Видишь… Видишь, как оно складывается… Потом повторил про себя слова, которые ему так нужно было услышать. Видишь, что Чили Палмеру суждено стать последним, кого Ники в своей жизни увидит. Полиция все узнает от Робин. Да, мистер Палмер прошел в кабинет Ника, когда я уходила. Время ухода Робин скажет точно: 5. 10 – 5. 12. Примерно так. Хорошенькая блондинка со вздернутым носиком. Держится гордо, не подступись. Сколько раз он повторял ей: «Не знаешь ты, чего теряешь!» На что Робин отвечала: «И вы не знаете. И не узнаете никогда!» Девчонка из тех, кому палец в рот не клади!
      Ладно, пусть это произойдет сейчас; как только уйдет Чили Палмер, выйди в приемную, выжди, пока не услышишь шум лифта. Надо быть уверенным, что он ушел и не вернется за какой-нибудь забытой вещью. Проверь пушку. Это уже сейчас можно сделать. Раджи вытащил «беретту» Джо Лаза, спрятанную за поясом и прикрытую отворотом шелковистой, свободного покроя куртки, передвинул затвор так, что теперь пистолет был на взводе, дуло свободно. Он приоткрыл дверь, оставив в ней малюсенькую щель. Теперь надо слушать, когда уйдет Чили Палмер. После этого можно войти в кабинет. Как дела, Ник? Теперь это вот-вот произойдет после долгих колебаний и размышлений, как бы это сделать половчее, а среди прочего:
      Имитировать дорожную катастрофу. Тут его и шлепнуть.
      Выследить его в гараже на парковке.
      Спрятаться в кустах возле дома его подружки.
      Потому что сделать это в его доме в Бель-Эр не представляется возможным: слишком много охраны.
      Да господи ты боже, войди к нему – и дело с концом. Так он и решил это утром, сидя за своим столом из стекла и глядя на носки своих сапожек – проклятые шпоры с них он снял – неудобно, вечно цепляют за отвороты брюк – решил войти в кабинет сразу же после ухода Робин. Теперь он войдет туда сразу же после ухода Чили Палмера.
      Да, но что там делает Чили Палмер?
 
      Он ждал, когда Ники слезет с телефона, и слушал, как он толкает свой товар:
      – Поверь мне, девчонка и тяжелый рок поет, и блюзы, и звонкий рок. А насчет ее гитары, старина, можно сказать, что она к аккордам Малколма примешала блюзовую струю Энгуса Янга, все это объединила со своим голосом, своей индивидуальностью и получилось ЭйСи/ДиСи с примесью Пэтси Клайн, нет, серьезно, братец, я не шучу. Какой срок, если смотреть на вещи реально? Полтора месяца. Линда собирается в турне от Сан-Диего и дальше, к побережью, после чего я раскручу ее на всю страну, Линда Мун, братец. И ты ухватишься за нее руками и ногами… Ага. Посылаю тебе сингл, и уж я тебя в покое не оставлю. Чао!
      – О каких это полуторах месяцах речь? – спросил Чили.
      – Это предварительный срок. Потом могут начинаться концерты, и я переделаю полтора месяца в год. Я прослушал си-ди-диск, который прислал мне Хью, и получил огромное удовольствие. Стиль – именно тот, который нам сейчас нужен. Изумительно в жилу: звучит по-новому и вместе с тем может иметь явный коммерческий успех. Вот что требуется, это серьезно переписать ее. Я могу протолкнуть запись и такой, как она есть, к ней отнесутся доброжелательно, она понравится: материал-то хороший и звучит свежо, но сенсацией, о которой ты мечтаешь, она не станет – так, чтобы проняло,пробрало до мозга костей и начался шум. Понимаешь, о чем я говорю?
      – О том, что диск надо переписать, – сказал Чили.
      – А причина в том, – сказал Ники, – что скорее всего диск не пойдет, не пролезет в число хитов. Строго говоря, даже переписав его, нельзя гарантировать успех. Продажи большинства альбомов, порядка шестидесяти пяти – семидесяти процентов, не достигают даже тысячи штук. А доход дают лишь три процента от общего количества выпущенных альбомов. И эти три процента компенсируют убытки от трех четвертей провальных. Так каковы, по-твоему, шансы Линды?
