Пролог

Александра Матвеевна поднялась, как обычно, рано. В молодости она спала, пока мать не разбудит, могла проваляться в кровати и до одиннадцати. Да когда это было! Мамы давно не стало, сама она давно на пенсии, как говорится, спи – не хочу, а просыпаться стала не позже семи. Поворочавшись недолго, садилась на постели, искала худыми ногами тапочки, словно было куда старухе спешить. Спешить совершенно некуда, но она поднималась, знала: лежать нельзя – голова разболится, тогда и совсем не встанешь.

Жизнь пенсионерки была расписана почти по минутам, словно у бойца срочной службы. Летом – а за окном стоял июль – в шесть она уже слезала с кровати, два-три раза нагибалась, порой даже приседала, потому что всю жизнь занималась спортом, сдавалась медленно, но верно. С возрастом не поспоришь, скоро восемьдесят, для своих годов Александра Матвеевна держалась молодцом, почти не сутулилась, ходила без палочки, довольно бодро.

Накинув халат и туго подпоясавшись, она взяла со стола чайник, привычно взглянула в окно – сегодня дождя не предвиделось. Она уже шагнула было к двери, но остановилась: что-то в окне было не так, не обычно.

Александра Матвеевна поставила чайник на стол, взяла с тумбочки очки, подошла к подоконнику, посмотрела на роскошный дом напротив, его построили совсем недавно, каких-нибудь десять-двенадцать лет назад. Дом, понятно, стоял на своем месте. Она поправила очки, раздумывая, что же все-таки привлекло ее внимание, что настораживало? Женщина даже протерла очки, вновь посмотрела в окно и вдруг увидела, что на самом краю крыши девятиэтажного дома сидят, обнявшись, парень и девушка. Шесть утра, они сидят на крыше и, кажется, целуются.

Александра Матвеевна перевела взгляд на висевшую в углу икону и перекрестилась, а когда вновь повернулась к окну, тонкие темные фигурки, будто сломавшись, летели вниз. Откуда-то слабо доносилась музыка.

Глава 1

Опер-важняк полковник милиции Лев Иванович Гуров мучил себя утренней гимнастикой. Сильный и целеустремленный человек, он всякий раз начинал новую жизнь с понедельника. Сегодня начиналась неделя и очередной этап. Вообще-то Гуров занимался каждый день, но одно дело минут пятнадцать валять дурака и бежать в душ, совершенно другое – заниматься с полной нагрузкой и с гордо поднятой головой и чувством выполненного долга шествовать затем в ванную, обронив на ходу в сторону спальни:

– Маша, сегодня я победил!

– У меня законный выходной, перенеси свои подвиги на завтра, – отвечала Мария. – Отправляйся к своим убийцам и не беспокой людей с утра пораньше.

– Зависть портит цвет лица, – ответил Гуров, включая холодный душ. Как мальчишка оглянулся, добавил теплой воды и издал крик команчей.

Представление было испорчено телефонным звонком.

– Меня нет и не будет до обеда! – крикнула жена.

– Врать грешно! – Гуров накинул махровый халат, прошлепал босиком к телефону, снял трубку, сердито сказал: – Гуров. Креста на тебе нет!

– Надеюсь, что разбудил, – услышал сыщик знакомый голос начальника и друга генерала Орлова. – Брейся, надевай штаны и галопом, нас ждет начальство.

– Уже горит? – спросил Гуров вслед коротким гудкам отбоя и крикнул: – Маша, я убегаю.

– Так тебе и надо! – ответила жена.

Он побрился, быстро оделся и выскочил на лестничную площадку, зная, что напрасно Петр звонить не станет.

Машину Гуров оставлял в переулке напротив посольства, у входа которого стоял милиционер. Будь ты хоть десять раз полковник и сыщик, машину у тебя угонят запросто и не найдут, как не находят у большинства москвичей. Гуров махнул приветственно рукой постовому, отключил сигнализацию и сел за руль своего «Пежо».

До министерства было десять минут езды, пробки еще не организовались, и Гуров вскоре парковался у белого здания «конторы».

