Глава 6

Осадное положение

Одна из величайших загадок жизни состоит в том, что все люди делятся на домоседов и тех, кому не сидится дома, и почему-то обязательно происходит так, что эти полные противоположности заключают брак.

В первое же утро своего медового месяца в тропическом раю Шелли обнаружила, что молодой муж не мыслит себе жизни без дельтаплана, акваплана, водного парашюта и рафтинга. Если привычной средой обитания Шелли всегда был концертный зал, то Кит принадлежал к той породе людей, которые небрежно прихватывают походную палатку и исчезают на недельку-другую – как выясняется впоследствии, чтобы покорить Эверест.

Впрочем, Шелли тоже порой отличала любовь к бегу – например, когда дома случился пожар. А раз по капризу матери ей пришлось записаться в число участников Лондонского марафона в пользу фонда поддержки неполных семей; некоторые подумали было, что она здорово стартовала… но вскоре догадались, что это, видимо, финиш прошлогоднего забега. Больше всего жизнь ей отравляла мысль о том, как бы тот гад, который изобрел аэробику, не устроил очередную подлянку, придумав что-нибудь еще более изощренное. С него, садиста, станется.

Отыскав наконец почти у самой кромки воды свое бунгало – его крытая соломой крыша чем-то напоминала прическу юных «битлов», – Шелли быстро приняла душ и совершила рейд в гостиничный бутик, где по астрономическим ценам торговали открытыми купальниками и пестрыми саронгами. Теперь она была готова к короткой вылазке на территорию отеля, чтобы отыскать Кита. Однако, обнаружив, что ее суженый собрался кататься на водных лыжах (так называется искусство элегантно расквасить себе лицо о бетон волнореза и главный источник доходов нейрохирургов), она отклонила его предложение составить ему компанию, сославшись на то, что предпочитает не рисковать головой, а, наоборот, немного напрячь мозговые извилины… Увы, напряжение упомянутых извилин привело лишь к вопросу: зачем ему понадобились все эти физические упражнения, если оргазмическая недостаточность процентов на пятьдесят повышает риск преждевременной смертности среди мужчин. И она поспешила сообщить мужу, что секс – это высокоэффективное средство укрепления сердечно-сосудистой системы. Однако Кит, одетый в спортивные обтягивающие шорты и футболку, принялся делать разминку перед покорением водной стихии.

– Такты идешь со мной купаться? Ты вообще любишь плавать?

– О да, конечно! Одна загвоздка – я не знаю, как держаться на воде. – Воспоминания накатили на нее липкой духотой городских бассейнов и густого запаха хлорки. – Хотя главная беда в том, по крайней мере для меня, что после купания становишься мокрой.

Кит рассмеялся и в следующее мгновение, описав в воздухе безупречной формы параболу, нырнул в бассейн.

Дамы с дряблыми, желатиноподобными ляжками, старательно выполнявшие под началом неотразимого Доминика аквааэробические упражнения, разразились довольным визгом, когда Кит вынырнул на поверхность в самой их гуще. Его внушительные мужские достоинства, туго обтянутые мокрыми шортйми, стали причиной жуткого ажиотажа, который свел на нет предыдущие спортивные усилия. Незваное вторжение в водную стихию имело и другие последствия: аниматор с видимой досадой изогнул свой накачанный торс и выключил квадрафонический магнитофон.

– В чем дело, дружище? – рассмеялся Кит, оседлав длинное розовое плавучее изделие, которое кто-то из купальщиц выпустил из рук. – У тебя проблемы с головой?

Если Кит не занимался активными видами спорта, то проводил время на пляже, где щедро наносил на кожу крем и загорал. Его тело постепенно приобрело золотисто-коричневый оттенок.

Что касается Шелли, то она остро осознавала несовершенство собственной кожи – мучнисто-белой, мгновенно обгоравшей на солнце. (С такой кожей нужно загорать полгода, чтобы стать просто белой.) Кроме того, как бы осторожно ни ложилась Шелли на песок, к ней тут же липли сигаретные окурки, крышечки от бутылок и надоедливые местные жители, торговавшие на пляже туземными флейтами, на которых нужно играть… носом. По этой причине она предпочитала получать дозы ультрафиолета в солярии, в тесном, пугающем неизвестностью саркофаге. В солярии же ее уговорили сделать педикюр, маникюр, подвергнуться процедуре избавления отцеллюлита и…

– Боже праведный, зачем лепить налицо всякую дрянь? Вот уж не знал, что ты такая тщеславная! – Такова была первая реакция Кита, когда несколько часов спустя Шелли появилась перед ним с пышной прической и вся, с головы до ног, темно-желтого оттенка. Он тут же подхватил с песка полотенце и помахал им, как матадор мулетой. Полотенце, конечно же, было красным.