      – Она может петь, – сказал Чили.
      – Да? А знаешь ли ты, что девчонки, которые подвизаются в рекламе мебели или там какого-нибудь стирального порошка, подчас имеют голоса получше этих шлюх с платиновых дисков? И большего диапазона. Но кто это знает? Все, чем они обладают, это голос, а голос в музыкальном бизнесе ни черта тебе не дает. Хочешь, чтобы я попробовал раскрутить Линду? Перепиши ее. Ты уже говорил с ней об этом?
      – Нет еще.
      – И не говори. Назначь это волевым решением.
      – Я так не могу.
      – Это потому что в нашем бизнесе ты человек посторонний. Ты думаешь, что уже влез в дела, но это не так – ты сделал в нем лишь первый шажок. Но ты не готов идти на уступки во имя успеха. А успех, деньги тут, как и в любом другом бизнесе, Чил, это все! И повторю еще раз: как поет эта девочка – тут дело последнее. То, что она хорошо поет, – это глазурь на торте, но продаем-то мы не глазурь, а весь торт целиком и все его компоненты, вмешанные в тесто. – Брови Ники удивленно поползли вверх, он заулыбался. – Это я сейчас придумал. Недурная аналогия, верно? Тесто и все его компоненты.
      – Да, метко сказано, – согласился Чили. – Так, значит, ты готов проталкивать ее дальше, даже если не переделывать запись?
      – За деньги, которые ты платишь, ты можешь рассчитывать на мое экспертное заключение и гарантированный ряд прокруток. За экспертное заключение я отдельных денег не беру. Не захочешь принимать его во внимание – дело твое.
      – Ты хочешь порвать контракт с Линдой? – спросил Чили.
      Секунду помедлив, Ник сказал:
      – Я вот что скажу тебе, братец. За один день на этом распроклятом телефоне я могу выручить столько, сколько мне и месяцы работы в партнерстве с Раджи не дадут. Я говорю о работе в качестве администратора. Он лезет куда не надо. Заказал визитки с логотипом фирмы и своей фамилией. Я забуду то, что ты сказал в прошлый раз о названии фирмы. Я хочу, чтобы ты понял: Раджи мешает мне по мелочам, но из моих действительных доходов он не получает ни шиша, полный ноль. Я себя обеспечиваю более чем прилично, поэтому могу сказать тебе, да, хочешь Линду – бери, для меня это убыток небольшой. Бери, а я попробую ее раскрутить. Но что касается Раджи, он на это посмотрит по-другому, потому что его психология – это психология гангстера. Ты помешал ему, и он этого так не оставит. Он интересуется, не знаю ли я, где можно отыскать Джо Лаза. Интересуется, как и ты интересовался. Я сказал Раджи: «Почем я знаю!»
      – Ники… – начал Чили.
      – Прекрати, Чил. С тех пор, как я был Ники, уже много воды утекло, ясно? А теперь я зовусь Ник.
      Еще бы – вырос, заматерел, гребет двадцатипятитысячные гонорары за болтовню по телефону. Ладно уж, назову его, как он того желает, если это так уж важно для него.
      – Ник… Ты не знал, что Джо Лаза нет в живых?
      – Нет, а что случилось?
      Он удивился так искренне, что Чили поверил, что он ничего не знает.
      – Ему выстрелили в затылок. Дважды выстрелили.
      – Правда?
      – Из его собственной пушки. Той самой, из которой он застрелил русского у меня в доме, когда искал меня и шлепнул не того, кого следовало.
      Казалось, Ник обдумывает услышанное, после чего произнес:
      – А чего этот русский делал в твоем доме? Я, помнится, читал об этом в газетах, но что он там делал, в газетах не говорилось.
      – Спроси лучше другое, – сказал Чили. – Интереснее всего, кто убил Джо Лаза? Из его собственной пушки. Сначала размозжил ему голову, а потом пристрелил.
