Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Жизнь замечательных людей (№255) - Спартак

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Лесков Валентин / Спартак - Чтение (стр. 14)
Автор: Лесков Валентин
Жанр: Биографии и мемуары
Серия: Жизнь замечательных людей

 

 


велит хозяевам явиться на суд — что за страшное мгновение для рабов! произносит вердикт: «Да, виновны!» — ясно, что пожар вовремя потушен слезами и кровью немногих людей. Что же дальше? Ну, разумеется, бичевание, пытка огнем и крайняя кара осужденным, крайний страх прочим — мучительная смерть на кресте… Нет, от всего этого их освободили! Воображаю, как ужаснулись рабы при виде этой податливости наместника, у которого можно было выкупить жизнь осужденных за преступный заговор рабов даже (в последнюю минуту) при посредничестве самого палача!»

Для Верреса вторжение восставших рабов в Сицилию давало возможность снять с себя ответственность за состояние острова: все — и свои собственные деяния! — можно было свалить тогда на них. Неблагоприятных же последствий для себя он мог не опасаться: корабль для бегства всегда находился наготове…

Пока он занимался грабежами, Л. Лукулл шел дорогой славы, мечтая стать новым Александром Македонским. И казалось, счастье улыбалось ему…

Глава четырнадцатая

ТРЕТИЙ ГОД ВОЙНЫ С МИТРИДАТОМ (72 г.)

Предстоящий третий год гойны обеими сторонами рассматривался как решающий. И Л. Лукулл и Митридат энергично готовились к новым боям. Понтийский царь зимовал всего в 150 километрах от римлян, к востоку от города Команы и реки Лик, в области Кабиры, где находились его богатый дворец и сокровища. Он писал многочисленные письма к сыну Махару, правителю Боспора, требуя прислать ему военную помощь. Он просил о поддержке царей Скифии, своего зятя Тиграна Армянского и парфян.

Махар и скифы прислали помощь, Тигран же и Арсак под разными предлогами в ней отказали — ни тому, ни другому не хотелось ввязываться в опасное и неудачное предприятие Митридата.

В приготовлениях и переговорах прошла зима. Наступила весна. В распоряжении Митридата находилось уже 60 тысяч человек пехоты и 8 тысяч человек конницы.

В конце апреля, узнав о готовности Митридата к военным действиям, Л. Лукулл отдал своему войску приказ о выступлении на юг. Вместе с ним в путь отправились 30 тысяч римлян, 30 тысяч вспомогательного войска и 5 тысяч конницы, состоявшей из римлян и фракийских наемников. У Амиса римский полководец оставил с частью сил Л. Мурену, у Синопы — Аппия Клавдия, у Евпатории — Кассия Барбу, у Темискиры — Кв. Вокония, поручив им продолжать осаду неприятеля.

Чтобы остановить врага и предотвратить его нападение на Кабиры, Митридат поспешно высылает навстречу Л. Лукуллу 50 тысяч пехоты и 5 тысяч кавалерии (командиры армий — Менандр, Менемах, Мирон, Метрофан и Л. Фаний). В долине реки Лик начались конные стычки. Наконец обе стороны сошлись для битвы. В ходе боя Метрофан и Л. Фаний, сговорившись тайно с Л. Лукуллом об измене, сломали внезапно фронт и вызвали тем самым бегство всего войска.

Получив известие об измене, о поражении и беспорядочном отступлении войска, Митридат пал духом. Но, ободряемый Таксилом, Метродором, Каллистратом и начальником своей личной гвардии Битоитом, он понемногу вновь пришел в себя и отдал приказ Таксилу и Диофанту с вновь набранным войском, которое они усиленно обучали, — 40 тысяч пехоты и 4 тысячи кавалерии — поспешить на помощь разбитым частям. Одновременно Митридат поручил Таксилу попытаться подкупить в войске Л. Лукулла фракийские конные части. Еще недавно они сражались на стороне царя, но были пленены римским полководцем и включены в состав его собственного войска, поэтому Митридат надеялся склонить их к отпадению от последнего.

