Глава 14

Секретная информация

– Матти, это моя знакомая, Шелли. Я понимаю, со стороны может показаться, что мы с ней не очень ладим…

– Но на самом деле мы друг друга на дух не переносим. – У Шелли перехватило в горле, отчего слова звучали хрипло и сдавленно. – Почему ты не сказал, что у тебя есть ребенок?

– Потому что ты постоянно твердила, что не любишь детей. Если не ошибаюсь, по той причине, что никогда точно не знаешь, когда им приспичит на горшок.

С этими словами Кит подхватил Матильду на руки и нежно поцеловал. Девчушка была тощая, длинноногая, с гривой непослушных волос. Кит взлохматил ее рыжеватые локоны.

– Я слышал, как ты говорила Габи: мол, дети – это такие вещи, которые загораживают родителям экран, когда те смотрят видик.

Девчушка обернулась, окинув Шелли оценивающим взглядом. У нее были рыжие веснушки и зеленые глаза – точь-в-точь как у отца.

Шелли погладила ногу в том месте, куда ее лягнула Матильда.

– Как глупо с моей стороны не понимать всех прелестей материнства, да и отцовства тоже! Послушай, Кит, или Руперт, или как тебя там, – она схватила его за рукав, – хватит… – Шелли посмотрела на девочку и все равно не сдержалась: – Хватит пудрить мне мозги. Я хочу знать правду. Причем немедленно. Больше мне от тебя ни-хре-на собачьего не нужно.

– Папа, а почему эта тетя говорит по слогам? – поинтересовался ребенок.

Кит посмотрел на Шелли – его усталое лицо ничего не выражало, весь боевой дух, что когда-то жил в нем, вышел, как из сдутого воздушного шарика.

– Спасибо, – произнес он, обращаясь к креолке, и протянул женщине деньги. Та молча взяла их и вышла.

Кит Кинкейд уложил дочь в постель, подоткнул одеяло и выключил телевизор.

– Спокойной ночи, – нежно прошептал он и поцеловал девочку в щечку.

И под завывания ветра и вой сирен, под треск фейерверка и крики Кит Кинкейд наконец рассказал правду. На балконе, закрыв за собой дверь, чтобы ненароком его не услышала Матти, он усадил Шелли в шезлонг и начал свою исповедь. Шелли слушала, приготовясь к худшему.

– Женщина, которая присматривает за Матти, – это мать приятеля Коко. Того самого, которого убили год назад. Я нарочно прилетел сюда вместе с Матти раньше тебя и съемочной группы – надо было найти няньку для ребенка. Коко помогла мне решить эту проблему. Ясно, почему у нее был ключ от моей комнаты? Большая часть призовых денег пошла на разного рода взятки и подношения. Теперь тебе, наверное, понятно, почему я выручил Коко: не хотел, чтобы она рассказала Гаспару, что я прячу ребенка. Революционерам нет полного доверия. Ей ничего не стоило проболтаться, лишь бы спасти свою задницу. Дочь для меня дороже всего на свете, – добавил он со вздохом. – Я заботился о ней с момента ее рождения. Не спал ночами, пока у нее резались зубы. Пережил все – и ветрянку, и корь. Но чем больше я любил Матти, тем сильнее на меня крысилась Пандора.

Вдали, словно разделяя возмущение Кита, послышался раскат грома. Шелли смотрела на него и не верила собственным ушам. Господи, сколько еще наносного нужно снять с этого человека, чтобы докопаться до истины? Кто он такой? Артишок в человеческом обличье?

– В общем, примерно месяц назад Пандора предъявила мне ультиматум. Сказала, что наше индуистское бракосочетание в Таиланде, вдухе Мика Джаггера и Джерри Холл, не имеет никакой юридической силы. И если я соглашусь на компенсацию в сто тысяч зеленых и свалю насовсем в Штаты, то она, возможно, позволит мне видеться с Матти раз в год. На большее, мол, я не могу рассчитывать, потому что якобы «не заработал» на присутствие в ее жизни. Даже говоря о чувствах, она все переводит в денежное выражение.