– Тщеславная! – упав духом, повторила Шелли. – В этом отношении мужчины дадут нам сто очков вперед! Вы вообще никогда не задумаетесь о том, нужен ли вам макияж!

Различало их и чувство стиля в одежде.

– Почему бы тебе не подсесть вон к тем немцам? – предложил Кит, когда они стояли с бокалами аперитива на балкончике ресторана. – Главное их достоинство, что они одеваются еще хуже, чем ты.

– Тебе не нравится, как я одеваюсь? – Шелли, предпочитавшая самый дешевый и жизнерадостный край спектра портновского искусства, бросила взгляд на купленные в бутике джинсовые бриджи и пляжные шлепанцы с аляповатым цветочным орнаментом.

– Что же, это тоже своего рода стиль. Например, для бомжихи.

То, что надевал Кит, смотрелось, конечно же, божественно.

– Мне казалось вполне логичным одеваться как можно безвкуснее. Чтобы мужчине захотелось поскорей сорвать с меня эту жуткую одежду, – пробормотала Шелли, направляясь вслед за ним на обед. – Знаешь, что будет лучше всего смотреться на мне? Ты!

В ресторане Кит выбрал зону для курящих, хотя Шелли предпочла бы обедать в обществе противников никотина. Окажись в ресторане зона для противников мобильной связи, Шелли наверняка села бы там, потому что мобильник Кита трезвонил без умолку – звонила Коко, предлагала присоединиться к ней, когда подадут десерт.

Еда стала еще одним поводом для разногласий. Кит ел все подряд, тогда как Шелли относилась скорее к тем привередам, которые дважды понюхают пищу, прежде чем возьмут вилку. Хотя она злилась, когда ее называли «органической фашисткой», однако непременно требовала подтверждений, что поданный тунец «не содержит в себе останков дельфинов и серфингистов». Тем не менее, пытаясь убедить Кита, что они с ним родственные души, она встала в очередь к шведскому столу, ломившемуся от яств, способных накормить целое Сомали. Правда, стоило ей увидеть, как заплывшие жиром туристы подходят, чтобы наполнить свои тарелки по второму, третьему и четвертому разу, как у нее тотчас отижбло аппетит.

– Почему отдыхающие едят так, будто у них несколько желудков? После каждого блюда возникает ощущение, словно ты превратился в этакого боа-констриктора, проглотившего свинью. Однако вместо того, чтобы залечь и переваривать ее, скажем, полгода, что они, по-твоему, делают? Спокойно себе подходят за новым блюдом, как будто не ели ровно три часа назад!

– Вот видишь? И вновь мы с тобой не сошлись характерами! – рассмеялся Кит, наваливая себе на тарелку очередную горку еды.

Когда настал черед экзотических фруктов, подошедшая к их столику Коко приветственно чмокнула его в щеку. Судя по всему, эта француженка страдала крайне необычным пищевым расстройством: ей нравилось пожирать чужих мужей. Тогда как для Шелли основным блюдом стало piece de resistance[8] собственного супруга – тот, как мог, сопротивлялся ей буквально во всем.

Шелли мысленно выругала себя. Ей очень хотелось сказать ему: «Если правы те, кто говорит, что мы есть то, что мы едим, то к утру я уже была бы тобой».

Затем появилась пища для души и размышлений. За ленчем они принялись обсуждать прочитанные книги. Шелли любила читать, особенно Джорджа Элиота, сестер Бронте, Байрона и Китса.

Кит взял в руки принадлежащий ей том «Войны и мира» и за пять минут прочитал от корки до корки. Он считал, что комиксы и свитки Мертвого моря – чтиво примерно одного уровня. Как выяснилось, того же мнения придерживалась и Коко. Певичка неожиданно вышла в гостиничный магазинчик, чтобы купить газет. Единственное, что читала от корки до корки Коко, были книги по диетологии: «По ком звонит калория», «Грозовые килограммы», «Война весам, или Как прожить без мучного».