Совместно с фракийскими командирами был выработан общий план действий. И когда после серии новых стычек стороны сошлись в большом конном сражении, фракийцы обратили вдруг оружие против римлян. Произошло страшное избиение римской части конницы. Остатки ее, бросив своего раненого начальника М. Помпония — такое случалось у римлян не часто! — обратились в паническое бегство.

М. Помпоний был взят в плен и доставлен торжествующими победителями к Митридату.

Получив известие о поражении своей конницы (остатки ее спаслись в расположении римской пехоты), Л. Лукулл стал поспешно отходить в горы. Поразмыслив над своим новым положением, Л. Лукулл решил двинуться не назад, к побережью, а вперед, к Кабирам. Именно туда хотел он вызвать подкрепления — новые конные части, которые по его поручению должны были набрать для него офицеры-вербовщики, направленные в Галатию и Каппадокию.

Найдя проводников-греков, Л. Лукулл горными тропами направился к Кабирам. Туда же по равнине поспешили и понтийские войска. Они прибыли первыми, а ночью в намеченное им место прибыл Л. Лукулл. Он разбил лагерь прямо над головами врагов.

Митридат, желая поставить врага в трудное положение с продовольствием — он хорошо запомнил урок Кизика, — приказал беспощадно разорить всю округу. Расчет оказался правильным. Понуждаемый необходимостью, Л. Лукулл вскоре был вынужден отправить в Каппадокию (после известного поражения римской конницы верность царя ее заколебалась, и он перестал посылать хлеб) сильные отряды для захвата продовольствия. Митридат, узнав об этом, отрядил против него крупные по численности части. После нескольких столкновений произошла большая битва, в которой войска Митридата потерпели сокрушительное поражение в окрестностях Кабир.

М. Помпей, родственник Гн. Помпея Великого, с порученным ему легионом овладел лагерем Митридата за рекой Лик. Неустанно преследуя по пятам уходящего врага, он старался во что бы то ни стало взять его в плен.

Загоняя до смерти коней, Митридат с небольшой свитой примчался в Коману. Соединившись здесь со стоявшим в качестве гарнизона отрядом всадников (2 тысячи человек), он немедленно повернул на восток. Проделав за три дня путь в 200 километров, царь перешел через границу Армении у Телавра (июнь 72 г.).

М. Помпею поневоле пришлось остановиться на границе в ожидании дальнейших распоряжений своего полководца.

А Лукулл, спустившись с высоты, куда загнал его Митридат (таковы-то перемены воинского счастья), осадил Кабиры. Он предложил гарнизону сдаться, но получил отказ. В Кабирах еще надеялись на помощь, которую Митридат обещал привести от Тиграна.

Оставив для осады города часть сил, с остальными Л. Лукулл поспешил к Телавру, где находился уже М. Помпей. Он прибыл туда через четыре дня после перехода Митридатом армянской границы.

Долго размышлял Л. Лукулл, как быть: перейти ли границу или нет? Послать ли Тиграну требование выдать Митридата? Или пока воздержаться от всяких конфликтов с армянским царем?

Наконец он остановился на самом осторожном решении: предоставить пока и Тиграна и Митридата самим себе. Присоединив к себе легион легата, Л. Лукулл двинулся для мести в земли халдеев и тибаренов, давших царю войска для войны, а оттуда в Малую Армению. Повсюду он заставлял сдавать себе крепости и города.

