Глава 21

Прибывшие в арендованный Орделлом склад «шестерки» — Вонючка, Героин и Зулу, по своему обыкновению не расстававшийся с черным бандана и темными очками — привезли с собой пустые картонные коробки, в которые и надлежало упаковать все оружие, прежде старательно завернув каждый предмет в газетную бумагу. Упаковывать подобным образом винтовки и пулеметы было бы излишним, их оставалось лишь просто погрузить в автофургон, доставить на Рифы, и уже там перенести на судно. Работать при закрытых воротах, при свете электрических фонариков было бы невыносимо жарко, так что Зулу развернул автофургон и наполовину загнав его в ворота, включил фары. Все равно в этот час во всей округе, до самого Острейлен-Авеню не было ни души, так что кому какое дело? Когда все будет уложено в коробки, он снова развернет фургон, и им останется лишь загрузить в него упакованный товар. И поэтому, когда с улицы до них донесся чей-то голос, они сперва приняли его за радио. Когда же они, прислушавшись, замерли без движения, и тот же голос заговорил снова, то им тут же стало ясно, что это нагрянули полицейские, будт они неладны, и им приказывают «Выходить по одному, руки в верх!»

Тот же самый голос вещал о том, что они имеют дело с федеральными агентами, и все ещё призывал сложить оружие и выходить по одному, подняв руки над головой.

— Как они собираются стрелять по нам, если мы здесь, а они на том конце улицы, — засомневался Вонючка. — Для этого им пришлось бы подойти поближе.

— К черту все, — махнул рукой Героин. — У нас тоже есть оружие, если уж на то пошло.

— Ты лучше зайди в фургон и выгляни из задней двери, — велел Зулу Вонючке. — Нужно знать точно, где они засели.

Сев за руль, он загнал фургон подальше в ворота, так, чтобы они могли открыть двери и залезть в машину, не будучи при этом замеченными с улицы.

Зулу тут же принялся что-то искать среди коробок, а затем наконец спросил у Героина:

— А где те противотанковые гранатометы, что мы недавно вывезли от Верзилы?

Вернувшийся Вонючка доложил, что полицейские блокировали улицу, расположившись по обеим её сторонам, и что кое-кто из их людей залегли на крыше строения напротив. Зулу обернулся к нему, держа в руках один из выкрашенных в защитно-оливковый цвет гранотомет, ствол длиной в двадцать четыре дюйма, снабженный рукояткой, спусковым крючком и прицелами, а также с нанесенными надписями и какими-то обозначениями.

— А стрелять-то из этой фиговины как? — размышлял вслух Зулу. — Вот что, каждый из нас сейчас возьмет по одной штуке и войдет в фургон.

— Я лучше возьму свой автомат, — сказал Героин.

— Мы все возьмем автоматы, — возразил на это Зулу, — но вот эта фиговина позволит нам вырваться на свободу. Видите, вот здесь есть инструкция.

На всех участниках операции были надеты бронежилеты с опознавательными надписями на спине. Николет, представлявший здесь управление по борьбе с контрабандой, занял позицию за машинами, рядом с агентом из департамента по борьбе с преступностью и главой тактического подразделения при канцелярии шерифа, преклонного возраста человеком, которого звали Боланд. Они наблюдали за освещенной улицей у гаражей, из ворот одного из которых виднелась задняя часть автофургона. Группа наблюдения доложила, что их было трое — все молодые негры. Двое сразу вышли из фургона; а водитель сначала начал дал задний ход и заехал в гараж, а затем развернул машину. В стороне от автофургона, на противоположном конце улицы, виднелись синие полицейские сирены. Всего в операции было задействовано более пятидесяти человек.

— Если они все молодые ребята, — сказал Николет, — то того, кто мне нужен, среди них явно нет, но все равно будем брать. Есдинственное, что меня несколько смущает, так это то, что в данный момент в их распоряжении находится примерно полторы сотни автоматов, большой пулемет М-60, ручные гранаты, а также с полдюжины гранатометов. Дело может затянуться. В огневой мощи эти ребята нас превосходят.

— И они что, умеют из этого всего стрелять? — вступил в разговор командующий тактическим подразделением.

