– Что же и вправду вы будете делать? – спросила Элейн.
      Разговор этот происходил в понедельник днем в ее кабинете на студии, и у Чили было чувство, что каждый раз, встречаясь теперь с Элейн, он замечает в ней что-то новое. Во-первых, прическа, во-вторых, очки, которых он раньше не видел, небольшие, с круглыми стеклами очки, спущенные на нос. Она была вся внимание, но казалась раскованнее обычного и очень чисто вымытой в этой своей накрахмаленной блузке с расстегнутыми верхними пуговками.
      – Сначала мы подумали было, что майки придется похерить, а потом вспомнили, что у группы есть песня «Одесса» о родном городе, трогательная такая песня, с настроением. Во время тура песня станет их визитной карточкой, и если она тронет сердца, то майки раскупят.
      – Но название-то все же вам придется переменить?
      – Уже переменили. Но тебя при этом не было, – сказал Чили. – Я имею в виду субботний вечер в «Форуме». – Он приглашал Элейн на концерт «Аэросмита» в «Форуме», концерт, который открывало выступление «Одессы», но на студии «Тауэр» в это время была презентация, где Элейн должна была участвовать и идти по ковровой дорожке.
      – Так как же переименовали группу?
      – Догадайся. Нет, подожди. Я хочу это обыграть.
      – Поставить, как сцену в кинокартине?
      – И классную сцену, – сказал Чили.
      Он рассказал, что добыл для группы лимузин, черный, шикарный лимузин, чтобы они прибыли в «Форум», произведя впечатление крайне успешных музыкантов, подкатили прямо к афише, где под названием «Аэросмит» мелкими буквами значились и они, и въехали в служебный тоннель с 90-й стрит, специальный въезд для исполнителей и Джека Николсона. Группа выгрузилась из лимузина и хотела пройти наверх. До них долетали звуки – это «Аэросмит» разогревались и проверяли звук, и Линде захотелось при этом присутствовать, но охранник сказал – нет, наверх вам нельзя. Тут появилась Эди – Эди тоже в лимузине с Хью, Тиффани, Дереком Стоунзом и звукорежиссером Кертисом, Эди в своей черной, со змеиными разводами коже, эдаком рок-н-ролльском траурном наряде. Она заявила охраннику, что является девушкой Стивена и что если он, охранник, не боится заставлять их ошиваться в этом мерзком туннеле и тем разозлить Стивена, то пожалуйста, но она будет вынуждена поставить в известность об этом Стивена. Так они очутились наверху, где бегали взад-вперед администраторы и группа «Аэросмит» исполняла «Любовь в лифте».
      – Ты знаешь эту песню?
      – Кажется, да, – сказала Элейн, но ответ прозвучал не очень уверенно.
      – Это про то, что, и опускаясь вниз, можно чувствовать себя на седьмом небе, – сказал Чили.
      Он рассказал Элейн, что они познакомились с музыкантами ансамбля, приятные парни, с которыми легко можно найти общий язык, смотрят тебе в глаза и внимательно слушают, если говоришь дело. Эди болтала без умолку, Дерек был мрачен, Дейл больше помалкивал; они болтались за кулисами, за раздевалкой, которой еще пользовались «Рыбы», – большая гардеробная, пол покрыт ковром, складной стул перед каждой кабинкой, посередине буфет с обычным набором закусок – салаты, сырые овощи, курица, креветки, мясное ассорти, чай и вода в бутылках. Чили скрупулезно перечислял все, описывая место действия, как он его запомнил.
      Линда расспрашивала Стивена, как тот устраивается с костюмами. Он ответил: «Идем, я покажу тебе кое-какие из них», и повел ее туда, где стоял распахнутый шкаф.
      Эди все приставала к Тому Гамильтону – дескать, захватил ли он свои белые брюки. Конечно, ответил он, и они условились о партии в теннис в воскресенье в клубе «Ривьера».
