Глава 4

Синджона проводили в изысканно обставленную библиотеку и усадили в кожаное кресло.

– Не слишком-то похоже на тюрьму, – с сарказмом заметил он, когда его сопровождающие положили саблю на стол красного дерева.

Библиотека напоминала ему кабинет отца. Только фамильные портреты были другими. Синджон смотрел в лица незнакомцев, изображенных на портретах. Они взирали на него так, словно оценивали тяжесть совершенного им преступления.

Большую часть своего детства он провел среди таких же вот кислых мин, выслушивая проповеди отца о долге и ответственности. Возможно, если бы он хоть немного внимал этим проповедям или исполнил желание отца и принял сан священника, ему не пришлось бы сейчас сидеть в этой библиотеке и ждать обвинения в предательстве. Только вот и отец, и Синджон знали, что, несмотря на святое имя, удел священника совсем не для него.

– Это не тюрьма, капитан. Это мой дом, – произнес хозяин библиотеки. – Я подумал, что нам будет гораздо удобнее и безопаснее разговаривать здесь, нежели в застенках конногвардейского полка.

– Безопаснее? – переспросил Синджон, и его брови удивленно взметнулись. Да что все это значит, черт возьми? Внезапно эта изысканная комната показалась ему гораздо более устрашающей, нежели самое темное и сырое подземелье. Он бросил взгляд на охранявших его дюжих молодцов, но его собеседник еле заметно кивнул головой, и те бесшумно удалились, прикрыв за собой дверь.

– Прежде чем перейти к объяснениям, позвольте представиться. Я Адам Декурси. Граф Уэстлейк.

Граф? С каких это пор графы приглашают запятнавших честь офицеров в свой дом для приватной беседы? Поскольку Уэстлейк уже знал его имя, Синджон не счел нужным представляться. Он положил ногу на ногу и ждал обещанных объяснений.

Губы Уэстлейка дрогнули, когда Синджон пренебрег правилами этикета, и он потянулся за колокольчиком.

Синджон ждал, кто появится на пороге. Может быть, Крейтон? Или подручные графа? Или отряд солдат, которые отволокут его в настоящую тюрьму за нежелание проявить вежливость? Но в библиотеке возник суровый дворецкий в безупречной ливрее.

– Доброе утро, Норкотт. Капитан Радерфорд любезно согласился позавтракать со мной. Принесите еду сюда. – Граф сел за письменный стол и посмотрел на Синджона. – Вы что предпочитаете – чай или кофе?

– Я предпочитаю виски, – ответил Синджон.

Сложив пальцы домиком, граф посмотрел поверх них на своего гостя, подобно тому как взирает с небес Всевышний. Синджон выдержал взгляд. Он до сих пор не мог понять, почему находится в этом доме, и поэтому был настороже.

– В таком случае, Норкотт, принесите нашему гостю кофе, – произнес Уэстлейк, отпуская дворецкого взмахом руки. Он смотрел на оружие, лежавшее в окружении таких мирных предметов, как хрустальная чернильница, стопка тисненой бумаги и книги в кожаных переплетах. – Слишком дорогое оружие для опозорившего себя капитана со скудными доходами, – задумчиво протянул граф. – Сабля французская, не так ли?

– Именно так, – с удовлетворением кивнул Синджон. – Либо вы разбираетесь в холодном оружии, либо происхождение оружия выдала гравировка на французском языке.

Брови графа высокомерно взметнулись, когда он достал саблю из ножен и провел наманикюренным пальцем по ее лезвию.

– Ах да. «Стойкость, сила, отвага», – перевел он. – Превосходная работа и отменного качества сталь. Похоже на семейную реликвию. – Он вновь посмотрел на Синджона. – Обладать таким было бы не стыдно даже французскому полковнику.

Желудок Синджона болезненно сжался. Граф словно в воду глядел. Невозможно было поверить в то, что вражеский офицер мог сделать ему такого рода подарок. Но граф просто не понимал, насколько благодарен был Синджону полковник-француз за оказанную им услугу.

Синджон не знал, что именно известно Уэстлейку. Тем более что лицо графа оставалось совершенно непроницаемым. Он встал из-за стола, подошел к окну и отвернулся от Синджона.

