Русская литература в ХХ веке. Обретения и утраты: учебное пособие

За почти четверть века после 1917 года появилось немало новых имен и произведений. Но по гамбургскому счету лишь очень немногие из них останутся в мировой литературе. Строжайшая регламентация того, о чем и как писать, одних обрекла на творческое бесплодие, других – на сочинение заведомо нехудожественных конъюнктурных вещей.

5

Идеологические стереотипы и принципы тоталитарной пропаганды в годы Великой Отечественной войны остались без изменения. В русской советской литературе 30-х годов бросалось в глаза явное оскудение в сравнении с предшествующим периодом: сузился жанровый диапазон, сходили на нет лирика, сатира, фантастика и т. п. Изящная словесность исчезала. Страницы изданий заполонили беллетристические сочинения публицистического толка. Талант писателя, ограниченный разветвленной системой всякого рода установок и требований, утрачивал возможность свободного выражения. Поблекли изобразительные и выразительные средства поэтической речи. Страх и подозрительность, дарившие в обществе, не способствовали духовному развитию художника. Все это объясняет парадоксальное суждение Б. Пастернака о ситуации начала 40-х годов: «Трагический, тяжелый период войны был живым периодом и в этом отношении вольным и радостным возвращением чувства общности со всеми»²⁴⁾.

Война с фашистской Германией потребовала перестройки всех сфер жизни общества, но административно-командная система не отказалась от своих принципов управления государством в целом и литературой в частности. Еще до войны официальное искусство стало средством обработки общественного сознания.

Машина тоталитарной пропаганды, полный контроль над средствами информации, сама административно-командная система и её идеологические стереотипы сохранялись и в годы войны. Культура и искусство оставались под непосредственным контролем ЦК партии, правительства и лично Сталина. Но в начале войны всё это как-то отодвинулось на второй план. Перед лицом грозной опасности возникло «вольное и радостное» чувство общности людей разных национальностей, профессий и возрастов, сплотившихся во имя спасения отечества. Каждый искал и находил своё место в новых условиях.

Писатели и поэты приняли участие в народных ополчениях, оказались в действующей армии. Многие работали во фронтовой печати – А. Твардовский, К. Симонов, Н. Тихонов, А. Сурков, Е. Петров, А. Гайдар и др.

Произошли изменения в самой структуре художественной литературы. С одной стороны, укрепились позиции публицистики и беллетристики, с другой – сама жизнь потребовала восстановления в правах лирики и сатиры.

Одним из ведущих жанров стала лирическая песня. Поистине всенародными стали «В прифронтовом лесу», «Огонек», «На солнечной поляночке», «Землянка». Не менее значительным было влияние лирики. Стихи К. Симонова, например, были у всех на слуху, вызывали желание откликнуться. Так, появились десятки вариантов стихотворения «Жди меня». На фронте и в тылу возникали различные переложения «Катюши» и других популярных песен.

Поэты – от Д. Бедного до Б. Пастернака – откликнулись на народное горе. А.А. Ахматова создала исполненные высокого достоинства и душевной боли за судьбу родины стихи «Клятва», «Мужество», «Птицы смерти в зените стоят». Но и эпическая поэзия не сдала своих позиций. Возродился жанр баллады (К. Симонов, А. Твардовский и др.), поэмы и повести в стихах были созданы Н. Тихоновым («Киров с нами»), В. Инбер («Пулковский меридиан»), М. Алигер («Зоя»), О. Берггольц («Ленинградская поэма»). Высшим достижением в этом жанре стала воистину народная поэма А. Твардовского «Василий Теркин», единственное произведение советского времени, заслужившее высокую оценку И. Бунина,

В прозе главенствовал очерковый жанр. Публицистике отдали дань М. Шолохов и Л. Леонов, И. Эренбург и А. Толстой, многие другие прозаики. В статьях и очерках авторов говорилось об ужасах войны, вопиющей жестокости фашистов, боевой доблести и патриотических чувствах соотечественников.

Не был забыт и жанр рассказа. Из числа наиболее интересных можно назвать произведения А. Платонова, К. Паустовского и ряда других авторов. Создавались циклы рассказов – «Морская душа» Л. Соболева, «Севастопольский камень» Л. Соловьева, «Рассказы Ивана Сударева» А. Толстого.

С 1942 года стали появляться героико-патриотические повести – «Дни и ночи» К. Симонова, «Волоколамское шоссе»

А. Бека, «Взятие Великошумска» Л. Леонова, «Народ бессмертен» В. Гроссмана. Композиционным центром в них, как правило, был мужественный борец с фашизмом.

Романный жанр в годы войны не дал вершинных творений, но всплеск национального самосознания побудил писателей ради утверждения мысли о непобедимости русского народа заглянуть в прошлое в поисках исторических аналогий («Генералиссимус Суворов» Л. Раковского, «Батый» В. Яна и др.).

Наиболее популярными историческими личностями в произведениях разных родов и жанров литературы становятся Пётр

Первый и Иван Грозный. А. Толстой продолжает работу над третьей книгой романа «Пётр Первый» и пишет драматическую повесть-дилогию «Иван Грозный». В. Костылев создает роман «Иван Грозный». Иван IV оценивается в этих книгах как собиратель земли русской, ему прощается жестокость, оправдывается опричнина. Смысл этой аллюзии был очевиден: прославление вождя в эти годы не ослабевает, несмотря на тяжелые поражения в начале войны.

До сентября 1942 года в осаждённом Ленинграде работал Драматический театр, библиотеки. Событием в мировой культуре стала премьера Героической Седьмой симфонии Д. Шостаковича, посвященной защитникам города.

