Элейн не любила сидеть на террасе ни в «Плюще», ни вообще где бы то ни было. Им дали ближний столик слева, и Элейн сказала:
      – Если тебе неудобно сидеть спиной к залу, сядь рядом со мной.
      Чили ответил, что после выхода «Поймать Лео», когда он приходил сюда с компанией, ему всегда предоставляли центральный столик. Теперь же, когда он заказывает столик, его пихают куда подальше.
      Дело было во вторник.
      – Если картина получится, ты вырастешь в их глазах, – пообещала Элейн. – Так на чем мы остановились? Нет, сначала давай закажем спиртное.
      К тому времени, как принесли шотландское виски Элейн, а ему пива, Чили успел перечислить:
      – Понедельник. Был застрелен Томми. Вечером я встретился с Линдой. Вторник. Она связалась с участниками ее бывшего ансамбля. Я навестил Эди Афен, посоветовал ей сохранить компанию и пообещал снять на этом материале кино. Боюсь, что она мечтает стать кинозвездой. Среда. В газете напечатали мою фотографию. Придя домой, я увидел в гостиной мертвое тело и позвонил Даррилу Холмсу.
      – А ночь ты провел у Линды.
      – Верно. И ничего не произошло. Я впервые слушал ее музыку и от нее утром в четверг позвонил тебе. В пятницу я зашел к тебе на студию, продемонстрировал тебе видео и оставил си-ди-диск. Как он тебе?
      – Хороший.
      – И это все?
      – Мне понравилось. Но я остаюсь поклонницей Синатры. Ты рассказал мне о Джо Лазе. Джо и русский убиты из одного и того же пистолета. Вот это мне понравилось.
      – В пятницу же я повидался с Ники Каркатерра. В присутствии Раджи. Я посоветовал им забыть о Линде.
      – Передай мне точные слова.
      – Я сказал… что-то вроде того, что если будешь ей угрожать или попробуешь как-то обидеть… нет, я сказал: если ты осмелишься пальцем ее тронуть, то будешь до конца своих дней рвать на себе волосы. Вот так.
      – Это «вот так» – совершенно лишнее.
      – Знаю. Но так сказалось, словно где-то я уже слышал эти слова.
      – Они из «Поймать Лео». Их говорит Майкл.
      – Черт. Ты права. Я и забыл. И во время моего визита я видел Элиота, самоанца. Я боялся, что он сбросит меня в шахту лифта, потому рекомендовал ему позвонить тебе и условиться о пробе.
      – Он позвонил и оставил свой номер. Джейн сказала, что у него приятный голос.
      – Мне интересно его попробовать. Задать ему вопросы, посмотреть, как он станет отвечать на камеру.
      – Так ты теперь психологом заделался?
      – Меня не комплексы интересуют, просто я задам ему вопрос и хочу послушать, что он скажет.
      – И посмотреть, как он настучит на парня, на которого работает.
      – Ты сама сидишь сейчас как будто на тебя настучали. Ну да, он может не выдержать и что-нибудь нам поведать. Ладно. Итак, позже я встретился с Даррилом, ведущим наблюдение за русскими, пошел к ним и познакомился с парнем по фамилии Булкин.
      – Хорошая фамилия. Да, ты рассказывал о нем. Мне все еще трудно в это поверить, но, помнится, ты рассказывал.
      – Мне надо было посмотреть, не он ли пришил Томми. Я убедился, что это он, но поклясться в этом не могу.
      – Ты рассказывал и о Сине Расселе и его рэперах.
      – Расселе.
      – Ты выдумал всю эту историю с ходу, экспромтом?
      – Ага, но накануне вечером я разговорился с одним парнем в баре во «Временах года»…
      – Разве ты не с Линдой был?
      – Я провел с ней всего один вечер.
      – Ты разочаровал ее? Я имею в виду, когда ушел?
      – Да, она хотела, чтобы я остался.