Граф оставил саблю на столе, в пределах досягаемости. Так что Синджон вполне мог бы схватить ее и броситься на хозяина дома. Наверное, граф решил устроить ему проверку. Синджону стало его жаль. Откуда Уэстлейку знать, что он никогда не делал того, чего от него ожидали? К тому же он понимал, что подручные графа все еще стоят за дверью и вбегут в библиотеку, заслышав малейший шум. Поэтому он откинулся на спинку кресла и ждал.

– Как вы узнали, что Крейтон задумал меня убить? – спросил Синджон.

Уэстлейк обернулся.

– Это такой способ выразить благодарность? Я узнал об этом, потому что мои люди за ним следили. И за вами тоже. С вашей стороны было опрометчиво бросать ему вызов. Тем более что здесь, в Лондоне, вы совершенно один. Вы даже не знакомы с человеком, вызвавшимся исполнять обязанности вашего секунданта.

Синджон нахмурился.

– Он представился Бассеттом.

– Его нанял Крейтон.

Весьма неприятное чувство всколыхнулось в душе Синджона вот уже второй раз за утро, и по его шее побежали мурашки.

– А какое отношение это имеет к вам? – спросил он. – Если вы хотели меня предупредить, то давайте сочтем, что предупреждение получено, и я отправлюсь своей дорогой.

Синджон потянулся за саблей, но граф покачал головой:

– Все не так просто.

– Что именно? – спросил Синджон, все еще держась за рукоятку сабли. Она согрелась в его ладони – верный друг, проверенный в боях.

Его единственный друг.

– Вы находитесь в розыске. Вы преступник, – произнес Уэстлейк. Он скользнул взглядом по мундиру Синджона, намеренно задержавшись на том месте, где с него были сорваны эполеты и лычки капитана.

Синджон с гордостью носил эти знаки отличия вплоть до того дня, когда вернулся из рейда и обнаружил, что его же собственные солдаты собираются его арестовать. Сабля майора Крейтона хищно блеснула в лучах испанского солнца, когда он взмахнул ею, чтобы срезать с мундира Синджона знаки отличия. А потом его собственному сержанту был отдан приказ связать Синджону руки. Майору пришлось дважды выкрикнуть приказ, прежде чем он был исполнен. Крейтон – черт бы его побрал! – стоял рядом и наблюдал за происходящим. Он дождался, пока руки Синджона будут надежно связаны, а потом подошел и ударил его. Не сводя глаз с Уэстлейка, Синджон провел рукой по небольшому шраму на подбородке.

– Вас арестовали в Испании по обвинению в предательстве, обязали предстать перед военным судом по обвинению в шпионаже в пользу Франции, – продолжал перечислять Уэстлейк.

Вообще-то Крейтон потребовал повесить Синджона немедленно, не дожидаясь суда. Он даже выбрал подходящее дерево и приготовил веревку. К счастью, его начальник уважал закон и даже слышать не захотел о подобном самосуде. Впрочем, Синджона он тоже не захотел выслушать.

– Но, – продолжал Уэстлейк, – вам удалось избежать тюремного заключения перед судом, и вы – полагаю, некто оказал вам содействие – сели на корабль, отправлявшийся в Англию. Поскольку пунктом вашего назначения оказалась не Франция и не Америка, я пришел к выводу, что вы считаете себя невиновным и приехали на родину, дабы доказать это.

Синджон упрямо поджал губы. Мысленно он дал себе клятву никогда не играть в карты с лордом Уэстлейком. Граф говорил спокойно и размеренно, как если бы предмет разговора нисколько его не интересовал. По его тону и выражению лица невозможно было понять, что произойдет дальше. Отправят ли Синджона на виселицу или предложат ему стаканчик бренди, чтобы отпраздновать освобождение?..

Тот самый сержант, которому приказали связать руки Синджона, освободил их от пут под покровом ночи не без помощи охранявших Синджона солдат. Его подчиненные собрали свои скудные сбережения, чтобы помочь ему бежать. Они принесли Синджону его саблю и мундир погибшего рядового, чтобы надеть поверх капитанской униформы, и перевязали ему голову. Этого оказалось достаточно, чтобы сесть на первый же отправлявшийся в Англию корабль, не вызвав подозрений.

