Июнь 1941. Запрограммированное поражение

К октябрю 1937 г. в Германии под ружьем было уже 590 тыс. человек, а из 39 дивизий три были танковыми и четыре – моторизованными. Зато от кавалерии осталась всего одна бригада. Часть кавалерийских полков из расформированных дивизий передали в корпусное подчинение, а личный состав остальных – в танковые войска. Кроме кадровых дивизий, были созданы 29 резервных, которые должны были войти в состав армии после объявления мобилизации. К ним были приписаны недавно отслужившие в армии резервисты, поэтому их число непрерывно увеличивалось по мере роста числа прошедших военную службу людей. В 1938 г. количество корпусов довели до 21, а дивизий – до 51 (из бригад к тому времени сохранилась только одна). В это число после присоединения Австрии были включены ее войска, которые были реорганизованы в одну танковую, одну легкую, две пехотные и две горные дивизии вермахта. С захватом Судетской области Чехословакии еще одна пехотная дивизия была сформирована главным образом из тамошних немцев. В марте 1939 г. число резервных дивизий было доведено до 51. Все они были пехотными, и к ним было приписано 1100 тыс. человек. Интересно, что кадровая армия, в которой кроме точно такого же количества дивизий была еще и кавбригада, насчитывала в своих рядах в полтора раза меньше людей – 730 тыс. Это объясняется тем, что значительная доля резервистов в случае войны должна была служить во вспомогательных, охранных или учебных частях, а не только в полевых войсках [56].

Таким образом, к 1 сентября 1939 г. – дате немецкого нападения на Польшу – еще недавно небольшой по составу рейхсвер превратился в массовую армию – вермахт, численностью 3 737 104 человека, включая учебные части, в которых числились 996 040 человек. Кроме того, 550 тыс. человек служили в военно-воздушных силах [57]. В сухопутной армии имелось только 1310 тыс. кадровых военнослужащих, еще 647 тыс. недавно уволенных в запас относились к хорошо обученным резервистам, 808 тыс. считались необученными резервистами старших возрастов, а остальные были ветеранами Первой мировой, которых тоже было необходимо учить использованию новых образцов вооружения и техники, а также тактике современной войны [58].

Нетрудно увидеть, что немцам далеко не хватало подготовленного личного состава для такого громадного роста армии, зато у них имелся практический опыт мобилизаций в период «аншлюса» и чехословацкого кризиса. Используя его, немцы разворачивали свои соединения в четыре волны. В 1-й из них насчитывалась 51 кадровая дивизия. Все они были полностью укомплектованы, обучены и боеготовы еще в мирное время. 78 % их личного состава были кадровыми военнослужащими, еще 12 % только недавно отслужили в армии. Остальные 10 % нужно были учить с нуля, и им поручались обязанности, не требующие особых знаний и навыков для их выполнения. Основную ударную силу 1-й волны составляли подвижные войска: семь танковых, четыре легкие и четыре моторизованные дивизии. 2-я волна состояла из 16 дивизий, недавно сформированных из резервистов. Вооружены они было несколько хуже и имели численность почти на 2,5 тыс. человек меньше, чем дивизии 1-й волны. Кадровых военнослужащих в них было только 6 %, зато недавно отслуживших резервистов – 83 %. 21 дивизия 3-й волны комплектовались исключительно мобилизованными старших возрастов, кадровых военнослужащих в них практически не было, а в качестве транспорта еще шире использовался гужевой. При этом они имели на вооружении почти на 200 пулеметов больше, чем дивизии 1-й волны, и были предназначены для стационарной обороны. Наконец, 4-ю волну составляли 14 учебных дивизий, 9 % личного состава которых, главным образом, офицеры и унтер-офицеры, были кадровыми [59].