Полковник заскочил в приемную генерала, Верочка махнула на него ручкой, сказала:

– Здравствуйте, вас ждут у Бодрашова.

– Здравствуй, Верочка, цвети дальше. Куда бедному оперу деваться от начальства? То к Президенту беги, то к заместителю министра. И ведь каждый норовит ударить побольнее. Снова неспокойно в королевстве Датском?

– Мне в этот раз не доложили. – Верочка кокетливо улыбнулась. – И не прибедняйтесь, вас ударишь!

– И женщины меня не любят. – Гуров поклонился и вышел.

Он вышагивал длинными коридорами, приветствовал коллег, прикидывал, что еще могло случиться, если Алексей Алексеевич вызвал начальника главка и его, маленького опера? Здесь он, конечно, кокетничал, так как был в розыске человеком не последним.

Генерал-полковник Бодрашов пришел в министерство недавно, ранее, видимо, работал в первом главке КГБ, ФСК и ФСБ, не знаешь, как организацию и называть. В молодости мастер спорта по самбо в тяжелом весе, он имел соответствующую комплекцию, руку пожимал своей лапищей мягко, говорил негромко, умел слушать, а приказывал редко, любил прикинуться незнайкой, видимо, комплексами не обладал, но любой разумный человек не хотел бы заполучить такого врага. К Гурову генерал относился ровно, с легкой иронией, что, видимо, объяснялось бескомпромиссностью сыщика, но не более того. Вообще-то он со всеми держался одинаково. Сыщику казалось, что генерал ждет момента, когда полковник перейдет невидимую черту, за которую заступать нельзя, чтобы поставить известного сыщика на место.

Возможно, сыщик все это придумал, и генерал не выделял Гурова среди прочих офицеров главка, который он курировал.

Гуров вошел в приемную, секретарь поздоровался, молча указал на двери, и сыщик прошел в кабинет замминистра.

– Здравия желаю, господа генералы! – радостно сказал он. Орлов глянул хитро и кивнул, а хозяин протянул через стол свою мощную длань и спросил:

– Чему радуетесь, Лев Иванович?

За сыщика ответил начальник:

– Они довольны, что здесь мало людей. – Орлов хмыкнул. – У них только вид общительный, по сути Лев Иванович одиночка.

– Петр Николаевич, у меня имеются и другие недостатки, – ответил Гуров. – Явился, готов служить.

Хозяин смерил его взглядом, как бы прикидывая, много ли с полковника можно спросить, сдержанно вздохнул:

– Понимаете, что вас ждет неприятное задание?

– Так точно, господин генерал-полковник, за годы службы я не получил ни одного приятного задания. Можно сказать, привык, – ответил Гуров, встал за спиной Орлова, прислонился к подоконнику.

– Сядь, не в гостях, – буркнул Орлов.

– Взгляните. – Бодрашов протянул фотографию.

Гуров посмотрел на фото, где были сняты девушка и парень. Они лежали в луже крови.

– Как я понимаю, ребята упали со значительной высоты. – Гуров положил снимок на угол стола.

– С крыши девятиэтажного дома, – уточнил генерал-полковник.

– Правительственного, – уточнил Гуров.

– Вы уже в курсе? – спросил Бодрашов.

– Впервые слышу, Алексей Алексеевич.

– Тогда почему правительственного? – спросил генерал.

Гуров поскучнел лицом, покосился на Орлова и нехотя ответил:

– Когда падают с обыкновенного, заместитель министра не вызывает на ковер начальника главка и меня, грешного.

Бодрашов провел ладонью по шее, хмыкнул.

– Парень – Антон Сергеев, сын Платона Викторовича…

Гуров не знал, кто это, но изобразил понимание.

– Следует знать, – буркнул Бодрашов. – Займитесь данным вопросом, к вечеру прошу доложить. Петр Николаевич вам ситуацию разъяснит. Я вас, Лев Иванович, пригласил к себе, чтобы вы сразу уяснили, какое на нас окажут давление. Разговаривая с прессой, постарайтесь быть благоразумнее и осторожнее. – Бодрашов поднялся, пожал Орлову руку, на Гурова взглянул неодобрительно. – Свободны, буду ждать. На место выезжал ваш друг, следователь прокуратуры Гойда, материалы заберите в МУРе.

