Однако же он почему-то ощущал некоторое умиротворение и соглашался до сих пор молчать о своем существовании. Но накануне брачной церемонии он потребовал от Лидии нового свидания, на что она скрепя сердце вынуждена была согласиться.
Приближение рокового дня, когда его жена должна была сделаться супругой другого, донельзя измучило и взвинтило нервы Люперкати и заставило его потребовать от жены, чтобы она обязательно назначила ему свидание между днем гражданского брака и днем церковного венчания. Он предоставил ей выбор места тайного свидания, но потребовал, чтобы она принадлежала ему, ставя это условием его молчания, в противном же случае грозился вызвать небывалый скандал, явившись в церковь как раз во время брачной церемонии и открыто, громогласно обличить свою жену в сознательном двумужестве.
Лидия возмущалась и протестовала, стараясь отговорить своего мужа от этой мысли, но все было напрасно – он твердо стоял на своем.
Видя, что никакие уговоры не помогают и желая выгадать время, Лидия обещала, что назначит ему завтра место свидания и ответит через посланного.
Это обещание несколько успокоило Люперкати; он ушел, пригрозив еще раз на прощание, что в случае, если его жена не сдержит завтра своего обещания, он обязательно со скандалом расстроит ее предполагающийся брак, а так как высший свет никогда не простит ей подобного скандала и она навеки погубит себя в его глазах, то он советовал ей хорошенько поразмыслить, а не действовать очертя голову.
Лидия поспешила передать этот разговор своему брату и попросила его совета.
– Да это какой-то сумасшедший! Животное какое-то! – воскликнул граф. – Какое несчастье, что он не убит! Ведь посадили же его австрийцы в тюрьму, как же они не сумели уберечь его там? О, надо во что бы то ни стало выйти из этого рокового тупика!
– Найди выход! – молила Лидия.
Мобрейль стал нервно ходить по комнате, ломая голову над этой задачей. Его суровое лицо приняло еще более жесткое, злобное выражение. Наконец он холодно улыбнулся и торжествующим тоном произнес:
– Нашел! Тебе необходимо идти на это свидание.
– Что ты говоришь? – ужаснулась Лидия. – Ты, по-видимому, совсем не знаешь Люперкати; он крайне несдержанный! Кроме того, он уверяет, что любит меня больше прежнего. Если я явлюсь на это свидание, то мне придется подчиниться его требованиям, а этого я совершенно не могу допустить!
– Это и не требуется! – спокойно ответил Мобрейль. – Хотя и говорят, что цель оправдывает средства, но в данном случае я нахожу это излишним; надо только заманить твоего мужа на это свидание, а явиться на него может и другая личность…
– Не понимаю.
– Однако это очень просто: вместо тебя в назначенном месте встречу его я с Этьеном. Это довольно солидный компаньон.
– Ага, начинаю понимать! Ты пригрозишь ему, заставишь молчать, потребуешь, чтобы он оставил меня в покое и уехал отсюда!
– Вот именно. Я выскажу ему все это и надеюсь, что добьюсь благоприятных результатов.
– Но согласится ли он?
– Я думаю предложить ему довольно значительную сумму денег, – конечно, ты предоставишь ее в мое распоряжение – с тем условием, чтобы он отказался всецело и навсегда от каких бы то ни было прав на тебя, и заставлю его подписать бумагу, в которой будет сказано, что он действительно лично знал маркиза Люперкати и участвовал с ним в восстании Мюрата, но что маркиз был смертельно ранен в схватке в Пиццо, что дало ему идею выдать себя за умершего маркиза и вернуться во Францию, с тем чтобы пользоваться от тебя путем вымогательства денежной поддержкой. Кстати сказать, ведь по дороге в Сорренто был подобран труп, одетый в платье маркиза, и в его карманах были найдены документы, подтверждающие личность убитого. Так что на этот счет не может быть затруднения. Таким образом, когда я заручусь распиской и подписью этого воскресшего мертвеца, то он не будет уже в состоянии вредить тебе и нарушать твой покой.