В стремительно выросшей армии особенно обострилась проблема нехватки командных кадров. Чтобы ее уменьшить, 1500 фельдфебелей рейхсвера получили офицерское звание, на действительную службу вернули 1800 отставников и офицеров запаса, а еще 2500 офицеров были переведены в армию из полиции [60]. В 1937 г. 4-летняя программа подготовки армейских офицеров была сокращена вдвое, а количество кандидатов в офицеры резко увеличено. Если до 1933 г. их было 180–200 человек в год, то в 1938 г. это число выросло до двух тысяч [61]. Кроме того, на военную службу начали призывать ветеранов Первой мировой, но офицеров все равно было явно недостаточно. Именно поэтому взводами в вермахте, как и прежде в рейхсвере, повсеместно командовали фельдфебели, а численность штабов частей и соединений была существенно меньшей, чем в других армиях мира. Тем не менее высокий профессиональный уровень немецких командиров всех степеней позволял им успешно справляться со своими обширными обязанностями.

Создание люфтваффе вызвало перевод туда 500 армейских офицеров, которых и без того остро недоставало [62]. После аншлюса Австрии, казалось, появилась возможность несколько улучшить кризисную ситуацию с командными кадрами за счет офицеров-австрийцев. Однако многие из них к тому времени уже достигли критического возраста, поэтому всего 1600 австрийских офицеров из 2128 имевшихся были зачислены на германскую службу. Учитывая общую численность включенной в вермахт армии Австрии – 58 тыс. человек, – дефицит офицеров в вооруженных силах Третьего рейха в результате слияния с австрийцами только возрос [63]. Офицеров в вермахте всегда было немного, они составляли лишь около 3 % всего личного состава сухопутной армии. Так, к началу Второй мировой войны в немецкой сухопутной армии численностью 2 741 064 человека имелось 81 314 офицеров [64]. Качество обучения офицеров, прошедших сокращенную программу военного времени, заметно уступало уровню их коллег с довоенной подготовкой. Немецкое командование хорошо это осознавало и старалось в первую очередь укомплектовать лучшими командирами свои ударные соединения. По этой причине кадровые офицеры составляли половину командного состава в танковых, моторизованных и горных дивизиях. В пехотных дивизиях 1,4, 11-й и 12-й волн формирования их было 35 %, а в остальных дивизиях – только 10 % [65].

Теория «блицкрига». Вермахт стал прямым наследником рейхсвера и, естественно, взял на вооружение его передовые стратегию и тактику. Они существенно отличалась от применявшихся в ходе Первой мировой войны. Вместо позиционной войны с ее многодневным «прогрызанием» вражеской обороны, когда каждый клочок отвоеванного пространства оплачивался большой кровью, немецкая армия готовилась к маневренным боевым действиям. И не случайно: Германия просто не обладала достаточными ресурсами, ни людскими, ни материальными, чтобы вести длительную войну на истощение в условиях возможной блокады, а тем более – войну на два фронта. Поэтому стратегия и тактика вермахта были нацелены на разгром своих противников поодиночке, причем разгром настолько быстрый, чтобы они не успели получить помощь от своих союзников. Особое внимание уделялось достижению внезапности нападения. В памятной записке германского верховного командования «Проблемы организации руководства войной» от 18.04.1938 г. указывалось:

«Формы развязывания войны и открытия военных действий с течением времени меняются. Государство, его вооруженные силы и население приводятся в состояние возможно более высокой мобилизационной готовности еще до опубликования приказа о мобилизации.

Фактор внезапности как предпосылка для быстрых и крупных первоначальных успехов часто будет вынуждать начинать боевые действия до окончания мобилизации и даже до завершения развертывания сухопутных войск» [66]. Впервые немцы показали всему миру на практике, как это делается, в сентябре 1939 года, напав на Польшу. Именно там новую немецкую стратегию окрестили коротким, но емким словом – «блицкриг», или «молниеносная война» в переводе с немецкого. С тех пор этот термин приобрел международную известность. Стратегия «блицкрига» в теории была ясна и несложна. Вот ее главные принципы:

– с самого начала кампании без всякой раскачки внезапно обрушить на противника свои основные силы;

– сразу же захватить инициативу и прочно удерживать ее в своих руках;

– наносить по противнику непрерывные мощные удары, не позволяя ему прийти в себя и перевести дух;

– разгромить и уничтожить армию противника в ходе одной быстротечной кампании, не давая ему времени и возможности подготовить ей на смену новые войска или получить помощь от своих союзников.

