Лесков Николай Семенович
      Путешествие с нигилистом
      Кто скачет, кто мчится
      в таинственной мгле?
      Гёте
      ГЛАВА ПЕРВАЯ
      Случилось провести мне рождественскую ночь в вагоне, и не без приключений.
      Дело было на одной из маленьких железнодорожных ветвей, так сказать, совсем в стороне от "большого света". Линия была ещё не совсем окончена, поезда ходили неаккуратно, и публику помещали как попало. Какой класс ни возьми, всё выходит одно и то же - все являются вместе.
      Буфетов ещё нет; многие, чувствуя холод, греются из дорожных фляжек.
      Согревающие напитки развивают общение и разговоры. Больше всего толкуют о дороге и судят о ней снисходительно, что бывает у нас не часто,
      - Да, плохо нас везут, - сказал какой-то военный, - а всё спасибо им, лучше, чем на конях. На конях в сутки бы не доехали, а тут завтра к утру будем и завтра назад можно. Должностным людям то удобство, что завтра с родными повидаешься, а послезавтра и опять к службе.
      - Вот и я то же самое, - поддержал, встав на ноги и держась за спинку скамьи, большой сухощавый духовный. - Вот у них в городе дьякон гласом подупавши, многолетие вроде как петух выводит. Пригласили меня за десятку позднюю обедню сделать. Многолетие проворчу и опять в ночь в своё село.
      Одно находили на лошадях лучше, что можно ехать в своей компании и где угодно остановиться.
      - Ну, да ведь здесь компания-то не навек, а на час, - молвил купец.
      - Однако иной если и на час навяжется, то можно его всю жизнь помнить, - отозвался дьякон.
      - Чего же это так?
      - А если, например, нигилист, да в полном своём облачении, со всеми составами и револьвер-барбосом.
      - Это сужект полицейский.
      - Всякого это касается, потому, вы знаете ли, что от одного даже трясения... паф - и готово.
      - Оставьте, пожалуйста... К чему вы это к ночи завели. У нас этого звания ещё нет.
      - Может с поля взяться.
      - Лучше спать давайте.
      Все послушались купца и заснули, и не могу уже вам сказать, сколько мы проспали, как вдруг нас так сильно встряхнуло, что все мы проснулись, а в вагоне с нами уже был нигилист.
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      Откуда он взялся? Никто не заметил, где этот неприятный гость мог взойти, но не было ни малейшего сомнения, что это настоящий, чистокровный нигилист, и потому сон у всех пропал сразу. Рассмотреть его ещё было невозможно, потому что он сидел в потёмочках в углу у окна, но и смотреть не надо - это так уже чувствовалось.
      Впрочем, дьякон попробовал произвести обозрение личности: он прошёлся к выходной двери вагона, мимо самого нигилиста, и, возвратясь, объявил потихоньку, что весьма ясно приметил "рукава с фибрами", за которыми непременно спрятан револьвер-барбос или бинамид.
      Дьякон оказывался человеком очень живым и, для своего сельского звания, весьма просвещённым и любознательным, а к тому же и находчивым. Он немедленно стал подбивать военного, чтобы тот вынул папироску и пошёл к нигилисту попросить огня от его сигары.
      - Вы, - говорит, - не цивильные, а вы со шпорою - вы можете на него так топнуть, что он как биллиардный шар выкатится. Военному всё смелее.
      К поездовому начальству напрасно было обращаться, потому что оно нас заперло на ключ и само отсутствовало.
      Военный согласился: он встал, постоял у одного окна, потом у другого и, наконец, подошёл к нигилисту и попросил закурить от его сигары.
      Мы зорко наблюдали за этим маневром и видели, как нигилист схитрил: он не дал сигары, а зажег спичку и молча подал её офицеру.
      Всё это холодно, кратко, отчётисто, но безучастливо и в совершенном молчании. Ткнул в руки зажжённую спичку и отворотился.
