Глава 4

Превентивный удар

В среду, 15 февраля, в первый день медового месяца, радости у Шелли было, что называется, полные трусы, прикрытые новенькой юбкой от Версаче. Странное поведение Кита возле стойки портье она решила объяснить нервным перенапряжением или опьянением. Ей подфартило отхватить в мужья потрясного – чертовски сексапильного, хотя и немного чокнутого – американца, с которым они вскоре познакомятся ближе в окружении простыней, подушек и пуховых одеял. Как не дать согласия на переезд на седьмое небо? Мчась на лимузине в направлении эдинбургского аэропорта, Шелли парила в небесах даже выше седьмого неба – оно осталось где-то далеко внизу.

Сладострастная истина заключалась в том, что Кит Кинкейд подарил Шелли Грин ее первый в жизни оргазм. Это было сродни чуду. Сродни библейскому откровению. Наверное, даже Нил Армстронг, первым ступивший на поверхность Луны («Я вижу! Я вижу!»), был потрясен куда меньше, чем она. Маленький шажок для мужчины… и гигантский шаг для женщины! То, что произошло между ними в лимузине, было столь эротично, что Шелли на мгновение показалось, будто она участвует в шведском кинофильме, только без мебели «ИКЕА» и лыжного трикотажного костюма.

Нет, она прекрасно понимала, что вела себя как распутница. Потому что порядочные девушки так не поступают, А ведь она всю свою жизнь оставалась именно Хорошей, Порядочной Девушкой. И к чему это привело? Даже ее собственный кот, и тот изменил ей, предпочтя инструкторшу по лечебной физкультуре, жившую этажом ниже. Что же до сексуальной жизни, то тут уж – кто бы мог подумать!.. – она переплюнула даже богобоязненных пуритан-менонитов. Подарите ей белый чепец, посадите в крытый фургон, и она безропотно начнет перебирать зерно или взбивать масло.

Нет, видимо, пора стать плохой. Именно так. Безжалостной. Импульсивной. Дикой. Вести себя, как какой-нибудь Калигула. Да что там римские императоры по сравнению с ней! Принести сюда тучных тельцов! А не эти самые штуки, что у вас выше носков. Не вибратором единым жива женщина!

Шелли была так взбудоражена, что отщелкала целую фотопленку, прежде чем зарегистрировала билет, – целую катушку снимков с видами на крылатые машины эдинбургского аэропорта. Ей хотелось запечатлеть для истории буквально каждую мелочь. Но где же, недоумевала она, пытаясь привести в божеский вид непокорные волосы – те никак не желали слушаться, несмотря на то что в ванной отеля вроде бы удалось одержать над ними победу при помощи геля, – где же, черт побери, ее красавчик жених? Куда он запропастился?

Шелли обвела взглядом толпу в зале вылетов, однако разглядела лишь бесконечную очередь, змеившуюся к стойке регистрации. Она заняла место за каким-то бородачом, который копался в карманах в поисках то ли паспорта, то ли – кто его знает? – конверта со спорами сибирской язвы.

– Уехал?! Что вы хотите сказать этим «уехал»?

– Прошлой ночью. Улетел в Лондон. Там сел на первый же самолет, летевший на Маврикий, а потом снова пересел – и теперь уже на Реюньоне. Коварный американский ублюдок.

Эту информацию выдала Габи Конран, невысокого роста особа с грубыми чертами лица – было в ней что-то от дикого лесного существа. Говорила она с хорошо поставленным акцентом уроженки Ист-Энда и носила модные, нарочито уродливые массивные очки, бывшие популярными в шестидесятые годы среди ученых-интеллектуалов. И хотя на вчерашнем приеме ее даже коротко не представили Шелли, по обилию багажа было ясно, что Габи – режиссер телевизионного реалити-шоу «Одинокие сердца». В свое время легендарный Скотт отправился к Северному полюсу с куда меньшим количеством груза.