– Прекрасно задумано! – одобрила Лидия. – Но если он откажется от этой сделки?
– А если он откажется, то Этьен заставит его навеки позабыть, что некогда жил маркиз Люперкати, – ответил граф, мрачно улыбаясь.
Лидия, невольно вздрогнув, произнесла:
– Неужели вы его…
– Увидим! – холодно прервал Мобрейль. – Все зависит от обстоятельств. Теперь все дело за тем, чтобы назначить ему место свидания и чтобы он пришел туда без тени подозрения, а искренне надеясь на то, что ты согласилась еще хоть раз, хоть на час принадлежать ему. Место должно быть выбрано укромное, в котором мы с Этьеном могли бы без помехи и стеснения поставить ему наши условия. Ну-с, Лидия, за дело: пиши записку!
Лидия тотчас же села за письменный столик и взялась за перо.
– Надо так составить, – сказал Мобрейль, – чтобы не было, во-первых, лишних слов, а кроме того, чтобы эта записка не могла скомпрометировать тебя, если она случайно попадет в чужие руки. Начни так: «Придите сегодня в одиннадцать часов вечера». Ах, черт возьми, надо же выбрать место! Необходимо, чтобы оно было достаточно отдаленное, чтобы, если раздадутся крики, они не привлекли ничьего внимания. Но вместе с тем, дабы не возбудить подозрений Люперкати, необходимо, чтобы это было закрытое помещение. Если ты назначишь ему свидание на чистом воздухе, то он сразу поймет, что здесь что-то не так. Нам нужен дом… комната… Но где найти ее?
Мобрейль снова быстро зашагал по комнате, стараясь подыскать необходимое.
– Я нашла! – вдруг вскрикнула Лидия. – Именно то, что нам требуется: пустой дом! Помнишь тот дом в Пасси, где жил Шарль с англичанкой? Ну, тот, откуда мы взяли ребенка и разогнали слуг…
Мобрейль громко расхохотался и воскликнул:
– То есть это удивительно! Только женщины способны находить такие подходящие места для любовных свиданий! Милая моя сестричка, ты совершенно права: это именно то, что нам требуется. Ключи у тебя? Дай мне их! Ну, кончай же свою любовную записку! Пиши: «Приходите в Пасси»… Как называется улица?
– Улица де Винь. Дом окружен решеткой, а по бокам посажены тополя.
– Великолепно! Так и напиши, а потом запечатай и тотчас же пошли по данному Люперкати адресу, на улицу Сент-Оноре, я же, со своей стороны, приготовлюсь к встрече с твоим мужем!
Сказавши это, Мобрейль поцеловал руку сестры и ушел, очень довольный тем, что он нашел способ заключить брак Лидии и одновременно с этим покончить с тем, что он называл неприятной семейной историей.
Получив записку, Люперкати в первое мгновение просиял от счастья, но, перечитав внимательнее, подумал, что его обожаемая Лидия уступила, очевидно, под влиянием страха скандала. Записка была коротка и возмутительно суха. Ясно, что она разлюбила его и ее согласие на свидание было вынужденным согласием мученицы и жертвы.
Маркиз задал себе вопрос: благородно и порядочно ли с его стороны принять от нее подобную жертву? Мучаясь мыслью, что любимая им женщина скоро будет принадлежать другому, он потребовал этого свиданья с целью унизить, покарать изменившую ему женщину. Но теперь, когда она уступила, он стыдился своего поступка и глубоко сожалел, что предъявил ей такие тяжелые требования. Он решил, что почувствует себя спокойнее, если не воспользуется вынужденным согласием Лидии, которая неминуемо почувствовала бы к нему отвращение и ужас после этого насилия. Да и что отрадного могло бы представить для него это неразделенное обладание? Он пойдет на это свиданье, увидит ее еще один раз, услышит звук ее голоса, побеседует с нею, как говорят у постели умирающего с теми дорогими нам существами, с которыми нам предстоит расстаться навеки, а потом исчезнет с ее пути, и она больше никогда не услышит о нем… Он будем безгранично страдать, но зато у него будет утешение, что он не оскорбил той, которую горячо любил; это даст ему возможность надеяться, что она сохранит в своем сердце хоть немного сожаления и симпатии к нему, а может быть, и раскаяния… Да, он пойдет в Пасси, в обозначенный в записке дом, но только для того, чтобы сказать:
– Я любил тебя, люблю тебя и теперь в доказательство не прошу от тебя ничего, ничего, кроме последнего «прости»!
