Отыскать любовь среди холода

Глава первая

      Наконец-то мы нашли друг друга – удача и я!
      Все греет душу, радует глаз: большое открытое пространство моей новой квартиры, вид из огромных, во всю стену, окон пентхауса в красивом современном комплексе, на берегу Москвы-реки.
      Я смотрю на воду. Теперь я делаю это часто. Огонь и вода не надоедают. Спасают от одиночества. Днем отсюда видны белые пароходы. Я провожаю их взглядом. В мелких окошечках чья-то чужая жизнь, счастье и несчастье.
      Внезапно низкие тучи заволокли темное свинцовое небо. Оно слилось с водой и оттого казалось зловещим. Сверкнула молния. Откуда-то издалека донеслись раскаты грома.
      Я лежала в темной комнате на диване, уютно закутавшись в плед.
      На светящемся телевизионном экране в глубине комнаты что-то пело, плясало, развлекало. Неожиданно яркая картинка исчезла, и диктор скорбным голосом произнес:
      – Мы прерываем передачу в связи со срочным сообщением. В 11 часов утра по московскому времени над Эгейским морем произошла авария пассажирского самолета «Боинг-737», вылетевшего из Шереметьево-2.
      Появилось компьютерное изображение катастрофы. Воздушный лайнер, сделав пируэт в воздухе, резко накренился. Почти касаясь крылом воды, он неуклюже попытался оторваться от голубой глади, но не смог. Медленно и страшно тяжелая громадина стала уходить под воду.
      – Официальная версия – человеческий фактор. Летчик, по всей видимости, не смог справиться с управлением, – продолжил сообщение диктор. – Хотя есть и другие предположения. К поиску подключены международные силы спасателей. Черный ящик пока обнаружить не удалось. Список находившихся на борту рейса 428, который нам предоставила летная компания, вы сейчас увидите на экране.
      Вздохнув, я поискала глазами пульт: «Не хочу знать! Мне этого не надо! Сил нет, одни катастрофы и убийства. Своих неприятностей предостаточно!»
      Разноцветные кнопки серебристого «спасательного круга» блеснули в полумраке. Но указательный палец застыл в воздухе. В алфавитном списке пассажиров, медленно тянувшемся на экране, я прочла:
      «Костецкий Сергей.
      Костецкая Даша.
      Костецкая Мария».
      Не может быть! Сбросив уютный плед, я вскочила с дивана и вплотную подошла к телевизору, всматриваясь в мелкий шрифт. Нет, не ошиблась!
      Это были мой бывший муж и его новая семья.
      Через секунду список исчез, словно наваждение. Следом появился телефон «горячей линии».
      Пытаясь отогнать охвативший меня ужас, я отвела взгляд. Делать так приходилось часто, когда неприятное через телевизионный экран, обретая реальность, вползало в мое новое одинокое жилище.
      Будто во сне я подошла к трубке и машинально набрала номер «горячей линии».
      – Ждите ответа, – произнес металлический голос и через мгновение более проникновенно: – Ваш звонок очень важен для нас. Не кладите, пожалуйста, трубку.
      «Я не кладу, только ответьте побыстрее», – хотелось закричать в бездушное пространство, но в трубке что-то щелкнуло, и текст вновь стал повторяться, словно в заезженной старой пластинке. Потом еще и еще. Я не выдержала и отключилась.
      «Развод подобен смерти», – вертелось у меня в голове. Где-то я читала? Нет, развод я сумела пережить, а вот... оказывается – смерть сильнее. Но почему смерть? Возможно, это какое-то недоразумение? Ошибка? Совпадение фамилий?
      Трясущимися руками я набрала телефонный номер квартиры, где прожила с мужем шестнадцать лет, где оставила ему все самое дорогое: свою первую любовь, мечты и даже сына.
      Так случилось, что поначалу некуда было его забрать, я ютилась в съемном углу, а потом... потом юноша пожелал жить с отцом. Зажав в кулак самолюбие, материнскую привязанность к ребенку, обиду и не знаю, что еще – чувств было так много, они рвали на куски сердце, – согласилась. Если ему там лучше...
      Радостный голос сына на другом конце провода приободрил, вселил надежду.
      – Андрюшенька! – Я замолчала, обдумывала, как начать разговор.
      – Подожди минутку, – отозвался сын, – я посажу Машу в кроватку.
      Ну, вот и все! Значит, ошиблась! Маша, двухлетняя дочь моего бывшего мужа, только что названная в трагическом списке, жива, здорова! Это я просто схожу с ума! Возможно, совпадение. К черту дурацкие списки!
      – А где папа? – прокричала я вслед сыну. Но он не отозвался. Послышалось шипение, детский голосок, что-то упало и разбилось. К счастью!
      – Андрюша! – вновь позвала я.
      С момента развода я ни разу не интересовалась его отцом. Но сын не придал этому значения, просто отложил трубку и отошел на секунду... минуту... несколько минут, каждая из которых длилась для меня целую вечность.
      – Папа дома-а? – не выдержав, закричала я, однако поняла, что ору в пустоту.
      – Нет, – наконец откликнулся сын. – А ты чего раскричалась? Мы тут только с Катькой вдвоем, ребенком занимаемся. То есть остались втроем. – Я услышала радостный визг его новой сестрички.
      Катя была девушкой Андрея. Старше его на два года, она дружила с ним с самого детства и опекала как взрослая женщина.
      – Родители нам Маруську оставили, – продолжил сын. – Мы их на море отпустили. Пусть отдохнут. Представляешь, Маруся в последнюю минуту, прямо перед самым отъездом, чихать принялась, кашлять, и температура поднялась. Наверное, от меня заразилась. Я на той неделе гриппом болел. Так вот, мы с Катюшей их до аэропорта довезли и уговорили одних лететь. Ведь всего на неделю. Катя убедила. Ей папа с Дашей Машку доверили. Она ведь будущий педагог! Мне бы ни за что! – Чувствовалось, что гордость за любимую девушку переполняла сына. Катя училась на втором курсе педвуза. – Мы отлично справляемся. Даже няньку сегодня пораньше отпустили. – Андрей продолжал что-то говорить, но я уже не слушала.
      – А куда они улетели? – спросила я, еще оставляя надежду на то, что сын ответит: «К родителям Даши», то есть новой жены отца, те жили на Черном море, и тогда мне, бывшей жене, можно будет вновь отключиться и уйти в свои обиды, переживания, страдания. Но не тут-то было!
      – На отдых в Испанию, – радостно сообщил Андрей. – Они давно мечтали. Купили индивидуальный тур с путешествием на яхте. А Машка в последнюю минуту подвела. Вот мы с Катей им и предложили. Катя сказала: «Какой вам отдых с таким моторным ребенком, как Машка? К тому же малышка заболела! Ей там от жары хуже станет». Ведь она права, правда, мам?
      – Андрюша, я сейчас к вам приеду.
      – Спасибо, но мы пока сами справляемся. – В голосе сына проскользнула досада, мол, опять она за свое, нечего нас опекать!
      – Андрюшенька, я бы хотела к вам приехать.
      – Мам, но нам не нужна помощь, правда, – ничего не подозревая, теперь уже удивился моей настойчивости сын. – Катя вернется, мы покормим малышку и положим спать. Утром нянька приедет.
      – А где Катя?
      Катя выдержанная и разумная. С ней можно обо всем договориться. И она теперь лучше знает, как с таким... таким чудовищным известием подступиться к Андрею.
      – Катя на минутку вышла, сигареты купить.
      – При ребенке курить нельзя, – занудно произнесла я, проклиная себя за это. Ну что мне за дело? Вот поэтому он и остался с мачехой!
      – Мы при ребенке и не курим. Мы на балконе, – как маленький, стал оправдываться сын.
      – Ты тоже? – Я опять не могла сдержать возмущения.
      – Нет, я так, балуюсь с Катькой за компанию.
      – Это не баловство, сынок, отец вот баловался и привык, а потом сколько раз бросал, не смог. – Опять я за свое! Досада на саму себя сбивала с мысли. Вместо того чтобы срочно найти толковое объяснение своему позднему визиту, я за нравоучения! А если малышка оторвет его от трубки, не перезванивать ведь второй раз?
      – Мам, ты еще тут? – не обращая внимания на мое ворчание, позвал сын. – Извини, мне нужно к Машке. И не обижайся, я тебе попозже позвоню. – Сын вел себя деликатно, знал, что брошенная всеми мама обижалась теперь на все. Ему еще было неведомо, что мама обрела покой и нашла того, кому она нужна больше жизни. Став для нее близким в одночасье, этот нежный и участливый человек сейчас находился далеко, а то бы он поддержал и помог... – Я пошел, пока. – Сын поспешил завершить разговор.
      – Андрюша, мне нужно к вам приехать.
      Мой категоричный тон его насторожил.
      – Что-нибудь случилось?
      – Да. То есть ничего... ничего не случилось. Просто я должна с вами поговорить.
      – Приезжай, конечно, – ничего не понимая, вежливо пригласил сын, принимая это за очередную блажь покинутой родительницы. – Поговорим, только Машку уложим, ладно?
      Завершив беседу с сыном, я почувствовала, как пот катится по спине. В сторону экрана я боялась взглянуть. Во время разговора по телефону я машинально отключила звук. Но опасалась напрасно. Там уже вовсю красовалась полуобнаженная девушка. Она смачно слизывала длинным красным языком аппетитное белое мороженое: реклама.
      Я заспешила. Одежда путалась, не хотела налезать: засучивались рукава, ноги не попадали в штанины брюк. Наконец после бестолковой суеты я выскочила на улицу. Лил дождь, и гремело. Я подняла руку.