      Торопыга объяснял Джои Крамеру, что использует только два барабана и пару тарелок, на что тот ответил, что удивлен, и Торопыга, естественно, обиделся и сказал, что заметил у того проблемы с темпом, когда Джои исполняет соло. «Да, – отвечал Джои, – но когда я исполняю соло, музыканты поддерживают меня. А твои что делают? Идут к себе в номера?»
      Эди все вспоминала о том, как стирала трусы для музыкантов, чем, по-видимому, она гордилась, и крутила папироски с марихуаной.
      Джо Перри поведал Чили, что во время гастролей они дважды смотрели его ленту «Поймать Лео».
      А Брэд Уитфорд поделился тем, что несколько раз регистрировался в отелях под именем Лео Дево, а однажды, для разнообразия, записался как Лари Париж – под таким псевдонимом Лео одно время скрывался.
      Линда покрутилась в одном из сценических костюмов Стивена – белом длинном пальто из льняной ткани на красной подкладке, допытываясь у Стивена: «Мне идет? Думаете, мне стоит приодеться?» Стивен ответил, что должен посмотреть ее шоу, и сказал: «По слухам, у вас все для него имеется». Кертису он сказал: «А вы как, сечете фишку? Если не сечете, то у меня для Линды припасена майка с надписью: „Выруби поганый звук“.
      Эди говорила: «Помнишь барабанную дробь, которая исполнялась только после пяти порций „Джека Дэниела“, и никак не меньше, помнишь?»
      Кертис беседовал с Джо Перри: «Я слышал, ты раз соединил левосторонний „Страт“ с грифом „Телекастера“ и со звукоснимателем „Трэвис Бин“.
      «Идея была вдарить мощный звук, – сказал Перри, – чтоб публика с мест повскакивала».
      – Ты помнишь все это слово в слово? – прервала Чили Элейн.
      – Да нет, позже я уточнил у Кертиса последнюю фразу, – ответил Чили. – Уж очень она мне понравилась – так и видишь перед собой того, кто это сказал, понимаешь, что это за тип. – Он задержал взгляд на Элейн: – А замужем ты когда-нибудь была?
      – Да, за адвокатом. У него еще пахло изо рта.
      – Я тоже был когда-то женат. Дебби так и осталась в Бруклине.
      – Я все о тебе знаю, Чил, – сказала Элейн. И он вернулся к рассказу.
      Том Гамильтон живописал Дейлу, каково это играть перед восемьюдесятью тысячами зрителей и как это раньше было, когда на сцену в тебя летели пустые бутылки. Том советовал Дейлу приглушить в аккомпанементе духовые, иначе получается лажа с темпом. Дейл кивал.
      «Помнишь, как мы оттягивались? – говорила Эди. – Включали электронику в мотеле? Прицепили к телевизору удлинитель, и когда он летел в бассейн, он все играл и играл?»
      Стивен говорил, что вспоминает об этих годах как об удивительных, потому что не перестает удивляться тому, куда это все подевалось теперь.
      «А может, и не было этого никогда», – заметил Брэд Уитфорд.
      «Чудо еще, что все мы до сих пор живы», – сказал Джо Перри.
      Стивен говорил Линде: «Ты должна постоянно идти вперед, потому что, как только тебе покажется, что можно остановиться, мода переменится и ты отстанешь. И знаешь что еще? – продолжал он. – Как только добьешься успеха, можно пойти на поводу у администраторов и рекорд-студий и побояться лишний раз рискнуть».
      «Не давай им мешать тебе забавляться», – сказал ей Джо Перри.
      А Джои Крамер поучал Торопыгу:
      «Ты силу-то не применяй. Палочки сами должны сделать свое дело».
      Чили сказал Элейн:
      – Я поделился с Томом Гамильтоном тем, что придется менять название группы, и спросил его, откуда пошло название «Аэросмит». Он ответил, что Джои Крамер где-то слышал такое название. Смысла в него они не вкладывали никакого, им просто понравилось звучание слова. Ну, о чем еще рассказать. Хью побеседовал с их бухгалтером. Я к их разговору не прислушивался, хотя, может быть, и стоило бы. И к тому, о чем Эди говорила с их костюмершей, – тоже. Помню только, что она вспоминала какого-то копа в Западной Виргинии, поделившегося с ними наркотиком, когда они не смогли его достать.
