Николай Иванович Леонов

Алексей Викторович Макеев

Капитан пиратского брига

Пролог

Пожилой бомжик, вторую неделю мыкавший горе в проржавевшем, почти насквозь заброшенном плацкартном вагоне на запасных путях за Каланчевскими пакгаузами Ярославского вокзала, насторожился. Кто-то, постанывая, тяжело дыша, медленно карабкался по входной лесенке.

Своих соседей – двоих таких же несчастных, обездоленных бродяг – он, оставшийся сегодня за "дежурного по кухне", так рано с промысла не ожидал. Да и узнавал их, как в песенке поется, "по походке". Нет, это не они. Менты-линейщики? Плановая облава? Но человек, похоже, был один. И с чего бы менту стонать да охать?

Он достал из-под покореженной багажной полки ржавый обрезок дюймовой трубы, прикинул его в руке и, обхватив обмотанный растрепанной изолентой конец, направился к двери вагона. "Побирушка какой-нибудь, алкаш или еще хуже – потаскуха вокзальная, – решил он. – Но нам тут посторонние без надобности, сами чудом нашли эту норку, а на дворе ноябрь! Если вести себя тихо, как мышь под веником, есть шанс пересидеть зиму под худой, а все же крышей… Гнать всех, пусть ищут другое место!"

Дверь, как раз на такой случай примотанная куском толстой проволоки, задергалась. Стоны стали сильнее.

Бомж пожал плечами, поудобнее перехватил свою дубинку и двумя движениями размотал импровизированный «запор». Потом резко толкнул тяжелую дверь наружу.

Открывшаяся дверь буквально смела с верхней ступеньки лесенки молодого паренька. В сгущающихся сумерках лицо упавшего проступало молочно-бледным, бескровным пятном, на котором выделялись громадные, широко раскрытые глаза с неестественно расширенными зрачками. На парне была потрепанная камуфляжка с крупно нарисованной аляповатой эмблемой: расправившим крылья белым орлом. Это сочетание белого лица и белого силуэта на куртке почему-то показалось бомжику особенно жутким.

Парень с трудом привстал на колени, застонал и, подняв лицо, глядя прямо в глаза растерявшемуся бродяжке, сказал с удивительной, завораживающей и счастливой уверенностью:

– Брат мой! Возрадуйся! – и ткнулся лицом в грязный «собачий» ящик днища вагона. Потерял сознание.

Плохо соображающий, обалдевший бомж спрыгнул вниз, наклонился над лежащим и только тогда заметил, что правая штанина у того густо подплыла свежей кровью. Вот беда-то! А если помрет? Ментовня на них повесит, это ж как пить дать!

Бомжик подхватил парня под мышки и, удивляясь птичьей легкости его тела, потащил в вагон. Он был всего лишь бомжом, не убийцей, а оставить потерявшего сознание раненого в луже, на вечернем ноябрьском ветру значило попросту убить его.

Но вот когда из кармана куртки спасенного паренька – не мог «спаситель» карманы не обшарить! – он вытащил жуткого вида, явно боевой, не газовый, пистолет… Тут ему стало худо. Такого найденыша, ясное дело, просто так уже под вагон не выкинешь. По-любому – «крутой». Кенты его узнают… или наоборот… Долго умирать будешь! Придется последним бульончиком отпаивать: Gallina Blanka, аккурат три кубика осталось. Перевязать опять же! А чем?

"И навязался ведь ты на мою голову!" – тоскливо подумал несчастный бомжик…

* * *

Жизнь сыщика – особенно высокого класса – отличается от жизни обычных людей. У Льва Ивановича Гурова, старшего оперуполномоченного Главного управления Уголовного розыска МВД РФ, выходные случались редко, только если текущее дело близилось к завершению, а новое еще не было начато. Но как раз сегодня – в дождливый хмурый субботний вечер начала ноября – Гуров мог позволить себе расслабиться. В конце недели он со своим ближайшим другом и соратником Станиславом Крячко завершил-таки долгую и трудную оперативную работу: двое подозреваемых в убийстве сидели в камере СИЗО. Теперь очередь за следствием, сыщики свое сделали!

