Дверь в квартиру открыл охранник, не вчерашний мальчишка, мужчина лет тридцати с небольшим. Судя по всему, он имел приметы ожидаемого гостя, смотрел на пришедшего спокойно и внимательно, приглашать в квартиру не торопился.

– Здравствуйте, Лев Иванович, – сказал он нерешительно.

– Здравствуйте, – Гуров улыбнулся. – Я имею право на ношение оружия.

– Я знаю, – охранник посторонился. – Вас ждут в кабинете.

– Спасибо. А Нина Дмитриевна дома?

– Дома, но вас ждут в кабинете.

Горстков вышел из-за письменного стола, расправил мощные плечи.

– Здравствуй, Лев Иванович, как прошел день?

– Здравствуй, Юрий Карлович, без особых потрясений. Ты меняешь двери и охрану, я собираю людей. – Гуров положил на стол два паспорта. – Твое дело визы и билеты, моя забота, чтобы ребят в Париже не обижали.

– Даже так? У вас большие возможности, господин полковник. – Горстков скупо улыбнулся, но было заметно, что мысли его еще где-то витают, он старается сосредоточиться.

– Мучают неплатежи? – поинтересовался Гуров и практически исчерпал свои познания в сфере финансов.

– Неплатежи? – Хозяин раздраженно тряхнул головой. – Чисто российские проблемы. Глупости. Я не понимаю, зачем вы посылаете людей в Париж? Вы полагаете, что Юлию кто-нибудь посмеет тронуть?

Гуров, естественно, отметил, что хозяин вновь перешел на «вы», что сыщика вполне устраивало. Он не любил поспешного сближения с малознакомыми людьми.

– Не надо скоропалительных выводов, Юрий Карлович. В каждой профессии свои сложности и хитрости.

– Я хотел бы знать, что и зачем вы делаете?

Гуров вспомнил свой недавний разговор с замминистра, который тоже пытался вникать в подробности, понял, что и переход на «вы», и вопросы финансиста объясняются тем, что он с кем-то разговаривал о Гурове и выяснил нечто, магнату не понравившееся.

Сыщик молчал, лишь пожал плечами, сел и закурил без приглашения. Пауза затягивалась, тогда Гуров привстал, забрал со стола паспорта своих людей, положил в карман.

– Ладно, ладно, я не прав. Извините, – сказал хозяин, возвращаясь в кресло. – Нервы. Я же не знаю ваших правил игры.

– А мы ни во что не играем. Вы манипулируете деньгами и судьбами, мы рискуем судьбами и жизнями. А если у вас не в порядке нервы, не забирайтесь так высоко, голова не будет кружиться.

– Давайте паспорта, завтра к полудню и визы и билеты будут в порядке.

– Учтите, я считаю до трех, а уже два с половиной, – Гуров вернул паспорта на стол. – На кой черт вам понадобилось разговаривать с Бардиным!

– Он позвонил сам, меня удивило, что он не в курсе командировки людей в Париж.

– Человеку не следует знать больше, чем ему необходимо. Он чиновник, значит, лицо подчиненное. Ему могут задать вопрос, он будет вынужден либо солгать, или сказать правду, которую я обнародовать не хочу, – ответил Гуров и без всякого перехода продолжал: – Юрий Карлович, кого вы и ваши соратники хотите видеть Президентом?

– Генерала Де Голля, – мгновенно ответил Горстков.

– Невозможно, – спокойно ответил Гуров. – Шарль не был не только в Политбюро, даже не занимал должность секретаря обкома. Народ бы ему не поверил.

– Вы правы, – хозяин тяжело вздохнул. – Пусть остается прежний, спаси нас Бог от всяких перемен.

– Значит, вы на предвыборную кампанию денег не даете. У президентской команды многого нет, но деньги имеются.

– Вы на мои вопросы не отвечаете.

– Мне интересно, куда вы вкладываете капиталы, мне надо знать, на чем вас можно прихватить. Если я буду знать, на что давят, то узнаю, кто давит.