Шелли заметила, как по его лицу пробежала тень и безупречный лоб собрался складками.

– Пусть она подавится своими деньгами. Уж как-нибудь выкручусь. Зато без ребенка мне не прожить и дня. Эта сука с таким же успехом могла бы меня кастрировать.

– Тогда ты потребовал бы компенсацию за членовредительство, – съязвила Шелли. С какой стати она должна ему верить?

– Я заявил ей, что ни за что не расстанусь с Матти. Пригрозил, что отсужу ребенка. – Кит нервно расхаживал по крошечному балкончику. – Но Пандора лишь расхохоталась мне в лицо. Сказала, что ребенка мне не видать как собственных ушей: она-де заявит суду, что я дискредитировал себя как отец. Пригрозила, что расскажет про мою судимость за наркотики. – Грозовое небо слегка прояснилось, словно из сочувствия. – И про групповой секс на Пхукете.

– Оргия! Ну конечно, как без нее! – простонала Шелли. Дождь лупил по крыше бунгало в такт ее участившемуся пульсу.

– Тогда я напомнил, что она тоже принимала в ней участие. «Ну и что? – пожала Пандора плечами. – Зато я не «обторчалась» настолько, чтобы при этом еще и фотографироваться…» Черт, мы с ней тогда были, можно сказать, детьми и любили всякие приколы. Она же преподнесла это так, словно я сущее исчадие ада. Она так и заявила: мол, готова на любую ложь, зная, что ей поварят. А если я не поступлю, как велено, если я не уберусь к чертовой матери из ее жизни, то Мат-ти мне больше не видать. В конце концов бывшая женушка объявила, что на месяц по делам уезжает из Англии, а я, пока ее не будет, должен поразмыслить над ее предложением.

В полумраке Шелли пристально посмотрела на своего мужа-хамелеона. Воистину клубок противоречий! Так кто же перед ней – беспринципный прожигатель жизни или любящий отец?.. «Прекрати развешивать уши, – одернула она себя, – хватит, уже наслушалась его россказней».

– А что дальше?

– Для полного счастья моя дражайшая женушка, уезжая из Англии, закрыла все банковские счета. Неожиданно я обнаружил, что мне нечем расплатиться за бензин на заправке или за продукты в супермаркете. Представь себе картину – я как полный идиот стою с нагруженной тележкой в «Сейнсбери», и у меня в кассе отказываются принимать кредитную карточку. Что оставалось делать? Предложить кому-нибудь бараньи отбивные в обмен на горсть наличности? – грустно пошутил Кит. – Я стал наведываться в продовольственный отдел «Хэрродса», лишь бы не забыть, как выглядит еда. Пустое брюхо то и дело давало о себе знать.

Настроение Шелли было под стать затянутому тучами небу.

– Продолжай, – произнесла она, поежившись, и плотнее завернулась в рубашку.

– Пандора позвонила мне, дабы убедиться, что я уже дошел до ручки и готов принять ее условия. Но я пригрозил подать в суд за ее жлобство. Тогда она заявила, что скажет суду, будто давала мне деньги для Матти, а я спускал все до последнего пенса на наркотики и баб и, значит, не способен исполнять по отношению к дочери отцовский долг. Что я не кормлю и не одеваю ребенка, и вообще, я паразит, запойный пьяница, игрок и сущее ничтожество.

– А почему ты не искал себе работу?

– Потому что она обещала рассказать работодателю о моем криминальном прошлом. И настучать иммиграционным властям: мол, я живу по фальшивым документам. Представь, что было бы, если бы меня депортировали – не видать мне Матти как собственных ушей. Вот такой план придумала моя женушка: вставить мне клизму, чтобы я, поджав хвост, принял ее условия и слинял.