      Такси домчало меня довольно быстро. Москва после девяти вечера становилась чуть посвободнее от пробок. Я подъехала к улице, которую последнее время старалась обходить стороной. После развода мои непослушные ноги сами собой вновь и вновь несли меня туда.
      Я прошла через кривые дорожки двора, обтоптанные во время долгих прогулок с сынишкой, и вошла в подъезд. Кнопка лифта не работала. Как всегда. Ее кто-то специально поджигал и портил. Вандалы. Она западала, и только старожилы знали, как с ней справляться. Андрюша, еще совсем маленьким, вставал на цыпочки и пробовал нажимать изо всех сил. Но увы!
      С тех пор прошло много лет. Лифт заменили новым, современным, однако вандал оказался упрям, потому что кнопка вновь не работала.
      Катя с Андрюшей меня ждали, но их лица выражали явное недоумение.
      – Как вы хорошо выглядите! – забирая у меня из рук зонт, который я, к удивлению, не забыла взять, сделала мне комплимент Катя. Я посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась: зеленое, с синяками под полными слез глазами лицо, растрепанные волосы, цвета линялого белья, дрожащие губы. Но Катя была современной девушкой и знала правила хорошего тона. Роль молодой хозяйки ей шла.
      Маруся, которую я увидела впервые, тихо посапывала в Андрюшиной комнате.
      «Здесь все по-старому», – отметила про себя я.
      Комнату они оставили как детскую, ничего не изменив. Я подошла к книжному шкафу и провела ладонью по дереву, словно здороваясь с давним знакомым. Сердце екнуло и заколотилось. За стеклом – мои потертые книжки и сувениры, сохранившиеся со времени нашей свадьбы. На потолке люстра, выбранная мной. На полу разноцветный ковер. Моя мама доставала его еще в советское время по талонам. Сначала он висел на стене, потом, когда Андрюша подрос и стал играть на полу, мы постелили его поверх вытертого узорного паркета возле дивана.
      Надо же, ничегошеньки нового! Я бы на ее месте... Усилием воли мне удалось остановить поток бабских чувств. Может быть, оставить здесь все без перемен – это желание Сережи... из-за сына? А впрочем, мужчины вообще не любят никаких перемен. Правда, в детской вместо спального места Андрюши – кроватка Маши. А вот и новое! Цветная фотография новой жены – большая, в рамке на стене, как картина. По слухам, она была королевой красоты! На снимке она без короны. В соломенной шляпке, худенькая юная Даша сейчас, будто живая, подглядывала за мной из-за куста сирени. По спине побежали мурашки.
      – А ты теперь где спишь? – Чтобы отогнать видение, я обернулась к сыну.
      – В папином кабинете.
      Кабинет Сергея тоже без изменений. Раньше все говорили мне, что из него вышла бы замечательная гостиная: «Ну, кто так живет? Кабинет в трехкомнатной квартире?» Но Сережа в семье родителей, а потом и в нашей был священной коровой. Сережин компьютер, Сережина докторская и Сережа вообще!
      О чем это я сейчас?! Какое кощунство! Мысли мечутся, перескакивают с одной на другую.
      Мы прошли в кухню.
      В спальню молодоженов я заглянуть так и не решилась. Когда-то там у нас с Сережей стоял телевизор перед кроватью. На ней мы любили друг друга, а потом, после всего, ему нравилось закурить сигарету, включить телевизор. Сейчас, если его включить ...там сообщение о катастрофе!
      – Вам кофе или чай?
      Прервав поток моих трагических размышлений, надо мной стояла Катя с электрочайником в руках. Она как исправная хозяйка накрыла в кухне «чайный стол».
      – Андрюша, вы не смотрели сегодня «Новости»? – Я решилась: лучше сразу!
      – Нет, – первой отозвалась Катя.
      – Каким рейсом улетели папа с Дашей?
      – Сейчас. – Еще не понимая, о чем я, сын полез в карман джинсовой куртки. – У меня тут записано. Ага, вот – 428. Представляешь, они шикарным новым, «боингом» полете... А почему ты спрашиваешь? – Его взгляд, словно падающий с высоты самолет, пробивает меня насквозь.
      Неожиданно проснулась Маша и громко заплакала. Говорят, дети чувствуют беду.
      – Подожди, – настороженно произнес сын, вытянув вперед руку, и покиул кухню.
      – Их самолет разбился, – не своим голосом говорю я Кате. Мне показалось, что эти слова произносит кто-то другой, будто я слышу их откуда-то издалека. Они повторились словно эхо: «раз-бил-ся».
      – Как же так? – Катя роняет из рук чашку. Она бьется вдребезги, разлетаясь по кафельным плиткам на мелкие-мелкие кусочки. – А дядя Сережа с Дашей? Они же не могут... с ними должно быть все в порядке! Ведь Маша же осталась тут! Она их ждет! – Девушка говорила точно так же, как однажды в детстве сказал мой сын. Ему было лет семь.
      Возвращаясь лесной дорогой с дачи, мы сбили зайчонка – он попал в свет фар нашей «ауди». К счастью, сына с нами не было. Проскочив между колес, трусишка ударился о днище и умер, скорее от страха, чем от ушиба. На следующий день я решила поведать о происшествии своей приятельнице за чашкой кофе. Сын, как все дети, подслушав не предназначенную для его ушей историю, гневно ворвался в кухню и требовательно спросил:
      – Вы отвезли зайчика в больницу?
      Я растерялась.
      – Конечно, – не моргнув глазом, соврала моя знакомая.
      – Его ведь вылечили, да? – И, не дожидаясь ответа, уверенно добавил: – Он не мог умереть, потому что в лесу под елкой его ждет не дождется зайчиха-мама.
      – Конечно, ему помазали ранку, сделали перевязку и отвезли в лес к его заячьей маме, – подтвердила моя находчивая подруга сказку, придуманную на ходу.
      Но жизнь не сказка – зайчика не вылечишь! Хотя надежда меня не покидала.
      Начался поиск самолета и пропавших пассажиров. Слухи ходили разные. Самолет летел в Испанию, оказался у берегов Турции. Что это: сбился с курса или угон? Одни говорили, что найден черный ящик, но еще не расшифрован, а другие – что самописец раскрыл тайну: на борту самолета произошел теракт. Над аварией зависла пелена молчания.
      Андрюша был сам не свой. Он очень любил отца, не хотел верить, надеялся. Однако, не выдержав ожидания, рассказал мне под большим секретом, что его вызвали в спецслужбу и учинили настоящий допрос.
      – В КГБ? – забеспокоилась я.
      – Мама, КГБ давно нет.
      – Ах да, я хотела спросить – в ФСБ?
      – Нет, это специальная летная служба, которая ведет расследование.
      – Что они хотели?
      – Не запомнил ли я кого-нибудь странного, необычного, кто садился на этот рейс.
      – Откуда они вообще знали, что ты провожал отца?
      – Нас с Катькой камеры слежения зафиксировали. Мы в аэропорт заранее приехали и очень долго толкались.
      – Что ты им ответил?
      – Один парень запомнился, кудлатый такой, как Киркоров, только со скрипкой в руках.
      – Что еще спрашивали?
      – Почему Машку не взяли. – И, помолчав, неохотно добавил: – Чья это была идея – оставить ребенка.
      – Все?
      – Мам, ты прямо как они! Тоже спрашивали: «Это все?» Будто я что-то знаю и скрываю от них. – Сын еле сдерживался. Он нервничал.
      – Извини, я просто беспокоюсь за тебя.
      – Спрашивали, как папа с Дашей познакомились и когда, – еще более неохотно проворчал Андрей.
      – Почему ты должен это знать?
      – Знаю. Мне папа во всем без утайки признался... еще раньше. У нас с ним серьезный разговор был. Случилось это, когда он в командировку в Германию ездил, в рамках культурной программы. – Андрюша первый раз произнес слово «случилось». Сейчас звучит как безысходность, как неотвратимость судьбы. Раньше все выглядело по-другому. Мне казалось, что они оба обожали Дашу, тонкую, звонкую, наивно хлопающую глазами, – только каждый по-своему. Королева красоты Даша покорила сердце сразу двоих – отца и сына!
      – Что значит в рамках культурной программы? – спросила я.
      – Папу пригласили на конкурс «Мисс Европа». – Выдавливая из себя информацию, Андрюша чувствовал себя предателем. По-человечески понятно – тяжело и неприятно выдавать отцовскую тайну. Но теперь я чувствовала, что ему нужно с кем-то поговорить. Он продолжил: – Даша, представлявшая Россию, должна была получить корону.
      – Разве она не получила?
      – Нет. А ты не знала?
      – Не интересовалась.
      – Корона Мисс Европы досталась, кажется, голландской девушке. А Даше только приз зрительских симпатий.
      – Так почему вы ее все королевой красоты называли?! – злорадно воскликнула я.
      – Наверное, потому, что папа ее так называл. Он ее все равно королевой считал.
      – Да? – Сердце и разум разрывали меня на части.
      – Она тогда очень расстроилась, а папа ее решил утешить, и...
      – Понятно... – многозначительно перебила его я. Мое сердце все-таки одержало победу над разумом.
      Мстительное чувство – поделом – выскакивало из моего подсознания. Однако разум противился – такого я ни своей сопернице, ни тем более бывшему мужу никогда не желала.
      Теперь стало еще хуже. Я переживала за Андрюшу. На него было страшно смотреть. Сын в одночасье повзрослел. На меня навалился ком проблем. Как с этим жить дальше? Мне, Андрюше, Кате и маленькой двухлетней дочке моего мужа Маше? Что делать? Жалею, не успела рассказать сыну, что я уже не одинокая, брошенная жена, мать, а связанная обещаниями любимая. Тот, кто протянул мне руку помощи в самый трудный час, ждет моего решения. Но в одночасье все изменилось, и мне предстоит трудный выбор. Я чувствую себя в ответе за всех. Стою возле камня на перепутье: налево пойдешь...