– Слушаюсь. – Гуров вытянулся, открыл двери, пропустил вперед Орлова, оказавшись в приемной, закончил: – Не большие баре, привезут.

– Наверняка уже у меня в приемной толкутся, – бурчал Орлов, быстро выкатываясь в коридор. – А ты хорош, не знаешь, как зовут одного из богатейших людей России, приятельствующего с нашими силовыми министрами.

– Я знаю, как зовут моего начальника, моих подчиненных и Президента, – зло ответил Гуров. – Почему ты не желаешь защитить меня от подобных дел?

– А зачем мне друг, если я не могу за него спрятаться? – Орлов шел очень быстро, и Гуров некоторые слова слышал, о других догадывался.

В приемной Орлова сидели двое мужчин в штатском, походили на двоечников, ожидавших директора школы.

Гуров обоих знал – замнач МУРа полковник Зайцев и начальник первого отдела полковник Ведин, – пожал им руки. Орлов кивнул, пролетел в кабинет, начал срывать ненавистный мундир.

Гуров подтолкнул приятелей и коллег, вошел, закрыл за собой дверь и выругался:

– Мать вашу, когда кончится этот бардак?

– Заткнись, Лева! – гаркнул Орлов. – Знаешь, кто звонил Бодрашову, пока тебя не было?

– И знать не желаю! Позвоночное право! Небожители звонками оживили ребят? Я полагал, генерал-полковник покрепче будет.

– Креста на тебе нет, мальчишка. Твое имя назвал кто-то наверху, Алексей Алексеевич тебя знает, пытался отбить. Но там знаешь что сказали? – Орлов взглянул испытующе. – Мол, известно, Гуров не берет! Мы желаем беспристрастного расследования. Ты понимаешь, что это означает? – Генерал указал на муровцев. – Они берут, я тоже беру, а ты весь в белом! Воспитал на свою шею!

Гуров подмигнул коллегам-оперативникам и спокойно сказал:

– Петр Николаевич, не будем переходить на личности. Я ведь и существа дела не знаю. Давайте обсудим ситуацию, решим, что и как. Могу заниматься я, можно поручить Ведину, опер опытный. Начальству без разницы, кто пашет, важно, чтобы борозда ровно легла. Евгений, будь другом, объясни суть, – обратился Гуров к начальнику отдела.

Ведин взглянул вопросительно на генерала, который наконец снял мундир, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, махнул короткопалой рукой.

– Обычным порядком, позвонили дежурному по отделению, у дома, где живут боги, лежат два трупа. Лейтенант струхнул, позвонил в город. Дежурный выслал бригаду, поднял меня. Парень и девушка разбились вдребезги, то ли из окна выпали, то ли с крыши свалились. В дом не пускают, не то что в квартиру. С улицы открытых окон не видно. Гулянки никакой не было, тишина. Дом, как вы знаете, в самом центре, кругом посольства, наши друзья-соратники, у каждого начальственный бас. Машины подъезжают, у каждого документы – пальцем не тронь. Я ребятам сказал, мол, гоните всех, место огородите, пусть врач и фотограф работают. Какой-то тип – от него со вчерашнего несет – с ног сбивает, вопит: «Убийство!» Сами знаете, толпе много не надо, один крикнул, другие подхватили. – Ведин замолчал, перевел дух. – Из подъезда мужик вышел, оказалось, сам Сергеев, а груда костей на асфальте – его сын Антон, девчонка – подружка сына.

С магнатом четверо лбов, из наших, только обкормились, у других тоже охрана, чуть до драки не дошло, я и крикнул: «По машинам, или буду стрелять!» – Полковник взглянул на Орлова, добавил: – Ствол не обнажал. Здесь и Олег Васильевич, – он кивнул на замначальника МУРа, – подъехал. Трупы увезли, начали разъезжаться. Олег Васильевич отца в дом увел, я с двумя операми у кровавой лужи стоял.

