Аппаратура уже готова. Гуров еще раз объяснил Петру Сергеевичу, что нужно сделать, и вместе с Крячко укрылся в спальне. Эта комната по странной прихоти хозяина была напичкана мебелью под самую завязку. Кроме кровати, здесь стояли два шкафа, два кресла, четыре тумбочки и небольшой стеллаж с книгами. Затеряться среди такой выставки несложно, но зато и передвигаться по спальне довольно затруднительно. Гуров спрятался за дверью, а Крячко вместе с магнитофоном забрался под кровать. Он же через наушник контролировал ход переговоров, которые вскоре развернулись в гостиной. Гурову возле двери и без наушника было слышно почти каждое слово.

Первые же фразы, прозвучавшие в гостиной, убедили его в том, что подозрения не напрасны. Ранний гость, явившийся к Бороденко, действовал по знакомому сценарию. Слова приветствия были, естественно, произнесены еще в прихожей, поэтому визитер сразу приступил к делу.

– Если не ошибаюсь, Петр Семенович Бороденко? – с подъемом произнес он.

– Сергеевич! – буркнул хозяин.

– Пардон! Заработался! – мгновенно отреагировал на собственную оплошность гость. – Само собой, Сергеевич! Я так и хотел сказать – Сергеевич, а сорвалось совсем другое. Голова, знаете, забита идеями. Тысячи новых проектов, тысячи фамилий… Кстати, разрешите представиться – Попов Валентин Иванович, сотрудник республиканского музея отечественной авиации. Зная вас как крупного специалиста в этой области, я не мог с вами не связаться. Надеюсь, наши начинания вам тоже будут интересны.

– Какие еще начинания, молодой человек? – сердито сказал Бороденко. – Это у вас начинания, а мне уже заканчивать пора. Пожил, слава богу, народу послужил, государству… Укреплял, так сказать, мощь в меру своих скромных сил. Знать бы тогда, что вы со страной теперь сделаете…

– Уверяю вас, я тут ни при чем! – горячо сказал Попов. – Мои убеждения – что государство должно расти и крепнуть. А чтобы не забывали про тех, на кого надо равняться, мы и открываем новый музей. Это будет новое слово в музейном деле! Финансирование взяло на себя государство, и тут проблем никаких нет. Просто нам нужно теперь собрать воедино опыт и кое-какие раритеты. Чтобы создать полноценную экспозицию, понимаете? Люди не должны забывать, кто строил великую страну!

– Ну а я-то тут при чем? – недружелюбно спросил Бороденко. – От меня-то чего вам надо?

– Чего угодно! Рассказов о славных днях, может быть, какие-то сувениры, старые газеты. У вас наверняка и награды имеются, правда? И вообще, расскажите о себе для начала. Надеюсь, вы никуда не торопитесь? Мне говорили, что вы живете совсем один?

– Кто это вам говорил? – подозрительно спросил хозяин. – Кому какое дело, с кем я живу? Нет никому никакого дела!

– О, я только в том смысле, что нам никто не помешает, – заметил Попов. – Откровенно говоря, я настроен на долгую и увлекательную беседу. Не возражаете?

Гуров с волнением вслушивался в звуки, доносившиеся из гостиной. Ему показалось, что он различает сердитое сопение Петра Сергеевича – тому явно не терпелось выпроводить непрошеного гостя за дверь, но все-таки он вовремя вспомнил об инструкциях, которые давал ему Гуров, и нехотя продолжил переговоры.

– Отвык я беседовать, молодой человек, – ворчливо сказал он немного погодя. – Один я да один. А сам себе какой собеседник? Так что получается, что зря вы ко мне пришли. Даже и начать с чего, не знаю…

– А давайте посмотрим ваш архив! – предложил Попов. – Ну, храните же вы какие-то вещи, дорогие вашему сердцу, – те же ордена, грамоты, то-се…

– А вам какое такое дело до орденов моих? – враждебно заговорил старик, но опять вспомнил про инструкции и тут же буркнул: – Ладно, давайте смотреть. Чего только в них интересного, не понимаю!.. Вот сюда тогда прошу – в соседнюю комнату!

