Пролог
В подъезде остро пахло кошками. Запах был такой плотный, что казалось, его можно пощупать руками и отвести, словно ткань, в сторону. Гость помахал перед лицом рукой, позвонил в квартиру на первом этаже, когда стальная дверь открылась, нырнул в проем, пригнувшись, захлопнул дверь и тяжело перевел дух.
– Ну, Генка, к тебе прорываться, словно сквозь газовую атаку, – сказал гость.
– Сережа, говорено-переговорено, носи с собой противогаз, – ответил хозяин, принимая от гостя кейс и указывая на вешалку.
Когда гость снял плащ и прошел в комнату, друзья обнялись, похлопали друг друга по плечам, оглядели, оба довольно улыбнулись.
Они были годки – по тридцать восемь, дружили с детского сада, вместе закончили школу и университет, встречались раз в два-три месяца, причем всегда Сергей приходил к Геннадию и никогда наоборот.
Сергей был депутатом, членом ВС России, Геннадий якобы перебивался в каком-то СП и увлекался электроникой. Одна из двух комнат всегда была заставлена телевизорами, плейерами и другой аппаратурой, а на старинном комоде сидели коты, и сколько их, не знал не только гость, но и сам хозяин. Коты приходили и уходили, вели себя независимо, поглядывали со своего пьедестала на людей равнодушно.
Хозяин открыл форточку, чтобы коты могли перемещаться по своему разумению, и закрыл дверь, а в другой комнате стал быстро накрывать на стол. Гость достал из своего кейса бутылки, свёртки с закуской, икру и балык.
– Надо тебя, Геннадий, подкормить, совсем плохой стал, – Сергей слащаво улыбался и поглядывал на хозяина заискивающе.
Да, странная это была дружба: с детства и до сегодняшнего дня верховодил Геннадий. Полноватый блондин среднего роста, с конопатым простодушным лицом, одет неряшливо, с вечно грязными руками и постоянной улыбкой, он производил впечатление человека не очень умного и совершенно безобидного.
Сергей же «как денди лондонский одет», холеный – казалось, что он только что вышел из парикмахерской: бородка клинышком – волосок к волоску, руки ухоженные, правда, слегка суетливые. Как уже говорилось, он был членом ВС, лидером немногочисленной, но достаточно скандальной партии. Сергей разыгрывал из себя мецената, который поддерживает талантливого непутевого друга детства. Геннадий с простодушной благодарной улыбкой очень серьезно подыгрывал, лишь иногда в его рыжих глазах мелькал огонек, какой можно увидеть в глазах кота, забавляющегося с мышкой.
Они с детства не любили, порой ненавидели друг друга, но, составляя одно целое, не могли существовать порознь. Геннадий, обладая железной волей, недюжинным умом, граничащим с гениальностью, не умел, да и не желал подать себя, ему нужна была власть реальная, а не ее внешняя мишура. Сергей, неглупый, тщеславный, тянулся к власти, как наркоман к зелью, довольствовался внешней атрибутикой. Если бы этих людей можно было соединить в единое целое! Если бы, если бы! Жизнь состоит из несбывшихся мечтаний.
Уже можно садиться к столу, осталось лишь добавить, что лопоухий конопатый Геннадий был «авторитетом» среди высшей элиты уголовного мира, миллионером и мог купить депутата вместе с его партией и всеми потрохами. Чтобы стало еще смешнее, заметим, что оба они не любили спиртное.
Однако бутылки открыты, закуска разложена, хозяин, потирая ладони, оглядел стол и сказал:
– Хорошо быть депутатом, Сережка. Наливай и рассказывай.
– Суетимся, разговариваем, – Сергей наполнил рюмки. – Интриги, Генка, сплошные интриги. Через год будем переизбираться. Останется съезд – неизвестно…
Сергей не знал о подлинной жизни Геннадия, но с детства был убежден, что тот всесилен, может буквально все, лишь бы захотел помочь.
– Моя карьера может повиснуть, а может просто закончиться. Если спикер выставит свою кандидатуру на пост президента, то у меня появится шанс…
Хозяин ел, кивал, смотрел в тарелку, неожиданно чему-то улыбнулся и сказал:
– А смешно мир устроен.
– Ты о чем?