– Ни один финансист не работает в одиночку, всегда существует упряжка. Пусть я коренник, но обязан считаться с пристяжными. Иначе возок опрокинется.

– Я заглядываю слишком далеко, дурная привычка, – сказал Гуров. – Будем надеяться на лучшее. Хотя я предпочитаю знать как можно больше.

– Учитывая поездку в Париж, вы мало взяли у меня денег, – сменив разговор Горстков.

– Будете завтра разговаривать с дочерью, поинтересуйтесь, когда она собирается вернуться.

– Я переговорю с ней еще сегодня, – хозяин взглянул на часы. – Может, продлить ее вояж?

– Лучше, чтобы она не задерживалась.

– Тогда следует привлечь к делу Нину. Мать в большем, чем я, авторитете. И супруга может ее по-женски чем-то соблазнить.

– Но финансируете поездку вы, – удивился Гуров.

– У Юлии кредитная карточка, – усмехнулся хозяин. – А если ей неожиданно понадобятся наличные, то в Париже найдутся люди, которые с удовольствием выдадут необходимую сумму.

– Лучше, если ваша дочь вернется быстрее, – повторил Гуров.

Эйфелева башня стояла на своем месте. Бывший майор милиции и старший опер угро Илья Карцев смотрел вверх, и у него слегка кружилась голова.

– В кино и по телеку она не такая здоровая, – констатировал он и вздохнул. – Столько чудес на свете, мы, как кроты слепые, живем. Я прошлым годом в Болгарии был, так там наше Черное море совсем другое.

Стоявший рядом Валентин Николаевич Нестеренко голову не запрокидывал, оглядывал улицу, заметив, что сидящий в машине Еланчук улыбается, отставной полковник сказал:

– Кончай, Илья, надо и честь знать. Человек нас встретил, по магазинам водил, возил по городу, а он далеко не мальчик.

– А где парижанки? – спросил Илья. – Чернявенькие худышки, что шастают вокруг, и есть знаменитые парижанки?

– Ты зачем прилетел, майор? – Нестеренко разозлился и подтолкнул товарища в сторону машины, за рулем которой сидел Еланчук.

Бывший полковник КГБ, ныне сотрудник Интерпола Юрий Петрович Еланчук, худощавый, ладно сложенный брюнет, лет около пятидесяти, наблюдал за соотечественниками с легкой улыбкой. Так взрослый смотрит на детей, которые своим поведением особо не радуют, но что с них спросишь – возраст, да и любишь их, чертей, опять же.

Когда оперативники подошли, Еланчук легко выскочил из машины и, указывая на лежавшие на заднем сиденье пакеты, сказал:

– Одежду, что мы вам купили, уложите в свои чемоданы. – Он открыл багажник.

– Как скажете. – Нестеренко взял из багажника свой чемодан и спортивную сумку. – Только к чему? Пакеты здешние, фирменные.

– Мы русские и не можем краситься, Юрий Петрович, – поддержал товарища Илья.

– Русские, русские, и пакеты фирменные, – улыбнулся Еланчук. – Только я вас повезу в гостиницу, постояльцы которой не покупают вещи в «Тати». – Он указал на фирменные пакеты магазина. – Французы страшные скупердяи, но снобы.

Когда обновки переложили, расселись в машине и тронулись, Илья не удержался и спросил:

– Юрий Петрович, мы будем жить в дорогом отеле?

– Отнюдь. Обыкновенный отель, но он расположен в Латинском квартале, имеет определенную репутацию, свои обычаи и клиентов. Вы, русские, бизнесмены средней руки, вам не следует обращать на себя внимание.

Отель разочаровал москвичей своей неброской скромностью, а переулок, в котором он был расположен, мог естественно вписаться в переулки Старого Арбата или Замоскворечья. Номер был удобный, небольшой, очень чистый, пахло дезодорантом и стариной, только ванная была просторна и оборудована современно.

Еланчук, пока гости распаковывали вещи, сидел в кресле красного дерева у окна.