      – Почерк гангстера – дважды выстрелить в затылок.
      – Раджи ничего тебе не говорил?
      – Ему-то откуда это знать?
      – Ник, – сказал Чили, – я стану называть тебя Ником, только перестань пудрить мне мозги, ладно? Раджи приходит к тебе узнать про Джо Лаза. Спрашивает, где его можно отыскать. А ты ему говоришь: «Почем я знаю!»
      – Верно. Иными словами, что не имею об этом ни малейшего понятия. И это был единственный раз, когда в нашем разговоре всплыло имя Джо Лаза. Больше Раджи о нем не упоминал. – Он помолчал, затем сказал: – Господи Иисусе, хотел бы я знать, что это было на самом деле. – Он отвел глаза, потом опять взглянул прямо на Чили. – Дело не в этом, я хочу поставить все точки над «i». Что касается меня, я не против того, чтобы ты представлял Линду. Я от своих прав на нее отказываюсь. Но, как ты можешь понять, за Раджи я ручаться не могу.
      – Ты хочешь вернуться к разговору о деле?
      – Разве мы не для этого встретились? Знаешь, парни вроде Джо Лаза вечно получают тумаки. И для них это в порядке вещей – разобидеться на что-то, озлиться или просто со скуки открыть пальбу. Такая уж у них судьба.
      – Значит, выходит, что Раджи разыскал Джо Лаза без твоей помощи?
      – Выходит, что так.
      – Нанял его, подослал ко мне домой. А на следующий день Джо был убит.
      – Я ничего не читал об этом в газетах, – сказал Ник. – А ты читал? – И когда Чили покачал головой, Ник удивился: – Откуда же тебе это известно?
      – У меня есть дружок-полицейский, который расследует это дело.
      – Шутишь!
      – Я был с Томми Афеном, Ник, когда его застрелили. Через два дня у себя в доме я нахожу убитого русского. Я держу связь с моим дружком-копом. Он информирует меня о том, как продвигаются поиски человека, нанявшего Джо Лаза, кто бы это там ни был.
      – Да? – сказал Ник. Он откинулся на спинку кресла, а потом опять подался вперед, облокотившись на стол. Он стянул с головы телефон. – Ты выдал им Раджи?
      Чили покачал головой.
      – Восхищаюсь, – сказал Ник. – Искренне восхищаюсь.
      – Чем это?
      – Что ты не доносчик.
      – Знаешь, Ник, что я сделал бы, узнай я доподлинно, что Лаза подослал именно Раджи? Я в ту же минуту выдал бы его полиции! Но я не только не имею доказательств, это вообще может оказаться не он.
      – Ты не уверен, что это Раджи?
      – Раджи – да, но что если вдобавок и еще кто-то?
      – Ты на менянамекаешь, что ли?
      – Я тебе так скажу, – проговорил Чили. – Голову на отсечение не дам. Это мог быть Раджи, мог быть ты совместно с Раджи. Что это был ты один – нет, не думаю. Но в данную минуту меня заботит совершенно другое – продажа диска.
      – Брось, Чил. Я в дела Раджи вообще не встреваю. Уж поверь мне.
      – Единственное, чего я боюсь, – сказал Чили, – это то, что копы арестуют тебя для дачи показаний. Начнут допрашивать, тратить твое время.
      – Ты же не упоминал меня им, не упоминал, да?
      – В целом, нет.
      – Что значит «в целом»? – вскричал, брызгая слюной, Ник.
      – Я хочу сказать, что вообще не называл пока никаких имен. Но ты ведь знаешь этих копов, как они умеют пристать, как не оставляют в покое, пока не выведают. Пока я держусь и стараюсь ничего им не говорить. Я вовсе не хочу, чтобы они тебя арестовали, теперь, когда тебе предстоит такая работа. Но я вот все думаю: что, если тебя задержат, начнут допрашивать?…
      – Я тут ни при чем,Чил! Правда, богом клянусь!