Победы, одержанные Л. Лукуллом, привели в восторг всех сулланцев в Риме. Смягчились даже многие его противники. Повсюду в адрес полководца расточались самые горячие похвалы. Не отставал от других и Цицерон. В каком духе произносил он свои панегирики, можно судить по следующим его словам: «Прежде всего я желал бы дать всем понять, что я воздаю Л. Лукуллу всю ту хвалу, которой он заслуживает, как храбрый воин, мудрый администратор и великий полководец. Его прибытие состоялось в ту пору, когда Митридат располагал громадными войсками, которые к тому же были снабжены всем необходимым, ни в чем не терпя недостатка, а глубоко преданный нам город Кизик, один из самых главных городов Азии, был обложен полчищами царя под его личным командованием и подвергался жестоким нападениям. И что же? Благодаря мужеству, бдительности и находчивости Л. Лукулла этот город был освобожден от страшной опасности, которой ему грозила осада. Им же был разбит и уничтожен огромный и прекрасно оснащенный флот, который под начальством вождей-серторианцев и с пылающим ненавистью экипажем несся к берегам Италии. Он же, истребив в целом ряде сражений несметные рати врагов, проложил нашим легионам путь в Понт, который до тех пор был со всех сторон недоступен для римского народа…»

А победоносный полководец тем временем из Малой Армении вновь направился под Кабиры. В городе же гарнизон пришел в полное отчаяние. Помощь, обещанная Митридатом, все не приходила и — стало ясно — не придет. По сведениям, полученным из Армении, Тигран не допускал к себе Митридата. Он предоставил ему для жительства один из царских дворцов и велел оказывать подобающие его сану почести, но на просьбу о свидании ответил молчанием.

Тщетно посылал также Митридат письма парфянскому царю Арсаку, уговаривая его начать войну против римлян.

Совершенно отчаявшись в восстановлении своего царства, Митридат вызвал к себе верного евнуха Бакхида. Он велел ему во главе отряда всадников отправиться в приморский город Фарнакию, где вдали от войны с ее опасностями находились его сестры, жены и наложницы. Он приказал умертвить их всех.

Бакхид выполнил приказ царя, дав лишь возможность каждой из женщин выбрать себе наилучший способ смерти.

Отчаянное решение царя принесло ему новую беду. По его приказу начальники гарнизонов поняли, что он считает утраченными все надежды. Поэтому они сочли себя свободными от прежних клятв в верности и стали один за другим посылать к римскому полководцу гонцов с изъявлениями покорности. Наконец сдались и Кабиры, выговорив себе предварительно некоторые льготы. Таким образом, Л. Лукулл овладел огромными богатствами. Часть их он тотчас раздал жаждавшим добычи солдатам. Из заточения Л. Лукулл освободил всех своих сторонников — греков и понтийцев (среди них находились участвовавшие в заговоре против Митридата его сестра — Нисса, многочисленные родственники Феникса и греки — главы проримских партий в различных понтийских городах).

Из-под Кабир Л. Лукулл двинулся назад к Амису. Осада у Л. Мурены шла пока без всякого успеха — его противник Каллимах славился как искусный полководец и талантливый военный инженер. Тщетно пытался Л. Лукулл уговорить его и жителей города открыть ему ворота. Поитийцы не хотели и слышать о прекращении сопротивления. Римский полководец был очень огорчен. Поручив своему легату продолжать осаждать несговорчивого врага, он со своим войском отправился под Евпаторию, где Кассий Барба осаждал Клеохара. И здесь не было видно никакого успеха.

Надвигалась осень, но Л. Лукулл затеял новые большие работы — строительство башен и сооружение полной укрепленной линии. Солдатам, утомленным в боях под Кабирами, очень не хотелось браться за столь тяжелую работу, но полководец был неумолим. Проклиная его, обозленные легионеры взялись за топоры, пилы и кирки.

Поручив Кассию следить за работами, сам Л. Лукулл вызвал с Геллеспонта флот Г. Триария и вместе с ним стал обходить побережье, подчиняя еще стоявшие на стороне царя города (Амастриду, Гераклею Понтийскую и др.).