— Мне не хотелось бы до конца это выяснять, — ответил Николет. — Прежде, чем они начнут палить по нам из гранатометов, я думаю, нужно прорваться туда.

— Фургон мешает, — возразил главный тактик.

— Это будет нашим прикрытием, — сказал Николет. — Сбросить гранату ударного действия с крыши фургона. Это их оглушит, а у нас появится примерно семь секунд, чтобы накрыть их на месте. Эти ребята мне нужны живыми.

Зулу снял темные очки, чтобы разобрать обозначения и подписи к ним, нанесенные на корпус гранатомета, держа оружие в свете фар автофургона.

— "Выдернуть чеку", — вслух читал Зулу. — «Снять... зад-нюю... крышку и...»

— "Шнур", — подсказал Героин. — Тут написано, что нужно снять заднюю крышку и выдернуть вот этот шнур.

— Ага, вот этот, — согласился Зулу и снова принялся читать по слогам.

— Так... «От-крыть...» Черт!

— Нужно открыть эту фиговину, — сказал Вонючка.

— Я именно это и делаю, — огрызнулся Зулу. — А ты открывай свою. Ага, вот так должно быть.

Теперь орудие у него в руках было уже тридцать шесть дюймов в длину.

— "Снять... снять...". Что это за слово такое?

— "Снять...", — прочитал Героин. — Здесь написано, что нужно снять... что-то. «Снять с предо-храни-теля». А, это вот эта штука, вот здесь. Ее надо убрать.

— Нажать? — переспросил Зулу.

— Как угодно, но её надо снять. Я думаю да, просто нажми. Вот, а теперь там написано, что теперь нужно выбрать цель. И уже можно стрелять.

— Правда? — спросил Зулу. — А что ещё там написано?

— "На-...". По-моему, здесь сказано «Нажать», — предположил Героин.

— А вот тут наверху что? Написано «Опасно»? — подал голос Вонючка.

— Ну-ка, сейчас поглядим. Да, здесь сказано «Опасно... отдача...» Что-то упало на крышу автофургона. Они все трое слышали это, а затем увидели, как продолговатый предмет, похожий на шашку динамита, скатившись с крыши, упал среди картонных коробок. Послышалось «пуф». Еще может быть пару секунд они оставались стоять на месте, как вкопанные, до того, как произошел сзрыв, сопровождаемый ослепительной вспышкой и оглушительным грохотом, и их всех троих отбросило ударной волной в сторону автофургона.

В следующее мгновение они уже все втроем, вместе с гранатометами лежали на асфальте, удивленно моргая глазами, глядя на поднятую в воздух пыль, клубящуюся в свете фар, на людей в бронежилетах и на наведенные на них стволы автоматов.

Николет опустился на одно колено рядом с Зулу. Взяв в руки валявшийся тут же гранатомет, он взглянул на инструкции, а затем положил оружие на грудь «шестерке».

— Что, даже это прочитать не смог? Ты, тупой ублюдок — а мы-то все думали, чем вы тут таким занимаетесь. Вот видишь, сам виноват, — заключил Николет, — нечего было школу бросать.

Орделл назначил Луису встречу в баре на Бродвее, в Ривьера-Бич, где обычно собирались только негры, и теперь Луис то и дело беспокойно оглядывался по сторонам, сидя у стойки бара.

— Не волнуйся, — заметив это, сказал Орделл. — Ты со мной.

Орделл и сам казался взволнованным, сидел, как на иголках, много курил, и попивал ром из бокала: ему хотелось самолично проехать мимо склада, посмотреть, что там происходит, а затем, этим же вечером выехать в Исламораду, забрать оттуда Мистера Уолкера и посадить его на самолет до Фрипорта. И дело с концом. Это было бы тем более кстати, что ему далеко не помешало бы уехать из города этим вечером, и по возможности особенно не показываться здесь и на следующий день.

— Вот самое главное из того, о чем я тебе хотел рассказать: туда, где меряют шмотки, пойдет Мелани, — сказал он Луису.

— Это называется примерочная, — подсказал Луис и тут же добавил. — А я тем временем убежусь, что нигде поблизости нет соглядатаев.