– Я же сказал, – Геннадий пригубил коньяк. – Президентом ты стать не можешь, суетлив больно, а министром в новом правительстве… стоит попробовать.
– Президент не может проиграть на выборах, а он меня к кормушке близко не подпустит.
– Конечно, он хотя и не ума палата, но и не дурак. Ты много болтаешь, фигурничаешь, надоел и левым, и правым, а мы, люди простые, так тебя терпеть не можем.
– Гена, если молчать и не высовываться, так никто тебя и знать не будет, – возразил Сергей. – Вон Бесковитый чушь несет, аж уши вянут, а на прошлых выборах миллионы голосов получил.
– Он льет через край, дураки любят, когда шипит и брызжет. Ты встань за его спиной и помалкивай.
– Да он на выборах шансов не имеет.
– Так выборы через год, говоришь? – хозяин выплюнул косточку маслины. – Срок солидный, мало ли чего произойдет. Ты приблизься к Бесковитому, приблизься, пусть он к тебе привыкает.
Несколько дней назад офицер службы безопасности спросил у Геннадия, каково его влияние на друга детства, Сергея Сабурина. Геннадий Бланк неопределенно пожал плечами и поинтересовался, в чем, собственно, дело. Оппозиция слишком разобщена, ответил гэбист, было бы неплохо слить их воедино. На том разговор и закончился.
Геннадий Бланк встречался с гэбистом уже пятый год, но не считал себя осведомителем. Он контактировал с гэбистом на взаимовыгодных условиях, обменивался информацией, денег не брал, подписку о сотрудничестве не давал.
Геннадий ждал появления Сергея, сам звонить не хотел, не следует нарушать сложившиеся традиции. Помня просьбу гэбиста, Геннадий посоветовал Сергею сблизиться с Бесковитым, а слова о министерском портфеле для Сергея были в данный момент не более чем болтовней.
Глава первая
Убийство
Старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник милиции Гуров вошел в приемную начальника главка, щелкнул каблуками, уронил голову на грудь и сказал:
– Здравствуй, Верочка! Я прибыл, явился, готов служить, жду указаний!
– Здравствуйте, Лев Иванович, – секретарь, миловидная, модно одетая девушка, безуспешно пыталась держаться серьезно и взросло. – Присядьте, Пётр Николаевич ждет вас, но сейчас у него гости.
– Не вздумай сопротивляться. – Гуров подошел, чмокнул Верочку в щеку, опустился в кресло, вытянул длинные ноги, оглядел приемную, которую подчиненные генерала Орлова, не претендуя на оригинальность, называли предбанником.
Скромностью обстановки и размерами приемная никак не соответствовала должности генерала. Орлов был консервативен и, хотя получил золотые погоны и занимал высокий пост не первый год, по сути своей остался розыскником, профессионалом и трудягой, на обстановку приемной и кабинета не обращал внимания. Гуров осматривал знакомый предбанник с насмешливой улыбкой, прекрасно понимая, что его друг, пусть и неосознанно, своим пренебрежением к внешним атрибутам власти подчеркивает, что, мол, не забывайте прописных истин – не место красит человека.
Верочка на прошлой неделе получила в подарок наисовременную кофеварку, еще не освоила и обращалась с агрегатом с такой осторожностью, словно имела дело со взрывчаткой. Несмотря на то, что заморский гость занимал ее внимание полностью, девушка ухитрялась поглядывать на знаменитого сыщика. Верочка работала с генералом третий год, видела Гурова, если он не исчезал в командировку, практически ежедневно и продолжала удивляться, каким образом одинокий мужчина ухитряется всегда быть выхоленным: свежайшая рубашка, отутюженные брюки, ботинки сверкают, как у иностранца. Верочка знала, что полковник развелся; жена ушла, детей у них не было, сыщик живет один, в скромной двухкомнатной квартире. В любой конторе, и Министерство внутренних дел не исключение, о холостых красивых мужиках женщины знают все абсолютно. Они не используют наружку, не устанавливают аппаратуру прослушивания, но их осведомленности об объекте может позавидовать не только управление кадров, но и любое подразделение Министерства безопасности. Женщины знали, чувствовали – полковник настоящий мужчина, без самовлюбленности и комплексов, но только не в стенах конторы. Здесь лишь вежливые улыбки, безразличные комплименты и не более того.