Хотя Северное полушарие дрожало под тонким покрывалом сырого и серого февральского тумана, для исполнительных редакторов британских телевизионных станций, программы которых снимаются за три месяца до выхода в эфир, в воздухе запахло весной. А когда в воздухе чувствуется дыхание весны, мысли любой женщины обращаются к любви, особенно если эта женщина по профессии исполнительный редактор телевидения. В это утро – неведомо для Шелли – в аэропорту Хитроу ждали своего рейса шесть разных пар, чтобы отправиться в романтическое путешествие в компании с присосавшейся к ним наподобие рыб-прилипал бригадой телевизионщиков. «Не первые, но единственные», «Свидание вслепую», «Рынок знакомств», «Гормональная преисподняя» – в каждом телеконкурсе главная цель участников состояла в том, чтобы обеспечить себе партнера по спариванию, а цель телезрителей – оценить по достоинству этих партнеров.

– Почему же он уехал один, без меня? – Похоже, брачный союз с Китом Кинкейдом окажется делом более сложным, чем с обычным представителем рода человеческого. – Может, мне стоит сэкономить на визитах к психиатру и развестись прямо сейчас?

Габи поправила пальцем съехавшие на кончик носа очки в черной оправе и побледнела.

– Послушай, все мужики – дерьмо. Ума не приложу, как они при ходьбе ухитряются не касаться земли костяшками пальцев. Правда, Кинкейд – исключение. Ничего не скажешь, на редкость красивый экземпляр, такого еще поискать! Большинство девушек вполне устроил бы любой тип, еще не растерявший всех волос и не имеющий на теле следов от пирсинга. А этот парень – настоящая трахательная динамо-машина. Так что хватит ныть! Да, кстати, не забудь – а как же квартира? А машина? А прочие призы? А реклама? Мы что, напрасно вбухали в передачу кучу денег? Чего стоят только специальные термосы для горячих напитков с логотипом «Он и Она»? Послушай, миссис Кей! Пусть мужики и не самые романтические живые существа на нашей планете, согласись, что они великие приверженцы технического прогресса и всяких новшеств, верно? Вас подобрали при помощи компьютера. Кинкейду непременно захочется попробовать себя в роли мужа. Исключительно из любви к науке давай не будем сдаваться раньше времени, согласна?

Ради науки и обтянутых джинсами «Калвин Клайн» мускулистых булочек Шелли томилась весь полет от Эдинбурга до Лондона. Воспоминания о том, как Кит прижался ртом к ее рту, когда упали на пол длиннющего, с зеркальным потолком, лимузина, не давали ей покоя. Из динамиков стереосистемы звучала «Лестница в небо». Нет, на небеса она не пешком поднялась по лестнице, а взлетела на скоростном лифте.

Вот почему, добравшись до Хитроу, Шелли не стала даже на полчаса возвращаться в свою квартирку в Хаммер-смите и лишь заскочила в дамский туалет. Здесь она смыла косметику и распушила намазанные гелем волосы, а заодно поменяла вопиюще откровенный «выходной» наряд на более скромный и демократичный – купленные в магазине беспошлинной торговли джинсы, футболку и кроссовки. После чего устремилась к стойке регистрации билетов для пассажиров, отлетающих в теплые края рейсом авиалинии «Эйр Маврикий».

Хотя Шелли все время жутко спешила, непонятно, чего она опасалась больше – не успеть на самолет или все-таки успеть. А надо сказать, что Шелли Грин не была образцовым путешественником. Нет, авиастатистику она знала отлично: полеты на самолете – самый безопасный вид передвижения, что куда больше шансов получить удар молнией по пути домой после покупки счастливого лотерейного билета, чем погибнуть в авиакатастрофе… Увы, ничего не помогало. Как только она оказалась на борту самолета, ее проводили прямо в эконом-класс (никакой прессы на сей раз не было), на место в последнем ряду, аккурат напротив туалетов. Что ж, если ее пощадит бомба, то наверняка доконают бациллы. Шелли не слишком радовала мысль, что ей придется делить столь интимное заведение с представителями как минимум двух десятков национальностей с их различным, а порой и весьма специфическим пониманием вопросов личной гигиены.