— Правильно, — согласился Орделл. — Но только никуда не отлучайся. Если зазеваешься, то она обязательно смоется вместе с сумкой. Ты понял, о чем я говорю? Заберешь у неё сумку и тут же сматывайся, ничего и никого не жди. Если стерва станет возникать, двинь ей как следует по зубам. То есть ты в любом случае должен забрать у неё груз, усек? В противном случае Мелани свалит, и нам не достанется ни шиша. И мы потеряем все. А это целых пятьсот пятьдесят тысяч. Так-то.

Глава 22

В четверг, на обратном пути из Фрипорта в Вест Пальм, Джеки провела в туалете целых пятьдесят минут, заново перекладывая сумку. Сначала она положила сверток с пятьюстами тысячами, который тут же занял половину сумку. По краям она подоткнула нижнее белье и прикрыла деньги блузками и парой юбок, а затем все крепко-накрепко перевязала. Оставшиеся пятьдесят тысяч она положила в самую последнюю очередь, оставляя их на самом верху.

Когда она наконец снова вышла в салон, то один из пассажиров, парень, возвращавшийся домой из Фрипорта, где он проводил свободное время за игрой в рулетку, заявил ей:

— Я тут умираю от жажды, а вы проводите почти половину полета в сортире. Я этого так не оставлю, как только мы приземлимся, я подам на вас жалобу.

— Из-за того, что я не переношу высоты? — спросила Джеки.

— Тогда как вообще в таком случае вы можете работать стюардессой на самолете?

— Именно поэтому я и увольняюсь с работы.

— Но все равно я напишу жалобу.

— И на что пожалуетесь: на то, что меня мутит на высоте, — поинтересовалась Джеки, — или на то, что я назвала вас мудаком?

Он был как будто смущен.

— Вы мне этого не говорили.

— Разве? Ладно, тогда скажу. Вы мудак.

Это был её последний полет.

Рей Николет дожидался её на верхнем этаже автостоянки. Он взял у неё ручку тележки, сказав при этом:

— Вообще-то не дело, что мы встречаемся вот так.

— Так ты ведь сам сказал, что это последний раз.

— Да? И это действительно так, не правда ли? Мы могли бы встретиться ещё где-нибудь. Вот только дело до конца доведем. Как считаешь?

— Можно было бы. Если только я снова не окажусь в тюрьме.

— Ферон звонил в офис атторнея штата. И сегодня утром выездной сессией окружного суда дело в отношении тебя было прекращено.

Вот так — услышать такое, нежданно-негаданно, в полутемном гараже, среди рядов пустых автомобилей. Она остановилась. Николет прошел ещё несколько шагов вперед и тоже остановился, выжидающе оглядываясь назад.

— Ты хочешь сказать, что я свободна? — уточнила Джеки.

— Свободна как птица. Но я надеюсь, что ты все же доставишь товар по назначанию и тем самым завершишь начатую работу. Сколько тебе дали на этот раз?

— Как я и сказала, — ответила Джеки. — Пятьдесят тысяч. Он уверен, что ему понадобятся деньги для залога.

— На тот случай, если таковой будет установлен, — сказал Николет. Они остановились перед «Хондой» Джеки. Пока она открывала багажник, он добавил:

— Вчера вечером мы задержали товар, который должен был бы принести ему по самым грубым подсчетам ещё тысяч двести. И ещё мы без единого выстрела, практически голыми руками, взяли троих из его ребят.

Джеки подняла крышку багажника.

— Но ведь сам-то Орделл вам не попался.

— Пока. Но кто-нибудь один из троих его обязательно заложит. Или тот, другой, которого я показывал тебе в больнице, он морально уже готов к этому. — Николет положил тележку в багажник, и сел в машину, прихватив с собой сумку Джеки. Сумка с растегнутой «молнией» уже стояла у него на коленях, когда Джеки села за руль.

— Так это и есть пятьдесят тысяч, а? — спросил он, глядя на пачки стодолларовых банкнот, каждая из которых была перетянута посередине тонкой резинкой. — А с виду как будто их совсем и не так много.

— Мне сказали, что в каждой пачке ровно десять тысяч.

— А сама ты не пересчитывала?

— Я никогда не считала. В конце концов это не мои деньги.

— А вдруг он засунул сюда кокаин? Этого ты тоже не проверяла?

Она следила за тем, как Николет ощупал все пачки с деньгами, а также поискал в складках юбки.