Покончив с этим делом, с побережья Л. Лукулл отправился в провинцию Азию. Обосновавшись в Лаодикее, он стал энергично приводить в порядок ее дела. Имея в виду крайне сложную политическую обстановку (в Италии восстание рабов достигло невиданной силы, Митридат имел еще возможность попытаться вернуть себе царство, так как Тигран пока не высказал ему своего окончательного решения; симпатии жителей Понта и Азии, таким образом, являлись залогом прочных военных успехов), Л. Лукулл решил принять в отношении откупщиков крайние меры. Опираясь на авторитет своей проконсульской власти, распространенной на Азию, Вифинию, Понт и Киликию, он объявил, что заимодавец имеет право лишь на 1/4 доходов своего должника, ростовщик, включивший проценты в сумму первоначального долга, теряет все (Плутарх).

Для ненасытной алчности римских всадников такое постановление оказалось ужасным ударом. Немудрено, что они тотчас заявили о страшной несправедливости к ним победоносного полководца и с помощью денег стали натравливать на него в Риме старых врагов во главе с П. Цетегом и Л. Квинкцием.

Человек красивый, статный, с острым умом, прекрасно образованный, одинаково красноречивый на форуме и в походе, Л. Лукулл имел все замашки аристократа старых времен и в этом отношении совсем не походил на своего учителя Суллу. Он не обходил палаток, не разговаривал с воинами запросто, по-товарищески. Его требования были неумолимы, а награды скупы. Он не хотел располагать воинов на зимовку в союзных и греческих городах; он показывал явно свое желание заставить их зимовать в тонких кожаных палатках во враждебной стране; наконец, он не позволил разграбить ни одного богатого города. И это, конечно, определило их отношение к нему.

72 год подходил к концу, и Л. Лукулл мог подвести его итоги. Понт был явно потерян для Митридата. Тиграм (но крайней мере, в настоящий момент) не хотел ввязываться в войну. Не желали этого и парфяне. Всадники были обозлены на Лукулла и вели против него агитацию в Риме и среди воинов. Армия высказывала недовольство. Правда, провинции его почти боготворили…

Будущее казалось Л. Лукуллу достаточно неопределенным. Он являлся победителем, но сама победа не была достаточно надежной, пока за спиной Митридата стоял полный сил его зять Тигран. Стать новым Александром можно было только в одном случае — сокрушив армянского царя. Но ход событий в Италии (непрерывные поражения римских войск от Спартака) заставлял его все чаще задавать себе вопрос: а не придется ли ему, как Сулле, прекратить войну с Митридатом, заключить с ним поспешный мир и отправиться в Италию на помощь сенату? Думать так, казалось, имелись все основания…

Глава пятнадцатая

БОРЬБА СПАРТАКА С КОНСУЛАМИ. ГИБЕЛЬ КРИКСА И ЕГО АРМИИ

I

Наступил 72 год, которому, по убеждению вождей движения, надлежало решить исход задуманного ими дела. 19 высших военачальников повстанцев (фракиец Спартак, самнит Крикс, кельт из Испании Каст[28], галл Ганник, бывший доверенный раб П. Вариния — Публипор, способствовавший победам восставших и бежавший от своего господина с важными римскими секретами[29], начальники легионов, конницы и лазутчиков, префект лагеря и ремесленников) на военных советах в различных вариантах многократно обсуждали планы дальнейших действий.

Положение представлялось следующим. Юг, за исключением Капуи, где засели остатки войск П. Вариния (сам он находился уже в провинции Азия, полученной им по жребию) и еще нескольких городов, принадлежал повстанцам. В их распоряжении находилась армия в 70 тысяч человек, то есть 14 легионов пехоты, насчитывавших по 5 тысяч солдат, и конница в 4200 человек.

По приказу верховного вождя в расчете на другие легионы (их предстояло собрать) кузнецы со всей энергией ковали оружие. По решающим стратегическим направлениям создавались армейские продовольственные магазины. Припасы для них поставляли многочисленные имения юга, захваченные и управляемые рабами.

В средней и северной Италии все усиливалось партизанское движение, учащались нападения и поджоги имений, убийства рабовладельцев, побеги рабов из вилл и латифундий. Городские рабы, ободряемые успехами товарищей на юге, тоже стали думать о восстании.