Верочке рассказывали, что однажды на банкете, танцуя с чрезвычайно настойчивой претенденткой, Гуров сказал:
– Мужчина, который стреляет в собственном доме, не охотник, а обыкновенный самоубийца. Красавица, передайте мои слова по селекторной связи.
Из генеральского кабинета вышли двое в прокурорских мундирах, кивнули Верочке, пробурчав нечленораздельное, низенький, плотный, судя по петлицам, старший, зацепил взглядом Гурова, хотел остановиться, передумал и вышел следом за подчиненным в коридор.
– Здравия желаю, – сказал Гуров, войдя в кабинет, – хотели видеть, я тут, готов к выполнению.
– Желаю, желаю, – ответил Орлов, потирая нос, словно только что с прокурорскими не разговаривал, а дрался. – Садись.
Генерал знал, что Гуров не сядет, а встанет у окна. Полковник улыбнулся, прошел к окну, оглядел скромный кабинет с любопытством, словно не бывал в нем ежедневно, присел на подоконник, вздохнул; за неполные двадцать лет знакомства Гуров так привык к внешности начальника и друга, что давно не обращал никакого внимания на мужиковатую простоту генерала, прекрасно зная об аналитическом уме, проницательности и огромном сыщицком опыте Орлова.
– Неважнецкие у нас дела, Лева, – Орлов моргнул, вздохнул, почесал за ухом, – совсем неважнецкие.
– Когда у тебя дела в норме, Петр, ты за ухом не чешешь, а трешь подбородок, – усмехнулся Гуров.
– Нахальный мальчишка, – Орлов открыл лежавшую перед ним тонюсенькую папочку, вынул листочек, разгладил короткопалой ладонью и брезгливо отодвинул. – Вот девушку застрелили.
– Надо же! – Гуров цинично усмехнулся. – В России убили девушку, ЧП, да и только! И кто же у нас папа?
– Инженер, а мама – учительница средней школы. А ты до того, как стал опером, важняком и полковником, был голубоглазым, чистым, добрым мальчиком.
– Я это слышу, наверное, в сотый раз, Петр. Коли одолела ностальгия, могу напомнить, что ты был старшим опером, стал генералом, но и тогда, и сегодня, прежде чем сунуть меня в дерьмо, долго готовишь. И чем дольше, тем дерьма будет больше.
Орлов вытянул губы дудочкой, взглянул на кончик собственного носа и спокойно спросил:
– Лева, ты за белых или за красных?
Гурова удивить было трудно, но тут он на секунду смешался, взглянул на потолок, указал на него пальцем:
– Ты про них? Так я их не люблю любых цветов и оттенков. Но я избирал президента и обязан его защищать.
– Что обязан, хорошо, а что не любишь – плохо. Людей, Лева, надо любить! – высказав столь свежую и оригинальную мысль, генерал даже поперхнулся, схватил лежавший перед ним лист, положил на край стола. – Полюбуйся! Девчонку застрелили в загородной резиденции спикера! – Неожиданно повысил голос, почти кричал: – Они приказали министру, он приказал мне, я – тебе! Разберись!
– Не надо на меня кричать, господин генерал, – тихо ответил Гуров, бумагу со стола не взял. – Есть прокуратура, Министерство безопасности, личная охрана спикера, в конце концов.
– Лева, не надо, – Орлов потер ладонями лицо. – Прокуратура возбудила уголовное дело. Старший следователь по особо важным делам принял его к производству. – Генерал вновь коснулся лежавшей на углу стола бумаги. – Вот его поручение органам внутренних дел.
– Он что же, будет меня учить, как разыскивать убийцу? – рассмеялся Гуров, взял наконец злополучную бумажку, взглянул мельком, сложил и убрал в карман.
– И учить, и, уж конечно, требовать результата, а вы, полковник, будете молча терпеть. Когда у высшего лица обнаружена язва, вызывают министра здравоохранения. Но министр делать операции не умеет. Он вызывает зама, тот главного врача, – Орлов ткнул себя в грудь. – Но я не оперировал уже несколько лет. Я, Лева, старый, усталый руководитель, а нужен творческий исполнитель, профессионал, у которого скальпель в руке не дрогнет даже над брюхом президента. Кстати, я бы тебя туда никогда не послал, но твое имя назвали там! – И генерал, как недавно Гуров, указал на потолок.