      – Похоже, Эди была в хорошем настроении, – сказала Элейн.
      – Верно, и именно она поддерживала беседу.
      – Говоришь, там и Дерек присутствовал? Мне нравится это имя – Дерек Стоунз.
      – Дерек оробел в обществе таких знаменитостей, – сказал Чили, – и потому изображал скуку. Ждал, пока они с ним заговорят. Мог бы, конечно, и сам задать им какие-то вопросы или просто послушать, как это делал Дейл, возможно, что-нибудь и почерпнул бы из разговора. Но все равно он мне нравится.
      – Ты имеешь в виду – в смысле картины?
      – Какой же еще смысл я могу иметь в виду?
      – Возможно, он способен на что-нибудь любопытное.
      – Вряд ли. Он подошел ко мне со словами: «Ну спроси меня, как тогда, спроси». Я сказал «Ладно» и повторил: «Ты что, за… ть меня вздумал?» А он и отвечает: «Если б вздумал, ты бы уже не спрашивал меня об этом». – Чили пожал плечами. – Видимо, на большее он не способен.
      – Ну а ты ему что сказал?
      – Посоветовал совершенствоваться и дальше. Бедный парень спит и видит стать звездой, красоваться на сцене перед восемьюдесятью тысячами вопящих поклонников, перед девчонками в первых рядах, демонстрирующими ему свои сиськи. Вообразил себя таким же, как все эти легенды рока, выступающим в битком набитых залах. Я и сам пожалел, что в свое время не освоил гитару и не стал рок-певцом.
      – Вместо того чтобы становиться гангстером, – сказала Элейн.
      – Лишь на немножко, – продолжал Чили. – Только чтобы испытать, каково это.
      – Ты скажешь мне когда-нибудь, как вы переименовали группу, или нет? – не выдержала Элейн.
      – На концерте с «Аэросмитом» мы решили оставить все как есть. Оставить прежнее название, то, с которым группу рекламировали по радио. Шоу уже было распродано, а это означало аудиторию как минимум в восемнадцать тысяч. И когда «Одесса» начала выступление, уже было…
      Он осекся, заметив выражение лица Элейн – взгляд ее был по-прежнему сосредоточенным, но устремлен он был на кого-то за ним. Повернувшись в кресле, он увидел ее секретаршу Джейн, говорившую кому-то в дверях:
      – Вам сюда нельзя.
      Но великан-островитянин был уже в кабинете, одетый на этот раз в светло-серый костюм и белую рубашку с ярко-красным галстуком в цвет бейсбольной биты, которую держал в руках.
      – Разреши представить тебе Элиота Вильгельма, Элейн, – сказал Чили, – о котором я тебе говорил.
      Первой мыслью Элейн было попросить Джейн вызвать охранников.
      – Как он пробрался сюда? – тихонько шепнула она Чили.
      – Как это вас пропустили сюда, Элиот? – спросил Чили.
      – Просто прошел, и все.
      – И никто не пытался вас остановить?
      – Да, наверное, они уже бегут сюда со всех ног.
      – Вы в порядке? – спросил Чили, обращаясь ко все еще маячившей в дверях Джейн. – Скажите охранникам, что мистер Вильгельм просто очень спешил, боясь опоздать на встречу.
      После секундного размышления Элейн кивнула Джейн, и та ретировалась, прикрыв за собой дверь.
      – Ну уж если пришли, так садитесь, – сказал Чили Элиоту.
      Но самоанец повел себя неожиданно, начав вертеть в руке свою ярко-красную биту, манипулируя ею, как тамбурмажор своей палочкой, и одновременно продвигаясь вправо, к телевизору, где было попросторнее.