Порешив на этом, Люперкати отправился в Пасси. Он пошел пешком, так как состояние его кошелька не позволяло ему взять экипаж; между тем ему хотелось прийти засветло, чтобы знать, когда наступит время свиданья, куда ему идти. Он довольно легко разыскал дом, обозначенный в письме. Окна были раскрыты, а между тем никто в них не показывался.
«Лидия, верно, услала куда-нибудь людей, – подумал он, – и устроилась, чтобы нам быть одним. Итак, до вечера! Теперь я уже знаю дорогу».
Он пришел в Отэйль, зашел в гостиницу и велел подать себе вина, хлеба и сыра.
«Скромная трапеза! – грустно улыбнувшись, подумал он, – но те, кто идут на последнее свиданье, напоминающее собой вечную разлуку, обязаны поститься; ведь, умерщвляя свою душу, поневоле умерщвляешь и свою плоть».
XXXVIII
Люси сразу же по возвращении во Францию отправилась с Анни в Пасси. Она вернулась взволнованная, но довольная тем, что видит родной ей дом. Занавески на окнах были задернуты, и дом казался нежилым, но Люси не удивилась этому. Она подумала, что Шарль, вероятно, распустил прислугу, но надеялась, что кто-нибудь из них догадался, может быть, оставить какой-нибудь адрес или указание. Надо было посмотреть.
Она спокойно и доверчиво вставила ключ в замок и открыла дверь. Анни с удивлением и некоторым беспокойством шла за нею. Она очень быстро освоилась с переменой своего положения и казалась очень милой и почти элегантной в одежде, купленной для нее ее новой благодетельницей.
Люси нашла дом в большом беспорядке и запустении, ничто не указывало на то, что Шарль посещал этот дом, как не нашлось и адреса хотя бы одного из отпущенных слуг. Обойдя все комнаты и твердо убедившись в этом, Люси опустилась в кресло и глубоко задумалась. Для нее было полной загадкой упорное молчание Шарля, то, что он не ответил ни на одно из ее писем, тогда как так легко было написать в гостиницу «Король Георг». Что с ним? Куда он девался? Он точно сквозь землю провалился.
Политическое событие, о котором говорил ей ла Виолетт, и процесс, касающийся Шарля, должны быть уже закончены. Перед своим поступлением в лечебницу она разговаривала с братом о политическом движении во Франции, и брат сказал ей, что не было никаких значительных арестов, а жизнью поплатился лишь один маршал Ней, который был казнен.
Люси необходимо было разгадать эту тайну, но помочь ей в этом мог лишь один Шарль. Следовательно, было необходимо снова написать ему, так как она непременно хотела видеть его.
Предполагая даже, что он разлюбил ее и хотел с нею расстаться (это подозрение невольно зародилось в душе Люси), и то надо было думать, что он не мог отказать ей в личном свидании и последнем объяснении. И наиболее подходящим местом для этого тяжкого объяснения являлся, конечно, тот дом, где она провела с Шарлем столько счастливых лет. Пусть он вернется хоть на несколько минут в их прежнее счастливое гнездышко. Он не посмеет отказать в этой просьбе той женщине, которую некогда горячо любил. Наконец, если он так изменился к ней, Люси, то неужели можно допустить мысль, что он был бы способен охладеть вместе с тем и к Андрэ? Нет, он обязательно придет, хотя бы для того, чтобы услышать о ребенке.