– Откуда они меня знают?
– Слухами земля полнится.
– Так я там потолкаюсь дней несколько, испишу килограмм бумаги, раскланяюсь и разведу руками.
– Хвастун! Ты можешь много, порой слишком много, но столь разумное решение тебе не по силам. – Орлов мягко улыбнулся, смотрел на ученика с гордостью. – Я наперед знаю, как все произойдет. Ты поплутаешь, возьмешь след, двинешься по нему и пойдешь туда, куда ходить совсем не следует. Они, – генерал тронул телефонный аппарат, – потребуют тебя отозвать.
– Вот беда! – по-мальчишески воскликнул Гуров. – Ты дашь команду, я ее выполню с превеликим удовольствием.
– За прошедшие годы я отзывал тебя трижды. Ты хоть раз подчинился? Когда ты вцепишься, тебя нельзя оттащить, тебя можно только убить.
– Ну это вряд ли, – Гуров одернул пиджак, шагнул к дверям. – Так я пошел?
– Иди, – Орлов махнул рукой. – Бессмысленных слов не говорю. Иди!
– Спасибо, Петр Николаевич. – Гуров поклонился и вышел.
– К тому же он их еще и не любит, – пробормотал генерал. – Практически я послал его…
Рассуждения Орлова прервал телефонный звонок.
– Орлов, – сказал генерал, выслушал абонента, усмехнулся и ответил: – Вы, извините, помощник? Так и помогайте, черт вас подери! А полковник Гуров уже выехал!
* * *
Шоссе струилось сквозь лес, мелькали посты ГАИ. Обшарпанный «жигуленок» Гурова не останавливали, лишь провожали внимательными взглядами. Шоссе было без трещин и заплат, что наводило на мысль – асфальт в России делать умеют, только на всех его не хватает, и шоссе это не для всех, и у будок ГАИ дежурят не милицейские. Рассуждения, досужие мысли, никаких доказательств, да Гуров последние и не искал, завистлив не был. Если люди могут жить хорошо, пусть живут хорошо, было бы просто великолепно, если бы они такую жизнь заработали, а не получили как приложение к должности за усердную суетню у микрофонов.
Полковник заметил, как от последнего поста следом за «жигуленком» ушла штатская «волга» и повела – не навязчиво, но и особенно не скрываясь. У сыщика появился соблазн остановиться и поболтать с сопровождающим, но он вспомнил осунувшееся лицо Петра, и желание бутафорить пропало. Позади ударил фарами мощный лимузин, легко обогнал, презрительно фыркнув, стремительно унес свое черное лакированное достоинство. Гуров подумал не о том, кто именно катается в роскошном лимузине, а прикинул, какой бензин он кушает, в каком количестве и на сколько дней хватило бы полковничьей зарплаты, если бы джинн выскочил из бутылки и подарил ему, Гурову, подобную машину.
«Жигуленок» уперся в зеленые железные ворота, «волга» развернулась и замерла неподалеку. На воротах не было номера, никакой надписи, но, судя по полученным Гуровым инструкциям и сопровождению, он прибыл куда следует. Сыщик, хотя и не сомневался, что за ним наблюдают, посигналил, опустил стекло и закурил. Рядом с воротами открылась дверь, вышел мужчина в штатском, лет тридцати; фигура и лицо охранника свидетельствовали, что он не большой поклонник Мельпомены и свободное от дежурств время проводит за обеденным столом, в постели и спортзале. Гуров сразу оценил легкую, мягкую походку, четкие, неторопливые движения штатского и удивился, какой глубокий, приятный у него голос.
– Здравствуйте, Лев Иванович, – сказал охранник и даже улыбнулся. – Если не возражаете, я сяду в вашу машину, покажу, куда проехать, где припарковаться.
– Здравствуйте, не возражаю, – ответил Гуров.
– Спасибо, – охранник сел рядом. – Я начальник охраны, Егоров Илья Иванович. Мне будет приятно, если вы будете звать меня просто по имени.
Они ехали сосновым бором, никаких строений не наблюдалось. Охранник Гурову понравился, но удержаться он не сумел и, не скрывая сарказма, спросил:
– Судя по речи, вы выпускник Оксфорда или Кембриджа?