      – Линда – женщина не твоего типа?
      – Кто-то хочет убить меня, Элейн. Они обнаружат меня там и откроют стрельбу… и по ошибке кокнут Торопыгу. Нет, не по ошибке – пристрелить его можно и намеренно: он действует на нервы. – Чили помолчал. – Но из него можно выжать стоящую сюжетную линию.
      – Ты не ответил на мой вопрос.
      – Да, она женщина не моего типа. Ты что, неравнодушна ко мне, Элейн?
      – Я просто поддерживаю беседу.
      – Когда это нам приходилось делать? Ведь мы можем болтать без умолку в любое время, когда только пожелаем.
      – И сейчас это так. Разговаривая друг с другом, мы не испытываем затруднений. Знаешь, что я очень давно хотела тебя спросить? Сильно ли ты переживал, когда Карен наподдала тебя?
      –  Переживал?
       – Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Был ли ты опечален, зол, обижен?
      – Более всего – удивлен. Но я справился с собой. Если ей понадобился сценарист… Возможно, это компенсация за все сцены с голыми сиськами, щипками за зад и взвизгами, которые она проделывала для Гарри.
      – Думаешь о ней?
      – Нет. Ну иногда, конечно, думаю. Но не так, как представляется тебе.
      Они сидели рядышком на скамье, так, что бедра их почти соприкасались. Чили повернулся к Элейн.
      – У тебя другая прическа.
      – Я подстриглась.
      – И накрасилась.
      – Я крашусь, когда иду куда-нибудь. Знаешь, ведь видимся мы исключительно у меня в кабинете. А вне кабинета – только в ресторане, где мы лишь приветствуем друг друга взмахом руки.
      Чили глядел на нее, и лицо его расплывалось в улыбке.
      – Ты ушла из «Юниверсал» из-за того, что они поместили тебя в здание Айвана Райтмана.
      – Ну и что? – сказала Элейн.
      – Просто это забавно, а больше ничего. Но я не удивляюсь – это в твоем ключе. – Принесли заказанное спиртное, и Чили сделал глоток пива. – Так или иначе, я разговорился с парнем в баре…
      – Во «Временах года»?
      – Ага. Я собирался переночевать у Эди, у нее там места полно, но заявились Дерек Стоунз с Тиффани. Их вышвырнули из квартиры за то, что они уронили телевизор на машину управляющего домом, с балкона телевизор сбросили.
      – Воображаю. Прямо как в кино.
      – Есть такое кино.
      – Ты прав. «Карманные деньги». Там Ньюмен роняет с балкона телевизор. Или это Ли Марвин?
      – Нет, по-моему, Ньюмен. Так или иначе, парень в баре меня узнал. Терри, не помню, как дальше, со студии «Мейврик-рекордс». У него там была встреча с одной из их артисток, популярной певицей, но какой именно – он не сказал. Мы поговорили о кино. Он видел «Поймать Лео» и был без ума от этой картины. Девушка, которую он поджидал, запаздывала, и это дало мне возможность порасспросить его о бизнесе звукозаписи. Как раскрутить артиста. Нужен ли для этого классный промоутер. Нужно ли видео. Он оказался очень приятным парнем. И между прочим обмолвился и о том, как незаконно торгуют свежими дисками популярнейших звезд – делают копию и продают потом во все страны. Вот я и использовал это в разговоре с Сином Расселом и его «Фанатами». Воскресенье – тут я отдыхал. Подремывал себе возле бассейна в отеле, читая «Спин» и «Роллинг Стоунз». Линда была занята репетицией. Я ни с одной живой душой словом не перекинулся до звонка этой крошки. Она позвонила и пришла повидаться.
      – Этой крошки? – переспросила Элейн.