Уэстлейк расхаживал по комнате, не сводя взгляда с Синджона, и скрип его начищенных ботинок тонул в густом ворсе устилавшего пол ковра.

– К сожалению, майор Крейтон тоже вернулся в Англию. Только вовсе не для того, чтобы отдать вас под суд, а для того, чтобы убить. – Граф замолчал. Синджон ждал. Просто удивительно, насколько близок к истине оказался Уэстлейк. – Но есть в этом деле кое-что, чего я никак не могу понять, – прервал молчание граф, сдвинув брови. – Если вы опасались наказания, то должны были прятаться. А вместо этого вы вызываете Крейтона на дуэль на виду у дюжины представителей штаба конногвардейского полка и нескольких представителей высшего света. А меж тем Лондон наводнили рассказы о совершенном вами преступлении.

Синджон продолжал молчать. Это, конечно, глупо, но он был слишком рассержен и сбит с толку. Ложь Крейтона запятнала репутацию Синджона, разрушила его карьеру, а правду знал единственный солдат, бесследно исчезнувший, прежде чем его успели допросить. Синджон предполагал, что Крейтон заплатил ему за исчезновение. А может статься, и вовсе убил.

Уэстлейк не обратил внимания на упрямое молчание Синджона.

– С момента своего прибытия в Англию вы искали раненого сержанта по имени Патрик О’Нил.

– Вы следили за мной, – безразлично произнес Синджон.

– Конечно. Полагаю, О’Нил может как-то вам помочь.

Синджон скрежетнул зубами и натянуто улыбнулся.

– Я в Лондоне потому, что начался сезон и я хочу потанцевать на балу в «Олмаке», – протянул он, но Уэстлейк не оценил шутку. Они оба знали, что опозоренному, не имеющему гроша за душой армейскому капитану никогда не позволят переступить священный порог «Олмака». Он стал неподходящей парой для невинных наследниц графов и герцогов, несмотря на то что его собственные предки были не менее родовиты. Но Уэстлейк, конечно, ничего не знал об этом.

– Кажется, у вас есть родственники на севере Англии. Вы могли бы отправиться к ним.

Синджон неловко заерзал в кресле.

– Вы знаете, где О’Нил? – спросил он наудачу.

– Нет, – ответил Уэстлейк. – Насколько близко вы знакомы с Эвелин Реншо?

– С кем? – удивился Синджон.

– С леди, которой вы оказали помощь в парке сегодня утром. Это жена Филиппа Реншо.

Синджон прищурился при звуке незнакомого имени. Он, конечно же, слышал о Реншо, но понятия не имел, что у этого человека есть жена. Реншо представлялся Синджону жадным и трусливым стариком. Но леди, которую он встретил в парке, была молода и красива, даже несмотря на затаившийся во взгляде страх. У Синджона сжалось сердце.

Вот только подозрения в связи с женой предателя ему не хватало.

– Сегодня я впервые встретил эту женщину. Она нуждалась в помощи, и я ей помог. – Синджон вспомнил выражение ужаса в глазах незнакомки и масляную отметину на нежной коже щеки в том месте, где ее касалось дуло пистолета. Она напомнила ему другую леди, оказавшуюся в схожей ситуации. Только это было в Испании. С того самого момента, как Синджон спас очаровательную жену французского полковника, и начались его неприятности. По иронии судьбы встреча с другой леди, попавшей в беду, могла положить конец всем его проблемам. Ведь его арестовали и скорее всего отправят на виселицу.

– А как насчет лорда Филиппа? – спросил граф. – С ним вы знакомы?

– Единственный известный мне человек по имени Филипп служит лакеем у моего отца. Он научил меня бросать камешки по поверхности озера в… – Синджон осекся.

– Так-так. Ведь вы – сын графа Холлиуэлла, не так ли? – Уэстлейк подошел к столу, открыл папку с документами и принялся читать. – Третий по счету. – Он поднял глаза на Синджона, ожидая подтверждения собственных слов, но тот предпочел промолчать. Все сказанное было правдой. Только вот Уэстлейк упустил тот факт, что собственный отец отрекся от Синджона.

