Марианна Лесли
Любовь на Утином острове
1
Стояла золотая осень. Краски были настолько яркими, что, казалось, деревья охвачены гигантским пожаром. На пылающем озере сновали утки, собираясь улетать в теплые края. А необъятное небо было пронзительно-синим.
По живописной тропинке, петляющей среди вековых кедров и пламенеющих огнем кленов и осин, полого спускающейся прямо к озеру, шел незнакомец с рюкзаком за плечами, одетый в потертые джинсы, клетчатую байковую рубаху и ветровку защитного цвета.
Дженни вытянула лодку подальше на берег, села на мостки, которые она гордо именовала причалом, и стала наблюдать за приближающимся мужчиной.
Она отметила, что незнакомец высокий и худой, но довольно крепкий. Несмотря на заметную хромоту, вид у него был вполне внушительный и, насколько она могла судить на расстоянии, надменный и самодостаточный. Впрочем, первое впечатление часто бывает обманчивым, напомнила она себе.
Дженни мысленно отругала себя за то, что гадает о характере незнакомца, когда ей следовало бы насторожиться и задуматься, что он здесь делает. В это время года мало кому из посторонних придет в голову приехать сюда, в эту глушь. Она могла бы поспорить на что угодно, что этот заявившийся невесть откуда и зачем незнакомец не из ее потенциальных клиентов, по крайней мере он не походил ни на одного из них. Правда, пансион «Кедры» привлекал на неделю-другую некоторых городских жителей, уставших от бесконечной суеты, мечтающих порыбачить и ищущих уединения. Но этот угрюмый русоволосый горожанин, судя по всему, отродясь не держал в руках удочки и весь его облик как-то не вязался с окружающей действительностью.
Когда он подошел ближе и его резкие, мужественные черты лица стали яснее видны в осенних сумерках, Дженни почувствовала, что мужчина в любом месте был бы белой вороной.
Внутренний голос шепнул ей, что этот человек, который нигде не находит себе покоя, возможно, слишком много пережил и повидал на своем веку. А его угрюмость была, скорее всего, итогом одиночества, и оно казалось столь глубоким, что, пожалуй, могло соперничать с ее собственным.
Дженни мысленно встряхнулась. С какой это стати она пытается проводить параллель между собой и этим незнакомцем? С чего вдруг решила заняться психоанализом? Осторожнее, Дженифер Моррис, предостерегла она себя, пока еще не вполне понимая, что именно в нем возбуждает ее интерес. Вместо того чтобы стоять тут и глазеть на странного незнакомца, лучше бы сбегала в сарай и взяла ружье, которое она держала заряженным на случай, если придется отпугивать иногда забредавшего на территорию пансиона медведя.
Да, что-то она непростительно расслабилась, чего с ней раньше не случалось. Наверное, все дело в том, что сегодня она слишком устала. Мне не нужно никаких сложностей. У меня их и без того с лихвой, подумала она, привязывая лодку к металлической опоре мостков. Руки почему-то плохо слушались ее. Морской узел, которому когда-то давно научил ее отец, никак не хотел завязываться. Она негромко, но отчетливо выругалась.
Снупи, спавший до этого в траве в нескольких шагах от нее, проснулся. Рыжий ньюфаундленд резко подскочил, длинная шерсть у него на загривке встала дыбом при виде незнакомца. Дженни готова была расцеловать пса за то, что он привел ее в чувство. У Снупи по крайней мере здоровые рефлексы, поэтому он оскалил зубы и предупреждающе зарычал.
Мужчина замер на месте. Он бросил взгляд на Снупи, который, спасибо ему, отлично сыграл роль надежного защитника.
– Могу я вам чем-нибудь помочь, мистер? – спросила Дженни, безуспешно пытаясь как следует затянуть скользкую веревку. Вытирая руки о шорты, она с легкой заинтересованностью взглянула на незнакомца, пытаясь отделаться от странного тревожащего чувства, которое он у нее вызывал.
Дженни встретилась с пронзительным взглядом, и это лишь усилило ее тревогу. Глаза у незнакомца были серо-стальные, каким бывает небо поздней осенью при приближении снегопада. Взгляд был жестким и тяжелым, в глазах угадывалась какая-то глубокая внутренняя неудовлетворенность, какая-то неукротимость, которая напоминала волны на озере во время бури. Дикие, дерзкие, изменчивые.
– Для начала было бы неплохо, если бы вы приказали своей собаке отойти.
Голос его уже не явился для нее неожиданностью. В полном соответствии с ее представлениями он оказался низким, хрипловатым и довольно резким.
Ей потребовалось сделать над собой усилие, но она встретила его каменный взгляд не моргнув глазом.
– Снупи не тронет вас, если вы будете хорошо себя вести.
– То есть если не буду делать резких движений и не стану приставать к вам? – уточнил он.
– Вот именно, – подтвердила Дженни, хотя на самом деле не чувствовала никакой уверенности. Надо было знать Снупи. Эта собака была самым дружелюбным существом на свете, и ее сторожевых рефлексов хватало не более чем на пару минут. Вот-вот его грозное рычание сменится дружеским поскуливанием. Шерсть на спине уже не стояла дыбом, и Дженни подозревала, что ему уже стоило больших усилий не завилять хвостом.
Она подошла к Снупи, делая вид, что собирается придержать его.
– У вас ко мне какое-то дело?
Он прищурился. Озеро ярко блестело в лучах заходящего солнца.
– Именно, малышка. И я непременно расскажу тебе, зачем я здесь, как только смогу убедиться, что псина не голодна и я не стану ее ужином.
Малышка?! Дженни сжала зубы, ее глаза орехового цвета потемнели от гнева. Она уже забыла, что чувствовала усталость, забыла о том, что несколько минут назад ее тронула ранимость в глазах незнакомца. Она даже забыла, что должна быть настороже. Темные глаза сверкнули. Может, его предупредить, что ему скорее нужно опасаться ее, чем ньюфаундленда?
Дженифер Моррис никогда не заблуждалась на свой счет. Она прекрасно отдавала себе отчет, что ее внешность самая что ни на есть заурядная. Правда, от матери, в чьих жилах текла индейская кровь, ей досталась смуглая кожа приятного оттенка и черные вьющиеся волосы, которые она коротко стригла, потому что ей было недосуг за ними ухаживать. Но черты ее лица были не более чем приятными – большой лоб, широко посаженные глаза, нос с небольшой горбинкой, обыкновенные губы, чересчур, на ее взгляд, широкие скулы. Росту она была небольшого, тело ее благодаря тяжелой физической работе было крепким и поджарым, слишком худощавым и угловатым, чтобы быть женственным. В общем и целом она походила на мальчишку не только внешностью, но и повадками. Но, черт побери, она терпеть не могла, когда ее называли малышкой!