– Присаживайтесь, поговорим, – сказал он, когда оперативники освободились, вынул из наплечной сумки бутылку коньяка и пакет с яблоками. – Ну, по русскому обычаю, с приездом!

Илья махнул разом, Еланчук и Нестеренко лишь пригубили.

– Мы посмотрели на вашу девочку. – Еланчук посмотрел в окно. – Кремовый трехэтажный дом, ваша девчушка занимает двухкомнатные угловые апартаменты на втором этаже. – Он положил на стол черную коробочку с тремя кнопками. – Вы можете слушать ее разговоры, если она не находится в ванной. Ведет она себя достойно, интересуется искусством, бывает в музеях, книжных лавочках, объясняется на французском и немецком, пьет белое вино, с мужчинами контактна, но держит на дистанции, вчера встретила одного… Мы не можем понять, то ли они были знакомы ранее, то ли вчера познакомились. Парня устанавливают, у меня нет оперативников, приходится обращаться к услугам местной полиции, которая относится к Интерполу прохладно. Ведь ничего конкретного мы заявить не можем, только вежливые услуги. Парень русский, в Париже, видимо, один, мне он не нравится. Вам придется с ним разбираться самим.

Еланчук вынул из кармана несколько фотографий, указал на одну, на которой был запечатлен парень лет тридцати, видимо, высокого роста, спортивного телосложения, русоголовый.

– Пользуется успехом у женщин, уверенный, похоже, из наших, – сказал Нестеренко. – Вроде я его где-то видел, может, ошибаюсь, внешность у него, с одной стороны, привлекательная, с другой – как бы стандартная, без особых примет.

– Сейчас их наблюдают, но, когда девочка вернется в отель, она ваша. Я не могу одалживаться до бесконечности.

– Он не ночевал? – спросил Илья, кивнув на здание напротив.

– Нет, они расстались около одиннадцати у отеля, мужчина даже не зашел в бар. Я лично наблюдал девушку не более двух часов, сказать о ней ничего не могу, но она производит хорошее впечатление, видимо, неглупа, знает себе цену. А парень мне не нравится. Я вам дам машину с водителем, но по-русски он не говорит. И последнее, оружия у вас, слава Богу, нет, но вы можете ввязаться в драку или нарушить местный закон, неизвестный вам. Учтите, полицейский в Париже – лицо неприкосновенное, с ним нельзя спорить, не следует убегать. Если вас остановил полицейский, ваша задача лишь кивать, улыбаться, объяснить, что вы не говорите по-французски, выполнять все требования. Если привезут в участок, предъявите свои паспорта и мою визитную карточку.

Еланчук вручил оперативникам свою карточку и добавил:

– Мою карточку показывайте в крайнем случае, потребуют заплатить штраф – платите без разговоров. Забыл, улицу переходите только на зеленый свет, есть на улице машины, нет, стоять и ждать.

– Дышать только через нос? – не удержался и спросил Илья.

– Не умничай, – буркнул Нестеренко, который был не только старше по возрасту и службе в розыске, но и выше товарища чуть не на голову и смотрел на «пацана» снисходительно.

Еланчук, только что говоривший назидательным тоном, беззаботно рассмеялся:

– Ребята, здесь страна очень свободная, но люди крайне законопослушны, живут по своим законам, русскому человеку здесь не все понятно, к тому же у вас проблема с языком.

– Юрий Петрович, я хотел бы заглянуть в эту гостиницу, – Нестеренко кивнул на отель, расположенный напротив. – Такое возможно? Служебный подъезд, откуда привозят продукты, в общем, сами понимаете.

– Переоденьтесь, я вас провожу, постояльцы не разгуливают по служебным помещениям, надо сочинить легенду.

– Я русский, хочу открыть в Москве гостиницу для французов, – ответил Нестеренко.

Еланчук взглянул на него уважительно, усмехнулся.

– В принципе мы должны зайти к хозяину и представиться, но русскому все простительно, тогда можете не переодеваться, пошли как есть, думаю, все будет в порядке.

– Илья, из номера не выходи, мойся, переодевайся, я быстро, – сказал Нестеренко и вышел с Еланчуком в коридор.