Однако успешно последовать этому, на первый взгляд, простому рецепту сможет далеко не каждая армия. Вермахт оказался на это способен, потому что имел на вооружении передовые способы ведения вооруженной борьбы, соответствующие стратегии «блицкрига» и в совершенстве отработанные на практике. Сначала этой практикой были учения и маневры, а потом настала очередь тех, кого Гитлер считал врагами Германии. Важнейшими и неотъемлемыми предпосылками использования новых методов на тактическом и оперативном уровнях стали находки, которые в свое время внедрил в рейхсвер генерал фон Сект. Речь идет прежде всего о всесторонней подготовке войск и их тесном взаимодействии, оснащении их эффективным вооружением и придании им высокой мобильности, быстроте действий и высочайших темпах наступления.

Чтобы избавиться от статичности фронта, необходимо было прорвать вражескую оборону. Немцы этого добивались, широко используя тактику штурмовых групп, разработанную ими еще в ходе Первой мировой войны. Затем в образовавшуюся брешь вводились подвижные войска – танковые и моторизованные части и соединения. Их наступление осуществлялось при непрерывной поддержке авиации, которая подавляла очаги сопротивления противника непосредственно на поле боя. Танковые соединения прорывались в глубину обороны противника, не заботясь о своих открытых флагах.

Об их прикрытии должны были позаботиться двигающиеся вслед за танками мобильные соединения, поэтому наступающие группировки были глубоко эшелонированы. Они не давали противнику опомниться, громили его артиллерию, обозы и штабы, опрокидывали резервы, нарушали управление войсками, прерывали коммуникации, уничтожали склады, сеяли вокруг себя смятение и панику, которые быстро распространялись далеко вокруг.

В стремительно меняющейся обстановке высокоманевренной войны решающую роль в достижении успеха играло предоставление командирам на всех уровнях максимальной самостоятельности для выполнения поставленной им задачи и всемерное поощрение их инициативы. Командиры должны были прежде всего определить ключевые пункты (объекты) на поле сражения (боя), а затем найти способы овладения ими. В отличие от сражений периода Первой мировой войны это достигалось не фронтальным вытеснением противника с его позиций, а за счет решительного маневра.

Основными формами маневра подвижных войск были широкомасштабные охваты и обходы. Их ударные клинья образовывали гигантские клещи, которые, смыкаясь, запирали попавшие между ними войска противника в котлы-ловушки. Внешний фронт окружения обычно создавался подвижными частями, а внутренний – пехотой, которая следовала за ними с максимально возможной быстротой. Окруженным в котлах и отрезанным от всякого снабжения разрозненным вражеским частям и соединениям оставалось только сдаться или погибнуть. После этого ранее сплоченный фронт противника, как правило, буквально разваливался на части. Отметим, что немцам удалось успешно решить сложную проблему непрерывной артиллерийской и авиационной поддержки подвижных войск, в том числе и передовых частей, действующих в отрыве от главных сил, а также их всестороннего снабжения путем хорошо продуманной организации движения тыловых колонн. Для этого направления ударов выбирались на местности, доступной для наступления подвижных соединений, обычно вдоль автомобильных дорог с высокой пропускной способностью.

Главным инструментом осуществления германского блицкрига стали танковые войска. Первая учебная танковая часть рейхсвера была сформирована в Цоссене 1 ноября 1933 г., всего через девять месяцев после прихода Гитлера к власти. Числились в ней тогда всего восемь танков и еще шесть невооруженных гусеничных шасси. В целях конспирации она первоначально называлась «моторизованной учебной командой», но 1 октября следующего года ее уже открыто переименовали в 1-й танковый полк. К тому времени успели сформировать и 2-й танковый полк, который, как и 1-й, имел в своем составе два танковых батальона [67].

В июле 1934 г. в Германии началось серийное производство танков. Но их не направили на усиление пехотных частей и соединений, как это практиковалось в то время в других странах. Немцы с самого начала поняли важность их массирования на важнейших направлениях. Танковым войскам с момента их создания отводилась самостоятельная роль, поэтому практически все боевые танки были включены в состав самостоятельных подвижных соединений – танковых дивизий. Исключением из этого правила стали пять так называемых «легких» дивизий. Они были задуманы в качестве своеобразного переходного звена между кавалерией и танковыми войсками, но просуществовали недолго, всего год-полтора, и все были переформированы в танковые.