Наверное, она почувствовала бы себя менее оскорбленной, если бы ее приняли за мужчину. Дженни работала, как мужчина, иногда даже ругалась, как мужчина, и выглядела, как мальчишка, мысленно закончила она, окидывая взглядом со стороны свои рабочие шорты, свободную рубаху навыпуск с закатанными рукавами, бейсболку, низко натянутую на лоб, из-под которой торчали непослушные кудри.
А чего, собственно, она ожидала? Его поведение в данном случае было характерно для мужчин, которые либо играли перед ней роль старшего брата, либо относились к ней как к одному из своих приятелей.
Но этого мужчину нельзя было назвать типичным представителем противоположного пола. Как ни крути, а приходилось это признать. И ее реакция на него тоже отнюдь не была типичной. Он ей нравился. Едва лишь она взглянула в его суровое, неприветливое лицо, как сразу же угадала за этим выражением уязвимость и потребность в человеческом общении. Но то, что он даже не попытался разглядеть в ней женщину, задело ее гордость, как бы она ни пыталась убедить себя, что это ей совсем не нужно.
Спокойно, Дженни, тебе не привыкать, сказала она себе. Она поднялась во весь свой небольшой рост и подставила лицо теплому вечернему ветерку, заигрывающему с озером, в надежде, что он прояснит ей голову. Тем временем Снупи перестал притворяться сторожевой собакой, бросил на нее вороватый взгляд, после чего поджал хвост и поковылял к незнакомцу, который слегка усмехнулся и похлопал его по холке.
Предатель, вынесла молчаливый приговор Дженни. Она окинула негодующим взглядом мужчину и собаку, и тут до нее неожиданно дошло, зачем пришел незнакомец. Вероятно, он прочел ее объявление.
– Если вы насчет работы, – раздраженно проговорила она, – то даже не знаю. Вряд ли вы подойдете. – Она бросила выразительный взгляд на его хромую ногу, потом жестом обвела десять разобранных бревенчатых домиков и главное строение. – Как видите, тут уйма работы.
Снупи, этот несчастный предатель, совсем позабыл о том, что должен охранять хозяйку, и уже валялся в ногах у незнакомца, задрав кверху лапы в ожидании, когда ему почешут брюхо.
– Нет, я не по поводу работы, – отозвался незнакомец и поморщился от боли, наклоняясь, чтобы погладить несносного пса. – Я ищу Дженифер Моррис. В Седар-плейс мне сказали, что я могу найти ее здесь.
К Дженни сразу же вернулась настороженность, сердце забилось быстрее, она внутренне вся подобралась. С самой весны, когда она вернулась из Детройта, к ней не раз заявлялись незнакомые люди, требующие оплатить счета, которые ее отец выписывал щедрой рукой, но оплатить не мог, потому что бесконечное пьянство истощило все его финансы. Ей было пятнадцать лет, когда он просто исчез. А теперь, когда она вновь приехала сюда и в округе прошел слух, что Дженифер Моррис собирается возродить пансион, незадачливые кредиторы потянулись к ней в надежде, что она расплатится с ними.
Теперь все ясно: этот человек просто очередной коллекционер счетов, а она-то думала… Впрочем, неинтересно, что именно она думала, это уже не имело значения. Идиотка несчастная – так разволноваться из-за его приятной, мужественной внешности и холодно-загадочных серых глаз, в которых она усмотрела печаль и одиночество. Дженни тихонько вздохнула, смиряясь с реальностью.
– Итак, какие еще плохие новости вы мне принесли? – спросила она.
Незнакомец поднял голову. Его серые глаза смотрели вопросительно.
– Ну, вы ведь пришли, чтобы получить деньги, которые давали взаймы моему отцу, не так ли? Или вы думаете, что вы первый приходите ко мне с этим? Увы, не первый и, как я подозреваю, не последний. Это уже стало для меня частью здешней жизни.
Он медленно выпрямился, в его взгляде отразилось явное сомнение и, как ей показалось, сожаление.
– Значит, это вы Дженни Моррис?
– По крайней мере, до сих пор была ею, – с вызовом ответила она. – Простите, если разочаровала вас.
Он покачал головой.
– Не в этом дело. Просто вы совсем не такая, как я вас себе представлял. Вы не похожи на своего отца.
Дженни стащила с головы бейсболку. И непокорные черные кудри вырвались из плена и рассыпались упругими шелковистыми спиралями.
Казалось, он разглядывал ее целую вечность. У Дженни неожиданно загорелись щеки от его слишком пристального изучающего взгляда, которым он медленно обвел ее голые лодыжки, линию бедер, затем грудь, которая, ничем не сдерживаемая, отчетливо выступала под тонкой хлопковой рубашкой. Прекрасно сознавая все недостатки своей внешности, Дженни решительно расправила плечи. Кто он такой, этот нахал, который разглядывает ее так, словно пришел свататься?
– А какой же вы меня представляли?
Алан Маклей пристально разглядывал девушку, которая в свою очередь сверлила его таким разгневанным взглядом, что, казалось, еще немного – и она пробуравит его насквозь.
Так, значит, эта маленькая черноволосая, кареглазая смуглянка с крепким мальчишеским телом и острым язычком и есть дочь Джейка Морриса.
Она снова взглянул в ее ореховые глаза и прочел в них вызов. Тебе нужно быть такой же крепкой духом, как и телом, девочка, мысленно пожелал ей Алан, потому что то, что я собираюсь тебе рассказать, не из приятных. Впрочем, зря беспокоюсь. Не будь у этой девчонки силы воли и характера, она ни за что не решилась бы приехать сюда, чтобы восстанавливать эти руины практически в одиночку.
Он слегка пожал плечами, чувствуя себя несколько не в своей тарелке. На темных аллеях и городских улицах он чувствовал себя как рыба в воде. Та среда была ему хорошо знакома: нескончаемые потоки транспорта, неоновые светящиеся вывески, шум, гам, автомобильные клаксоны и кругом люди, люди… Здесь же было лишь необъятное синее небо, серебристое озеро, воздух, напоенный хвойным ароматом, кареглазая девочка, похожая на подростка, и тишина. Тишины он боялся.
Но сейчас не время было углубляться в свои впечатления, у него масса других забот. И в первую очередь его чертова нога, которая горела огнем. Ему повезло, что удалось подъехать на попутной машине до поворота на пансион, а уже оттуда пришлось ковылять пешком. Врачи настоятельно советовали первое время щадить ногу, но он не послушался, и теперь она ему мстила адской болью.
Он снял куртку.
– Я и сам точно не знаю, – ответил Алан на ее вопрос, затем спросил: – Вы не против, если я на минутку присяду?
В ее глазах на миг промелькнуло сочувствие, словно она догадывалась, какую боль он испытывает, но потом они снова стали непроницаемыми. Она небрежно пожала плечом, давая ему понять, что он может располагаться как ему удобно.
Он сделал несколько шагов по направлению к стоящей неподалеку скамейке, каждый из которых отдавался острой, жгучей болью в ноге. К горлу подступила тошнота. Стиснув зубы, он сел.