Гуров столько раз оказывался в подобном положении, так все видел и чувствовал, что закурил без разрешения, отошел к форточке.

– А прокуратура? – спросил Орлов.

– Виноват. Следователь вместе со мной появился. Где-то ящик пустой раздобыл, сел, папку на колено, молча пишет, словно один в лесу сидит.

– Игорь Гойда, – сказал Гуров.

– Во-во, – обрадовался Ведин. – Он с врачом пошептался, сказал: «До вскрытия» – и уехал.

– Ну давай. – Орлов взял у оперативника тоненькую папочку, небрежно перелистал странички, отложил. – На крышу лазили?

– Так точно. Но я там топтаться не разрешил, ботинки снял, сам кругом прошел. У самого края магнитофон стоял, уже не играл, кассета кончилась.

Заместитель начальника МУРа открыл портфель, вынул небольшой магнитофон «Сони», поставил на стол, спросил:

– Разрешите, Петр Николаевич?

– Олег, у нас не принято расшаркиваться, – ответил Орлов. – Мы все оперативники и одной бедой повязаны. Оставь субординацию, излагай суть дела.

– Криминалисты крышу осмотрели, какие-то следы изъяли, сфотографировали, по их мнению, на крыше, кроме ребят, никого не было. За малым исключением. Имеется след ботинка с остатками мазута на подошве. Снимки, соскобы сданы на анализ.

– Чужой след далеко от места, где стоял магнитофон? – спросил Гуров.

– Около двадцати метров, – ответил Зайцев. – Рядом с местом, где сидели молодые, следы третьего лица не обнаружены. – Зайцев пожал плечами. – Словно они сами прыгнули.

– Евгений, – Гуров кивнул на Ведина, – разувался, шаги заглушал магнитофон.

– Коллеги, давайте раньше времени не гадать, – вмешался Орлов. – Подождем вскрытия, возможно, наличие в крови алкоголя и наркотиков. Просто так в пять утра на крышу не лазают. Что-то ребят вело, романтика, любовь…

Гуров выяснит.

Звякнул телефон, генерал снял трубку.

– Орлов… Здравствуйте… Очень приятно. – Генерал долго слушал, изредка поглядывал на Гурова. – Каких результатов, господин депутат, вы ждете? – Он снова замолчал, положил трубку на стол, подпер ладонями подбородок. Из трубки доносилась невнятная речь. Орлов взял трубку, спросил: – Вы куда звоните? Верно. А вам нужно обратиться к психоаналитику. Спасибо за звонок. – И положил трубку на аппарат. – Господин депутат рассчитывает, что преступник уже задержан. Заодно он мне рассказал, что у него на даче отравили собаку. Так? – Генерал почесал в затылке. – Спасибо, ребята, желаю удачи. Если Гурову понадобятся люди, он к вам обратится.

Оперативники МУРа встали, на их лицах читалось облегчение.

– До свидания, господин генерал-лейтенант, – хором произнесли они, кивнули Гурову и вышли из кабинета.

Тут же появился Крячко.

– Здравия желаю, господа-товарищи. – Станислав оценил атмосферу как послегрозовую, разрешил себе пошутить: – Я уже знаю, что влюбленная парочка свалилась с крыши, убилась.

– Станислав, наглецов следует учить, – сказал Орлов. – Если бы я мог отменить приказ замминистра, то дело поручил бы вести тебе.

– Я больше не буду. – Станислав посерьезнел. – Ну извините, хотел как лучше, получилось как всегда.

Полковник Станислав Крячко, друг и подчиненный Гурова, опытный розыскник и штатный весельчак управления, сорокалетний крепыш с обманчиво простодушной физиономией, имел в кабинете генерала персональный стул, который и занял без разрешения.

– Напрасно сел, – сказал Орлов, – забирай своего начальника и дело, отправляйтесь к себе, думайте, в девятнадцать на доклад к Бодрашову.