Гуров услышал, как оба собеседника протопали в дальнюю комнату. Там тоже был установлен микрофон, но слышать разговор теперь мог только Крячко, и Гуров слегка напрягся. Контролировать ситуацию полностью он уже не мог, выйти из своего убежища тоже не мог. «Будем надеяться, что Стас не заснул под кроватью, – с мрачным юмором подумал Гуров. – Это, кстати, вполне возможно, учитывая нашу ночевку на холодном диване. Очень бы не хотелось!»

Ему показалось, что откуда-то издалека донесся стук дверцы – похоже, Бороденко открыл какой-то шкаф. И в следующую же секунду кровать в спальне содрогнулась, точно подброшенная землетрясением, и из-под нее с искаженным лицом выскользнул Крячко. Еще не успев занять вертикальное положение, он прошипел: «Началось!» – и тут же вскочил, с ловкостью записного ковбоя выхватив пистолет. Гуров молча метнулся вон из спальни, тоже доставая на ходу оружие. А в дальней комнате вдруг шарахнул выстрел, а следом за ним – другой.

Пуля с треском расщепила доску в двери, к которой бежал Гуров, и тут же навстречу ему из этой двери выскочил человек в темном костюме, назвавшийся недавно Поповым. Он был взбудоражен сверх меры и пятился задом. Лица его Гуров не видел.

– Стоять! – крикнул Гуров. – Милиция!

Попов круто развернулся. Гуров успел увидеть вороненый ствол и автоматически нанес удар по руке. Еще раз грохнул выстрел, но пуля ушла в потолок. Гуров не успел ничего предпринять – следом за Поповым из дальней комнаты появился хозяин квартиры, бледный и страшный, как смерть. Трясущимися руками он поднял на уровень глаз пистолет и выпалил, целясь Попову в спину.

Пуля пролетела мимо Попова, обожгла Гурову висок и смачно чмокнула стену за его спиной. От неожиданности Гуров отпрянул. Попов с диким ревом отшвырнул его в сторону и бросился к выходу.

Наверняка его перехватил бы в этот момент Крячко, уже спешивший на помощь, но Петру Сергеевичу пришла в голову идея выстрелить по убегающему еще раз. Он выстрелил и попал Крячко в правое плечо. Тот охнул, выронил пистолет и осел на пол.

Попов на бегу пнул его «ПМ», так что тот отлетел в угол, и скрылся в прихожей.

Крячко звучной скороговоркой произнес несколько непечатных слов и заорал:

– Давай за ним, Лева! Я еще поживу немного!

Гуров бросился вслед за Поповым, успев подумать: «Вот сукин сын Стас! Даже сейчас ему нужно сострить! «Я еще поживу!» Типичный сукин сын! А старик-то хорош!»

В прихожей громыхнула дверь. Пока Гуров разбирался с замками, беглец уже вовсю бежал вниз по лестнице. Выскочив на лестничную площадку, Гуров услышал дробный стук каблуков по ступеням. Гигантскими прыжками он помчался следом. В голове его билась одна мысль – сумеют ли задержать Попова оперативники, наблюдавшие за домом? В принципе, они были проинструктированы на этот счет, но по-хорошему их все-таки следовало предупредить. Просто у Гурова не было времени.

Вдобавок на втором этаже ему навстречу вдруг вывернулась необъятных размеров тетка, распаренная, красная, с двумя неподъемными сумками в руках. Она посмотрела на Гурова с такой ненавистью, что он, не раздумывая, освободил ей дорогу и просто перемахнул через перила и приземлился на площадке первого этажа.

Получилось неудачно. Спину вдруг пронзила такая острая боль, что Гуров на мгновение замер и как бы превратился в соляной столб. Он даже не пытался шевелиться. «Вот попал, на ровном месте да мордой об асфальт! – с отчаянием подумал он. – Это же нарочно не придумать – в самый решительный момент сыщика скрутил радикулит! Анекдот, только не смешной!»

– Совсем охренели! – прокомментировала сверху толстая тетка злым голосом. – Скачут по лестнице, как бешеные! Хуже детей, ей-богу! Совсем сдурели, а еще в галстуках, как порядочные!