      Мысли возвращают меня к прошлому.

Глава вторая

      Все кругом серо. Льет дождь. От меня сегодня ушел муж. Сказал – навсегда.
      Еще вчера стоял яркий, солнечный день. Я собирала его на работу: погладила сорочку, повесила на спинку кресла два галстука – светлый и темный. Он выбрал светлый. «Значит, у нас в жизни все светло и... тепло», – мимоходом подумалось мне.
      Я врач-психолог, своим пациентам предлагаю такой тест: выбор из нескольких цветов. Как правило, те, кто ко мне обращался, долго думали и останавливались на темном.
      Еще вчера было все хорошо. Так мне казалось. Муж выпил кофе, позавтракал, спросил, не нужны ли мне ключи от машины, и, не сказав больше ни слова, даже не намекнув о предстоящем решении, уехал на работу. А сегодня...
      Клиника, в которой я работаю, находится в двух шагах от дома. Вчера я вышла за ним следом. Сегодня я не могу выйти за ним следом. Потому что... потому что его след простыл! Как такое могло произойти? Холод! Конец света! Рухнул мир! Мир, в котором мы жили. Из моей жизни исчезло «завтра».
      «Расслабься, подумай о чем-нибудь хорошем, приятном, не возвращайся мыслями к прошлому» – такие советы я даю тем, у кого что-то случилось. Что я такое им говорю?
      Как же не возвращаться в прошлое?
      Когда я познакомилась с Сережей, тоже лил дождь. Как из ведра. Мы ехали с ним в одном троллейбусе. Троллейбус остановился возле Белого дома.
      – Дальше не пойдет, – объявил водитель и открыл двери. Шел август девяносто первого. Толпа людей перегородила проезд. Людей было много, поэтому впереди не было видно ничего.
      – А что там дальше? – громко спросила я.
      – Дальше – наше светлое будущее, – отозвался один из пассажиров. Это был Сергей. Он подал мне руку, мы соскочили с троллейбуса и попали в водоворот, из которого выбрались только через три дня. А точнее, меня из него выбросило вот только сейчас, через шестнадцать лет. Мы ели кем-то принесенную еду, спали, закрываясь брезентом от грузовика, кричали до хрипоты, жгли костры и пели. Потом, взявшись за руки, остановили танки. Когда все это кончилось, люди бросились целоваться. Мы с Сережей тоже. Только не так, как все, а по-особому. Тут же, на площади, которую позже назвали «Свободной Россией», он сделал мне предложение, я привела его к себе домой и сообщила родителям, что выхожу замуж. Мы были мокрые и грязные от трехдневного пребывания под открытым небом.
      – А диплом? – Рассерженный и без того, что я не являлась домой целых три ночи, папа строго поднял брови.
      – Я программист, кандидат наук, – поспешно сообщил Сережа. – Работаю и могу обеспечить семью.
      Всех, кто имел хоть какое-то отношение к компьютерам, называли новомодным тогда словом «компьютерщик».
      – Отец говорит о Наташе, – строго пояснила мама. – Вы знаете, что ей еще год надо учиться в ординатуре?
      – Будет учиться, – твердо пообещал Сережа.
      – И защитится?
      – Обязательно, – согласился он. – Я защищу докторскую, а она получит диплом врача. – И добавил, что жить будем у него.
      – Как же так? – засуетилась мама. – Это должно быть торжественно, а мне даже нечем вас угостить! Вчера за мясом два часа в очереди простояла – не досталось! Ни колбаски, ни сыра! Сегодня знакомая продавщица обещала оставить. Подождите, сейчас сбегаю!
      – Мы не голодные, – успокоила ее я, – нам утром какая-то школьница целую корзину горячих пирожков с повидлом принесла. Ее Красной шапочкой прозвали.
      – Да, – закивал Сергей, – сказала, что бабушка все талоны на сахар истратила.
      – А я свои талоны на водочку, – вмешался в разговор папа, – как раз приберег. Для такого случая! На днях отоварился. – Он развеселился. Сережа ему понравился.
      Я знала, что талоны на водку у нас пропадали, потому что никто не хотел стоять в очередях.
      Все-таки мама собрала на стол. Все выпили по рюмочке, за нас, закусили малосольными огурцами.
      – Натуральное хозяйство, – похвасталась мама, – я их сама под пленкой на даче вырастила.
      Мы распрощались с родителями и поехали подавать заявление в ЗАГС.
      С тех пор не расставались никогда. Все делали вместе: отдыхали, воспитывали сына, трудились. Одним словом, были одно целое. Так мне казалось.
      «Бойтесь верных мужчин, – поучала я своих пациенток, когда женщины жаловались, что устали от измен, – они опасны. Неверные гульнут и вернутся. У верных – иначе, все по-серьезному».
      Вот и Сережа, он тоже...
      – Все оставляю вам с Андрюшей, – глядя куда-то в сторону, – сказал он. – Не возьму ничего. Только машину. Ты все равно плохо водишь.
      Он ушел, даже не захватив одежды. Одеваться он не любил. Все вещи ему выбирала я. Теперь будет кто-то другой. Кто?
      «Свадебный вальс» Мендельсона, который Сережа записал в мой сотовый телефон, встряхнул меня, вернул к действительности. «Может быть, это он? Передумал?» – От радости я неудачно схватила телефон и выронила его.
      – Наташа... – Это был голос моего коллеги. Мы с ним дружили и часто выручали друг друга.
      Как правило, пациентки предпочитают помощь психологов-женщин. Сильный пол выбирает мужчин. Но бывают случаи и наоборот. Вот и сейчас мой коллега Леня звонит, потому что нужна помощь врача-женщины.
      – Понимаешь, тут один мужик требует врача-женщину... Его приятели мои прислали, не могу отказать. Пожалуйста, приезжай, помоги. Его жена бросила, к другому ушла. Была попытка суицида. Не дает себе помочь. Я ему даже Юлечку из хирургии подсунул, говорю, через месяц все забудешь. На что тебе старая дура сдалась? Посмотри, какая она у нас кисулистая, свободная, готова замуж хоть сейчас. Он мужик-то приличный очень...
      – Жена действительно старая дура? – перебила я, думая, конечно, о себе.
      – Да нет, она твоего возраста, говорит, в фирме работает, бизнесвумен, одним словом, с шефом в командировки ездила... вот и результат.
      – А ведь Сережа тоже...
      – Что ты сказала? – не понял Леонид.
      – Нет, это я так...
      – Когда придешь? Он тебя подождет.
      – Ленечка, я сегодня никак не могу, извини.
      – Ты что, заболела?
      – Да.
      – Может быть, хоть на полчасика? Он мужик денежный, да и мне перед знакомыми неудобно, я пообещал. Ты бы с ним справилась.
      – Запиши его на диктофон. Я послушаю и через недельку сама с ним свяжусь.
      – Да он за эту недельку с балкона может сигануть.
      – Я правда совсем расклеенная. Не могу.
      – Ладно.
      Почувствовала, что Леня обиделся. Но сейчас мне было не до него.
      Командировки! Конечно же, Сережа ездил в командировки! Как я сразу не обратила на это внимания? Довольно часто! Особенно в последнее время.
      «Вы обращали внимание, что ваш партнер раздражен, отказывается с вами заниматься сексом, ссылаясь на усталость?» – Вопрос, который задаю пациентам, прозвучал в голове.
      – Серый! – приставала я к нему. Муж шуршал газетами в постели. – Ну серенький! – залезала я к нему под мышку.
      – Андрюшка сейчас вернется, – бурчал он.
      – Нет, он на дискотеку с Катей ушел, обещал перед выходом позвонить.
      С сыном у нас был уговор, чтобы он звонил перед тем, как возвращается поздно домой. Я всегда беспокоилась во время его ночных походов по московским улицам. Ему нужно было еще проводить любимую девушку Катю, она жила в спальном районе.
      – Прости, я сегодня устал. – Сережа выключал свет. Ничего не подозревая, я, замотанная работой и домом, тоже мгновенно засыпала, пока звонок Андрея не поднимал меня с постели.
      – Мам, ну вот видишь, я тебя опять разбудил! – огорчался он.
      – Нет-нет, я только прикорнула. Есть будешь?
      – Буду. Голодный как волк, – перекрикивая звук низкочастотной музыки, орал Андрей, – тут только одна кока-кола!
      Он приезжал через какое-то время, я поднималась с постели, разогревала ему ужин, слушала новости. Я обожала сына. Он был хорошим, послушным в детстве, став юношей, не приносил хлопот. Готовился в вуз.
      Я оберегала его покой и до последнего тянула, ничего не сообщала. Отсутствие в доме отца объясняла командировкой. Я мучилась, не зная как подступиться к разговору с сыном.
      К моему удивлению, он среагировал спокойно:
      – Я все знал.
      – ???
      – Да, папа меня с ней познакомил.
      – Когда?
      Я даже не спросила, кто она. Мне было важно знать: когда, когда все это началось?
      – Не помню, кажется, год назад. Она королева красоты! – Тон, которым сын это произнес, поверг меня в ужас. Он не осуждал отца. Он гордился им. Он был с ним заодно!
      – Значит, это столько продолжается, а я ничего...
      «Неправда, – сказал мне внутренний голос, – не надо себе лгать».
      Это как раковая опухоль. Онкологи рассказывают, что многие женщины обращаются, когда уже поздно помочь.
      Видели, знали, но скрывали сами от себя, думали – пройдет, рассосется. Так и я. Замечала, что охладел, что чаще уезжал... Что, что еще я замечала?
      Считала, что это кризис возраста. «С мужчинами после сорока часто это происходит, – растолковывала я своим пациентам. – Одумается».
