин встал и, накинув на плечи куртку, тихо прошлёпал к выходу.
      Саня Рябцев дал подкурить от своей сигаретки и спросил, зябко ёжась от ночной прохлады:
      - Ты-то чего шатаешься?
      - Да хрен его знает... Не спится...
      - Тебя дома ждёт кто-нибудь?
      - Ты чего!.. Конечно, родители, друганы...
      - Погоди... - поморщился Саня. - Баба у тебя в Союзе есть?
      - Ну... - Дёмушкин почесал нос. - Девушка...
      - Ну ладно, девушка... Пишет?
      - Обязательно...
      - То-то и оно... - Саня выбросил окурок. - А вот моя молчит, за год ни строчки...
      - Бывает... - дипломатично отозвался Дёмушкин, мысленно проглотив вертевшееся на языке ругательство. - Всяко бывает...
      - Да нет... - Санька снова вздохнул. - Перед уходом поцапались мы с ней крепко, она даже на проводы не пришла...
      - Ну и плюнь на неё, другую найдёшь...
      - Если б так... Было у меня с ней всё, понимаешь? Я её девчонкой взял...
      - Да ладно тебе, не ты первый!..
      - Дурак ты, Славка... - раздражённо отозвался Рябцев. - Родила она, понимаешь? Пацану уже несколько месяцев...
      - Слушай, а это твой? - ляпнул вдруг Дёмушкин, но увидев Сашкино лицо, торопливо поправился: - Ну и радуйся, чудик, наследник у тебя...
      - "Радуйся...", - невесело усмехнулся Рябцев. - Это же я не от неё узнал, сеструха отписала. Так, мол, и так, Ирка родила, технарь свой бросила, с сыном по имени Саша возится...
      - Во!..
      - Вот тебе и "во"... И за год - ни строчки, понимаешь? А я ведь ей писал, и адрес почты сообщил... Хоть бы о сыне черкнула...
      - Бабы... - Дёмушкин поскрёб затылок. - Сам чёрт их не разберёт...
      Ну и ну! Санька Рябцев умудрился папашей заделаться... Честно говоря, не могу его в этой роли представить - с коляской, с погремушками... Впрочем, и себя тоже не представляю. "Духов"-часовых снимать, по "зелёнке" ночами бродить, противопехотки с "растяжками" обезвреживать - это пожалуйста, умеем. Что такое награда тоже не понаслышке известно. А вот как этот пищащий комочек в пелёнки заделывать - тут, признаюсь практики маловато... И в черепке вдруг начинают ворочаться мысли, что где-то далеко-далеко мирно живут простые, хорошие люди, которые спокойно крутят любовь и заводят детей, дарят цветы и ходят в кино не по графику. Они не имеют представления, что такое любовь за "чеки" с "ромашкой" из санбата, и как это просто - резать чужие глотки обыкновенной струной. И любой из нас мог бы сейчас среди этих спокойных, добрых людей жить и работать. Тогда бы Рябцев не маялся мыслями о сыне и своей Ирке, которые постоянно перебиваются приказом идти в горы, где надо стрелять и резать "духов"...
      - ...Осуществляет захват группа Лямина, прикрывает группа Дёмушкина, она же при необходимости "рубит хвост"... Сигнал для "вертушек" даётся при отходе, не раньше. Это первое. Второе - местность незнакомая, на изучение подходов и доразведку объекта - сутки. Третье - от объекта десантируемся в двадцати километрах, работаем "маскарадом"... Вопросы? - спокойный, деловитый голос майора вернул Дёмушкина к действительности, заставил переключиться на боевые задачи серых будней.
      Ладно, работаем. Мне только интересно, действительно ли тот это тип, которого мы с февраля искали под Кандагаром?..
      Трое суток спустя,
      Панджшерское ущелье
      ...Ощущение сухого осинового кола в глотке упорно не исчезало. Дёмушкин облизал пересохшие губы и сместил бинокль чуточку влево. Кишлак потихоньку исчез, а вместо него в окуляры ворвалась бурлящая пеной горная река. Вода искрилась на солнце, билась о камни, призывно манила к себе изумрудным блеском...
      Да-а, сухпай на эту скалу я волок явно зря, надо было взять побольше воды. Близок локоток, близок... Вон она, речка, - если по прямой, не больше километра будет. Но чтоб дойти до неё, надо спуститься со скалы, а это не меньше двух часов, ещё час уйдёт на её обход - вот такая примерно арифметика. Спуститься же "напрямки" тоже не выйдет - скала почти отвесная. Это, пожалуй, единственный плюс - с флангов никто не зайдёт, а в тылу у нас свои ребята. Всё остальное в минусе - жара, скала, "духи" в округе, вода по глотку на брата. Но все эти недостатки начальство не смущают, поэтому нам только и остаётся, что греть пузом и без того горячую скалу, да пятый час отупело разглядывать кишлак, что раскинулся за предгорьем. Скала, где расположился НП, возвышается над этим предгорьем на добрых двести метров, и всё, что мне надо, я уже высмотрел и прикинул. Думаю, давно всё ясно и отцам-командирам, но они не торопятся. Мыслят, прикидывают, просчитывают, а я догадываюсь, как это всё будет. Ближе к ночи выдвинемся к подножию той высотки, что почти примыкает к реке. Дальше - подъём и спуск, выходим к кишлаку и под утро начинаем работу. В кишлак уйдёт Виталя со своими, а мы будем ждать их и прикрывать...
      - Красиво...
      - Что? - Дёмушкин оторвался от бинокля и оглянулся на Рябцева.
      - Места здесь красивые... - повторил Сашка, покусывая травинку, в задумчивости глядя на горы. - На Кавказе такие же...
      - Сравнил... Ты бы Альпы поглядел... - бросил Дубов, не отрываясь от окуляров.
      - А когда вы там были, товарищ майор? - полюбопытствовал Дёмушкин.
      Лямин, обернувшись, стеганул его свирепым взглядом, Санька хмуро повертел у виска, и Дёмушкин снова прилип к биноклю.
      Ну, получил? Жди, ответит он тебе, доложит, по какой-такой необходимости по Альпам лазал! Но, сказать по чести, - любопытно узнать, с прошлого ноября маюсь. Тогда, по молодости лет, коченел я ночью в карауле и один-единственный раз за всю службу узрел нашего майора вдребезину пьяным. Топал товарищ майор вдоль "колючки", палил ракетами в небо и орал благим матом что-то о штабных крысах, которым он никогда не забудет парней из "берлинской бригады", что сгинули под Тисенгаузеном. На шум прибежал начкар, потом примчался Лямин, без лишних уговоров вырубил майора, рыкнул на начкара и поволок Дубова в "модуль". Вот такая история. Вроде бы, ничего особого перепил, с кем не бывает. Если бы не деталька одна. Я не знаю, где этот самый Тисенгаузен и что там произошло, зато я знаю, что такое "берлинская бригада" и какие примерно функции ей предназначены3. Ещё с "учебки" наслышан. Значит, что-то было там такое, что заставило нашего майора так ужраться в одиночестве, бродить ночью возле "колючки" и орать про безвестный Тисенгаузен в далёких Альпах...
      ... - Вот он! - Лямин плотнее прижал бинокль к глазам. - Третий по улице, товарищ майор...
      - Вижу, старшина, вижу, спокойнее... - Дубов тоже не отрывался от бинокля.