 
      Раджи несколько раз уже бывал у Виты в ее доме в Венисе, в двух кварталах от набережной, на улице, где дома громоздились на разных уровнях – на холмах и в низинах. Дом Виты стоял на холме. Надо было вскарабкаться по лесенке на торце дома, и попадаешь в ее квартиру, где всюду были раскиданы подушки. На диване валялось такое множество подушек, что приходилось расчищать себе место, чтобы сесть. Подушки были и на креслах, и на полу – целая груда подушек. Красивых подушек с ярким цветастым узором. Однажды он спросил ее, почему она так любит подушки. Вита ответила, что они придают квартире уют и ненавязчивый шик. Он согласился – да, конечно, но прежде чем лечь в постель, надо эти подушки снимать. Вита сказала, что уж это-то не его забота. Было непонятно, чего она так взъелась.
      На этот раз, в воскресенье к вечеру, Раджи в своей кепочке, надетой как положено, вскарабкался по лесенке для того, чтобы задать Вите совсем другой вопрос. Он позвонил в звонок, поправил кепочку, надев ее поудобнее, и одним пальцем приподнял дужку темных очков на переносице. Дверь открылась, она стояла в проеме.
      – Фу-ты ну-ты! – воскликнула Вита.
      – В каком это смысле «фу-ты ну-ты»? Пришел повидаться с тобой, детка. Ты чудесно выглядишь. – Раджи очень понравилось розовато-оранжевое кимоно, в которое она куталась, придерживая его на груди. Раджи подумал, что под кимоно, наверное, у нее ничего нет, и сказал, что не прочь присесть и выпить что-нибудь прохладительное – стаканчик грейпфрутового сока с капелькой белого рома – Вита так чудно готовит этот напиток. Он проводил глазами Виту, отправившуюся на кухню готовить сок, так как смелости дать ему от ворот поворот у нее не хватило, устроился среди диванных подушек и задрал на кофейный столик свои «лучезе». Глядя на сапожки, он размышлял, не стоит ли приделать к ним шпоры – большие, как у ковбоя. Они так классно позванивают при ходьбе. И ногами со шпорами бить – милое дело. В комнату вошла Вита с одним стаканом для него и зажженной сигаретой с марихуаной. Она подала ему стакан с мутной желтоватой жидкостью.
      – Сядь рядом.
      Не вышло. Придвинув стул, она уселась напротив, через кофейный столик, и закинула ногу на ногу, аккуратно прикрыв кимоно свои пышные бедра.
      – Поглядите, какая паинька, – сказал Раджи. – Можно подумать, что никогда не задирала ног мужику на плечи и не визжала от восторга.
      – Ну, чтобы тебе на плечи я ноги задирала, милый мой, не дождешься. Воскресенье, значит, ты с перепоя, и тебя на клубничку потянуло. Почему это с перепоя вас всегда на клубничку тянет?
      – Уж такими нас создал Господь, девочка. Заставил мечтать о приятном, чтобы утихомирить страдание. Но я не трахаться пришел, а просто заглянул посмотреть, как ты да что. В каком ты настроении. Не нуждаешься ли в чем, пока мы простаиваем в поисках другой солистки. Какие известия от Линды?
      – Никаких.
      – Что, она опять своих деревенских рокеров сколачивает? – Он потянулся к Вите. – Дай-ка и мне курнуть.
      Она встала, чтобы угостить его сигаретой, и потом села опять со словами:
      – Уже сколотила. И в понедельник вечером они играют в зале «Марихуана».
      – Ты с ними будешь?
      – У Линды и без меня голосище дай бог. Я ей не нужна.
      – Небось она советует последовать ее примеру и бросить «Цыпочек»?
      – Мы подруги и друг другу советов не даем. Хочешь, скажу, о чем я мечтаю, чего действительно очень-очень хочу?
      – Валяй, просвети.
      – Петь бэк-вокал. Помогать какой-нибудь знаменитости, безразлично, будет ли она об этом знать или нет. Я-то знать буду.
      – Ты хорошая певица, можешь и одна петь.