      Ну, вот и он! Одумался! У меня заколотилось сердце, когда спустя буквально несколько дней в дверях нашей квартиры повернулся ключ. Входит.
      – Прости, – говорит, и, пока я думаю, простить сразу или пообижаться, огорошивает:
      – Нам с Дашей негде жить. Мы ждем ребенка, поэтому... – все это он мямлит, опять глядя куда-то в угол, – поэтому, не посмотришь ли ты однокомнатную квартиру ее тетки. Тетка умерла. Она ее сдавала, а теперь, может быть, вы с Андреем туда переберетесь. – И пока я не успеваю ответить «нет», он добавляет: – Квартирка маленькая, но уютная, удобная, в центре. Вам будет там хорошо, – и протягивает повестку в суд. Развод! Времени в обрез. Я беру ключи, адрес, несусь к Лене и рыдаю у него на плече. Вовремя подоспела Света, его жена, работает в другом отделении, тоже врач. Хоть и не психотерапевт, однако первую помощь умеет оказывать не хуже. В нашей клинике слыла практичной и очень уверенной в себе женщиной. Она говорит мне:
      – Наташа, поезжай с Леней, посмотрите эту квартиру, если нужно, поможем с ремонтом. У нас есть знакомые мастера.
      У Лени и Светы повсюду связи. В Москве без этого не проживешь. Даже при деньгах.
      – Такая вот у нас в столице специфика жизни, – сокрушается Леня. – У них там – плати бабки и все о’кей. У нас нужно знать кому. Вот смотри. Мы работаем в платной клинике. Все, за что платит пациент, мне по барабану, я, конечно, получаю процент, но хочу больше. Поэтому сначала приму знакомого знакомых и внимания ему окажу побольше, а уж потом...
      – Лучше вообще мимо кассы, – добавила без обиняков Света.
      Леня строго посмотрел на нее, мол, дружба дружбой, но есть секреты профессиональные, а точнее – коммерческие.
      – Езжай, езжай, – выталкивает мужа Света. – Наташка совсем расклеилась. Может, у нее настроение поправится, когда хоромы новые увидит. Жизнь заново начнет.
      – А ты к квартире, в которой живешь, какое имеешь юридическое отношение? – выруливая на своем новом «опеле», поинтересовался благополучный Леня.
      – Никакого. Это квартира его родителей. Они умерли. Я прописана в квартире своих родителей. Она приватизирована. У меня там доля.
      – А Андрей?
      – Он у Сережи.
      – Это уже лучше.
      – Ленечка, что ты говоришь? Я никогда не буду с ним судиться.
      – Да? – Взгляд коллеги многозначительно-осуждающий.
      – Пятиэтажка! – увидев обшарпанный дом, к которому мы подъехали, ужаснулась я.
      – Ничего страшного, – успокоил Леня, – снесут, тебе новую взамен дадут.
      – Не хочу новую. Хочу остаться у себя, – поднимаясь на пятый этаж пешком, задохнулась я.
      – Бегай по утрам. Что у тебя с дыхалкой? Пятый – это неплохо, сердце тренировать и вид... Натали, сейчас перед тобой такой вид раскинется! Я люблю высокие этажи.
      Вид оказался потрясающий – на кладбище. В Москве, да еще в центре, их не много. Я точно попала. Квартира, если ее можно было так назвать, оказалась хлевом, и думаю, что не поддавалась никакому ремонту, до того была запущена. Пятиметровая кухня, с потолка свисали куски желтой штукатурки, линолеумный пол в комнате, соединенной с кухней и крохотной прихожей, был прожжен, будто тут стоял цыганский табор и разводили костры. Повсюду валялись пустые бутылки.
      – Кого я вижу?! – вдруг раздался за нашей спиной пропитый басок. – Перед нами стоял дядька в грязной майке и трениках. Мы не закрыли за собой входную дверь. – Добро пожаловать, новые соседи!
      – Привет, – отозвался Леня. – Здесь кто жилье снимал?
      – Очень-очень хороший человек. – Дядька перекрестился.
      – Что, преставился? – Леня посмотрел в сторону кладбища.
      – Не-е, его того, в психушку упекли.
      – Брось врать, сейчас так не делают.
      – Соседи, сволочи сущие, писали-писали, самому депутату.
      – Белая горячка? – Поднимая бутылку с пола, Леня покачал головой.
      – Что-то вроде этого. А теперь, я вижу, будут жить приличные люди, денежные.
      – Не будут, – твердо заявила я.
      – Зря-зря. Тут у нас хорошо. Дом дружный. От фабрики еще в шестидесятых строился. Когда хоронят кого, – он показал в окно, – подсобишь и на бутылку, глядишь... Кстати, не одолжите сотенку? Вечером как штык верну. Вот баба моя с работы вернется, у нее сегодня получка.
      Леня взял соседа за шиворот и, вытолкнув в коридор, захлопнул дверь.
      Я снова расплакалась.
      – Мы тебе таких ремонтников дадим, конфетку сделают...
      – Не хочу, смотри, какие соседи... – ревела я, как ребенок.
      – Натали, прекрати сейчас же себя жалеть! Подумай, какой у тебя порядочный муж: не просто на улицу выкинул, а квартиру предлагает. Продать можно.
      – Пусть сам продает, а мне деньги, я куплю, – продолжала выть я.
      – Слушай, Наташа, это гениальная идея. Если он тебе взамен квартиры даст деньги, тогда... Мы со Светкой сейчас въезжаем в новый дом. Его сдали, собственность оформили, так что не кинут. Потрясающий вид на Москву-реку, лес. Правда, далековато, почти у окружной. Но даже дача не нужна. Веранда сорок метров а оттуда... глазами провожаешь пароходы. Если он тебе даст денег, соседями будем.
      – Ну какие за эту конуру получишь деньги?
      – Не скажи. Сейчас в центре квартиры в цене! Половину еще добавишь...
      – Откуда?
      – Кредит возьмешь. Мы со Светой взяли. Ты тоже можешь. Родители одолжат... Ты ведь у них не живешь? – Я бросила на Леню красноречивый взгляд. – Тебе хоть что-нибудь в жизни полагается? – возмутился он.
      Я вытерла слезы, представив, как буду глазами провожать пароходы.
      – А там еще квартиры остались, вы ведь давно заплатили? Мне Света еще пару лет назад об этом рассказывала.
      – Вопрос, – задумчиво отозвался Леня, но... один пайщик, он как раз ко мне на прием приходил... Проблемы с женой, она была алкоголичка, ему надоело, он ушел, купил квартиру. Пока наш дом строился, она вылечилась, новая квартира оказалась как бы ни к чему, он только было собрался продавать, женушка опять за свое, все по кругу заново. Однако, может, она опять за ум взялась? Надо проверить. Постой... постой, сейчас, он где-то у меня тут был в телефоне.
      Леня понажимал сотовый.
      – Нашел, – радостно сообщил он. – Здравствуйте, Олег Петрович, это Леонид, психотерапевт, мы в одном доме квартиры купили. Припоминаете? – Леня улыбался. – У вас все в порядке? Рад слышать! Вы новую квартиру еще не продали? Да, – Леня мне подмигнул, мол, все в порядке, – нашел вам покупателя. Точнее, покупательницу. Мою коллегу. Ей очень срочно. Только с деньгами нужно сообразить. Если моя коллега – подождете? Очень вам буду признателен. Давайте договоримся, где и как, я вас с ней познакомлю.
      Продавец по настоянию Лени встретился с нами через час.
      – Рад познакомиться, Олег Петрович. – Пожилой грузный дядька протянул мне руку.
      Когда он мне назвал цену, которую желал получить за свое жилье, меня начала бить дрожь. Он заметил. Показал старые счета. Платил он, конечно, много меньше. Но инвестировал, а сейчас квартира в его собственности, дом готов. Леня шепнул мне, что она того стоит.
      – Сколько комнат? – просто так поинтересовалась я, зная, что таких денег мне не собрать в жизни.
      – Сколько хотите, – пожал плечами Олег Петрович.
      – Не понимаю.
      – Давай я тебе сначала ее покажу, потом поговорим еще раз, – сказал Леня и отвел Олега Петровича в сторону. Они пошептались.
      – Вы поезжайте, посмотрите, – более мягко сказал продавец, – может, вам она и вовсе не понравится, а если понравится, я вам уступлю.
      – С какой такой радости он уступит? – выезжая с Леней на окружную дорогу, спросила я.
      – Во-первых, он ломит, во-вторых, я ему объяснил, что вы в некотором роде товарищи по несчастью, у тебя сейчас, как когда-то у него, проблемы в семье. В-третьих, – Леня хитро улыбнулся, – я ведь психотерапевт, это как гипнотизер, пригрозил, если не поможете товарищу по несчастью, накличете на себя беду. Он свою жену очень любит. Задумался.
      – Леня, – я покачала головой, – зря, зачем ты так?
      – Не зря. В таких ситуациях помогает. Правда, возможно, тебе и эта не понравится. Ты ведь в центре, с высокими потолками привыкла жить.
      – Раз вам со Светой понравилась, вы понимаете толк в жизни...
      Мои коллеги действительно понимали толк в жизни. Дом мне понравился. Красивый – потрясающе! Из разноцветного кирпича, на высоком холме над рекой, он утопал в зелени, как в сказках. Огромный двор, с клумбами, обнесенный забором, охрана при въезде.
      – За все нужно платить? – ужаснулась я, увидев бравых молодцев, открывающих нам ворота.
      – У тебя сын, парень умный, выучится, квартиру содержать будет, – резонно возразил Леня.
      В холле все было выложено мраморной плиткой. Консьерж, три лифта. Дом уже потихоньку обживался. На этажах – цветы в кадках. Мы поднялись на последний этаж.
      – Опять последний, – вздохнула я.
