Саночки катят
      Вздыхают тяжеленько
      Идут покупать собрание сочинений Канта
      ...
      Старенький дедушка
      В дверочку звонит
      Смотрит на бабушку
      И улыбается
      Дверь открывается
      - Зравствуйте
      - Здравствуйте,
      Вы продаете собрание сочинений Канта?
      . . .
      - Что вы...
      - Ну как же?..
      - Нет-нет, ошибаетесь.
      - Разве, позвольте!..
      - Накладочка вышедши!..
      Мы не давали такой объявление
      У нас нет собрания сочинений Канта.
      1989
      * * *
      Ищи свищи
      И если тебе повезет
      То свистни в самый большой свищ
      И тогда не удовлетворишься
      Никогда
      Соло, соло, совововово, хо, хо, хо ло ло
      1989
      СОЗВЕЗДИЕ ЯЙЦА
      Созвездие яйца на северном небе
      Над гулкой поляной кишащих советников
      Рычащих понятно частотами ливней
      Прошедших вчера над джунглями рек
      Сливающихся не сливающихся не сливающих
      Падаль окостеневших гиен, околевших гиен
      Отравившихся мясом слона
      Доисторического слона индрикотерия
      Умерщвленного множеством звезд
      Множеством звезд, собравшихся в стаю
      В хищную стаю голодных кобелей
      Голодных кобелей, ищущих суку
      Одну только суку на всех кобелей
      Взбесившихся в сладостных снах праведников
      В кельях влачащих слюнявую веру
      Радостно прячущих библию за спину при иде голых
      грудастых девок, ползущих на культях отрубленных ног,
      вспоминающих резвые сильные пальцы, оставлявших
      канавки струящихся мышц в жирной грязи деревенских околиц,
      молчаливых околиц, взорвавшихся сел, бескрайних
      околиц и сгнивших погостов, заброшенных улочек в синее
      море. Поднялись бабы навстречу члену, а яйца
      созвездие в северном небе.
      1989
      ПРО МАЛЬЧИКА, НЕВИДИМЫЙ ТРАМВАЙ
      (по рельсам ходит и надвигается, как стебель)
      И ВЕТОЧКУ
      Я с детства мягкие рубашки уважаю
      Приятны телу и теплы, как апельсин...
      К.Уо.
      - Не уберег, не уберег, - кричал он, - Поберегись, поберегись, - кричал, Да кто-ж там, кто еще? - Кому там мало, так мало, что один я, как будто бы какой нарвал?
      А в окна веточки опавшие печальны.
      Так просто по ветру печальны - вот и всё.
      Летят в окошки, голосами восьмиклассниц кричат, что умирают, мол...Да где там...
      А завтра в школе мальчик, - однокашник, отдаст последний комсомольским им салют, - вчера еще он пионером был, а сёдня уж веточки сажает, как большой. Ему неловко веточку сухую держать осемененною рукой. Глаза он прячет в пазуху малую, да выползают глазы из-под брюк. Глядят, как будто в женской раздевалке увидели припухлости каки. (Само собой понятно - есть секреты, которые нуждаются в скорейшем уничижении путем оласки оных ближайшей статуе иль ямке небольшой.)
      Слезинки оросят слепую землю. (Да, кстати (иль не кстати) , но сказать, что вроде как и не земля-то вовсе. (А все ж земля с сухих газетных корок, что по весне бывают).
      Ну так вот, слепую землю оросив, слезинки не воспитают жизненные силы и никогда тем веточкам-подросткам не зеленеть...
      1989
      РАССКАЗ
      I
      Приехал однажды Ершов со стройки и рассказал о шагающих экскаваторах Пришвину. Но чудеса сии, к огорчению оного, не тронули душу второго, и они перешли на разговор о стихах первого.
      - Ваши стихи мне нравятся, - сказал второй, - но мне хочется чтобы вы были свободны, как поэт.
      - Как же вы представляете себе свободу поэта? - спросил первый.
      Второй же так ответил на вопрос о свободе поэта:
      - Пусть лежит перед нашими взорами
      Целина, несвободный поэт.
      Вот поэт, скудный всякими влями
      Разбирает где целина а где нет.
      А свободный поэт, аки птица,
      Устремит свой восторженный взор
      На дрофу - улетающу жрицу
      Коя новый питает простор.
      Поелику гнездованны чреслы земны
      Абсолютно свободный пиит пишет
      Именно о сих выдающихся в небе птицах. А читатель уж дело его разумеет в порядке предмета и глядит в упор, понимая мастерство пиита и его великого труда!