– Мы с Тамбовщины, – спокойно ответил Илья. – Кое-чему в столице обучены. – Он обаятельно улыбнулся.
Гуров подумал, что из парня можно сделать союзника, остановил машину, достал сигареты, начал шарить в карманах. Начальник охраны мгновенно щелкнул зажигалкой, протянул Гурову.
– Поезжайте, Лев Иванович, иначе в доме начнут волноваться, куда это мы запропали. Здесь направо, пожалуйста.
Они подъехали к особняку со стороны хозяйственных пристроек. Гуров понял, что припарковался на стоянке для служебных машин.
– Не угонят? – спросил Гуров, выходя из машины.
– Будем надеяться, – в тон полковнику ответил охранник.
– Если у вас тут убивают, то машину угнать плевое дело. – Гуров быстро взглянул охраннику в глаза.
Тот опустил веки и явно смешался. Сыщик успел увидеть в его глазах страх, возможно, злость, взял Илью за локоть, ощутил бугристые мышцы и сказал:
– Вы далеко не отлучайтесь. Если я решу этим делом заниматься, вы мне скоро понадобитесь.
– Меня допрашивали дважды.
– Я не люблю читать.
– Лев Иванович! – позвали с крыльца.
Гуров хлопнул начальника охраны по плечу, повернулся на голос и увидел давнего знакомого, некогда майора КГБ Николая Васильевича Авдеева.
Он шел от крыльца, протягивая руки, и быстро говорил:
– Привет, сыщик. Я так и думал, что пришлют именно Гурова. И хотел тебя видеть, и боялся. Да и на кой черт ты здесь нужен?
– Здравствуй, Николай! – Гуров от объятий уклонился, но руку пожал крепко, искренне, радуясь, что встретил человека знакомого, вполне профессионального. Лет пять назад майор Авдеев работал в Управлении по борьбе с торговцами наркотиками, золотом, антиквариатом. – Кого ты здесь представляешь?
– Ты не меняешься, – улыбнулся Авдеев, взял Гурова под руку, повел в дом. – Такой же стройный, элегантный и недипломатичный. Нет чтобы сказать, мол, рад встрече, мозги слегка припудрить. Пусть никто тебе и не поверит, но так принято, Лев Иванович.
– Я действительно рад, ты выглядишь неважно, совсем седой, втихую пьешь, вижу, развелся и не женился. – Гуров отстранился, внимательно оглядел Авдеева с ног до головы. – Мне кажется, ты не берешь взяток, на службе не преуспел, жизнью доволен. Вот, пожалуй, и все. Ну как? Я оправдал твои ожидания, исправился?
– Ты стал еще хуже, хотя, казалось, и некуда! – рассмеялся Авдеев, открывая дверь и пропуская Гурова в просторную комнату.
По выработанной за многие годы работы в розыске привычке Гуров сразу отметил, что в комнате один человек, три окна, запасной двери не видно, две тахты, два стола, в общем, служебное помещение, где должны работать, но есть возможность и отдохнуть.
Мужчина за столом быстро, сноровисто писал, на вошедших взглянул мельком – без интереса. Гуров узнал полненького человека в прокурорском мундире, который выкатился из кабинета генерала около трех часов назад. Сейчас следователь был в добротном штатском костюме, при галстуке.
– Лев Иванович, знакомьтесь, ваш нынешний начальник, – заговорил нараспев Авдеев, получая от ситуации удовольствие, так как о взаимоотношениях прокуратуры и милиции был осведомлен прекрасно. – Старший следователь.
– Не паясничайте, Николай Васильевич, – перебил следователь, продолжал быстро писать и говорил: – При пожаре нет начальников и подчиненных, и кстати, де-юре – одно, а де-факто – совсем иное. Лев Иванович сыщик, его дело – искать. Формально я поручение прокуратуры генералу Орлову передал, фактически, полковник, действуйте по своему усмотрению. Меня зовут Игорь Федорович, – он отложил исписанный лист, застрочил на следующем. – Фамилия у меня простенькая – Гойда, – следователь впервые взглянул на Гурова, улыбнулся и, словно опомнившись, начал писать еще быстрее. – Я прокурорский чиновник, потому зануда, потому напоминаю о законности любого вашего действия. Прежде чем шагнуть, уважаемый сыщик, десять раз прикиньте, куда собираетесь ногу поставить. Не знаю, кто из семьи ваш поклонник, но хозяин отнюдь не в восторге, что сюда пригласили милиционера. В этом доме вам голову оторвут так быстро, что вы даже боли не почувствуете.