      – Имей я талию в двадцать дюймов и инструмент, как у Уитни Хьюстон, тогда да. И я бы сейчас не бедствовала здесь с тобой. Я знаю, чего могу и чего хотят от меня другие, а это совпадает.
      – Ты не очень-то высоко себя ценишь, – заметил Раджи.
      – Зато и не треснусь головой о потолок.
      – Я и говорю: тебе надо понять, что для тебя выгоднее всего. Подумать и выждать. Тут важно улучить момент. Знать, когда начать действовать.
      Она посмотрела на него пристальным взглядом.
      – Ты что-то задумал? Начал новую игру?
      – Не хочешь сыграть в нее со мной на пару? – спросил Раджи.
      – Вита, – объяснил Чили, – это одна из «Цыпочек интернейшнл». Она позвонила мне – Линда сказала ей, как меня найти, – и заявила, что хотела бы со мной поговорить, для чего прийти ко мне в отель.
      – Но разговор уже состоялся по телефону, – сказала Элейн. – Зачем еще заходить?
      – Этого я не спросил. Подумал, что это что-то личное, о чем она хочет мне сказать с глазу на глаз.
      – Она хочет тебя использовать. Вопрос только – как.
      – Ты ведь ее даже не знаешь!
      – Ладно, продолжай. Так что было? Официант принес меню, которое они отбросили в сторону, заказав еще спиртного.
      – Вита приходит…
      – У тебя там что – одна комната или двойной номер?
      – Двойной, но спальня одна… Вита приходит и говорит, что к ней заходил Раджи, их бывший директор.
      – Тот самый парень, – сказала Элейн, – про которого ты думаешь, что он нанял Джо Лаза, если это не был Ники? Я мысленно уточняю действующих лиц.
      – Раджи приходит и говорит Вите, что в отношении Линды и ее ухода он не собирается предпринимать действий. Они выждут и посмотрят, получится ли у Линды с «Одессой». Вот если получится, тогда они зашевелятся, предъявят контракт.
      – И потащат тебя в суд.
      – Наверное, это он и имел в виду. Если не договорится. Раджи хочет, чтобы Вита не бросала Линду. Если у «Одессы» пойдут дела, надо постараться и ей войти в ансамбль, может быть, играть на клавишных или использовать голосовые возможности для бэк-вокала. Для Раджи важно, чтобы Вита была с ними и могла держать его в курсе всех дел группы: как проходят концерты, как принимает публика, сколько билетов продано. Раджи хочет за всем этим следить, чтобы потом подсчитать доход и потребовать свои двадцать пять процентов. Вита сказала ему, что группа никогда на это не пойдет – ведь у них трио, – а кроме того, она вообще не собирается этого делать.
      – Если не собирается, – сказала Элейн, – зачем ей было рассказывать тебе?
      – Чтобы я знал, что Раджи не примирился и строит планы. Мы поговорили. Я поинтересовался, чем она сейчас занимается. Ей, должно быть, под сорок, но можно дать меньше. Целая шапка волос, а может, это накладка, не знаю. Важно, что Вита – баба тертая. Она – как бы это выразиться? – образцовая черная певица для бэк-вокала, там, где для бэк-вокала требуется черная певица, если понятно, о чем я говорю.
      – Словом, она профессионалка.
      – И притом заслуженная. Так я ей и сказал: «С вашим опытом знаете, чем вы могли бы заниматься? Могли бы стать гастрольным администратором „Одессы“, когда они раскрутятся и начнутся гастроли». Она подумала, что я спятил. «Вы что, хотите, чтобы я стала шпионить для Раджи?» – «Нет, не для Раджи, а для меня, – сказал я. – Мне вы будете докладывать о намерениях Раджи, а ему – что группа не делает сборов». Вита клюнула: «Ага!» Идея пришлась ей по душе. Она бы согласилась, вот только как на это посмотрит Линда? Сразу же после ухода Виты я позвонил Линде, и та сказала, что придумано здорово. Она бы даже включила Биту в группу, но думает, что Торопыга на это ни за что не пойдет.