Против этой угрозы, достаточно веской, по мнению вождей повстанческого движения, сенат принимал все еще недостаточные меры. Но следовало ожидать, что, почувствовав наконец серьезность угрозы, сенат отзовет войска из провинций: в первую очередь из Фракии, затем одну армию (Помпея или Метелла) из Испании, наконец, часть сил из Понта, где Л. Лукулл воевал с Митридатом.

Думать так были все основания. М. Лукулл в качестве наместника Македонии успешно воевал с фракийцами-бессами. Одновременно он вел дипломатические интриги, стараясь склонить к миру царя одриссов Садалу. Со всей энергией римский полководец совершал нападения на греческие города, не пожелавшие остаться в стороне от борьбы за независимость (Истрополь, Мессембрия, Одесс, Томы и др.).

В это же время явно кризисный момент наступал в Испании. В армии Сертория росло дезертирство, общины отпадали от него. Офицеры правого крыла и даже центра марианской партии стали косо смотреть на своего полководца. Помпей и Метелл открыто объявили всем повстанцам амнистию и большую денежную награду за убийство Сертория, следовало поэтому ожидать всяких неприятных сюрпризов.

После многократных обсуждений Спартак и его товарищи выработали общий план дальнейших действий. Было решено разделить армию на две части. На юге, поскольку он в основном очищен от неприятельских войск, оставить Крикса с 30 тысячами, поручив ему удерживать хлебные районы (Апулия), формировать для дальнейшей войны новые легионы и конницу, вплотную заняться организацией десанта в Сицилию и вовлечением ее в орбиту восстания, а также ликвидировать еще державшиеся в некоторых городах сулланские военные колонии, в первую очередь в Сипонте. Ибо Сипонт собирал зерно и товары со всей Апулии и распространял их по восточному побережью Италии (немало хлеба в результате попадало в Рим).[30]

В это же время сам Спартак с большей частью армии — 40 тысяч человек — через неприятельскую территорию по восточному побережью Италии, где сулланские военные колонии всего слабее, начнет рейд на север. Формируя по пути новые легионы, рассылая во все стороны партизанские отряды, он будет прорываться в подготавливаемую к революционному взрыву Этрурию, где рабы имеют уже опыт ведения войны (восстание 196 г. до н.э.), где много партизан из беглых рабов и вообще недовольных.

Главная задача его армии — поднять Этрурию на восстание, лишить Рим второго (и важнейшего) хлебного района, вторгнуться в Цизальпийскую Галлию, разгромить войска ее наместника, перевалить через Альпы и разгромить войска наместника Трансальпийской Галлии. В обеих Галлиях Спартак должен прочно обосноваться, создать здесь вторую опорную базу для восстания.

Отсюда, из Галлии, после необходимых наборов он отправит часть войск во главе с Кастом в Испанию на помощь Серторию. Тем самым римляне будут лишены возможности снимать части своих войск с испанского театра боевых действий.

Сам Спартак, находясь в Галлии, срочно отправит послов в Свободную Галлию и Германию. Нет сомнения, что воинственные племена галлов — арвернов, секванов, гельветов, — любителей войны и добычи, старых недругов римлян, не говоря уже о германцах, пожелают принять участие в антиримском движении.

На совещании у верховного вождя были рассмотрены также различные возможности активизации борьбы племен во Фракии, Иллирии, Македонии.

В дружном согласии вожди восстания приняли новый план дальнейшего ведения войны.

II

Быстро были сделаны последние приготовления. В конце мая 72 года войска повстанцев вышли на дорогу, шедшую вдоль восточного побережья Апеннинского полуострова через города Фирм, Анкону, Аримин, Мутину на Плаценцию (северная окраина провинции Цизальпийская Галлия).

Повсюду раздавались звуки свирелей и флейт, музыки фракийской, германской, галльской, малоазиатской. Воины пели боевые песни. Женщины из толпы, провожая своих близких, подносили им сосуды с вином.

Спартак, Крикс и другие высшие командиры также не были в стороне от общего веселья… Затем они совершили по отеческим обычаям возлияния богам и Гераклу — победителю, покровителю героев.