      – Это совсем другое, чем в пятиэтажке, специальный этаж с обзором, называется пентхаус, поэтому стоит дороже. Вид потрясающий! Сейчас увидишь сама, смотри! – Леня, словно артист, распахнул занавес, то есть широко раскрыл металлическую дверь, которую дядька уже успел врезать, и мы вошли...
      От ужаса я чуть не вылетела с четырнадцатого этажа. Потому что в квартире не было ничего: ни стен, ни дверей, ни окон. Да, окон не было тоже, они были затянуты пленкой.
      – Он собирался начать ремонт, но жизненная ситуация изменилась.
      – А стены? Стены куда подевались? Он что, их снес?
      – Их не было вообще. Теперь так строят. Ты не знала? Люди все равно их разрушают, переносят. Чтобы спланировать самому, понимаешь?
      – Это ведь еще кучу денег вкладывать. Я знаю, мой отец строителем был: кирпич, цемент, штукатурка.
      – Что делать, – согласился Леня. – У меня двумя этажами ниже. Хочешь посмотреть? Ребята из Молдавии заканчивают ремонт. Зато тебе архитектора нанимать не надо. Сделаешь по моей планировке. А строители недорогие, берут сущие гроши. Я их прямо тебе и передам. Только материалы будут денег стоить.
      – А что, еще и архитектора нанимают?
      – А ты думала? Тут даже воздуховода нет.
      Когда мы с Леней посчитали все: сантехоборудование, кухню и прочие батареи...
      – Поеду к родителям.
      – Ты им еще ничего не говорила?
      – Нет.
 
      «Вот обрадуются», – думала я, звоня в дверь.
      – Наконец-то про нас вспомнила. – Мама начала с выговора.
      – А зачем мы ей? – поддержал папа, раскладывая за столом пасьянс. – Старые, больные. Еще чего-нибудь попросят. Мы с мамой, как бездомные, ни детей, ни внуков! Других навещают, подарки приносят.
      – Я вам тоже принесла. Это от меня, это от Андрюши. – Я выложила подарки на стол. Для мамы ночнушку купила, для папы пижаму.
      – Я же говорил, – продолжал недовольно бурчать папа, даже не взглянув на презенты. – А зятю и вовсе на нас наплевать?
      – Почему? – раздумывая, с чего начать, потянула я время.
      – Почему-почему, – передразнил папа, – мы не виделись с ним почти год.
      Ага, все правильно, он и к родителям со мной не ездил около года, значит, это началось...
      – Наташа, так действительно нельзя, – вступила в разговор мама. – У нас провод телефонный отошел, барахлит стиральная машина, Сергей обещал посмотреть. Когда, наконец?
      – Никогда, – грустно сообщила я.
      – Это еще почему? – гневно переспросил папа.
      – Потому что мы разошлись.
      – Когда?
      – Вчера.
      – Ты шутишь?
      – Нет. На днях суд.
      – Так... – Папа смешал карты. – Как всегда, мы узнаем последние.
      – Он что, кого-нибудь нашел? – спросила мама.
      – Нет... да, кажется. Я не интересовалась.
      – Я так и знала. Я знала про него всегда. Вещь в себе... молчит, всегда молчит. Закрытый он человек. Не люблю таких. У русского человека душа должна быть нараспашку.
      Я понимала, на что мама намекала. У Сережи дед был родом из Прибалтики. Кажется, по национальности латыш. Но он давно умер. Бабушка была русская, москвичка. Только для моей мамы это не имело никакого значения. Ей главное – сделать мне побольнее. Хотя я знала по опыту работы, что русские расстаются в два раза чаще, чем... все остальные.
      – Что ты теперь будешь делать?
      Я, как могла, бодрилась перед родителями.
      – Жить дальше.
      – Как?
      – Куплю себе квартиру.
      – Так, – еще раз, но уже более грозно повторил папа.
      – А деньги?
      – Он мне обещал дать.
      – Это хорошо, – сразу успокоились они.
      – Но я хотела вас попросить...
      – Ты знаешь, что мы с папой нищие. Этот дефолт... – не дав мне досказать, распричиталась мама. – Да, и еще мы в «МММ» столько отдали.
      «Ясно, что про деньги не может быть и речи, – подумала я. – Тогда о другом».
      – Мама, – глядя ей прямо в глаза, попросила я, – можно я поживу у вас в моей комнате, пока ремонт в моей квартире не кончится?
      Они переглянулись.
      – Ты старую квартиру покупаешь?
      – Нет, новую. Но там полный недострой. Нет стен, дверей. В общем, нельзя жить.
      – Ты хочешь перебраться к нам с Андреем?
      – Пока одна. Он с отцом поживет.
      – Пока? – Мама переглянулась с отцом. – Видишь ли, – мягко начала мама, – конечно, наш дом всегда твой. Но после стольких лет... Мы все тут переставили... и теперь с папой спим в разных комнатах. Конечно, мы можем потесниться... но не лучше ли тебе пока снять?
      – А что, он тебя на улицу выставляет? – грозно встрепенулся папа.
      – У него новая жена рожает.
      – Даже так! Ай да молодец, зятек! Ай да молодец!
      – Поэтому им нужно срочно.
      – Это тебе нужно срочно, – поправил меня язвительно отец.
      Все замолчали. Вдруг в стенах моего родного дома, где я выросла, откуда с букетом цветов первый раз пошла в первый класс, мне стало неуютно, холодно, даже морозно, словно на меня надвигался ледяной айсберг. А ведь я рассчитывала услышать что-то вроде: «Доченька, в жизни бывает всякое, мы с тобой!»
      – Ну ладно, я пойду.
      – Ты сошла с ума, что влезла в строительство, – вдруг гневно разразился отец. – Ты ведь в этом ничего не понимаешь! Тебя надуют... сдерут три шкуры. Потом все придется заново переделывать.
      – Да, – поддакнула мама.
      – Кто тебя надоумил?
      – Мне нужно бежать. – Я решительно поднялась.
      – Добегалась, – зло процедил отец, провожая меня до дверей.
      – Если что, звони, – сжалилась мама.
      – Ладно.
      После разговора с ними я поняла, что мне в жизни надеяться не на кого. «Доктор, излечи сам себя», – лезли в голову институтские истины. Пришла домой, приняла снотворное и уснула. Звонок поднял меня с постели. На часах половина первого.
      – Как можно не спать в такое время? – разбудив меня, кричала в трубку мама. – Ты станешь неврастеничкой!
      Папа выхватил трубку и зарычал:
      – Ты не передумала строить квартиру?
      – Нет. – Я повесила трубку.
      Снова звонок.
      – Как тебе не стыдно так разговаривать с отцом? Мы за тебя волнуемся! – Упреки, опять упреки!
      – Мы тебе желаем только добра, – снова голос отца. – Я приеду, помогу тебе с ремонтом.
      – Не надо!
      – Мы лучше знаем, что тебе надо!
      Вторая таблетка снотворного не помогла.

Глава третья

      Мне не хватает Сергея, я схожу с ума, кажется, стала забывать его образ. Проваливаясь на минуту в сон, боюсь нечаянно его задеть, толкнуть, забывая, что рядом никого – пустота.
      Бессонница – первый спутник брошенных женщин. В голове сплошные обиды: как он меня обижал, а я забывала и прощала.
      Когда родился Андрей, он не пришел в роддом. Было очень обидно и больно. Девчонки из палаты, завернувшись в халаты и открыв окна, кричали наперебой:
      – Полотенчико розовое, что в шкафу на первой полочке, принеси!
      – Тапочки, тапочки не забудь!
      – Варенье к чаю!
      Я старалась разглядеть среди толпы сопливых пацанов своего солидного мужа, старше себя на десять лет. Но увы!
      – Ты же не просила, – резонно возразил солидный муж, когда я упрекнула его по телефону. Автомат в роддоме был один на два этажа. Стоять в очереди у меня еще не было сил. Подкашивались ноги, пеленка, обернутая вокруг бедер, все время спадала, ее нужно было поддерживать руками. Тогда я подумала о старых советских фильмах про отцов, дежуривших ночи напролет в роддомах, и их бешеной радости в связи с известием о родившемся ребенке. «Все это вранье! – впервые подумала я. – А может, он меня не любит?» Сомнения еще тогда заползли в душу.
      Правда, через пару дней он пришел и передал сгущенку.
      – Сыр и сметану не достал. Даже отпустил своих сотрудниц в очереди постоять, – оправдывался он. Времена были тяжелые – продуктовый дефицит. Я поверила.
      Однако уже к тому времени Сережа добился многого – стал генеральным директором совместного российско-немецкого предприятия. Высокая должность, по советским меркам, что-то вроде министра. Но добыванию продуктов регалии моего мужа не помогали.
      Я угощалась едой щедро делившихся со мной подруг по палате. В те времена родить ребенка считалось великим подвигом. Пока я ходила беременная, моя мама не переставала возмущаться:
      – Какие сейчас дети? Все по карточкам! Так было только во время войны.
      Но я любила своего Серенького, хотела родить ему сына, привыкла к советскому дефициту, другой жизни не видела. Разносолами власть не баловала, однако я знала, что, потратив неделю на очереди, даже праздничный стол можно собрать. Так и поступали. А уж он в роддом для любимой жены! Если постараться, как для праздника... Но Сережа этого не понимал. Когда я жалобно попросила маму принести продукты, она возмутилась:
      – Мы, конечно, с папой к тебе придем и все принесем. Но разве у тебя нет мужа? В Детском мире за пеленками кто в очереди стоял? Мы. – Про памперсы в ту пору слыхом не слыхивали. – Коляску импортную кто тебе доставал? Тоже мы.
      Теперь мне казалось, что она права. Правда, Сереже еще со старой работы кто-то уступил стиральную машину с ласковым названием «Малютка». Досталась по распределению, но кто-то сжалился надо мной, а зря.