– Как кот Бегемот оторвал конферансье Бенгальскому, – вставил Гуров, которому надоело стоять и слушать болтливого писучего чиновника.
– Что? – Гойда взглянул на сыщика. – Какой кот и при чем тут конферансье? Черт побери! Не отвлекайте, мне через три часа докладывать, а я все еще место происшествия описать не могу.
– Убили здесь, в этой комнате? – Гуров оглянулся недоуменно.
– Не прикидывайтесь, не получается! У меня фотографическая память, я описываю кухню, где было обнаружено тело. Осмотрите кухню, пожелаете, можете сверить. – Гойда подвинул Гурову толстую папку, кивнул на второй стол: – Ознакомьтесь, здесь все, чем мы на данный момент располагаем.
* * *
Строева Оксана Петровна была обнаружена в 18 часов 35 минут в помещении кухни. По заключению врача смерть наступила примерно в восемнадцать часов в результате проникающего ранения в затылочную часть головы. Вскрытие пока не произведено, и пулю не изъяли, по предварительному заключению выстрел был произведен с расстояния не менее двадцати метров.
Гуров просматривал протоколы допросов охраны, прислуги, водителей. Допрашивали дотошно, но по вопросам следователя сыщик чувствовал, что Гойда никакой версии не имеет. Шарит наугад.
Посторонних ни в доме, ни на территории не находилось, выстрела никто не слышал. Осмотрено личное оружие охранников, но, естественно, из него за последние сутки не стреляли.
Оксана Строева, двадцать восемь лет, не замужем, образование высшее, работала горничной, прописана в Москве, проживала на территории госдачи, выезжала на служебной машине в Москву примерно раз в неделю, иногда два раза, порой не отлучалась две-три недели, в Москве ночевала крайне редко.
Ответы допрашиваемых состояли в основном из отрицаний: не видел, не слышал, не знаю, не подозреваю и т.д.
Единственный вывод, к которому пришел Гуров, просмотрев собранный за сутки материал, был прост и однозначен: прокуратура вела дело тщательно, скрупулезно, заботилась лишь о том, чтобы к ней нельзя было предъявить претензий.
Следователь закончил писать, сидел, облокотившись на стол, рассматривая свои ладошки, ждал, когда сыщик закончит знакомиться с материалами. Увидев, как Гуров перевернул последнюю страницу, вежливо, но с некоторым сарказмом спросил:
– Какие вопросы, Лев Иванович?
– Практически лишь один, – Гуров отодвинул папку с бумагами, достал сигареты. – Будем разыскивать убийцу или испишем еще килограмм бумаг и закроем дело?
Сотрудник безопасности давно ушел, но сыщик не сомневался, что комната прослушивается и разговор записывается. Гуров посмотрел на следователя ласково и улыбнулся поощрительно, мол, давай, выкладывай начистоту. Гойда хрустнул пальцами, взглянул на часы, болезненно скривился и ответил:
– Вы многого не понимаете, полковник…
– Извините! – прервал Гуров. – Уважаемый Игорь Федорович, я вас убедительно прошу обращаться ко мне либо по имени-отчеству, либо господин полковник. И второе, договоримся отвечать на вопросы друг друга конкретно, а не объезжать их стороной. Я задал вам вопрос, господин следователь.
– Лев Иванович, я много о вас слышал, люди правы – у вас крайне скверный характер.
– Если вам нужен сантехник, вас интересует, насколько ловко он крутит гайки, или вы спрашиваете, сколько раз он был женат? Я вам задал конкретный вопрос, господин следователь по особо важным делам.
– Зануда вы и провокатор, Лев Иванович, – очень по-свойски ответил Гойда, покачал головой. – Мы сделаем все возможное, чтобы найти убийцу.