Однако Шелли и Киту неминуемо грозило заняться сексом, поскольку все темы для разговоров они уже исчерпали. Пройдя вместе с матерью полный академический курс по изучению трудов Фрейда, Шелли сочла Кита чрезвычайно легким объектом для психоанализа. Такому, как он, нет нужды возвращаться к событиям детства, поскольку он и не выходил из этого счастливого возрастного периода. Отсюда его пристрастие к ресторанам с гигантскими салатными вилками на стенах или к идиотским спортивным программам, которые он бросился смотреть по телевизору, едва закончился ленч. Пару часов спустя Кит появился снова, но почему-то сам не свой, недоверчивый и какой-то отстраненный.

– Какая игра? О чем ты? – Он изобразил непонимание и устало откинулся на шезлонге. Джинсы его были не до конца застегнуты, отчего оказался виден верхний краешек трусов.

– Если ты не смотрел по телевизору бейсбол, то где же ты пропадал весь день? То есть я хочу сказать, что это редкое зрелище. Ты совсем как та женская грудь, которой достается меньше внимания, – сухо заметила Шелли. – Знаю, мужа якобы нельзя видеть до свадьбы, но кто сказал, что его нельзя видеть после?

Кит неожиданно усмехнулся, неожиданно сделавшись таким же приветливым и общительным, каким до этого был мрачным и невнимательным.

– Ах да, игра! – подмигнул он. – Нужно вернуться и досмотреть финал. Нью-Йорк пока опережает Лос-Анджелес. – И с этими словами снова скрылся.

Шелли же в уме вывела крупными буквами: НИКАКИХ ПОВТОРНЫХ ЗАМУЖЕСТВ.

– Ну, давайте! – взмолилась Габи, приперев Шелли к стене после того, как все напились чаю. – Ваша интимная жизнь – самое главное событие новейшей истории. На вас уже вовсю ставятся ставки. Весь мир – во всяком случае, весь Шестой канал – с нетерпением ожидает, потрахаетесь вы все-таки или нет.

Тягач с размаху опустился в кресло. Видеокамера немым укором приютилась на полу возле его огромных волосатых ног.

– Я, наверное, начну снимать эндоскопом, потому что до сих пор так ни хрена и не снял! Одно говно! – пожаловался он.

– А я что могу поделать? – встала на свою защиту Шелли. – Кит весь день провел у себя в номере. Как я могу разжечь его желание?

– Пожалуй, никак. Но что мешает тебе преследовать его на каждом шагу, до тех пор, пока он не запаникует и не сдастся на милость победительницы?

– Я уже все перепробовала. Осталось только попросить администрацию отеля, чтобы меня подали ему на обед на блюде с салатом.

– Подожди! В том-то и дело! – воскликнула Габи, на которую снизошло прозрение. – Скорее всего он сыт по горло сексуальной распущенностью. И жаждет обратного – скромности и сдержанности. Так, может, тебе стоит переменить тактику? Мужикам не нравится, когда женщина подчеркивает свою доступность. Слушай, перестань на время демонстрировать всем своим видом, что хочешь его, ладно? Договорились?

Предложение показалось Шелли разумным. Единственная проблема состояла в том, что для вхождения в новый образ требовалось время, и немалое. Шелли попыталась найти утешение в перелистывании меню напитков. Но и это не принесло облегчения, потому что оно пестрило названиями, наводившими на мысль все о том же. Да и как выбросишь Кита Кинкейда из головы, когда взгляд то и дело натыкается на такие соблазны, как «Райское блаженство» и «Поцелуй тропиков»? Глядя поверх бокала, увенчанного коктейльным зонтиком, Шелли безутешно наблюдала, как перед ней нескончаемой чередой проходят пары бледнотелых новобрачных, этакий нескончаемый конвейер счастливых обитателей тропического парадиза.

Что ей оставалось делать? Ну разве что заказать себе очередную «пинья-коладу».

Не так уже трудно догадаться, почему популярны пляжные свадьбы – никаких тебе фальшивых интерпретаций Генделя, никаких огромных белых тортов. Но то, что предстало взгляду Шелли, являло собой настоящую эпидемию. В первый же вечер своего первого дня на острове она стала свидетельницей такого огромного количества бракосочетаний, что вид еще одной пригоршни конфетти, казалось, вот-вот вызовет у нее неукротимую рвоту.