Первая немецкая танковая дивизия начала формироваться сразу после раскручивания программы широкой милитаризации Германии в начале 1935 г.

Немецкий легкий танк Pz.I.Ausf.B

Ее костяком стала танковая бригада в составе двух уже существовавших танковых полков. В августе того же года свежеиспеченная дивизия провела свои первые полномасштабные учения, в которых участвовали 12 953 человек, 4025 колесных и 481 гусеничная машина. Несмотря на небольшие накладки, учения прошли вполне успешно. Новое и никогда еще ранее не испытанное подвижное соединение убедительно доказало свое право на существование, и 15 октября было официально объявлено о начале формирования еще двух танковых дивизий [68].

Немецкий легкий танк Pz.II.Ausf.F.

Организационная структура немецких танковых дивизий постоянно совершенствовалась с учетом накапливаемого опыта. Дело в том, что эффективность их применения зависит не только от количества танков, которые, безусловно, были их главной ударной силой. В состав танковых соединений органически входила пехота, саперы и артиллерия, в том числе зенитная и противотанковая. Порой важность и необходимость этих компонентов недооценивается. Это в корне ошибочный подход, ведь наряду со своими несомненными достоинствами танки имеют и много недостатков, которые мешают им успешно действовать самостоятельно. Для борьбы с целями за пределами прямой видимости и разрушения укреплений танковые подразделения нуждаются в постоянной поддержке артиллерии и авиации. От ударов противника с воздуха их должны прикрывать зенитчики. Танки весьма уязвимы в ближнем бою, особенно на закрытой местности и в населенных пунктах, поэтому пехота должна неотступно сопровождать их в бою. Танки могут захватить территорию, но очистку ее и удержание опять-таки лучше возложить на пехоту. А проходы для танков в естественных препятствиях и в заграждениях противника проделывают саперы. Неотъемлемой частью танковых дивизий вермахта были и противотанковые подразделения, которые вели борьбу с вражескими боевыми машинами, давая возможность своим собственным танкам не отвлекаться от выполнения своих основных задач. Наличие всех этих компонентов при условии их полной моторизации многократно увеличивало эффективность танковых дивизий вермахта. Они могли действовать автономно, осуществлять стремительный и глубокий маневр и сразу же вступать в бой в полном составе.

Централизованное использование танков позволило решить проблему их бесперебойного снабжения боеприпасами, горюче-смазочными материалами и запчастями, своевременной эвакуации и ремонта в случае поломок и боевых повреждений. Только за счет быстрого ввода в строй поврежденных боевых машин немцам в условиях интенсивных боевых действий удавалось поддерживать боеспособность танковых частей и соединений на приемлемом уровне. Поэтому они уделяли большое внимание созданию эффективной системы обслуживания и ремонта боевой техники.

Создатели подвижных войск в Германии рано осознали важность и необходимость оснащения их средствами радиосвязи, без которых невозможны управление ими и успешные самостоятельные действия в бою и операции. Для обеспечения эффективного взаимодействия между боевыми машинами, подразделениями, частями и соединениями вермахта имелось достаточное количество коммуникационного оборудования. Несомненную роль в этом сыграло близкое знакомство с радиоделом главного теоретика немецких танковых войск – Гудериана. В начале Первой мировой войны молодым лейтенантом он командовал передвижной радиостанцией в немецкой 5-й кавалерийской дивизии на Западном фронте [69]. Опираясь на свой личный опыт, Гудериан с самого начала настоял, чтобы каждый немецкий танк был оснащен средствами радиосвязи. Правильно подобрать их характеристики Гудериану очень помог начальник связи германской армии Эрих Фельгибель, его бывший однополчанин. Именно он в 1934 году занимался выбором основных технических параметров, необходимых для разработки первых немецких специализированных танковых радиостанций, в частности, их рабочих частот. Благодаря Фельгибелю немецкие танкисты получили надежные, компактные и удобные ультракоротковолновые радиостанции, в то время как их оппоненты все еще полагались на коротковолновую связь и оптические сигналы.