Его жены – Марии Строевой, весьма популярной актрисы одного из московских театров – дома не было: как и Гуров, она не считалась с выходными, когда дело касалось любимой работы. Настоящие большие актеры – люди творческие, им тоже календарь не писан. С другой стороны, в профессии сыщика высокого полета доля творчества, интуиции, вдохновения очень и очень велика, так что Лев Гуров и его жена хорошо друг друга понимали.

Лев поудобнее устроился в кресле, подвинул поближе чашку крепкого «Липтона» и приготовился слушать совсем недавно купленный компакт-диск «Soup», последний альбом "Blind Mellon". Он не был большим знатоком современного рока, но эта группа ему нравилась, ребята откровенно ориентировались на традиции семидесятых… Каждая песня – не больше пяти минут, с запоминающимся риффом. И все прочее, что полагается хорошему рок-н-роллу. Без этого тоскливого металлоидного однообразия.

Гуров усмехнулся, вспомнив, как удивлена была Мария, когда на ее недоуменный вопрос о странноватом названии группы он растолковал ей, что это не "Слепая дыня", а "Крупный выигрыш". Их музыкальные вкусы не совпадали – жена предпочитала, что называется, серьезную оперную музыку: Митлофа, Саймона ле Бона, Майкла Болтона… Про себя Гуров называл все это стилем "не тяни кота за хвост". Они с Марией вообще были очень разными, но любили друг друга и умели уважать чужие вкусы. Расходясь во многом, они почти всегда совпадали в оценке других людей, их поступков и характеров. Может быть, именно поэтому Лев Гуров считал свою семейную жизнь удавшейся.

В двери повернулся ключ.

Лев отключил музыкальный центр и вышел в коридорчик встретить уставшую после репетиции Марию.

– Что, сыщик? – По ее голосу сразу чувствовалось, что она соскучилась по дому, по мужу и тоже хочет на время забыть о любимой, но такой нервной работе. – Некультурно отдыхаем?

– Замерзла небось? – спросил Гуров, помогая ей раздеться. – Погано сейчас на улице, поздняя московская осень – бр-р…

Пока Лев разогревал ужин, Мария переоделась и вышла к нему на кухню. Если она была не на гастролях, в их доме всегда водилось что-нибудь вкусненькое – Мария любила и умела готовить. Умел и Гуров, но не любил, а готовить что-нибудь сложнее купленных в соседнем продуктовом магазинчике пельменей для себя одного считал полным нонсенсом. Забавно, что над трогательной любовью Льва Ивановича к пельменям втихую похихикивали в управлении, а тон задавал, конечно же, лучший друг – Станислав Васильевич Крячко.

– Что это ты кислая такая, подруга? – поинтересовался Гуров, наливая жене чай. – Неужели опять с режиссером поцапались?

– О господи! – Мария изобразила преувеличенное отчаяние и сразу же рассмеялась. – Выходи вот замуж за такого Эркюля Пуаро! Ничего не скроешь! Нет, на этот раз ты пальцем в небо угодил – с Рашевским я не ссорилась, он меня теперь боится. Просто интересно: за кого меня принимают эти дебилы с телевидения? Представляешь, опять приходили в театр и предлагали сниматься в ролике! Йогурт "Райское наслаждение" рекламировать! Меня от одного слова «йогурт» рвать тянет. Кефир надо называть кефиром и с дрянью всяческой его не смешивать. Ну, я этим деятелям выдала, при всей труппе.

– Нашла на что внимание обращать. – Лев пожал плечами. – У каждой медали две стороны, это лишнее подтверждение твоей известности, популярности…

– Сказала бы я, где такую популярность видела, – возмущенно фыркнула Мария, – да вот тебя стесняюсь!

– Шут с ней, с рекламой, – продолжал Лев, – но тебе и в серьезном кино что-то, помнится, предлагали. Тоже ведь отказалась.

– Милый. – Голос Марии просто сочился иронией. – Одна из величайших русских актрис и умная притом женщина, Фаина Григорьевна Раневская, сказала как-то, что играть роли, предлагаемые ей в кино, – это все равно что плавать баттерфляем в унитазе. Я, конечно, не Раневская, не доросла пока, но… В таких заплывах тоже не участвую!