— Мистер Уолкер обещал мне, что больше он никогда этого не сделает.

— А где же твои бигуди?

— Я их не брала.

Она глядела, как его рука переместилась в ту сторону сумки, где сбоку была засунута пара черных туфель с высокой шпилькой. Его пальцы коснулись лакированной кожа, а затем снова вернулись к верхнему свертку, выхватывая из него одну из пачек. Поднеся пухлую стопку банкнот близко к уху, он быстро зашуршал ими.

— Точно, десять тысяч.

Николет в очередной раз потер купюры между пальцами и протянул пачку Джеки.

— На них осела кокаиновая пыль. Чувствуешь? Наверное, если проверить все деньги во Флориде, то на доброй половине из них выявится то же самое.

Джеки потрясла пачкой. У неё в руке было десять тысяч долларов.

— Разве тебя не одолевает искушение? — улыбнувшись, поинтересовалась она.

Николет серьезно посмотрел на нее.

— В каком смысле? Ты имеешь в виду, не хочется ли мне положить одну из этих пачек себе в карман? Но в таком случае мне пришлось бы позволить тебе проделать то же самое, разве не так? Или же можно было забрать столько, сколько душе угодно, ведь никакого счета к ним не прилагается. И никто кроме нас с тобой не знает, сколько здесь денег. — С этими словами он забрал у неё пачку с деньгами и бросил её обратно в сумку. — Мне приходилось видеть и гораздо больше денег, вываливаемых во время обыска на столы подпольных складов наркотиков, и даже целые картонные коробки, до отказу набитые деньгами. Я видел горы вот таких грязных денег, как эти, и у меня никогда не возникало желания прикарманить из них что-нибудь для себя. А ты как?

— Ты что, шутишь? — сказала Джеки.

— Совсем нет.

— Попытаться надуть Орделла?

— Или меня, — уточнил Николет. — Как только эти деньги будут мною помечены, все пятьдесят тысяч становятся уже собственностью Управления по борьбе с контрабандой.

— И вообще, каким образом, я могу запустить сюда руку, — продолжала Джеки, — если я буду под постоянным наблюдением?

— Вот именно это я и хочу втолковать тебе. Любая подобная попытка бессмысленна. Ты положишь все эти пятьдесят тысяч в пакет, и именно такую же сумму я ожидаю обнаружить, когда ко мне попадет сумка, которую я отберу у Шеронды. У тебя в руках опять будет пакет из «Сакс»?

— Не этот раз «Мейсиз».

— Почему?

— Это ты у Орделла спроси.

— Обязательно спрошу. Уже жду-не дождусь, — согласился Николет.

Во что должен одеться человек, когда он собирается похитить целых полмиллиона долларов? Выбрать что-нибудь неброское, дополнив гардероб кроссовками или кедами, или же, напротив, вырядиться как можно элегантнее? Поразмыслив некоторое время над этой дилемой, Макс наконец выбрал для себя охрового цвета костюм из поплина с голубой рубашкой и синим галстуком. В соответствии с последними указаниями, он должен был занять позицию на втором этаже «Мейсиз», в отделе женской одежды непосредственной близости от выставленных здесь моделей Анне Кляйн, дожидаясь того, когда Джеки выйдет из примерочной. Ожидалось, что это должно было произойти примерно в четыре тридцать. Выждать ещё некоторое время, чтобы у возможных наблюдателей было бы достаточно времени отправиться вслед за ней, после чего подойти к девушке-продавщице и сказать, что его жена только что по рассеяности оставила в одной из кабинок примерочной сумку. У неё там были пляжные полотенца.

Когда-то давно он прочитал где-то, что люди пунктуальные в большинстве своем одиноки, и это показалось ему сущей правдой: и вот теперь, когда стрелки на часах показывали начало пятого, он стоял у витрины галереи Рене, с газетой подмышкой, глядя через стекло на зеленые холсты. Но Рене нигде не было видно, пока он не услышал у себя за спиной её голос, окликнувший его:

— Макс?

Печальный, или скорее нерешительный. Она стояла позади него, в гуще царившего вокруг людского столпотворения, придерживая рукой опущенную на пол одну из картин своего талантливого мальчика на побегушках.