      Вмиг исчезла из бинокля бурлящая река, линзы зарыскали по кишлаку и застыли, уперевшись в ничем не примечательный дувал, из которого вышли трое. Один, - чернобородый, широкоплечий мужик, - внимательно слушал щупловатого узколицего парня с жидкой полоской усов, который, усиленно жестикулируя, что-то тому втолковывал. Точнее, переводил. А переводил он слова третьего, который с отвлечённым видом смотрел куда-то в небо.
      Он, сука... Уж что-что, а его "физию" я изучил похлеще фотки любимой лапочки. Правда, её фотография осталась в батальоне, а снимок этой сволочи только руку протяни... Этот дядя был не просто "духовским" главарём, он был "гостем" из очень далёкого "забугорья", то ли из Англии, то ли из США. Крупный специалист диверсионного профиля, минёр высшей категории, владеет многими видами стрелкового вооружения и ПЗРК. У Джунаддира - то ли в советниках, то ли в негласных руководителях. Крови он попортил нам изрядно... Короче, прихватить эту сволочь здесь - мечта любого парня, считающего себя "спецом". Взять его мы должны были ещё в марте, когда Фарук почти вывел нас на него. Но тогда мы нашли только мёртвого Фарука и его растерзанную жену. И всего лишь уничтожили до полусотни "духов" в "зелёнке". "Всего лишь" - звучит-то как просто, верно? Вова из 101-го, натужно мычащий на колу и всё пытающийся вытолкнуть кляп изо рта, тоже из числа "всего лишь"... Но к чёрту эмоции, к чёрту! Завтра под утро мы должны взять эту сволочь тихо и быстро! И возьмём, чтобы не бродить потом пьяными ночами вдоль "колючки" и не палить ракетами в безразличное ко всему афганское небо. Стоп, а какое завтра число? Семнадцатое мая 1982 года. Не забыть бы...
      17 мая 1982 года, 4 часа утра
      Когда слишком долго везёт - это, по приметам, не к добру. А нам везло уже третьи сутки после того, как пара "восьмых" высадила "шурави" в глубине этой горной долины. Мы не "засветились" во время высадки - раз. Два - нас не засекли, пока пробирались горными тропами к этому кишлаку. Три - "маскарад" себя оправдал, одинокие путники, встречающиеся вдали, особого интереса к двум десяткам "бородатых" с оружием не проявили... А главное - этот барбос, поисками которого мы занимались ещё под Кандагаром, действительно был в кишлаке, куда нас вывели разведчики с 345-го...
      И всё это везение легко и небрежно перечёркивала теперь одна-единственная "подлянка", но какая, ядрена корень!.. Короче, мы стояли на вершине последней высоты, за которой раскинулось неширокое предгорье, молча пялились на такой близкий кишлак и остервенело матерились в душе. Я это уж точно...
      Несмотря на раннее утро, кишлак сноровисто просыпался, заполняясь огоньками в дувалах и мельтешащими в кривых улочках фигурками. Причиной столь срочного пробуждения был гулкий и властный грохот где-то на севере. Режьте меня на куски, но если это не отголоски очень солидной артподготовки, то я - балетная примадонна. Если бы мы были там, на севере, и, покуривая, ожидали сигнала к атаке, - этот грохот работающей артиллерии показался бы мне самой приятной музыкой. Но только не сейчас и не здесь: всё летело к чёрту, и это понимал каждый. Идти сейчас в кишлак, в котором все стоят на ушах, - самоубийство чистой воды.
      - Отходим!.. - Дубов обернулся и оглядел группу. - Теперь осталось одно - ждать...
      Вот чего я ненавижу по жизни - так это ждать и догонять. Но приходится терпеть - армия. Ждать, когда отцы-командиры, наконец, решат действовать значит, вновь устраивать "догонялки" за этой сволочью, которая никак не исчезнет из линз бинокля. Впрочем, "друг" явно никуда не торопится, трудится в поте лица. В этот кишлак "духи" прут отовсюду - где в одиночку, где стаями. Здесь их по быстрому формируют повзводно и отправляют в направлении грохочущего севера. По всей видимости, "духи" судорожно пытаются организовать оборону...
      Мы - в режиме радиомолчания, но это не запрещает слушать эфир, из которого сыплется масса интересного. Основное: наши ломятся в Панджшерское ущелье, захватывая одну за другой господствующие высоты, "духи" обороняются яростно, переходя порой даже в психические атаки. Приятной мелочью оказался факт, что наступления здесь "духи" явно не ждали, как, однако, и мы. Двухдневное общение с разведкой 345-го убедило нас, что эти хлопцы двигают с полком на "боевые" куда в сторону Бамиана. О том, что грохотать будет здесь, в противоположном районе, никто даже не заикался! Лихо кто-то "дезу" запустил, всех надули - и чужих, и своих! Только чуток обидно - уж "спецов" то могли предупредить, чтоб мы малость планы скорректировали. Тогда бы не торчали здесь пятые сутки, давясь осточертевшим сухпаем и попеременке разглядывая враждебный кишлак...
      Чёрт, как охота очутиться там, на севере, где воюют ребята с 345-го, 103-й, 56-й!.. Там хоть всё понятно: если враг не сдаётся - его уничтожают. Тамошним ребятам не надо утопать в размышлениях, просчитывая, как удобнее ворваться в набитый "духами" кишлак и взять, обязательно живьём, одного-единственного гада...
      * * *
      - Твои предложения, старшина...
      - Брать надо, товарищ майор. Через пару деньков наши сюда придут, снова удерёт...
      - Согласен... Готовь ребят, ночью начинаем...
      * * *
      - Дёма!..
      - А?..
      - Помнишь караван апрельский?
      - Ну...
      - Колечко я тогда заныкал, золотое, с рубином...
      - Перстень?
      - Да вроде... Как мыслишь, вместо обручального сойдёт?
      - Покажь...
      - Нету... В батальоне, Кушкалиеву на хранение сдал...
      - Контуженный! Нашёл кому сдать!..
      - Зато он на "боевые" не пойдёт - гарантия... - Рябцев ожесточённо поскрёб бороду. - Никуда не денется, вернусь - заберу...
      - Ты никак в законный брак удариться решил?
      - А чего такого?
      - Да нет... Просто до приказа ещё год...
      - Знаю... - хмуро ответил Саня и вздохнул. - Последнее время спать не могу, только глаза закрою - Ирку вижу... С пацаном...
      - Тебе бы в отпуск... Давай я к майору подойду, он мужик с понятием...
      - Уже... Обещал он после "боевых", только не верится что-то. Ты у нас много отпускников помнишь?..
      Вместо ответа Дёмушкин хмыкнул и взглянул на часы. Пора.
      - Становись!.. - он оглядел свою "пятёрку". - Попрыгали... Фляга у кого брякает? Васильков, ремень ослабить... Всё, парни, десять минут покурить и оправиться, потом работаем...
      * * *
      ...Пока всё идёт по плану. И слава богу. Скала, на которой мы проторчали трое суток, рассматривая место будущей операции, уже исчезла в чернильной темноте ночи. Слева ворчливо бурлит горная река с маячащим посреди мостом, прямо - лезет вверх горный склон... Две трети пути мы прошли, скоро вершина.
      - Абдул? - хрипло донеслось спереди, и Дёмушкин, уловив, как мгновенно взмокли ладони, рывком вывернул автомат под локоть.
      ...Откуда здесь "духи", мать их?! Не было же тут никого ещё два часа назад!.. Ну, давай, Палваныч, давай, не зря ж тебя в дозор послали... Да лопочи ты, наконец, чурка!..
      На голос "духа" Палванов ответил неспешным, с ленцой лопотанием, плавным и успокаивающим. Однако хриплому что-то не понравилось, он снова чего-то прочавкал - более резко и повелительно.