В кабинете Гурова и Крячко прямо против двери находилось окно, возле которого «лбами» упирались друг в друга два письменных стола, в углах кабинета притаились сейфы, у левой стены стоял ничейный стол. Начальство собиралось запихнуть в кабинет троих, но Гуров категорически возразил, и важняки остались вдвоем. Справа от двери стоял фанерный шкаф, где оперативники, в зависимости от сезона, сушили верхнюю одежду. Если судить по кабинету, не догадаешься, что здесь работают большие начальники, а старший группы, Гуров, так просто зам по розыску у самого господа бога.

Станислав, как единственный ребенок в семье, порой начальника поучал, но потихоньку у него учился, хотя известно, таланту обучиться невозможно.

Гуров рассказывал о происшедшем, Станислав листал страницы дела, смотрел на него с тоской, когда старший закончил, задумчиво изрек:

– Так быть? Или не быть? Сами они или при чьей-то помощи? Ты имеешь личное мнение?

– Подождем результатов экспертиз. Вызывай Нестеренко и Котова. Необходимо обойти все квартиры в домах напротив, опросить жильцов.

Когда Гурову нужны были оперативники, он не брал их в главке или МУРе, а одалживал у бывшего сослуживца, ныне начальника частного сыскного агентства. Со своей стороны Гуров оказывал ему посильную помощь в выбивании в министерстве необходимой техники. Одним словом, бартер. Оперативников Гуров выбирал долго, придирчиво. Валентин Нестеренко и Григорий Котов помогали Гурову пятый год, четверть века отработали в сыске, были уволены по выслуге, по здоровью, по причинам неизвестным, однако лучше сыщиков Гуров в МУРе не нашел.

Гриша – маленький головастый еврей – и Валентин – высокий жилистый русак, – два друга, два бойца, вели постоянные споры на религиозные темы, хотя в храме ни один из них никогда и не бывал. В сыскном деле приходится подолгу ждать, и тема для спора необходима. Об Иисусе Христе спорят две тысячи лет, сыщикам тема спора нравилась.

– Прекрасно, – закончив телефонные переговоры, сказал Станислав. – Григорий с Валентином разыскивают несуществующих свидетелей, чем занимаемся мы с тобой?

– Семьями погибших, студенческими друзьями, одноклассниками… – ответил Гуров. – Пошел к черту, сам прекрасно знаешь, необходимо выяснить, какими были эти ребята, почему в пять утра полезли на крышу?

– У меня на миллионеров аллергия, – сказал Станислав. – Значит, я занимаюсь девушкой, а ты сыночком, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор.

– Захребетник, – констатировал Гуров. – Я бы решил наоборот, но если к их сиятельству явишься ты, то по заднице надают мне. Они имеют много денег и желают сыщика именитого. Они же не ходят к простому зубному врачу и оперируют аппендицит в Швейцарии.

– Неси свое бремя достойно, командир, – усмехнулся Станислав. – Ты выбрал себе в помощники самого Станислава Крячко, а не Ваню Неизвестного.

– Я никого не выбирал. Два десятка лет назад черт с похмелья подсунул мне тебя под локоток. У меня от тебя мозоли и мигрени, – огрызнулся миролюбиво Гуров. – Давай сегодня вечером выпьем, позже встретим у театра Марию, поработаешь на меня. – Гуров сделал какую-то запись, дважды подчеркнул.

– А что я с этого буду иметь? – поинтересовался Станислав.

– Я разрешу тебе нести Машкины цветы и объясняться с ее поклонниками, – ответил Гуров.

– А длинному рыжему врезать можно?

– Чтобы никто не видел.

– Тогда не состоялось, – категорически ответил Станислав. – Втихую никакого кайфа.

– Примем за основу, детали потом, – сказал Гуров.

– А что в девятнадцать будешь докладывать замминистра?

– Он умный мужик и ничего от меня не ждет. Покажу ему план оперативно-розыскных мероприятий, который ты сейчас напишешь. Отметь, что по мере надобности к работе будет привлечена необходимая агентура, – думая неизвестно о чем, сказал Гуров.

– Какая агентура? – чуть ли не ахнул Станислав.

– Никакая. Просто слово значительное. Начальство любит значительные, красивые слова.

– Ты же только что сказал, Алексей Алексеевич мужик умный, – возразил Станислав.