Счастливые новобрачные резвились слева от нее – в спасательных жилетах, восседая на огромном резиновом аллигаторе зеленого цвета, они радостно взвизгивали всякий раз, когда их скакун, увлекаемый вперед быстроходным катером, высоко взлетал над волной. Счастливые новобрачные отдыхали справа от нее – сонно нежась в гамаках после очередной бурной ночи или обмениваясь впечатлениями с такими же счастливчиками, как они сами. Невесты с аккуратно подкрашенными бровями сравнивали обручальные кольца на жемчужно-розовых наманикюренных пальчиках. Женихи успели порядком обгореть, подставляя спину жгучему солнцу. «Мы прокатились по пляжу в карете, и в это время из клеток в форме сердца на волю выпускали белых голубей!» – «Да что вы говорите! А мы под лирическую тему саунд-трека фильма «Титаник» выкатили из казино на белом «харлее»!» Напоминая гигантскую медузу, счастливые новобрачные парили в небе над бирюзовой гладью океана на параплане, отчего в памяти всплывали эпизоды из фильмов про Джеймса Бонда. И у всех был до неприличия счастливый вид. За исключением одной Шелли. Даже изгиб местных бананов вызывал у нее чувство, будто все над ней насмехаются, пряча улыбки за бокалами с коктейлем. Ей оставалось лишь приветственно поднимать свой бокал – раз за разом, снова и снова…

– Эй, Шелли! – Мелодичный голос Кита заставил ее вздрогнуть. – Матч закончился. Ну, чем бы ты хотела сейчас заняться?

Шелли попыталась изобразить сдержанность, однако пальцы Кита случайно коснулись ее руки, и она нервно вздрогнула.

– Не знаю. – Кубики льда в ее бокале звякнули. – Может, сунуть твою голову в бассейн и держать до тех пор, пока ты не решишь, что пора заняться со мной любовью? – ангельским голоском пропела она.

Кит задумчиво посмотрел на батарею бокалов, которые Шелли осушила в его отсутствие.

– Давай лучше я помогу тебе добраться до твоего бунгало, – осторожно намекнул он.

– Да! Верно! Давай отправимся ко мне и займемся тем, о чем я потом расскажу всем подружкам. – Ой, поздравила она себя, кто бы ей подсказал, как изображать неприступность? – Кстати, ты не мог бы мне объяснить, что произошло там, в лимузине? – Шелли сделала очередной глоток, и кубики льда снова звякнули о стенки бокала. – Или ты способен лишь на ручную работу, Кинкейд? – Она ухитрилась перекрыть звуки оркестра, чем привлекла к себе внимание всех до единого посетителей бара. – Ты что, больше не считаешь меня… – Шелли икнула, – привлекательной?

Лицо Кита сохраняло бесстрастное выражение.

– Посмотрите! – саркастически произнес он, указывая на Шелли. – Видите эту женщину, безмятежно спящую в ванне, полной собственной слюны? Это моя жена!

– Официант! Еще коктейлей! Чего-нибудь покрепче для джентльмена и стрихнину для меня! Если он откажется заниматься со мной любовью, я отравлюсь! – Она снова икнула. – А хочешь, я сейчас встану на четвереньки и начну лизать тебе ноги?

Кит смерил ее спокойным взглядом:

– Будет лучше, если ты перестанешь пить и я отведу тебя в номер.

– К чему такие нежности? Да я лучше устрою аукцион и получу наивысшую цену! «Новенький, с иголочки муж! Нетронутый! Им еще ни разу не пользовались!!!» – Шелли стукнула ложкой по бокалу и попыталась встать. – Леди и ш-ш-шемпель-мены!..

Кит, заметив, что с другого края бара в их сторону хищно нацелился объектив видеокамеры Тягача, попытался спасти Шелли от дальнейшего унижения. Схватив супругу под локоть, он потащил ее на танцевальную площадку, где с эротическим изяществом закружил под ритм неувядающей «Кукарачи».