– Ваш отец желал, чтобы вы стали священником, а вместо этого на деньги, выигранные за карточным столом, вы купили офицерский чин. Вы выиграли благодаря собственной ловкости, или же вам просто повезло?

– Звание капитана чертовски дорого. Особенно если вы не хотите довольствоваться беспородным конем и носить мундир из никуда не годного сукна, – протянул Синджон, пригладив рукой изрядно поношенный китель. Однако Уэстлейк не обратил внимания и на эту шутку.

– Вы пробыли в Испании всего восемь месяцев, прежде чем вас обвинили в шпионаже в пользу врага. Ваши подчиненные готовы были свидетельствовать на суде в вашу пользу. Многие из ваших товарищей также описывают вас как прекрасного человека и верного своему долгу офицера. Вы проявили себя в бою, и поэтому поверить в выдвинутые против вас обвинения крайне трудно. – Уэстлейк окинул Синджона взглядом, в котором тот не увидел ни восхищения, ни осуждения.

– Вам известно, что рассказы о вашем побеге уже стали легендой, капитан? В одном из отчетов говорится, будто бы вы прокладывали себе путь вот этой самой саблей. Вы стали героем в глазах многих людей лишь потому, что сумели совершить побег.

Синджон вспомнил двоих охранников, что помогли сержанту освободить его. Он даже с радостью согласился на то, чтобы они легонько ударили его по голове, дабы создать видимость борьбы.

– Они хорошие парни, – произнес Синджон. Он очень надеялся, что караульных не отдали под трибунал за пособничество «преступнику».

– То же самое они сказали и о вас. Хороший офицер. А ведь это наивысшая похвала из уст подчиненных, не так ли? Заслужить такую репутацию, как у вас, крайне сложно. А запятнать ее почти невозможно.

Уэстлейк захлопнул папку, сел за стол и посмотрел на саблю. Синджон проследил за взглядом графа. Обнаженный клинок соблазнительно поблескивал в лучах солнца, льющихся в окно, – восхитительное и крайне опасное существо. Синджон неожиданно сравнил с этим клинком Эвелин Реншо.

– Вы – обвиняемый в шпионаже герой. А главный злодей в драме – майор Крейтон, раскрывший ваше вероломство. По крайней мере в Испании дело обстоит именно так. Здесь же, в Лондоне, он герой, потому что в светском обществе известна версия, рассказанная им, – безразличным тоном произнес Уэстлейк. – Почему же тогда Крейтона так не любят?

Синджон стиснул зубы. Потому что Крейтон – предатель, насильник и лжец. Такие офицеры посылают людей на смерть, руководствуясь собственной прихотью, и еще имеют наглость вкусно пообедать после совершенного ими злодейства. Синджон упрямо молчал, хотя в его взгляде отразилось презрение.

Уэстлейк достал из папки листок бумаги и помахал им в воздухе.

– Вам стоит как можно серьезнее отнестись к этому делу, Радерфорд. Это ордер на ваш арест, подписанный королем. Виновны вы или нет, но вас объявили вне закона, и мне дан приказ разыскать вас.

Синджону вдруг стало трудно дышать, как если бы петля палача уже затянулась вокруг его горла. Молодой человек холодно посмотрел на графа.

– Меня будут судить, прежде чем отправят на виселицу? У меня есть время привести в порядок мундир, или удобная маленькая виселица уже ждет меня здесь, на заднем дворе?

Уэстлейк склонил голову набок, и в его глазах наконец-то заплясали веселые искорки.

– Я не собираюсь вас казнить. Более того – я хочу вам помочь.

Ну вот. Наконец-то.

Синджон прищурился.

– Почему вы это делаете?

На губах Уэстлейка застыла ледяная улыбка, совершенно неспособная приободрить кого бы то ни было.

– Дойдем и до этого. А пока скажите, вы слышали, о чем разговаривали леди Эвелин и напавший на нее человек?

Синджону удалось услышать разговор о каком-то таинственном знамени, но его внимание привлек тихий возглас леди Эвелин, слова «прошу вас», сорвавшиеся с ее губ, когда она заглянула ему в глаза. Не сломал ли негодяй ей руку? Его собственная рана ныла от беспокойства за леди Эвелин.