– Безусловно, умный, генерал сразу поймет, данный пункт написан не для него, а для высшего начальства. – Гуров помолчал и добавил: – В этой истории мне очень может помочь Мария. Она прекрасная актриса, в отличие от нас с тобой у нее обостренная интуиция, умение дорисовывать человека по, казалось бы, несуществующим черточкам. Актеры немного похожи на сыщиков, но более эмоциональны. В данном случае это очень важно.

– Ты просто влюблен в свою жену! – сказал Станислав. – Ребят либо спихнули, либо они начали баловаться и сорвались.

– Возможно, возможно, – задумчиво произнес Гуров. – Кончай трепаться, пиши план оперативных мероприятий. Судя по лицу большого генерала, а он парень не нервный, за нашей работой будет наблюдать не одна пара глаз. Что-что, а бумажки у нас должны быть в порядке.

Крячко выложил перед собой стопку бумаги и начал быстро писать. За четверть века он написал планов – собрание сочинений, пора издавать.

– Не забудь учителей, поликлинику, психдиспансер, – заметил Гуров, снял трубку, позвонил в прокуратуру, услышав слегка картавый голос Гойды, сказал: – Привет, Игорь, пристает к тебе некто Гуров. Я на допрос не ворвался?

– Здорово, сыщик, не сомневался, что трупы повесят на тебя. Отвечаю на твой вопрос: у меня личная точка зрения отсутствует. Ты кассету слушал? – спросил Гойда.

– Грешен, запамятовал. – Гурову стало стыдно: пленку в магнитофоне следовало прослушать в первую очередь. Но сыщик решил: раз кассета побывала в МУРе, то ее слушали, раз молчат, значит, на ней ничего существенного.

– Фуги Баха. Музыка серьезная, но ничего угрожающего. – Гойда засопел, откашлялся. – Просьба: ты мой телефон депутатам, помощникам и другим чиновникам не давай.

– Так ты не исключаешь, что ребята прыгнули без чужой помощи? – спросил Гуров.

– Исключаю. И тебе советую подобную версию забросить подальше, иначе туда забросят твои погоны, – ответил следователь.

– Напугал ежа голой жопой. У тебя мысли имеются или ты считаешь свою работу законченной? – спросил Гуров. – Ты обязан мной руководить, давать задания.

– Воссоздай психологический портрет. Начинай с детского сада. Дальше говорить? – Следователь хохотнул. – Извини.

– Бог простит. Игорек, поторопи медэкспертизу на алкоголь, наркотик и прочее, – попросил Гуров. – Медики к прокуратуре относятся уважительнее, чем к ментам.

– Сделаю, в мое дело тоже такая бумага необходима. Прокурор уже интересовался.

– Федор Федорович не в курсе, что существуют установленные законом сроки? – спросил Гуров.

– Он в курсе, но на него давят. – Следователь снова вздохнул. – Никакими врачами мы здесь не отделаемся. Ты отпуск отгулял?

– Я без освидетельствования скажу, что ты не в порядке. Звони. – Гуров положил трубку.

– Предложил взять отпуск? – продолжая быстро писать, спросил Станислав.

– С тобой не разговаривают. Пиши. И отдай на машинку или компьютер, нам надо будет сто экземпляров. Подпись ставь мою, не трогай Петра, ему хватит.

Скоро явились Нестеренко и Котов, доложились, заняли ничейный стол, молчали.

– В курсе? – спросил Гуров.

– А то. – Нестеренко дернул себя за длинный хрящеватый нос. – Можно подумать, на Президента покушение. Вот что значит мешок денег.

– Ты как Шура Балаганов, – встрял Станислав, продолжая писать. – Мешок денег тебе папа отдаст, чтобы ты к нему не приставал.

– Хватит трепаться! – Гуров протянул операм заготовленные листочки с данными на погибших. – Кто в дом пойдет?

– Придется мне, – уныло ответил Котов. – Правда, я не шибко хорош собой. В роду у нас был Соломон, а не Калита в лаптях, но с ментовской рожей Валентина еще хуже. Мне нужно только домой заехать, переодеться, побриться.

