Нас переписали, объявили проповедниками фашизма. После моего приезда в Омск меня решили опять забрать в психушку, на этого раз надолго. Я как раз познакомился с Янкой. Я взял свою куртку, мешок, как системник и уехал. Это был 1987 год и был целый год на нелегальном положении. Был объявлен розыск. Я объездил полстраны, пел песни под гитару. К декабрю 1987 года мне сообщили, что розыск прекратился. Я вернулся в Омск, месяц пожил тихо, потом записал песни "Все Идет По Плану", "Так Закалялась Сталь". Я очень торопился, потому что боялся, что опять начнется. Это был уже 1988 год. Мы ездили на новосибирский фестиваль, где выступали с Селивановым. Я вообще считаю, что это был лучший сибирский гитарист. Он покончил с собой в прошлом году. После Новосибирска мы начали активно гастролировать, причем играли обычно в подвалах. Ездили на панк-фестиваль в Прибалтику. Как это ни странно, нас там приняли очень хорошо. Играли в Москве, Ленинграде. Так прошел 1988 год. В 1989 году решили хорошо записаться. Поехали в Ленинград и на точке АУКЦИОНА начали записываться. В процессе работы я понял, что при хорошем качестве записи теряется что-то очень важное из того, что мы в это вкладываем. Я прекратил все записи, собрался и уехал в Омск. Сейчас записали прямо у меня дома четыре альбома. Очень грязно, жестко и живо. Я считаю, что так и должно быть.
      ПНС: Сколько всего альбомов записали?
      Е.Л.: Всего? Около 15-ти. Значит так. 1985 год — Поганая Молодежь, Оптимизм; 87 — Красный Альбом, Хорошо, Тоталитаризм, Некрофилия; 88 — Все Идет По Плану, Так Закалялась Сталь, Боевой Стимул, 30-ти минутный сольник Песни Радости И Счастья; 89 — Война, Здорово И Вечно, Армагедон-попс; Русское Поле Экспериментов, еще сборник Красный Марш — это различные варианты песен, ранее нигде не встречавшиеся. Еще несколько сольников. Я вообще думаю, что больше альбомы выходить не будут. Вот после Барнаула раза два выступим и все. Потом с Янкой буду выступать.
      ПНС: Сколько альбомов ты записал с Янкой?
      Е.Л.: Так… Не Положено — 87, Домой! — 89, Ангедония — 89. Еще есть Тюменский Альбом, но Янка от него отказалась. В записи Тюменского Альбома принимал участие барабанщик из ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ, он страшно лажал. Запись вообще получилась странная. Но этот альбом более известен, чем остальные. У Янки пластинка готовится на отделении «Мелодии» кооператив «Апрель», по-моему. Единственное условие — без матов. Поэтому из двух альбомов Янки будет сборник.
      ПНС: А тебе здесь не светит пластиночка?
      Е.Л.: Я не хочу. Они предлагали, я отказался. Я с официальной формацией никаких отношений не имею принципиально, потому что все это потом обесценивается. Я не хочу, чтобы с нами было тоже самое, что с АКВАРИУМОМ. Даже то, что мы вступили в ЛРК, дало повод к тому, что вообще народ от нас требует. Что значит продаться? Непонятно.
      ПНС: Состав ГО сейчас достаточно стабилен?
      Е.Л.: Мы играем вместе года полтора. Были маленькие периоды чисто для отдыха. Мы друг без друга просто не можем. Это, как коммуна. Хотя я умаю, что после Барнаула надо прекращать. Ситуация в стране такая, что даже на роке деньги делают. Это же полная профанация. Народ на концерты ждет либо как на дискотеку, попрыгать, поорать, либо идут эстеты, чтобы послушать какое тут арпеджио, какой тембровый пласт. Я не считаю, что рок — это музыка или эстетика. Я считаю, что рок — это такое религиозное движение.
      ПНС: Шаманство.
      Е.Л.: Да, даже не то, что шаманство. Это, когда человек просто выходит, все это, как молитва. Это должно быть так! Приходится заниматься тем, что ты либо развлекаешь толпу, т. е. устраиваешь шоу типа АУКЦИОН, ли6o играешь для эстетов. А я хочу играть то, что мы играли в подвалах Новосибирска. Мне лучше, когда собирается десять человек в зале, но тех, что приходит именно меня послушать. А у нас такое, видимо, невозможно. На Западе, например, есть независимые залы и благотворительные фонды, чтобы музыканты, которых любит человек сто во всей Европе, могли заниматься музыкой и работать где-то. Я собираю пластинки и могу привести много таких примеров.
      ПНС: Писали, что во Франции выходит диск ГО.