– Я услышал, как она закричала, – ответил Синджон. – Когда я к ним подошел, нападавший что-то требовал от нее. Я подумал, что этот человек хочет удовлетворить свою похоть.

Уэстлейк поджал губы и стал похож на старую чопорную служанку.

– Только не в этом случае. Человек, напавший на леди Эвелин, – французский шпион. Он прибыл в Лондон, чтобы расспросить ее о пропавшей ценности. Он считает, будто она прячет ее у себя, пока лорд Филипп в бегах.

Губы Синджона растянулись в дерзкой ухмылке.

– Ну конечно, чего еще может желать мужчина?

Уэстлейк посмотрел на Синджона холодно и неодобрительно, точно пожилая матрона.

– Вы когда-нибудь слышали о знамени Карла Великого, капитан?

– Конечно. Эта легенда – уловка, призванная посылать людей на бой, заставляющая их верить в то, что они неуязвимы для пуль и сабель до тех пор, пока над их головами развевается кусок магической материи, привязанный к палке.

– Это так. Но представьте, что этот, как вы изволили выразиться, кусок материи, развевается над головами англичан, а не французов. Это могло бы положить конец войне. Причем закончилась бы она в нашу пользу, – задумчиво произнес Уэстлейк, и его глаза заблестели.

– Неужели вы в самом деле в это верите? В то, что единственный взгляд, брошенный на знамя Карла Великого в руках англичан, заставит французов повернуть вспять и в страхе бежать с поля боя? – спросил Синджон.

– Но разве не в этом смысл магии?

Услышав подобное, Синджон подумал, что граф не слишком умен.

– Но какое отношение все это имеет ко мне? Я больше не служу в армии, помните?

Прежде чем граф успел ответить, в библиотеку вошел дворецкий в сопровождении двух лакеев. Они несли подносы с едой. Воздух наполнился ароматом поджаренного бекона, свежего хлеба и горячего кофе, и Синджон вспомнил, что давно уже ничего не ел.

– Благодарю вас, Норкотт, – произнес Уэстлейк как ни в чем не бывало, когда лакеи расстелили белоснежную скатерть на стоявшем возле окна столе и проворно расставили тарелки.

– Налить кофе, милорд? – осведомился дворецкий, и граф кивнул. Ароматный пар взвился над ободками фарфоровых чашек. Уэстлейк подошел к столу.

– Давайте позавтракаем, капитан Радерфорд. Друзья называют вас Син, не так ли? Уверяю вас, еда здесь не в пример лучше той, что подают в вашей ночлежке. За те пять дней, что вы находитесь в Лондоне, вам вряд ли удалось поесть что-то, кроме холодных пирогов да черствого хлеба.

Похоже, Уэстлейк знал о Синджоне все. Мысль об этом заставляла молодого человека упрямо стоять на противоположном конце комнаты, несмотря на то что завтрак выглядел очень аппетитно.

– Вы до сих пор не сказали, что вам от меня нужно, – произнес Синджон, не желая продаваться за чашку свежего кофе и кусок бекона, пусть даже и великолепно приготовленного.

Уэстлейк сел за стол и развернул салфетку, витиевато взмахнув ею, точно держал в руках магическое знамя, заставлявшее людей подчиняться его воле.

– Я не лгал, когда сказал, что хочу вам помочь. Моя работа состоит в том, чтобы разыскивать людей, полезных королю и государству. Таких, которые смогут выполнять секретные задания и раскрывать заговоры, угрожающие безопасности Англии. Вы меня понимаете?

– Не совсем, – ответил Синджон.

Уэстлейк взял со стола креманку с густыми сливками и полил ими спелую клубнику, лежавшую у него в тарелке. Рот Синджона наполнился слюной.

– Судя по всему, вы искусный игрок. Вы неплохо зарабатывали себе на жизнь подобным образом, не так ли? Вы готовы рисковать, делать высокие ставки. Я знал такого человека. Он великолепно читал по лицам. Выманивал у людей их самые сокровенные тайны. Особенно у женщин. Садитесь же.

– И что с ним сталось? – спросил Синджон.

– Женился, – ответил Уэстлейк таким тоном, словно худшей судьбы джентльмену и пожелать нельзя.