      – Он что, расист, этот Торопыга?
      – Просто мусорный и вздорный тип. Пользуется любой возможностью возразить и поступить наперекор.
      – Только чтобы вы не подумали, что он тряпка, – сказала Элейн. – Господи, как курить хочется!
      – И росточка он небольшого, – продолжал Чили, – знаете этот тип жилистого латиноса? Я тоже не возражал бы против хорошей сигары. Да, жаль, тебя не было в зале «Марихуаны» вчера. Мы курили возле клуба перед выступлением «Одессы», и тут как раз подъехали эти русские.
 
      Перед крашенным в черный цвет фасадом клуба были выставлены садовые скамейки для курильщиков, но они толпились, куря стоя, беседуя и наблюдая прохожих и машины, мелькавшие в огнях Сансет-бульвар. Они, то есть Чили, Линда, Торопыга и горстка других, тоже вышедших покурить. Над ними и над навесом, протянувшимся от дверей к тротуару, висел белый квадрат афиши со словом «Одесса». Одно слово большими буквами.
      Если кто-нибудь подходил к двери и пытался ее открыть, тот или иной из курильщиков объяснял ему, что вход за углом, со стороны Лэрраби. Или же в двери, загораживая ее своей тушей, появлялся клубный вышибала и говорил ему это же. Вышибалы были с телефонами на голове, чтобы переговариваться друг с другом. Курильщикам, когда те, накурившись, хотели войти вовнутрь, дверь они открывали.
      Линда вошла вовнутрь первой. Она казалась рассеянной и сосредоточенной в ожидании выступления. В конце концов она сказала:
      – Ну, увидимся, – и бросила сигарету. Чили остался в обществе Торопыги, ударника в безрукавке, с банданой на голове и в кожаных нарукавниках. Уход Линды был кстати. Чили надо было кое-что спросить у Торопыги.
      – Помнишь, ты рассказывал о девушке в автобусе, у нее еще младенец был?
      – Ну? – насторожился Торопыга. – И что?
      – Занятная история, – сказал Чили. – Интересно, что было потом?
      – К чему ты клонишь? Думаешь, не отвел ли я ее в отель?
      Господи, что за невозможный тип!
      – Помнится, ты говорил, что ее из дома выгнали.
      – Да, из-за цветного ребенка. Она сказала, что ее трахнул военнослужащий из Форт-Блисса. Она призналась ему, что беременна, а он ей: «Какая неудача! Меня как раз переводят в другое место».
      – Ты познакомился с ней на пути в Эль-Пасо?
      – Да, она туда направлялась парня этого разыскивать. Видишь ли, она считала, что он ей наврал, а сам никуда не уезжает.
      – Говоришь, она хотела брать уроки пения?
      – Да, пения, а еще привести себя в порядок, грудки подкачать и участвовать в конкурсе «Мисс Америка». Чтобы парень, который ее трахнул, увидел ее по телевизору, устыдился, что так подло ее бросил, и вернулся бы к ней. Мечтать, конечно, не вредно, согласен? Господи, да ее к конкурсу «Мисс Америка» близко не подпустят, и писклявый голосок не поможет!
      Торопыга перевел взгляд туда, где перед клубом появился автомобиль, туда, где кончался навес и разгружались грузовики, но говорить он все говорил – объяснял, что ей он, конечно, ничего такого не сказал, не хотел обижать девушку, пусть и дуру.
      Чили, слушая Торопыгу, все время чувствовал присутствие рядом этой машины, чьи фары ярко светились, бликуя на темном металле, но глаз на нее не поднимал. До тех пор, пока не услышал громкое:
      – «Одесса». Что это?