      Е.Л.: В ФРГ вышел сборник мирового панка. Там американские, английские, австралийские, даже таиландские и перуанские команды. И наши две песни туда вошли. Они же выпускают сейчас нашу сорокапятку. А французы хотели сделать из нас попе. Т. е. чтобы мы очень хорошо записались, с электронными барабанами, синтезаторами. Я отказался. Они сейчас переправляют наши записи на европейские панк-фирмы, которые выпускают кассеты или пластинки. Я об этом узнаю в последнюю очередь. И не знаю точно, что там вышло. Датчане пластинку выпускают. Мне это, в общем-то, не очень интересно. На Западе никто не в состоянии понять, что здесь происходит. Там рока как такового сейчас вообще нет. Я не знаю ни одной команды, которая сравнилась бы с тем, что Башлачев делал. У них другая ситуация. Рок — чистая эстетика, либо веселый попе, на котором можно отдохнуть. А у нас сейчас целая волна групп старается пробиться на Запад. Я не знаю, зачем. Там все очень рационально, очень хорошо. Все по полочкам, даже культура. Сейчас меня опять во Францию приглашают. Я, наверное, не поеду. Там просто мыслят иначе. У нас же все наоборот, все через жопу. Они этого не понимают. Они воспринимают все, что здесь творится, как некий авангард, причем именно эстетический авангард. То, что здесь абсолютно серьезно, от души, для них как эстетика. Как абсурд, как патология. Если бы они поняли, что это такое, они бы ужаснулись.
      ПНС: Повлияло ли на тебя творчество Башлачева? И что ты думаешь о его жизни и смерти?
      Е.Л.: Мне кажется, что это самый великий рокер из всех, кто у нас в стране был. Когда я первый раз его услышал, повлияло страшнейше. Не то, что повлияло, я от другого отталкивался и в музыке, и в текстах. От традиций английской «гаражной» музыки 60-х годов и от панка 80-х. А он к этому отношения не имеет. Он шел от русских корней, от русской словесности. Причем замешано это было на принципе «треш», не в смысле «металлический», а это понятие такое на Западе, «помойка» называется, когда идет один рифф и на нем начинается монотонный словесный наворот, типа шаманства, который нарастает, спадает и т. д. И к этому он подошел как-то внутренне. Песня "Егоркина Былина" очень глобальна. Вот в этом смысле он на меня очень сильно повлиял. Когда я его первый раз услышал в конце 1986 года, я очень удивился, как это можно так петь. Я тогда очень короткие песни, мелодичные, но злые и жесткие писал. А он занимался тем, что делал развернутые вещи минут на шесть, такой страшный поток сознания. Страшный, очень яркий, режущий, агрессивный. То, что к эстетике не имеет никакого отношения. Я считаю, что до сих пор его не понимают. Чем дальше, тем больше я нахожу что-то общее между ним и мной. Его можно понять, если находишь в себе то же самое, что и он находит. Я толком только недавно понял «Посошок». Это величайший человек, который был у нас. Когда мы встретились, в 1987 году, он мне очень не понравился. Это был, убитый, совершенно разломанный, полностью уничтоженный человек, опустошенный совершенно. Я же тогда находился на пике энергии, то есть все еще верил, что можно что-то изменить, а он уже нет. Я тогда обломался. Сейчас его понимаю.
      ПНС: Что ты думаешь о его самоубийстве?
      Е.Л.: Я считаю, что единственный выход и естественный конец для честного человека в наших условиях. Если ты имеешь честное сознание, ты должен понимать, что ничего тебе не удастся изменить. Чем дальше ты идешь, чем дальше ты расширяешься, как личность, все меньше общего у тебя остается с тем, что снаружи, то есть через некоторое время тебя никто не сможет принимать, ты уходишь просто в вакуум. Если находить какую-то силу, то идешь дальше и становишься, по-видимому, святым. А если ты имеешь эту честность сознания, понимаешь, что ничего никогда не сможешь сделать и тем не менее хочешь изменить, то есть реально тебя цепляет, тогда единственный выход — это каким-то образом умереть. Либо быть убитым реальностью, либо самому.
      ПНС: Веришь ли ты в загробную жизнь?
      Е.Л.: Да, конечно. Я вообще очень верующий человек.
      ПНС: В «Урлайте» ты говоришь, что рок — явление антигуманное, античеловечное. Как это сопоставить с христовыми заповедями?