Выслушав эту нелицеприятную характеристику, Гуров, как ни странно, почувствовал себя лучше. Он опять мог двигаться. Правда, движения эти были еще неуверенными и замедленными, но тем не менее с грехом пополам ему удалось выбраться на улицу.

Здесь сразу стало ясно, что Статиста они упустили. Гуров увидел обоих оперативников, которые, бросив свой пост, бестолково крутились по двору. Увидев Гурова, они сразу направились к нему. Вид у обоих был виноватый.

– Товарищ полковник! Ведь ушел этот гад! У него за углом мотоцикл был припаркован. Мы только к нему бросились, а он – в седло, по газам – и через проходной двор!.. Иван тогда машину бросился заводить – да что толку! Ищи ветра в поле! А вы не ранены?

– Ранен! В самое сердце! – сердито ответил Гуров. – Вашими беспомощными словами. Такую птицу упустили! Вы что, выстрелов не слышали? Приготовиться не могли?

– Да тут почти ничего не было слышно! – начал оправдываться Иван. – Ну были какие-то хлопки – разве разберешь? Окна у всех тут пластиковые, звукоизоляция, естественно… А вы бы нас предупредили, – осторожно добавил он.

Гуров ожег его взглядом, потер поясницу.

– Было у меня время вас предупреждать, – проворчал он, – по нас ведь стреляли!

– Да ну! Это он, гад, по вас стрелял?

– Если бы! – усмехнулся Гуров. – По крайней мере, не так обидно было бы… Ну, ладно, что выросло, то выросло. Чемодан он свой нам оставил, может, будет какая зацепка. Я сейчас опять наверх поднимусь – там полковника Крячко зацепило, помощь требуется. А вы тут пошустрите, может быть, кто-то запомнил номер мотоцикла или еще какие-нибудь подробности…

Гуров поднялся в квартиру Бороденко, где уже оживший Крячко добродушно отчитывал сконфуженного и вяло огрызающегося Петра Сергеевича. Крячко был без пиджака и без рубашки. По рельефным трицепсам стекала кровь.

– Ерунда! – заявил он Гурову. – В мякоть попало. Можно сказать, отделался легким испугом. Нашему Петру Сергеевичу просто медаль нужно давать – за отличную стрельбу мимо, а то не жить бы нам уже обоим!.. Ну вот скажите, садовая голова, за каким чертом вы схватили этот пистолет?

– Откуда у вас пистолет? – тут же вступил в дискуссию Гуров.

– Да пистолет-то у него наградной, все чин по чину, – пояснил Крячко. – Другой вопрос: зачем было применять, когда тут рядом два мента с пушками присутствовали?

– Умники! – отводя глаза, сказал Бороденко. – Да если хотите знать, этот фашист первый оружие вытащил. Как я ему свои закрома открыл, так и вытащил. На испуг меня взять собирался. А я его упредил!

– Ага, упредил! – со смехом сказал Крячко. – Одна пуля в телевизоре, одна в двери, одна вон обои попортила, а одна чуть меня жизни не лишила! Это не упредил называется, это называется наваринская битва с дымом и пламенем!

– Вас же предупреждали, чтобы вы не предпринимали никаких действий! – безнадежно махнув рукой, сказал Гуров. – А вы перестрелку затеяли! Счастье, что все так удачно закончилось. Бинт у вас найдется?

Бинт нашелся. Пока Гуров перевязывал Крячко, хозяин квартиры после долгого молчания наконец изрек:

– А все равно я прав! Преступника вы упустили? Упустили. И какое же после этого может у меня быть к вам доверие? Правильно я за оружие взялся! На вас надежда плохая, уж не обессудьте, я вам всю правду-матку…

– Да уж, надо было вас тут одного оставить, патронов только побольше отсыпать, – с иронией сказал Крячко. – То-то была бы потеха!

– Это я виноват, – заметил Гуров, заканчивая перевязку. – Каюсь. Нужно было выяснить сразу насчет оружия. Неувязка вышла. Сам одеться сможешь?

– Я-то как огурец, – заявил Крячко, действительно без напряжения натягивая на себя окровавленную рубашку. – А вот ты, смотрю, что-то жмешься. Тебя самого, случайно, не задело?