      Сказано это было с акцентом, заставившим Чили поднять глаза на машину – черный седан с четырьмя дверцами, марки «лексус», как и та, в которую сел Роман Булкин на аллее напротив своего фотоателье. Переднее окошко рядом с водительским местом было открыто, и в нем виднелся здоровенный блондин. Сзади, казалось, сидит лишь один пассажир, но было темно, не разглядеть, лысый он или в парике. Здоровенный блондин вылез – настоящий бычара в узком костюме, едва не лопавшемся на нем, и спортивной рубашке расцветки «вырви глаз», из тех, глядя на которые в магазине думаешь: «Неужели это кто-нибудь покупает?» Парень этот напомнил Чили Стива Мартина в комической роли «бешеного кретина» в «Субботним вечером». Он шел прямо к ним, в то время как Торопыга все плел свое – дескать, от девушки этой так воняло, что, сидя рядом с ней, он вынужден был дышать ртом, а не носом. Русский, встав напротив Чили, взглянул на афишу.
      – Могу объяснить, что такое «Одесса» и что такое не «Одесса», – сказал Чили.
      Только это он и сказал, Торопыга же моментально завелся.
      – Слушай, я, по-моему, с человеком разговариваю, чего лезешь?
      Русский посмотрел в его сторону не то с удивлением, не то смущенно. Он сказал:
      – Я только хотел узнать, что такое «Одесса», – и, отойдя к стоявшим рядом, начал допытываться уже у них, что такое «Одесса».
      – Подумать только! Говнюк иностранный! «Я ТОЛКО ХАТЭЛ УСНАТ, ШТО ТАКОЭ АДЕСА».
      Чили глядел на «лексус», черный лак которого отражал огни Сансет-бульвар, а Торопыга все пыхтел, как паровоз:
      – Знаешь, что мне надо было ему сказать? Знаешь?…
      Он осекся, так как блондин опять прошел мимо него, возвращаясь к машине. Чили увидел, как заднее стекло поползло вниз. Блондин наклонился к окошку, о чем-то переговорив с сидевшим сзади человеком, после чего опять сел на свое место рядом с водителем. Окошко осталось открытым, и в нем показались теперь голова и плечи мужчины.
      – Надо было мне сказать ему, что это город такой в Западном Техасе, откуда и пошло наше название. Совсем уж его запутать.
      А вот в окошке появилась рука – большой палец поднят, указательный наставлен на Чили.
      Чили подошел к машине, к Роману Булкину, глядевшему на него своими заплывшими глазами. Подняв руку, изображавшую пистолет, Роман целился теперь прямо в лицо Чили.
      – Хлоп – и ты покойник! – негромко рыкнул он. – Дело лишь в сроках, верно?
      Машина отъехала под неумолчное Торопыгино:
      – Никогда не слыхал об Одессе? Господи, да откуда ты взялся такой?
      – Так что теперь я только и поглядываю по сторонам, – сказал Чили, – до тех пор, пока либо Даррил не сцапает этого русского, либо я не натравлю на них «Фанатов Роупа».
      Элейн маленькими глотками тянула виски.
      – Вот тут я не понимаю, – сказала она. – Какова функция этого Рассела?
      – Рассела. Он до часу дня не берет трубку, так что я с ним еще не говорил. Думаю, что все произойдет сегодня или завтра.
      – Что произойдет?
      – Син поручит явиться за своими тремя сотнями «косых».
      – Погоди. Разве у русского они и вправду есть?
      – Я же объяснил тебе, Элейн, что все это выдумки – незаконная торговля дисками и прочее. Объяснил? Нет, денег этих у русского нет. И вообще их нет. Но коль скоро Син думает иначе… Знаешь, кого мне напоминает акцент этого русского?
      – Акима Тамирова, – сказала Элейн. – Но на что ты надеешься, громоздя одну проблему на другую?
      – Что этим разрешу как ту, так и другую.