Когда боль немного утихла, Алан поднял голову, чтобы посмотреть на Дженифер. Она качала ручку старой водокачки, и вид ее поднимающихся и опускающихся в такт движениям маленьких ягодиц вызвал неожиданную вспышку желания.
Э, дружище, да ты, видимо, слишком долго был без женщины, если даже такая пигалица тебя заводит.
Он решительно отмахнулся от невесть откуда нахлынувших ощущений и постарался просто расслабиться. Но едва он стряхнул с себя это наваждение, как снова чуть не растерял вновь обретенное самообладание, когда увидел озабоченность в глазах Дженни, протягивающей ему ковш с водой.
Вода приятно и, главное, своевременно охладила его. А небольшой отдых пошел ему на пользу: в ноге перестало так сильно дергать. Алан вытер рот тыльной стороной ладони, кивнул головой в знак благодарности и посмотрел на Снупи, свернувшегося у его ног.
– Напугать он умеет, – сказал он, потрепав добродушного пса по загривку, – но сторож из него никудышный. – Когда он вновь встретился с Дженни глазами, они, к счастью, снова были непроницаемыми.
Бросив обвиняющий взгляд на пса, Дженни скрестила руки на груди и оперлась на водокачку.
– К тому же ему недостает преданности. Но я уверена, что вы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать достоинства и недостатки моей собаки. Вы искали меня, значит, у вас должно быть какое-то дело. Буду очень признательна, если вы поскорее изложите его мне, чтобы я могла вернуться к работе. Как вы понимаете, у меня ее очень много.
Да, несомненно, его привело сюда дело, и это дело не доставляло ему никакого удовольствия. Он бы предпочел находиться сейчас где угодно, только не здесь, перед этой кареглазой девочкой-подростком.
Стараясь не смотреть ей в глаза, Алан тянул время, разглядывая деревянное строение. По рассказам Джейка, в свое время здесь был вполне приличный, процветающий пансион. Сейчас же его взгляду предстало лишь обветшалое главное здание и руины гостевых хижин.
Однако озеро, следовало признать, завораживало, как и окружающий его хвойно-лиственный лес, выросший прямо посреди скал и спускающийся к кромке воды.
Озеро Гурон. Как часто ему приходилось слышать от Джейка о его любимом озере с холодной водой, в котором отражается синее-синее небо. И его дочери Дженни, которая была светом его жизни, его маленькой принцессой. Он вынужден был оставить девочку у своей сестры в Детройте, потому что больше не мог ничего ей дать.
Алан поднял на нее глаза и вдруг почувствовал себя таким старым рядом с этой полуженщиной-полуребенком, в которой не было ровным счетом ничего от маленькой принцессы.
Она вся состояла из кудрявых черных волос и больших ореховых глаз, которые смотрели на него раздраженно и нетерпеливо.
Дженифер нельзя было назвать красавицей по классическим канонам красоты, в ее лице, казалось бы, не было ничего особенного. Но никому и в голову бы не пришло счесть ее дурнушкой. В ней было столько яркости, жизни и энергии, что она напоминала живительный источник, к которому тянуло приникнуть и пить – пить из него не отрываясь. Не тонкие, но и не слишком полные губы, небольшой носик с маленькой горбинкой, чудные ореховые глаза, обрамленные густыми черными ресницами, может чуть широковатые скулы – все это вместе делало ее лицо если не экзотическим, то по меньшей мере ярким. Лицо, на котором отражались и невинность, и дерзость, и вспыльчивость, и неуемная гордость. Алан был достаточно опытным человеком, чтобы понять, что под маской гордости, дерзости и вспыльчивости скрывается пылкая, темпераментная женщина, которая была бы подарком для любого мужчины. Но только не для него. Желания завоевать эту дерзкую малышку у него не было.
Он посмотрел на нее и напомнил себе, что она дочь Джейка Морриса, а он, Джейк, тертый калач. Не исключено, что яблоко от яблони недалеко упало. Но вот энергии в ней хоть отбавляй. А она ей точно понадобится, чтобы возродить к жизни эти руины. И не было никаких сомнений, что она в состоянии постоять за себя, чему Алан почему-то был несказанно рад, ведь вокруг не было никого, кто мог бы сделать это.
– Итак, какое у вас ко мне дело, мистер…
– Маклей, – сказал он, понимая, что тянуть больше нельзя. – Алан Маклей. Я друг вашего отца.
Она даже не вздрогнула. Даже дыхание не сбилось. Но что-то при упоминании об отце вспыхнуло в ее ореховых глазах – удивление, боль, может злость.
Дженни оттолкнулась от водокачки и пошла к установленной возле берега лебедке, к которой была прикреплена лодка. Она отвязала веревку и стала тянуть ее, пытаясь вытащить лодку из воды.
Алан закатил глаза к небу. Ну и упрямица! Однако встал и прихрамывая направился к ней, чтобы помочь. Он решительно забрал веревку из ее рук. Руки у Дженни, как и вся она, были маленькими, но сильными. Когда они случайно соприкоснулись, она отдернула руку, будто обожглась. Он и сам ощутил нечто вроде слабого электрического разряда, но не стал задумываться над этой странностью.
Повисло напряженное молчание. Дженни позволила Алану натягивать веревку через блок, а сама тем временем закрепила лодку футах в двух над водой. Пока они работали сообща, он не мог не оценить ее сноровку и экономичность движений, быстроту и уверенность. А еще ему нравились очертания ее бедер под шортами.
Алан окинул взглядом лодку и покачал головой.
– Ну и посудина, – проговорил он, чтобы прервать затянувшееся молчание и разрушить некие магические чары, которые окутывали его рядом с этой девушкой. Неужели во всем виновато первозданное очарование окружающей природы?
Она показала неровную выбоину на днище лодки.
– В этом озере полно скал. То и дело на них налетаешь. Тут уж ничего не поделаешь. – Дженни повернулась и подошла к небольшому деревянному строению, которое было, насколько Алан понял, лодочным сараем и местом для хранения инструментов. Впрочем, напомнил он себе, все это ему совсем неинтересно. Важнее был тот факт, что Дженни, похоже, желает говорить о том, что привело его сюда, не больше, чем он.
Черт, может, плюнуть да и уйти той же дорогой, что притопал сюда?! Но проделать такой неблизкий путь и не довести дело до конца по меньшей мере глупо.
– Послушайте, Дженни, – начал он, жалея, что у него нет волшебной палочки или на худой конец крыльев, чтобы оказаться сейчас подальше отсюда. – Мне тоже нелегко об этом говорить, поверьте.
Дженни развернула садовый брандспойт и щелкнула выключателем старого электрического насоса, который начал шумно качать воду из озера.
– Может, тогда и не стоит?
Осторожно переставляя поврежденную ногу, он подошел и стал смотреть, как она моет пристань.
– К сожалению, это необходимо. Ваш отец очень болен. Он в больнице в Чикаго.