– Вот и прекрасно, вот и ладушки, – в тон ему произнес Гуров. – Тогда у меня уйма вопросов. Где результаты вскрытия и пуля? Почему не отражена попытка обнаружения места, откуда стрелял убийца? Почему нет списка людей, находившихся в момент преступления в доме? Здесь, – сыщик указал на папку, – написано, мол, посторонних на территории не было. Глупости, этому не поверит даже генеральный прокурор, которому вы собираетесь докладывать. Вчера было воскресенье. Если Имран Русланович находился на даче, то обязательно присутствовали сподвижники. Если хозяина не было, значит, хозяйка пригласила гостей. Если отсутствовала вся семья, естественно, что кто-то приезжал к обслуге либо охране. Когда кота нет, мыши резвятся. Где труп? Где врач, который проводил осмотр?
– Чувствуется хватка волкодава. Господин полковник, вы сыщик, умница, только занимались бы вы своим делом, – Гойда встал, начал укладывать в кейс бумаги. – Вроде вы с полковником Авдеевым знакомы?
– Николай уже полковник?
– Потолкуйте с ним, работайте, валяйте, действуйте. Надеюсь, что, когда я вернусь, вас здесь уже не будет! – Следователь церемонно поклонился и вышел.
* * *
Геннадий Артурович Бланк был известен очень узкому кругу «авторитетов» уголовного мира. Знавали его и среди финансистов, многие из которых не только нажили миллионы, но и сумели выйти на международный уровень. Но ни один человек – ни среди преступников-авторитетов, ни среди банкиров – не знал, чем конкретно Геннадий Бланк занимается. Кроме того, те немногие, кто был с ним знаком, знакомство данное от всех тщательно скрывали, как скрывают связь с неприличной женщиной или увлечение онанизмом.
Некоторые считали Геннадия провидцем, шаманом, Джуной, Чумаком и Кашпировским одновременно. Человеку легче верить в нечистую силу, чем признать, что другой человек, к тому же некрасивый, смешной, без званий, положения, как говорится, без роду и племени, умнее во сто крат, видит тебя насквозь, до самого копчика, и способен разрешить твои проблемы если не шутя, то в большинстве случаев успешно.
Он обладал феноменальной памятью, походил на компьютер, полученная информация мгновенно находила свое место в его сером веществе, именуемом мозгом. Когда он решал вопрос о возможности получения многомиллионного кредита, Геннадию не мешало знание, где купить крупную партию оружия, так как вся информация была четко рассортирована и содержалась в разных клеточках. А количество клеточек в его мозгу еще никто не пересчитал.
В общем, Геннадий Артурович Бланк являлся главным советником, сценаристом, режиссером-постановщиком, и практически каждый человек, имеющий солидные рекомендации, в этой загаженной котами квартире мог получить помощь. Лично он не только никогда не брал в руки оружия, но в принципе ни в каких делах не участвовал. И даже если бы власть сумела взять его за руку, то и отпустила бы с извинениями, – предъявить обвинение, доказать организацию преступления либо соучастие Геннадия Бланка было практически невозможно. Переговоры велись один на один, писать он не любил, да подобная глупость ему и в голову не приходила. По его подсказке совершались фиктивные сделки, проливалась кровь. Он знал о своей безнаказанности, однако, получая очередной гонорар, естественно в валюте, всегда оставлял против заказчика компромат, перестраховывался, предупреждая опасность, болтовню либо неумышленное предательство.
Попавшие к нему в зависимость «авторитеты» дважды пытались его ликвидировать и дважды, перестреляв порядочное количество людей, оставшиеся в живых приходили с повинной. В конце концов, три крупнейших «авторитета», знавшие Геннадия Бланка в лицо, встретились и договорились, что Профессор – так его именовали преступники – лицо неприкосновенное и человек, поднявший на него руку, обречен на тяжелую смерть.
Никто не знал о связи Бланка с могущественной спецслужбой. Он даже себе не желал признаваться, что многими успехами обязан интеллигентному товарищу, с которым встречался ежемесячно, а порой и чаще. Товарищ был опытный агентурист, беседовал с Бланком в непринужденной манере, никогда ничего не предлагал писать, как не предлагал и денег, зная, что агент в них не нуждается. Свои задания агентурист излагал в виде просьбы, обычно что-то давал взамен; сразу отметив чрезвычайное тщеславие Бланка, офицер всячески его подогревал, не скупясь на слова. Он, конечно, знал о большинстве проводимых агентом операций, но службу подобные мелочи не интересовали, а поступающая от Бланка информация порой была просто бесценной.