Лев весело рассмеялся, представив свою супругу… м-да!

* * *

В недавно отстроенном особняке, расположенном в самом центре старинного русского города, а ныне губернского центра Славояра, этот ноябрьский вечер складывался совсем по-другому. Хозяин дома – Виктор Владимирович Баранов, крепкий темноволосый мужчина лет сорока – ссорился со своей женой Ириной. Ссора протекала вяло: ее причины успели основательно приесться участникам, слишком уж часто они за последний год повторялись – занудно и предсказуемо, как узор на обоях.

Баранов больше всего на свете хотел сейчас оказаться где угодно, лишь бы подальше от собственного семейного гнездышка, – в депутатском клубе, бильярдной, принадлежащем ему ресторане «Север»… Однако он ожидал важного звонка из столицы. До Москвы было недалеко – всего-то двести с небольшим километров, – и можно, конечно, принять сообщение на мобильник. Но Виктор Владимирович доверял сотовой связи меньше, чем стоящему в кабинете, куда пять минут назад зашла Ирина, аппарату: в него он лично поставил дорогой японский VC-ник и не опасался прослушки. Сообщение могло быть передано и по e-mail, а реагировать на него надо было сразу – чем скорее, тем лучше. Приходилось терпеливо ждать, вяло отругиваясь от супруги.

Ирина еще пыталась заводить себя, поднять эмоциональный настрой, разозлиться по-настоящему:

– Виктор, ты меня ставишь в идиотское положение. И себя, кстати, тоже. Мало того что твоя очередная подстилка моложе тебя на двадцать лет и вполне могла бы дочкой нашей быть, так она еще и глупа, как пень! Кабаки, театры, позавчерашний скандальный прием в немецком консульстве… Не слишком ли, а? Я покуда живая, между прочим. Появляясь с ней на людях, да еще так демонстративно, ты меня унижаешь! Мне скоро в глаза знакомые смеяться начнут! Сколько же можно?!

– Завела бы ты, Ира, себе любовника… – Баранов лениво потянулся и с откровенной насмешкой посмотрел на стоящую перед ним женщину. – Давай я тебе денег дам, если даром ты никому не нужна. Хочешь?

– Какой же ты все-таки скот. – Она сказала эту, видимо, привычную фразу совершенно ровным голосом, как будто о погоде за окном осведомилась. – Думаешь, ты так уж мне необходим? Но ведь развестись по-хорошему ты не согласишься, и я знаю – почему.

Тут она врала. Баранов был необходим Ирине. Она, прожив с ним шестнадцать лет, все еще любила мужа и просто так, без борьбы, отдавать его не собиралась.

– И почему? – столь же лениво поинтересовался Виктор. Разговор стал занимать его. Действительно, интересно, что у этой клуши в голове.

– Ты же спишь и видишь, как бы пробраться в Госдуму. Городской и областной тебе уже мало. Твои махинации стали такими, что защиты может не хватить, о твоих темных делишках судачит весь город, да и я не слепая. Вот и трусишь, что развод помешает.

– Неумная ты женщина, Ирочка, – мягко возразил Баранов. – В Думу я по-любому пройду. И по партийным спискам, так что…

– Значит, боишься, что твой обожаемый лидер тебя в эти списки не внесет, ему репутацию своей команды портить не хочется. Господи! С кем ты связался! А вот если впрямь пролезешь в законодатели, тут ты меня и выгонишь. Натравишь своего Честаховского – он за хорошие деньги на родную маму дело состряпает. Таких адвокатов надо из коллегии поганой метлой гнать! Но сына я тебе не отдам!

– Слава богу, ты пока не возглавляешь коллегию. Да и позабыла все на свете. Ты после окончания юрфака и двух лет не работала. – Виктор по-прежнему оставался невозмутим. – А что до остального, то если дойдет до развода – не я буду в этом виноват. Сашке скоро пятнадцать, он взрослый парень, сам решит, с кем оставаться. Уверена, что он выберет тебя?