Молчание длилось так долго, что Алан заподозрил, что она его просто не расслышала. Но в конце концов она с явным усилием проговорила:
– Боюсь, вы только зря потеряли время, мистер Маклей. У меня нет отца. Мой отец давно умер.
Избегая смотреть ему в глаза, Дженни прошла мимо него к лодочному сараю, отключила насос и начала сматывать шланг.
– Но разве вы не дочь Джейка Морриса?
Было заметно, как напряглись ее худые плечи. Она тяжело вздохнула.
– Ну и что с того? Когда мне было двенадцать лет, моя мать умерла, и вскоре после этого отец тоже решил умереть: утопил себя в алкоголе.
Алан знал эту историю. Он слышал ее от Джейка, слышал много раз, когда тот хотел излить ему душу и посетовать на судьбу. Он горько раскаивался в содеянном, но прошлое не вернешь и не изменишь.
Избегая смотреть в глаза дочери Джейка, чтобы не увидеть таящуюся там боль, Алан устремил свой взгляд на озеро. Он не собирался слишком сильно во всем этом увязать. Он хотел просто выполнить поручение Джейка, а потом спокойно уйти.
Но он уже понял, что не сумеет вот так легко и просто оставить ее. По крайней мере, не сразу. И только не под взглядом этих удивительных глаз, которые безмолвно вопрошали его о смысле так глупо растраченной жизни Джейка.
– Он часто говорит о вас, Дженни.
Боль в ее глазах сменилась гневом.
– Неужели? В таком случае, может, он заодно поведал и о том, как спихнул меня на тетку, сказав ей, что скоро заберет меня? А я ей на фиг не нужна была. Не рассказывал ли он случайно и про то, как растратил все имевшиеся средства, довел до упадка этот пансион, позволив ему превратиться в кучу развалин? И единственное, что мне о нем постоянно напоминает, так это нескончаемая череда кредиторов. – Дженни неожиданно замолчала, очевидно сообразив, что сказала слишком много. Зажмурив глаза, чтобы сдержать предательские слезы, она стиснула зубы и чертыхнулась про себя. Потом взяла себя в руки и проговорила, стараясь не смотреть на него: – Не стоило ему присылать вас сюда.
Если бы она действительно вычеркнула отца из своей жизни, подумал Алан, вряд ли сейчас так сильно разволновалась бы. Поняв это, он решил не останавливаться.
– Джейк не посылал меня сюда. Я сам напросился. Думал, может, вы захотите поехать и встретиться с ним.
Однако упрямство, написанное на ее лице, ясно говорило, что даже если она и хочет увидеться с отцом, то ни за что не признается в этом. Надев на себя равнодушно-презрительную маску, она пожала плечами, всем своим видом давая понять, что это было его ошибкой.
Да, ну и болван же он, если думал, что из этой затеи что-нибудь выйдет. Впрочем, винить некого, кроме самого себя. Злясь на себя за глупую идею приехать сюда, в этот медвежий угол, разыскать ее, и все только для того, чтобы услышать ее решительное «нет», Алан сделал последнюю попытку:
– Для вас не имеет значения, что это ваш отец, что, возможно, он нуждается в вас?
Боль, которую причинила ей эта фраза, была почти осязаемой. Он не собирался так глубоко задеть ее чувства, просто хотел привлечь ее внимание, как-то расшевелить. Кажется, ему это удалось.
Наступило долгое и напряженное молчание. Когда она заговорила, голос ее срывался, потому что она всеми силами пыталась скрыть переполнявшие ее эмоции.
– А разве для него имело значение, что в нем нуждается пятнадцатилетняя дочь, еще совсем ребенок? Впрочем, не важно. Как я уже сказала, мистер Маклей, для меня мой отец умер.
Если бы он заметил хоть какую-то слабинку в ее обороне, он бы продолжил наступление. Ее упрямство и гордость злили его, но он принял ее решение, лишь пожав плечами.
– Очень жаль, что тебя, малышка, никто не научил прощать, – сказал он.
Дженни побледнела, потом прикрыла глаза. Она обхватила себя руками, отвернулась и устремила взгляд на позолоченную лучами заходящего солнца озерную гладь.
– До свидания, мистер Маклей. Всего хорошего.
Он некоторое время смотрел на ее напряженную спину, затем проговорил:
– Что ж, будь по-твоему.
Раз такое дело, он умывает руки, с некоторым облегчением подумал Алан. На прощание он погладил Снупи по голове, потом взял куртку и свой рюкзак и захромал по подъездной дорожке, проклиная ее упрямство и гордость, свою глупость и больную ногу. Пройдя уже почти половину подъездного пути, он вдруг услышал, как она окликнула его:
– Мистер Маклей.
Он остановился и оглянулся. По ее напряженному лицу нельзя было ничего прочесть, да и расстояние не позволяло.
– Вы приехали на своей машине? – спросила она со скрытой надеждой, хотя уже знала ответ и он ей не нравился.
– Нет, на попутке.
Дженни тихо, но вполне отчетливо выругалась, затем невесело улыбнулась.
– Значит, сегодня вы никуда не едете.
– Это почему? – нахмурился он.
Она тяжело вздохнула, давая понять, что ей это нравится не больше, чем ему, но иного выхода нет.
– Потому что, во-первых, уже довольно поздно и в это время суток здесь транспорт почти не ходит. А во-вторых, здесь после наступления темноты по дорогам лучше вообще не шататься.
Алан непонимающе уставился на нее, и она объяснила:
– Медведи. Здесь они хозяева леса. Не пройдет и получаса после захода солнца, как они начнут бродить по окрестностям. Вы же не хотите украсить их однообразное меню? – Она угрюмо сжала губы, повернулась, чтобы закрыть и запереть лодочный сарай. – Хижина номер один в приличном состоянии. – Дженни указала в сторону домика на самом берегу озера. – Можете в ней заночевать. Сейчас я приберусь там и приготовлю ужин. – Видя, что он продолжает стоять, не двигаясь с места, она уперла руки в бедра и заметила с изрядной долей язвительности: – Поверьте, мне это нравится ничуть не больше, чем вам. Но я не желаю стать невольной виновницей вашей смерти и до конца жизни мучиться угрызениями совести. Только не думайте, что это гостеприимство.
– Гостеприимство? – пробормотал он себе под нос, глядя ей вслед, когда она, не дожидаясь его, повернулась и направилась к домику. – Да мне такое и в голову не приходило, чернявая.
Однако, когда его взгляд заскользил по очертаниям ее хрупкой фигурки, ему в голову пришла другая, совсем уж глупая мысль. Ему нравилось, что появилась возможность здесь задержаться. Значит, на самом деле не так уж он и хотел уезжать. Значит, эта строптивая смугляночка заинтриговала его куда больше, чем он хотел в этом признаться.
2
Поздно вечером Алан сидел на пороге хижины, вытянув перед собой здоровую ногу и закинув руки за голову. Взгляд его был устремлен на озеро, простиравшее перед ним свои бескрайние темные воды. Вокруг стояла удивительная, почти оглушающая тишина, нарушаемая лишь усыпляющим плеском волн о металлические опоры причала и скалистые выступы.