– Знаешь, скелетов в твоем шкафу хватило бы на целое кладбище, – язвительно заметила Шелли.

Свет, который падал на их балкон от соседнего бунгало, погас. Скрылась за тучами и луна. Шелли сидела в полной темноте, ничего перед собой не видя.

– Эй, разве я утверждаю, будто я полное совершенство? Нет, конечно. Просто у меня не было денег, чтобы нанять адвоката. В любом случае тот ободрал бы меня как липку, сказав то, что я и без него знаю, – с единственной разницей, что не по-английски, а на латыни. На этом мертвом жаргоне, который ты так любишь – Идиотус Безмозглус Максимус. – Кит заставил себя улыбнуться; улыбка повисла на его губах, как крошки печенья. – Судьи всегда занимают сторону матери. Им до лампочки, что Пандора ради дочери ни разу не пошевелила даже пальцем.

– И поэтому ты решил бежать, прихватив с собой ребенка? – спросила Шелли, чувствуя, как в ее вопрос снова закралось сочувствие.

– Да, я позвонил моему старому приятелю Алеку – когда-то мыс ним вместе бродили с рюкзаками по белу свету. Оказалось, он прежде подвизался в этом шоу. Остальное ты знаешь сама. Шелли, прости, я лгал тебе. Мне хотелось одного – убежать с моей любимой дочерью и начать новую жизнь. Подобно креолам на Реюньоне, мне хотелось свободы и независимости.

И он, шутя, изобразил революционный салют.

– Но ведь ты путешествуешь с незаконным грузом! – Внутри Шелли что-то лопнуло, и она взорвалась. – Ты контрабандой возишь с собой ребенка! Ты используешь дочь в личных целях! Ты когда-нибудь слышал о Гаагской конвенции? Любой родитель, если он украл ребенка и был пойман полицией, прямиком отправляется за решетку.

– Разумеется, слышал. Вот поэтому мне и надо попасть на Мадагаскар. Место вполне приличное – неплохая кухня, не слишком грязно, ловится Си-эн-эн. Матти там у меня никто не отберет – Мадагаскар не подписывал Гаагской конвенции. Мы с Алеком выяснили это в Интернете.

– А если тебя арестуют прежде, чем ты туда попадешь? – спросила Шелли, чувствуя, как жестокая реальность железной хваткой сжимает ей внутренности. – Господи, получается, что я твоя сообщница!

Она тотчас представила себя героиней фильма «Полуночный экспресс», отбивающейся от озверевших тюремщиков.

– Неправда. Мы с Алеком проверили, что на этот счет говорит «Закон о защите детства». Так вот, я могу вывести своего ребенка из страны на срок, не превышающий четырех недель. Поэтому никакого преступления за мной не числится. По крайней мере пока.

– Не считая двоеженства, мошенничества и похищения.

– Послушай, каждый год в Великобритании бесследно пропадают сотни тысяч людей. В полицейском участке повесят зернистое фото, где мы с тобой изображены в наши лучшие времена, с подписью «местонахождение неизвестно». Пандора наверняка скажет, что убита этим известием и страшно переживает, не зная, живы ли мы или нет. А через семь лет она преспокойно объявит нас мертвыми, получит доступ к деньгам Матильды и будет жить себе припеваючи до конца своих дней. Собственно, это ее и волнует – чтобы никто не наложил лапу на денежки ребенка.

– «Местонахождение неизвестно»? – вопросительно повторила Шелли, глядя на Кита. – Скорее неизвестно, как отреагирует Пандора, узнав, что ты украл ребенка. Какие она испытает чувства.

– Чувства? Да у нее таковых отродясь не бывало. Это жестокая, бессердечная сука, которая ни перед чем не остановится. Правда, лично я ей не желаю зла, – добавил Кит с саркастической усмешкой.

Шелли невольно вспомнилась ее собственная мать, беззаветно, до слепоты, преданная единственной дочери.