      Чш-ш-пок! - и "дух" больше вопросов не задавал, лишь прошуршал ручеёк осыпи, сдвинутый грохнувшимся навзничь телом. Бесконечно долгие секунды над склоном висела тишина, в которую ворвался топот чьих-то ног.
      - Абдул?.. - встревожено окликнул подбежавший и лязгнул затвором. Джамаль?! - и, не дождавшись ответа, резанул веером длинной очереди.
      Дёмушкин ударил с колена, целясь по рваным вспышкам автоматных выстрелов, но всё равно опоздал - сквозь грохот пальбы кто-то предостерегающе проревел: "Шурави!!!"
      * * *
      ...Кто-то из наших поймал этого "духа" на штык. Кровищи с него выхлестало - что с твоего кабана. Жуткая рыжая лужа - почти у носа, но всё равно надо лежать, прижавшись к мёртвому "духу", потому как подняться невозможно. "Дух" лежит на боку, тело его дёргается, но пули, которые другой шибко настырный "дух" намечает мне в башку, глотает исправно. Тот хорёк гвоздит из-за валуна, отсюда мне его не снять, надо сменить позицию, и тогда я сделаю ему грустно...
      Над головой снова свистнуло, Дёмушкин плотнее влип щекой в холодные камни, а затем попробовал оглядеться. Что-то сразу царапнуло его взор, мелькнула какая-то мысль, никак не вписывающаяся в чётко спланированную операцию, но слева рванула граната, и пришлось снова переключиться на неразбериху горячего боя...
      Надо же - врюхались по уши! Утешает одно - на вершину ворвались за секунды, "духи" отсюда нас не ждали, трудолюбиво долбили окопы на противоположном склоне. Кто-то из ребят успел с ходу влепить из "мухи" по позиции ДШК, кто-то сквозь грохот пальбы заорал: "Дави их!.." - и началось... Схлестнулись, смешались в момент. Теперь в этой катавасии не было ни спецназа, ни "духов". Были люди, сцепленные ненавистью, которые стреляли, резали и давили друг друга по одной причине: они были врагами. Кто кого - пока непонятно, но если из кишлака засекут... Стоп! Вот в чём оказия!..
      Он вдруг вспомнил, ухватил за кончик насторожившую недавно мысль. Дело в том, что в кишлаке, который по всем прикидкам должен досыпать последние часы до рассвета, кипит что-то уж очень бурная жизнь. В нескольких местах он ярко пылает, швыряя в небо снопы жёлто-красных искр, и больше всего походит на чудный аттракцион в "Луна-парке". А ещё из кишлака рвутся в ночь, путаясь и скрещиваясь, беспорядочные нити "трассеров". И вывод напрашивается несколько неожиданный: в кишлаке, в который мы должны были бесшумно войти, кто-то уже воюет, и воюет также зло и беспощадно, как здесь, на удерживаемой высоте 2714...
      - Дёма, отходи! Прикрою! - заорал Санька откуда-то справа, и его автомат затрещал, отвлекая настырного "духа" за валуном.
      Вот спасибо, Санёк, с меня причитается. Сейчас быстренько, задом, по крабьи назад отползти и - перекатом влево, вон в ту ложбинку, оп-па! Как славно! Пришла пора этого настырного укоротить. Чёрт, магазин-то пуст... Где запасной, зараза!..
      - Прикрой! - неожиданно крикнул Рябцев, и Дёмушкин с ужасом понял, что не успеет.
      - Назад!.. - закричал в ответ Дёмушкин, лапая враз заледеневшими пальцами запасной магазин, который никак не выдёргивался из "лифчика"...
      Разрыв гранаты с "подствольника" заставил Дёмушкина вжаться в камни. Когда он поднял голову, "духа" за валуном уже не было, лишь мелькала на склоне его спина, обтянутая полосатым халатом. Дёмушкин вскочил и, прорычав что-то неразборчивое, побежал вслед за "духом". Рядом стреляли, кто-то остервенело матерился, но Дёмушкин видел только одно: обтянутую халатом, ускользающую, спасающую себя спину...
      * * *
      ...Голова в чалме на мгновение приподнялась над каменной грудой. Дёмушкин протёр воспалённые глаза и опять приник к узкой щели меж камнями. Выше по склону сухо трещали автоматные очереди, взахлёб частил РПКС и кто-то с дебильной настойчивостью коротко долбил из РПГ. Сейчас надо, конечно, быть там, но Дёмушкин по-прежнему торчал за валуном, терпеливо грея в ладони рукоятку "стечкина". Он не мог уйти, пока жив-здоров тот "дух", что срубил из "подствольника" Саню Рябцева. С этим "душком" они перестреливались минут пять, после чего Дёмушкин громко охнул, звучно звякнул выроненным автоматом и нырнул за камни. Автомат успокаивающе маячил поверх камней, Дёмушкин, обдирая о камни пузо, уполз за валуны, где лежал очень тихо, не подавая признаков жизни. И тогда "дух" поверил. Он приподнялся раз, другой, огляделся... Наверное, он очень хотел жить, этот "дух", и явно примерялся к энергичному драпу. А Дёмушкин всё ждал, вглядываясь до рези в глазах, стараясь не прозевать миг, когда "дух" высунется совсем без опаски. И всё равно прозевал: "дух" метнулся из-за камней, почти не разгибаясь; вскочил, помчался вниз, петляя как заяц. Пули из "стечкина" ударили ему в спину по касательной, сшибая с ног, и заставляя катиться по склону. Некоторое время Дёмушкин смотрел на неподвижное тело, потом поднялся, убирая пистолет и поднимая автомат. Постояв в раздумье, двинулся вниз, к распростёртому телу. Шевелится, надо же... Значит, не зря сюда спускался...
      Дёмушкин двинул ногой валяющийся рядом с "духом" автомат с "подствольником", рывком перевернул тело "духа" на спину. Тот с трудом открыл глаза, некоторое время мутным взором блуждал по Дёмушкину. Глаза его расширились, а пальцы слабо ощупали камни. Дёмушкин отрицательно качнул головой, лязгнул затвором, "дух" закрыл глаза и его губы, пузырящиеся кровью, вдруг начали что-то шептать.
      Молится... Ладно, пускай Аллаха попросит - авось, поможет. Сад райский вымолит, прощение за грехи получит... Аллах всё прощает. Только я не могу простить Саню Рябцева, который свою Ирку с сыном никогда не увидит. Пусть "дух" молится - время у него ещё будет.
      Дёмушкин нажал спуск, и "дух" скрючился от невыносимо-жгучей пули, пробившей его живот. Дёмушкин наклонился, подобрал трофейный автомат и, не оборачиваясь, полез вверх по склону. На половине пути он вдруг сообразил, что чего-то не хватает в окружающем мире, и лишь добравшись до вершины, понял: душманский гранатомёт больше не грохочет, и вообще - уже почти не стреляют. Лишь хлопают кое-где одинокие выстрелы - там тоже кто-то не прощает, и мстит...
      Настырного "духа"-гранатомётчика он нашёл на вершине. Над его скрюченным телом стоял Палванов и курил. Увидев Дёмушкина, обычно невозмутимый узбек вроде как удивился: "Живой, Дёма?"
      Дёмушкин молча подкурил от подрагивающей сигареты Палванова, вытер взмокшее лицо, присел рядом.