Ночь была звездной, но безлунной, поэтому темной. Алан сидел, впитывая окружающие его цвета и звуки, и думал о Дженни Моррис. Дженифер. Девушке с лицом и телом подростка, выдержкой мужчины и упрямством осла.
Еда, которую она приготовила, была горячей и вкусной, общество ее вполне сносным, хотя, нельзя сказать, что они много общались, да и то в основном на расстоянии. Алан вынужден был признать, что Дженни прекрасная хозяйка и знает свое дело. Еще он пришел к выводу, что она на самом деле такая жесткая и несгибаемая, какой кажется.
Когда Дженифер устраивала его на ночь, она управлялась со всем быстро и сноровисто, не выражая никаких эмоций по поводу его присутствия – ни положительных, ни отрицательных. Она просто подчинялась обстоятельствам. Возможно, где-то глубоко внутри нее и бурлили какие-то эмоции, но она их не показывала, явно не желая признавать, что они существуют. Что ж, это его вполне устраивало. Приезд сюда оказался бесполезным. Завтра он уедет.
Вначале у него была мысль уйти еще до рассвета, но Дженни заставила его поверить в существование медведей, когда аккуратно собрала остатки ужина и унесла их в дом. Ну что ж, значит, как только начнет рассветать, он сразу же отправится в путь и очень скоро забудет и эту угрюмую девицу, и эти глухие места.
Но чем дольше он сидел в темноте, тем очевиднее ему становилось, что не так-то просто будет ее забыть.
Природа северного края имела особенность неуловимо притягивать своей красотой, спокойствием, нетронутостью, но в то же время пугала изолированностью, суровостью и непокоренностью.
То же самое можно было сказать и о девушке. В ее внешности, несмотря на резкие манеры, угадывалась неиспорченность и чистота, но суровый климат вкупе с неменее суровой и неприглядной действительностью преподал ей уроки выживания, сделав ее грубее, упорнее, жестче.
В ее ореховых глазах, когда она смотрела на него, читался явный вызов. Она так старательно подавляла в себе женское начало, что ему невольно захотелось, чтобы нашелся мужчина, который показал бы ей, как прекрасно быть просто женщиной и наслаждаться этим. Чтобы эти глаза вспыхивали не гневом, а огнем желания. Огнем страсти.
В постели эта девушка будет горячей и неукротимой, как тигрица, размышлял он. И столь же требовательная, как и щедро дарующая. Его тело непроизвольно отреагировало на картину, возникшую перед его мысленным взором: длинные стройные ноги, маленькие груди, вздрагивающие от прикосновения, сильное смуглое тело, извивающееся на белых простынях, и шелковистая копна черных кудрей. Видение было настолько ярким, что не могло не вызвать вспышки желания. Алан поспешил отогнать видение и подавить желание. Возможно, кто-то и покажет ей, но это будет уж точно не он.
Внезапно послышался скрип открываемой и закрываемой двери. Алан повернул голову и замер, прислушиваясь к ее шагам, судя по звуку которых Дженни направлялась к озеру. Потом он увидел ее в темноте и, к своей досаде, почувствовал, как только что утихомиренное желание вновь дало о себе знать.
Стройный темный силуэт струился среди деревьев и вновь разжигал огонь в крови. Черт, про себя выругался он, что за наваждение!
Остынь, Маклей, приказал он себе, она же еще почти ребенок, а ты стреляный воробей не первой молодости. Эта девушка не для тебя.
Дженни уселась на мостки и, скрестив ноги, стала смотреть на водную гладь. Снупи подбежал к ней. Алан сжал челюсти, понимая, что должен уйти, но чувствуя странную, необъяснимую потребность остаться. Рыжая шерсть Снупи поблескивала в свете звезд.
Она была уверена, что одна, и сейчас еще больше напоминала ребенка, чем при свете дня. Она сидела, трогательно обхватив ньюфаундленда за шею.
Что-то внутри у него сжалось, дрогнуло, когда она зарылась лицом в густую собачью шерсть. Уезжай, Маклей! – твердо приказал он себе. Ты ей ничем не поможешь. У тебя хватает своих проблем, так зачем тебе еще и чужие?
Однако сердце его тем не менее тяжело билось, гулко отдаваясь в груди, а горло сжалось, когда он услышал тихое сдавленное всхлипывание.
Значит, и у этого крепкого орешка есть свои слабые места, подумал он. Впрочем, нельзя сказать, чтобы его это удивляло. А вот неуместное желание подойти к ней вызывало раздражение.
Он тихо поднялся и бесшумно похромал в свою хижину, старательно делая вид, что ничего не слышит и не знает о ее уязвимости.
В темноте своей комнаты он лежал на кровати и снова и снова повторял себе, что завтра, едва забрезжит рассвет, его уже здесь не будет. Завтра Дженни Моррис и пансион «Кедры» станет для него не больше чем воспоминанием. Ее боль, ее слезы его не касаются. Эта девушка, какой бы она ни была, не имеет к нему никакого отношения.
И его не касается, что он ощущает ее боль и ее одиночество как свое собственное, что эти чувства сродни его переживаниям и что, возможно, впервые за многие годы он нашел родственную душу.
За все те годы, что Дженни провела в Детройте, пик тоски по дому, по озеру Гурон всегда приходился у нее на сентябрь. Осень была ее любимым временем года. Кроме ни с чем не сравнимого буйства красок что-то такое появлялось в воздухе – бодрящая прохлада, аромат опавшей листвы и морозные утренники, предвещающие скорую зиму, – все это сочетание можно было найти только здесь, в краю озер.
Этим утром, погрузившись по самый подбородок в воду озера, она все-таки пожалела, что сейчас не июль, уж очень холодной была вода. А еще она злилась на себя, что не может не думать об Алане Маклее.
Нет, конечно, она не ждала, что он станет прощаться с ней перед уходом. Что еще за глупые сантименты! – размышляла она, рассекая поверхность воды и направляясь в сторону от пристани на помощь утке, беспомощно барахтающейся ярдах в сорока от нее.
Маклей поступил весьма благоразумно, ускользнув ранним утром. Она была рада, что не пришлось испытывать неловкость прощаясь, она была рада, что он уехал, и все-таки… Все-таки что? Все-таки ей хотелось увидеть его еще раз, верно?
Нет, конечно нет, что еще за глупости? У нее не было никакого желания видеться с ним еще раз, твердо сказала она себе, чувствуя, как тело ее замерзает, несмотря на энергичные движения.
Этот человек одинок, он не в ладах с самим собой – об этом говорил весь его облик. Он не мог бы принести ей ничего, кроме страданий, а ей это совершенно ни к чему. Дженни не желала больше думать о нем, не желала возвращаться к тем воспоминаниям об отце, которые он в ней пробудил. Ничего этого ей не нужно. В данный момент ей надо сосредоточиться на задаче освободить несчастную утку и при этом не утонуть.