      - Я тоже так понимаю свободу пиита, - ответил Ершов, - ведь тут как? Главное ведь - поведение. Без особого поведения и пиит не пиит. В смысле отношения к таланту. Без этого, дорогой друг, не может быть свободного поэта, тут уж как ни крути, ни закручивай, тут уж как ни верти, ни заверчивай, тут уж как ни бросай, ни подбрасывай, дорогой ты мой стул-человек. Вот к примеру, приехал тут недавно один мой знакомый поэт Конякин со стройки и рассказал о чудесах навроде шагающих экскаваторов. Я хоть и не видал их никогда, а не тронули они мою душу, к сожалению, конешно, моему (хоть и не таю греха, а к вящему). Ну и чтобы, значит, не обидеть Конякина я к его стихам перешёл.
      - Нравятся мне, говорю, твои стихи, - Только хочется мне, чтобы не был ты связан внешними, как говорится, материалами. Свободней, свободней надо, в смысле как поэт.
      Спрашивает меня Конякин:
      - Слушай, старик, а сам-то ты как свободу поэта представляешь?
      Я же так ответил на его вопрос о свободе поэта:
      Да лежит пред очами твоима
      Целина - несравненная ширь
      В отношении бедности духа
      Тот поэт что взирает с высот
      На невспаханность чудного суха
      Это, прямо сказать, - идиот
      Обоими же ты взором целинку
      Угадай в ней целебную суть
      И летящие дрофы и облачко, плывущее в небе.
      Угадай в облачке обитель дрофы
      Угадай в дрофе обитателя, потерявшего обитель, обитателя ищущего, но не обрящего и читатель в порядке предмета и глядя в упор, понимая мастерство пиита и его великого труда.
      - Я тоже так понимаю свободу поэта, - ответил N. появившийся совершенно внезапно и без особого поведения в отношении таланта.
      Рассказ N о шагающих экскаваторах.
      Случилось мне в позапрошлом году побывать на стройке. Огромный размах строительства поразил меня, На многие сотни километров раскинулось оное. Не хватило бы мне и года, чтобы не только осмотреть, а даже описать и пятую часть предприятия. Но сильнее всего меня поразили шагающие экскаваторы. Железные, как барханы, сливались они в один могучий необходимый каскад. Необходимые, как слитки, одиноко могучили они в железе каскада. Одинокие, как каскады, слитно барханили они железную необходимость. Могучие, как тархуны, плыли они дрофами в небе. Из заоблачных высот показались вдруг мощные, как сархан-сарханы, баркун-тархуны. Барханы дрогнули. Начиналась
      охота на Белемнитов, большие косяки которых входили в залив.
      N замолчал.
      Ершов и Пришвин с ужасом смотрели на него...
      II
      Случилось однажды Пришвину 31 января 1953 года вспомнить, что нашелся такой поэт, что "бросил себя и даже наплевал на себя. И бросился в чан". На следующий день он очень крепко запутался в вопросе о правде.
      Через два дня неожиданно испугался трудностей связан-ных со смертью.
      Через год - 15 января 1954 года - восхитился "играют чудес-но те самые деньки хорошие", а на следующий день около половины второго ночи Михаил Михайлович помер от рака желудка в припадке сердечной недостаточности.
      А ВОТ И
      ЗАЯВЛЕНИЕ
      то есть объяснительная
      Я, т.е. Константин Валентинович Рябинов, пребывая в бла-годатно-животворном рассудке и неумолимо-бодрой памяти (все прочее здоровьишко в последнее время так себе, конешно, но тоже ничё, грех жаловаться, а то... совсем, знаете,... да и то... господа не обманешь, иже еси на небеси...etc. (уполномочиваю самоё моё (самое себя) сделать это нижеследующее заявление: не помню какого числа и года (кажется два года тому назад - точно - в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году) а число, если вы уж так настаиваете, а риродой уж это таково - настаивать прямо у нас - у вас, у людей, у людей, -настаивать, настаивать! Ну настояли - я говорю, что не помню точно - числа двадцать какого-то, потому как дело шло к Новому Году праздничку эдакому , знаете.