– Да нет, в спину вступило, – неохотно ответил Гуров. – Перестарался, понимаешь. Да еще на лестнице бешеным обозвали.

– Это они не видели, что здесь творилось! – ухмыльнулся Крячко и, повернувшись к хозяину квартиры, который с унылым видом стоял посреди комнаты, спросил: – По крайней мере, этот ханыга ничего не успел у вас украсть, Петр Сергеевич? А то, может, под шумок слямзил что-нибудь ценное?

– У меня не слямзишь! – снова приободрился Бороденко. – У меня с такими субъектами, как вы могли заметить, разговор короткий!

– Ну да, что есть, то есть, – серьезно сказал Гуров. – Только теперь придется вам, Петр Сергеевич, настраиваться на долгий разговор. По правилам я сейчас обязан вызвать к вам домой следственную группу, а следователь непременно захочет с вами обстоятельно побеседовать. В том числе и по поводу применения вами оружия. В принципе, все основания применить его у вас имелись, поэтому не думаю, что здесь возникнут осложнения. А мы с товарищем не станем предъявлять вам претензий. Не станем ведь, Стас?

– Да чего там! – махнул рукой Крячко. – Всегда пожалуйста! Шрамы украшают мужчину. Главное, чтобы их не патологоанатом нанес…

– А вашего обидчика мы все равно поймаем, – убежденно сказал Гуров. – Сегодня ему просто повезло. Но и нам повезло. Его чемоданчик у нас в руках. Пусть теперь с ним следователи разберутся – наверняка появится какой-то след. А уж по следу мы его быстро отыщем!

Говоря это, Гуров вовсе не был убежден, что перспективы у них столь радужные, но в том, что Статиста он поймает, не сомневался нисколько. Теперь это было вдвойне делом чести.

– Ты хотя бы рожу его запомнил? – спросил он у Крячко. – Я-то его практически и не видел.

– А чего там запоминать? Мордастый такой, – сказал Крячко. – На чиновника похож. Кстати, на словесные свои портреты тоже похож здорово. Только на портретах у него губы почему-то как у негра, толстые. На самом деле тонкие у него губы, ехидные. Так и надо в ориентировку вписать, а то еще, не дай бог, всех негров в Москве переловят.

– Некорректный ты, Стас, человек! – вздохнул Гуров. – Нужно говорить, афроамериканцев или африканцев, а ты как плантатор какой-то… Но что внешность запомнил – это хорошо. Коррективы нам не помешают.

Придя окончательно в себя, Гуров доложил генералу Орлову о случившемся, выслушал мрачное: «Я занят. Поговорим позже!», вызвал следственную группу и немного поразмышлял над тем, что услышал от генерала. В итоге он пришел к неутешительному выводу, что Орлов перенес обсуждение момента на более поздний срок по той причине, что боялся испепелить Гурова своим гневом через телефонную трубку. Изначально он не имел ничего против того плана, что предложил Гуров, да и сам план не имел, казалось бы, существенных изъянов. Не пожелай хозяин квартиры поиграться с оружием, они скрутили бы Статиста в два счета. Математическая задачка для первого класса. Но когда примешиваются форс-мажорные обстоятельства, тут уже ничего не поделаешь.

Следственная группа работала в квартире Бороденко около полутора часов. Собранная информация никого не вдохновила. Чемоданчик Статиста оказался пустым. Отпечатками пальцев преступника следствие располагало и ранее. Номер мотоцикла оперативникам выяснить не удалось. В принципе, это можно смело назвать провалом. В выигрыше остался, пожалуй, только Бороденко, который избежал крупных неприятностей и вдобавок вволю пострелял из наградного оружия. Правда, следователь Зубатов, внимательно осмотрев помещение и следы от пуль, покачал скорбно головой и пистолет у хозяина изъял – под расписку, для следственной, как он объяснил, экспертизы. Гурову показалось, что он просто опасается оставлять оружие у Бороденко, и это был очень предусмотрительный поступок.

Гурову же похвалиться было нечем. Кроме моральных мучений, он теперь испытывал еще постоянные ноющие боли в пояснице, которые серьезно мешали свободе движений. Он даже не стал садиться за руль своего «Пежо» и попросил Стаса вести машину.