      - Живой... - угрюмо повторил Палванов, бросил окурок на труп "духа", полез за новой сигаретой. - И я вот живой... - он помолчал, чиркая спичками. - Знаешь, Генку убило... - вяло толкнул ногой "духа". - Этот козёл... Когда рвануло, мы рядом были... Мне - ни царапины, а Гену наповал...
      - Саню тоже... - оборвал его Дёмушкин, глядя на подножие склона, где смутно темнело тело. - Только я его достал...
      - Плох он, ты бы сходил к нему...
      - Что? - Дёмушкин непонимающе оглядел Палванова.
      - К Сане сходи, говорю... - Палванов снова уставился на мёртвого "духа". - Помирает он, весь живот осколками изорвало. Тебя несколько раз звал...
      - Где он? - облизнув мигом пересохшие губы, спросил Дёмушкин и встал. Где?!
      - Там... - показал рукой назад Палванов. - Туда иди, увидишь...
      Троих "тяжёлых" постарались устроить поудобнее: стащили отовсюду спальники, какие-то одеяла и халаты. Поймав пробегающего мимо фельдшера, Дёмушкин отстранённо спросил: - Вить, Сашка как?..
      - Хреново... - ответил фельдшер. - Очень плох он...
      - Сделай что-нибудь, слышишь!..
      - Отвали!.. - разозлился Витька. - Ты тут ещё!.. У него множественные осколочные, проникающие - понимаешь, нет?! - и, вырвав рукав, быстро побежал к стонущему Кольке Разуеву.
      Дёмушкин в бессилии подошёл к Рябцеву и осторожно присел рядом, мазнув взглядом по набухающей кровью повязке на животе. Саня лежал с закрытыми глазами, дышал тяжело и прерывисто. Дёмушкин бережно взял холодную Санькину ладонь в свои руки, и тот, чуть заметно вздрогнув, открыл глаза.
      - Дёма... - он попробовал улыбнуться.
      - Я, я... - Дёмушкин ободряюще похлопал его по ладони. - Лежи, не дёргайся...
      - Всё... - Саня перевёл дух. - Отдёргался...
      - Брось ты!.. - Дёмушкину хотелось взвыть, но язык ворочался, выдавая успокаивающее: - Вертушка скоро подойдёт, в Баграм наладим, в госпиталь, а там медсестрёнки знаешь какие? О-о, брат, ты таких девочек...
      - Глохни... - выдавил Саня и, переведя дыхание, попросил: - Пить...
      - Нельзя тебе, Санёк...
      - Друг... Называется... - с трудом произнес Сашка и неожиданно закашлялся. Кашлял он тяжело и долго, бледнея и задыхаясь, а повязка всё сильнее набухала красным. Дёмушкин оглянулся на фельдшера, но Витька только покачал головой.
      Потом Саня долго отдыхал, тяжело дыша, и наконец прохрипел: "Слушай..."
      Дёмушкин склонился над ним, и Сашка, хрипя и задыхаясь, зашептал горячечным шёпотом:
      - Дёма, прошу... Ирку найди... Кольцо... Кольцо передай... От мужа... Пусть... Простит... Сына... Пусть... Сына бережёт...
      - Слушай... - хрипло ответил Дёмушкин, безуспешно пытаясь проглотить застрявший в горле ком. - Сам всё скажешь, слышишь?! Ты продержись только, слышь, Саня?! - он вновь оглянулся на фельдшера, но тот уже был рядом.
      Витька быстро перехватил руку раненого, щупая пульс, потом приподнял веко. Глянул на Дёмушкина: "Всё, агония..."
      - Сделай ещё что-нибудь!..
      - Бесполезно, Дёма...
      - Пристрелю... - с тихим бешенством пообещал Дёмушкин, сверля фельдшера диким взглядом.
      - Стреляй... - устало согласился Витька и с треском распахнул свою сумку. - Два промедола всего, на, смотри... Других чем вытаскивать - не знаю...
      Дёмушкин, стиснув зубы, никак не мог оторвать взгляда от Сани, который уже потерял сознание и бредил, всё больше покрываясь лихорадочным потом на сереющем лице...
      Вот и всё. Парня, который прикрывал спину на пяти "караванах", больше нет. Младший сержант Рябцев умер, а я так и не смог ему помочь. Просто сидел рядом, слушая его речь, да смачивал его воспалённые губы тёплой водой. А Санька в бреду звал свою Ирку, бессвязно крыл кого-то матом и всё просил прикрыть слева. И так - около часа, а потом, вздрогнув, он вытянулся и затих...
      Дёмушкин долго глядел в умиротворённое, разгладившееся лицо Сани, потом отвернулся и дрожащей рукой вытащил сигареты. Подкурил кое-как и жадно затянулся...
      Никто не мог помочь Сане, никто. Не будет никакой "вертушки" и госпиталя в Баграме, потому как наша рация разнесена в куски вместе с радистом Лёхой Свиридовым ещё в начале боя. Здесь, в этом капкане, помощи ждать неоткуда... В этих долбанных горах "духи", кажется, везде. Они торчат на той стороне реки, зачем-то скапливаясь в районе моста, шастают уже в районе "моей" до дрожи любимой скалы. Обстановка в кишлаке тоже неясна. Короче, пахнет весьма паршиво: окружение. Болтают, что примерно вот так сгинула в Чёрных горах группа лейтенанта Сёмушкина прошлым летом. Кислая перспектива, одним словом. И это меня совсем не устраивает - мне надо вернуться живым, хоть тресни!.. Исхитриться выполнить просьбу Сани. И я её выполню, даже если придётся "духам" глотки зубами рвать...
      Над головой вжикнуло, позади гулко протрещала очередь, и Дёмушкин резво свалился за камни.
      - Ложись! - заорал кто-то дурным голосом, и Дёмушкин рывком подтянул к себе автомат...
      Если смотреть сбоку, то Саня совсем не похож на мёртвого. Просто вымотался и спит - такое ощущение. Чёрт, если бы это был только сон...
      Дёмушкин вдруг почувствовал, что камень под щекой всё больше напоминает подушку, а глаза слипаются всё сильнее. Отрубиться бы сейчас хоть на полчаса, а там видно будет. Тем более, никакой драки в ближайшем времени не намечается. Чтобы это понять, надо просто знать нашего прапорщика. А я его за семь месяцев еженедельных "боевых" изучить успел. И сейчас точно могу сказать: таким грандиозным матом Виталя кроет только своих, славян. Значит, тот раздолбай, что резанул по нам очередью - из своих, с пехоты-матушки, или из родной десантной братвы...
      - Дёмушкина к майору!
      Он открыл глаза и, рывком поднявшись, огляделся. Саню уже унесли, не было "тяжёлых" Разуева и Клименко. Были другие: до полусотни пропотелых солдат, неспешно обустраивающихся на высотке. "Пришельцы" исподтишка зыркали на остальных, но от комментариев воздерживались. Оно и ясно - эту высотку им подарили, и лязгать сейчас языком - себе дороже. По всей видимости, понимал это и их командир - офицер в маскхалате, сидящий на камнях рядом с Дубовым. На раскинутой плащ-палатке лежали сухари, фляжка, стояла раскрытая банка с тушёнкой, но сейчас на это застолье никто не обращал внимания. Дубов и офицер глядели на широкоплечего парня, который с угрюмым упрямством пялился на свои запылённые сапожищи. Вид у офицера был задумчивый, майор же смотрел на парня с очень нехорошим любопытством.