Люси поспешила написать Шарлю записку, в которой сообщала о своем возвращении и умоляла его прийти хоть на несколько мгновений. Она сообщала, что дело идет о розыске ее сына, что она знает место, куда увезен их ребенок, но что только он, отец, может с помощью своих связей и друзей вернуть его матери.
Окончив записку, Люси задумалась над тем, кто доставит ее по назначению? Необходим был верный человек, но откуда взять его? У нее мелькнула было мысль об Анни, но так же быстро прошла, как и пришла: Анни не говорила по-французски, мыслимо ли было пустить ее одну по незнакомым улицам Парижа? Поэтому Люси решила лично отнести это письмо в дом госпожи Лефевр. Ее никто не знал, значит, она могла расспрашивать прислугу без всякого стеснения.
Но так как Шарль мог тотчас же по получении ее письма отправиться в Пасси и, может быть, даже опередить ее, то она решила оставить Анни дома, чтобы она могла задержать Шарля и сказать, что Люси скоро придет обратно.
Анни обещала в точности исполнить полученные приказания, но просила Люси скорее вернуться обратно, так как ей будет очень жутко одной в пустом доме. Люси успокоила ее, поцеловала на прощанье и ушла.
Ей пришлось идти пешком до самой заставы, где она наконец нашла экипаж и велела везти себя на Вандомскую площадь.
Доехав до красивого дома, в котором жила герцогиня Данцигская, она вышла из кареты, не без внутренней дрожи подошла к внушительного вида швейцару и передала ему письмо, сказав:
– Для господина Шарля Лефевра, очень важное!
Говоря это, она с тревогой всматривалась в лицо швейцара, думая: «Если Шарля нет, если он в тюрьме или болен, если он даже умер, то я и без слов пойму все по одному виду этого человека».
Но швейцар с равнодушным видом взял письмо и ответил:
– Молодой хозяин получит ваше письмо не скоро, так как сейчас же после торжества он уезжает в свои поместья.
– А, так он уезжает? – дрожа переспросила Люси.
– Ну, да, – ответил тот, – как же иначе? Ведь у господ так уже принято, чтобы после свадьбы уезжать куда-нибудь. Если вам очень к спеху, так лучше всего отправьте свое письмо по почте, адресовав его в Комбо. Там молодой хозяин собирается провести медовый месяц.
Люси почувствовала при этих словах, что вот-вот на нее опять найдет приступ сумасшествия. Боясь показать швейцару свое отчаяние, ужас и боль, она чуть не стремглав бросилась в карету, приказав извозчику отвезти ее в Пасси.
По дороге она кое-как справилась с охватившим ее волнением и сумела заставить себя разобраться в создавшемся положении. Словно перед нею вдруг отдернули занавес, и истина, так долго скрываемая от нее, вдруг предстала во всей своей трагической обнаженности. Теперь все понятно! Все поведение Шарля легко объясняется этим браком! Он хотел просить ее, но не имел силы или смелости сделать это открыто; он внезапно скрылся и заставил уехать также и ее. И невольно она спрашивала себя: не был ли Шарль сообщником негодяев, похитивших ее сына? Она вспомнила свой разговор с Мобрейлем, вспомнила, как тот требовал от нее, чтобы она отступилась от Шарля и от Андрэ. Неужели же эта наглая махинация доведена действительно до этих пределов подлости?
Люси даже вздрогнула от мысли, что ее сына похитили с целью облегчить возможность брака Шарля с неведомой ей соперницей, но, вспомнив рассказы Анни, решила, что Шарль не мог ни с какой стороны быть замешан в историю похищения ее сына. Значит, дело тут было в чем-то другом.
Но очевидным фактом была женитьба Шарля. На ком он женился? В сущности, это мало касалось ее, но, вероятно, от него скрыли похищение Андрэ, Что же, приходилось заставить смолкнуть стоны сердца и выдвинуть вперед нежность матери, приходилось думать не о потерянных навсегда радостях любви, а о счастье сына. Значит, надо написать Шарлю, сообщить ему обо всем, заставить принять участие в розысках пропавшего Андрэ.