— А ты вспоминаешь иногда, Спартак, арену, свои выступления мурмилоном? — спросил вдруг Крикс.

Спартак посмотрел на него с удивлением:

— Очень далекое ныне прошлое… Что ты вдруг о нем вспомнил?

— Не знаю, — ответил Крикс задумчиво. — Вспомнился вдруг наш ланиста Батиат… все происходившее с нами в его школе…

— Иногда… — Спартак на мгновение прикрыл глаза, словно стараясь сосредоточиться, — очень редко… иногда мне снится арена амфитеатра в Капуе… мое первое выступление… Мне попался опытный ретиарий… Он сумел набросить на меня сеть… В тот день я едва не погиб… я просто чудом вырвался! Позже я никогда так не рисковал, как в первый раз! Всегда я проявлял величайшую осторожность, на каждый бросок противника отвечал молниеносным уходом…

— Все-таки мы многих с тобой убили на арене… — со вздохом заметил Крикс. — Наша слава гладиаторов досталась нам недешево!

— Что толку прошлое вспоминать? — ответил Спартак. — Кому Судьба сулила погибнуть, те и погибли! Если боги существуют, погибшие еще в земной мир вернутся! А нам с тобой надлежит теперь думать не о них, но о предстоящей войне с консулами. Если победим, все будет для всех нас хорошо! А если проиграем борьбу, грозят пытки и несомненный крест! Или вновь нас ждет арена амфитеатра — эта участь Сатира с его людьми после поражения восстания рабов в Сицилии.

— Никогда такого с нами больше не будет! — покачал Крикс головой. — Путь назад отрезан, нам с тобой — в особенности! Наш путь: или победа, или смерть в сражении! За меня не беспокойся: ни при каких обстоятельствах я не сдамся, чести своей не уроню!

Два вождя повстанцев обнялись на прощание и по-братски расцеловались.

— Будь осторожен, дорогой Крикс! — напутствовал Спартак товарища. — Не доверяй на слово никому! Не полагайся на знамения и предсказания! Ничем не руководствуйся, кроме разума!

Крикс улыбнулся.

— Будь спокоен, Спартак! Говоря словами поэта,

Я пройду и меж зубами змея

И в конце концов останусь цел, —

В лапах я бывал у львов, а все же

Ускользнуть от них всегда умел!

Рожки всех легионов дали сигналы: «Внимание! Знамена поднять!» Знаменосцы, вырвав древки из земли, на лихих конях выехали вперед. Воины, в последний раз поцеловав близких, заняли свои места в колоннах, выровняли ряды. Новые сигналы привели всю огромную массу людей в движение: поплыли над головами, трепеща на ветру, знамена: фракийские — с изображением дракона, кельтские — с изображением кабана, германские — бога грома Тора и покровителя героев — Геракла, двинулась на рысях конница, за ней — пехота, потом — обозы…

Так они расстались, чтобы не увидеться больше никогда. Крикс, как и было задумано, с 30 тысячами пехоты и 1800 человек кавалерии остался на юге. А Спартак с 40 тысячами пехоты и 2400 человек конницы двинулся на север.

Армия шла быстро (обозы были минимальными) и по пути беспощадно разоряла неприятельскую территорию. Рабовладельцы, наскоро собрав самое ценное из имущества, в панике бежали в Рим. Толпами, в траурной одежде, беглецы являлись в сенат и молили самых влиятельных сенаторов найти управу на мятежных рабов.

По ночам с городских стен часовые видели огненное зарево на далеком горизонте — это, все сокрушая на своем пути, шла страшная армия Спартака, рассылая повсюду десятки «летучих» отрядов.

И многие годы спустя воспоминания об этих ужасных днях все еще были живы в памяти римлян. И поэт Гораций Флакк, сын богатого отпущенника, родившийся на юге Италии, где совсем еще недавно властвовали восставшие, в книге своих од позднее вспомнил о Спартаке:

Мальчик, скорее беги за венками,

Дай нам елея, вина, что при марсах созрело,

Если от полчищ бродящих Спартака что уцелело.