      Сережа привез ее на багажнике своего старенького «Москвича». Говорил об этом как о подвиге: и что достал, и что привез. Но это оказалась не «Малютка», а какой-то монстр. Стоило на минуту зазеваться, как шланг, надетый на кран с горячей водой, соскакивал и, помахивая хоботом, поливал все вокруг кипятком. Сливала машина не до конца. Часть оставшейся воды нужно было вручную вычерпывать из нее. Ползунки и колготки наматывались на зловещие лопасти и вытягивали их до размеров взрослых кальсон. Измученная сражениями с «Малюткой», я стала стирать в тазике. К концу дня от бессилия я падала с ног. Сережа, приходя вечером домой, на мои жалобы отвечал:
      – А как же все? Я тоже устаю, зарабатывая нам на жизнь.
      Однако постоянная инфляция, отрубая нули, съедала все заработанное.
      Неожиданно я получила приглашение на работу от своего бывшего сокурсника Лени. Открывался первый платный кабинет по услугам психотерапевта. Тогда все называлось кооперативами: шил ли ты джинсы, привозил на продажу вещи, лечил людей. Проблема устройства Андрюши в ясли казалась неразрешимой. Детские сады и ясельки к тому времени все позакрывались. Няньку нанять было невозможно: ни до объявления свободы и демократии, ни после. Старухи предпочитали сидеть на лавочке возле дома и перемывать кости соседям. Молодежь вся мечтала стать бандитами, проститутками, на худой конец менеджерами. Первое, второе и даже третье представлялось в розовом свете рамп, прожекторов, дорогих заморских нарядов, бряцания оружия, цепей, бордовых пиджаков, пальто до пола. Все эти профессии были в почете, потому что давали возможность зарабатывать валюту. Обменники еще не появились, однако за американские доллары перестали сажать. Зловещее слово «валютчик» перестало наводить ужас.
      Нас с Леней нанимал известный в медицинских кругах серьезный психотерапевт Иволгин. Он творил чудеса. К нему на прием записывались сотни людей. Моя профессия, как и профессия сексопатолога, считавшаяся в советские времена никчемной, буржуазной, оказалась востребованной. Кашпировский и Чумак подливали масла в огонь.
      Обеспечивать Иволгину помощь считалось очень почетным и денежным занятием. На работу нужно было являться строго к девяти ноль-ноль. Перед зданием, где он врачевал, уже с ночи собирались толпы людей.
      Расписание нашей семейной жизни с Сережей выглядело так: подъем в шесть, завтрак в семь. В восемь мы уже спускались в метро. Выстаивать километровые очереди на бензоколонках, чтобы тащиться каждый день на работу с комфортом?
      Няньку все-таки нанять удалось. Одинокая родственница папы из Подмосковья за то, что ее больного сына нам с помощью Иволгина удалось устроить в московскую больницу, согласилась сидеть с Андрюшей. Болезнь ее сына оказалась затяжной, нужно было его навещать и покупать еду. Обоюдовыгодное соглашение. Бартер. Тоже модное слово в те времена. Когда звонил будильник, в зимней московской тьме в шесть утра казалось, что за окном глухая ночь.
      Вот и сейчас уже настало утро, и зазвонил телефон.
      – Не спишь? – спросил Сережа так обыденно, что мне показалось, он тут рядом, в кровати, на своем месте, просто вылез из-под одеяла и, как всегда, дотронулся до моего плеча. Я даже ощутила это прикосновение. Заныло сердце, так захотелось протянуть ему руку навстречу, прижаться и сказать: «Доброе утро, Серенький!» Но я грустно ответила:
      – Нет.
      – Уже встала?
      Я хотела сказать, что не ложилась, вернее, что всю ночь провспоминала нашу жизнь.
      – Как тебе квартира? – Его тон был сугубо деловой.
      – Не понравилась.
      – Почему?
      – Там жили бомжи?
      – Не говори ерунды. Если не нравится, ее можно продать.
      – Продавай.
      – Наташа, ты человек непрактичный, деньги истратишь, где будете жить?
      – Не волнуйся.
      – Как скажешь. Не буду.
      – Ты когда сможешь отдать деньги? – Вопрос прозвучал жалобно, словно просьба о милостыне.
      – Думаю, через месяц.
      – Тогда и звони. – Я злилась на свою мягкость и беспомощность.
      – Постой-постой. Нам с Дашей уже сейчас негде жить. – Впервые он произнес ее имя.
      – А нам?
      – Ты же сама отказываешься от приличного жилья.
      – А ты видел это жилье?
      – Нет. Но Даша рассказывала...
      – Поезжай посмотри.
      – Я постараюсь побыстрее. – Мое предложение он холодно игнорировал. – Это в наших общих интересах.
      Я хотела возразить, что у нас с ним теперь ничего не может быть общего, но промолчала.
      – Пока. – Я торопилась распрощаться с ним, чтобы он не почувствовал, как я страдаю.
      – Я скоро позвоню.
      – Хорошо.
      Он положил трубку. Уже не было ощущения, что он трогает меня за плечо, будит из-под одеяла. Мой Серый, Серенький, Сереженька вдруг стал чужим, холодным, злым.
      Сейчас только семь часов утра. Но мне нужно действовать. Он выгоняет меня отсюда, выселяет вместе с Андрюшей. Может быть, это дурной сон? Я изо всех сил ущипнула себя. Больно! Останется синяк. Напоминание, чтобы не раскисала. Нужно позвонить тому человеку, чья квартира выходит на белые пароходы. А так не хочется ничем заниматься! Поплакать бы! Но некогда. Нет времени!
      – Олег Петрович? Извините за ранний звонок.
      – Посмотрели? – Лысый дядька мурлыкал, как старый кот, которого кто-то греет под боком.
      – Да.
      – Понравилось?
      – Очень. Только с деньгами...
      – Не волнуйтесь вы так. Договоримся. – Я тяжело вздохнула в трубку. – У вас, видно, дела плохи, коль спозаранку звоните.
      – Не очень-то... у меня дела, – согласилась я.
      – А у меня все хорошо! – И так слышно. Голос у дядьки довольный. – Но я вас так понимаю, – продолжил собеседник. – Сам пережил. Когда неприятности, вокруг всегда ни души, некому помочь. Ведь так? Люди должны друг другу в беде помогать. Им это зачтется. Согласны?
      «А то», – хотелось крикнуть мне. Спасибо Лене, поработал с человеком. Может, он вообще мне ее подарит, как в сектах, я слышала. Там под воздействием гипноза люди последнее приносят и отдают.
      – Я готов с вами встретиться и решить формальности.
      – Мы с вами еще не условились о цене, – напомнила я.
      – Я вам ее отдам за ту цену, что купил.
      Что я слышу? Не может быть! Сейчас цены на квартиры подскочили так, просто ужас!
      – Вы хотите сказать...
      – Где встречаемся?
      – Приезжайте ко мне прямо сейчас. Я в центре живу.
      – Как скажете. К вам, так к вам. Прибуду через часок.
      Олег Петрович действительно прибыл через час.
      – Квартирка у вас знатная, – пройдя по трехкомнатной, с высокими потолками, резными бордюрами и узорным паркетом, похвалил дядька теперь уже не мое жилье. – Жаль-жаль. И в центре.
      Он жалел то ли меня, то ли квартиру, которую мне предстояло оставить.
      Сел в кухне за стол, вытер лысину и принялся рассказывать:
      – Я человек немолодой, суеверный, бывший вдовец. Сейчас вновь женат. Богу стало угодно, чтобы бес покинул мою жену, слышали, наверное, она баловалась спиртным? – Я кивнула, опасаясь его перебить. – Молодая, глупая. А я, старый хрен, влюбился, как пацан, квартиру свою хотел ей оставить. Вот новую и строил. А она одумалась, полечилась и сейчас ни-ни. Беременная от меня, сынка ждет. Так что я подумал, если наживусь на вас, а у вас горе слышал, – я продолжала молчать, – и у меня все прахом пойдет, – заключил дядька. – Доктор Леонид, ваш коллега, очень хорошо мне все растолковал. Вы-то согласны на мою?
      – Ну, если вас все устроит... – Я боялась что-нибудь ляпнуть, не то дядька открутит все назад.
      – Устроит, устроит, – проворчал старый человек. И, будто разговаривая сам с собой, продолжил: – На мой век денег хватит и еще сынку останется. У меня ведь деньги откуда? Покойной жены квартиру продал. Ей от тетки по наследству досталась. Тоже ведь просто так Бог послал! – Дядька поднял вверх палец. – А у нас с ней... и своя неплохая. Я к ней привык. А в новой, той, что хочу продать, приживаться в моем возрасте трудновато. Да там еще строить и строить. Не знал, что в таком виде сдадут дом! Жена моя, Зоя Ивановна, светлая ей память, доброй женщиной была. Тоже бы мне так поступить посоветовала.
      – Спасибо вам. Я вам задаток в самое ближайшее время дам. Кредит в банке оформлю. А вторую половину ровно через месяц. Муж обещал. Тут, – я показала на наше с Сережей жилье, – сын прописан.
      – За такую квартиру вам знаете сколько полагается? – Олег Петрович посмотрел по сторонам.
      – Это не моя, а его родителей. – Я оправдывала Сережу перед чужим человеком. – Просто я тут уже шестнадцать лет... – Я вдруг разрыдалась. То ли от доброты дядьки, которого Леня уговорил не наживаться на мне, то ли от холодной беседы с Сережей, то ли от того и другого вместе.