Все без исключения немецкие танки оснащались или приемо-передающими радиостанциями, или только приемниками. Передатчики первоначально ставили не на все танки, а только на командирские боевые машины. Поэтому в 1940–1942 гг. только около 45 % немецких танков имели передатчики [70]. Это были танки командиров рот, взводов и их заместителей, которые обычно оснащались УКВ-радиостанциями Fu5 с дальностью связи в телефонном (телеграфном) режиме 2–3 (3–4) км. Командиры батальонов и их заместители пользовались специальными командирскими танками, на которых были установлены более мощные УКВ– радиостанции Fu6, которые обеспечивали связь на дальности 3–6 (4–8) км. На танках командиров полков и дивизий, а также их заместителей, кроме Fu6, имелись дополнительные коротковолновые радиостанции Fu8 с дальностью в движении – 10 км и с места – 40 (телеграфной – 25/70 км). Для связи с самолетами авианаводчики пользовались УКВ-радиостанциями Fu7 (дальность – 70/80 км).

Позднее в целях усиления ударной мощи танковых войск и удобства управления ими танковые дивизии были сведены в моторизованные корпуса, в состав которых были введены и моторизованные дивизии. Последние не имели на вооружении танков, но благодаря полной обеспеченности автомобильным транспортом и тягачами не уступали в подвижности танковым дивизиям и были способны тесно взаимодействовать с ними. Именно танковым дивизиям и моторизованным корпусам при массированной и непрерывной поддержке авиации отводилась главная, решающая роль для достижения победы в планируемых операциях. Немецкие танки стали настоящим символом «блицкрига». Но не за счет каких-то особенно выдающихся боевых качеств. Главной силой германских танковых войск стал их личный состав, отлично обученный, всесторонне подготовленный, уверенный в себе и в своей технике и руководимый незаурядными полководцами.

Успех «блицкригов», сначала в Польше, а затем на Западе и на Балканах, превзошел все ожидания и вселил в германское руководство иллюзорную уверенность в собственной непобедимости. Гитлер опрометчиво решил, что эта столь удачно апробированная стратегия и тактика позволит ему так же быстро разгромить и СССР, несмотря на его бескрайние просторы и неисчерпаемые ресурсы.

Глава 2 СССР в условиях нарастающей угрозы войны

Военное строительство в СССР

В СССР вся жизнь государства, в том числе и строительство его вооруженных сил, подчинялась заранее разработанным планам. Военные планы имеют свои особенности. Например, план строительства вооруженных сил определяет пути развития армии и военно-морского флота в мирное время. В случае необходимости страна переходит с мирной жизни на военные рельсы, руководствуясь мобилизационным планом, который устанавливает порядок мобилизации и развертывания вооруженных сил государства на случай войны. Работа тыла страны, направленная на обеспечение нужд фронта, также организуется согласно своему мобилизационному плану. Задачи вооруженным силам ставит политическое руководство страны, которое определяет начальные условия, необходимые для разработки военных планов. К ним относятся, прежде всего, возможности страны по материальному обеспечению развития ее вооруженных сил.

Политики определяют и вероятных противников, и возможных союзников. Подробную информацию о тех и других собирает разведка, которая должна снабдить политическое и военное руководство страны сведениями о военных и экономических потенциалах вероятных противников, их возможностях, намерениях и реальной степени исходящей от них угрозы, а также оценить надежность союзников и их возможный вклад в общее дело. Нельзя забывать и о нейтральных странах, особенно о мерах, необходимых для их перехода на свою сторону или способствующих сохранению ими нейтралитета, и, уж точно, для предотвращения их перехода на сторону противника. Задача политиков – прежде всего избежать вооруженного столкновения, а если это никак невозможно – создать подходящие условия для вступления в него своей армии и неблагоприятные – для армии противника. И здесь особую важность приобретает определение примерных сроков начала будущей войны. Чем точнее разработчики военных планов знают своих врагов и союзников, а также срок, к которому необходимо быть максимально готовым, тем более приближенными к реальности получатся их планы, тем скрупулезнее и точнее они будут проработаны и тем выше окажется вероятность их успешного осуществления на практике.