      Но, однако, для нашего напряжённого внимания было довольно и одного этого светового момента, пока сверкнула спичка. Мы разглядели, что это человек совершенно сомнительный, даже неопределённого возраста. Точно донской рыбец, которого не отличишь - нынешний он или прошлогодний. Но подозрительного много: грефовские круглые очки, неблагонамеренная фуражка, не православным блином, а с еретическим надзатыльником, и на плечах типический плед, составляющий в нигилистическом сословии своего рода "мундирную пару", но что всего более нам не понравилось, - это его лицо. Не патлатое и воеводственнное, как бывало у ортодоксальных нигилистов шестидесятых годов, а нынешнее - щуковатое, так сказать фальсифицированное и представляющее как бы некую невозможную помесь нигилистки с жандармом. В общем, это являет собою подобие геральдического козерога.
      Я не говорю геральдического льва, а именно геральдического козерога. Помните, как их обыкновенно изображают по бокам аристократических гербов: посредине пустой шлем и забрало, а на него щерятся лев и козерог. У последнего вся фигура беспокойная и острая, как будто "счастья он не ищет и не от счастия бежит". Вдобавок и колера, в которые был окрашен наш неприятный сопутник, не обещали ничего доброго: волосёнки цвета гаванна, лицо зеленоватое, а глаза серые и бегают как метроном, поставленный на скорый темп "allegro udiratto". (Такого темпа в музыке, разумеется, нет, но он есть в нигилистическом жаргоне.)
      Чёрт его знает: не то его кто-то догоняет, или он за кем-то гонится, никак не разберёшь.
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      Военный, возвратясь на своё место, сказал, что на его взгляд нигилист немножко чисто одет, и что у него на руках есть перчатки, а перед ним на противоположной лавочке стоит бельевая корзинка.
      Дьякон, впрочем, сейчас же доказал, что всё это ничего не значит, и привёл к тому несколько любопытных историй, которые он знал от своего брата, служащего где-то при таможне.
      - Через них, - говорил он, - раз проезжал даже не в простых перчатках, а филь-де-пом, а как стали его обыскивать - обозначился шульер. Думали, смирный - посадили его в подводную тюрьму, а он из-под воды ушёл.
      Все заинтересовались: как шульер ушёл из-под воды?
      - А очень просто, - разъяснил дьякон, - он начал притворяться, что его занапрасно посадили, и начал просить свечку. "Мне, говорит, в темноте очень скучно, прошу дозволить свечечку, я хочу в поверхностную комиссию графу Лорис-Мелихову объявление написать, кто я таков, и в каких упованиях прошу прощады и хорошее место". Но комендант был старый, мушкетного пороху, - знал все их хитрости и не позволил. "Кто к нам, говорит, залучен, тому нет прощады", и так всё его впотьмах и томил; а как этот помер, а нового назначили, шульер видит, что этот из неопытных, - навзрыд перед ним зарыдал и начал просить, чтобы ему хоть самый маленький сальный огарочек дали и какую-нибудь божественную книгу: "для того, говорит, что я хочу благочестивые мысли читать и в раскаяние прийти". Новый комендант и дал ему свечной огарок и духовный журнал "Православное воображение", а тот и ушёл.
      - Как же он ушёл?
      - С огарком и ушёл.
      Военный посмотрел на дьякона и сказал:
      - Вы какой-то вздор рассказываете!
      - Нимало не вздор, а следствие было.
      - Да что же ему огарок значил?
      - А чёрт его знает, что значил! Только после стали везде по каморке смотреть - ни дыры никакой, ни щёлочки - ничего нет, и огарка нет, а из листов из "Православного воображения" остались одни корневильские корешки.
      - Ну, вы совсем чёрт знает что говорите! - нетерпеливо молвил военный.
      - Ничего не вздор, а я вам говорю - и следствие было, и узнали потом, кто он такой, да уже поздно.
      - А кто же он такой был?
      - Нахалкиканец из-за Ташкенту. Генерал Черняев его верхом на битюке послал, чтобы он болгарам от Кокорева пятьсот рублей отвёз, а он, по театрам да по балам, все деньги в карты проиграл и убежал. Свечным салом смазался, а с светилём ушел.