– Ну-ну, малыш, тише, успокойся, – проговорила она сквозь стучащие от холода зубы, подплывая к перепуганному селезню. – Ты устал, бедняжка. Позволь мне тебя распутать. – Очень медленно и осторожно, чтобы не спугнуть изнуренного се
Дрожа от холода, она подплыла еще ближе. До селезня оставалось не более пяти ярдов. В любую минуту он мог удариться в панику. Если же его вовремя не освободить, он умрет, а если начнет отчаянно сопротивляться, то может и ее утащить под воду. Утки – создания небольшие, но ужасно упрямые. Птица, конечно, была измотана, но силенки для борьбы у нее еще явно оставались.
Дженни сделала глубокий вдох и нырнула. Последние пять ярдов она проплыла под водой и вынырнула совсем рядом с перепуганной уткой. К счастью, от усталости реакция птицы была замедленной. Дженни обхватила ее руками, прижав крылья к спине.
Одним ловким и быстрым движением она вытащила нож из ножен, прикрепленных к бедру, и одним махом перерезала леску.
Теперь ей стало ясно, что именно произо-шло. Какой-то рыбак, очевидно, зацепился леской за острый выступ под водой и ничтоже сумняшеся перерезал леску. Отрезанный кусок почти невесомой лески в конце концов всплыл на поверхность, и проплывающий мимо селезень угодил в нее как в ловушку.
Пытаясь вырваться, он дергался, нырял и запутался сильнее, чем она думала. Чтобы распутать леску, ей придется плыть вместе с ним до берега и там закончить работу. Да уж, задал ты мне работенку, подумала Дженни, клацая зубами от холода. А главное, его подружка решила, что он в беде, и приготовилась к активным действиям.
Перевернувшись на спину, Дженни прижала к груди сопротивляющегося селезня. Она понимала, что надо скорей попасть на берег, иначе она и сама может выбиться из сил, поэтому стала грести как можно энергичнее.
Обратный путь был не из легких. У нее в руках бился селезень, под водой ее с разных сторон атаковала его верная подруга, и она уже начала сомневаться, что сумеет благополучно добраться до берега.
Когда она во второй раз погрузилась под воду и вынырнула, отплевываясь от попавшей в рот воды, у нее промелькнула мысль, что помощь ей сейчас явно не помешала бы.
И уже в следующий момент она пришла. Сильная рука подхватила ее и приподняла над водой.
– Что… – Увертываясь от утиного клюва, она резко повернула голову. – Алан?
– Собственной персоной, – прозвучал возле самого ее уха его низкий, хрипловатый голос.
От звука этого голоса по ее телу пробежала дрожь или это просто от холода? Дженни была безмерно удивлена его неожиданному появлению и, как ни прискорбно признать, обрадована.
– Я думала… была уверена, что вы уже давно ушли, – промямлила она, пытаясь справиться с охватившими ее чувствами, когда он крепкой рукой обнял ее чуть повыше талии и прижал к себе.
– А я был уверен, что у тебя хватит ума не подвергать свою жизнь опасности из-за какой-то утки, – проворчал он. – А теперь закрой рот и не дергайся. Дай мне отбуксировать тебя к берегу.
– Отбуксировать?! Меня?! Ну знаете ли! Да я прекрасно плаваю и сама преспокойно доберусь. Мне не нужна ваша помощь! Отпустите меня немедленно!
– Не отпущу, малышка, потому что, хочешь ты того или нет, тебе все-таки нужна моя помощь, так что утихомирься и просто наслаждайся поездкой, – ухмыльнулся он.
– Малышка?! Наслаждаться?! Ну вы и нахал! – Разозленная донельзя не только его словами, но и самодовольной ухмылкой, Дженни стала отчаянно вырываться, при этом чуть не выпустив из рук спасенного селезня и снова глотнув воды. Но, сообразив, что помощь ей все-таки нужна, она перестала сопротивляться, вытянулась на воде и позволила доставить себя к берегу.
Прошло несколько долгих минут, во время которых она успела почувствовать и силу его руки, крепко обнимающей ее грудную клетку, и жесткое бедро, плотно прижатое к ее бедру. Но эти долгие минуты прошли – они добрались до берега. Только твердо встав ногами на дно, Ален отпустил Дженни.
Продрогшая, стуча зубами, Дженни, пугливая как утка, которую она держала, вырвалась из его рук. Уверяя себя, что дрожит от холода, а вовсе не от того, что ее тело соприкасалось с телом Алана, она стала подниматься вверх по скалистому берегу к дому. Алан остался по колено в холодной воде.
– Твоя благодарность просто не знает границ, – саркастически заметил он.
– А я не нуждалась в вашей помощи, – бросила она через плечо, убирая с лица мокрые волосы. – Я бы и сама прекрасно справилась, не впервой. И не ждите, что я стану сушить вашу одежду. Мне еще надо освободить эту злосчастную утку.
– Я и не жду, малышка. Сам обсохну.
Разозлившись на «малышку», она обернулась, чтобы сразить его наповал какой-нибудь язвительной репликой. Но, когда увидела его, насквозь мокрого, стоящего на холодном сентябрьском ветру, с раскинутыми в стороны руками и дрожащего как осиновый лист, она смягчилась.
А он, оказывается, не лишен чувства юмора. Если бы Дженни не была такой замерзшей и злой, то могла бы даже рассмеяться. Впрочем, если подумать, смешного в этой ситуации было мало. Она полагала, что его давно уже и след простыл, а он, оказывается, не ушел. Почему? И почему, как бы она ни пыталась это отрицать, она этому рада?
Сосредоточившись на первой половине вопроса и решив пока не заниматься самоанализом, она поспешила в лодочный сарай. Когда она услышала у себя за спиной его тяжелые неровные шаги, сердце у нее ёкнуло.
– Вон там лежат махровые полотенца. – Кивком головы она указала на настенный шкаф. – Возьмите и вытритесь.
– Ты сама заботливость… – И снова сарказм сочился из каждого его слова.
– Если вы простудитесь и умрете от воспаления легких, ваша смерть опять же будет на моей совести, – угрюмо проворчала она.
Дженни освободила место на заваленной хламом скамье и начала заниматься уткой, но краем глаза следила за Аланом. Хромая он вошел внутрь. Наверное, у него ужасно болит нога, подумала она, и в этом есть доля ее вины. Дженни вспомнила, как она брыкалась под водой. Впрочем, сам виноват. Никто не просил его помогать ей. Она сама бы прекрасно справилась с ситуацией, как всегда справлялась. Она привыкла рассчитывать только на себя и не надеялась ни на чью помощь.
Вот так легко избавившись от чувства вины, Дженни прислушалась, как он открывает шкаф и достает полотенца.
Вытащив одно, он сделал пару шагов к ней и положил полотенце ей на плечи, потом пошел за другим – для себя.
Ей совсем не хотелось, чтобы этот жест как-то расслабил или смягчил ее, потому что она злилась на него, но ничего не могла с собой поделать: ей было приятно ощущать на своих плечах его большие руки, которые немного задержались, укрывая ее.