      Дядька достал мятый носовой платок из кармана брюк и, протянув мне, стал утешать:
      – Что ты, милая, не расстраивайся так. Все в жизни проходит. И это пройдет тоже. Я вот, когда моя Зоя Ивановна умерла, с ней хотел рядом лечь. Зачем жить? Ан нет. Жизнь распорядилась видишь как? И жена молодая, да еще дите мне рожает. И у тебя все будет.
      Когда он ушел, я долго размышляла обо всем. Как это посторонний, чужой человек оказался ближе, чем муж, сын, родители?
      Звонок от отца прервал мои размышления.
      – Ты не одумалась? Слышала, сколько авантюр сейчас с квартирами?
      – Пап, у меня не будет как у всех!
      – Все так говорят, а потом... Однако ты наша дочь, и мы не хотим оставлять тебя в беде. Тебе ведь помощь нужна!
      – Спасибо.
      – Мы собираемся показать твоему подлецу мужу...
      – Папа, только не это! Я сама...
      – Вот видишь, ты не даешь себе помочь!
      – Я позвоню вечером, пока.
      – Помни, – кричала трубка, пока я не успела ее отложить, – ты останешься у разбитого корыта!

Глава четвертая

      Мою работу никто не отменял. Даже наоборот. Теперь мне стало необходимо работать больше. Я взяла полторы ставки. Эта профессия требует огромной отдачи. Моя внутренняя энергия, точнее, энергетика, должна воздействовать на людей с бедами и несчастьями. Их нужно внимательно слушать и лечить. Во мне же сейчас пустота.
      Пациентом Лени, которого я пообещала принять, оказался солидный мужчина, философ по образованию, на вид вполне крепкий, интеллигентный, но не уверенный в себе, с комплексом неполноценности. Он принес фотографию жены. Пухленькая, разбитная толстушка, со смешинкой в хитрющих глазах, изменяла ему со своим начальником. Казалось бы, банальная ситуация – служебный роман. С такими историями ко мне приходят десятки: командировка, шеф зашел вечерком в номер на рюмку коньяку или... чая. Женщина не выдерживает соблазна. Не беда, что некрасив, похабен, да и мужские достоинства оставляют желать! Важен его авторитет в глазах сослуживиц (от бабского внимания не ускользнет ни одна деталь его одежды, парфюмерии и прочих мелочей), а также вероятное продвижение по служебной лестнице. Но главный мотив измен – женщины в этом признаются сами – исключительность положения по отношению к другим сотрудницам в том случае, если скажешь «да». Из-за этого дамочки идут на все.
      Однако тут случай иной. Жене пациента нужен абсолютно другой человек. Не тонкий, чувствительный философ, предугадывающий все желания и капризы, а мужичок попроще, с которым можно и закусить, и выпить, и крепким словцом перекинуться. Однако вот парадокс, моему пациенту не хотелось взять в жены очкастую библиотекаршу с зализанным пучком волос. Не пожелал он долгими зимними вечерами дискутировать с ней о Гегеле или Шопенгауэре. Его тянуло именно к такой – веселой, разбитной, пухленькой блондинке, с кудряшками, свисающими на глаза.
      Может быть, и в моей жизни что-то подобное? Начитанному, образованному Сереженьке вместо жены, которая копается в чужих мыслях, понадобилась юная длинноногая Дашенька из эскорта? Сначала на часок, в рамках «культурной программы», а потом... Впрочем, мой Серый ни на какой такой конкурс красавиц сам не пойдет ни в жизнь. Значит, кто-то постарался, уговорил, подал ему ее на десерт? Жена, дескать, женой, никуда не денется. Полезно быть психотерапевтом! Частный детектив ни к чему. Состоятельные дамочки столько денег на это грохают. А я экономлю. Только мои умозаключения не помогают. От них еще хуже. Жалеть себя начинаю: сколько лет на него потрачено, сколько сил! Времена были тяжелые. Сколько я его от бытовых невзгод защищала, куриные лапки с коготками на огне обжигала. А как же? Из них студень замечательный получался! Сереженька обожал! По магазинам бегала, на винегрет овощи собирала: в одном свеклу выбросили, в другом огурцы соленые. Он, правда, морщился, к другому в родительском доме привык, салат оливье винегрету предпочитал. Но увы! В былые времена и на винегрет всего набрать – непростая задачка.
      «Вы, женщина, тут свой живот вперед не выставляйте! – кричали мне в очереди за пакетом полусгнившей картошки. – Здесь, сбоку, отдельная очередь из ветеранов стоит. Не хватало, чтобы из беременных третья образовалась!»
      За свеклой и морковью приходилось нырять прямо головой в огромные грязные контейнеры. Наперегонки, кто быстрее, как сейчас в передаче «Русский экстрим». Эти контейнеры выкатывали в торговые залы из подсобок сами покупатели. Рабочих не допросишься. Вид сверху напоминал стадо свинюшек: не успеешь – не достанется. Выловив мокрые овощи из земляной жижи, радовалась, что на неделю хватит. Тяжелые сумки оттягивали руки.
      Мясников в заляпанных клеенчатых фартуках – самая завидная профессия в советские и начале постсоветских времен – пытались охмурять все.
      – Вам без косточки, на второе? – подражая им, издевался знаменитый актер Аркадий Райкин. Потому что мясо без кости не приходилось видеть никому из тех, с кем я была знакома. Теперь на такую кость без мяса даже соседская овчарка Джерри обижается. «Косточкой побаловаться хорошо, но кто ее так обглодал?» – вопрошают ее умные глаза.
      Всех этих женских подвигов Сереженьке видеть не приходилось. Чистая белая сорочка, постиранная вручную хозяйственным мылом (любые порошки – дефицит, да и мыло по талонам), обед из первого и второго... вот третье – не всегда! Апельсины, не говоря уж о бананах, добытых в длинных очередях с настоящими драками, доставались только ребенку. А ведь еще на работе нужно было поработать! Да что там говорить! Некрасов с его «женской долей» отдыхает!
      Однако я чувствовала себя счастливой. Сын умный растет. Муж – начальник. Как только приподняли занавес, стал за границу ездить, вещички нам с Андрюшей привозить. Заграница почему-то рисовалась в моем воображении чем-то старовечным, несовременным. Казалось, что там дамы ходят только в вечерних платьях, на высоких каблуках, а мужчины в смокингах. Это я книг Стендаля и Золя начиталась!
      – Не может быть, что там по улицам ходят в кроссовках и джинсах, – поначалу удивлялась я рассказам Сережи. Не верила, что во многих странах благодаря движению «зеленых» натуральные шубы – плохой тон. Конечно, хотелось все посмотреть воочию, самой. Первое время Сережа приглашал:
      – Поедем со мной в командировку. Партнеров попрошу, приглашение тебе пришлют. Я все равно в номере один живу.
      Но то Андрюшу не с кем было оставить – мама никак не соглашалась, – то с работы не отпускали. Мы с Леней перешли от Иволгина в солидный Медицинский американский центр. Иволгин состарился. Да и Кашпировский порядком дискредитировал нашу профессию. Леня в центр и свою жену, и друзей пристроил. Когда Андрюша взрослым стал, муж приглашать перестал. То ли во вкус холостяцкой жизни вошел, то ли привык один ездить. Доездился.
      – Наталья, – мои размышления прервал довольный голос Лени, когда моя полуторная смена подходила к концу, – я тебе не успел сказать, твой пациент-философ, он родственник одного из учредителей нашего центра.
      – Ну и что? – напряглась я, ожидая неприятностей.
      – Так вот его весьма влиятельный дядюшка очень доволен результатами твоего лечения.
      Мне было приятно это слышать. Особенно когда все так плохо. Ленька, молодец, никогда не забывал поблагодарить.
      – Результаты хорошие, – согласилась я, – философ вместо Гегеля начал Фрейда читать.
      – А то, – добавил Леня, – я сам удивлен, ему даже Юлечка из хирургии понадобилась. К жизни вернулся. С балкона сигать передумал.
      – Какая же я умница!
      – Ты большая умница. Философ дядьке этому передал, что не стал бы иметь дело с врачами, которые интеллектом ниже его самого.
      – Вот это похвала!
      – Ты ему Ницше цитировала?
      – Нет. Я ему «Про это» рассказывала. Помнишь, такую передачу по НТВ когда-то показывали?
      – Нет, уже не помню. Надеюсь, вместе с любовницей он свою жену в ванной не утопит, как в фильмах Хичкока?
      – Нет. Он ее просто задушит, потому что я цитировала ему Шекспира в подлиннике: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»
      – Это хорошо, что в подлиннике. Даже очень.
      – Почему?
      – Английский знаешь.
      – Я, Ленечка, английскую школу закончила.
      – Я тоже.
      – Однако власть хоть что-то хорошее должна была для интеллигенции сделать? У мужа с женой разногласия на социальной почве.
      – Ты о своем пациенте?
      – Да.
      – Можешь уже о нем забыть. Я тебе что-то интересное сообщу.
      – Да?
      – Поступило предложение руководства отправить двух рядовых врачей на месяц в Америку.
      Пауза.
      – Ты чего молчишь?
      – Жду продолжения.
      – Пионерские времена помнишь?
      – А как же!
      – А слово «слет»?
      – Угу, мир, дружба.
      – Правильно, чувствуется, что еще и в комсомоле побывала.
      – Так точно. Даже в армии успела. Младший лейтенант медицинской службы.
      – Ну, это в Америке не пригодится.
      – В Америке?
      – Да. В Сан-Франциско будет проходить симпозиум на тему: «Врачи за экологию».
      – А про что это?
      – Ты как ребенок. Природа, воздух, натуральное питание и прочие буржуазные прибамбасы. В общем, тусовка на халяву.
      – Ты едешь? – догадалась я, решив, что Ленька хвастается передо мной шикарной поездкой. И так знала, где чего хорошего дают, там он в первых рядах. Правда, понимала, что не без оснований.
      – И ты тоже.