Юлия вышла из машины у дверей отеля. Виктор, который сидел за рулем, тоже вышел, спросил:

– Зайцем в бар, выпьем чего-нибудь?

– Устала, – Юлия даже не пыталась изобразить усталость, смотрела насмешливо. – Можно выпить у меня в номере, но я хочу отдохнуть, позвонить отцу. Будет настроение – позвони. – Она взглянула на часы. – Часа через два, около семи, погуляем, где-нибудь перекусим.

– Хорошо, – Виктор кивнул. – Я вижу, тебе нравится дразнить меня.

– Возможно, но ты не составляешь исключения. Чао! – Девушка махнула рукой и скрылась за зеркальными дверями.

– Стерва, – беззлобно произнес Виктор, сел за руль и уехал.

Юлия взяла ключ от номера, одарила портье улыбкой, в лифт не вошла, а поднялась на второй этаж по лестнице. Номер был уже тщательно убран, Юлия оглядела свои апартаменты с удовольствием и в который уже раз подумала, что жить и не считать деньги – удивительно приятная штука. Девушка сняла влажное пальто, повесила в прихожей, пусть сохнет, скинула уличные туфли, прошлась по мягкому ковру, открыла холодильник, достала бутылку русской водки и сок, смешала и выпила по-мужски, залпом, после чего отправилась в ванную.

Немолодая смуглолицая горничная проходила по коридору, увидела, что в двери русской торчит ключ, неодобрительно покачала головой, вынула ключ, постучала и вошла в номер.

– Юлия! – крикнула она, услышала, что в ванной идет вода, подошла к двери и затараторила: – Юлия, сколько раз я тебе говорила, что нельзя оставлять ключ в двери и не запираться!

– Ома? – ответила Юлия и приглушила звук льющейся воды. – Ты, наверное, ругаешься из-за ключа? Не говори со мной так быстро, я не француженка.

– Ты глупая девчонка! – проворчала горничная, подняла с пола туфли, аккуратно вытерла, поставила на место, ключ вставила в дверь и закричала:

– Я ухожу, немедленно выйди и запри дверь. Я буду стоять и слушать. Если ты не запрешься, я снова приду и буду кричать.

Юлия вышла из ванной, повернула ключ, стукнула кулаком в дверь, крикнула:

– Старая грымза!

– Ты маленькая глупая кошка, которая не знает, где ее съедят.

– Нужна кому, – сказала Юлия по-русски и вернулась под душ.

Когда она была обнаженной, то выглядела совсем иначе, любая одежда портила ее великолепную фигуру. Юлия это прекрасно знала, потому в отличие от большинства женщин не любила лежать в ванной, где тело скрыто водой и пеной, а предпочитала принимать душ, поглядывая на себя в зеркало. В этом не было нарциссизма, какой-либо патологии, девушке доставляло удовольствие убеждаться, что тело ее красиво и сексуально. Когда она надевала халат, то забывала об этом, любование своим телом являлось лишь обычной женской и мимолетной слабостью.

Юлия была женщиной умной и далеко не ординарной, что, естественно, усложняло ее комфортную и, казалось бы, беззаботную, даже райскую жизнь.

Казалось бы, чего девушке еще не хватает? Двадцать четыре года, светлая головка, симпатичная мордашка, великолепная фигура и папа-миллионер, который ни в чем дочери не отказывает. Живи, радуйся, мучай поклонников, которых, если построить, так они стеной от Москвы до Колымы встанут.

Она родилась в достатке, а к двадцати годам перестала считать деньги, в тот год вышла замуж. История произошла самая банальная. Хитрый, не шибко умный, имевший у женщин успех мужик женился на деньгах. Юлия разобралась в муже быстро. Хотя была моложе на восемь лет, превосходила в уме, интеллекте и воспитании. Юлию оскорбило не распространенное явление, что мужчина больше всего на свете любит деньги, а его, как она выражалась, тупизм и одноклеточность. Достаточно самокритичная, она во всем винила себя, удивляясь, как не разобралась в простом мужике и кинулась в омут. Влюблена! Прекрасный сексуальный партнер! Дура стоеросовая! Идиотка! Он подвизался в бизнесе и полностью зависел от отца.