– Что, думаешь, и сына купил? Думаешь, все на свете продается?

– Думаю, – кротко, чуть ли не нежно ответил Баранов. – И тебе советую думать. Хотя бы иногда. Оно тяжело с непривычки, но постарайся. Полезное занятие даже для недалеких склочных истеричек. А денег я тебе все-таки дам, и много. Про любовника я неудачно пошутил. Извини, если обидел! Поезжай-ка ты, Ируня, на Канары. Или в Португалию – тебе там вроде понравилось. Мне, знаешь ли, сейчас не до тебя. И так головной боли хватает.

Раздался телефонный звонок. Виктор сразу определил – межгород. Он подошел к аппарату, снял трубку, но, прежде чем говорить со звонящим ему человеком, повернулся к Ирине:

– Милая, я попрошу тебя покинуть мой кабинет. Нет, ты не угадала, я говорю не с Викторией, но это все-таки не для твоих очаровательных ушек!

Жена Виктора Владимировича закрыла дверь и не могла слышать не совсем обычную реплику мужа:

– Вот как? А документы по Детройту и «Герш-Вестфаленхютте»? Нет, документы просто уничтожьте. Немедленно. Хорошо, но как вы могли так напортачить? Вас что, не предупреждали?! Что значит "уже не опасен"? – В голосе Баранова прорвалось до той поры сдерживаемое раздражение. – Для вас – может быть. Но не для меня. Да! Меня это не устраивает. Не знаю. Не хочу знать. Найдите. Я плачу вам очень большие деньги, и меня не волнуют ваши трудности. Равно, как и ваши методы. Еще раз повторяю: я плачу за результат! Думайте, но подводить меня не советую, у вас тоже не десять жизней. А фотографию теперь можете засунуть в собственную задницу.

Он положил трубку и медленно негромко произнес, обращаясь к самому себе:

– "Его пример – другим наука". Так, кажется, у Пушкина?

Виктор замолчал, но раздражение, полыхнувшее обжигающим внутренним пламенем, требовало выхода. Никто в этой стране работать не умеет!

Он снова поднял трубку телефона, как бы собираясь позвонить, но вдруг со злобой, наотмашь хватанул прямо по краю стола. С треском брызнули осколки…

Глава 1

Рабочее утро понедельника началось для Льва со звонка секретарши его непосредственного начальника – генерал-лейтенанта МВД РФ Петра Николаевича Орлова – очаровательной и чуть-чуть влюбленной в Гурова Верочки. Это было добрым знаком. За долгие годы совместной работы и дружбы Лев прекрасно изучил привычки Петра Орлова: в случае совсем уж поганых новостей или дел экстренных, никакого отлагательства не терпящих, генерал лично вызывал его по внутреннему, а бывало, и сам заходил к ним со Станиславом в кабинет.

Лев Гуров уважал Орлова не только как умного, немелочного, душой болеющего за дело руководителя сложнейшего аппарата Главного управления Уголовного розыска, но и как опытнейшего сыщика, на счету которого было немало раскрытых преступлений. Считая Гурова и Крячко оперативниками "божьей милостью", виртуозами сыска, генерал и задачи им ставил «штучные», требующие не только добросовестного профессионализма и опыта (других сотрудников в управлении и не держали), но и того особого человеческого качества, которое мы называем талантом.

Гуров сам часто говорил молодым лейтенантам и капитанам, что девяносто процентов оперативной работы сводится к сбору малоинтересных и обычно не относящихся к делу фактов, а из оставшегося половина приходится на сумасшедшую беготню. В управлении знали, что одна из любимых его пословиц – "Волка ноги кормят". При этом сам он предпочитал не столько бегать, сколько думать, сопоставлять, решать задачи аналитически, а применение оружия недолюбливал и считал браком в работе.

– Веруня, здравствуй! – Гуров улыбнулся секретарше и получил улыбку в ответ. – Как там наш наиглавный? В настроении или не очень? Кофе пил уже?

Эти необязательные вопросы, равно как и Верочкино щебетание, были своего рода традицией, редко нарушаемым ритуалом. Как и многие люди с опасными профессиями, Лев к приметам и ритуалам относился очень серьезно.