      Элейн покосилась на Чили. Что это за комедия? Но Чили глаз не спускал с бейсбольной биты, и Элейн припомнила, что Элиотом Вильгельмом звался персонаж одного допотопного фильма сороковых годов, которого играл не то Луис Калхе-ри, не то Эдвард Арнольд. Представить себе, кого бы мог сыграть этот Элиот Вильгельм, она не могла. Разве только участника карнавала на Гавайях? Впрочем, на светлокожего негра он смахивает не меньше, чем на самоанца. Он сказал:
      – Я хочу, чтобы вы убедились, что я на многое способен – могу быть тише воды и ниже травы и забавлять детей, видите? А могу разъяриться и начать крушить все подряд! – Последнее он продемонстрировал, раскрутив биту за спиной и метнув ее в телевизор, тем самым разбив экран.
      Элейн почувствовала, как невольно подпрыгнула в своем кресле, но Чили сделал ей знак успокоиться и, повернувшись к самоанцу, сказал:
      – Такое поведение, Элиот, здесь успеха иметь не будет. – Он старался говорить максимально хладнокровнее.
      – Я обратил на себя ваше внимание? Вот и прекрасно! – сказал Элиот. – Знаете, сколько мне пришлось ждать, чтобы очутиться здесь? Считая от нашего первого разговора возле «Мартини», – две недели!
      – Это так много? – сказал Чили и перехватил испуганный взгляд Джейн, опять появившейся в дверях, который она устремила на разбитый экран телевизора. – Все в порядке, – заверил он ее. Потом, словно вспомнив что-то, сказал Джейн, все еще не сводившей глаз с телевизора: – У вас ведь найдется экземпляр «Поймать Лео»? Я имею в виду сценарий?
      Джейн взглянула на Элейн, та кивнула ей, и только после этого Джейн ответила:
      – Да, найдется.
      – Так принесите его сюда, пожалуйста. Необязательно окончательный вариант.
      Новый взгляд в сторону Элейн, новый кивок, и дверь за Джейн опять закрылась.
      – Две недели я ждал, – повторил Элиот. Чили велел ему сесть и вести себя прилично.
      – Знаете, вам придется заплатить за телевизор, – сказал он.
      – Если надо заплатить, чтобы пролезть сюда… – сказал Элиот.
      – Мы же договорились,что будем вам звонить?
      – Да, но когда?
      – Вы, конечно, извините меня за резкость, Элиот, – сказал Чили, – но не нравится мне ваше поведение, совсем не нравится. – Элейн вцепилась в ручку кресла. – Вы считаете, что у Элейн только и дел здесь что с вашей пробой? Да будет вам известно, что Элейн на студии первый человек и от нее все зависит. А вы являетесь сюда и разбиваете ее телевизор. Какого черта, Элиот, вы притащили эту биту?
      – Я всегда держу ее в машине.
      – Дайте-ка поглядеть.
      Элейн следила, как Элиот подошел к Чили и протянул ему биту. Тот взял ее за утолщенную часть и опять велел Элиоту сесть на место. Прямо в ее кабинете разворачивалась интересная сцена.
      – Но она алюминиевая.
      – Да, толстая часть легковата.
      – А почему бы вам луисвиллскую биту не приобрести?
      – Мне красные нравятся. А луисвиллские не бывают разных цветов.
      – Кто-нибудь угрожает Раджи, что вы запаслись битой в качестве оружия?
      – Нет, дружок, я просто в бейсбол поигрываю. Элейн заметила ухмылку Элиота и подумала, что и Чили наверняка ее заметил. Он спросил:
      – Вы в игре подающий или принимающий, Элиот?
      – В основном подающий.
      Вошла Джейн с экземпляром «Поймать Лео» в синей папке. Чили протянул руку, она передала ему сценарий, предварительно кинув взгляд в сторону Элейн, после чего вышла. Чили положил на стол биту. Он открыл папку и стал листать страницы, ища подходящую сцену и попутно объясняя Элейн:
      – Элиот гомосексуалист.
      – О, вот как! – вежливо сказала Элейн, включаясь в действие, которое до этого времени лишь наблюдала.
      – Он, что называется, двустволка, – уточнил Чили.
      На что Элейн сказала: «Да?», после чего сделала следующий ход, осведомившись у Элиота:
      – А в женское платье вы когда-нибудь переодеваетесь?