      – Ты меня слушай, – сказал Чили. – Я что хочу сказать: если тебя арестуют и ты не сможешь проталкивать Линдин диск, я потеряю целых двадцать пять тысяч, ведь так? И я подумал: почему бы не заплатить тебе гонорар в рассрочку, пока я не уверюсь, что подозрения с тебя сняты? – Из внутреннего кармана пальто Чили вытащил чек и положил его на стол перед Ники. – Вот пять «косых» в качестве первого взноса. Как тебе такая идея. Ник? А может, ты предпочитаешь всю сумму сразу, а нам волноваться о том, что будет, если ты окажешься в тюрьме?
      Чили глядел, как он думает, нахмурившись, соображает.
      – Господи, что это, ты мне угрожаешь? Бери пять «косых», или тебя ждут неприятности?
      – Понимай как хочешь, – сказал Чили.
 
      Перед ним было две возможности. Войти и застрелить подонка или же, войдя, выведать, что здесь делал Чили Палмер, после чего застрелить. И выйти. Да, узнать, что затевается, а потом сделать это. Он дотронулся до «беретты» под пиджаком – пистолет давил ему на живот, но чувствовать это было приятно, – и вошел в кабинет.
      Ник сидел за столом, сняв с головы телефон. Он сказал:
      – Видел его? Чили Палмера? Сейчас только что вышел от меня?
      – Правда? А что ему надо?
      – Меня делают промоутером Линды. Хью Гордон это устроил, и Чили пришел на переговоры.
      Вот все и разъяснилось. Но взгляд Ника – напряженный, странный взгляд, словно что-то было у него на уме, – заставил Раджи забеспокоиться. Происходило что-то для него непонятное, и это выбило его из колеи, сбило с ритма, и ему расхотелось выстрелить и выйти. Он видел лежавший на столе чек, но цифр на нем различить не мог.
      – Собираешься ее диском торгануть, да?
      – Да, они хотят выжать из нее все, что можно. Сказав это, он словно расслабился, успокоился. Голосом уже менее сдавленным он сказал:
      – Помнишь, я говорил, что Чили знает людей и имеет связи? Что мы можем сидеть сложа руки и выжидать. Что ж, вышло так, что они наняли меня. Обратились ко мне, потому что они знают: я сумею это сделать.
      Да, теперь он говорит свободно, раскованно. К нему вернулась эта его болтливая дурацкая самоуверенность.
      – Веришь, что сможешь сделать хитом ее запись?
      – Если это вообще возможно. Тебе повезло, Раджи.
      – Чем это?
      – Я заработал для тебя деньги. Как только диск пойдет, ты отправишься на фирму за денежками. Они твои целиком и полностью. Я и в качестве промоутера заработаю достаточно. Ты отправишься туда и будешь говорить с одним только Хью Гордоном. Он вершит все дело на «БНБ», его вдова Томми назначила.
      – Иными словами, – сказал Раджи, – причины дожидаться успехов Чили Палмера у нас теперь нет?
      – К черту Палмера, – сказал Ник. – У тебя есть я.
      Лимузин ждал, стоя напротив. Раджи сел, и Элиот тут же тронул, сорвавшись, как со старта.
      – Полегче, дружище. Сбавь скорость.
      – Ну что, сделали?
      – Был готов. Вошел молча, не говоря ни слова. Но знаешь, кто тут появился?
      – Чили Палмер, – сказал Элиот. – Я его видел, но ничего не сказал ему. Я ждал, что вы вот-вот выбежите. Чем же Чили мог вам помешать?
      – Он перевернул все мои планы и обратил все против меня. Нанял Ника раскручивать Линду. Понимаешь, что это значит?
      – Новые разговоры по телефону.
      – Это значит, что он станет продавать ее диск.
      – Ну и?…
      – А менеджмент передает мне.
      – Ну и?…
      – Стало быть, Ники мне нужен.А вот кто мне совсем лишний, –это Чили Палмер. Я хочу сказать, что тебе следует его убрать.
      – Чего ради?
      – Ради моего спокойствия.
      – Глупее не придумаешь.