– Материнство – непростая штука. Будь все так просто – то же самое могли бы и отцы! – резко возразила она.

– А вот я могу! Я знаю собственного ребенка как свои пять пальцев! – сорвался на крик Кит. – Мне известно, сколько книг она задолжала в библиотеку. Я знаю, сколько пончиков она втихаря стащила за обедом! Я знаю ее любимые блюда, мне известны все ее тайные страхи. А Пандора ее не любит! И никогда не любила! Дочь нужна ей лишь для того, чтобы досадить мне.

Шелли ощутила нечто похожее на сострадание, однако, уже несколько раз обжегшись на своей наивности, поспешила отмахнуться от этого чувства.

– Ребенку лучше с матерью, Кит.

– Господи! И ты действительно считаешь, будто мужчины такие чурбаны, что им нельзя доверить воспитание детей? Твои воззрения из той же оперы, как и то, что женщины слишком наивны и им незачем лезть в политику, управлять самолетом или становиться врачами. Извини, но всей этой ерунде место на помойке истории, – кипятился Кит, нервно расхаживая по комнате. – Искусство растить ребенка не инстинкт. И мужчины могут справиться ничуть не хуже женщин.

– О, как мило с их стороны! Хочешь проводить больше времени с ребенком… Вернее, отмотать больший срок с ребенком, потому что ничего другого тебе не светит.

– Воспитание ребенка не хобби, а тяжкий труд. Я сам вырос без отца. Да и ты. И это оставило рану в душе и у тебя, и у меня. Я не хочу, чтобы мой собственный ребенок тоже страдал. Да, у вас с матерью были на редкость близкие отношения. И я готов признать, что большинство женщин становятся хорошими матерями. Но они при всем желании не В состоянии заменить отца. А у моей дочери матери, можно сказать, нет. Пандора, когда получит девочку, сразу отправит ее в интернат, с глаз долой.

– Интернат? Ну, это еще не самое большое зло. – Кит сел рядом с Шелли.

– Я знал, что Пандора принимает снотворное, – негромко заговорил он, и в его голосе слышалась искренняя печаль, – но я представить себе не мог, что у нее зависимость, или что таблетка, если ее запить алкоголем, может вызвать агрессию. Несколько раз Пандора оставалась с дочерью, и всякий раз, когда я возвращался, заставал Матильду сонной и вялой. И в один прекрасный день я обнаружил почему. Пандора пичкала ее снотворным, чтобы девочка не шумела и не досаждала ей.

В душе Шелли боролись самые противоречивые чувства.

– Ей вообще не следовало заводить ребенка! Пусть бы завела себе кошку, а когда та ей надоела бы, просто взяла бы и усыпила ее. И дело с концом.

– Как у тебя язык поворачивается говорить такие гадости о матери твоего ребенка?! – возмутилась Шелли. – Ты, наверное, ненормальный! Когда тебя наконец арестуют, можешь спокойно притвориться психом. Вот увидишь, тебе поверят.

– Ты права, потому что кому хочется предстать перед судом, когда твою судьбу решает замшелый пердун в мантии, который в глаза не видел детей этак года с двадцать пятого, когда закон говорил, что дети предпочитают матерей! Судьи почему-то уверовали, будто женщины едва ли не с рождения получают Удостоверения Образцовых Мамаш. Знаешь, почему они так считают? Потому что в свое время насмотрелись сопливых мыльных опер, где мамочка и ее детки вместе пекут на кухне яблочный пирог, в то время как папочка зашибает бабки. Я не намерен отказываться от собственного ребенка. Стоит мне оставить Матти с этой гадюкой, как ребенок начнет вместо леденцов покупать на карманные деньги наркотики. Говорю тебе, никто и ничто не сможет помешать мне завтра свалить на Мадагаскар!

– Кстати, хочу тебе напомнить: ты сидел на такой мели, что решил жениться, чтобы не помереть с голоду, – холодно произнесла Шелли.