      – Это было бы смешно при моих габаритах, – ответил Элиот. – Вам Кейт Смит приходилось видеть? Получилось бы нечто подобное.
      – Насколько я слышал, Элиот единственный голубой среди телохранителей, – сказал Чили.
      – Немного же вы слышали, – засмеялся Элиот. – Да мы можем особый клуб организовать, если придет охота. Шикарная жизнь – гуляй себе, работы не много, если только работаешь не на голубого.
      – А что, Раджи голубой?
      – Да нет, он от этой маленькой азиатки тащится. И она для него на что угодно готова. Хоть на панель.
      – А вам на кой он сдался?
      – Чтобы с его помощью в шоу-бизнес попасть.
      – Но вы хотите в драматические артисты, а он музыкой занимается.
      – Я хочу в драматические артисты, но это вовсе не означает, что я не могу петь.
      – Что же вы будете исполнять – марши гавайских воинов?
      – Знаете, в чем ваша проблема? – сказал Элиот. – Вы считаете меня тупицей. Но единственное, что спасло вас от удара битой, это то, что до пробы мне приходится быть вежливым.
      – Покажете Элейн, как вы бровью дергаете? – осведомился Чили.
      – Я больше таким дерьмом не занимаюсь, – сказал Элиот. – Ясно?
      – Чудно. Будьте таким, какой вы есть. Я знаю, что вы неробкого десятка, – сказал Чили, – иначе не были бы телохранителем. А убивать вам приходилось?
      Элейн досчитала до шести.
      – Пришлось разок. Это когда мужик впервые поцеловал меня в губы.
      – И вы вышвырнули его из окна.
      – Рыскали в моем досье, да?
      – А как же иначе, Элиот? Конечно, рыскал. А больше случаев не было?
      – Не-а. Я ведь хотел остепениться. Но знаете, как теперь ведет себя Раджи? С ним каши не сваришь. Палец о палец для меня не ударит, если только не изменить условия.
      – Вам хочется большего?
      – И гораздо, если речь идет о доле в компании. Что-нибудь посолиднее, чтобы было на что жить, если уж стать звездой не выгорит – ни на сцене, ни звездой эстрады и экрана.
      – Вы так уверены в успехе? – сказала Элейн. – Вы уже снимались в кино?
      – Немного. Участвовал в «По следу», порно-уэстерн такой, помните? Но вся эта канитель с девками оказалась не по мне. Потом я разок индейца сыграл, голубого индейца. Ну, и еще эпизодические рольки были – входишь-выходишь. А потом я решил с этим дерьмом завязать.
      – Что ж, посмотрим, на что вы способны, – сказал Чили и передал Элиоту сценарий. – Страница восемьдесят семь, начиная с самой верхней строки. Вы Во, темная личность, беретесь за все, за что платят. Жизнь ваша проходит на улице, но для самоучки вы неплохо образованны. Ваша заветная мечта – пробиться в кино, но жизнь складывается так, что вам приходится шоферить и стать владельцем таксопарка. Если хотите, даю несколько минут на подготовку.
      – Это «Поймать Лео», – сказал Элиот. – Я видел его в кино раза три и еще раза три смотрел дома. Этот человек, я его помню. Почему вы именно эту роль для меня выбрали?
      – Вы точь-в-точь он, – сказал Чили. – Или могли бы быть им, если б повязали другой галстук. Идите сядьте на кушетку и просмотрите текст.
      Элейн глядела, как Элиот отошел от стола. Она увидела, что Чили тоже проводил его взглядом, после чего, повернувшись к ней, подмигнул с самым серьезным видом, но со смешинкой в глазах. Она знала, что смеется он не из-за Элиота, а думая о ней. Поэтому и она подмигнула ему в ответ и не смогла удержаться от улыбки. Оба они были участниками действия, партнерами по сцене. Она сказала:
      – Ты крутой парень, Чил. Тебе это известно? – и улыбнулась опять, когда он пожал плечами, на этот раз безо всякой улыбки.
      Элиот подошел к столу, сел.
      – Я готов.