У Крячко тоже побаливала рука, но возражать он не стал, видя, с каким усилием забирается Гуров в машину.

– Это хуже нет, когда в спину вступит, – согласился он, выводя автомобиль со двора. – Я бы предпочел, чтобы в меня еще раз пальнули, чем ходить в три погибели. Погоди, неизвестно еще, чего завтра будет. Вообще с постели встать не сможешь!

– Типун тебе на язык! – сердито сказал Гуров. – Я теперь не успокоюсь, пока этого гада не возьму, ночей спать не буду, а ты говоришь…

– О! Как же я мог забыть! – вдруг просиял Крячко и от восторга даже хлопнул ладонью по рулевому колесу. – Как раз в струю! У меня же теперь знакомый доктор имеется! Как раз по твоей части! Спину вправляет. Честное слово! Крупнейший специалист, ас! Ну это он сам так сказал – не врет, я думаю?

– Когда это ты успел с ним познакомиться? – подозрительно спросил Гуров. – Вроде таких докторов среди твоих знакомых раньше не было?

– Тут вот дело какое, – сделал озабоченную мину Крячко. – Мне один знакомый позвонил два дня назад. Попросил помочь своему знакомому – у него, мол, проблемы. А этот его знакомый доктор и оказался. Мануальный терапевт Хохлов Дмитрий Викторович. У него лицензия, кабинет свой где-то в центре… Мы, правда, не встречались, тоже все телефонным разговором ограничилось. И у меня, правду сказать, все это из головы сразу и вылетело. Если бы тебя не скрючило, так и не вспомнил бы.

– Интересно, что за проблемы такие, – проворчал Гуров, – что они у тебя в голове даже не задержались?

– Да ерунда! – беспечно сказал Крячко. – Этому мужику померещилось, что его пасут. Он ничего такого за собой не знает, но встревожился. Захотел со специалистом проконсультироваться.

– Ну и как? Проконсультировал, специалист? – спросил Гуров.

– А как же! Посоветовал, если опять заметит за собой слежку, обратиться с заявлением в районный отдел. Больше не звонил.

– Понятно, – кивнул Гуров. – Или впрямь примерещилось, или убили уже. Ты телефончик хоть зафиксировал?

– Беспокоишься о нем или о себе?

– А я совмещаю приятное с полезным, – отозвался Гуров. – Если до завтра не отпустит, все равно придется к врачу обращаться, а тут вроде как по блату получается…

– Есть телефончик, – сказал Крячко. – И адресок имеется. Вот уж не думал, что пригодятся! Воспользуешься?

– Ты мне расскажи на всякий случай поподробнее, что там у него случилось, – попросил Гуров. – Для лучшего взаимопонимания. Как он слежку обнаружил?

– Он двадцать восьмого августа ехал к одному клиенту, банкиру, кости вправлять. Дело было ранним утром – я так понял, что банкиры у нас вообще не спят, приумножают капиталы… Короче, в район Воробьевых гор направлялся. И где-то на Садовом к нему прилепился мотоциклист. Страшная такая рожа – весь в коже и пластмассе. Пер за ним как приклеенный. Хохлов вначале не придал значения, но потом убедился, что этот тип повторяет его маршрут от и до. Движение на улицах еще слабое, все на виду, естественно, доктор забеспокоился. Мало ли чего, думает, может, спутали с кем, а может, на бумажник зарятся. Он к гаишнику было обратился, но потом передумал, потому что этот тип мимо проехал и вроде бы растаял вдали. Хохлов дальше поехал, и что ты думаешь? Через пять минут у него на хвосте второй повис – тем же манером. Только мотоцикл уже другой был.

– Если все так и было, то что-то неприятное вырисовывается, – задумчиво проговорил Гуров. – Ни с того ни с сего пасти не будут. Притом на мотоциклах. Тут мне представляется, что это специально так сделано – для устрашения, чтобы человек занервничал. Говоришь, он банкира обслуживает?

– Ага, я только не стал уточнять, какого, – объяснил Крячко. – А сам Хохлов обошел этот вопрос. Видимо, из соображений корректности. Мол, мои проблемы – это мои проблемы, уважаемых людей впутывать не хочу. А ты полагаешь, тут может быть какая-то связь?