Как не вдохновляли ее и ягодицы мужчины, который в данный момент опускал – вернее сказать, втискивал – свою тушу в соседнее кресло. Толстяк вполне сошел бы за двойника Элвиса Пресли, разжиревшего в последние годы жизни. Телеса соседа на мгновение зависли над подлокотниками, а потом растеклись лавой биомассы по креслу. «Что еще, помимо теплого комплекта дряблой целлюлитной плоти, прижимающейся к твоему бедру, способно по-настоящему расслабить и морально приготовить к дальнему перелету?» – подумала Шелли и украдкой взглянула на соседа. Толстяк почему-то напомнил ей иллюстрацию к пресловутым книжкам советов по половой жизни, столь популярным полвека назад. Это был бородатый, стремительно лысеющий мужчина с внешностью типичного школьного учителя. Шелли легко представила себе, как он сам варит дома пиво и на гессенских коврах вытворяет немыслимые штуки с женщинами, отличающимися обильной растительностью на теле.

– Ну, каково чувствовать себя замужней женщиной? – бородатый Гаргантюа панибратски хлопнул Шелли по бедру. – Лично у меня такое правило: если вы хотите на чем-то лететь или плыть или с чем-то потрахаться, то лучше не покупать вещь, а взять напрокат. Вот такая у меня философия, – сообщил он. Шелли подумала, что ее сосед финалист конкурса на лучший сексистский слоган для футболки. (Надпись на его груди гласила: «Я худой, но меня втиснули в телеса этого огромного, жирного, уродливого ублюдка».)

Чуть позже Гаргантюа представился – его звали Тони Такер, он австралиец и оператор из бригады телевизионщиков.

– М-м-м… очень приятно, – пробормотала Шелли, но оказалось, что она явно поспешила открыть рот, поскольку ее сосед принялся снимать носок. По салону разнесся ядреный дух – как в холодильнике, в котором от сырости завелась плесень, когда, уезжая на отдых, вы случайно его отключили. Было бы вполне справедливо сказать, что Тони Такер – человек с альтернативным запахом тела. Бубонной чуме пришлось бы принять добрую дозу антибиотиков, прежде чем ей удалось бы внедриться в его организм. Слава Богу, в этот момент бортпроводница принялась вещать о том, где хранятся кислородные маски.

Шелли попыталась сосредоточить внимание на инструктаже по мерам безопасности, однако попытка оказалась тщетной, поскольку оператор, немилосердно кряхтя и охая, принялся стаскивать второй носок, не менее зловонный. Шелли была уже почти готова поверить в советы по поведению в аварийных ситуациях, но тут бортпроводница продемонстрировала свисток, в который якобы придется свистеть пассажирам, чтобы привлечь внимание окружающих в том случае, если самолет приводнится вверх брюхом на глади Индийского океана. Но может, гибель в пучине океана в такой момент жизни, когда она, после трех лет безбрачия, собралась в свадебное путешествие – правда, без мужа, зато в сопровождении телевизионной бригады, которой предстоит запечатлеть для потомства ее публичное унижение, – еще не самый худший вариант?

Предполагалось, что медовый месяц станет временем оргиастических обжиманий, бесконечного траханья, накачивания шампанским, радостей орального секса… и все это уже в самолете. Шелли надеялась, что как только в салоне загорится надпись «Отстегните трусы», она вступит в клуб Любителей Секса в Заоблачных Высях. И вот на тебе, она сидит рядом с толстяком с нездоровой кожей и сальными жиденькими волосенками, чья рука только что якобы случайно коснулась ее соска, когда он якобы поправлял подушку.

Шелли была занята поисками аварийного парашюта и пресловутого свистка, когда Тони Такер толкнул ее локтем.

– Вон и наша Заноза. – Он указал на показавшуюся из салона бизнес-класса Габи. – Я так называю эту сучку потому, что уж если она вопьется в кого, то от нее ни за что не отделаться, вечно маячит за спиной. Режиссер из нее, как из говна пуля. Нашла бы себе мужика и оттягивалась с ним, сколько влезет. Так нет же, подалась на телевидение!

– Тебя еще не достал наш оператор? Не принимай всерьез его далекие от политкорректности шуточки. Он просто примеряет на себя роль неандертальца, прячет свой шовинизм за прилипчивой фразой «постиронизм».

– Ты обо мне? – недовольным тоном осведомился Тони Такер.

– Я просила, чтобы мне дали обычного оператора, а не…

– Продюсер потребовал для этих съемок настоящие мужские мозги, – хвастливо заявил толстяк.