Он наполнил тарелку ломтиками колбасы и бекона, яйцами и поджаренным хлебом и протянул ее Синджону, опустившемуся наконец на указанный стул. Молодой человек был слишком голоден и заинтригован, чтобы отказаться от еды и весьма интересной информации.

– Мне нужна замена, – сказал Уэстлейк. – А вам нужно спрятаться до тех пор, пока мы не докажем вашу невиновность. Крейтон – опасный враг, а вы остались без друзей и без гроша в кармане. Я помогу вам отыскать сержанта О’Нила и уговорить его рассказать правду, тем самым оказав вам содействие.

Что ж, предложение действительно стоящее.

И все же был в нем какой-то подвох. Синджон осторожно положил вилку на стол, откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.

– И что мне придется делать в обмен на это? – спросил он. – Ведь все в мире имеет свою цену.

Уэстлейк отправил в рот ягоду и подался вперед с видом кота, держащего в когтях добычу.

Синджон судорожно сглотнул, прогоняя возникшее в груди неприятное ощущение. Ему оставалось лишь надеяться, что этот завтрак не станет последним в его жизни.

Глава 5

Эвелин Реншо смотрела в окно гостиной. Сегодня из небольшого парка, что располагался напротив, за ее домом наблюдали двое.

– Я вижу вас, – бормотала Эвелин себе под нос, бросая гневные взгляды на соглядатаев. Они наверняка доложат о том, что она сошла с ума, раз разговаривает сама с собой. И что тогда? Станут ли эти волки вновь ее допрашивать в надежде на то, что она стала более сговорчивой, устав от тотальной слежки?

Эвелин потерла руку, все еще болевшую после нападения француза три дня назад. Интересно, есть ли вокруг дома и другие шпионы, которых она просто не видит? Вдруг они только того и ждут, чтобы она вышла на улицу? Эвелин не покидала дом после происшествия в парке, а навещали ее лишь сестры.

Она сердито посмотрела на спокойно шагающих по улице пешеходов и вздрогнула. Теперь каждый из них внушал подозрение.

Раздался вежливый стук в дверь, и Эвелин обернулась. Это не Шарлотта, она не стала бы стучаться. Возможно, приехала Люси или Элоиза, хотя обе любили, когда Старлинг докладывал об их появлении. Они навещали Эвелин каждый раз, когда в городе появлялись свежие сплетни или если Элоиза непременно хотела показать сестре новую ткань либо фасон платья.

– Войдите, – произнесла Эвелин, расправляя плечи при виде вошедшего в гостиную Старлинга. Нет, к ней приехали не сестры, потому что дворецкий улыбался.

– К вам посетитель, миледи. Он желает устроиться на место лакея. Я взял на себя смелость с ним побеседовать, и мне показалось, что он вполне подходит на эту должность. Он сказал, что готов приступить к исполнению своих обязанностей сейчас же, и я подумал, что вы захотите прежде сами на него взглянуть.

Сердце Эвелин сжалось. Вот так просто? Один лакей ушел, а на его место сразу пришел другой? Волки обнаглели настолько, что решились постучать к ней в дверь.

Эвелин уже открыла рот, дабы заявить Старлингу, что не желает никого видеть и нанимать, но тотчас же закрыла его снова. Слуг в доме было отчаянно мало, и если ситуацию не исправить, сестры вновь примутся уговаривать Эвелин переехать к одной из них. Они бросят жребий, и вытянувшая короткую соломинку приютит Эвелин у себя на время сезона.

Часы мерно отсчитывали секунды, и Старлинг шевельнулся, привлекая внимание своей госпожи.

– Он кажется надежным, миледи. Желает работать, опрятен и воспитан.

Эвелин поджала губы. Глупость какая. Ей ведь и раньше доводилось нанимать слуг. Все работающие у нее люди были трудолюбивы, надежны, чистоплотны и вежливы. Эвелин лично беседовала с ними в этой самой гостиной, задавала необходимые вопросы, рассказывала о заведенных в доме порядках и нанимала на службу. Конечно же, она сразу поймет, является ли этот так называемый лакей агентом королевской разведки или же очередным любопытным, пришедшим поглазеть на жену предателя. Если он окажется таковым, Эвелин заставит его пожалеть о том, что он осмелился переступить порог ее дома.