— Сегодня утром, — сказала Рене. — Приходил судебный исполнитель с повесткой в суд.

— Все правильно, — подтвердил Макс.

Она казалась такой маленькой и беззащитной, стоя на бойком месте, крепко держа обеими руками край натянутого на раму полотна, и не обращая внимания на спешивших за покупками людей, обходивших её стороной. Это было отличительной чертой её характера, не обращать внимания на окружающих: останавливаться для разговора на самом проходе, в дверях, на пороге всевозможных учреждений, отличающихся большим скоплением народа, на автостоянке, особенно когда водитель какой-нибудь машины тем временем терпеливо дожидается, когда можно будет заехать на то место, посреди которого она стоит.

— Я была крайне разочарована, — продолжала Рене. — Я думала, что ты обставишь все как-нибудь пооригинальнее, и уж в любом случае не подошлешь мне с подобной миссией чужого человека, который просто банально поставил меня в известность. После целых двадцати семи лет, что мы с тобой были вместе... И ты считаешь, что это порядочно с твоей стороны?

— Почему бы тебе не отойти в сторону и не освободить проход? — предложил Макс. Покупатели мельком поглядывали на Рене, а проходя мимо него, не упускали возможности взглянуть и в его сторону. — Вот сюда, давай помогу.

Она вошла в свою галлерею. На Рене было свободного покроя платье, чем-то отдаленно напоминающее наряд бедуинов — широкие фалды и глубокие складки белой и золотисто-коричневой ткани, через которые проходили полосы черного цвета. Макс последовал за ней, на мгновение оставновившись, чтобы придержать рукой стеклянную дверь. Он занес картину в зал и, остановившись, прислонил её к низкому столику, стоявшему в сама центре зала, приготовившись к дальнейшему выяснению отношений с Рене. Ее маленькая головка с аккуратной стрижкой в виде шапочки темных волос, возвышалась над по-восточному широким балахоном, глаза были старательно подведены. Теперь Рене не сводила взгляда с картины.

— Я была абсолютно уверена, что Ральф Лорен обязательно купит этот холст, особенно после того, как я притащила вот это к нему на дом. Я ещё сказала: "Повесьте у себя подлинник, излучающий жизнь и энергию вместо эти дурацких английских репродукций.

— Да и что они вообще знают о настоящем искусстве, — сказал Макс, в какой-то мере даже начиная проникаться сочуствием к ней. Теперь она глядела на него, и по выражению её лица можно было без труда догадаться, что она крайне расстроена.

— Знаешь, Макс, тебе следовало бы прийти ко мне раньше и самому сказать о том, что ты задумал сделать.

— Так я же приходил. Но у тебя не было времени для меня. Ты была очень занята своим сыром и крейкерами.

— На том приеме я продала три работы Дэвида. И ещё один холст купилп вчера.

— Значит, дела у тебя идут в гору.

— Двадцать семь лет, — повторила Рене, — как будто их и не было никогда.

Ее слова заставили Макса задуматься. Нет, они были, они должны были быть. Но вслух он не сказал ничего. А зачем? Нужно просто поставить её перед фактом и уйти. Было уже десять минут пятого.

Рене отсутствующим взглядом смотрела на картину перед ней — тростниковая плантация.

— Мы с тобой были совершенно разными, — сказала она. — И с каждым днем мы все дальше и дальше удалялись друг от друга. Я жила свои искусством. Ты же... Наверное для тебя главным была твоя работа. — Теперь она глядела на него. — Но ведь были и такие дня, когда мы были счастливы вместе. Ведь они были, правда, Макс?

Откуда это? Строчка из песни?

Когда мы были счастливы друг с другом...

Он постарался припомнить хотя бы один такой день. Может быть это был период на заре их супружеской жизни, когда он не мог налюбоваться на нее, и считал, что она тоже должна быть от него в восторге. Это было задолго до того, как он оставил все свои ухищрения и перестал придумывать темы для разговов с ней. А может быть никаких счастливых дней не было и в помине, во всяком случае таких, которые могли бы запомниться надолго, на все двадцать семь лет, за вычетом тех периодов, когда они жили отдельно. Потому что именно эти периоды и можно было назвать относительно удачными для него. Это были те времена, когда Сверчок пела для него песни кантри. Та его Сверчок при лунном свете... Может показаться странным, но ему нравилось заводить знакомство с офицантками. Джеки была совсем не такая. Интеллигентна, спокойна, нетороплива, но в то же время по-своему непредсказуема — взять хотя бы то, как она соблазняла его, когда они вдвоем стояли на балконе, как бросила вниз через перила свой бокал, раскрывая для него свои объятья. Ее общество ему никогда не наскучит...