      ...Не нравится мне это - не люблю, когда у нашего майора такой вот взгляд. Таким я видел его месяца два назад. Тогда мы только-только вернулись с "боевых", были усталые и злые, и тут прикатил какой-то хрен с политотдела. Этому "пылесосу" возжелалось "прочесать" местные дуканы, для чего он потребовал взвод разведки для сопровождения. Тогда-то я и заприметил такой взгляд у нашего майора... Волчий, исподлобья и вроде как с любопытством...
      Короче, когда последовала команда "заводи!", откуда-то из неведомых просторов Афганистана прилетела пуля. Одна-единственная. Но задницу заезжему начальнику политотдела калибр 5,45 порвал очень даже качественно, после чего тот со своей свитой дёрнул от нас в очень быстром темпе. Снайпер Юрка потом клялся, что для акции был предложен калибр 7,62, но Дубов приказал - только 5,45. Вот так-то...
      И сейчас наш майор смотрит на парня с сержантскими погонами точно так, как на того политотделовского хмыря... Жаль, парень-то с виду неплохой. И петлички десантные. Коллега, стало быть. Вмешаюсь-ка...
      - Товарищ майор, младший сержант Дёмушкин по вашему приказанию прибыл! - браво, с интонацией столично-гарнизонного идиота отрапортовал Дёмушкин, и все уставились на него.
      Во-во, что надо. Смотрят как на дебильного, от сержанта отвлеклись вот и славно, теперь валяйте, ставьте задачу.
      Дубов некоторое время рассматривал Дёмушкина, потом вздохнул и, убирая в карман какой-то бумажник, приказал довольно дёрганым тоном:
      - Значит так, Слава. Возьмёшь четверых наших, поздоровей, пойдёте с этим... Сусаниным...
      - Майор... - предостерегающе подал голос офицер в маскхалате, а сержант, прекративший разглядывать сапоги, поднял голову и хрипло отчеканил:
      - Моя фамилия Охрименко, если вы забыли...
      - Молчать!!! - рявкнул Дубов и, скрипнув зубами, с трудом поднялся, опираясь на СВД и стараясь не тревожить забинтованную ногу.
      - Разрешите выполнять? - быстро сориентировался Дёмушкин и, чётко развернувшись, поволок за собой багровеющего Охрименко, который с немым бешенством всё пялился на Дубова...
      * * *
      ... - Долго ещё?
      - С полчаса будет... - пробурчал Охрименко. - Торопишься?
      - Угадал... - Дёмушкин сейчас не был настроен трепаться. Задача была несложной и от этой простоты хотелось рычать и крыть матом всех теоретиков-штабистов, из-за которых всё полетело к чёрту. Выходит, всё было зря: Фарук со своей растерзанной женой, предрассветный бой в "зелёнке", мычащий на колу Вова-"дух" и умирающий Саня Рябцев, который так и не увидел родного сына... Задачу - любой ценой взять наёмника живьём - мы не выполнили. И судить-рядить - кто прав, кто виноват, - муторно и бесполезно.
      Когда мы торчали с биноклями на скале, нам даже в голову не пришло, что кто-то может рассматривать кишлак с противоположной стороны. А там обосновалась потрёпанная десантно-штурмовая рота, которая имела задачу "зачистить" кишлак и выйти к высоте 2714. Но ротный, тот самый офицер в маскхалате, будучи грамотным мужиком, не рискнул днём лезть в кишлак, который кишмя кишел "духами". Он стал ждать ночи. По иронии судьбы он тоже обратил внимание на бурную деятельность нашего "клиента" и попытался взять его ночью, приказав десантуре тихо войти в спящий кишлак.
      Но что-то не склеилось, завязался ночной бой, и в этой кутерьме "клиент" ушёл. Точнее, почти ушёл. Потеряв двух своих, Охрименко загнал-таки "клиента" на скалу, которая с трёх сторон обрывалась в пропасть. На предложение сдаться тот едва не достал Охрименко ножом - его спас "лифчик", - и, получив в ответ пулю в ногу, сам прыгнул в пропасть. Ошалевший от такого финта сержант спустился со скалы к телу, изъял бумажник и, привалив труп камнями, вернулся к своим в кишлак. Потом рота двинулась на высоту 2714, где мы и встретились, едва не перестрелявшись...
      А из-за чего так взбесился на Охрименко майор, я так и не понял. То ли из-за того, что всё полетело к чёрту, то ли из-за слишком трепетного отношения сержанта к трупу наёмника. И вот теперь мы топаем следом за Охрименко к месту, где он схоронил того "друга", за которым мы тащились аж из-под Кандагара.
      ... - Спички есть?.. - Дёмушкин едва не налетел на Охрименко, который полуобернулся к нему с зажжённой сигаретой. - Если б не "Ангола", забил бы я на вашего майора могучий пролетарский...
      Дёмушкин хмыкнул и вяло поинтересовался:
      - А при чём тут Ангола?
      - Ротного мы так кличем, Селькова, - пыхая сигаретой, отозвался Охрименко. - Он там ещё с 79-го воевать начинал, не то что хмыри некоторые...
      Он вдруг остановился, вглядываясь в нагромождение камней, сплюнул в сердцах и, пробормотав: "Вот паскуды, а!" - резко прибавил шагу, почти побежал.
      ...Тут Охрименко верно подметил - действительно, паскуды, другого слова не подберёшь. Это про серых, безликих бородачей, которых лучше всего видеть сквозь прорезь прицела... Короче, мы в очередной раз опоздали, и последняя хрупкая надежда нашего майора разлетелась на мелкие осколки. Труп человека, лежащего среди торопливо раскиданных камней, опознанию и идентификации уже не подлежал. Лица у мужика не было - кто-то старательно размолотил его, превратив в кашеобразную массу, над которой деловито жужжали мухи. Не было у него и обеих кистей рук.
      - Паскуды... - растерянно повторил Охрименко и стащил с головы выцветшую панаму. - Что же они своего-то так, а?..
      Дёмушкин нагнулся, одёрнул на трупе задравшийся свитер:
      - Чтоб не опознали... Про отпечатки пальцев и фотографии "фас-профиль" слыхал? - и, обернувшись к своим, распорядился: - Забираем его, хватит пялиться...
      - Ну и что дальше? - странно спросил Охрименко, не отрывая взгляда от трупа.
      - Дальше-то? - Дёмушкин забросил автомат за спину. - Дальше, браток, совсем просто. Будем вдоль "колючки" бродить, в небо палить и про Тисенгаузен орать... - перехватив недоумённый взгляд сержанта, он с невесёлой усмешкой поинтересовался: - Кстати, не знаешь, где это такое тёплое место - Тисенгаузен?
      * * *
      Кишлак встретил щекочущими запахами дыма и непередаваемого мясного вкуса, от чего безумно хочется есть. Оказалось, в одном из дувалов вовсю хозяйничал старшина десантной роты, которая сейчас торчала на вершине и грызла сухпай. Здесь же булькала баранинка, шкворчал лучок и присутствовала вся наша группа - усталая, но сытая и умиротворённая.
      Горячую и жирную шурпу мы глотали торопливо, обжигаясь и давясь, не обращая внимания на приколы обожравшихся сослуживцев. На такой вот прозаической ноте Панджшер для нас закончился. Пара "восьмых" прилетела через час, и скоро мы были в Баграме. Нас ждали двое в штатском весьма сурового вида и десяток чистеньких солдат. Им сдали тело наёмника, после чего суровые штатские начали что-то настойчиво внушать Дубову. В ответ майор послал их очень-очень далеко, а штатские дружно принялись орать про трибунал... Но тут к ним подошёл Лямин, имея хмурый вид и ПК на плече с заправленной лентой, и штатские сразу куда-то подевались.