– Просите его, Старлинг.

Эвелин опустилась на диван, расправила подол платья и надела на лицо приличествующее случаю царственно-высокомерное выражение.

Но когда в гостиной появился он, Эвелин с тихим возгласом вскочила с дивана.

На пороге гостиной стоял солдат из парка. С минуту Эвелин ошеломленно смотрела на него в надежде, что она ошибается. Она грезила о нем каждую ночь с момента их встречи – о храбром герое с ослепительной улыбкой, спешащем на помощь. Эвелин отчаянно заморгала. Возможно, ей все это привиделось или же она попросту сходит с ума.

Солдат был одет в простой коричневый сюртук и желтовато-рыжие штаны-кюлоты. Он снял алый мундир, но взгляд его серых глаз остался столь же проницательным, а улыбка – столь же ослепительной. Она заставляла сердце Эвелин трепетать даже теперь, когда она усомнилась в его честных намерениях.

Смятение боролось в ее душе со страхом. Конечно же, он пришел сюда за вознаграждением. Или еще того хуже – решил ее шантажировать, поняв, насколько выгодно простому солдату происшествие в парке. Эвелин стоило большого труда взять себя в руки, когда солдат вошел в ее гостиную. Он остановился на самой середине мягкого турецкого ковра, устилавшего пол.

Он отвесил довольно низкий поклон, но взгляд его оставался прямым и дерзким. Совсем не как у слуги, пришедшего наниматься на работу.

Эвелин показалось, что этот человек занял собой все свободное пространство и лишил ее способности дышать.

В душе Эвелин всколыхнулась тревога, и она огляделась по сторонам в поисках подходящего оружия. Стоявшая на столе рядом с дверью китайская ваза слишком далеко. Да и до кочерги у камина не дотянуться. Под рукой оказались лишь набитые лебяжьим пухом подушки дивана.

Эвелин смерила посетителя надменно-осуждающим взглядом.

– Что вам нужно? – холодно спросила она.

Дерзость в глазах солдата померкла.

– Я пришел, чтобы получить работу, миледи. Разве мистер Старлинг не сказал вам?

Дерзкий ответ лишь подлил масла в огонь. Ну кто бы мог подумать? Спасший Эвелин герой оказался мелким искателем приключений, охотником за деньгами.

– В самом деле? Это все? Вы ведь пришли не за вознаграждением или… – Эвелин не хватило духу произнести вслух слово «шантаж», поэтому она гордо вздернула подбородок и посмотрела посетителю прямо в глаза. – Сколько вы хотите?

У солдата хватило наглости улыбнуться:

– Честного жалованья за мою работу будет достаточно.

Но Эвелин не желала играть с этим человеком в его игры.

– Мистер Старлинг проводит вас. – Эвелин потянулась за колокольчиком, но солдат поднял руку, требуя внимания.

– Подождите, миледи. Похоже, у вас сложилось обо мне неверное впечатление. Я действительно пришел в ваш дом, чтобы получить работу, не более того. То, что случилось в парке, в прошлом. Вам требовалась помощь, а я, по счастью, оказался неподалеку. У меня и в мыслях не было просить награды или шантажировать вас.

Шантажировать. Он произнес отвратительное слово вслух, и Эвелин судорожно сглотнула.

Солдат сделал шаг вперед, и Эвелин стоило немалых усилий остаться на месте. Она заглянула в его глаза, и сердце ее упало. В них не было жадности или любопытства. Их обладатель смотрел на Эвелин открыто и спокойно. Этот же самый взгляд ободрил ее там, в парке, заверил в том, что она будет спасена.

– Я стучался в каждую дверь на Мейфэре. Так место лакея свободно или нет? – спросил молодой человек без тени разочарования или злости.

Эвелин вновь оглядела его с ног до головы. Он был худощав и высок, но вместе с тем широкоплеч. Темные волосы заплетены в аккуратную косичку, а щеки гладко выбриты. Он должен был выглядеть, как простой безобидный слуга. Только вот беда в том, что женщины не проходят мимо таких мужчин. Даже в отсутствие военного мундира Эвелин ощущала исходившую от него силу.