      Но не в этом, однако, сущность сия. Работая в то время на заводе Электроточприбор в цехе, номера коего я не вспомню, и не настаивайте, (работая, позволю себе заметить, в качестве (случился со мной очередной общечеловеческий казус, прису-щий всей протяженности моего существования. Присущность же одного существовала как раз в двух аквариумах, впрочем, может, это мне только сейчас кажется, однако дело было имен-но в них, хотя возможно, что и в одной из надписей на обледе-невшем окне троллейбуса, получившейся посредством разницы температур, и который (это уже троллейбуса касает-ся) доставил меня на предприятие от Летова Игоря Федовича. Здесь я должен, и даже вынужден сделать еще одно заявление:
      [Заявление. От сего числа, сего месяца и года тоже сего. Прошу не настаивать на том, чтобы выяснить у меня содержание надписи (какой то конкретной, конкретной надписи) на оле-деневшем стекле троллейбуса (обстоятельства) описаны вы-ше) ибо я, возможно, и уверен в том, что она была, как и множество прочих, таким же образом полученных, на множе-стве оледеневших зимних окон в городских троллейбусах, од-нако, будучи равно и почти уверенным в том, что её сейчас там уже нет, т. к. времени прошло много, а мало ли что... всякое быват, осмелюсь заявить, что может и не читал её вообще, но, что сейчас уже совершенно точно, - содержание или смысл сей воспроизвести не считаю возможным, ибо не помню, не помню! Подпись. ]
      Осмелюсь ещё раз, и да не будет это сочтено дерзостью, повториться: возможно в надписи, возможно в одном из аква-риумов (а есть и более возможные ипостаси, перечисление коих не имеет никакого смысла в ном деле. Ибо это целое дело, имеющее вселенский, богоисходный смысл. Аллилуйся, Аминь. Аминь.) Присущность, сводящаяся к аквариумам же такова: На территории завода, отведенной цеху, где в вечер-нюю смену я должен был в тот день трудиться, находилось некое слесарное отделение, в коем и расположены были выше-означенные резервуары. Считаю долгом заметить, что рабо-тал я не только в вечернюю смену, но и в дневную, а также иногда наряду и в ночную. Замечаю также по поводу надписи на окне троллейбуса - сия была сделана не мной, а то вдруг кто подумает, что мной, так вот нет, не мной. Тут я подряд даже замечаю, т. е. делаю замечания по поводу вышеописанного: 1) Если вы так настаиваете на том, чтобы я назвал номер цеха, так вот номер - 14. Пожалуйста! Я вспомнил. Отродье и ис-чадье вы! Там я написал, что, мол, "у вас, у нас, мол, у людей", так вот нет - у вас, у вас, т.е. у людей. У ВАС, У ВАС!
      Далее - дело было совсем и не в аквариумах никаких, а про надпись я вообще придумал только что. Не было никакой надписи. Я точно и не знаю и не помню, ехал ли я в троллей-бусе, может, вообще в автобусе ехал. И в автобусе надписей на окнах и не было не было! Да даже если бы и были дело совсем не в них, это все придумано было сейчас же. Еще раз заявле-ние: [Заявление: Прошу не настаивать на выяснении у меня номера автобуса, троллейбуса и пр. транспортных средств, на коих я ехал в тот день (см. выше). Подпись. ] Я продолжаю: В вышеописанной, вышеозначенной и час от часу становящейся все более пресловутой, как и все сущее вообще, так называе-мой слесарной имели место (простите за избитость, а впрочем и не прощайте - сие не достойно прощения - а то уж совсем... Пусть буду я знать, говнюк, совсем уже!..) быть аквариумы, тиски, столы, за которыми сидела люди. Вошед, я увидел там знакомого. Оный был (и есть [может, однако, и ни к чему ]) некто Паша Южаков (впоследствии лицо в этом деле хоть и не последнее но, честное слово, совершенно недостойное упоми-нания в дальнейшем моем богизбранном повествовании, име-ющее, однако (лицо), для чересчур лоюбопытного читателя телефонный номер 64-86-06). Все они и, как говорится, в том числе по поводу праздничка тайным образом - по причине преследования сих фактов - потребляли спирт, доставаемый способами в том же предприятии, и имеющий другое предназ-начение, не умолящее однако его скоропостижных и весьма благополучных качеств. Впоследствии время прошло и сии ушед, за исключением Паши, который вкупе с вашим непокорным, я бы заметил, и вовсе никаким не слугой, а все вы свиньи и мясы! составлял ту немногочисленную вечернюю смену, коей предстояло приступить к тупой, пыльной, воню-чей, собачей работе, заключающейся в случае просверлива-ния дирок для приборов (вот тоска-то) в платах (ну это уж смерть просто! тут и тоска то просто "аллиллуйся!" в нонешном