Люси сейчас же взялась за перо и написала следующее письмо:
«Шарль! Я не упрекаю тебя ни в чем. Я знаю, что ты уже не любишь меня более и что другая владеет ныне и твоим именем, и твоим сердцем! Но я была в таком отчаянии. Тебя не было со мной, когда я узнала, что нашего дорогого Андрэ похитили какие-то негодяи. Не дожидаясь тебя, я бросилась искать его; ведь меня уверили, будто ты сидишь в тюрьме! К сожалению, все мои поиски остались без результата. Андрэ будет навсегда потерян для нас, если ты не займешься его розысками. Его отправили на остров Святой Елены – вот что мне удалось узнать. Я вернулась в Париж, чтобы вместе о тобой продолжать розыски, но здесь узнала печальную новость… Шарль! Если ты и разлюбил, забыл меня, то, наверное, все еще любишь нашего Андрэ; ты не оставишь его на этом далеком острове и вернешь его мне! Я верю в это! Прощай, будь счастлив! Люси».
Она вышла вместе с Анни, чтобы отправить письмо. Это было почти путешествием – пришлось идти в самый центр города.
После отправки письма Люси и Анни зашли в гостиницу и пообедали там; была уже ночь, когда они наконец вернулись домой. Люси, заметив, что девушка боится и все спрашивает, не водятся ли здесь поблизости разбойники, сказала ей:
– Мы запремся в комнате наверху. К тому же у нас под рукой будут пистолеты, и если кто-нибудь вздумает забраться в дом, то станем стрелять: это испугает воров и привлечет внимание соседей. Так что ты не бойся, Анни! Да и эта местность очень тихая; здесь никогда не слышно ни о каких разбоях.
Люси и молодая девушка улеглись спать и вскоре заснули. Вдруг среди глубокой ночи их разбудил какой-то шум, похожий на то, как если бы кто-нибудь пытался забраться в дом. Анни проснулась, прислушалась и, толкая Люси, шепнула:
– Кто-то ломится к нам!
Та проснулась и тоже прислушалась. Она ясно слышала тяжелые мужские шаги в нижнем этаже.
– Это Шарль! – весело воскликнула Люси.
Но тут же она подумала, что он еще не мог получить ее письмо; если записка, оставленная у швейцара, даже и попала случайно в его руки, то он не стал бы бродить по нижнему этажу, а поднялся бы наверх, позвал бы ее, а не стал бы так без толку бродить по комнатам.
Люси прижалась к дрожавшей Анни и сказала:
– Боже мой! Что еще за несчастье ждет нас теперь? Что могло понадобиться здесь человеку глубокой ночью? Что делать? Может быть, позвать на помощь?
Анни шепнула Люси:
– А пистолеты?
– Да, да! Но давай прислушаемся. Может быть, лучше будет не поднимать тревоги. Если это обыкновенный жулик, то он найдет дом необитаемым и спокойно уйдет, выбрав себе что-нибудь из вещей. Молчи, дорогая моя крошка, и не бойся! Главное – не будем двигаться, чтобы не выдать своего присутствия!
Люси осторожно встала и села на кровать; Анни последовала ее примеру. Они стали прислушиваться и ждать событий.
Прошло около часа. Люси стала успокаиваться: рассудок говорил ей, что если это и мазурик, то какой-то необыкновенный, так как он в течение часа методически прохаживался из столовой в гостиную и обратно. Может быть, он просто поджидал сообщников? Да, в таком случае все-таки лучше подождать еще и не выдавать своего присутствия.
Вдруг, словно в ответ на ее мысли, послышался шум шагов с улицы, и в дом вошли два человека. Они резко распахнули дверь, прошли в вестибюль, и вскоре оттуда раздался шум голосов: там, видимо, разыгрывалась какая-то ссора. Люси опустилась на пол, приложила ухо к паркету и стала прислушиваться.
– Это западня! – возмущался какой-то голос. – Но берегитесь, негодяи! Хоть я и без оружия, но наставлю вам таких синяков, так расцарапаю лицо, что вас все равно найдут и повесят.