– Именно, – язвительно парировала Габи. – Мужские мозги, но без торчащего в них пениса. Его прозвище Тягач.

– Почему? – поинтересовалась Шелли.

– Потому что он держит курс прямо на аварию.

– Чертовски правильно сказано. Именно на вас я и работаю.

Взгляд Габи упал на таможенную декларацию, которую Шелли заполняла, положив на откидной столик: в графе «семейное положение» она дрожащей рукой вывела – «жуткое».

Габи раздраженно вздохнула.

– Все-таки не создана я для телевидения. Не умею пить много спиртного, – устало пожаловалась она. – Послушайте, миссис Кей, Кинкейда по-прежнему невозможно понять. Вам с ним предстоит пробудить у пресыщенных телезрителей веру в романтическую любовь. Вы должны выглядеть этакими голубками, даже если для этого мне придется напичкать вас наркотиками, избить или подкупить. – Режиссерша похлопала Шелли по руке. – Каждый третий брак заканчивается разводом. И все же союзы по договоренности вот уже несколько веков имеют небывалый успех. А я всегда буду рядом, чтобы запечатлеть вас с мужем для всей страны и получить повышение по службе. Не возражаете? – улыбнулась Габи.

Вскоре стали крутить фильмы и кормить пассажиров. Самочувствие Шелли немного улучшилось. Возможно, Габи права. Есть все-таки нечто жизнеутверждающее в безудержной, дикой энергии бурного любовного приключения. А Кит сделал ей предложение не раздумывая – на редкость приятный рыцарский жест, совершенно нетипичный для мира, в котором нет места романтике. Просто ее дух немного подорван отвратительным полетом…

Кстати, выделить самый отвратительный момент полета было практически невозможно. Может, болтанка в небе над Саудовской Аравией, кониа пассажиров кидало из стороны в сторону, как кубики в стаканчике для игры в кости, и Шелли хватала ртом воздух, будто выброшенная на берег рыба? Или когда ее обожаемый сосед Тягач сначала почистил вилкой ногти, а затем принялся ею же ковыряться в еде? Или когда он разорвал зубами пакетик с кетчупом и забрызгал купленную в аэропорту белую футболку Шелли? А может, его разговоры? Тягач называл свой пенис не иначе как Коджаком[2], крайнюю плоть – «водолазкой Коджака», а женские гениталии – «мохнатым пирожком».

А как вам понравится, когда, прилетев на Маврикий, Шелли пересела в самолет на Реюньон одна, без багажа? И все потому, что ее чемоданы вместо Реюньона перенаправили в Рангун, и в данный момент они, очевидно, пролетали где-то над Бенгальским заливом. А это значит, что она встретится со своим суженым в белой футболке, заляпанной кетчупом, и ей придется ходить грязнулей до самого конца медового месяца. Или ее доконал прилет на Реюньон? Таможенница с глазами-бусинками не преминула поковыряться у нее в каждом отверстии в поисках субстанций, запрещенных к ввозу законами Французской республики, а именно хороших манер, терпимости, сострадания…

– О! – саркастически воскликнула Шелли, когда таможенница с огромным бюстом закончила наконец личный досмотр. – Это было восхитительно! А теперь позвольте мне!

Таможенница притворилась, что не поняла намека, и приступила к перекрестному допросу своей жертвы, желая выяснить причину интереса гостьи острова к посещению французской колонии. Как может такое быть, что она проводит здесь медовый месяц одна, без мужа и багажа? Не иначе как она преследует на острове иные цели… Состояла ли она когда-либо в коммунистической партии? Высказывалась ли отрицательно о колониальной политике Франции?

Шелли так и подмывало заявить, что, будучи англичанкой, она не интересуется ничем французским… Впрочем, одно ей интересно: что будет, если французов насильно пичкать гамбургерами из «Макдоналдса» до тех пор, пока это не скажется отрицательно на уровне их устойчивости к экстремальным ситуациям?

Однако вместо этого Шелли предпочла – во имя торжества истины – сказать, что ее муж ослепительно красив, смел, отважен и сексуально динамичен, но при всем при том – настоящий хорек, о чем она и заявит ему в лицо в первую же минуту, как только доберется до отеля «Лазурная бухта». О, как же ее бедная мама была права в отношении мужчин!