– Что поделать. Люблю поесть. Конечно, привычка дурная, но она у меня с самого детства.

– И ты спал и видел, что в течение всего медового месяца будешь сидеть под луной и, пуская слюни, перебирать свои денежки.

– Ладно, согласен, я тебя использовал в собственных целях. Но потом ты сама на меня запала!

– Ни на кого я не западала, если бы мне не подставили подножку! Между прочим, не кто иной, как ты сам!

– Неправда! Если я и пытался что-то сделать, так лишь оттолкнуть тебя. Еще в тот самый первый день. Я держался нагло и высокомерно. Я хотел обидеть тебя и потому преждевременно улетел из Лондона. Я поселился в отдельном номере. Я делал вид, будто приударяю за Коко, я проводил время где угодно, только не с тобой…

Каждое его слово было сродни пощечине.

– Говори-говори, можешь не щадить моих чувств, – произнесла Шелли и всхлипнула. Она устала слышать его лживые объяснения. – Да, в самом начале ты использовал меня, этого не понял бы разве что слепой. Но сегодня? Ты хочешь сказать, что пришел ко мне лишь затем, чтобы получить билеты? Один из которых якобы предназначался мне? – Шелли вспомнила прикосновение его губ, и у нее защипало в глазах.

– Давай обойдемся без заверений, будто женщины никогда не используют секс для достижения личных целей!

– У меня только одна цель – ты! – всхлипнула Шелли. – С того самого момента, когда мы сели в чертов лимузин!

– Шелли, честное слово, ты мне нравишься. Как я ни старался, ты все равно запала мне в душу. С тобой прикольно. Ты хорошенькая. Ты умная.

– Нуда, противоположности притягиваются.

– А сейчас, когда ты еще и загорела, – Кит склонился над ней, чтобы лучше рассмотреть россыпь веснушек на ее щеках, – когда в твоих волосах искрится соль, ты выглядишь на все сто. Стоит мне увидеть тебя, как в трусах срабатывает противопожарная сирена. Поверь, я не хочу сделать тебе больно. Но на первом месте для меня все-таки Матти.

– Побег не ответ, Кит.

– Кто бы говорил! Не ты ли сама сбежала с концерта? – Шелли поморщилась. Кит задел больное место.

– Если хочешь, поедем с нами. Я там купил небольшой пляжный домик, – предложил он, обнимая Шелли за плечи.

– Дай мне время подумать… Уехать на Мадагаскар с двоеженцем, похитителем ребенка, который к тому же живет по фальшивым документам, имеет судимость за наркотики и скрывается от полиции… Знаешь, мне почему-то тебя расхотелось. Приятно было познакомиться. Только вот любопытно, сколько еще преступлений ты совершишь, прежде чем мы разведемся? Что это будет, поджог? Если не ошибаюсь, в твоем послужном списке такового еще не значится.

Будь внутри Шелли ядерный реактор, в нем уже давно началась бы неуправляемая реакция. Все, с нее хватит.

– Или ты намерен еще что-нибудь мне сказать? Например, что ты шпион или трансвестит? Или пришелец, которого спустили к нам на Землю по лазерному лучу? Нет, Кит, ты сам не знаешь, чего хочешь. Ты окончательно запутался.

– Я запутался? Да я отлично знаю, кто я, где я и что мне нужно.

– Нет, ты знаешь, где ты, но кто ты такой – этого ты не знаешь сам.

– Я – отец ребенка. Вот кто я такой. Я знаю, ты не любишь детей, но, будь у тебя собственный ребенок, ты бы меня поняла.

Шелли показалось, будто ее выпотрошили, слово рыбу.

– Ты меня неправильно понял. Дело не в том, что я не хочу ребенка. А в том, что не хочу растить его одна. Как моя несчастная мать. Потому что мужчины обычно бросают детей на произвол судьбы.

– Я бы никогда не бросил собственного ребенка.

– Украсть дочь – ничуть не лучше.