      Военный только рукою махнул и отвернулся.
      Но другим пассажирам словоохотливый дьякон нимало не наскучил: они любовно слушали, как он от коварного нахалкиканца с корневильскими корешками перешёл к настоящему нашему собственному положению с подозрительным нигилистом. Дьякон говорил:
      - Я на его чистоту не льщусь, а как вот придёт сейчас первая станция здесь одна сторожиха из керосиновой бутылочки водку продаёт, - я поднесу кондуктору бутершафт, и мы его встряхнём и что в бельевой корзине есть, посмотрим... какие там у него составы...
      - Только надо осторожнее.
      - Будьте покойны - мы с молитвою. Помилуй мя, Боже...
      Тут нас вдруг и толкнуло, и завизжало. Многие вздрогнули и перекрестились.
      - Вот оно и есть, - воскликнул дьякон, - наехали на станцию!
      Он вышел и побежал, а на его место пришёл кондуктор.
      ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
      Кондуктор стал прямо перед нигилистом и ласково молвил:
      - Не желаете ли, господин, корзиночку в багаж сдать?
      Нигилист на него посмотрел и не ответил.
      Кондуктор повторил предложение.
      Тогда мы в первый раз услыхали звук голоса нашего ненавистного попутчика. Он дерзко отвечал:
      - Не желаю.
      Кондуктор ему представил резоны, что "таких больших вещей не дозволено с собой в вагоны вносить".
      Он процедил сквозь зубы:
      - И прекрасно, что не дозволено.
      - Так желаете, я корзиночку сдам в багаж?
      - Не желаю.
      - Как же, сами правильно рассуждаете, что это не дозволяется, и сами не желаете?
      - Не желаю.
      Взошедший на эту историю дьякон не утерпел и воскликнул: "Разве так можно!" - но, услыхав, что кондуктор пригрозил "обером" и протоколом, успокоился и согласился ждать следующей станции.
      - Там город, - сказал он нам, - там его и скрутят.
      И что в самом деле за упрямый человек: ничего от него не добьются, кроме одного - "не желаю".
      Неужто тут и взаправду замешаны корневильские корешки?
      Стало очень интересно, и мы ждали следующей станции с нетерпением.
      Дьякон объявил, что тут у него жандарм даже кум и человек старого мушкетного пороху.
      - Он, - говорит, - ему такую завинтушку под ребро ткнет, что из него все это рояльное воспитание выскочит.
      Обер явился ещё на ходу поезда и настойчиво сказал:
      - Как приедем на станцию, извольте эту корзину взять.
      А тот опять тем же тоном отвечает:
      - Не желаю.
      - Да вы прочитайте правила!
      - Не желаю.
      - Так пожалуйте со мною объясниться к начальнику станции. Сейчас остановка.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      Приехали.
      Станционное здание побольше других и поотделаннее: видны огни, самовар, на платформе и за стеклянными дверями буфет и жандармы. Словом, всё, что нужно. И вообразите себе: наш нигилист, который оказывал столько грубого сопротивления во всю дорогу, вдруг обнаружил намерение сделать движение, известное у них под именем allegro udiratto. Он взял в руки свой маленький саквояжик и направился к двери, но дьякон заметил это и очень ловким манером загородил ему выход. В эту же самую минуту появился обер-кондуктор, начальник станции и жандарм.
      - Это ваша корзина? - спросил начальник.
      - Нет, - отвечал нигилист.
      - Как нет?!
      - Нет.
      - Всё равно, пожалуйте.
      - Не уйдешь, брат, не уйдешь, - говорил дьякон.
      Нигилиста и всех нас, в качестве свидетелей, попросили в комнату начальника станции и сюда же внесли корзину.
      - Какие здесь вещи? - спросил строго начальник.
      - Не знаю, - отвечал нигилист.
      Но с ним больше не церемонились: корзинку мгновенно раскрыли и увидали новенькое голубое дамское платье, а в это же самое мгновение в контору с отчаянным воплем ворвался еврей и закричал, что это его корзинка и что платье, которое в ней, он везёт одной знатной даме, а что корзину действительно поставил он, а не кто другой, в том он сослался на нигилиста.