      Чили велел ему начинать, и Элиот начал:
      – Я разговариваю со своим подручным в таксопарке, объясняю ему, кто я есть и почему иногда сам сажусь за баранку. Потому что люблю слушать обо всяких делишках, где что происходит, какие контракты заключают, где что украли и кто сколько заработал. Кого собираются гнать со студии взашей, потому что он испоганил сценарий, и какую сделку провернули жулики агенты. Кто получил выгодное предложение по телефону. Или слышать, как агент учит актера не стесняться убивать, если речь идет о контракте, никого не жалеть и пленных не брать.
      Элейн увидела, что он захлопнул папку со сценарием, заложив пальцем нужное место. И, глядя прямо на нее, он продолжал:
      – По субботам и воскресеньям работники студии, агенты и продюсеры с игрушечным оружием отправляются в горы возле Малибу играть в войну. Бегают по лесу, пуляют снарядами с краской друг в друга. Слышите? Рассуждают о том, что надо убивать, если речь идет о контракте, а потом вылезают и играют в войну.
      Элиот, осклабившись, взглянул на Чили.
      – Каково? И вы думаете, эта свора мне не по зубам? Да мне, братец мой, случалось убивать и по-настоящему…
      Элейн увидела, как, не выпуская сценария из рук, он откинулся на спинку кресла. На Чили она не взглянула, зная, что тот ждет первых слов от нее.
      – Его подручный, – заговорил Элиот, – хочет знать, скольких тот прикончил, и Бо говорит ему, дескать, какая разница, скольких? Одного пришил – и, значит, руки в крови. Подразумевается, что, раз убив, можешь убить и повторно. Это моя любимая сцена, из тех, где все по правде, понимаете? Я встречал людей в нашем деле, которые именно так и говорили.
      – Бывает, – сказала Элейн и, помедлив секунду, произнесла: – Очень мило, Элиот. Могу даже сказать, что вы попали в яблочко. Чил?
      – Да, вы хорошо сыграли, Элиот. И фраза «Одного пришил – и, значит, руки в крови» в вашем вкусе, правда?
      – Так человек этот думает.
      – Но и вы думаете так же, верно? Кто же убил Джо Лаза, вы или Раджи?
      Элейн перехватила взгляд Элиота, направленный на Чили, взгляд его темных, глубоко посаженных самоанских или каких бы там ни было глаз. На этот раз она успела досчитать до девяти.
      – Тут я чист, – сказал Элиот.
      Новая пауза, можно досчитать до пяти, после чего Чили сказал:
      – Ладно. Мы вызываем вас на кинопробу, – и поднялся с кресла.
      – Когда? – спросил Элиот, даже не шелохнувшись.
      – Когда услышите телефонный звонок, – сказал Чили, направляясь к двери, – и вам скажут, что с вами говорят со студии. Поглядите на меня, Элиот. А случится это тогда, когда случится.
      – На той неделе, – сказала Элейн и увидела, как тот кивнул ей. Не сказал ни слова, лишь кивнул. Она увидела, как Элиот, поднявшись, направился к Чили. Секунду он словно бы нависал над ним, после чего вышел.
 
      – Он не так уж плох, – сказала Элейн. Чили опять уселся в кресло.
      – Да, но какую роль ты могла бы ему дать?
      – В соответствии с его типажом – воплощения грубой силы или же, наоборот, нечто вопреки типажу. Я решила, что тебе он понравился.
      – Я не мог отделаться от мысли, что вот сейчас он выкинет меня в окно.
      – Ну и как ты собираешься этому помешать?
      – Пока что я удерживаю его перспективой кинопробы. Ты действительно хочешь его попробовать?
      – Это лучше, чем позволять ему громить офис. Думаешь, это он убил Джо Лаза?
      Она покосилась на оставленную на ее столе бейсбольную биту, а Чили сказал:
      – Предварительно избив его битой, которую держит в машине? Нет, не думаю. Элиот сказал, что тут он чист, и я ему верю.
      – Но почему?
      – Потому что это безопаснее, чем не верить. По-моему, Лаза кокнул Раджи, и Элиот, который далеко не так глуп, как кажется, хочет поставить нас в известность.