– Но ты, надеюсь, на нас не настучишь? – По лицу Кита пробежала тень. – Мы уедем завтра. Не переживай, тебе ничего не грозит.

– Я не переживаю, – отрешенным тоном произнесла Шелли. Она закрыла глаза – примерно так же, как прыгун в воду, прежде чем взмыть в воздух с вышки. – Просто я больше не хочу тебя видеть.

– Отлично.

– Отлично. – Шелли стащила с пальца обручальное кольцо и аккуратно положила его на середину стола.

– Послушай, неужели так трудно взглянуть на ситуацию моими глазами? – спросил ее Кит.

– Хотелось бы, честное слово, хотелось бы. – Она отвернулась, чтобы он не видел выражения ее лица. – Ты уж извини, у меня никак не получается засунуть голову в собственный зад.

Ей хотелось побольнее поддеть его, но слезы уже подступили к глазам, а голос предательски дрогнул. Господи, ей больше никогда не почувствовать прикосновения его губ, не увидеть задорного блеска в его глазах. Но какое двуличие, какая лживость! Чтобы окончательно не отчаяться, чтобы не поставить на своей жизни крест, женщине как минимум требуется душа с тефлоновым покрытием. Шелли показалось, будто ее – не спросив на то согласия – бросили в ледяные воды Атлантики.

Шлепая по лужам под проливным дождем, Шелли побрела в свое бунгало, злясь на себя, что развесила уши и поверила мужчине. В очередной раз громко всхлипнув и шмыгнув носом, она сделала вывод, что когда дело касается уроков жизни, она полная двоечница. Но почему? Как так получилось, что она пошла против своих же собственных инстинктов? Неужели только потому, что этот тип способен очаровать даже монахиню, которая без размышлений пустила бы его к себе под юбку? Именно поэтому, подумала Шелли и тотчас поймала себя на том, что ей ужасно хочется поцеловать его еше раз, поцеловать с чувством, со всей переполнявшей ее страстью. Правда, она тотчас отругала себя за крамольную мысль – похоть должна квалифицироваться как наркотическая зависимость. Выходит, сама она не кто иной, как пациентка в клинике для подсевших на любовь.

Глава 15

Постельно – революционный переворот

Сначала Шелли лила слезы, по сравнению с которыми тропический ливень показался бы легким дождичком, но, по мере того как всхлипы ее утихли, она начала замечать, что капли барабанят по крыше бунгало все громче и громче, словно весь мир превратился в концерт тяжелого рока. Ветви деревьев, как руки мертвецов, царапали окна ее комнаты. И время от времени в унисон с головной болью в эту какофонию врывался раскат грома. Шелли уже была готова звонить в местную психиатрическую лечебницу, чтобы узнать, какие занятия там предлагают пациентам в свободное время – собирать разрезные картинки, рисовать красками или лепить из пластилина – на тот случай, если она туда попадет. А к тому все шло.

Неожиданно дверь в бунгало распахнулась, и на пороге вырос ее мучитель – со спящим ребенком на руках.

В какой-то момент ей показалось, будто Кит пришел извиниться, однако, заметив, что Матти не единственный его груз, она тотчас оставила всякую надежду. В угол полетели два рюкзака, за которыми последовал целый зверинец из мягких игрушек.

– Одну минутку, попробую угадать. Ты здесь потому, что Высшее командование на Нептуне отдало приказ приступать к осуществлению второй фазы вторжения?

– Как ни странно, нет, – ответил Кит. Ноги Матильды в розовой пижаме ловко охватывали его за талию.

– Тогда с чего ты решил, что можешь входить ко мне в номер? – спросила Шелли, надевая поверх ночной рубашки махровый халат.

– Наше бунгало забрали под госпиталь для тех, кто пострадал от взрыва.

От Шелли не укрылось, что Матти от дождя защищала джинсовая куртка Кита, а сам он промок до нитки. Ливень лил такой, что невольно закрадывалась мысль, а не близится ли конец света или по крайней мере всемирный потоп.