– А ты сам как думаешь? Докторов, конечно, тоже прессуют, но банкиров все-таки чаще. Поэтому невольно приходят всякие мысли… Но все это чистая лирика. Плод воображения. Как, возможно, и мотоциклисты. Чем все закончилось?

– Приехал он в тот район, где банкир проживает, – продолжил Крячко, – и ему показалось, что все миновало, потому что мотоциклист дальше поехал. Отвязался вроде. Только когда Хохлов в обратный путь тронулся, мотоциклист опять нарисовался и вел его до самого дома.

– А потом?

– Потом он из дома не выходил. Ни двадцать восьмого, ни двадцать девятого, мне вот под вечер позвонил. Извинялся стократно за беспокойство.

– Знал бы, что у тебя чужие проблемы в голове не задерживаются, так не извинялся бы, – усмехнулся Гуров. – А твой знакомый, который тебя с Хохловым свел, он больше не звонил?

– Пока нет. Поэтому моя совесть спит спокойно, – сказал Крячко. – Если бы что-то случилось, то уж, наверное, позвонил бы.

Гуров ничего на это не сказал, но зато нахмурил лоб и долго о чем-то думал. Потом вдруг проговорил – медленно, словно взвешивая каждое слово:

– Везет нам в последнее время на мотоциклы, ты не находишь? Статист ушел на мотоцикле, твоего доктора преследовали на мотоциклах… Да вот еще, если помнишь, – недели полторы назад сообщали о перестрелке в поселке Глухово, в семидесяти километрах от Москвы. Там тоже фигурировали какие-то мотоциклисты.

– Это где в заброшенном доме труп нашли, что ли?

– Да, нашли. С пулевым ранением. Только уже неделю спустя. Представляешь, во что он превратился при такой погоде? До сих пор, кажется, лежит в морге неопознанный.

– Ну а мы-то тут при чем? – помедлив секунду, поинтересовался Крячко.

– Мы-то ни при чем, – сказал Гуров. – Мотоциклов, я говорю, много. Поневоле становится любопытно. После того, как от генерала взбучку получим, попробуем навестить твоего знакомого доктора – поговорим с ним о спине моей, о мотоциклах… А про Статиста я сегодня думать больше не хочу.

Крячко согласно кивнул:

– Верно! От таких мыслей аппетит портится. Давай лучше подумаем, где пожрать. На пустой желудок к генералу идти не годится.

Глава 3

Бардин не стал нажимать кнопку дверного звонка. Осторожно, но настойчиво постучал в дверь, прислушался. В спящем доме даже его осторожный стук отчетливо разносился по всем этажам. Но в ответ ни одна дверь не скрипнула, не прозвучало ни одного шороха, никто не выглянул на лестницу. Но и в квартире, куда стучался Бардин, было тихо. Никто не откликался. Бардин на секунду задумался, посмотрел на свои часы с треснувшим и помутневшим стеклом – они показывали без двадцати три. Самое злодейское время. Но где же Анюта? Почему не откликается на стук? Не может быть, чтобы ее не было дома. Хотя с тех пор, как он уехал, прошло четыре месяца, и много чего могло случиться. Только бы не заболела! Ему сейчас нужно надежное убежище, нора, где бы он мог отсидеться, перевести дух. Ему нужен человек, на которого можно положиться, как на самого себя. На земле только один такой человек – Анна. Если, конечно, за эти долгие четыре месяца она не забыла, кто такой Николай Бардин. А вдруг нашла кого-то? От этой мысли Бардина даже мороз по спине продрал. А что? Женщина видная, жизнь идет, у нее свои законы, все возможно на этом свете. Но тогда его положение становится критическим. Тогда ему будет совсем туго. Один в поле не воин. Опасность идет по пятам.

Бардин постучал в дверь еще раз и наконец услышал, как внутри прошелестели легкие шаги. Встревоженный сонный голос Анны спросил отрывисто: «Кто там?»

– Это я, Анюта, – хрипло пробормотал он, стараясь говорить тихо, чтобы его слышали только за этой дверью. – Я, не бойся!