      От неожиданности я онемела.
      – У тебя что, ступор?
      – То есть мы вдвоем?
      – Нет, втроем. Еще один мужик из руководства нашего центра.
      – Ленечка, а как же мой ремонт? Так мы с Андрюшей никогда не переедем.
      – Мне кажется, что твой Андрюша замечательно прижился с королевой-мачехой. Она его на сколько старше?
      – Года на три-четыре.
      – Видишь, общие интересы.
      – Не шути так.
      – Не буду. А на ремонт, конечно, прораб понадобится. Что-нибудь придумаем.
      – Я уже придумала.
      – С прорабом познакомилась?
      – Нет. У меня отец всю жизнь прорабом работал.
      – Ну да? Что ж ты раньше молчала? Мы бы ему такую денежную работу нашли.
      – Лучше не надо.
      – Понял. Ну хоть тебе поможет.
      – Наверное, – не очень уверенно проговорила я.
      Когда я рассказывала сыну, что еду в командировку в Сан-Франциско, меня переполняла необычайная гордость. Мне стало казаться, что именно статус и благосостояние отца перетягивают сына на его сторону. Андрюша стал намекать, что не прочь и дальше оставаться с Сережей. Он даже не поехал смотреть наше новое жилище, где полным ходом шел ремонт. Страшившее пустотой нутро поднебесного апартамента превращалось в уютную обзорную квартиру. Вид из окон напоминал ресторан «Седьмое небо» на Останкинской башне. Когда-то школьницей я ходила туда на экскурсию. Вокруг прозрачное стекло, и ты внутри, словно витаешь в облаках. Теперь мы с сыном будем так жить! Чувство, что я смогла, что я тоже чего-то стою в жизни, придавало уверенности в себе. Прямо накануне отъезда вновь приехал Сережа и опять, глядя куда-то в сторону, пробубнил:
      – Андрей сказал, ты уезжаешь в командировку.
      – Да.
      – Не могла бы ты перед отъездом... – я чувствовала, что он не знает, как продолжить, но помогать ему совсем не хотелось, – в общем, перевезти свои вещи, чтобы мы могли сюда перебраться? – Наконец он перестал смотреть в угол и взглянул на меня... отчужденно и безразлично. Мне стало не по себе. – По возвращении сразу получишь деньги, – с облегчением, что самое трудное позади, выдавил он.
      – Нет проблем, – делая вид, что действительно так оно и есть, отозвалась я, – коллега давно меня приглашает пожить у себя.
      «Коллега» – не то женского, не то мужского рода, что-то расплывчатое. Я нарочно подобрала такое слово, хотелось досадить. А вообще-то я предвидела такую ситуацию и на всякий случай договорилась с одной медсестрой. Правда, в комнатке без окон, некогда служившей для прислуги, в старом, под снос, доме, так что фактически я сняла у нее угол. Она нуждалась в деньгах. Собрав только носильные вещи, я попросила Андрея перевезти мой чемодан. Когда я развесила свои платья на гвоздике в темной каморке, обклеенной газетами, и села на колченогий топчан, из глаз сами по себе брызнули слезы.
      – Наталья Евгеньевна, вы что? – заглянула в мою нору молоденькая сестричка. – Хотите, я вам свою койку в большой комнате уступлю? – Но я мотала головой и беззвучно рыдала. Она, не выдержав, села рядом и заплакала тоже. Это подействовало на меня.
      – Все-все-все! Прости меня, Мариночка. Все хорошо, – твердо сказала я, а про себя решила: «Даю себе установку – впереди меня ждет новая, светлая жизнь, жизнь на седьмом небе! И еще такой подарок – поездка в Америку!»

Глава пятая

      Что делает любая женщина, узнав о предстоящей поездке в Америку? Конечно же, перебирает свой гардероб. Я не исключение. Гардероба у меня теперь нет. Гвоздик торчит из стены. Снимая с него один за другим свои самые лучшие наряды, я еще раз убедилась, что у меня ничего нет. То есть надеть нечего. Все, что я покупала когда-то, безнадежно устарело. Не ехать же мне в офисном костюме, который я ношу почти год? Я приобрела его по наводке Светланы в магазине со странным названием «Панинтер». Там продают вещи не от Ив Сен Лорана и не от Шанель, но в ногу с модой и недорогие. Хотя думаю, что Шанель одобрила бы мой выбор: черный костюмчик с узкими лацканами и юбочкой до колена, без изысков, но вполне достойный.
      Однако, придирчиво рассмотрев рукава, я увидела, что на локтях они лоснятся: недорогой материал быстро вытерся.
      У нас в семье главным было, чтобы презентабельно выглядел Сергей. Он – шеф фирмы. Новые костюмы, сорочки, галстуки, носки в тон, деловые партнеры на все это обращают внимание. Особенно такие богатые, как Костя или Островский. Да и с крупными фирмами сотрудничество не сложится, если в футболке на работу являться.
      Андрюше тоже нужно одеваться по моде. Он ведь старшеклассник. Учителя поглядывают, если плохо одет, значит, с деньгами в семье туго, им не перепадет, поэтому хороших отметок не дождешься. Да и однокашники в одежде разбираются лучше, чем взрослые. Джинсы от Армани – это само собой разумеется. Девчонки глянцевых журналов насмотрелись и презирают тех, кто не вписывается в тусовку, у папаш деньги не выколачивает.
      К счастью, Андрюша с Катей относились к нашим финансовым возможностям без претензий.
      Себе я покупала по остаточному принципу. Если никому ничего не надо, тогда можно какой-нибудь свитерок по сейлу отхватить. Девчонки-медсестры прибегают, докладывают, что в таком-то магазине большие скидки. Тогда я бегу отовариваться. Все же иногда хочется, чтобы и у меня, как у всех, новая вещичка появилась. На работе вечно в халате, собственная одежда не видна. Однако лицо надо поддерживать, кремы, маски питательные, а также необходимо подкрашиваться, все это совсем недешево. Молодежь на работе фирменной косметикой хвастает, я молчу, делаю вид, что у меня как бы тоже дорогая.
      Серый изредка меня баловал на день рождения, Новый год. Давно, правда, от него ничего не получала и внимания на это не обращала. А надо было бы задуматься: почему?
      Америка – страна богатая. Я там все время на людях буду. Леня предупредил, что для участников симпозиума будут вечеринки, на которые приглашают также представителей местной элиты.
      И на эти приемы, наверное, все в шелках да бриллиантах заявятся. Слышала еще про вечеринки у бассейнов. Купальник и все аксессуары к нему должны соответствовать определенному уровню!
      – Лень, – спросила я у коллеги, – ты сколько костюмов в Америку берешь?
      – Да у меня всего один выходной.
      – Шутишь?
      – А что, у твоего мужа пять?
      – Шесть, – серьезно сказала я, чем озадачила Леню.
      – А зачем?
      – Чтобы каждый день менять. И один для особо торжественных случаев.
      Леня поднял одну бровь.
      – Ну, может, у него работа такая. А у нас, сама знаешь, целый день в форме.
      – У тебя костюм новый? – Я подумала о своем стареньком офисном.
      – Нет. Светка года три назад купила. Вообще-то он новый, я его и не носил вовсе. Один раз на свадьбу к ее подруге надевал. И пару раз в заграничные поездки брал. Больше она мне его не выдавала. Дорогой очень.
      – А в Америку?
      – И в Америку тоже!
      – А там... не нужно каждый день менять?
      – Сорочки обязательно, а костюмы... – Леня пожал плечами. – Пиджак вообще, я помню, снимал, жарко было. Таскал на плече. Так что костюм совсем новый. Поеду в нем.
      – И все?
      – А что еще надо?
      – Не знаю, а если что с брюками произойдет?
      – Не понял? – со значением произнес Леня и добавил: – Я вообще-то не с девочками на Канары, а на работу собрался.
      – Я не об этом. – Густая краска залила мое лицо. – Если сок или вино, к примеру, прольешь?
      – А-а, вот ты о чем.
      – Конечно.
      – Брюки еще одни, конечно, у меня найдутся. – Леня озадаченно посмотрел на меня. – А ты что, выпендриться решила? В соболях хочешь пощеголять?
      – Да, у меня несколько горжеток, – пошутила я. – Собираюсь их взять.
      – Не вздумай, – серьезно воспринял мою шутку Леня. – Во время симпозиума все будут одеты по-офисному, костюмы или блузки с юбками, а вечерами тоже...
      – Что тоже?
      – Тоже... – Леня помолчал, припоминая, – платья, кажется, леди надевают, но не вечерние, а так, понаряднее чуть-чуть. Кажется, – еще раз повторил он.
      – И все?
      – Да. А ты что думала?
      – Думала, что они все по-особому выглядят. Богатые все. Как наши с Рублевки. На джипах, в сапогах со стразами на высоких шпильках.
      – Это ты про Голливуд наслышалась. Там со стразами и в шпильках. Звезды кино! Нас как-то на такой прием пригласили. Даже со знаменитостями знакомили. Я в чем приехал, в том и пришел.
      – И что?
      – Да нормально выглядел. Про джипы не возражаю. Автомобили в Америке у всех хорошие.
      – А у нас, Ленечка, на любую тусовку все выряжаются так, как звезды в Голливуде. – Я припомнила свои выходы с Сережей к новым русским.
      – Не преувеличивай! – Лене, видно, там бывать не приходилось. – Моя Светка на работу уже лет пять как в одних туфлях ходит.
      – И не говори, не снашиваются, – в сердцах поддержала я Ленину жену. – Не знаю, как ты, а я советую пациентам радовать себя и обновлять гардероб.
      – Только этим?
      – Не только. Одевать детей и мужа, покупать деликатесы, ездить на дорогих машинах. Вот теперь, кажется, все.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.