Однако несмотря на ее музыкальное образование, Шелли Грин и танец были столь же несовместимы как «Аль-Каида» и мир во всем мире. Она танцевала, повинуясь лишь одной ей слышному ритму. К сожалению, выпитые коктейли лишили Шелли критичного подхода к тому, что следует именовать танцем. Именно по этой причине буквально через несколько секунд она ободрала нос, столкнувшись с подвешенным к потолку шаром, какие обычно увидишь на дискотеках. И все потому, что попыталась изобразить фигуру панковского танца «пого» в лучшем духе уроженки Кардиффа.

Кит потащил супругу в бунгало, взвалив себе на плечо.

– Поспи немного, а я чуть позже загляну к тебе! – любезно пообещал он.

– Куда ты… собрался… сейчас? – с трудом выдавила Шелли.

– По телику показывают еще один матч. Чикаго против Детройта. – Сдерживая улыбку, Кит даже прикусил нижнюю губу и поспешно отвел взгляд в сторону.

Несмотря на хмельной туман в голове, Шелли заподозрила, что он лжет ей.

– Тогда давай я тебя провожу, – пробормотала она.

– Извини, но я бы советовал тебе срочно уснуть, – язвительно произнес Кит.

– Нет! Нет! Нет! Я не хочу спать! Женщине нужна любовь! Можешь спросить у любого ведущего газетной колонки! Эй, не уходи! – вскричала она вслед ему. – Разве ты не можешь спать здесь? Давай просто поспим. Обещаю, что ничего не будет. Я к тебе и пальцем не притронусь. – Обычно так говорят мужчины. Вот и понял бы, что значит проснуться оттого, что тебе в поясницу упирается эрегированный клитор.

Но он покинул ее, бросил в буквальном смысле слова. Можно сказать, бросил на произвол судьбы. «Как долго могут показывать футбольный матч?» – подумала Шелли. В девять вечера, совершенно раздетая – на ней не было ничего, кроме слоя детского крема, – она открыла дверь и в таком виде предстала перед носильщиком, доставившим ее пропавший чемодан, до отказа набитый модными тряпками.

В десятьчасов вечера первого дня медово го месяца Шелли стало так скучно, что она принялась пересчитывать волоски у себя под мышками. Весь вечер она провела в кресле, щеголяя нижним бельем от «Ла Перла», подаренным ей Шестым каналом. Смотрела дебильные передачи кабельного телевидения с бездарными ведущими, как будто специально отобранными по причине полной неспособности читать подсказки телесуфлера. В одиннадцать вечера телевизор уже вызывал у нее нечто вроде кессонной болезни. В полночь она поняла, что превратилась в мисс Хэвишем.[9]

– С таким же успехом я могла бы просидеть в пыльной комнате до конца дней моих, нацепив на себя макраме из девственной плевы, – пожаловалась она Габи по внутреннему телефону отеля.

– Мужики – сущие подонки. Слушай, покопайся-ка в своем мини-баре, вдруг найдешь что-нибудь, что можно вставить между ног, – последовал совет режиссерши. – Меня, например, вполне устраивает маленькая бутылочка джина, хотя я бы не сказала, что тонизирует она на все сто.

В час ночи уже нового дня Шелли пришла к выводу, что, по всей видимости, обладает сексуальным магнетизмом остывшей котлеты. Иначе почему она вечно в пролете, словно романтический радар ее в упор не видит?

В два часа утра, сорвав с себя эротическое белье, она пришла к выводу, что Кит – лишь брачный мираж, подобие гормональной галлюцинации. Не будь он чертовски привлекателен – а Кит Кинкейд был способен возбудить страсть даже у толщи гранита, – она могла бы спокойно забыть о нем.

Шелли попыталась выбросить его из головы, однако неизбежно возвращалась мыслями к сексу; это повторилось даже тогда, когда она заказала по телефону круглосуточного гостиничного обслуживания мидии. Прежде она никогда не воспринимала моллюсков как подобие вагин. Но тут официант поставил перед ней тарелку чего-то такого, что отчаянно напоминало половые губы, пухлые и розовые. И Шелли языком принялась извлекать из раковин их содержимое. Черт, подумала она, даже ее блюдо удостоилось больших эротических ласк, чем она сама. «Ну и ну, я только что высосала из раковины мидию. Чего же тогда удивляться, что у меня, бедной женщины, либидо размером с Парагвай?»