Лязгнул замок. Дверь как будто шарахнулась от Бардина, и в темном прямоугольнике коридора перед ним возникла женская фигура в ночной рубашке, напряженная, как струна, горячая, как печь, – тяжелые темно-русые волосы свободно рассыпались по плечам, в глазах тревога пополам с безумной радостью.

– Ты?! – ахнула Анна, почти падая на грудь Бардину. – Вернулся! Наконец-то! Я уж и не знала, что думать!

Она повисла на нем, впилась в него ногтями, осыпала слезами и поцелуями.

– Да вернулся, вернулся, – немного смущенно проговорил он, пытаясь увести Анну с площадки. – Все в порядке, Анюта!.. Давай в дом зайдем, неудобно!.. Не нужно, чтобы нас тут видели!

Кое-как она поддалась его усилиям. Но в темном коридоре почти задушила его в объятиях, опутала жаркими волосами, обожгла лицо поцелуями. Бардин перестал сопротивляться, сам поддался порыву внезапной страсти, жадно ласкал горячее женское тело, впивался ртом во влажные полные губы. Но тут неожиданно опомнилась сама Анна.

– Господи, да ты же, наверное, голодный! – вдруг ахнула она, отталкивая от себя Бардина. – Вон какой худющий! Одна кожа да кости остались!

– Это ничего. Были бы кости, – пробормотал Бардин.

– Иди-иди, умойся, можешь душ принять, – заторопилась Анна. – А я сейчас тебе поесть приготовлю. Я сегодня курицу жарила. В духовке. Ты любишь…

– Я сейчас все люблю, – усмехнулся Бардин. – Я ведь последние сутки и в самом деле не жрал ничего. Просто некогда было. Да ты не суетись – еще полчасика выдержу как-нибудь.

Анна втолкнула Бардина в ванную, где все блистало чистотой, где хорошо пахло и где его ждало свежее полотенце и махровый халат. Здесь она снова прижалась к его груди и прошептала: «Соскучилась!..» Но потом сделала строгое лицо и погрозила пальцем – по-видимому, самой себе: «Нет, сначала я тебя накормлю!», и убежала на кухню.

Бардин покачал головой, пустил в ванну горячую воду и посмотрел на себя в настенное зеркало. На него уставилась диковатая, плохо выбритая физиономия, смуглая от загара, заскорузлая от ветра и ночевок под открытым небом. Там, где прошлась бритва, кожа предательски белела – без бороды лицо выглядело глупо, точно щеки выбелили пудрой. Результаты Бардин уже видел, когда брился в поезде, поэтому не сильно огорчился. И все-таки было досадно. Он убирал бороду, чтобы его не узнали, но с такой поперечно-полосатой рожей он непременно будет привлекать к себе внимание до тех пор, пока разные участки лица не сравняются по цвету.

Впрочем, сейчас это не главное. Прежде всего нужно будет связаться со спонсором, объяснить ситуацию. Он заинтересован, пусть помогает, иначе не видать ему вожделенных камней как своих ушей. А Бардин знал, как этот человек любит изумруды. Больше собственного здоровья.

У человека обязательно есть какой-нибудь заскок – так устроила природа. Наверное, чтобы люди не дурели от скуки. Кто-то заводит себе собаку, кто-то целый зоопарк, кто-то бегает день и ночь по бабам, кто-то меняет тачки, кто-то путешествует, а кто-то просто глушит водку. А вот спонсор повернут на изумрудах. То есть, конечно, бизнес у него на первом месте, потому что без такого бизнеса не только об изумрудах, о кирпичах мечтать не приходится, но зато уж, помимо бизнеса, ничего, кроме изумрудов, он и знать не хочет.

Встретились они с Прокоповым два года назад – свели знакомые, которые уже имели дела с банкиром. Они утверждали, что у него серьезная коллекция, чуть ли не подвал с сокровищами. Бардину туда заглядывать не приходилось, но, поговорив с коллекционером один раз, он убедился – тот понимает, что к чему, и чепухой его не заинтересуешь. Старателю-то выбирать не приходится, у него один хозяин – судьба. Что бог пошлет, то и хорошо. Но именно в этот сезон Бардину улыбнулась удача. То, что он раскопал нынешним летом, сделает его богачом, если все сложится удачно. А вот в этом у Бардина были пока большие сомнения, поэтому записывать себя в богачи он не торопился. Он был реалистом. Но Прокопов в него поверил, угадал, что ждет их обоих удача. И на этот раз все расходы по экспедиции Бардина взял на себя. Бардину ни о чем и думать не пришлось.