– В Лондоне даже у дождя хорошие манеры, – произнес Кит, обращаясь к дочери. Та уже проснулась и теперь зевала. Отец опустил девочку на пол. – Там дождь идет тихо и вежливо: кап-кап-кап. И куда деваются его хорошие манеры в тропиках? Здесь он ведет себя совсем по-другому: бум-бум-бум!

Матильда хихикнула, и Кит обернулся в сторону Шелли:

– Правда, в этом есть нечто библейское? Глядишь, скоро к нам сюда пожалует сам папаша Ной со своим ковчегом. – Пап, знаешь, я все никак не могу понять.

– Что понять, киска? – нежно спросил Кит и чмокнул Матти в золотистую макушку.

– Почему Ной взял особой пару шершней? Почему он не прихлопнул их?

Кит искренне обрадовался вопросу дочери – Шелли видела это по его глазам. Правда, сама она осталась равнодушна к шутке.

– Ты не можешь здесь остаться!

И она замахала руками, словно отгоняя тех самых шершней, о которых только что говорила Матильда. Не будь сейчас с ними девочки, она бы наверняка дала выход своим чувствам, причем так бурно, что сама мать-природа осталась бы посрамленной. Шелли не раз слышала, что брак – это такая вещь, в которой иногда случаются бури. Увы, она не успела запастись ни теплой одеждой, ни плащ-палаткой.

Матти соскользнула с отцовских рук на пол и, упирая руки в бока, подошла к Шелли, словно миниатюрный гладиатор.

– Ты моего папочку не обижай. Он у меня самый-са-мый лучший!

Кит смотрел на свое чадо с нескрываемым обожанием.

– Устами младенца глаголет истина, – усмехнулся он. – Ладно тебе, Шелли; ты ведь не выставишь нас на дождь? По крайней мере когда идет циклон?

– Циклон? Ах да, мы слушаем прогноз погоды! Значит, надвигается циклон? – И Шелли с истерическим смехом бросилась к окну. Над почерневшим океаном повисли лохматые тучи, время от времени их толщу пронзала молния. – О, что за чудо наш медовый месяц! Осталось только для полного счастья пустить себе пулю в лоб. Все равно жизнь мне опротивела.

Как будто услышав ее слова, совсем рядом прогромыхал гром. Матильда от страха вытаращила глаза и расплакалась.

– Ах да, прогноз погоды, – отозвался Кит и вновь поцеловал дочку. – В прогнозах погоды точно лишь одно никогда не бывают точными. Правда, Шелли? – И он бросил в ее сторону умоляющий взгляд.

– Что? – Шелли посмотрела на заплаканную девчушку. – Конечно. Никто не воспринимает прогноз погоды серьезно. Даже те, кто эту погоду предсказывают. Вот почему они называют себя «метеорологами». Наверное, так им кажется солиднее.

Матильда улыбнулась сквозь слезы, и Кит с облегчением улыбнулся.

– Эти чуваки куют деньгу, время от времени выглядывая в окошко, чтобы проверить, откуда дует ветер и не капает ли там дождь, – произнес он и принялся щекотать Матильду. Вскоре девчушка уже заливалась счастливым смехом. Ей наконец удалось вырваться из отцовских рук, и теперь она вся превратилась в сгусток энергии – подпрыгивала, кувыркалась, вертелась и болтала, болтала, болтала. Не прошло и пары минут, как вокруг нее выросли горы всякой всячины – гремящие горохом Бини-бебиз, куклы Барби с оторванными головами, несколько Гарри Потте-ров, носки, недоеденные бананы и, в довершение ко всему, мокрые трусы от купального костюма. Шелли металась по комнате, пытаясь хоть как-то упорядочить этот хаос.

– Эй! – Кит поймал дочь, когда та в очередной раз пронеслась мимо него, и привлек к себе. – Есть хорошие новости.