– Вы сегодня домашних не трогайте, начните с университета и школы, – сказал Гуров. – Мне нужны близкие друзья, закадычные подруги. Хорошо бы разыскать ребят, с которыми Алена и Антон раньше дружили, позже расстались. Вы мальчики большие, понимаете, такие люди сами не высунутся, их могут только другие ребята назвать. Сергеев не с рождения миллионер и не сразу в том доме поселился. Думаю, интереснее прежнее место жительства… – Гуров посмотрел в ореховые мудрые глаза Котова, и ему стало неловко. Установочную работу Котов знал лучше Гурова.

– Извини, Григорий. – Гуров улыбнулся. – Власть портит людей, я лишь человек.

– Пустяки, Лев Иванович, мне даже интересно, – ответил серьезно Котов. – Только я уверен: мне следует искать квартиру не предыдущую, а более раннюю. Только бы дом не снесли и не расселили.

– Нам вторая машина нужна, – сказал Нестеренко. – Во-первых, мой «старик» помирает, а главное, если мы вдвоем начнем ездить, так уйма времени уйдет.

– Верно. – Гуров повернулся к сейфу, вынул конверт, протянул Котову. – Езди на частниках, ежедневно пиши рапорты о расходах, указывай маршруты.

– Такие бумажки бухгалтерия не примет. – Станислав сосредоточенно писал, но, естественно, все слышал.

– Станислав, прошу, не вводи в грех, – подчеркнуто ласково сказал Гуров.

– Будешь выплачивать из оклада, вспомнишь, – не унимался Станислав. – Иди к Петру, проси машину, сейчас тебе и самолет дадут.

Гуров повысил голос:

– Ну что ты лезешь, когда тебя не спрашивают? Я вчера родился?

– Позавчера. И в бытовых делах абсолютный лопух. Ребята, – Станислав взглянул на оперативников, – Лев Иванович не сомневается, что вы сами отлично знаете, с чего следует начинать.

Котов быстро взглянул на смутившегося Гурова и уверенно ответил:

– Естественно. Следует обойти квартиры домов, расположенных напротив их дома, и найти бабушку, которая поднимается спозаранку и дотемна смотрит в окно. Возможно, бабуля видела, как ребята сорвались с карниза, и не было ли на крыше кого-то третьего.

– Верно, вам этой работы хватит до завтра, – стараясь не смотреть на Гурова, сказал Станислав.

Оперативники вышли, Гуров проводил их взглядом, потер лоб и смущенно улыбнулся.

– Ты большой дипломат, Станислав, – сказал он, осуждающе покачивая головой. – Я, видимо, совсем плохой стал, инструктирую, а о главном забыл. Для нас главное – найти свидетеля падения ребят с крыши. А я все о школе, институте, детстве, товарищах, черт-те о чем. Что со мной, не пойму? Позор, да и только.

Станислав перестал писать, отложил ручку, взглянул на шефа, как бы прицениваясь.

– Сто лет тебя знаю, привыкнуть не могу, все удивляюсь. – Он скривился в улыбке. – Ты своей прямотой прямо в лоб бьешь, даже унижаешь. Я только вытянусь, вроде сравняюсь с тобой, а ты шлеп по голове, мол, знай свое место.

– Ты чего, Станислав, я тебе благодарен, ты профессионал и деликатный человек, а я олух царя небесного! – изумился Гуров.

– Вот-вот! – Станислав покачал головой. – Ты и не понимаешь, что не как все, другой, и оттого выше всех. Инструктируешь, а сам забыл о главном. Как бы любой на твоем месте поступил? Я, к примеру? Улыбнулся бы покровительственно и обронил, мол, проверяю вас, господа сыщики, понимаете ли вы, откуда в любом деле ноги растут? Ничего, не совсем заработались, иногда думаете. Приятно сознавать, что я не зря на вас время трачу. Нормальная реакция обыкновенного начальника. А ты? Хватаешься за голову, признаешься, что о главном сказать забыл, и ни на секунду не сомневаешься, что авторитет твой от промашки даже не пошатнулся.

– Брось, Станислав, мне стыдно, об авторитете я даже не думал, – признался Гуров.