Приняв решение, Юлия усадила отца с матерью рядышком и сказала:

– Я виновата, мне и отвечать. Я помню, что вы мне намекали, я дура, клейма ставить негде. Забудем. Отец, прошу, ты его не трогай, пусть живет.

– У нас так не бывает, дочка, – ответил тогда Юрий Карлович. – Я сделаю только шаг в сторону, как его порвут.

– Значит, судьба, – сухо ответила Юлия.

Она была натурой сильной, азартной, после неудачного замужества серьезно занялась образованием. Юлия с отличием окончила журфак университета. Неожиданно Юлия оказалась в одиночестве. Студенческая компания распалась, одни бегали по редакциям и телевидению, другие выходили замуж, женились, разъехались кто куда. В подчинении отца работали молодые люди. Юлия несколько раз принимала их предложения, проводила вечера на светских тусовках. Она была завидной невестой, постоянно получала предложения, но выходить снова за человека, который стремился породниться с магнатом Юрием Карловичем Горстковым, не торопилась.

– Дочка, ты ухе взрослая, – говорила мать. – Коли любви нет, то ее ни за какие деньги не купишь. И дела, призвания у тебя нет, идти секретаршей, даже в очень солидную фирму, ты не желаешь, но ведь ничего не делать в жизни – тоже со скуки помрешь. Рожай. Растить и воспитывать человека – занятие сложное, благородное и интересное.

– Кто мне дал право лишать человека отца?

– Тысячи, миллионы женщин в бедности бьются, растят детей и счастливы.

– Ты права, но я обожду, – отвечала Юлия. – Я не виновата, что отец миллионер. Тебе интересна твоя жизнь, а мне такая жизнь неинтересна. Отец вкалывает с утра до вечера, ты окружила себя вещами, которые приобрела в молодости, они тебе душу греют. Ты часами бродишь по квартире, вытираешь пыль. Тебе нет пятидесяти, ты молодая женщина, но мужики тебя не интересуют. Я тебя не осуждаю, но и не завидую тебе. Может, я к этому тоже приду.

– Ты хотя бы понимаешь, что миллионы женщин, зная наш достаток, услышав наш разговор, решили бы нас поместить в психушку?

– Ты хочешь, чтобы я ушла из дома? Как вы выражаетесь, чтобы я узнала, почем фунт лиха?

– Дочка, ты в своем уме? – воскликнула мать, и разговор закончился объятиями и слезами.

Юлия жила с родителями на одной лестничной площадке, не ссорилась, отношения установились ровные, прохладные. Отец был вечно занят, мать либо готовила и убиралась, порой ходила в гости или принимала у себя, но Юлию разговоры о тряпках, кулинарии и политике не интересовали. Молодая женщина имела все, о чем можно только мечтать, однако ее ничего не интересовало, она умирала от скуки.

Неделю назад отец вызвал ее в свой кабинет и сказал:

– Дочка, вот твой паспорт и билет на самолет, отправляйся в Париж, поживи там недельку-другую. Твоя кредитная карточка в порядке, я знаю, ты в расходах разумна. Мои деловые партнеры тебя встретят и устроят.

– Хорошо, отец, – Юлия кивнула. – Людей ссылали в места и похуже. – Она улыбнулась. – Ты, конечно, не скажешь, что случилось?

– Я не знаю, просто перестраховываюсь.

– На тебя «наехали»?

Юрий Карлович тихо рассмеялся.

– На меня нельзя «наехать». Я из этих штанишек уже вырос. Но ты моя единственная болевая точка, а береженого Бог бережет.