Под балконом ее бунгало аллея лимонных деревьев сладострастно тянулась к фонтану Любви – молочно-белой мраморной женской плоти, чувственно сиявшей на фоне темной вулканической скалы. Даже переплетенные в любовном экстазе ветви плюмерии насмехались над ней. Как будто желая еще больше уязвить ее, по мраморному полу в направлении небрежно брошенных трусиков «Ла Перла» пунктиром протянулся отряд черных муравьев. Насекомые деловито окружили крошечную капельку ее женских соков – этакая энтомологическая полевая кухня.

В три часа утра под Шелли скрипнули матрацные пружины. Это она перевернулась на другой бок. От беспрестанного ворочания в постели ночная рубашка на ней скомкалась. Шелли казалось, будто ее истязают: Кит играл с ней в сексуальные кошки-мышки – она пыталась его сцапать, чтобы удовлетворить свою похоть, он же с виртуозной ловкостью уворачивался.

В четыре утра она посмотрела на серебристую гладь океана. Белые атласные барашки облаков плыли в направлении темной линии горизонта. Над миром взошла луна, чей бледный серебристый свет струился над океаном подобно складкам подвенечного платья. Настроение Шелли было окончательно изгажено – раздавлено в блин, подобно жертве дорожного происшествия. Праздничная бутылка шампанского оставалась неоткрытой в ведерке с растаявшим льдом. Шелли постаралась синхронизировать свои вздохи с ритмом океанских волн, с неумолимым постоянством накатывающих на берег.

Скорее всего это был случай преждевременного сожительства.

Половые различия:

Поддержка.

Мужчины: за каждым удачливым мужем стоит жена, а под каждым удачливым мужчиной – любовница (именуемая иначе подстилкой).

Женщины: единственная поддержка женщины – бюстгальтер «уандербра» (названный так потому, что стоит его снять, как начинаешь ломать голову: «Куда это подевалась моя грудь?»).

Глава 7

Морские маневры

«Секс с Китом! Нет, это нечто потрясающее!» – восторгалась Шелли, проснувшись утром… однако было бы куда лучше, произойди это не в мечтах, а на самом деле. Всего лишь одно слово прокралось между Шелли и счастьем: воздержание. И похоже, Кит не станет для нее средством исцеления. Прекрасно. Она прекратит тратить время на эротические фантазии и задаваться горьким вопросом, почему муж не желает с ней спать. Она вернется в Лондон. Сразу после завтрака, хотя она совсем не голодна, так как ночью испила чашу унижения до дна. О чем же она думала? «Вся эта смехотворная эскапада совершенно не для тебя, Шелли Грин. Ты не из тех женщин, что привыкли прокладывать себе дорогу в жизни одним местом». Китсказал им, что никогда не садится завтракать, пока не нагуляет аппетит физическими упражнениями, и поэтому Шелли – не выспавшись, с тяжелой от похмелья головой – одна отправилась в буфет, помещение под соломенной крышей, гордо именуемое «Каравеллой». Так, пожалуй, будет даже лучше – не придется произносить речей в стиле «прощай, и скатертью тебе дорожка».

– Что-то вид у тебя не слишком счастливый, – мрачно заметила Габи, когда Шелли приблизилась к столу с закусками. – Что собираешься делать? – Режиссерша многозначительно подняла вилку. – Надеюсь, ты не станешь просить папу римского аннулировать ваш брак?

Шелли хмуро направилась к дальнему столику. Она уже принялась за мюсли, когда краем глаза заметила Кита – тот завтракал в обществе Коко. Зрелище это настолько потрясло ее, что от неожиданности она даже проглотила пластиковую игрушку, спрятанную на тарелке под горкой хлопьев из отрубей.

Когда, кашляя и тяжело дыша, Шелли проковыляла к его столику, Кит небрежно бросил ей «привет!» и сделал очередной глоток кофе.

– Коко мне сейчас рассказывала историю колонизации острова. Оказывается, эти чертовы французы поработили африканцев. Заставляли их гнуть спину сначала на кофейных плантациях, а затем вкалывать на белых сахарных баронов, – сказал он и потянулся к корзинке с бриошами. «И нтересно, что способствует столь завидному аппетиту?» – с горечью подумала Шелли.

Коко посмотрела на Шелли. Глаза у нее были цвета растопленного шоколада.