      Е.Л.: Я считаю, что Христос — это и есть нечто нечеловеческое. То, что он внес на Землю имеет очень малое отношение к человеческому. Это нечеловеческие истины по сути. Это доказано историей. Человек, он не может… Т. е. Христос нес любовь… по сути, с точки зрения современного христианства, Христос был Сатаной, потому что был в первую очередь — антихрист, т. е. человек, который нес полную свободу выбора, т. е. то, что религия никогда не давала и сейчас не дает. А он внес именно свободу выбора: либо ты ждешь, либо нет. Каждый — свое «Я». Сам постулат — "Возлюби ближнего своего, как самого себя" говорит о том, что нужно сначала возлюбить себя. По настоящему возлюбить, т. е. не самого себя, не личность, а Бога в себе самом. Мне кажется, что он нес такие истины, которые просто несопоставимы с человеческим образом сознания. Вообще с «Я». Т. е. если человек — личность, он мыслит через какую-то призму своей личности, он не может ни в каком виде следовать за Христом. Именно в том виде, как он говорил. Поэтому Христа распяли, и он ушел В этом смысле он действительно был не человек. Я считаю, что такие люди, как Башлачев — это не люди. Они могут каким-то образом здесь воплотиться. Но по сути, по тому, что внутри, это не люди. Потому что система ценностей, которая за ними стоит, за их творчеством — это система нечеловеческих ценностей.
      ПНС: Расхожий афоризм — "Рок — это послание Сатаны" правилен в твоем понимании?
      Е.Л.: В моем понимании — да! То, что делал Башлачев — это некая система ценностей, которая стоит за смертью. Поэтому эти люди внутренне максимально свободны. Они более циничны во внешних проявлениях, но они и более свободны. Поэтому здесь они долго существовать не могут. Свобода выбора, вообще какая-то свобода — это чрезвычайное зло, как у Достоевского.
      ПНС: Ты любишь Достоевского?
      Е.Л.: Да, это мой любимый писатель.
      ПНС: А кого ты еще можешь назвать?
      Е.Л.: Поздний Платонов, Сэленджер, Гоголь, Кортасар, Борхес, раннего Сартра периода «Тошноты». Вообще, много кого люблю. Но Достоевский все же на голову выше всех.
      ПНС: Что для тебя любовь?
      Е.Л.: Любовь для меня… У меня такое чувство, что любить кого-то невозможно. Любить — это, как дышать. Это такой процесс, который направлен в никуда. Просто идет через тебя такой поток. Такое озарение я испытывал несколько раз в жизни. За это потом приходится очень дорого платить. Разные там депрессии. Очень тяжело. По настоящему, любовь — это когда тебя вообще нет. Я это и Богом называю. Я просто могу объяснить то, что я испытывал. Меня как бы вообще не было. Я был всем и через меня хлестал какой-то поток. Это была любовь. Я не могу сказать, что я любил кого-то или что-то. Это была просто любовь. Как весь мир. Я и был всем миром.
      ПНС: Что для тебя смерть?
      Е.Л.: Смерть для меня — это когда из очень ограниченного состояния попадаешь в очень расширенное состояние. После смерти, видимо, дано полное знание во всем, причем знание в смысле любовь и все. А вот насколько человек широк, я не знаю, это вопрос мистический. Я могу судить только со своей колокольни, а она у меня очень маленькая. Мое понятие очень ограниченное. Мне кажется, что после смерти человеку дается полное знание. Оно вытеснит следующую какую-то форму. Может человек еще где-то воплотится. Я считаю, что существует много разных слоев всевозможных реальностей. Мы здесь даны, чтобы сделать какую-то работу. Причем, чем дольше я живу, тем больше понимаю, что жить — это значит жить как животное, как в раю, в полной гармонии со всем. Здесь я сейчас. Здесь именно то происходит, что не дает жить. Человек делает здесь как бы ритуал. Если он это делает, он куда-то идет, что-то с ним происходит. Потом он трансформируется в следующем состоянии, причем по направлению в ту сторону, где живут.
      ПНС: Как ты относишься к инопланетянам?
      Е.Л.: Видишь ли, я не знаю. Они, видимо, есть. О таких вещах лучше говорить с Ромычем из ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ.
      ПНС: С Неумоевым?
      E.Л.: Да. Есть такое общество «Отечество». Оно очень метафизическое. Они строят всевозможные мифы. И по поводу инопланетян тоже. Они скорее всего есть. Я верю всему, потому что не имеет смысла чему-то не верить. Неумоев говорит, что инопланетяне — это очень гармоничное общество. Они живут, как звери, только с сознанием. Живут, как при коммунизме. Таких понятий, как свобода выбора, свобода воли у них нет. У них есть иерархия, как в Китае, в даоизме. Все очень гармонично и из своей ступеньки никто выйти не может. Убийство, смерть для них не грех никакой. Это очень красивая теория. Инопланетяне считают, что на Земле творится всемирная анархия, потому что человек на Земле слишком свободен, как аномалия. Человек на Земле — это анархист, которые рушит порядки во Вселенной. Человек умирает, потом опять где-то рождается и выпадает из гармонии среды. Поэтому инопланетяне прилетают сюда, наблюдают и очень жестко вмешиваются. Так он считает.