      Раненых отправили в госпиталь, убитых забрали ребята с 345-го, пообещав сделать всё по уму. А ещё через пару часов АН-12 нёс нашу группу в старинный город Кандагар...
      * * *
      ...За три дня после возвращения с операции можно успеть переделать многое: отмыться, отпиться, отоспаться. Или подумать, к примеру. Лучшее место для этого - наша курилка, которую отгрохали "дембеля" ещё по осени 80-го. Широкая, добротная, вкруговую ящиками с песком обложена - одним словом, о смысле жизни хорошо поразмышлять как раз здесь. Смысл, в принципе, нехитрый - тельняшка. Знакомо: полоска тёмная, полоска светлая. Как наша жизнь: кончилась кровавая круговерть "боевых" - минута тёмная, сменилась белой. Отшваркались в бане, пообедали, выспались, вид божеский навели - всё, снова к тёмной готовься. Она уже близка, поэтому я никуда не тороплюсь, досмаливая вторую сигарету.
      Дело в том, что каптёр Кушкалиев, к которому мне сейчас надо идти шкура. Можно ещё шакалюгой назвать - суть не изменится. Отслужив почти полтора года, он умудрился ни разу не попасть на "боевые". И это в нашем-то батальоне!.. Все наши отцы-командиры, правда, смотрели на это сквозь пальцы. И даже прапорщик Лямин, люто ненавидевший всякого рода "шлангов", обычно отделывался бурчанием - дескать, не трожь дерьмо...
      Болтали, однако, что Кушкалиев "стучит" на всех подряд, поэтому и пользуется особым расположением "особистов". За пределы расположения каптёр выбирался только за продуктами, когда ожидалось приближение начальства, и плов, говорят, он умел готовить отменный. А ещё у Кушкалиева всегда можно раздобыть самогона или "дури", лишь бы имелись в наличии "чеки" или "зелень" - "афошки" каптёр категорически не признавал. Любимой темой каптёра была карьера неведомого нам его брата. "Брат Хаким юристом стал, скоро ба-алшым пракурором будет, понял, э-э?" Дальнейшие рассуждения Кушкалиева сводились к радужным перспективам, которые обязательно начнутся после "дембеля" с помощью брата Хакима. И вот такой личности Саня доверил на хранение кольцо. М-да... Кажется, полоска тёмная шибко широкой выходит...
      Дёмушкин вздохнул, выбросил окурок и решительно зашагал к каптёрке.
      - Привет...
      - О, Дёма! - Кушкалиев захлопнул толстую тетрадь, в которую что-то записывал. - Салям, дарагой, прахади!
      - Я по делу... - Дёмушкин подвинул к себе табурет. - Саня тебе...
      - Ай, зачэм так гаваришь, дарагой? Зачем дела? Сначала хлеб кушать, чай пить будем, дела потом делать будем...
      - Некогда... - пробурчал Дёмушкин. - Я за кольцом, тебе его Рябцев перед "боевыми" отдал...
      - Да-да... - Кушкалиев согнал улыбку, принял скорбный вид. - Нету Сани, погиб...
      - Погиб... Перед смертью попросил меня кольцо в Союз переправить... Давай, где оно?
      - Кольцо? Сейчас... - Кушкалиев полез в стол и, порывшись, вытащил что-то, завёрнутое в чистую тряпку. - Вот оно, Дёма, держи... Жалко Саню хороший человек был... Родителям горе какое, ай-ай...
      - Погоди ты!.. - Дёмушкин выложил кольцо на стол, посмотрел на Кушкалиева хмурым взглядом. - Это не то кольцо. Где Сашкино?
      - Как не то? - удивился Кушкалиев и проворно вылез из-за стола. - Это, это он оставлял...
      - Дуру не гони... - поморщился Дёмушкин. - Это серебро, Саня тебе золотое оставлял, с рубином...
      - Ты путаешь, дарагой... - покачал головой Кушкалиев. - Это кольцо, другого не было...
      - Не тарахти... - Дёмушкин поднялся. - Гони Санино кольцо, быстро!..
      - Ай, зачэм так гаваришь, дарагой? - укоризненно покачал головой Кушкалиев и неожиданно зловеще улыбнулся. - Тебе бы ходить, Дёма, по-хорошему...
      Дёмушкин молча смотрел в глаза каптёра, а в памяти всё стоял заходящийся в кашле Саня и расширяющееся ярко-алое пятно на повязке...
      Ничего не поделаешь - так, наверное, будет всегда: кто-то ходит на "боевые", парится в засадах, кормит вшей в окопах и гробится в горящих колоннах; а кто-то другой, типа мрази Кушкалиева, будет спокойно греть задницу в штабах и на кухнях, в складах и каптёрках. Потом эти Кушкалиевы вернутся в Союз, звеня чужими наградами, и начнут потихоньку лезть в верха. Милиция, прокуратура, райкомы, комитеты комсомола и другие тёплые местечки... Они всегда будут желанными гостями на пионерских сборах, где расскажут о "своих" подвигах и научат правильному пониманию "интернационального долга". Потом брат-прокурор подсобит подобраться к официальной кормушке, откуда это рыло примется учить жизни всех подряд...
      - Бери кольцо, дарагой... - неверно истолковал молчание Дёмушкина Кушкалиев. - Не нравится - оставляй. На твой век караванов хватит, ещё добудешь...
      Хряск!..
      А-а, чёрт, старею... Раньше этим ударом доску ломал, а сейчас всего-навсего эту сволочь в дальний угол отправил, даже не "вырубил". Сидит, башкой слишком умной трясёт. А это ещё что?.. Бутылку нашёл... Боковиной о кровать - "розочка" вышла... Ну, давай, покажи, чему тебя друзья-"особисты" научили...
      Ещё через десяток секунд геройский каптёр корчился на полу, а Дёмушкин, покручивая в руке "розочку", наблюдал за ним с холодным любопытством. Потом присел рядом:
      - Ещё минута - и жертвой душманского нападения станешь, понял?
      - Понял... - прохрипел Кушкалиев и с усилием сел. - Зря ты так, Дёма, ай зря...
      - Тридцать секунд... - напомнил Дёмушкин.
      - Подавись!.. - Каптёр достал из внутреннего кармана куртки тускло сверкнувший золотой перстень, бросил на пол. - Всё равно не сохранишь...
      Дёмушкин, не отвечая, вытер кольцо о рукав и, полюбовавшись блеском, молча сунул его в карман. Он был уже на выходе, когда сзади раздалось: "Не спеши, дарагой..."
      - Ну, чего ещё? - Дёмушкин обернулся.
      - Ты его в Союз не провезёшь... - Кушкалиев с трудом поднялся. - Отдай его мне, патом в Союзе харошие дэнги сдэлаем... Там у меня брат Хаким, юрист...
      - Знаю... - оборвал каптёра Дёмушкин. - "Брат Хаким скоро прокурором станет"...
      - Нехорошо шутишь, Дёма...
      - Какие шутки... - Дёмушкин откинул полог палатки. - Если он такая же гнида, как ты, - хреноватая жизнь в Союзе начнётся...