Дженни постаралась сосредоточиться на своей задаче. Распутать селезня оказалось совсем не так просто, как она надеялась. Надо будет потом насыпать возле дома какого-нибудь корма – кажется, у нее где-то здесь есть баночка с кукурузой, – чтобы птица поела и немного восстановила силы, прежде чем лететь дальше.
И ей нет никакого дела, обиделся Алан или нет. Его, видите ли, не поблагодарили! Подумаешь, какие нежности!
Однако она не утерпела и бросила взгляд украдкой, чтобы проверить выражение его лица, и это было ошибкой, потому что она уже не смогла отвести глаз.
Намокшие рубашка и джинсы плотно облегали поджарое, мускулистое тело, а мокрые волосы, отброшенные назад, полностью открывали лицо, которое казалось слепленным сплошь из углов, словно было высечено из камня. Слишком густые для мужчины ресницы обрамляли глаза стального цвета, в которых не было и намека на мягкость.
Но Дженни уже поняла, что где-то под этой суровой, бескомпромиссной внешностью все-таки скрывается и мягкость, и человечность. Он, очевидно, питал дружеские чувства к ее отцу и только что продемонстрировал, что и она ему небезразлична. Не каждый бы полез в холодную воду, чтобы помочь ей. И уж совершенно определенно мало кто согласился бы тащиться в этот медвежий угол, чтобы сообщить ей неприятные новости.
Он стоял босой, продрогший, стараясь спрятать поглубже свою уязвимость, и она вдруг ощутила прилив какого-то странного, доселе неизведанного чувства, которое можно было бы назвать смесью сочувствия и нежности.
Боже, да что же со мной такое?
А ну-ка, Дженифер Моррис, немедленно возьми себя в руки! – приказала она себе. Скорее всего, он столь же уязвим, как медведь-гризли, и столь же опасен.
Но, как бы там ни было, он очень привлекателен, и ей следует быть осторожнее.
– По правде говоря, – вынуждена была признаться она, тщетно пытаясь распутать затянутые узлы лески на утиных лапках, – я бы не отказалась от вашей помощи.
Он скептически вскинул бровь.
– Да неужели?
– Не задавайтесь, Маклей. Я прошу не за себя, я думаю о нем, – она кивнула на селезня. – Надо поскорее его освободить, а то бедняжка совсем измучился и проголодался.
Прихрамывая он подошел к верстаку, взял кусачки и на удивление осторожно стал разрезать ими перемотанную леску.
– Как это с ним случилось?
Они вместе освобождали селезня, и она все пыталась убедить себя, что мягкость тона необходима для того, чтобы хоть немного успокоить насмерть перепуганную птицу.
– К счастью, такое происходит нечасто, – закончила она свой рассказ. – Ну а уж если случается, то далеко не всем уткам везет так, как этому красавцу. Обычно я нахожу их, когда уже слишком поздно.
Он иронически хмыкнул.
– Бьюсь об заклад, никто не стал бы расковать жизнью ради спасения утки.
– И ничуть я не рисковала жизнью, – возразила она. – Ну не могла же я спокойно смотреть, как птица погибает медленной и мучительной смертью. Это озеро принадлежит им. Они не должны погибать из-за людской небрежности. Это противоречит всем законам природы.
И тут она совершила все ту же ошибку, вновь поглядев на него. В его глазах она совершенно ясно увидела вопросы, как если бы они были там написаны черным по белому.
А по каким же законам, спрашивали его глаза, ты поворачиваешься спиной к Джейку, когда вы оба так нужны друг другу? Как можешь печься о какой-то несчастной утке и не думать о собственном отце?
На эти вопросы у Дженни не было ответов. Терзаемая угрызениями совести, в чем ей не хотелось признаваться, она отвернулась от его красноречивого взгляда. Ей не хотелось, чтобы он догадался, что глаза у нее покраснели не только от купания в холодной воде, но и от пролитых ночью слез. Слез об отце. О том отце, которым он был когда-то. И о том, что его не было рядом, когда он был так ей нужен.
Избегая смотреть в глаза Алану, она отмахнулась от своих невеселых мыслей и сняла последний кусок лески с селезня.
– Ну вот и все, малыш. Твоя подружка, наверное, уже заждалась тебя.
Она вынесла селезня из сарая и осторожно поставила на ноги. Впервые за последние несколько часов почуяв запах свободы, он пронзительно вскрикнул, отряхнулся, расправил крылья, затем направился к своей подруге и присоединился к ней, жадно набросившись на еду.
Дженни оперлась о дверной косяк и стала наблюдать за ним, заметив краем глаза, что Маклей наблюдает на ней. Он так долго и пристально смотрел на нее, что она в конце концов не выдержала и с вызовом обернулась к нему. Он все продолжал ее разглядывать, словно пытался понять, что в ней такого особенного. Но потом их взгляды встретились, и выражение его лица неуловимо изменилось. Не слишком опытная по части мужчин Дженифер не могла бы точно сказать, что именно произошло, но в одно мгновение его взгляд стал темным, напряженным и опасным, как летняя молния. Сердце забилось быстро-быстро.
Ни один мужчина еще никогда не смотрел на нее так. Этот взгляд разбудил в ней женщину. Это был голод, ничем не прикрытый, жаждущий утоления. Это было желание, горячее, обнаженное и незнакомое.
Сердце ее гулко колотилось в груди, когда она наблюдала, как странное сочетание раздражения и желания делает эти глаза серебристо-дымчатыми.
Дженни была настолько потрясена, что застыла словно изваяние, не в силах вымолвить ни слова. Она твердила себе, что этого не может быть, что у нее разыгралось воображение, что ей просто показалось.
Напряженное молчание затягивалось. Лихорадочно придумывая, что сказать, чтобы разрушить эти странные чары, она наконец выдавила:
– Я… почему вы не ушли?
Он на мгновение прикрыл глаза, а когда вновь открыл, его взгляд снова был мрачным и непроницаемым. Она почувствовала облегчение и в то же время разочарование.
– Хороший вопрос. Я и сам задаю его себе.
Наваждение прошло, и ей вдруг снова стало холодно. Она поплотнее закуталась в полотенце.
– И каков же ответ?
Он слегка пожал широкими плечами.
– Если б я знал. Это не поддается объяснению.
Потянулись секунды затянувшейся паузы, прежде чем он оторвал глаза от ее лица, перевел их на озеро, затем окинул неторопливым, придирчивым взглядом полуразрушенные домики.
– Ты вроде что-то говорила насчет того, что тебе требуется рабочий. Весьма разумная мысль, малышка. Без дополнительной пары рук тут никак не обойтись.
Это было настолько неожиданно, что она даже пропустила мимо ушей «малышку». Утихомирившееся было сердце вновь забилось птицей в груди.
– Не хотите же вы сказать, что собираетесь наняться ко мне на работу? – проговорила она с недоверчивыми нотками в голосе.