Тут мы и подошли к пониманию проблем Советского Союза, которые привели к столь тяжелейшим условиям начала его войны с Германией. Постоянным лейтмотивом советского политического руководства, который оно внушало всему народу страны, было представление о «молодой советской республике в кольце врагов». Об этом ясно заявил Ленин

23 декабря 1921 г. в отчете ВЦИК и СНК РСФСР IX Всероссийскому съезду Советов:

«И первой заповедью нашей политики, первым уроком, вытекающим из нашей правительственной деятельности за год, уроком, который должны усвоить себе все рабочие и крестьяне, это – быть начеку, помнить, что мы окружены людьми, классами, правительствами, которые открыто выражают величайшую ненависть к нам. Надо помнить, что от всякого нашествия мы всегда на волоске» [71].

Такое представление целиком и полностью сохранилось и после окончания Гражданской войны и иностранной интервенции. На его основе принимались важнейшие политические решения и разрабатывались реальные экономические и военные планы. Тогдашние советские взгляды как нельзя лучше иллюстрирует формулировка из секретного военно-исторического исследования «Будущая война», написанного в 1928 г. ответственными работниками Разведывательного управления Штаба РККА в качестве прогноза сценария будущей войны:

«Основным фактором, который обуславливает неминуемое вовлечение нас в новую войну, служит тот факт, что СССР является единственным на земном шаре пролетарским государством, осуществляющим социалистическое строительство в условиях капиталистического окружения и играющим роль авангарда и оплота международного революционного движения.

В настоящее время между двумя лагерями, на которые разделился современный мир, существует состояние известного неустойчивого равновесия, которое мы называем временной «мирной передышкой». Полоса этой передышки, по всей вероятности, не будет продолжаться слишком долго; она сменится неизбежным военным столкновением капиталистического мира с СССР.

Столкновение это, скорее всего, произойдет в форме новой военной интервенции империалистов в СССР. Однако в условиях нашей эпохи имеются и такие факторы, которые могут привести нас к войне не только вследствие нападения на нас империалистов. Ход истории и развитие революционного движения могут вызвать наше самостоятельное выступление на помощь тем социальным силам, которые подрывают капиталистический строй и несут ему окончательное разрушение (например, в случае революции в одной из крупных капиталистических стран; возможность войны не исключена также в случае мощного подъема революционного движения в одной из крупных колониальных или полуколониальных стран)» [72].

Как мы видим, всякая возможность предотвращения войны и сохранения мира тут отвергалась напрочь. А кто же в то время считался врагами и союзниками Советского Союза? Отвечая на этот важнейший вопрос, авторы исследования поделили окружающие страны на четыре группы:

«1-я группа – государства, явно враждебные по отношению к СССР: Англия, Франция, Польша, Румыния, Финляндия, Эстония, Латвия и Литва; сюда же можно причислить и Италию, которая из соображений своей общей политики готова поддержать антисоветские планы Англии.

2-я группа – государства, могущие примкнуть к антисоветскому фронту: Германия, Чехословакия, Венгрия, Болгария, Юго-Славия, Греция, Бельгия, Япония и САСШ.

3-я группа – государства, не заинтересованные в войне с нами по географическим, экономическим и политическим причинам: Швеция, Норвегия, Дания, Швейцария, Австрия, Албания, Персия и страны Латинской Америки.

4-я группа – государства, дружественные по отношению к нам: Турция, Афганистан, Китай (потенциально), страны Арабского Востока – Африка, Индонезия и Британская Индия (объективно), Монголия» [73].

Наиболее вероятным считалось нападение на Советское государство вражеской коалиции в составе Польши, Румынии, Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы при материально-технической и финансовой поддержке со стороны Англии, Франции, Чехословакии и Италии. При этом ожидалось, что Германия, Чехословакия, Венгрия, Югославия, Италия, Болгария, Греция и Персия будут участвовать в экономической блокаде СССР. Не исключалась возможность и прямого участия в войне английских и французских вооруженных сил, а также армий других крупных держав. Главным направлением агрессии предполагалась Украина с ее углем, металлом и хлебом для подрыва экономической базы Советского Союза в длительной войне на истощение. Как мы увидим, в дальнейшем эта оценка наиболее вероятных противников и их стратегических целей во многом сохранялась неизменной до самого начала Второй мировой войны. Самым опасным полагали вариант одновременного нападения Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польши, Румынии, Англии (через территории Турции, Персии и Афганистана), реакционных китайских милитаристов и Японии. Но этот вариант с учетом вероятности его осуществления поставили на последнее место.