III

Только теперь наконец все соперничавшие группы в сенате сообразили, как плохо обстоят дела. Раньше, по словам сенаторов, их беспокоил лишь «недостойный позор рабского восстания» (Плутарх). Теперь же в глазах всех Спартак стал «велик и грозен».

Ввиду явной опасности ситуации сенат объявил чрезвычайное положение. Тотчас в различных пунктах города, на Капитолии, в аристократическом квартале на Палатинском холме, где жили самые знаменитые римляне — М. Красc, Кв. Гортензий, Л. Катилина и др., во всех других важных пунктах города были размещены сторожевые пикеты. Повсюду стали рассылать многочисленные отряды, состоявшие из ветеранов, знатных граждан, верных вольноотпущенников и рабов. Им поручалось следить за всем, что происходит вокруг. Ночью патрули прочесывали весь город и подвергали арестам подозрительных. Во все стороны отправлялись вербовщики и уполномоченные сената для набора новых воинов. Были установлены награды за доносы, вскрывавшие тайны заговоров, направленных на оказание помощи Спартаку (рабам — свобода и деньги, свободным — деньги и безнаказанность за участие в заговоре).

Среди всех этих мероприятий, обеспечивавших безопасность, наибольший спор в сенате вызвал вопрос о кандидатуре нового полководца для войны со Спартаком, Был рассмотрен список наиболее видных командиров, находившихся в тот момент в Италии:

1. П. Сервилий Исаврийский (121—44 гг. до н.э.), легат Суллы, бывший консул, победитель пиратов в 79 году и племени исавров в Киликии (78—75 гг. до н.э.), «лучший знаток всякого рода войны и опытнейший государственный деятель» (Цицерон);

2. Г. Курион (118—53 гг. до н.э.), командир правого крыла в войске Суллы, легат, консул 76 года, бывший наместник Македонии (75—73 гг.), победитель дарданов, сумевший проникнуть до Дуная;

3. Л. Мурена-отец (113—? гг. до н.э.), командир левого крыла в войске Суллы в 1-й Митридатовой войне, предводитель римских войск во 2-й Митридатовой войне (83—82 гг.), единственный из римских полководцев, сумевший получить триумф за войну, которую он не выиграл. Цицерон, вспоминая об этом, говорит, что, мол, Митридата он «после многих жестоких столкновений оставил значительно приниженным, но не усмиренным»; в 73 году в ранге претора по поручению сената воевал с пиратами, но и тут не добился успеха;

4. Л. Гортензий-отец (? — гг. до н.э.), бывший претор Сицилии, командир центра в войске Суллы на войне с Митридатом и марианцами;

5. Г. Антоний Гибрида (105—? гг. до н.э.), начальник конницы в войске Суллы. В 83 году, оставленный своим полководцем управлять Грецией, разграбил ее (за что был в 76 году привлечен Цезарем к суду, но коллеги оправдали его). Участвовал в проскрипциях марианцев, после чего жил как богатый человек.

6. Сервилий Гальба — командир легиона в войне Суллы с Митридатом; отец его прославился тем, что вызвал в Испании знаменитое восстание Вириата (150—139 гг. до н.э.);

7. Л. Минуций Басилл — командир легиона в войске Суллы на войне с Митридатом, активный участник кампании против марианцев.

8. М. Красс, легат Суллы на войне с марианцами. Кроме этих лиц, назывались и другие имена: консулов 72 года Л. Геллия и Гн. Лентула, преторов Кв. Аррия, П. Консидия Лонга (все они прошли через войну с Митридатом и марианцами; начав службу военными трибунами, постепенно поднялись до более высоких чинов).