– Фр-ранцузы, они как р-родители – жуткие зануды! – произнесла она с типичным парижским акцентом. – Да вы сами знаете. Когда становишься стар-рше, то начинаешь ненавидеть р-родителей. Тр-ребуется долгие годы тер-рапии, чтобы избавиться от этого чувства. Вот и здесь, на острове, та же истор-рия. – «Что-то твоя бредятина не слишком похожа на революционную теорию Че Гевары», – мысленно усмехнулась Шелли. – Могу я задать вам один пр-ростой вопр-рос?

– Пожалуйста, – пожала плечами Шелли, хотя перспектива принять участие в разговоре была ей не по душе.

– Вот вы, пр-редставительница Бр-ританской импер-рии, как относитесь к пр-роблеме колонизации, Нелли?

– Шелли. Каково мое отношение? Мне кажется, что все, кто родился на этом острове, – победители чемпионата счастливой спермы. Ведь они могли бы родиться не здесь, а где-нибудь на помойках Гватемалы или в сточных канавах Бомбея… или же в убогой муниципальной квартирке в Кардиффе, – добавила она, чувствуя, что ее лицо пылает. Причем скорее от смущения, чем от жаркого солнца.

– Вот Кит со мной согласен, верно, дорогой? Многие приходят в твою жизнь и уходят из нее, но только настоящие друзья оставляют след в сердце. – Улыбка ресторанной певицы была такой же приторной, как и избитый от частого употребления речевой оборот.

Однако Шелли больше беспокоило другое – не следы, а отпечатки пальцев, оставленные Китом на Коко. Но прежде чем эта замороченная идеологией французская дурочка продолжила свою банальную болтовню, внимание Шелли привлек мужчина в белом, который появился на пороге буфета и теперь с пугающей решительностью шагал прямо к ним.

Коко смерила его презрительным взглядом, стремительно встала из-за столика и направилась к выходу. Одетая в парчовые шорты, она двигалась с легкой, непринужденной грацией манекенщицы, чем вызвала у Шелли зеленую зависть.

– Мсье! – Незнакомец как будто приподнял невидимую шляпу и посмотрел на руку Шелли. – Мадам! Вам не следует приглашать персонал за свой столик. Им запрещено вступать в дружеские отношения с гостями отеля. Особенно это касается вон той особы. – Он мотнул головой в сторону удалявшейся Коко. – Она прибыла сюда, добрая французская девушка, но вскоре, как вы, англичане, говорите, «опростилась и превратилась в туземку». Почему так? – Он пожал плечами. – Не знаю. До того как мы появились на острове и принесли креолам цивилизацию, главной формой передвижения местных жителей были лианы, n'est-ce pas?[10]

Пока он закуривал сигарету – вездесущий «Голуаз», – Кит и Шелли обменялись взглядами. Было понятно, что их новый знакомый относится к тому сорту людей, которые страдают от завышенной самооценки. Сейчас, когда незнакомец снял солнечные очки, Шелли узнала в нем брутального полицейского офицера, которого увидела в аэропорту. Да и как забудешь подобную рожу? Полицейский имел столь отталкивающую внешность, что невольно напрашивался вопрос: почему он все еще разгуливает на свободе, а не плавает в бутыли со спиртом в кунсткамере?

– Боже праведный! – еле слышно прошептал Кит. – Похоже, мамаша кормила его исключительно из рогатки. – Это первое, что приходило в голову, ибо щеки нового знакомого были изборождены шрамами от фурункулов. Еще большую тревогу вызывала тонзура полицейского, образованная тремя клоками скверно выкрашенных темно-малиновых волос, начесанных на обожженный тропическим солнцем череп. У него были также огромные, узловатые ступни, втиснутые в мокасины из кожи аллигатора. Носки отсутствовали. На массивных ножищах – белые джинсы в облипку с отглаженными стрелками. Над этими жирными сардельками-альбиносами нависало брюхо, отведавшее в избытке перье и горы паштета из гусиной печенки. Пуговицы рубашки от Кардена грозили в любую секунду разлететься в стороны. Этот человек был страшен и физически силен – правда, одновременно он почему-то напоминал комнатную собачку, которую долго пичкали стероидами. Этакий агрессивный чихуахуа.

– Все черные – отъявленные лентяи. Беда в том, что мы слишком много им платим. А все потому, что мы, французы, – большие либералы. Мы слишком щедрые. Им нужно меньше платить. – Он пожал плечами. – Будут лучше работать.