– Потому как уверен в себе, чужое мнение для тебя… – Станислав вздохнул. – Ты сам себя оцениваешь и судишь.

– Ты прав, Станислав, – Гуров кивнул. – Хотя и слегка недопонимаешь, что я свой горб тащу, порой тяжело мне. И сомневаюсь я в себе, и мнение ваше ценю, и похвала приятна, а если хвалят, так раздражаюсь, останусь один – кляну себя за то раздражение. Я, друг мой, самый обычный, живой, тщеславный, сильный и слабый. – Он не очень весело рассмеялся. – Я рад, что ты сидишь напротив и прикрываешь меня.

– Даже во сне прикрываю. – Станислав перечитал написанное, сколол страницы, перебросил на стол Гурова. – Взгляни, поправь и отнеси девчонкам, пусть срочно напечатают. Мне сбегать нетрудно, но, если передаст Крячко, бумагу сделают завтра, передаст Гуров – документ изготовят через сорок минут.

– Не прибедняйся. – Гуров был благодарен другу, что он смял излишне откровенный разговор. – Ты у девушек в авторитете.

– Точно, потому и напишут завтра, а тебе бумага нужна к девятнадцати. Не забудь получить резолюцию Петра и отпиши свой разговор с Игорем Гойдой, мол, работаем под руководством прокуратуры.

– А это зачем, разговор и разговор? – удивился Гуров.

– Говорю, отпиши, значит, отпиши. Я пошел в сортир. – Станислав быстро вышел и в коридоре сказал: – Как дитя малое! Ей-богу!

К девятнадцати Нестеренко сообщил, что у них результатов пока нет, оперативники надеются на вечер, когда вернется народ с работы. Гуров, признаться, иного и не ожидал, отправился к Орлову утвердить план оперативных мероприятий.

– Бумага, – сказал Орлов, наложил резолюцию, не читая.

– Пошли к Бодрашову. – Гуров уложил документы в папку.

– Иди сам, меня не приглашали, – ответил Орлов. – Розыск ведешь ты, курирует нас генерал-полковник, у меня главк и масса дел.

– Как-то не по-людски. – Гуров не боялся начальства, но при Орлове чувствовал себя увереннее.

– Сказано, иди, – буркнул Орлов. – Чаще повторяй «да», «есть» и «слушаюсь».

– Слушаюсь. – Гуров щелкнул каблуками и вышел.

– Я тебя буду ждать, – сказал вслед Орлов, хотя сыщик генерала уже не слышал.

Дверь приемной была открыта, за столом сидел дежурный офицер, который, увидев Гурова, вскочил и почему-то весело сказал:

– Здравствуйте, Лев Иванович, вас уже ждут.

– Здравствуйте, капитан, – ответил Гуров. – Таким тоном приглашают к накрытому столу.

– Приятно видеть…

– Спасибо, – перебил Гуров и прошел в тяжелые двери.

Хозяин сидел без мундира, с приспущенным галстуком, махнул сыщику рукой, продолжая писать, сказал:

– Располагайтесь, знаю, вы сидеть не любите, чувствуйте себя свободно, можете курить. – Его красивое тяжелое лицо поблескивало от пота. – Все! – Он захлопнул папку, положил в сейф. – Минуточку, полковник, – и скрылся за портьерой.

Вскоре генерал вышел, сыщик понял, что он умылся: в кабинете пахнуло отличным одеколоном.

– Результатов, надо понимать, пока ждать не приходится. – Генерал взял у Гурова папку, прошелся по кабинету, листая на ходу. – Все планы составляются под копирку. Я в оперативных делах профан. – Генерал поднял голову, встретился с сыщиком взглядом, заметил в его глазах смешинку, скупо улыбнулся.

Они мгновенно обменялись информацией: «Я знаю, ты мне не веришь, и знаешь, что я это знаю, но таковы правила игры».

– План не роман, конечно, пишем одно и то же, – ответил Гуров. – По любому делу необходимо выполнить сумму определенных действий, возможны варианты. Названия и действия одинаковые, исполнения разные. Оценка полученной информации – момент решающий.