Послышался другой голос, показавшийся Люси страшно знакомым:
– Ты умрешь, если не подпишешь эту бумагу!
– Нет, я не подпишу! – ответил первый – тот, кто кричал о расставленной ему западне.
– Тогда нам остается только одно. Ты не выйдешь живым отсюда! – возразил второй голос. – Или согласись добром, или готовься к смерти!
– Когда вы убьете меня, – сказал первый, – то меня станут искать и найдут вас. И тогда берегитесь – полиция поинтересуется, с какой целью заманили в этот покинутый дом и убили маркиза Люперкати! – За этими словами последовала пауза, после которой голос продолжал: – Да, негодяи, мне неизвестно, кто вы такие, но я отлично знаю, что вы стараетесь за плату, предложенную вам моей распутницей-женой, этой негодяйкой, голова которой скатится на эшафот вместе с вашими!
Голос, казавшийся знакомым Люси, возразил:
– Вы ошибаетесь, дружочек! Во-первых, пока еще абсолютно не доказано, что вы и на самом деле маркиз Люперкати. Официально известно, что бедный маркиз умер давным-давно в Италии. Бумага, которую мы предлагаем вам подписать, содержит в себе только ваше подтверждение смерти маркиза Люперкати. Но как бы вы ни выдавали себя за покойного маркиза, а это ни к чему не приведет. Если же мы твердо намерены так или иначе устранить вас, то делаем это исходя из того, что всегда найдется злонамеренный человек, готовый принять на веру самую лживую басню, чтобы иметь возможность порочить благородное семейство. Чтобы обезопасить себя от этого, мы решили либо добиться вашей подписи, либо стереть вас с лица земли. Да ну же, подписывайте! Довольно ломаться! Это ни к чему не приведет!
– Я не подпишу! – энергично ответил тот, кто назвал себя маркизом Люперкати.
– Ну, что же, раз вы не хотите подписать, то придется лишить вас возможности когда-либо в жизни злоупотреблять именем Люперкати! Этьен, – прибавил говоривший, обращаясь к своему соучастнику, – приготовь-ка веревку! Скрути мне этого молодца, и, если он откажется подписать окончательно, тогда мы придушим его!
Этьен достал из кармана веревку и подошел к маркизу. Но тот инстинктивно отступил к стене и воскликнул:
– Мой труп доведет вас до эшафота!
– Твой труп, – возразил иронический голос, – на этот раз будет засыпан порядочным количеством земли, чтобы ты не мог еще раз потревожить нас из могилы! Выслушай меня и пойми же наконец свое положение и свою выгоду. Никому и в голову не придет искать тебя в этом доме, уже покинутом и нежилом, в этом саду, уже давно не возделываемом, и пройдут долгие годы, пока случайно не дороются до твоего иссохшего скелета. Твой труп зарастет травой, цветами; может быть, даже какое-нибудь деревцо примется на этом месте. Никогда – слышишь ли? – никогда не откроют того, что произойдет здесь. Подумай над этим, пока не поздно! Этьен, веревку!
Этьен ловким движением накинул свое лассо на шею маркиза. Последний хотел вывернуться, но Этьен затянул узел, и Люперкати задыхаясь сделал инстинктивное движение рукой.
– Ослабь, Этьен! – скомандовал второй голос.
Люперкати мог теперь перевести дух и крикнул:
– Вы убийцы, негодяи! Я не подпишу, и никакая сила в мире не будет в состоянии заставить меня отказаться от того, что я – маркиз Андреа Люперкати!
– Ну, так пеняй же на самого себя! – ответил ему голос.
В его бешеных интонациях Люси снова почувствовала что-то страшно знакомое: ведь и с ней кто-то говорил совершенно таким же образом… Ну, конечно! Это… это… это Мобрейль!
Она поборола свое волнение и робость, схватила пистолет, подбежала к окну и, высунувшись на улицу, выстрелила, закричав:
– Помогите! Убивают! Помогите!