— Да уж, были времена, — сказал он Рене, и увидел, как у неё задрожал подбородок.

Она была неплохой актрисой и могла проделывать это при каждом удобном случае, и этот её трюк безотказно срабатывал почти всегда; и тогда он проникался безотчетной жалостью к ней, чувствуя себя виноватым во всех её бедах.

Она снова перевела взгляд на картину с зарослями тростника и сказала:

— Что толку в разговорах, когда ты уже все решил. — Рене тягостно вздохнула. — Если это то, чего тебе так хочеться...

— А тебе не кажется, что это вполне закономерно?

— Может быть. — Она подняла голову, и губы её больше не дрожали. — Но это вовсе не означает, что тебе это просто так сойдет с рук. Ты за это ещё поплатишься.

— Рене, а я на дармовщину и не рассчитывал.

Фрида, продавщица из отдела женского платья с выправкой манекенщицы, стояла в примерочной рядом с Джеки — держа одну руку на бедре, локоть отведен в сторону, пальцы направлены в сторону позвоночника.

— Вот этот костюм от Исани вам очень подойдет, — говорила она.

Джеки взглянула в зеркало через плечо.

— Вообще-то я привыкла носить юбки поуже.

— Для вашей фигуры одинаково идеально подойдет прямой покрой, а также вещи свободного силуэта, — сказала Фрида. — Вы собираетесь за границу?

— Думаю начать с Парижа, чтобы потом проехать на машине через всю сказочную страну вин.

— Да? И вы едете одна?

— Возможно, — ответила Джеки. — Я ещё не знаю.

— Это прекрасно комбинируется с отдельными вещами. Например, вот с той шелковой кофточкой, которую я вам показывала раньше. Замечательно подходит.

— Фрида взяла несколько платьев, висевших на спинке стула. — Если вы предпочитаете узкие юбки, то почему бы вам не примерить вот эту, с ассиметричным разрезом спереди?

Джеки посмотрела на часы.

— Так. В первую очередь мне нужен костюм. Вообще-то думаю, его-то я и одену — уж очень надоела эта форма.

— Черный шелк будет вам очень к лицу, — сказала Фрида и вышла.

Луис и Мелани заняли позицию у витрины, где были выставлены модели от «Донна Каран Нью-Йорк». Луис не сводил глаз с дверного проема с табличкой «ПРИМЕРОЧНАЯ» над ним, что находился в дальнем конце зала, где были выставлены авторские коллекции одежды. Когда во время последней встречи оговаривались детали, Джеки велела ждать именно здесь, и не входить к ней раньше двадцати пяти минут четвертого. До решающего момента оставалось все меньше и меньше времени. Луис ни секунды не сомневался, что от витрины с коллекцией Даны Бухман, открывается гораздо лучший вид на вход в примерочную. И после того, как Мелани войдет туда, он хотел знать наверняка, что сможет увидеть, как она выйдет обратно. Мимо то и дело проходили женщины-покупательницы, и он чувствовал на себе их взгляды. Чем это он здесь занимается? Мелани была занята. Она брала в руки одну за другой какие-то блузки, и оглядев вещь со всех сторон, не складывая, бросила обратно на полку. Теперь её огромную задницу плотно обтягивала узкая юбчонка, которую дополнял пиджачок из хлопчато-бумажной ткани, но выглядела она довольно неплохо. Луиса удивало то, что она проявила интерес к одежде, потому что, насколько он имел возможность убедиться, гардероб её не отличался особым разнообразием, и чаще всего на ней можно было увидеть тесные шорты, обрезанные из старых джинсов. В руке у Луиса был фирменный пластиковый пакет «Мейсиз», который им предстояло заменить на тот пакет, что сейчас был у Джеки. Он не решался заранее отдавать его Мелани, так как серьезно опасался, что в таком случае она обязательно постарается тайком запихнуть туда что-нибудь из вещей. А разбирательства и выяснение отношений с местной службой безопасности совершенно не входили в их планы. На Луисе была его новая светло-голубая куртка. Ему очень хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. Тем более, что Мелани действовала ему на нервы.