Таможенница заявила, что на всякий случай свяжется с отелем, в котором для Шелли забронирован номер, и временно отвела ее в комнату для допросов, где пахло мочой, авиационным бензином и потом.

Шелли погрузилась в воспоминания о маме. Ее до сих пор не отпускало чувство вины перед матерью. Та оставалась красивой до самого конца, даже тогда, когда ее уже пичкали стероидами и истязали химиотерапией. Ах, если бы кто-нибудь изобрел косметические операции для любви! Вместо подтяжек лица лучше стоило придумать подтяжки человеческого духа. Некая инъекция на какое-то время заморозила бы чувства, и тогда ее отец не мотался бы по стране с постановками дешевого мюзикла – сначала его не было дома три месяца, потом полгода, затем год… пока не стало ясно, что он больше не вернется. Матери ничего не оставалось, как избрать образ жизни, полный импровизаций, – то сеанс звукозаписи, то редкие уроки классической скрипки, хотя, как ни странно, те не пользовались большим спросом в городском управлении Кардиффа. Зато там было полным-полно предложений работы по уборке домов с почасовой оплатой в четыре фунта. Мать учила Шелли игре на скрипке до восьмого класса, но вышло так, что этим лишь пробудила в дочери гены отца-гитариста, столь же предсказуемые, как и банальные поп-песенки, которыми тот зарабатывал на жизнь. Когда Шелли бросила скрипку ради гитары, мать обиделась на нее как на изменницу – и не прощала до тех пор, пока ее музыкальная дочь не начала выделяться явным талантом, то есть легко и красиво проложила себе путь в сумбуре классического репертуара.

Что бы подумала бедная мама о своей заблудшей дочери сейчас, когда та переключилась на электрогитару?

Хуже того, по глупости она выскочила замуж за развязного, грубого и самоуверенного клона своего беспутного папаши.

Завязывая шнурки кроссовок, Шелли почувствовала, как ее охватывает депрессия. Она, словно в плащ, завернулась в разочарование и со вздохомотметила, что для тропиков этот наряд совсем не годится.

Ее душевные страдания прервал стон, донесшийся из соседней комнаты для допросов. Шелли заглянула за перегородку, отделявшую помещения. Соседнюю камеру освещала одна-единственная лампочка, под которой капитан французской полиции и два сержанта в солнечных очках допрашивали мужчину-креола лет двадцати пяти. Капитан кивнул, и один из полицейских пнул задержанного в живот. Удар был настолько сильным, что бедолага полетел на пол. Капитан кивнул еще раз, и второй полицейский ударил креола ногой по почкам. Все это произошло молниеносно и показалось Шелли тщательно отрепетированным спектаклем. Креол дрожал всем телом, как выброшенная на берег тропическая рыба.

Единственный эпизод в жизни Шелли, когда она сталкивалась с людьми, одетыми в полицейскую форму, имел место в учительской – для именинницы на вечеринку пригласили профессионального стриптизера. Ну что ей было делать? Не совать же в липкую лапу легавого двадцатифунтовую купюру?! Может, стоит на английский манер изобразить праведный гнев, и тогда блюстители порядка воздержатся от дальнейших действий по превращению внутренностей и половых органов допрашиваемого в подобие паштета из гусиной печенки?

– Эй! – позвала Шелли через плотную металлическую сетку.

Истязатели мгновенно обернулись. Нет, она и впрямь горела негодованием, желая стать на защиту несчастного человека, однако диплом преподавательницы классической музыки не вполне подготовил ее к рукопашной схватке с хорошо вооруженными жандармами. И если удар в живот – не самая худшая вещь в мире, он определенно мог подпортить медовый месяц.