Он надменно вскинул бровь.
– Возможно. И не смотри так скептически. Я не инвалид. Хромота не помешает мне справляться с работой.
Почему-то она ничуть в этом не сомневалась. По всему видно, что Алан Маклей не из тех, кто пасует перед трудностями, и в этом они с ним схожи. Нет, ее недоверие было вызвано совсем иными причинами. Неужели он и вправду хочет наняться к ней на работу и остаться здесь? Или это просто шутка такая? Но она не расположена шутить. Следует немедленно все выяснить.
– Постойте-ка, давайте разберемся. Вы что, всерьез хотите работать на меня? – спросила она, вновь обретая самообладание.
– Почему бы и нет? Может, я и пожалею об этом, но таково мое решение. Ты же прекрасно знаешь, что тебе одной тут ни за что не справиться. Здесь требуется мужская рука, – самодовольно заявил он.
Этот мужчина обладал необыкновенной способностью вызывать в ней самые противоречивые чувства и доводить их до крайности. В одно мгновение чувственное возбуждение уступило место злости. У нее прямо руки зачесались двинуть кулаком ему под дых, чтобы стереть это выражение мужского превосходства с его красивого лица. Конечно, едва ли она нанесла бы ему большой урон, зато получила бы ни с чем не сравнимое удовлетворение.
– Если вы пытаетесь завоевать мое расположение, начав с оскорблений, то подумайте еще раз. Боюсь, вы выбрали неверный подход.
Он выгнул бровь.
– Я не пытаюсь никого оскорбить, просто называю вещи своими именами. Это место сущая дыра, и ничего больше. Тут чертова уйма работы. Тебе нужна помощь, малышка, и я могу тебе помочь.
Она закрыла глаза и сосчитала до десяти, чтобы побороть раздражение. Случайно или намеренно, но он нажал как раз на ту кнопку, которая вывела ее из равновесия. Жаль только, что огонь, бушующий внутри нее, не мог согреть совсем закоченевшие ноги. Она вытерла лицо полотенцем и подумала, что губы у нее, должно быть, посинели от холода.
– Я не смогу вам много платить. Могу предоставить только жилье и питание, – проговорила она.
Он даже глазом не моргнул.
– Деньги меня не волнуют.
Дженни поняла, что он вполне серьезен и что предложение о работе не шутка. Она решила предпринять еще одну попытку:
– Вы должны знать, что я не позволю вам прохлаждаться или бросить работу, если она придется вам не по душе.
Его глаза угрожающе сверкнули.
– Ты, девочка, должна усвоить обо мне одну вещь – я всегда довожу начатое дело до конца и не пасую перед трудностями.
В этом она не сомневалась. Но вот сознает ли он сам, что начинает, оставаясь здесь? Дженни вновь почувствовала дрожь, но на этот раз причиной явно был не холод.
Она пустила в ход свой последний аргумент:
– Вы уверены, что хотите провести следующие несколько недель, занимаясь тяжелым физическим трудом? Вы ведь сами сказали, что здесь уйма работы.
– Будем считать, что временно эта работа устраивает меня и соответствует кое-каким моим целям.
– В таком случае мне бы хотелось знать, что это за цели. Если вы не в ладах с законом, я не желаю заработать кучу неприятностей, наняв вас. У меня своих проблем выше крыши.
– Можешь не беспокоиться на этот счет, – усмехнулся он. – С законом у нас полное взаимопонимание. Никаких неприятностей или проблем я тебе не принесу.
Не принесет, как же! Да он сам, с его серыми то холодными, то вспыхивающими желанием глазами, одна сплошная проблема. В остальном же она ему поверила. Чутье подсказывало ей, что этот человек благонадежен и не опасен. Она не ощущала страха перед ним, по крайней мере физического. Что же касается эмоций… Что ж, придется засунуть их подальше и постараться не обращать внимания на те странные, незнакомые чувства, которые он в ней вызывает.
Вдруг Дженни осознала, что больше боится того, что он уйдет, чем того, что останется, но продолжала упорно цепляться за остатки рассудительности, благоразумия и сомнений.
Что он все-таки за человек? Что заставило его приехать сюда, в такую глушь, когда вполне можно было ограничиться телефонным звонком? И почему он вдруг передумал уезжать и решил предложить ей свою помощь?
Похоже, ее колебания начали его раздражать.
– Слушай, девочка, тебе ведь нужна помощь, это и ежу понятно. А мне нужно чем-нибудь занять себя, чтобы пожить месяц-другой вдали от города. Не ищи в моем предложении никаких скрытых мотивов, все предельно просто: тебе нужен работник, а мне жилье и работа. Ну так как, берешь меня?
Она встретила его пристальный взгляд и сама удивилась собственному ответу.
– Да, беру.
Он кивнул с таким видом, словно она согласилась с его утверждением, что сегодня хорошая погода. Для нее же то, что произошло, было сравнимо с прыжком с огромной высоты без парашюта.
– Хижина номер один меня вполне устраивает, – сказал он, наклоняясь, чтобы поднять с земли свой рюкзак и куртку.
– Прекрасно, – отозвалась она, но, когда он направился к домику, она решила, что последнее слово должно остаться за ней.
– Эй, Маклей! – окликнула она его.
Он приостановился и обернулся. Мокрая прядь волос упала ему на глаза.
– Не обольщайтесь на свой счет. У меня просто нет другого выхода, иначе я бы вас ни за что не наняла.
Он перебросил рюкзак через плечо и перенес вес на здоровую ногу.
– Ну да, я понял. Тебе вовсе не нужна моя помощь, и, предоставляя мне работу, ты просто делаешь мне одолжение.
Она не смогла сдержать улыбку.
– Примерно так.
Он повернулся, чтобы идти.
– И еще кое-что, Алан.
Он снова обернулся и нетерпеливо вздохнул.
– Ну?
Она строптиво вздернула подбородок и встретилась с ним взглядом.
– Я не желаю, чтобы вы называли меня малышкой. Я уже говорила, что мне это не нравится. Ясно?
Неожиданно он улыбнулся широкой, обезоруживающей улыбкой, совершенно преобразившей его лицо.
– Слушаюсь, леди-босс.
Он ушел, а она все стояла, пытаясь справиться с наплывом какого-то теплого, непонятного чувства, которое охватило ее, когда он улыбнулся.
В этот момент из леса выбежал Снупи. Увидев поднимающегося на крыльцо Маклея, он остановился, принюхался, а затем, виляя хвостом и радостно лая, ринулся к нему.
– Несчастный предатель, – пробормотала Дженни.
Дрожа от холода, она направилась к дому, чтобы принять душ и переодеться. Медленно, но неуклонно до нее начало доходить, что она натворила. Она взяла на работу мужчину, который странным образом воздействует на нее, вызывая непонятные эмоции. Физическое влечение только осложнит ей жизнь, а лишние осложнения ей совершенно ни к чему. У нее их и без того хватает.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.