      – Но ты ведь толкаешь Рассела на преступление…
      – Ему не привыкать, Элейн. Эти рэперы с их судимостями – дурные мальчики. Когда-нибудь они так или иначе преступят закон, с чьей-либо помощью или самостоятельно. Тяга к преступлениям у них в крови, как у рецидивистов. Я почти уверен, что Томми платил им гонорар единственно потому, что побаивался не платить. Если я скину их с плеч, натравив на русских, а также на Раджи и Ники, я смогу сосредоточить свои усилия на «Одессе». Теперь о кино. Так станет Линда звездой или нет?
      – Как прошел вчерашний концерт?
      – С оглушительным успехом. Линда публику покорила, а был полный зал, почти двести человек. Вчера в «Марихуане» группа играла скорее рок, чем кантри. Торопыга был в ударе, бил как бешеный в два своих барабана. Глядя на него, думалось: «Да, этот и впрямь может быть настоящим Гонсалесом!» Когда-нибудь я все-таки наберусь храбрости и спрошу его, почему он не подкупит себе еще инструментов. А потом мы пили пиво в баре, и я опять вернулся к расспросам о девушке в автобусе, спросил его то, чего так и не понял – чем она собиралась платить за уроки пения.
      – И за операцию на сиськах, – сказала Элейн.
      – Она говорила, что подастся в проститутки, – сказал Торопыга. И добавил: – Ну, если так хочется…
      – В каком смысле «может быть настоящим Гонсалесом»? – спросила Элейн.
      – Есть такой бородатый анекдот, – сказал Чили. – Не слишком смешной. Но если говорить о вчерашней публике, то присутствовало много деятелей музыкального бизнеса. Их Хью пригласил. После концерта Линда сказала, что там был один тип из музыкального издательства, кинопродюсер – она забыла фамилию, – и двое людей из фирмы «Искусство» дали ей свои визитки и выразили желание побеседовать с ней. Одно выступление – и она нарасхват.
      – Она сказала им о контракте с «БНБ»?
      – Ну, конкретно о договоре и речи не было. Мы с ней все это обсудили и договорились на пятнадцати или двадцати процентах для меня в качестве директора и, так как все расходы понесу я, на половине прав на публикацию ее песен. Хью был занят и не успел подготовить письменный контракт. Он заделывал с агентом трехнедельные гастроли.
      – Тебя это не волнует?
      Элейн так произнесла эти слова, будто ее как раз это взволновало.
      – Не беспокоюсь ли я, – сказал Чили, – что она может подписать контракт с кем-нибудь еще? Нет. Сказать по правде, я об этом не слишком задумывался.
      – Она на это не решится, верно? Помня, сколько ты сделал для нее.
      – Не думаю, чтобы она пошла на такое ради денег, – сказал Чили. – Но бизнес есть бизнес, и как можно ручаться?

      Срок назначили в среду.
      Чили сказал Сину Расселу:
      – Я буду возле торгового центра не позже половины шестого. Ты с парнями будешь дальше по улице, неподалеку от их клуба на Кресент-Хайтс. Как только я увижу, что они выходят из ателье, я звоню, чтобы подать вам первый сигнал. Говорю: «Русские идут! Русские идут!»
      Разговор этот происходил в ту же среду, утром, по телефону.
      Если бы в голосе Сина прозвучали нотки понимания, Чили собирался сказать:
      – Только не посчитай, что я русскую субмарину имею в виду.
      Но собеседник его сказал лишь:
      – Значит, это будет первым сигналом, да? После чего Чили продолжал знакомить его с планом:
      – Я жду, пока из ателье выйдет последний и проследует в клуб. Я – за ним. Когда ты увидишь, как я проеду мимо, это будет значить, что все русские в клубе и можно нагрянуть.
      Син спросил:
      – А ты где будешь?
      – Если я проеду мимо, значит, буду в машине.
      – А поедешь куда?
      – Не знаю. Домой, наверное.
      – Я-то тебя за знаменитого П. М. Ж. держал! А ты в кусты.