Почти сейчас же выходная дверь хлопнула и на улице послышался шум чьих-то быстро удалявшихся шагов. Люперкати был спасен!
XXXIX
Пистолетный выстрел, обративший в бегство убийц и освободивший маркиза Люперкати, поразил последнего не менее, чем произведенное перед тем нападение. Он не мог понять, кто мог прийти ему на помощь в такой критический момент, и хотел собственными глазами увидеть этого таинственного спасителя. Поэтому он поднялся по лестнице на верхний этаж, закричав:
– Кто бы ни были вы, пришедшие ко мне на помощь, ответьте: где вы?
– Мы здесь! – ответила ему Люси, одеваясь на скорую руку.
– У вас есть свет? – спросил Люперкати.
Люси принялась зажигать лампу, и, когда маркиз вошел в комнату, она не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть при виде изборожденного рубцами лица Люперкати.
– Не бойтесь, – сказал тот, – я-то не убийца! Но как могло случиться, что вы очутились здесь?
– Это мой дом, – ответила ему молодая женщина. – А вот вы скажите, каким образом вы забрались в чужой дом и что значит ваше присутствие здесь? Что вам нужно у меня?
– Тут безусловно какая-то тайна, – ответил Люперкати. – Но разве я не в доме маркизы Лидии Люперкати?
– Нет! Меня зовут Люси Элфинстон.
– И вы не знаете этой дамы?
– Я даже никогда не слыхала этого имени!
– Это ужасно странно! – пробормотал маркиз. – Я маркиз Люперкати!
– Вероятно, родственник этой дамы?
– Ее муж!
Люси даже вскрикнула от удивления – таким непонятным показалось ей, что муж явился к ней в дом искать свою жену.
– Видите ли, – сказал маркиз, – было бы слишком долго, если бы я стал рассказывать вам свою историю и приводить те основания, в силу которых я явился к вам в дом. Скажу только, что свидание здесь назначила мне жена, я и думал, что этот дом принадлежит ей или кому-нибудь из ее знакомых. Вижу, что я ошибался на этот счег. Во всяком случае ясно только одно, что в этом доме моя жена рассчитывала устроить мне западню. Но почему именно в этом доме? Почему именно у вас подстроили мне эту западню, когда вы даже не знакомы с моей женой?
– Ничего не могу сказать вам на это, – ответила Люси. – Я не только не знаю этой женщины, но и вообще только что вернулась после продолжительного отсутствия.
– Ах, так вас не было здесь? Это уже начало некоторого объяснения! Очевидно, было известно, что дом покинут, однако о вашем возвращении эти господа еще не были осведомлены. Но все-таки мало ли покинутых домов? Почему выбран именно ваш дом?
– Отчасти это понятно. Мой отъезд в Англию был вызван надеждой разыскать ребенка, похищенного у меня тем самым негодяем, который только что собирался лишить вас жизни. Я узнала его по голосу; это граф де Мобрейль.
– Мобрейль! – вскрикнул маркиз. – Так это был Мобрейль, брат моей жены, маркизы Лидии Люперкати!
– Ее брат? Но тогда здесь безусловно должна быть какая-то связь!
– Разберемся, – сказал Люперкати. – Что вы знаете о графе де Мобрейль?
– Я знаю только, что он грозил мне похищением моего сына и что это похищение удалось ему. Ночью, во время моего отсутствия, он забрался сюда и похитил маленького Андрэ.
– Но для чего ему это было нужно?
– Он затеял подлую махинацию. Мобрейль хотел воспользоваться моим ребенком для того, чтобы устроить нужный ему брак. Как и что – это я не могла себе уяснить. Но он хотел во что бы то ни стало женить моего друга, моего мужа по английским законам, отца моего ненаглядного Андрэ, на другой женщине.
– Вы знаете имя этой женщины?
– Нет, маркиз.
– А этот брак уже состоялся?
Люси залилась слезами и ответила:
– К сожалению, да, маркиз! Сегодня!