Трое вооруженных дубинками полицейских одновременно шагнули к решетке. Шелли бросилась в дверь и… угодила прямехонько в объятия своей недавней мучительницы. Ей в голову уже закралось подозрение, что отдых на райском острове был забронирован через агентство «Говенные дыры третьего мира, инкорпорейтед», но тут представительница погранслужбы проводила туристку через таможню в желанную духоту зала прилетов с его нескончаемым гамом и толкотней. Тут были и респектабельные плейбои в одежках от Гуччи, и народ попроще с рюкзаками за спиной, и бизнесмены, торгующие непонятно чем, и усталые матери, поспешно затыкавшие бутылочками с детским питанием рты своим хныкающим чадам. В следующее мгновение Шелли с тревогой заметила, как прямо на нее движется тот самый капитан полиции. Такому типу не требовалось демонстрировать полицейский жетон, чтобы объяснять, кто он такой. Страж порядка шагал с видом человека, уверенного в своей исключительности. Шелли с испугом отметила, что, проходя мимо, полицейский одарил ее рекламной «колгейтовской» улыбкой, способной смутить кого угодно наигранным дружелюбием. Его красную физиономию было невозможно забыть: невольно возникала мысль, что когда-то она загорелась, но кто-то погасил огонь саперной лопаткой.

Отыскав в толпе нескольких знакомых, Шелли хотела сообщить им, какую жуткую картину она только что видела, однако все были заняты своим багажом, пытаясь протолкнуть тележки сквозь вращающиеся двери. На площади перед аэропортом, отпихивая назойливых таксистов, Шелли снова попыталась вступить в разговор, но на сей раз ее спутники оказались оглушены волной раскаленного воздуха. Тропическое пекло обрушилось на них с такой силой и столь неожиданно, что Шелли испугалась, как бы все вокруг не вспыхнуло. Куры на Реюньоне скорее всего откладывают уже сваренные вкрутую яйца, а коровы дают кипяченое молоко. Садясь в такси, она обожгла руку о ручку дверцы. Наконец она кое-как втиснулась внутрь, где оказалась зажата между обливавшимся потом Тягачом, Габи, тощим звукооператором Майклом Муром по прозвищу Молчун Майк («Он пребывает в своем собственном мирке, но в этом нет ничего страшного, его здесь все знают», – объяснила Габи) и ящиками с телевизионным оборудованием. Бравая команда отправилась преодолевать последний этап путешествия.

У Шелли была еще одна причина испытывать благодарность пакостникам ученикам. Она уже давно подозревала, что за пределами Кардиффа раскинулось огромное, неведомое ей, но манящее место, известное под названием «Окружающий мир». Хотя Шелли и считала себя – благодаря матери и четырем годам учебы в колледже – особой образованной и начитанной, карьеру пыталась сделать в заурядных оркестриках, а необходимость погашать ссуду, взятую для получения образования, практически ставила крест на личных познаниях по части этого самого окружающего мира.

Читая между строк путеводителя «Одинокая планета» (экземплярами которого завалены книжные магазины), она выудила ряд интересных фактов. Например, большинство островов Индийского океана в течение многих столетий переходили от французов к англичанам и обратно. Что касается англичан, то эта вечная географическая борьба, как правило, благополучно разрешалась: аборигены получали остров в полное свое распоряжение; а жители туманного Альбиона приезжали сюда либо спиваться, либо терять девственность. Однако когда английский стал языком всепобеждающего Интернета, французы принялись навязчиво цепляться за фантазии о былой имперской славе, лишь бы не выпустить из рук свои немногочисленные колониальные владения: Папаэте, Новую Каледонию, Мартинику, Доминику, Майотт, Французскую Гвиану, Гваделупу, Сен-Бар, Сен-Пьер и Реюньон.

Остров Реюньон, лежащий к востоку от Африки, между Маврикием и Мадагаскаром, – это верхушка гигантского подводного вулкана. Шелли с интересом разглядывала унылый ландшафт, мелькавший за окном автомобиля. В скалах то тут, то там зияли разверстые раны ущелий, куда с горных высот обрушивались мощные водопады. Затем ее взгляд выхватил три крайне неуютных на вид горных цирка, этакие гигантские природные амфитеатры, образованные извержениями вулканической лавы. Маленькие городки, прилепившиеся к самому краю острова у подножия горных пиков, казалось, жили в вечном страхе соскользнуть прямиком в океан.