При оглашении этих имен сенаторы горестно вздыхали. О причине их тогдашней удрученности Цицерон два года спустя (в 69 г.) сказал так: «Военное дело перестало быть приманкой для молодежи; храбрые воины и выдающиеся полководцы перевелись, отчасти умерши естественной смертью, отчасти пав жертвою гражданских междоусобиц и прочих несчастий, обрушившихся на наше отечество, — а между тем столько войн необходимо требует нашего участия, столько их возникает внезапно и непредвиденно!..»

Вот именно по этой-то причине и вздыхали в 72 году сенаторы. Не было среди всех возможных кандидатов ни одного, кто в силу своих исключительных достоинств и положения устраивал бы всех.

После ожесточенных препирательств решили направить против Спартака Геллия и Лентула, консулов того года. Решение оказалось не из легких (первый принадлежал к группе Помпея, а второй — к аристократическим реформаторам), но выхода у сената не было. Кроме того, проконсульской властью был облечен П. Сервилий Исаврийский и вслед за незадачливым Муреной отправлен на борьбу с пиратами.

Побуждаемые к энергичным действиям опасностью положения, консулы и П. Сервилий взялись за дело со всем рвением. П. Сервилий отправился к римскому флоту в Остию, а оттуда — к берегам Сицилии. Консулы же послали письма в Цизальпийскую Галлию проконсулу Г. Кассию и в Трансальпийскую Галлию пропретору М. Фонтею, требуя поставить свои провинции на военное положение и начать сбор сил для участия в облаве на «убегающего из Италии Спартака». Одновременно в самом Риме они произвели набор и составили два легиона, которые и присоединили к войскам, набранным вербовщиками в Лации, Этрурии, Умбрии, Пицене, Трансальпийской Галлии (Цицерон). Конницу консулам доставили из Свободной Галлии эдуи (позже — в период войны Цезаря в Галлии — эдуи ставили себе в заслугу оказание Риму помощи в войне со Спартаком и неоднократно напоминали Цезарю о такой своей услуге).

Быстро завершив формирование армий, Геллий и Лентул двинулись с ними на восток от Рима, навстречу шедшему на север Спартаку.

Вскоре они разделились. Геллий повернул на юг — он взял на себя Крикса, а Лентул продолжал движение Спартаку наперерез. У второго консула имелась личная причина взять на себя вождя рабов. Все это время — от начала «войны Спартака» — он подвергался в Риме укорам за своего бывшего гладиатора. Поэтому Лентулу не терпелось сразиться со Спартаком и «привести в чувство» своего мятежного гладиатора.

Весь Рим замер в ожидании. Действительно, зрелище предстояло небывалое: бывший хозяин состязался со своим бывшим гладиатором в счастье и воинском таланте.

IV

Каждый новый день Цицерон начинал в большом волнении. Он жадно ловил всякую весточку из армии, где находилось много близких ему людей, и с нетерпением ждал писем от своих друзей — консулов.[31]

Ни в какой мере восставшим рабам и италийским низам Цицерон не сочувствовал. Для этого взгляды его были слишком консервативны. И сам он никогда этого не скрывал. Уже в одной из первых своих речей, когда ему было 26 лет, он говорил: «Кто меня знает, тому известно, что, когда мое задушевное желание о примирении партий (Мария и Суллы. — В. Л.) не осуществилось, я, насколько позволяли мои слабые, ничтожные силы, трудился для победы тех, которые ныне победили. Всякому было ясно, что тут подонки общества вступали в борьбу за власть с его цветом. Одни только дурные граждане могли не примкнуть в этой борьбе к тем, торжество которых обеспечивало государству достоинство внутри и почет извне. Доволен и рад от всего сердца, судьи, что это стало действительностью, что каждому были возвращены его права и преимущества, и вместе с тем не могу не признать, что все это произошло по воле богов, при живом участии римского народа и благодаря уму, военной силе и счастью Л. Суллы. Я не имею права порицать того, что были наказаны люди, упорно сражавшиеся за дело другой партии, не могу не похвалить того, что возданы почести героям, оказавшим громадные услуги при исполнении самого дела. Ради этого, мне кажется, сражались они, ради этого, признаюсь, примкнул к их партии и я».


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26