Война полностью владела мыслями и чувствами художников. Стихи и проза, спектакли и фильмы, песни военных лет, произведения живописи находили отклик в сердцах людей, вселяли уверенность в победе.

Тем не менее сложившаяся в 30-е годы нормативная эстетика социалистического реализма диктовала свои условия, пренебрегать которыми писатель, желавший быть опубликованным, не мог. Задача искусства и литературы виделась в иллюстрировании идеологических установок партии, доведении их до читателя в «охудожествленной» и предельно упрощенной форме. Всякий, кто не удовлетворял требованиям, подвергался проработкам, мог быть сослан или уничтожен.

Уже на следующий после начала войны день у председателя Комитета по делам искусства состоялось совещание драматургов и поэтов. Вскоре при Комитете была создана специальная репертуарная комиссия, которой было поручено отобрать лучшие произведения на патриотические темы, составить и распространить новый репертуар, следить за работой драматургов.

В августе 1942 года в газете «Правда» были опубликованы пьесы А. Корнейчука «Фронт» и К. Симонова «Русские люди». В этом же году Л. Леонов написал пьесу «Нашествие».

Особый успех имел «Фронт» А. Корнейчука. Пьеса получила личное одобрение Сталина, и её ставили во всех фронтовых и тыловых театрах. В ней говорилось о том, что на смену зазнавшимся командирам времен Гражданской войны (командующий фронтом Горлов) должно придти новое поколение военачальников (командующий армией Огнев), а справедливый представитель Военного совета, появляясь в нужный момент, вершил правый суд.

Е. Шварц в 1943 году написал пьесу «Дракон», которую известный театральный режиссер Н. П. Акимов поставил летом 1944 года. Спектакль был запрещён, хотя официально признавался антифашистским. Пьеса была опубликована уже после смерти автора. Причина заключалась в том, что в форме притчи Шварц изобразил тоталитарное общество: в стране, где долгое время правил Дракон, люди так привыкли к насилию, что оно стало казаться нормой жизни, поэтому, когда появился странствующий рыцарь Ланцелот, сразивший Дракона, народ оказался не готов к свободе.

«Антифашистской» назвал свою книгу «Перед восходом солнца» и М. Зощенко. Первая часть ее увидела свет в журнале «Октябрь» в 1943 году, затем публикация была приостановлена. Вторая часть появилась только через тридцать лет в мартовской книжке журнала «Звезда» за 1972 год. Книга Зощенко писалась в дни войны с фашизмом, который отрицал образованность и интеллигентность, будил в человеке звериные инстинкты. Как и в случае с пьесой Шварца, цензоров настораживала мысль писателя о том, что «устрашенные трусливые люди погибают скорей. Страх лишает их возможности руководить собой», а ведь именно на страхе держалась государственная система. Зощенко показал, что со страхом можно успешно бороться. Во время травли 1946 года ему припомнили эту повесть, написанную «в защиту разума и его прав» (определение автора).

Шла страшная война. Страна, ослабленная тиранией, истекала кровью. Прямо назвать причину бед, повлиявших на ход войны, художники не могли. Одни бежали в легенду, другие – в прошлые времена, третьи апеллировали к разуму современников, пытаясь укрепить их дух, но не молчали. Это было одной из форм противостояния, борьбы, возможно, не менее важной, чем на ноле боя. Зато четвертые, у кого не хватало смелости и были нелады с совестью, делали карьеры, приспосабливались к требованиям системы.

С 1943 года возобновилось планомерное идеологическое давление на писателей. Истинный смысл его тщательно скрывался под маской борьбы с пессимизмом в искусстве. К сожалению, деятельное участие в этом принимали и сами писатели. Весной этого года, в разгар войны, в Москве состоялось совещание литераторов, целью которого было «подвести первые итоги почти двухлетней работы писателей в условиях войны, обсудить главнейшие задачи литературы, путч её развития». Здесь впервые было подвергнуто резкой критике многое из того, что было создано в военное время. Н. Асеев, имея в виду те главы из поэмы А. Твардовского «Василий Тёркин», которые к тому времени были опубликованы, упрекал автора в том, что это произведение «могло относиться и ко всякой другой войне, – нет здесь особенностей нашей войны».

В. Инбер в августе 1943 года опубликовала статью «Разговор о поэзии», в которой критиковала О. Берггольц за то, что она и в 1943 году продолжала писать о своих переживаниях зимы 1941–1942 годов. Писателей упрекали в том, что они не успевают за постоянно меняющейся военно-политической обстановкой. Художники требовали от художников же отказа от свободы выбора тем, героев, событий, ориентировали на сиюминутность. В переживаниях О. Берггольц автор статьи увидела «душевное самоистязание», «жажду мученичества», «пафос страдания». Писателей предупреждали, что «из-под нашего пера могут выйти строки, не закаляющие сердца, а, наоборот, расслабляющие их».

В конце января 1945 года драматурги собрались на творческую конференцию «Тема и образ в советской драматургии». Выступавших было много, но особо следует выделить речь Вс. Вишневского, всегда учитывавшего «линию партии». Он говорил о том, что теперь «нужно заставить редакторов, цензоров и прочих уважать литературу и искусство, а не толкать художника под руку. Не надо мне мелкой опеки». Этого хотели все. Но означали ли слова Вишневского изменение политики партии в области литературы? Дальнейшие события показали, что надежды были напрасны. Уже с мая 1945 года начали раздаваться призывы к беспамятству, шла подготовка к разгромным постановлениям 1946 года.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.