      – Отсюда и бита? – спросила Элейн.
      – Бита, которую он принес и оставил нам, – сказал Чили. – Я дам ее Даррилу, он отдаст ее на экспертизу, и они обнаружат на ней массу отпечатков пальцев Раджи или же, во всяком случае, несколько его отпечатков, наряду со следами, оставленными Элиотом на утолщенной ее части. Этот парень Элиот знает, что делает. Он поставил перед собой цель – если не выйдет стать звездой, взять свое в качестве бизнесмена.
      – Звездой эстрады и экрана, – сказала Элейн. – Я тут на слово «эстрада» обратила внимание.
      – Так уж говорится: «звезда эстрады и экрана».
      – А «Одесса» впервые вышла на эстраду в «Форуме». И под новым названием. Объявленные как…
      – Ничего подобного. Их объявили как «Одессу». Усилители, вся аппаратура были прекрасно отрегулированы, настроены, и группа оторвалась по полной программе. Линда исполнила «Видела на вечеринке», потом «Смену караула». А потом схватила микрофон и огорошила двенадцать тысяч зрителей – к тому времени зал еще не был полон – заявлением, что должна сообщить им новость. Она сказала, что, ввиду того что существует другая группа «Одесса», они отныне будут называться по-другому, теперь группа будет зваться… и она выкрикнула: «Линда Мун!»
      – Что ж, неплохо придумано, – сказала Элейн. – А ты как считаешь?
      – Мне нравится. Линда решила, что другое название невозможно. И сообщить об этом по-другому – также невозможно: надо сделать это перед двенадцатью тысячами зрителей. Она сказала, что чувствовала подъем похлеще, чем быть под градусом. Торопыга напомнил ей, что зал собрала вовсе не она, а «Аэросмит». И знаешь, что она ответила? «Ну и не только они!» Торопыга повернулся ко мне: «Вы только послушайте! Тяжелый случай действия ЛСД!» Я подумал, что он имеет в виду наркотик, но, оказывается, это он так сокращенно именует «Любовь к Себе, Драгоценной» – звездную болезнь солистов. Линда искренне верит, что она тут главная и все крутится вокруг нее.
      – Она права, разве не так? – сказала Элейн.
      – Это мы выясним на гастролях, – ответил Чили. После чего он отправился побеседовать с Ники Каркатерра.

      Раджи стоял возле двери своего кабинета в офисе и прислушивался. За дверью находилась приемная офиса «Кар-У-Сель-увеселение». Он услышал, как открылась и потом закрылась дверь, ведущая к лифтам, и сказал себе: «Это ушла Робин, которую я отпустил».
      Ладно. Пора действовать.
      Он открыл дверь и уже готов был шагнуть в приемную, но быстро остановился.
      Робин не ушла. В приемной находился Чили Палмер. Стоя возле стола Робин, он болтал с ней, тоже уже стоявшей. Робин стояла с сумкой – видно, собиралась уйти. Она говорила Чили, что нет, никаких пломб ей ставить не нужно, и широко улыбалась этому киношнику, демонстрируя ряд безукоризненных белоснежных зубов, видимо полагая это первым шагом к тому, чтобы продемонстрировать ему в свое время и свою белоснежную задницу. Раджи прикрыл дверь и прошелся по кабинету к своему столу из стекла, размышляя: «Что он здесь делает?»
      Пришел еще раз угрожать Ники? Предупредить, чтобы оставил Линду в покое?
      Или чтобы поговорить с ним о чем-то личном, что от него, Раджи, Ники утаил?
      Отойдя от стола, Раджи на цыпочках, именно на цыпочках, на носках своих ковбойских сапо-жек, проследовал к двери в приемную и, слегка приоткрыв ее, увидел в щель, что Чили Палмер направляется в кабинет Ники, а Робин, выйдя из-за стола, прощается и идет к выходу. Раджи услышал, как хлопнула за ней входная дверь. Свою дверь он закрыл, но с места не сдвинулся – стоял, думал.