      * * *
      Через пару дней появился следователь военной прокуратуры и начались выматывающие душу вопросы, сводящиеся к фактам грабежа мирного афганского населения военнослужащими Рябцевым и Дёмушкиным. Потом была гауптвахта, где Дёмушкин успел смириться с перспективой тюряги, передавить массу клопов и перегрызться с парочкой "дембелей" из ОБМО4. "Дембеля" "парились" за сплавляемую "бачам" солярку и бензин, грустили о грядущих перспективах и яростно поносили своего замполита, проворачивающего такие дела почти что легально. Себя "дембеля" считали людьми деловыми и снисходительно жалели дурака Дёмушкина, влипнувшего, по их авторитетному мнению, из-за ерунды. Дёмушкин же вслух определял "дембелей" как "чмырей" и "крыс", чем и вызвал их пару раз на драку. Отлупив "коммерсантов", Дёмушкин малость поостыл и грядущую тюрягу начал воспринимать вполне философски. Но его думы были смятены новым событием: через неделю его вызвали "с вещами", дали расписаться в каких-то бумагах, после чего он оказался за воротами "губы"...
      С минуту он обалдело разглядывал захлопнувшуюся дверь, и перевел взгляд на афганское небо, которое показалось ему прекрасно-безмятежным. Так и стоял, пока знакомый голос не поприветствовал: "Явился, сукин кот..."
      В ответ Дёмушкин блаженно улыбнулся и уставился на грешную землю. На земле присутствовал битый службой бэтр с бортовым номером "078", на броне которого восседал в любимой позе - опёршись на башню, - самый лучший прапорщик в мире по фамилии Лямин! На Панджшере Виталю зацепило, и некоторое время его в батальоне не было. Но сейчас он торчал на броне, живой и невредимый, и лишь повязка, белеющая из-под куртки, напоминала о нашей недавней одиссее...
      - Здравия желаю, товарищ прапорщик...
      - Вольно... Гляди, Дёмушкин, до чего благотворно "губа" действует даже Устав припомнил...
      - Я уже думал - звиздец полный... - честно признался Дёмушкин, забираясь на броню.
      - Правильно думал, рядовой... - философски отозвался прапорщик и, перехватив взгляд Дёмушкина, добавил: - Да-да, рядовой... И, считай, легко отделался, что только лычки потерял...
      - Да чёрт с ними, с лычками!.. - Дёмушкин провёл ладонью по шероховатой броне.
      - Никто ничего не подтвердил - вот в чём тебе повезло... - сказал Лямин, глядя куда-то вдаль.
      - Никто? - опешил Дёмушкин. - А этот?..
      - Закуривай... - перебил прапорщик, протягивая сигарету. - Туго с куревом-то?
      - Туго... А всё-таки?..
      - Потери у нас... - объяснил прапорщик, чиркая зажигалкой. Оба затянулись, и Лямин, пыхнув дымком, продолжил: - Наш каптёр на базаре продукты закупал, из толпы кто-то пальнул... Короче, в голову, сразу наповал...
      Дёмушкин долго молчал, переваривая услышанное, потом в две затяжки прикончил сигарету: "Вот как бывает..."
      - Бывает... - согласился Лямин, по-прежнему глядя в сторону. Пуля-дура, откуда и куда летит - неведомо...
      - Спасибо, командир... - тихо сказал Дёмушкин и выбросил обжигающий пальцы "бычок". - Вовек не забуду...
      - За что спасибо? - удивился Лямин. - С "губы" тебя забрать - так это майор распорядился... - и, переведя взгляд на Дёмушкина, сказал с нажимом: А больше - не за что. Понял, рядовой?..
      Всю дорогу до расположения батальона Дёмушкин глядел на щербатую ленту "бетонки". И молчал. Молчал и прапорщик, лишь на подъезде к КПП обернулся к Дёмушкину:
      - Заменщик мне пришёл, Дёма, уезжаю завтра... Ты смотри, дров не наломай больше... Второй раз уже не вытащат...
      - Понял... - разлепил губы Дёмушкин и снова умолк.
      А что говорить? Дай бог самому всё как-то осмыслить. Слова и эмоции это потом. А пока - служба продолжается, всё как обычно. Погибших на Панджшере ребят похоронят дома с почестями, как и гниду Кушкалиева, брательник которого всё же станет прокурором... Сын Сани Рябцева уже никогда не увидит отца, а далёкой неизвестной Ирине кольцо на палец наденет кто-то другой... Стоп, кольцо! Кольцо он всё-таки доставит адресату, только бы дожить...
      Он огляделся. Уже вечерело, надвигались сумерки, вытесняя последние остатки жаркого дня. Скоро ночь навалится на всю эту землю, но после ночи всегда наступает рассвет. И он дождётся, когда придёт ЕГО рассвет, когда можно будет спокойно проснуться - просто так, без надрывного: "Рота, подъём, тревога!", спокойно лежать, бездумно уставившись в потолок... Когда не надо будет вскакивать во сне от раскатов грома и судорожно шарить возле койки в поисках автомата... Когда можно тихонько встать, стараясь не потревожить спящую рядом жену, и глянуть на своего сопящего карапуза...
      Главное - дойти до этого рассвета. Дойти сквозь череду рейдов, засад, сопровождений и "блоков". И пусть в вечно враждебной "зелёнке" сейчас кто-то сжимает в руках холодную сталь ножей и приклады "буров". Он тоже будет стрелять и резать, чтобы вырвать с чьим-то чужим предсмертным хрипом долгожданный мирный рассвет...
      * * *
      Дембель пришёл через год - весной 1983-го. Дома Дёмушкин пробыл около месяца, а потом неожиданно для всех укатил к однополчанину в Рязань, имея наглую мечту поступить в РВВДКУ5. К его немому изумлению мечта воплотилась в жизнь! Он поступил на факультет спецназа и успел проучиться целый год. Но потом снова вступил в действие "закон тельняшки", и жизнь снова обернулась к Дёмушкину тёмной полоской.
      ...С тремя приятелями по училищу они возвращались с очередного "самохода", когда навстречу им вынырнула местная шпана, имеющая традиционные счёты с рязанской десантурой. Драка завелась с полоборота и разлетелась в разные стороны только после воя милицейских сирен. Всё бы обошлось, как обходилось десятки раз, если б не трое крепко покалеченных "аборигенов"-агрессоров. Ещё большее осложнение получилось из-за двух случайно попавшихся милиции курсантов. Несмотря на воздействие милицейских "демократизаторов", ребята своих не выдали, поэтому утром в училище прибыла милиция с представителями обиженной шпаны. В строю курсантов "представители" не узнали Дёмушкина, но безошибочно указали на весёлого хохла Максима Цимбала. Для составления протокола Максима увели в кабинет комбата, а там и произошло то, что до сих пор гуляет в легендах курсантов Рязанского десантного, и что в корне повлияло на офицерскую карьеру Дёмушкина.
      Поговорите с любым "старым" из Рязанского воздушно-десантного и вы узнаете, как вылетел из кабинета (предварительно расшвыряв ментов и "особистов") Максим, как драпал он по коридорам училища, как гнался за ним начальник особого отдела майор Резниченко, оглашая окрестности воплями "стой!" и прицельной стрельбой по беглецу... Но, то ли Макс сильно не хотел за решётку, то ли майор Резниченко вынимал свой "макаров" раз в пятилетку, факт остаётся фактом: Максим убежал. Не помогли ни поднятый "в ружьё" караул, ни милиция, ни гигантская облава. Единственной добычей разъярённого майора стал зуб, который он, будучи раздосадованным, выбил рукояткой "макара" какому-то солдату из 119-го полка. Командир солдата с майором переругались, и на этой ноте заглохло бы всё ЧП, если б не очередной тихий скандал, потрясший училище и местный КГБ.