– Сегодня! – вздрогнув, воскликнул Люперкати. – Вы уверены в том, что вы говорите?
– Увы, совершенно уверена, маркиз! Я была сегодня в доме родителей моего мужа Шарля Лефевра и узнала от швейцара, что он сегодня утром женился на другой.
– Шарль Лефевр! Боже мой! – воскликнул Люперкати. – Теперь все ясно, все понятно! Ведь та самая маркиза Лидия, о которой я говорил вам, которая хотела убить меня… Разве вы сами все еще не догадываетесь? Разве вы не поняли уже, что на ней-то и женил Мобрейль вашего мужа?
Люси отчаянно вскрикнула и с ужасом заговорила, схватив маркиза за руки:
– Я все еще сомневалась, я все еще надеялась, что тут какая-то ошибка. Неужели же все кончено? Неужели же бедный Андрэ навсегда потерян для меня?
– Как знать? – мрачно ответил ей маркиз. – Но, – сказал он после короткой паузы, – замешан ли сам Шарль Лефевр в этом заговоре? Находится ли он в курсе всех ухищрений Мобрейля и его достойной сестрицы?
– Я ничего не знаю, маркиз. Я еще не видала Шарля и не получала от него писем.
– И вы даже не пытались увидать его, потребовать от него объяснений?
– Но ведь я уже сказала вам, что мне пришлось сломя голову броситься в Англию на поиски сына, и я вернулась только сегодня.
– Ну что же! – сказал Люперкати. – Возможно, что еще не все потеряно ни для меня, ни для вас! Скоро и для нас взойдет солнце!
После этого он обратился к Люси с просьбой снабдить его оружием, а затем, попросив молодую женщину быть готовой последовать за ним, когда это окажется нужным, осторожно, на цыпочках вышел из дома.
Едва-едва занимался день, когда маркиз добрался до улицы Сен-Доминик, где находился дом Лидии Люперкати. Она еще жила там в ожидании церковного брака, но благодаря совершению гражданского обряда венчания официально именовалась уже женой Шарля Лефевра. Последний сейчас же после гражданского брака отправился в Комбо, чтобы подготовить там все к торжественному приему гостей и пребыванию с женой после венчания в церкви.
Люперкати прошел вдоль стены дома, дошел до места, где выпавшие кирпичи давали некоторую опору для ног, и с помощью свисавших сучьев деревьев кое-как взобрался на вершину стены, а затем осторожно соскочил в сад и внимательно огляделся по сторонам.
Весь дом был погружен во мрак, и только в комнате Лидии горел огонь. Маркиз взглянул на окна ее комнаты, и в его глазах засверкал огонь бешенства и мести, когда он пробормотал:
– Ну же, вперед! Тут не может быть никаких колебаний и размышлений! То, что я собираюсь сделать, вполне правильно и справедливо!
Затем, стиснув курок пистолета, взятого у Люси, он направился к балкону.
Стеклянная дверь была закрыта. Маркиз прошел вдоль балкона и осторожно постучал в окно.
Не прошло нескольких секунд, как занавеска поднялась и у окна появилась Лидия со свечкой в руках. Она приложила лицо к стеклу, чтобы разглядеть, кто это стучится к ней так поздно, узнала мужа и, слабо вскрикнув, снова опустила занавеску.
Люперкати снова еще настойчивее постучал в окно. Оно открылось.
– Что вам нужно? – спросила Лидия. – Не подходите, или я позову людей!
– Я подойду, но вы никого не позовете, потому что стоит вам раскрыть рот, и вы будете трупом! – И с этими словами он прицелился в Лидию. Та отскочила назад, а маркиз вошел в комнату и, положив пистолет около себя на камин, сказал жене: – Вы не ждали меня? Положим, я слишком часто воскресаю из мертвых! На этот раз вы считали меня окончательно, бесповоротно мертвым, но подосланным вами убийцам не удалось затеянное дело. Теперь я здесь, теперь ваш черед дрожать за свою жизнь!