Слежку за собой он заметил в поезде, когда выехал из Екатеринбурга в Москву. Он был измотан и отчасти опьянен неслыханной удачей, свалившейся на него, поэтому не слишком обращал внимание на то, что происходит вокруг. Наверняка его вычислили раньше. Как ни старайся хранить тайну, как ни прячься от людей, всего скрыть не удается. Не так уж мало людей знали, куда он этим летом отправляется. Знали и о том, кто его спонсирует и как этот человек повернут на изумрудах. А байка об удачливости Бардина вообще давно ходит. Не один раз его пытались заставить поделиться добычей. Бог как-то хранил. Хотя были моменты, о которых вспоминать не хочется, вот только шрамы, хочешь не хочешь, напоминают.

Кто был на этот раз, Бардин не знал. Те типы, которые как бы случайно попадались ему на глаза в поезде, были ему незнакомы. Сосредоточенные крепкие ребята в теннисках. Он не стал испытывать судьбу, засел в купе, даже в туалет старался не выходить. Главное было дождаться ночи. Было ясно, что уже ночью у него постараются отобрать багаж – вытертый, пахнущий дымом рюкзак, набитый барахлом и изумрудами. Силы неравные, и оставалось только одно – бегство.

Когда стемнело, ему немного повезло. Все его соседи на какое-то время покинули купе. Теперь дело решали минуты, а может быть, и секунды. Заперев дверь, Бардин опустил окно, выбросил на насыпь рюкзак, а потом выбрался наружу сам. Мимо с грохотом проносился черный сосновый лес, где-то внизу под насыпью топорщились громадные камни. Риск разбиться был велик, но его профессия с самого начала связана с риском. Бардин спрыгнул с поезда и растворился в темном уральском лесу.

Все прошло удачно – он не получил даже мелкой травмы. Проводив глазами красные огоньки удаляющегося поезда, он отправился искать рюкзак, а найдя его, неторопливо зашагал пешком к ближайшей станции. У него была с собой карта железных дорог – по ней он определил, что в десяти километрах должна находиться станция с простым названием Завод. От нее на электричках можно добраться до Челябинска. Маршрут нужно менять кардинально. Когда в поезде обнаружат, что он исчез, поиски немедленно перенесут на всю округу. Его будут поджидать на ближайших станциях, отслеживать все рейсы до Москвы. Но часов шесть-семь у него в запасе имеется. За это время он успеет запутать следы.

Так и вышло. До Москвы Бардин добирался кружными путями, но зато в безопасности. Разумеется, заявляться прямо в столицу он не собирался. Бородатый, грязный, с огромным мешком за плечами – посмотреть на такое чудо пол-Москвы сбежится. Про тех, кому он натянул нос в поезде, и говорить не приходится. Вернуться домой он собирался тихо, скромно и без опасного драгоценного груза. Для этого у него имелась давняя запасная «штаб-квартира» – старая деревянная развалюха в поселке Глухове, в шестидесяти километрах от Москвы. Для жилья эта конура мало подходила. Там даже воды поблизости нет. Зато во дворе замаскированный погреб. Настоящее атомное убежище, выложенное в три ряда кирпичом. Бардин обнаружил его случайно, когда, купив за гроши эту бросовую собственность, сам нацелился выкопать тайник. Находка избавила его от многих часов изнурительной работы. Он только выдолбил в погребе нишу, замаскировал ее и навел маскировку снаружи. На заросшем дворе черт мог бы сломать ногу, но Бардин решил перестраховаться, накрыв вход в погреб тонкой бетонной плитой и забросав ее мусором и ржавой колючей проволокой. Под этой проволокой и лежало сейчас его сокровище.

По правде говоря, Бардину и тут повезло. Едва он успел приехать в Глухово и разделаться с делами, как опять началась катавасия. К счастью, самого интересного момента преследователи не захватили, но зато они знали, где живет Бобков.