Очевидно, руль автомобиля был раскален до такой степени, что таксист предпочитал управлять машиной двумя пальцами. Когда же на очередном повороте тормоза такси беспомощно взвизгнули и они едва-едва не врезались во встречный полицейский фургон, Шелли решила, что до места назначения добраться им, судя по всему, не светит. Занервничала даже непробиваемая Габи. – Боже! Никак не пойму, какое у них движение: правостороннее или левостороннее? – недоумевала она, закрывая глаза всякий раз, когда им навстречу из-за поворота неожиданно вылетали-бесконечные «ситроены» и «пежо».

– Они же французы, – ответила Шелли, – поэтому и ездят по обеим сторонам дороги.

– Эй, давай-ка помедленнее, как там тебя! – рявкнул прямо в ухо водителю Тягач. – Мне не в кайф полететь в море на четвертой скорости!

Дымивший «Голуазом» водитель что-то недовольно фыркнул в ответ. Шелли заподозрила, что местные колонисты, именовавшиеся в путеводителе «колонами», столь же суровы и неприветливы, как и здешняя природа. О французах Шелли знала только то, что их отличает гипертрофированное самомнение и они ненавидят абсолютно всех. Еще ей было известно, что отличить французский фильм от кинопродукции других стран можно по обилию ведущихся в нем разговоров. Эти разговоры, в силу их редкостной «глубины», всегда были выше ее понимания, даже если сопровождались субтитрами внизу экрана. Если они не были экзистенциалистскими, то непременно оказывались элитарными.

Лавируя по шоссе с опасной небрежностью, от которой внутренности пассажиров стягивались в тугой узел, такси летело мимо дорожных указателей без привычных изображений-пиктограмм, алишьс неразборчивыми французскими надписями вроде «Interdit d'entree», «Ferme» и «Sens interdit». Все они означали примерно следующее: «Англичанам это трудно перевести без картинки», однако были понятны настолько, что Шелли решила, пока не поздно, заполнить карточку донора внутренних органов. Да, видимо, единственный способ остаться в живых во время медового месяца – это двигаться по дорогам с черепашьей скоростью.

И все-таки в ее планы не входило выбрасывать белый флаг. Было бы в корне неверно назвать борьбу между мужчинами и женщинами битвой полов. Битва продолжается всего четыре-пять дней. Борьба же – вещь куда более масштабная и началась еще на заре времен, вылившись в нескончаемую войну. Шелли, со своей стороны, выполнила условия сделки: она поверила Киту и затянула семейный узел (эх, если бы она знала, что ему суждено затянуться на ее шее!). И вот теперь настало время, когда доктор Кинкейд должен обсудить с ней условия капитуляции. В ознаменование находки водителем третьей передачи «дворники» вяло отсалютовали шквалам тропического ливня, внезапно обрушившегося на такси. Пока машина толчками двигалась по прибрежной дороге, что вилась вокруг головокружительных скал, рискуя каждую секунду слететь в море, Шелли пыталась сосредоточиться на мыслях о том, с каким нетерпением она ждет встречи со своим загадочным женихом. Она представила себе высокие веснушчатые скулы Кита Кинкейда, его сочные губы, лукавый бесшабашный взгляд – короче говоря, вид настоящего пирата-варвара из учебника истории. Да, решила она, когда такси в очередной раз едва не сорвалось в пропасть, перед ней открывается совершенно новый мир – неизвестный и пугающий, как разверстая могила.

Половые различия:

Секс.

Мужчина. Дорогая, я у тебя первый?

Женщина. Конечно. Ума не приложу, почему мужчины всегда задают один и тот же глупый вопрос?

Глава 5

Правила ведения боя

Человеческие существа слишком иррациональны, чтобы отказаться от брака по причине нравов века или десяти ужасных личных ошибок. Именно поэтому, по мере того как Шелли приближалась к отелю, где ей предстояло провести медовый месяц, она внезапно почувствовала себя окрыленной надеждой или на крайний случай ожиданием.

У нее на родине лондонская полиция, наверное, уже заготовила объявления о пропавшей без вести девственности Шилейн Грин. Ее тело все еще содрогалось от сладостных конвульсий. Она послушалась наущений Кита и капитулировала перед напором Принципа Удовольствия. Зачем бороться с мужчинами, если можно поступить точно так же, как и они? В непонимании этого и заключалась ошибка ее матери.