      – Это тебе так кажется, олух толстомясый, педрила самоанский! Видишь ли, Элиот, как гомосексуалист ты не способен понять, что может чувствовать мужчина. Я имею в виду настоящего мужчину, а не такого, который мужчина лишь с виду.
      – Что этот Чили вам такого сделал?
      – Он мне нагадил, дружище. Выкрал талантливую солистку, отнял группу!
      Голос его гулко отдавался в салоне машины, ползшей с закрытыми окошками в потоке транспорта, где уже зажигались фары, мимо загоравшихся вывесок. Элиот думал о том, что привык к замашкам Раджи, но, услышав приказание убрать того, кто не должен был умирать, невольно вынужден был покрепче ухватиться за руль. Элиот сказал:
      – Если вы заработаете на Линде, то почему вы говорите о краже? Вы же остаетесь ее администратором.
      – И все-таки он мне нагадил, и это ничего не меняет и не решает! – Голос Раджи раздраженно звенел. Потом, успокоившись, Раджи сказал: – Тебе этого не понять, потому что ты гомосексуалист и, значит, сам себя не уважаешь! – И продолжал, как бы втолковывая ребенку: – Вот ты замечал, что я, не в пример тебе, терпеть не могу, когда мне лапшу на уши вешают? Держу пари, что ты все еще ждешь, что тебя вызовут на кинопробу.
      – Я сыграл им в студии кусок, и они сказали: «Хорошо». Им понравилось!
      – Кому это?
      – Чили и самой главной там женщине, Элейн. Они дали мне из «Поймать Лео» кусок сыграть.
      – Они позвонили тебе?
      – Я сам прошел в кабинет к этой женщине.
      – Но позвонить они тебе не позвонили, хотя и обещали, правда же? Как же ты проник туда? Прорвался через охранников? Влез в окно?
      – Мне назначили пробу на этой неделе.
      – Да? На какой день назначили?
      – Сказали, что известят.
      – Позвонят, да?
      Элиот вцепился в баранку и промолчал. Если он не ответит ни слова, может быть, Раджи заткнется. Минуту-другую в машине царила тишина. Элиот хотел было включить радио, но решил, что тишина лучше. Они ехали по Уилшир в потоке машин и достигли уже того места, где по обеим сторонам ввысь тянутся небоскребы, огромные, нарядные кондоминиумы.
      – Пообещали позвонить, да?
      Эти слова Раджи прервали тишину.
      Элиот нажал на педаль тормоза: заскрежетали шины, и Раджи с силой швырнуло вперед, ударив о приборную доску, так как лимузин внезапно остановился на средней линии Уилшир-бульвар. Элиот выждал, пока Раджи вновь откинулся на спинку кресла и, злой как черт, возмутился:
      – Чего это ты?
      – Скажете еще раз, и я вообще машину брошу.
      – Про что «скажете»?
      – Про то, что они обещали позвонить. Машины сзади принялись сигналить.
      – Обещайте, что больше не станете так говорить.
      – Господи, я же в шутку! Элиот приоткрыл дверцу.
      – А я что, шутить не могу?
      И Элиот распахнул дверь во всю ее ширь.
      – Ну ладно.Больше не буду. Машины всё сигналили и сигналили.
      – И Чили вы не станете убивать.
      – Ну, это уже дело другое.
      – Подождете до моей кинопробы. Какой-то белый с толстым брюхом, в рубашке с короткими рукавами, подошел к машине со стороны открытой дверцы.
      – В чем проблема? – неприветливо спросил он.
      – Нет проблемы, – сказал Элиот, вылезая из машины.
      Мужчина с короткими рукавами поглядел на него снизу вверх.
      – Тогда пошевеливайся, – сказал он, отходя к своей машине.
      Тут подал голос и Раджи:
      – Влезешь ты в эту чертову машину или нет, а, Элиот?
      Элиот сунул голову вовнутрь.
      – Обещаете?
      – Ну ладно. Не шлепну его до твоей кинопробы. Но что, если они станут тянуть с этим или скажут, что передумали?
      – Тогда я вам подсоблю, – сказал Элиот.

22