– У него, Лев Иванович, как он только пришел, какой-то странный тип сидит. Ужасно похожий на, – Верочка прыснула, – Авраама Линкольна, как его на баксах печатают.

"Интересно, кто бы это, – подумал Гуров. – Я его, скорее всего, не знаю – с такой колоритной внешностью он мне в память запал бы, если появлялся в нашей конторе раньше. Но с Петром надо держаться официально и вольностей себе не позволять".

При встречах с глазу на глаз Лев и его "друг и соратник", а ныне и заместитель Гурова Станислав Крячко обращались к Петру Николаевичу на «ты». Когда спорили с ним, так, бывало, и голос вплоть до крика повышали, как и генерал на них. И никто не обижался, да и понятно: работая вместе двадцать с лишним лет, они съели уже не один пуд соли. Но при чужих субординация соблюдалась строго.

…Наблюдательность не подвела Верочку: сидящий рядом с Петром мужчина лет пятидесяти в самом деле поразительно напоминал шестнадцатого американского президента. Такой же худющий, длинный, и физиономия высокомерная.

Поздоровались, после чего генерал представил их друг другу:

– Полковник Лев Иванович Гуров, лучший сыщик моей команды. Андрей Эдуардович Карташев, консультант комитета по экономической политике Госдумы. Прошу любить и жаловать. Присаживайтесь, господа. Если позволите, Андрей Эдуардович, я кратко введу полковника в курс дела, а затем мы продолжим наш разговор втроем.

Введение в курс дела несколько затянулось. Причиной этого стала явственно политическая окраска вопроса, приведшая Карташева сначала к министру внутренних дел, а затем – по его совету – в кабинет генерала Орлова. Как и все здравомыслящие люди, Лев Гуров и Петр Орлов считали, что от правительства, Думы и прочих подобных структур лучше держаться подальше. Некоторые, очевидные на его взгляд, вещи Андрею Эдуардовичу приходилось растолковывать сыщикам буквально на пальцах.

Карташев представлял наиболее сильную сейчас в Думе группу депутатов с различными политическими взглядами и партийной принадлежностью, но стоящих на четких пропрезидентских позициях. Многое разделяло этих людей, но всех их не устраивало все более явное и наглое проникновение криминала в ряды законодателей. Конкретный пример, о котором и шла сейчас речь в генеральском кабинете, был буквально хрестоматийным, хоть в учебнике политологии публикуй.

Крупный, уже на всероссийском уровне известный славоярский бизнесмен Виктор Владимирович Баранов даже не подозревался в связях с преступным миром. Какие тут подозрения – практически все были в этом уверены. Однако доказать его связь с криминалом стало очень трудно с тех пор, как Баранов прошел в депутаты сначала городской, а годом позже и областной думы. Теперь же этот человек нацеливался выше – на всероссийский уровень.

– Полковник, в этом Славояре вообще все очень неладно, – обращаясь к Гурову, раздраженно заметил Орлов. – И совсем недавно об этом шла речь на коллегии министерства. Тамошние махновцы, похоже, хотят вернуться в недоброй памяти начало девяностых. Это тогда у нас на улицах пальба стояла, как в техасском салуне из дешевого вестерна. Но сейчас на дворе уже новый век, а у них… За последний год – три убийства, явно заказные, два покушения, взрыв на районной энергетической подстанции год тому назад, причем явная диверсия, теракт. Хорошо, хоть без жертв! Министр был очень недоволен!

"Так почему он прямо тамошних разгильдяев не спросил: "Что ж, совсем мышей не ловите, мать вашу?" – чуть было вслух не поинтересовался Гуров, но вовремя прикусил язык. Орлов продолжал:

– Руководит губернским УВД генерал Зарятин Лавр Вениаминович, мой ровесник и в прошлом сослуживец. Звезд с неба никогда не хватал, но чтобы губернский город до такого беспредела довести… И вот, не далее как позавчера, в субботу, – генерал пододвинул к себе лист оперсводки и раздраженно ткнул в него пальцем, – в подъезде своей московской квартиры на Каланчевской, это рядом с Ярославским вокзалом, застрелен член совета директоров крупнейшего славоярского промышленного объединения АООТ «Дизель». Некий Марджиани Тенгиз Резоевич. Приехал сюда по каким-то производственным делам и получил пулю в сердце и контрольную в голову. Наши баллистики – а они асы, я им верю – голову дают на отсечение, что пули выпущены из австрийского «хорна». Их просто не перепутаешь ни с чем. Комментарии нужны?