      ПНС: Что ты думаешь о конце света?
      E.Л.: Мне кажется, что конец света — это то, что сейчас и происходит. Конец наступает тогда, когда уничтожается живая энергия творчества. Я не знаю, насколько была заложена человеческая Формация. Может, это был эксперимент. Я сомневаюсь, что человек изначально возник на Земле. Во все времена на Земле появлялись пророки, учителя и т. д., которые пытались вытащить человечество на какую-то нечеловеческую плоскость. В деревнях, при любом, самом страшном терроре, были юродивые, которые несли нечто живое, иррациональное. Сейчас таких людей становится все меньше. Я считаю, что происходит массовая эвакуация куда-то этих людей. А те, кто остаются, либо с собой кончают, либо еще что-то. У Бердяева есть хорошая статья на этот счет — "Предсмертные Мысли Фауста". Происходит крушение цивилизации.
      ПНС: Ты имеешь в виду нашу страну?
      Е.Л.: Нет, вообще в мировом масштабе. На Западе уже произошло, до нас уже докатывается. Идет отмирание культуры, т. е. религии, искусства, философии. При цивилизации культура невозможно. У людей теряется творческая энергия. Как бы ниточка с Космосом оборвалась. Это состояние и есть конец света. Я не знаю, сколько он продлится, может миллионы лет, но это конец. Человечество без творческих единиц существовать не может, все друг друга перебьют. Вот у нас общество «Память», например. В «Стене» у ПИНК ФЛОЙД говорится о творческих единицах, на которых можно было срывать свою ненависть и т. д. Писатель Бондарев сказал недавно интересную вещь: "Да, очень много есть евреев, которые скрываются под другими национальностями". То есть еврей становится уже не национальным врагом, он стал метафизическим, который может быть любой национальности. То есть мы с тобой вполне евреями можем стать. Вот и все. Сначала они будут воевать против нас, сколько бы нас ни осталось. А нас можно будет уже по пальцам пересчитать. Потом у них произойдет какой-нибудь раскол, и они будут друг друга уничтожать, жрать. Это все, это вообще-то конец.
      ПНС: А кого ты можешь назвать из тех, кто обладает каким-то творческим потенциалом, в рок-музыке?
      Е.Л.: Это Манагер из Омска. Но ему тоже плохо. Янка мне очень нравится, но тут видимо тоже конец наступает. Она из депрессии не выходит. Ну еще НЕ ЖДАЛИ, ВВ. Раньше нравился ДК, сейчас он не существует. Жариков — это другой человек. Я не знаю, насколько он живой, но с точки зрения искусства — это тот вышак, который когда-либо был у нас. А с точки зрения формы — это человек, который занимался мифотворчеством. Сейчас, говорят, он в обществе «Память». По-моему, Жариков выше любого общества. Он берет любой советский миф и доводит его до абсурда. Вот в Ленинграде я никого не могу назвать. Вот еще омская ИНСТРУКЦИЯ ПО ВЫЖИВАНИЮ нравилась, а сейчас… Мне КАЛИНОВ МОСТ очень нравится. Они уже не существуют. Ревякин в психушке сидит, по-моему, и видимо навсегда. Я видел их концерты в апреле этого года в Харькове, и у меня было такое предчувствие, что либо он умрет скоро, либо что-то с ним случится. Это уже страшные песни, так просто нельзя сочинять.
      ПНС: Почему они переехали из Новосибирска в Москву, к Стасу Намину?
      Е.Л.: У меня отношение к Ревякину несколько странное. Это человек, которые сочиняет гениальные песни, нечеловеческие, в высшем смысле этого слова, в жизни совсем другой. Я не знаю, какой он внутри, но у меня ощущение, что он на людях обломался очень сильно. И пришел к выводу, что все — говно. И поэтому все, что он делает — это циничный подход ко всем этим делам. Но я не могу его осуждать. Это дело каждого. Главное, что человек делает. Насколько я знаю, у Стаса Намина ему не очень хорошо. Они подписали контракт, по которому должны были давать огромное количество концертов практически бесплатно. А Ревякин всю жизнь мечтал сделать очень хорошую запись.
      Для их музыки так оно и должно быть. В Новосибирске — полная халява. А Стас Намин пообещал предоставить им студию. Но так и не предоставил. И еще есть Коля Рок-н-Ролл — полный крутняк. Это просто страшно.
       1990 г., журнал "Периферийная нервная система" № 2, г. Барнаул
 

ГО: КТО ОНИ?

БЛУЖДАЮЩИЙ ОБЪЕКТ — ГрОб

ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА
ПОСЛЕДНИЙ КОНЦЕРТ В ТАЛЛИНЕ

ЯНКА И ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА
КОНЦЕРТ В МЭИ

200 ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА
Интервью с Егором Летовым