— Пошли, — сказал он, направляясь вдоль прохода к витрине Даны Бухман. Оглянувшись, он жестом приказал ей следовать за ним, и тут же натолкнулся на какую-то женщину, зачем-то остановившуюся посреди дороги. — Извините, мэм, — пробормотал Луис, и тут же вздрогнул, увидев её устремленные куда-то вдаль безжизненные глаза. Черт возьми, это всего-навсего манекен.

— Ты уже сам с собой начал разговаривать? — язвительно поинтересовалась подошедшая Мелани.

Прежде ему казалось, что именно с этого места должен был открываться хороший обзор пространства перед примерочной, но теперь он сам убедился, что между ними и входом в примерочную оказалась ещё одна витрина, где были расставлены манекены в самых различных позах. Они были чрезвычайно похожи на живых людей.

Толкнув Мелани в бок, Луис приказал:

— Пойдем.

— Чего же мы ждем? — спросила она. — Почему бы мне просто не войти туда?

— Она сказала в четыре двадцать пять.

— Так уже почти что время.

Но Луис жестом приказал ей следовать за ним, и она покорно перешла к секции, где в витрине красовалась табличка «Мичи Мун».

— Клево, — сказала Мелани, разглядывая вещи.

— Приготовься, — веле Луис, протягивая ей пакет с надписью «Мейсиз», в котором лежали пляжные полотенца, купить которые ему заранее наказала Джеки. Он видел, как из примерочной вышла женщина, через руку которой было перекинуто несколько платьев, которые она тут же принялась развешивать по местам, переходя от одного кронштейна к другому. По залу между кронштейнами с одеждой расхаживало ещё несколько женщин; а в кресле у секции, где были выставлены модели от Эллен Трейси, сидел мужчина, читавший газету. На секунду прервав чтение, он мельком взглянул куда-то в дальний конец зала, и Луис ахнул: — Господи Иисусе, это же Макс.

Мелани отвлеклась от витрины Мичи Мун.

— Кто-кто?

— Тот мужик, у которого я раньше работал, Макс Черри. Интересно, а он-то что здесь делает?

— Понятия не имею, — честно ответила Мелани. — Он кто, оформитель витрин? Спроси его.

— Вообще-то он женат, и мог прийти сюда вместе с женой, — предположил Луис, с некоторым опозданием припоминая, что Макс уже довольно давно не живет с женой. Или может быть он привел сюда свою подружку, такое тоже не исключено. Луис перевел взгляд на Мелани. Она уже отошла от него, направляясь через зал ко входу в примерочную. Он снова посмотрел на Макса, с которым его разделяло расстояние примерно в пятьдесят футов. Ему было видно, как Макс встал и прошел в секцию Анне Кляйн. Он был в костюме и при галстуке; наверняка он пришел сюда не один, а вместе со спутницей. Луис перешел на другую сторону витрины с платьями от Мичи Мун. Мелани к тому времени уже вошла в примерочную.

— Какая прелесть. Из чего пиджачок? Из хлопка?

— Это тонкое льняное полотно, — ответила Джеки. — А юбка — «вареный» шелк.

— Красота. А я вообще-то длинных юбок никогда не ношу.

— Гляди, — говорила Джеки, — как струится материал, какой он легкий.

— Тебе идет. А сколько стоит?

— Пятьсот пятьдесят за пиджак...

— С ума сойти!

— ... и двести шестьдесят восемь за юбку.

— Ну, я думаю тебе-то это вполне по карману, — многозначитель сказала Мелани, протягивая Джеки сумку, которая была у неё в руках. — Но мы могли бы здорово разбогатеть на этом деле. И ты сама это знаешь. И тогда тебе перепало бы гораздо больше, чем ты надеешься с этого поиметь, поверь мне.

Джеки отодвинула раздвижную дверь кабинки для переодевания, занесла в неё сумку Мелани и вышла обратно, держа в руках свой собственный точно такой же пакет.