– При чем тут Баранов? – поинтересовался Лев, подумав, что "хорновскую маслинку" впрямь ни с чем не перепутаешь.

– В этом конкретном случае, возможно, и ни при чем. Вам, кстати, полковник, и разбираться…

"Боже милостивый, – охнул про себя Гуров, – неужели опять в «заказуху» вляпались? Вот попали, на ровном месте и мордой об асфальт… Только-только с убийством Ветлугина закончили и снова-здорово…"

– …а в славоярских наворотах, есть мнение, очень даже замазан. Этот Баранов явно связан с криминалом, но прикрыт статусом депутата. Вот Андрей Эдуардович, – Орлов повел рукой в сторону скромно молчащего консультанта по экономической политике, – интересуется, нельзя ли все же остановить его? Пока не поздно? Им там, в Думе, такой деятель даром не нужен.

– Дело еще в том, – вмешался в разговор Карташев, – что Баранов собирается идти на штурм по партийным спискам, активно ищет контакты с лидером одной такой шумной, знаете ли, экстремистской группочки – Василием Васильевичем Зайцевым. Говорит вам что-нибудь эта фамилия?

При упоминании этой фамилии на лицах генерала Орлова и полковника Гурова проступило одинаковое выражение: будто оба они долго жевали лимон без сахара. Говорила, а как же!

Последним достославным деянием Василия Васильевича стало учреждение ордена Всероссийского Орла, коим в первую очередь был награжден сам учредитель. Вскоре «группочка» обрела герб – двухголового медведя с мордами в разные стороны – и девиз, мгновенно укладывающий в обморок любого не абсолютно юридически безграмотного человека: "Воля большинства – наш единственный высший закон!" На очереди были партийный гимн и флаг…

Голосовали за них очень немногие, но ведь голосовали! Политологи, социологи и прочие «ологи» объясняли этот феномен по принципу "кто в лес, кто по дрова". А ответ-то, по мнению Льва Гурова, лежал на поверхности.

…Лет тридцать тому назад в России клубился рой непризнанных поэтов. Они одолевали не только литературные журналы, но и каждого знакомого, не успевшего вовремя увернуться от потока выструганных мечтательной бессонницей стихов. Самым убойным аргументом своего права на поэтическое признание были для них страницы тех самых литературных журналов. "Почему печатают его, а не меня? Мои ведь стихи не хуже!" При этом демонстрировались вирши, хуже которых и вправду трудно было что-либо написать. Политическая борьба за думские мандаты очень похожа на ту толкотню за журнальные страницы. С той же мудрой внутренней аргументацией лезут уже знакомые и еще незнакомые деятели заправлять жизнью страны.

И действительно, стоит только немного потереться вокруг наших политиков, чуточку посмотреть на них и послушать – сразу же у любого гражданина появляется справедливая мысль: "Да я же ничем не хуже! По количеству действующих извилин, по представлениям о законности и справедливости, по любви к народу и Отечеству, по уважению этих чертовых прав человека – ну ничуть не хуже! Почему же не подо мной это депутатское кресло?"

…Гуров решительно встряхнул головой, как бы прогоняя эти далеко не новые мысли. Ему-то важна конкретика, о судьбах России рассуждать и без него желающих вагон, а он лучше своим непосредственным делом заниматься будет. Преступников ловить и "веселую жизнь" негодяям устраивать.

– Я, насколько мог, объяснил вам ситуацию с Барановым, господа. – После получасовой лекции на политологические темы голос Карташева звучал несколько устало. – Сейчас позвольте откланяться. И очень прошу вас, Петр Николаевич, серьезно отнестись к нашей просьбе! Таким проходимцам, как этот тип, в Думе места быть не должно.