В Париже Юлию встретили, отвезли в солидный отель, где был заказан номер, выдали франки на карманные расходы, предложили машину и гида, но она отказалась. Она здесь уже несколько раз бывала, стандартную туристическую программу проходила дважды. Юлии хотелось побыть одной. Но хорошо сложенная, со вкусом одетая блондинка, разгуливающая по улицам Парижа в одиночестве, вызывает у истинных французов недоумение. Они пытаются решить больной вопрос немедленно и в кратчайшие сроки. Юлия выдерживала постоянный прессинг, отдыхала лишь в «своем» отеле, где ее знали и относились с должным уважением.

На третий день своего пребывания в великом городе она шла по набережной Сены, разглядывала в лавочках художников различные поделки и акварели, которые в Москве можно найти в Измайлове, а в недавнем прошлом на Старом Арбате, столкнулась с высоким плотным парнем, явно не французского покроя. Юлия мгновенно поняла, что незнакомец преградил дорогу умышленно, и раздраженно сказала:

– Ну? Места не хватает?

– Места сколько угодно, со временем плохо, – на чистом русском языке ответил парень. – Не знаю, куда девать.

– Возвращайся в Россию, садись на завалинку, лузгай семечки и играй на гармошке, – сказала Юлия.

– Это мы могем, – в тон Юлии ответил парень, пошел радом. – Меня Витькой кличут, а вас как изволите?

– Будешь приставать?

– Буду, – решительно сказал Виктор. – Так что лучше расслабиться и не сопротивляться, а получить удовольствие.

– Витя, ты самонадеянный болтун. – Юлия остановилась, оглядела соотечественника внимательнее. – С группой и заблудился?

Виктор повернулся вокруг своей оси, как бы демонстрируя одежду.

– Один как перст, приехал по делам, но, как говорил Бендер, графа Монте-Кристо из меня не получилось. Соотечественница, не бросайте парня в беде, я хороший.

Юлия хотела было отшутиться и идти дальше, как неожиданно подумала, что парень оказался на ее пути не случайно. Русские в Париже не редкость, но молодой, рослый, симпатичный, одинокий – такой набор для случайной встречи, пожалуй, многовато. И язык хорошо подвешен, и одет нормально, держится уверенно, определенно перебор. Если появление парня связано с отцом, то мне от этого Виктора или его приятелей все равно не спрятаться. Юлия вздрогнула, заставила себя улыбнуться, протянула руку:

– Здравствуй, Виктор, меня зовут Юлия. Я тоже в этой деревне одинока. Пойдем вместе, будешь меня охранять от аборигенов.

Так они познакомились и два дня провели вместе, расставаясь лишь на пару часов, когда Юлия отдыхала в своем номере. Она постоянно думала о новом знакомом, анализировала его поведение, слова, прикидывая, что в них правда, что ложь, откуда Виктор появился, какие цели преследует.

Познакомились соотечественники в чужом городе, оба одиноки и молоды, симпатичны и умны, есть о чем поговорить. Казалось бы, все естественно, легкий курортный роман, не более того. Однако многое в Викторе Юлию настораживало. В обычной обстановке она не обратила бы на подобные мелочи внимания. Но ситуация не была обычной, отец явно выслал ее из Москвы, как бы спрятал. Закон игры: если один человек что-то прячет, другой пытается это нечто найти. Такое интересно в игре, но отнюдь не в реальной жизни, особенно если прячут человека и этим человеком является она, Юлия.

Виктор представился коммерсантом, приехал для совершения какой-то сделки, она не состоялась. Случается. Так что здесь делать? Париж, он всегда Париж. Но парень явно знает город и особой любви к нему не испытывает. Он изображает, что увлекся Юлией, но именно изображает. Она женщина, ее не обманешь, да и понятие «нравится» для мужчины не абстрактно, а весьма конкретно. Он не пытается затащить ее в постель, что противоестественно. Любой мужчина, если ему женщина не противна, стремился ею овладеть, позже разобраться в нюансах. А может ни в чем не разбираться, просто перейти на другую сторону улицы.