Из всех соседей СССР только Швеция, Норвегия и Дания считались нейтральными. С Афганистаном наше руководство надеялось сохранить дружественный нейтралитет. Позиция Турции оставалась неясной. Считалось, что США не станут вмешиваться в войну, но поддержат западноевропейских противников Советского Союза своими кредитами и разорвут с ним экономические связи.

Сценарии войны, описанные авторами исследования, имели очень мало общего с действительностью. Предполагаемая антисоветская коалиция на самом деле была отнюдь не монолитной. Между многими входившими в нее странами существовали не только принципиальные противоречия, но и серьезные конфликты. Прежде всего Польша, которая до середины 30-х годов считалась основным и самым опасным противником СССР, полагала Германию не меньшим своим врагом, чем Советский Союз. После Первой мировой войны к Польше отошли некоторые бывшие германские территории (восточная часть Верхней Силезии и часть Померании, образующая «Польский коридор», необходимый для выхода Польши к Балтийскому морю). Тем самым Восточная Пруссия оказалась полностью отрезанной от основной территории Германии. Поляки прекрасно осознавали, что немцы не смирятся с таким положением и рано или поздно попытаются вернуть эти земли обратно. Поэтому значительная часть польской армии была вынуждена постоянно прикрывать свою западную границу. Враждовала Польша и с Литвой, у которой она отобрала Виленский край еще в 1920 г. Эти страны до 1938 г. не имели даже дипломатических отношений, не говоря уже о союзных. А с Чехословакией Польша не ладила из-за Тешинской области: поляки были убеждены, что имеют на нее больше прав, чем владевшие ею чехи. Румынии тоже было не до новых захватов, прежде всего она была озабочена удержанием Бессарабии, которую она отобрала у Советской России в 1918 г., Трансильвании, на которую серьезно претендовала Венгрия, и южной Добруджи, которую считала своей Болгария. Список взаимных претензий и возможных конфликтов между странами, которые, по мнению авторов «будущей войны», готовились вот-вот общими силами обрушиться на СССР или сообща участвовать в его блокаде, можно продолжить. Кроме того, взаимная враждебность этих стран заставляла их постоянно отвлекать часть своих, и без того ограниченных сил для прикрытия своих границ от опасных соседей. Так что действительная опасность их совместных действий против СССР авторами исследования была, мягко говоря, сильно преувеличена. Особое внимание они уделяли Англии, и вот почему:

«Наиболее враждебную политику по отношению к СССР проводит консервативное правительство Великобритании. Оно является главным инициатором противосоветских комбинаций» [74].

Для советского руководства было совершенно очевидным, что сами по себе Польша и Румыния даже в коалиции с прибалтийскими странами были неспособны вести успешную войну с СССР. Поэтому именно в Англии оно видело ту враждебную силу которая может их подтолкнуть к агрессии и помочь в ее проведении. К тому же могучий английский флот имел возможность непосредственно угрожать обширному советскому побережью, вести обстрелы, высаживать десанты, перебрасывать, снабжать и прикрывать огнем вражеские войска. Между тем Англию и Францию после окончания Первой мировой войны больше всего интересовало сохранение статус-кво. Они были по горло сыты ее ужасами и небывалыми до того времени людскими, материальными и финансовыми потерями. По этой причине у них не было ни малейшего желания конфликтовать с кем бы то ни было. В 1926 г. меморандум британского Министерства иностранных дел правительству страны откровенно констатировал:

«У нас нет никаких территориальных устремлений или желания расшириться. Мы получили все, чего желали, и, наверное, даже больше. Наша единственная цель состоит в том, чтобы удержать то, что нам нужно, и жить в мире. <…> Реальность такова, что война и слухи о войне, вражда и конфликты в любом уголке мира означают потери и ущерб британским коммерческим и денежным интересам. <…> в результате нарушения мира при любом исходе мы окажемся в убытке» [75].