сравнении!) Я не замедлил сделаться пьян, ибо действие возымелось в несколько ином масштабе выгодно, впрочем, отличающемся в гораздо рьяную сторону, чем первоначально мной предполагалось. В этом месте моего повествования я хотел зачем-то снова упомянуть несчастные аквариумы (не упоминал я до сих пор, не упоминал и не выявлял даже намё-ком, в чем каюсь явно, сущих в сих резервуарах рыб, бытовав-ших в нешибок больших количествах и, насколько я понимаю оных, расценивая сих, возможно и неправо, по яркости окраски и кажущейся экзотичности, довольно не смелых качествах), но вспомнил, что обо всем этом и иже и выше уже неоднократ-но упоминал и большинством в явной тщете, да забыл про одну штуку, подразумевая которую я и начал сие, как мне уже начинает казаться, если можно эпитет не удобомысленный заменить на эпитет ассоциативно передающий цветность, то уж желтеющее нехорошо, так знаете, как бывает со древлими бумагами сиими, повествование. Не в том смысле, что древлее нечто в смысле сем, однако передающее физически, так ска-зать, осязательно настроение сие, возможно, возникающее. Самое-то главное и, безо всяческих ненужных, пожалуй, пре-дисловий, заключается в том, что, может кому-то сие и пока-жется непонятным, но, ей-богу объяснять смысл сего абсолютно ни к чему по причине нудности и житейскости сего, предмет, про который единственно, что стоит намекнуть это бумажность и даже некоторая картонажность, был действи-тельно утоплен мной, идучи домой в четвертом или пятом часу по полуночи, (однако тоже не настаиваю на этом) в прибреж-ных речных водах, не застывающих по причине близкого рас-положения т.н. говнотечки. Не могу не позволить себе вспомнить и заметить по поводу так называемых говнотечек, столь обильно расположенных на протяжении всех набереж-ной достославного нашего города. Точно вот в такой, пресло-вуто по поводу некоего факта изложенного выше упомянутой, говнотечке давненько уже имел место прескорбнейший факт, изложением которого почтеннейший читатель да не тяготится в моментальный период по вине автора сего. Точно вот в такой говнотечке давненько уже потонул мой сосед (с позволения сказать суседство вещь суть в наше всеобщее время, - тут бы подошло слово "прободение", ну да ладно и так.) Юра - мальчик от рождения ненормальный, суть недоразвитый органиче-ски, т.е. в том, что имел несоразмерно с прочим туловом голову большую, черты лица анатомически с точки зрения недостой-ные и обилие соплей цветом преимущественно зеленого из ноздрей, выражение лица обычно досадно-обиженное, совер-шенно, впрочем, справедливо, ибо сие езмь физиогномически всеобъемлющее состояние всяческих несомненных лиц, что, однако, (это к тому, что, мол, сопли и пр.) не сказывалось на определенного рода симпатии к оному субъекту, которого один раз даже дети со зла накормили зажаренными ими в спичеч-ном коробке кузнечиками. Будучи малым возрастно, а посему и умственно, я тоже был занят в тот час поимкой вышеозна-ченных насекомых, однако в богомерзком акте кормления кузнечиками ("зажаревшия") Юры Бернгардт (а именно оной фамилии сих имел) не участвовал, а как бы мельком это наблюдал в непосредственной, однако, близости и отвращения богопротивно не испытывал, а напротив (по причине младости лет), вдруг почувствовал (да даже и сей момент чувствую), что эта пища не так уж и гадка, как казалось глупым детям, и сейчас даже думаю и убеждаюсь всё более, что и сами они потом тайком озажаривали и жрали этих кузнечиков .
      После этого случая прошло немного времени, когда Юра по-тонул в говнотечке, потому что любил купаться там, где тепло. Рассказывали, будто Юру в воду позвал какой-то дяденька. Юра туда пошёл и потонул. Это место, где он потонул, назы-вают говнотечками, т. к. там осуществляется слив нечистых вод в реку по бетонным широким желобам. Кажется, что чу-жие человеческие говны катятся в реку по широким бетонным желобам, подгоняемые текущими водами, журчащими в своем соответствии. Но сколько я ни вглядывался в суть мелких водопадков говнотечек, я никогда не замечал, чтобы чужие человечески говны весело катились в воду реки, подгоняемые водопадиками городских говнотечек. Но что за напасть! Сто-ило мне пойти с того места прочь как я мысленно, отчётливо почти видел, как тугие человеческие говны резво катятся, влекомые мельчайшими негрустными водопадиками по бе-тонным руслам говнотечек, столь шумно расположенных на протяжении всей городской т. н. бетонки, так прочно оберегав-шей берега от затопления.
      КОНЕЦ