      Спустя несколько месяцев на имя Дёмушкина пришло из-за границы письмо, где военнослужащий 2-го парашютно-десантного полка - Французский Иностранный Легион, остров Корсика - (пишите ему, мужики, ждёт, ей богу ждёт!) Максим Цимбал передавал пламенный привет другу и бывшему однокурснику Славе Дёмушкину, желал ему всего наилучшего. Этого хватило по уши, и не начатая военная карьера Дёмушкина ухнула в глубокую бездну... На этом полоса невезения закончилась, в чём Дёмушкин ещё раз уверился, когда весной 85-го не без труда отыскал Ирину...
      Карапузы в песочнице возились сосредоточенно и увлечённо, не особо реагируя на замечания мам, которые расположились на недалёкой скамейке. Дёмушкин оторвал, наконец, взгляд от одного из пацанчиков - светленького, в шортиках и маечке, - и посмотрел на часы. Всё, пора: до поезда три часа осталось. Сейчас надо встать, подойти и всё объяснить... Или постараться объяснить, по крайней мере... Эх, чёрт, всё-таки надо было принять для храбрости, как проспавшийся командировочный сосед предлагал...
      Дёмушкин поднялся, одёрнул пиджак и решительным шагом направился к скамейке, на которой молодые мамы тотчас оборвали разговор, с любопытством уставившись на незнакомого человека.
      - Здравствуйте... - поздоровался Дёмушкин и, не ожидая ответа, обратился к светленькой шатенке: - Извините, Ирина, нам бы поговорить...
      - А вы кто? - настороженно спросила светленькая.
      - Моя фамилия Дёмушкин... Вячеслав. Служил вместе с вашим...
      - Пойдемте... - оборвала его Ирина и, быстро поднявшись, обернулась к заинтересовавшимся нежданным визитёром подругам: - Девочки, за Санькой приглядите, я сейчас вернусь...
      - Иди, иди, конечно... - закивали мамы.
      Они отошли, и Ирина, подняв на него насмешливо-горький взгляд, спросила:
      - Что же гражданин Рябцев сам не приехал, а парламентёра прислал?
      - Что? - ошарашенно переспросил Дёмушкин и в растерянности потёр бровь. - Причём тут парламентёр?..
      - Послушайте, Вячеслав... - холодно отозвалась Ирина, не отрывая от Дёмушкина взгляда. - Я не для того в другой город переехала, чтобы даже здесь он о себе напоминал. Кончено у нас с ним, понимаете? И слышать о нём я больше не желаю! Я вас очень прошу - не приходите сюда, не уговаривайте... Фамилии Рябцев я даже слышать не хочу! Извините, что у нас такой разговор...
      Ответом ей было молчание. Дёмушкин понял вдруг простую истину - Ирина ничего не знает, и всё, что он планировал сказать, куда-то исчезло, испарилось из головы, оставив место только полной растерянности. Как ей теперь рассказать, что Сашка мечтал увидеть её с сыном, как медленно и тяжело умирал на той высотке в горах Панджшера?.. Она, похоже, даже не знает, что Саня похоронен в родном городе в июне 82-го. И бессмысленно сейчас гадать, почему так вышло - то ли родственники не захотели сообщить, то ли...
      - Я понял... - хрипло произнёс Дёмушкин после долгой паузы. - Хорошо, Ирина, я сейчас уйду. Только, знаете, Ирина, я ведь вас уговаривать не собирался... - он вытащил из кармана блокнот с фотографией и коробочку с перстнем. - Саша просил вам это передать...
      - Боже, какая щедрость... - усмехнулась Ирина. - Всё?
      - Нет, не всё! Ещё он просил, чтобы вы его простили и берегли сына...
      - Какая забота, вспомнил!.. Ничего мне от него не надо, уберите, не возьму! И ещё ему передайте, что...
      -- Некому... - перебил её Дёмушкин и протянул блокнот с коробочкой. Возьмите, это ваше...
      - Что? - Ирина непонимающе взглянула на Дёмушкина. - Почему "некому"?..
      - Мне передать некому... - подтвердил Дёмушкин. - Саша погиб в мае 82-го. Я был рядом с ним, когда он... - тут он осёкся и замолчал. Неожиданно до него дошло, что все её слова о Сашке - неправда, всего лишь маска, под которой скрываются боль и обида. Но сейчас эта маска исчезла, и он увидел наполненные слезами глаза.
      - Не надо, Ира... - только и успел сказать Дёмушкин, как та, разрыдавшись, уткнулась ему в грудь. Она плакала, как тысячи матерей, сестёр и жён, к которым прибыли "цинки" с далёкого и непонятного Востока, где шла чужая, "закрытая" афганская война. И ей, как и тем женщинам, сейчас нужен был рядом кто-то, кому можно излить своё горе, выплеснуть его в слезах и плаче. И он ничего не мог с этим поделать.
      - ...Я ничего не знала, клянусь!.. Боже... Саша!..
      - Я понимаю, Ира, успокойтесь...
      - Но почему, почему никто не сообщил?! Простите, Слава... - всё ещё всхлипывала Ирина. - Слава... - она, наконец, подняла на него покрасневшие глаза. - Вы можете сейчас ко мне зайти? Время у вас есть?..
      Помимо воли Дёмушкин глянул на часы.
      - Прошу вас!.. - Ирина взяла его за руку. - Я хочу знать об этом всё!.. - она прикусила губу.
      - Хорошо... Часа полтора у меня ещё есть...
      - Вот и славно... - Ирина прерывисто вздохнула и тщательно вытерла слёзы. - Сейчас пойдём, только сына заберу...
      Под любопытными взглядами соседских мамаш они подошли к песочнице, и Ирина позвала: "Сашенька, сынок, пора домой!.."
      Светловолосый карапуз оторвался от грузовика в песке, оглянулся. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, затем Дёмушкин кашлянул и, подойдя ближе, опустился на корточки перед пацанчиком: "Ну, здорово, Сан Саныч..." Ребёнок сначала сосредоточенно разглядывал незнакомца, потом неожиданно обхватил его за шею и отчётливо произнёс: "Папа плисол!.."
      Разом охнули мамы на скамейке, невольно улыбнулась Ирина, а Дёмушкин испытал такой прилив нежности, что прижал ребёнка к себе. Он уже понял, что билеты на поезд, за которыми проторчал почти три часа, пропали - полностью и бесповоротно; что дома он опять пробудет недолго - только дела утрясёт; и в этот город, к этому дому он ещё вернётся, очень-очень скоро. Эту девчонку, которую язык не поворачивается назвать "женщиной", он больше не оставит, чего бы это ему не стоило! И этот мальчишка, который так доверчиво обхватил его за шею, теперь всегда будет точно знать, что папка обязательно вернётся...
      Последнее, что вдруг осознал Дёмушкин, вставая и подхватывая парнишку на руки, - теперь он дошёл до рассвета, о котором каждый мечтал в Афгане...
      1. Из этических соображений имя и фамилия предателя изменены.
      2. Витебская - 103-я дивизия ВДВ, первая высадившаяся в Кабуле в декабре 1979 году. Речь идет о ИЛ-76, разбившемся под Кабулом 27-го декабря 1979 года.
      3. "Берлинская бригада" - 22-я бригада специального назначения, одно из боеспособнейших диверсионно-разведывательных подразделений СА. Условное обозначение НАТО - "Красные дьяволы".
      4. ОБМО - отдельный батальон материального обеспечения.
      5. И на сегодняшний день Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище - одно их самых престижных военных училищ России.
      P.S. Автор выражает искреннюю признательность Виктору и Наталье за их помощь и дружескую поддержку во время создания произведения.
      Октябрь 1997 - март 1998