Оставшись одни, Гуров и Орлов некоторое время молчали. Затем генерал сказал:

– Порядок, можно без галстуков. Остались свои – ты да я. Что обо всем этом думаешь?

– Что тут думать? От нас, я так понял, действий ожидают. Хотя, – Гуров выразительно посмотрел на генерала, – тухлятинкой на километр тянет. "Таким проходимцам…" – Лев довольно точно передразнил консультанта по экономической политике. – А сами они, конечно, белые и пушистые… Они, видишь ли, высокой политикой пополам с экономикой заниматься будут, а дерьмо разгребать любезно предоставляют нам, мы привычные… Но это так, реплика в сторону, как говорит моя супруга. Все ведь без нас с тобой решили, а, Петр?

– И на самом высшем уровне. – Орлов досадливо нахмурился. – Командировку в Славояр тебе уже оформляют, сам министр распорядился. С деньгами в планово-финансовом решишь и завтра с богом трогай. Высветишь там Баранова, заодно поглядишь, что за чертовщина в городе творится и почему местное управление столь хило выглядит. Ты уже как-то раз вместе со Станиславом в Котуни сходными делами занимался.

– Точно. Занимался, – усмехнулся Гуров, – даже дважды. Мне этот милый город до сей поры в кошмарах снится. В первый раз чуть не убили, и во второй чудом жив остался… Ты не забываешь, что этот твой ровесник – Лавр Вениаминович – все же генерал, а я пока еще нет?

– Бумаги у тебя будут бронебойные – самые широкие полномочия. Можешь ставить всю местную милицию хоть на уши.

– Бить меня будут по роже, а не по бумагам. Нет, на этот раз поступим по-другому: никаких липовых проверок личных и рабочих дел, находящихся в производстве у оперсостава. Я так понял, что убийство этого Тенгиза Резоевича Марджиани тоже нам на плечи свалилось?

– Сил нет, до чего ты сегодня догадливый, – проворчал генерал.

– Вот я и поеду отрабатывать славоярские кончики этого дела, а параллельно, под этим прикрытием, покопаюсь в прошлом и настоящем господина Баранова. Если же что и в самом деле в губернском УВД неладно, гниль то есть завелась – это в процессе работы обнаружится, будь уверен. Но я не могу разорваться, Петр. Угрохали пресловутого члена совета директоров все же не там, а здесь, в Москве. Мне нужна уверенность, что, пока я буду париться в Славояре, здесь не возникнет пробуксовки. Такую уверенность мне может обеспечить…

– …только друг и соратник, Станислав Крячко, – закончил гуровскую фразу генерал. – Я того же мнения. Кроме того, ты захотел курить, а сигареты, как обычно, купить забыл. Ну как тут без Стаса!

Орлов ткнул пальцем в кнопку селектора:

– Веруня, будь любезна, организуй три чашки кофе с чем-нибудь. И вызови ко мне полковника Крячко. – Он покосился на Гурова и хитро улыбнулся: – Ох, устрою я сейчас полный конец вашей суровой мужской дружбе, если расскажу Стасу, что это с твоей подачи ему подарочек с «заказухой» от меня достанется…

* * *

…А в это время в обшарпанном вагончике на запасных путях Ярославского вокзала три бомжа держали настоящий военный совет: что все-таки делать с подобранным в субботу раненым парнишкой? Мнения разделились, и разговор шел на повышенных тонах. Сам паренек то ненадолго приходил в себя, то проваливался в какой-то странный бред, называя своих спасителей непонятными словами.

– Сдать его ментам, – категорично заявил один. – Не то наплачемся. Ты, Петро, его подобрал, с нами не советуясь, вот и звони в ментовку.

– Дурку валяешь, Ванек! – разливая по трем грязным стаканам какое-то мутное пойло, ответил ему Петро. – Сроду я никого в ментовку не сдавал и впредь такой подляны не сделаю. Да ты подумай: хоть бы и сдали, а как дружки его узнают?! Как мыслишь, Витя?