      – Дело это – твоя забота, не моя. Я с этого ничего не буду иметь.
      – Мы вот как собираемся сделать, – сказал Син. – Встретиться в торговом центре. Те выходят, мы едем за ними в клуб. Я в твоей машине, и мы едем впереди.
      – Сколько всего машин? – осведомился Чили.
      – Твоя и еще две-три.
      – В торговом центре всегда полно народу, – сказал Чили. – Толчея. И всегда трудно припарковаться. Таким количеством машин мы не сможем держаться вместе.
      – Я паркуюсь там, где мне нужно, – сказал Син. – Да хоть бы и на стоянке для инвалидов. Там всегда есть место.
      – Да, но стоянка эта слишком близко от фотоателье. Они нас засекут. А меня они знают.
      – Слушай, друг, ты сказал это так, словно не хочешь быть со мной заодно. Понимаешь, ты мне нужен как свидетель и потерпевшая сторона, чтобы указать на того, кто украл деньги у компании. А мы будем якобы полиция, снимающая показания.
      – Ну, этого они не потерпят, – сказал Чили. – Копов они не уважают.
      – Да кто их уважает-то? – сказал Син.
      – Я хочу сказать, они их на дух не выносят. Когда они все притащатся, Син, и ты им заявишь, что ты коп, они устроят настоящий погром.
      – Я сказал тебе, как мы собираемся это сделать, – проговорил Син.
 
      В шесть часов с минутами Раджи ждал, стоя в темноте возле сотого номера по Уилшир-бульвар. Он ходил взад-вперед и даже притопывал в своих сапожках, но шпоры все никак не звенели как должно. Наконец, ну наконец-то, в конце бульвара показалась машина и, быстро развернувшись, подкатила к Раджи.
      – Ты знаешь, сколько я прождал тебя?
      «Вот дурак, шпоры нацепил» – сразу же углядел обновку Элиот. Он мог бы вмазать Раджи, напомнить, по скольку часов сам обычно ждал, погибая с тоски, этого щеголя-недомерку, но он лишь сказал:
      – Мне надо было забрать одну вещь.
      – Тебе надо было менязабрать, а вовсе не вещь.
      – Забрать костюм, который я купил.
      – Зачем это тебе костюм понадобился?
      – Для кинопробы.
      – Ох-ох! Это тебе Чили Палмер сказал?
      – Нет. Дама со студии «Тауэр». Сказала, что они мне позвонят.
      – Ясно. Не звоните, мы сами вам позвоним, чтобы сообщить о дне, когда будем пробовать самоанцев ростом под потолок и педерастов-ниггеров! Ты что, не видишь, что эта сволочь делает? Как он пытается тебя обкрутить? И восстановить против меня? Испугался, что я тебя на него напущу! Прикажу – оторви мерзавцу голову и без нее не возвращайся! Понял, что я говорю? Он в штаны наложил, представляя, что я могу с ним сделать. Черт, придется теперь действовать самому!
      – Та дама сказала, что мне надо будет прочесть кусок из сценария.
      – А ты и поверил? Что за дама такая?
      – Я фамилии не разобрал.
      – Да она сказала тебе то, что Чили Палмер велел ей сказать! Неужели сам не видишь? Господи, тип этот так достал меня, что уж не знаю, вытерплю ли еще хоть немного. Да я с самого начала в этом сомневался. Ники говорит: давай выждем, посмотрим, раскрутится ли Линда. Я, конечно, согласился: ладно, давай выждем. Но внутренне я был против. Понимаешь?
      Откинув волосы со лба, Элиот воззрился на Раджи.
      – Я думал, выждать – это ваша идея.
      – Эй, ты за дорогой следи!
      Раджи склонился к радиоприемнику, передававшему поп-музыку.
      – Никогда тебе этого не говорил! Ники так это расписывал, знаешь, как он умеет зубы заговаривать? Ну, я и не возражал.