Юлия не была светской львицей, однако и наивной девочкой уже не являлась, в мужчинах разбиралась неплохо. Новый знакомый принадлежал к категории мужиков, которые женщинам нравятся, знал об этом, умел себя с женщинами вести. Он изображал влюбленность, но сблизиться пытался нерешительно, ни разу не обнял якобы невзначай, не целовал шутливо, в общем, не играл в популярную игру, мол, я тебя завлекаю, а ты якобы не знаешь, куда и зачем, но мы с тобой взрослые люди, понимаем, что постель для разнополых существ естественна, отбросим условности, займемся любовью.

Нет, странный этот парень Виктор, надо кончать игру, правил которой я не знаю, возвращаться домой. Юлия надела халат, прошла в спальню, уселась перед зеркалом, начала «делать лицо». Она не злоупотребляла косметикой, но кое-какие коррективы в данные, отпущенные природой, приходилось вносить. Париж великолепен, рассуждала она, накладывая тон на веки, но дома лучше, главное, спокойнее. Виктор чего-то добивается, отличная у него фигура, возможно, он неплохой любовник, но сейчас не время, да и не шибко он добивается ее любви, а Юлия к такому отношению не привыкла. К тому же отец вчера сказал, что они с матерью по дочурке соскучились и ей пора возвращаться. Надо понимать, что опасность ему лишь мерещилась. Следовало сказать отцу о странном знакомом, но мужчина с полуслова не поймет, а вести долгий, в принципе никчемный разговор по телефону не хотелось. У нее есть обратный билет до Москвы, стоит лишь забронировать место. Надо позвонить этому клерку, как его там… Пусть распорядится и проводит. Надо что-нибудь купить родителям, им ничего не надо, так, безделки, память о Париже.

Юлия взглянула на часы, до звонка Виктора оставался еще час, можно полежать, даже вздремнуть. Он позвонит из холла, она оденется, поправит макияж, отправится по магазинам выбирать подарки родителям. Отцу давно надо сменить часы, но дешевку покупать нельзя, а дорогие, солидные проще и дешевле приобрести в Москве. Да и папочка дорогой подарок не одобрит. Маме можно купить клипсы, однако трудно угодить.

В дверь постучали. Юлия, уверенная, что явилась заботливая горничная, пробежала босиком через гостиную, сказала по-французски:

– Я послушная девочка, – отперла дверь.

В номер вошел Виктор, держа перед собой розу, словно флаг.

Юлия отступила, от неожиданности не находила нужных слов, почувствовала, что халат распахнулся и она стоит перед мужчиной голая.

– Пардон, мадемуазель. – Виктор закрыл за собой дверь, подошел к окну, давая возможность Юлии привести себя в порядок. – Одно ваше слово – и я исчезну.

– Считай, я его произнесла. – Юлия запахнула халат, туго подпоясалась, почувствовала, что покраснела, и разозлилась: – Какого черта? Я, кажется, тебя не приглашала.

– Я понял, приглашения не дождусь, а мне страшно хотелось взглянуть, как ты живешь. Я могу убраться, но, если разрешишь, посижу тихонечко в кресле, подожду, пока ты переоденешься… А?

Юлия уже взяла себя в руки, тактичность и просительный тон неожиданного гостя тронули девушку, и она весело сказала:

– Не изображай из себя гимназиста, поставь розу в какую-нибудь вазочку и садись.

– Вы очень любезны. – Он церемонно поклонился, в этот момент в дверь снова постучали.

– Черт побери, в Париже не принято принимать мужчин в подобном виде, уйди в спальню. – Юлия направилась к дверям, но они уже распахнулись, и два молодых человека в белых форменных курточках с галунами вкатили столик, заставленный различной посудой.

Официанты улыбались, один что-то быстро говорил. Юлия возмущенно смотрела на Виктора, который продолжал неловко держать розу.

Дальнейшее происходило сколь быстро, столь и неожиданно. Один из пришедших ударил Виктора пистолетом по голове, подхватил падающее тело, бросил на диван. Второй отпихнул столик, схватил Юлию за кисть, влепил ей сильную пощечину, выдохнул:

– Молчи, сука! Убью! – и прижал к ее губам пропитанную эфиром марлю.