Витя, третий из собеседников, задумчиво повертел стакан в руках:

– Дружки… А ежели не дружки, а тот, кто его продырявил? Тоже мало не покажется. Выждать надо! У нас его хрен кто найдет, а как оклемается – пусть сам уходит. Своей дорогой.

В этот момент парнишка, лежащий рядом, пришел ненадолго в себя. Он расслышал последние слова и вдруг сказал:

– Собратья! Я не могу сейчас уйти! Силы зла, страшные враги охотятся за мной. Им нужна моя жизнь, а я слаб и болен. Но я скоро приду в себя и покину вас, добрые люди! И благодарность светлых сил за ваши дела будет велика! Ведь я – воин света!

Тут голова его откинулась, и он снова впал в забытье. Трое ошалевших бомжей смотрели на него с ужасом, смешанным с недоумением.

…Не знал тогда несчастный "воин света", что просто так уйти ему не удастся. А между тем вокзал уже был плотно обложен суровыми, коротко стриженными ребятишками. И у каждого была его фотография. Они точно знали, где можно было ожидать появления раненого паренька, и упускать его не собирались.

Глава 2

После прихода Крячко разговор затянулся еще чуть ли не на час: пока вводили общими усилиями Станислава в курс неожиданно свалившегося на них дела, пока выслушивали его бурные протесты, смысл которых сводился к тому, что надоели полковнику Крячко заказные убийства хуже горькой редьки…

– Нет бы, – жаловался Станислав, – старая, добрая банда, а мы со Львом Ивановичем в засаде: верные шпалеры наперевес, и все такое. Сидишь себе сутки не жравши в какой-нибудь вонючей канаве, наблюдаешь звезды и прочие небесные планеты и читаешь про себя наизусть "Стихи о советском паспорте". Романтики полные штаны, а голова, обратите внимание, свободная! А вы что мне сосватали? Еще друзьями называетесь! Тут ведь думать надо, на это у нас Гуров мастак, а он, гляди, в халявную командировочку сваливает – от нас, грешных, отдохнуть!

Имелось у Станислава Крячко ценнейшее качество – он никогда не унывал, всегда был готов к шутке, дружеской подначке, розыгрышу. В их нервной, тяжелой, а порой и кровавой работе любая психологическая разрядка помогала выдержать зачастую немыслимое напряжение. Вот и сейчас легкая трепотня Крячко, особенно по контрасту с мрачноватой серьезностью Карташева, произвела свое живительное действие: Гуров и Орлов заулыбались. В конце-то концов, трем этим людям, безгранично доверявшим друг другу, не привыкать было решать головоломные задачи.

Принесенные Верочкой кофейные чашечки опустели, в знаменитой генеральской хрустальной пепельнице стало на два окурка больше. План антибарановской кампании постепенно обретал четкие черты.

– Лев, начни с предыстории. – Генерал, завистливо поглядев на дотлевающий окурок, развернул карамельку, заменявшую ему любимый «Беломорканал» фабрики Урицкого, который врачи запретили Орлову несколько лет назад. – Откуда у скромного бойца пожарной охраны взялись в начале девяностых деньги на первичную раскрутку? Кто «крышевал» Баранова тогда и кто занимается этим сейчас? Как он прошел сита избиркомов? А ведь прошел, и дважды! Что у него за команда?

– Какие СМИ он контролирует? – вмешался Крячко. – Газеты, местный телеканал, радио и все прочее. Ты, Гуров, всегда умел с журналюгами общий язык находить, не то что я. Эти "шакалы пера" и телекамеры как мою честную ментовскую физиономию увидят, так только пятки сверкают! А ты у нас интеллигентный. Внешне, – хмыкнув, добавил Станислав. – Вот и давай!

– В каких он отношениях с губернаторским окружением и с "самим"? – продолжил перечень Лев. – А главное, – с "теневыми властями", то есть с местной мафией. Кстати, Петр, у меня не будет ни времени, ни возможностей разбираться, кто есть кто в тамошней криминальной клоаке. Кроме того, – Гуров усмехнулся, – не царское это дело – налетчиков хватать. Тем более выяснять, которые из этой публики в незнакомом городе самые крутые! Нет, конечно, если ты и этот загадочный «консультант» дадите мне годик…