      Тот подтвердил, что они взошли вместе и еврей действительно внёс корзинку и поставил её на лавочку, а сам лёг под сиденье.
      - А билет? - спросили у еврея.
      - Ну, что билет... - отвечал он. - Я не знал, где брать билет...
      Еврея велено придержать, а от нигилиста потребовали удостоверения его личности. Он молча подал листок, взглянув на который начальник станции резко переменил тон и попросил его в кабинет, добавив при этом.
      - Ваше превосходительство здесь ожидают.
      А когда тот скрылся за дверью, начальник станции приложил ладони рук рупором ко рту и отчётливо объявил нам:
      - Это прокурор судебной палаты!
      Все ощутили полное удовольствие и перенесли его в молчании; только один военный вскрикнул:
      - А всё это наделал этот болтун дьякон! Ну-ка - где он... куда он делся?
      Но все напрасно оглядывались: "куда он делся", - дьякона уже не было; он исчез, как нахалкиканец, даже и без свечки. Она, впрочем, была и не нужна, потому что на небе уже светало и в городе звонили к рождественской заутрене.
      ПРИМЕЧАНИЯ
      Впервые, под заглавием: "Рождественская ночь в вагоне (Путешествие с нигилистом)", - газета "Новое время", 1882, от 25 декабря. С измененным заглавием вошло в сборник "Святочные рассказы" (1886).
      По указанию А. Н. Лескова, в основе произведения лежит случай, рассказанный в присутствии писателя в 1879 г. институтской подругой его дочери, женой полковника Сарандинаки. (См.: А. Лесков. Жизнь Николая Лескова, стр. 382).
      Атмосфера страха перед террористическими актами, данная в рассказе, связана с покушениями народовольцев на Александра II (убит в 1881 г.).
      Стр. 169. "Кто скачет, кто мчится в таинственной мгле?" - первая строка стихотворения Гёте "Erlkonig" ("Лесной царь") в неточно цитированном переводе В. А. Жуковского.
      Стр. 170. Револьвер-барбос. - Барбос вместо: бульдог (короткоствольный револьвер особой системы).
      Сужект - соединение слов: сюжет и субъект.
      Бинамид - вместо: динамит.
      Стр. 171. Геральдический козерог - горный козел, изображаемый на гербах.
      ...цвета гаванна... - табачного цвета.
      Стр. 172. Шульер - вместо: шулер.
      ...в поверхностную комиссию графу Лорис-Мелихову... - Граф Лорис-Меликов, Михаил Тариелович (1825 - 1888) - генерал и видный администратор либерального направления. В 1880 г. - главный начальник организованной для борьбы с террористами "Верховной распорядительной комиссии по охранению государственного порядка и общественного спокойствия", которой были временно подчинены все органы политической полиции.
      ...мушкетного пороху... - Мушкет - старинное тяжёлое ружьё крупного калибра.
      "Православное воображение" - вместо: "Православное обозрение" (религиозный журнал, издававшийся в Москве с 1860 по 1891 г.).
      Черняев, Михаил Григорьевич (1828 - 1898) - генерал, участник завоевания Средней Азии. Под его командованием был взят в 1865 г. Ташкент. В 1876 г. - главнокомандующий сербской армией в войне с Турцией.
      ...чтобы он болгарам от Кокорева пятьсот рублей отвёз... - Кокорев, Василий Александрович (1817 - 1889) - купец и промышленник, миллионер, либеральный публицист и оратор. В 1876 г., сочувствуя борьбе болгар за национальную независимость, послал восставшим через генерала Черняева пятьсот рублей.
      Светиль - соединение слов фитиль и светить.
      Стр. 173. Бутершафт - вместо: брудершафт.
      Стр. 174. Рояльное воспитание - вместо: реальное воспитание. Материалисты и демократы защищали систему реального образования, основанного преимущественно на изучении естественных наук, в противоположность господствовавшей системе классического образования.