Двигались они оба быстро, действовали профессионально. Один мгновенно запер дверь, второй осмотрел Виктора, убедился, что парень жив, ловко обыскал, но, кроме паспорта и тощего бумажника, ничего не нашел и, явно обескураженный, и паспорт и бумажник положил обратно. После чего «официант» вынул из кармана небольшой футляр, достал из него шприц, резиновый жгут, засучил Юлии рукав, осмотрел руку, пробормотал:

– Пока не ширяется, сучка, – перетянул руку жгутом. – Вены хороши, я уж и отвык от нормальных. – Проверил уровень жидкости в шприце, после чего сделал профессиональный укол в вену.

– Девку одеть следует, – сказал второй, откинул полу халата Юлии. – Мать твою, да она голая!

Разговор этот слушали оперативники Илья Карцев и Валентин Нестеренко, сидя в скромном «пежо», стоявшем неподалеку от отеля. Водитель, не понимавший по-русски, сидел за рулем, читал газету. Оперы видели Виктора, который с розой в руке вошел в гостиницу, выслушали разговор молодых людей, затем начало происходить непонятное.

– Кто-то вошел и напал. Малый, – так Илья называл Виктора, – не произнес ни звука. Что будем делать, Валентин? Ты полковник, мать твою, принимай решение. Если мы сейчас туда ввалимся, что будем говорить?

– Заткнись, мы станем ждать. – Нестеренко достал из кармана визитную карточку Еланчука, тряхнул водителя за плечо, протянул карточку и показал на телефон. Водитель флегматично пожал плечами, стал набирать номер.

– Надень на нее трусы и колготки. Найди в шкафу джинсы или другие штаны, кофту, свитер. Шевелись, голую бабу не видел?

– Хороша…

Из динамика донесся удар и торопливый говорок:

– Сказал и сказал, подумаешь… Мы что же, ее на руках понесем?

– Куртку сними. Она сейчас придет в себя и поднимется, веселая будет…

– Они девчонке что-то вкололи, – прошептал Илья.

– Но, но, – водитель развел руками, указывая на карточку. – Мсье но офис.

– Кто говорит по-русски? – безнадежно произнес Нестеренко.

– Русский… Русский, – водитель залопотал на французском.

– Мы не знаем, что происходит в номере, – сказал Илья. – И почему не слышно голоса этого малого?

– Некто вошел в номер, Виктора вырубили, девчонке вкололи наркотик, думаю, они хотят ее увезти. У нас никаких прав, мы не знаем языка. Что делать? – бормотал Нестеренко.

Перед увольнением он занимал должность выше, чем Гуров, просить совета, помощи в такой ситуации было для него унизительно. Но в этом деле Гуров – старший, а в Нестеренко прочно сидел синдром советского чиновника – в сложный момент нужно заручиться указаниями старшего.

Однако Нестеренко взял себя в руки, сказал:

– Илья, отставить, не вызывай Москву, мы должны решить ситуацию самостоятельно.

– Черный ход, – пробормотал Илья. – Девчонку могут вывести через черный ход.

– Глупости! – Нестеренко уже обрел уверенность. – Это в России каждый ходит где хочет. Черный ход для прислуги и для доставки продуктов.

– Да и машина стоит на улице, – согласился Илья.

– Наша задача не дать им посадить девушку в машину. Кричать, привлекать внимание полицейского.

– Нету в округе полицейских. Это у нас менты на каждом углу.

– Не трепись, когда надо, у нас тоже не найдешь. Ты, Илья, главное, никого не трогая, размахивай руками, стой на пути и кричи. Не подставляйся под нож, стрелять они не посмеют.

– Вот они! – сказал Нестеренко, выскакивая из машины.

Оперативникам повезло, они бросились сквозь поток машин на другую сторону улицы. Раздались автомобильные сигналы, послышались резкие свистки полицейского. Здоровенный парень открыл дверцу машины, второй подвел к ней громко смеющуюся Юлию. Илья оказался быстрее напарника, подбежал первым, преградил Юлии дорогу, закричал: