Глава 3

Говорили, будто отец Билла Мартина в двадцатые годы нагнал сто пятьдесят бочонков высокосортного бурбона и спрятал для вызревания на целых десять лет.

Ходили слухи, будто он давно это задумал, потому как за три или четыре года до того купил дубовые бочонки. Он купил их раньше, чем вступила в силу восемнадцатая поправка. Высказывались всяческие предположения. Полагали, что Джон Мартин припрятал виски как своего рода страховку на черный день, потому как все знали: вкладывать сбережения в облигации государственного Займа свободы, выпущенные в годы Первой мировой войны, он не собирается. А зачем? Не желает он помогать президенту, который упек сына в армию и соблазнил там остаться после окончания войны. Ничего от него эта говенная власть не получит! Но кое-что он сыну оставит... Когда Биллу однажды надоест маршировать, осточертеет игра в солдатики, у него будет нечто гораздо более ценное, чем какие-то облигации.

Может, старый Мартин припрятал виски, а может, и нет! Всем было известно, что Джон Мартин, Эрон и дальний родственник Эрона целый год провели возле трех самогонных аппаратов. Дымок, курившийся над соснами на усадьбе Мартина, все видели. Но знали и другое – в то время он продал не более двух-трех дюжин полугаллонных бутылей бурбона.

Людям все известно! Старик Мартин виски спрятал... Наверное, где-нибудь в заброшенной шахте. Пока гнал самогон, он и про уголек не забывал... Наверняка облюбовал тайник, где и спрятал бочонки. Именно в шахте он и погиб. Последняя причуда загадочной истории... Его завалило породой, и он скончался от удушья. Не прошло и двух месяцев после возвращения Билла из армии, когда случилась эта трагедия.

Шериф Бэйлор многое рассказал Фрэнку Лонгу в ресторане отеля "Камберленд" в воскресенье около полудня.

Элмер Бэйлор сначала смотрел, как Лонг уплетает яичницу с беконом и кукурузной лепешкой, наконец не утерпел, подозвал Лайлу Холбрук и заказал себе то же самое и чашку горячего кофе.

– Я хочу, чтобы вы все это поняли, – подвел итог шериф Бэйлор и замолчал.

– Что все? – Лонг перестал жевать.

– Все! Живет себе человек. У него ферма и хорошая семья. Сын женат, помогает на ферме. Есть две дочери. Обе замужем, живут в Теннесси. Все идет просто прекрасно, и вдруг война... В одна тысяча восемнадцатом году Билла призывают в армию. На следующий год жена Билла Элизабет и его мать умирают от "испанки". Одна за другой, с перерывом в неделю. Билл продолжает службу в армии, а его отец остается один.

Фрэнк Лонг вытер губы салфеткой.

– Я все понял, – сказал он. – Все ясно.

– Я хочу еще кое-что добавить. – Шериф Бэйлор отхлебнул кофе. – Все эти годы его отец трудился не покладая рук и все надеялся...

– А Билл тем временем не особенно напрягался в инженерных войсках...

Похоже, этот Лонг так ничего и не понял! Бэйлор почти потерял терпение, но все же продолжал:

– У Билла были свои резоны оставаться в армии. Ему не хотелось возвращаться в опустевший дом.

– Он никогда не рассказывал о жене...

– Он вообще не из болтливых, – вздохнул шериф Бэйлор. – Вот такой он! И отец у него был такой же. Собственно, я сейчас пытаюсь вам втолковать вот что. Все, во что отец Билла вложил столько трудов, никому другому не принадлежит. Старик гнал бурбон, чтобы продать его. Либо оставить сыну. Либо выпить все самому, если появится такое желание. Возможно, именно так он и поступил.

– А вы, оказывается, не только шериф, а еще и теоретик.

– А вы, похоже, чересчур практичный контролер!.. А что, если они давным-давно вообще все продали?

– Сто пятьдесят бочонков-то?

– Ну и что? Может, они заплатили кое-кому и отправили бочонки по железной дороге, скажем, в товарняке с углем. Глядишь, а виски уже где-то на складе в Кливленде, а то и в Огайо...

– Не продали они его, – отрубил Лонг. – Десять лет – это самый срок для вызревания. Если и настала пора продать бурбон, то только теперь...

Шериф Бэйлор, выдавив из себя смешок, покачал головой. Сверкнула оправа из нержавейки:

– Пожалуй, в виски вы не больно-то смыслите. Какая разница – пять лет или десять?

– Может, и никакой, но раз покупатель верит, что бурбон десятилетней выдержки лучше, он и платит за выдержку.

– Ну ладно! – сказал Элмер Бэйлор. – Мы этого виски не видели. Пытались, правда, некоторые его разыскать. Поймите меня правильно – это была как бы игра такая.

Горячо, холодно... Никто не помышлял о том, чтобы бурбон украсть. Поскольку он принадлежит Биллу. Ему одному... Наши дотошные следопыты неделями рыскали по земле Билла Мартина, но так и не нашли ни одного бочонка из тех будто бы ста пятидесяти...

– Значит, не там искали! – подвел итог Фрэнк Лонг. Очистив тарелку с помощью кусочка кукурузной лепешки, отправил его в рот. – А возможно, и нашли, да никому не сообщили.

– Уж я бы знал! – сказал Элмер Бэйлор.

– Сдается мне, вы надумали развлекать меня разговорами...

Помедлив, шериф Бэйлор решил зайти с другой стороны.

– Говорите, вы его друг? – вскинул он бровь.

– Если он не против, что я на службе у исполнительной власти...

– Допустим. Но если вы его друг, зачем доносить на него?

– Наверху и так знают. – Лонг перехватил пристальный взгляд шерифа и добавил: – Если здесь об этом знает сотня людей, значит, и до Франкфорта слухи докатились.

– Так вы утверждаете, будто федеральные власти знают о виски Билла Мартина? А вас, стало быть, прислали, чтобы вы его нашли?

– Именно так.

– Позвольте поинтересоваться, что вы собираетесь доложить своему начальству?

– Я ведь еще ничего не нашел, так что и докладывать нечего.

– А вы скажите, что все это просто выдумки. Я вам серьезно советую.

Лонг цыкнул зубом, достал из нагрудного кармана сигару и откусил кончик:

– Мистер Бэйлор, помнится, вы говорили, будто стоите на страже закона.

– А вы, помнится, – нашелся шериф, – говорили, что это не повод перестать ценить радости жизни. Ладно, вот о чем я еще хотел сказать, – продолжал он. – Здешние жители соорудили самогонные аппараты в прошлом веке и уже более ста лет гонят бурбон. У нас считают: кто возделывает землю, выращивает кукурузу, тому не след указывать, что делать. Получается, есть можно, а пить – ни-ни? Дудки! Вот что мы думаем о "сухом законе"...

– Прискорбно слышать, – бойко парировал Фрэнк Лонг. – А ведь я имею полное право ожидать от вас содействия. Я наделен полномочиями привлечь для оказания помощи столько народу, сколько мне потребуется.

– Попробуйте! Увидите, сколько получите...

– Не знаю, не знаю. – Лонг закурил сигару и медленно выпустил дым. – Думается, все же удастся заставить кое-кого из местных самогонщиков помогать мне.

– Кое-кого, может, и заставите... Возможно, Блэкуэллы либо Стамперы согласятся... – Бэйлор посмотрел на Лонга в упор.

– Все равно! Лишь бы гнали...

– Хотел бы я присутствовать при том, как вы их об этом попросите.

– Уважаемый шериф, – сказал Лонг, – вы, оказывается, ничего не поняли. Просить я не собираюсь. Прикажу, да и все. Поставлю перед выбором, как говорится. Либо они помогут мне отыскать бурбон Билла Мартина, либо я начну громить их самогонные аппараты.

– Мистер Лонг, у вас дырявая память. Вспомните-ка вчерашний вечер! Как только Билл сказал, зачем вы приехали, некоторые из наших готовы были вас пристрелить на месте.

Тут мистеру Бэйлору пришлось замолчать, потому что Лайла Холбрук принесла ему яичницу. Он пожалел, что пожадничал, так как есть не хотелось.

Фрэнк Лонг улыбнулся Лайле. Когда та спросила, не желает ли он что-нибудь еще, покачал головой.

Лайла Холбрук ушла, и тогда Элмер Бэйлор продолжил:

– Подумайте над моими словами. Ведь вчера я вас спас. Если бы не я, они бы вас пристрелили. Либо загнали бы голышом в лес. И это факт!

– Они видели, что я при оружии, – возразил Лонг, – и поняли, что я за себя постоять сумею.

– Мистер Лонг, хоть вам гонору и не занимать, надо отдать вам должное, однако сомневаюсь, что у вас получится разгромить самогонные аппараты в одиночку.

– Позвоню во Франкфорт, пришлют подмогу, – подмигнул Лонг.

– Скажите, – шериф Бэйлор посмотрел ему прямо в глаза, – вам-то что за выгода? Жалованья прибавят? Пятерку в месяц? А может, начальство оценит, какой вы ловкач, и вас в должности повысят?

– А что, было бы неплохо!

– Н-да! А давайте прикинем... Сто пятьдесят бочонков по тридцать галлонов каждый – это...

– Четыре тысячи пятьсот галлонов виски. Я давно подсчитал...

– Если по пятерке за галлон... – Шериф Бэйлор задумался. – Двадцать две штуки баксов. Правильно?

– Немного больше...

– А с помощью спекулянтов, то есть бутлегеров, можно выручить... по-моему... сто двадцать с чем-то штук. У вас такая цифра получилась?

– Нет! – Лонг покачал головой. – Если я найду виски... Если вылить виски в канаву, получится ноль.

– И вам это доставит удовольствие? – Шериф закипал. – Послушайте, какие резоны заставили вас пойти на такую работу?

– Давайте закругляться! К чему этот допрос?

– А если честные, простые парни останутся без средств к существованию? Если их дети будут голодать? Хотите вырвать у них кусок хлеба изо рта? Так, что ли? А ведь все эти самогонщики – по большому счету трудяги. Но случилось весеннее половодье... ливень... оползни...

– Я об этом знаю... И вообще вы меня утомили!

В ресторан вошла миссис Лайонс. Фрэнк Лонг перевел на нее взгляд и улыбнулся. Потом задумчиво произнес:

– Очаровательная женщина эта миссис Лайонс.

Шериф отодвинул тарелку с остывшей яичницей. Есть он не хотел.

Фрэнк Лонг вскочил.

– А теперь извините меня, – сказал он и вышел из ресторана.

Лоуэлл Холбрук вытряхивал в вестибюле пепельницы и убирал со столиков оставленные газеты. Он поменялся сменами с дневным коридорным – у того возникли какие-то срочные дела. Если бы он не поменялся, не находился бы сейчас в холле и не увидел Фрэнка Лонга, который шагал прямо к нему. Лоуэлл не знал, что предпринять. Говорить с Лонгом ему не хотелось. Он опасался, вдруг от волнения ляпнет что-нибудь не то. Притворяться, будто не заметил Лонга, было уже поздно.

Фрэнк Лонг подошел к нему и сказал:

– Минуту назад я видел миссис Лайонс, и у меня к ней вопрос...

– Она ушла, – ответил Лоуэлл.

– Что значит "ушла"?

– Неважно себя чувствует. Ушла домой пораньше.

– Разве она не в отеле живет?

– Нет, сэр, не в отеле. Раньше жила, а потом сняла себе в аренду домик.

Странно, совсем не хочется быть вежливым и говорить "сэр". Просто язык не поворачивается...

– Ты сказал "сняла себе в аренду"... Разве она живет одна, не с мужем?

– Нет, не с мужем. – Ну вот! Опять... – По-моему, муж у нее умер.

– О господи! – произнес мистер Лонг. Покачав головой, он повернулся и пошел к выходу.

Лоуэлл подошел к окну возле входной двери и выглянул на улицу. Лонг садился в машину.

Куда это он? Наверняка что-то задумал. Что?

Утром Лоуэлл дождался, когда в офисе отеля никого не стало, позвонил мистеру Бэйлору и рассказал о винтовке системы "Браунинг" в чемодане Фрэнка Лонга и о том, что, по его словам, она нужна ему для охоты.

– Значит, так оно и есть, – заметил мистер Бэйлор.

– А разве иметь такую винтовку не противозаконно?

– Нет, если закон представляешь ты сам.

Потом мистер Бэйлор сказал, что Фрэнк Лонг на службе у федеральных властей и об этом очень скоро все узнают.

– Но о винтовке, Лоуэлл, никто ничего знать не должен. Договорились?

Со своего наблюдательного пункта возле входной двери Лоуэлл увидел, что Фрэнк Лонг включил зажигание и поехал следом за миссис Лайонс.

Лоуэлл представил себе автоматическую винтовку Браунинга. А что, если?.. Скажем, он поднимется в номер 205, открывает дверь запасным ключом, берет чемодан, выходит...

А дальше?

А что, если?.. Скажем, он спускается по лестнице с чемоданом, и в этот момент в отель входит Фрэнк Лонг и видит его... Уф-ф!..

Нет, о некоторых вещах мечтать, конечно, не вредно, но ни один человек с мозгами никогда не сделает ничего такого в реальной жизни!

Фрэнк Лонг догнал миссис Лайонс кварталах в трех от отеля. Она спокойно шла по улице. Посмотрела на свое отражение в витрине магазина и не спеша двинулась дальше, в сторону перекрестка.

Воздух, казалось, загустел от жары. Солнечный свет ослеплял.

Шикарная женщина! И мужа нет... Должно быть, скучает без мужской ласки. А какая походка!

Фрэнк Лонг следил, как она переходит улицу, потом слегка прибавил газу, поравнялся с ней и притормозил.

– Миссис Лайонс? – окликнул он ее. Она не сразу его узнала. – Прошу в машину, я вас подвезу.

– Благодарю вас! – У нее на губах заиграла приветливая улыбка. – Я уже почти пришла.

– Что вы говорите?! Прошу прощения, но я не вижу никаких домов.

– Видите там, подальше, церковь? Я живу прямо за ней, на холме. Скажите... – В интонации настоящей леди послышалась нотка удивления. – Откуда вы знаете, куда я иду?

– Я так понял. Вы, кажется, неважно себя чувствуете?

– Да нет! Я просто немного устала.

– Тогда садитесь в машину, я вас довезу.

– Спасибо... Думаю, воздух и солнце мне не повредят...

– Вам очень к лицу загар. По-моему, вам идет лето, – улыбнулся Фрэнк Лонг.

– Благодарю за комплимент! Вы очень любезны! – Кей Лайонс вернула улыбку и пошла дальше.

За спиной взревел мотор. Она не оглянулась. Она шла размеренной походкой. Она не прибавляла шаг и не оборачивалась, пока не дошла до угла.

Вот наглец, он едет следом!

Она повернула за угол, перешла дорогу у церкви и зашагала вверх мимо церковного дворика и кладбища.

Ах какой! Разве так можно? Решил выяснить, где она живет. Что тут поделаешь? Если он постучит в дверь, она не откроет. Она устала. И вообще надоело быть приветливой хозяйкой, надоело улыбаться заезжим коммивояжерам, железнодорожникам, лесоторговцам в заляпанных грязью высоких ботинках...

Всем!

Если она не улыбается, если у нее в глазах не мелькают искорки веселья, если иногда она позволяет себе сбросить маску вежливости и остается сама собой, все начинают гадать, уж не заболела ли она...

И вообще она давно живет с ощущением, будто жизнь ускользает между пальцев, как песок.

Совсем недавно она была маленькой девочкой. Кей Уортман – застенчивая худышка. Озорной кузен Вирджил не давал ей проходу...

В школе она – лучшая ученица. Потом она староста выпускного класса.

Спустя три года она уже юная леди, элегантно одетая, изящная...

Когда познакомилась с Элвином Лайонсом, она была заместителем управляющего отелем. Элвин раз в месяц проезжал по делам через Марлетт. Чемодан у него был набит лекарствами и аптекарскими товарами. Тринадцать свиданий до помолвки, еще одиннадцать до свадьбы. Они венчались в баптистской церкви. Она покинула Марлетт замужней дамой.

Следующие пять лет в Луисвилле. Дом на две семьи из красного кирпича вспоминался ей почему-то всегда в дождливую осеннюю пору.

Гараж, пустующий всю неделю, пока Элвин разъезжает с заказами...

Повсюду книги – на журнальном столике, на прикроватной тумбочке...

Кинотеатр "Ритц" в трех кварталах от дома.

Пятница... Усталый Элвин возвращается домой. Перед тем как снять шляпу и пальто – грустная улыбка и поцелуй...

Утро субботы... Элвин занимается в гостиной... Заочный курс бизнеса...

Понедельник... Элвин уезжает еще затемно. Так было и в тот, последний раз...

Она нашла его в душной темноте гаража. Он лежал под работающей выхлопной трубой – двойные гаражные двери заклинило.

У нее иногда возникает желание закричать на кладбище в голос: зачем, ну зачем он это сделал? Зачем заставлял ее верить, что все в порядке, что все будет хорошо? Зачем отнял у нее шесть лет жизни, а потом покончил с собой?

Теперь она управляет отелем.

Но годы идут, ей уже тридцать один. Что дальше? Всю жизнь весело и расторопно обслуживать постояльцев? Делать карьеру? Может, стать председателем окружного управления гостиничным хозяйством?

Это все не для нее. Хочется, чтобы кто-то позаботился и о ней. Кто-то чуткий и отзывчивый, как и она сама. Кто-то, на кого можно опереться, кому можно довериться...

Да и знать, что он всегда рядом. Кажется, так просто! Но оказывается, так трудно встретить своего мужчину! Между прочим, есть разные мужчины и женщины. У одних чувства обострены и утончены, и они хранят впечатления глубоко и долго. Другие подобны алмазу – на них не сделаешь и царапины. А третьи как вода – для них все проходит бесследно.

Дом, который она сняла за тридцать пять долларов в месяц, был, на первый взгляд, несколько нелепый. Серый, вытянутый в длину, со строгими, без украшений окнами, доходившими до самого пола на первом этаже, и просторным балконом, опоясывавшим второй этаж – мансарду. На балконе стояли кресла-качалки, защищенные от солнца навесом.

Перед домом ярко зеленела лужайка. Живая изгородь из высокого, ровно подстриженного кустарника окружала дом со всех сторон.

В комнатах, обставленных сообразно ее представлению о современном интерьере и любви к ярким краскам, преобладали ярко-желтые, сиреневые, малиновые тона, зеленый кобальт, но использованы они были со вкусом и образовывали приятное единое целое. Торшеры и бра располагались так, чтобы вечером свет ламп усиливал игру красок – одни места были высвечены, другие тонули в тени. Таким путем Кей стремилась создать в одной какой-либо комнате целую гамму настроений.

Кей вошла в дом через парадную дверь. При виде Билла Мартина, сидевшего в мягком кресле, она ничем не выдала удивления либо испуга. Однако, прежде чем заговорить, плотно прикрыла за собой дверь.

– Боже, как ты меня напугал! Я не заметила твоего грузовичка.

Билл положил газету:

– Он под навесом. А ты сегодня рано. Между прочим, прекрасно выглядишь, ослепляешь... На тебя без темных очков смотреть нельзя!

Кей засмеялась.

– Я не видела твоего лица из-за газеты, – сказала она, – и у меня, сама не знаю почему, возникло странное чувство, будто это не ты, а кто-то другой.

– Хорошенькое дело! Признавайся, кому еще ты давала ключ от своего дома?

– Не смейся. Чувство ужасное!

– Я прихватил с собой бутылку виски. Не хочешь расслабиться?

– Знаешь, он следил за мной, – произнесла Кей вполголоса. – Фрэнк Лонг...

Билл поднялся и подошел к окну. Сдвинув штору, выглянул на улицу.

– Похоже, ты уже знаешь, кто он такой, – заметил Билл. – И о вчерашнем вечере тебе тоже известно.

– Сегодня утром в вестибюле отеля об этом судачили даже те, кто тебя в глаза не видел.

– А здорово я всех расшевелил? – Билл подошел к другому окну, откуда просматривалась дорога.

Говорят, будто он заставил шерифа Бэйлора и его понятых перевернуть вверх дном твой дом в поисках самогонного аппарата.

– Никакой машины не вижу... – буркнул Билл.

– Рядом он, – сказала Кей, – где-то неподалеку... Предлагал подбросить меня до дома.

– Какая у него машина?

– Не знаю. Вроде бы "форд". Он остановил меня на улице...

Билл хмыкнул:

– Дело ясное, что дело темное! Он на тебя глаз положил...

– Перед тем как мне уйти, я заглянула в ресторан. Он сидел там вместе с шерифом Бэйлором, и они о чем-то довольно оживленно беседовали.

– А ты с Фрэнком говорила?

– Нет, не говорила. Только вчера вечером, когда он приехал, да вот еще четверть часа назад.

– Он говорил тебе, что знает меня?

– Нет, не говорил. Я слышала утром, что вы служили в одной части.

– Закадычными друзьями мы не были, но иногда удирали в самоволку и вмазывали... – Билл покачал головой. – Мне и раньше случалось прилично закладывать за воротник в компании с кем-либо, но язык у меня не развязывался. А вот ему я проболтался! Как по-твоему, зачем я ему все выложил?

– Не знаю. Может, почувствовал к нему доверие?

– Никаких оснований для этого у меня не было. Да и симпатии особой я к нему не испытывал. А вот поди ж ты – выложил ему все как есть, ему одному.

– Мне ты тоже рассказал.

– Ты и так знала! Как и все местные...

– Но я никогда не придавала этому значения, – вздохнула Кей. – До сегодняшнего дня...

Билл встал вполоборота к окну:

– Слушай, Кей, почему бы нам слегка не расслабиться?

– А вдруг он заявится?

Билл притянул ее к себе, обвил рукой за талию:

– Заявится... Пусть попробует!

– Мне открыть ему дверь?

– Давай не будем о нем! – поморщился он. – Пойду налью нам выпить.

– Только мне разбавь побольше, может, мне станет спокойнее, а то в душе какой-то вибр...

– Именно это я и имел в виду!

– В холодильнике бутылка лимонада.

Билл потерся носом о мочку ее уха, поцеловал в щеку.

– Нам совершенно не о чем беспокоиться! Абсолютно не о чем.

Кей медленно перевела дыхание. Билл еще раз нежно поцеловал ее, держа ее лицо в ладонях.

На кухне он разлил виски в два высоких стакана. Порцию Кей разбавил лимонадом. Свою сразу выпил и снова наполнил стакан до половины. Потом умылся над раковиной, мокрыми руками пригладил волосы и вытерся посудным полотенцем. Не выпить ли еще? Подумал и отпил прямо из бутылки. Так ему показалось вкуснее. Странно, но так и есть! По телу начала разливаться теплота, и ему стало хорошо.

Все утро он чувствовал себя бодрее и увереннее, чем всегда. Может, он расскажет об этом Кей. А возможно, она сама заметит. Но если она спросил, в чем причина, он вряд ли сумеет объяснить.

Похоже, причина – Фрэнк Лонг. Не появись Фрэнк, как чертик из табакерки, он так и жил бы себе дальше. Улыбался, не разжимая губ, не отвечал на грубости, был вежлив с теми, кто этого вовсе не заслуживает! Может, частично тут есть заслуга и Бада Блэкуэлла. Своими намеками – мол, у Джона Мартина бурбон от ослиной мочи не отличишь – довел его до белого каления. Но лишь при виде Фрэнка Лонга он убрал с лица маску безразличия и вслух произнес то, что долгие годы таил внутри себя.

Сейчас ему хорошо, потому как больше не надо опасаться лишний раз открыть рот. В присутствии более двадцати свидетелей и Фрэнка Лонга он признал: его отец действительно изготовил сто пятьдесят бочонков виски и припрятал их. Мало ли чего раньше болтали? Или хотя бы догадывались? Это все не в счет. Теперь он признал факт существования виски десятилетней выдержки официально.

Да, все именно так! И больше нечего ходить вокруг да около. У него сто пятьдесят бочонков бурбона, а у них нет. Вот и все дела! Дурачиться? Это пожалуйста... Сколько угодно! Но если кто заинтересуется его бурбоном всерьез либо подберется к нему слишком близко, в дело вступит его двенадцатизарядка. Вчера он никому не угрожал. Однако его признание равносильно предупреждению. И он готов это повторить и Фрэнку, и всем прочим контролерам-ревизорам. Пусть болтаются здесь, пытаясь выведать у него тайну. Ничего они не добьются!

Вот каковы были размышления у Билла в воскресенье, в час дня, когда он разливал виски на кухне у Кей. Он поставил стаканы на поднос и зашагал в спальню.

Она задернула шторы и стояла у окна в комбинации из натурального шелка.

– Ни слуху ни духу, – сказала она, поглядывая на улицу в щелку, когда Билл подошел к ней.

Кей взяла стакан и стала пить напиток маленькими глотками, глядя Биллу прямо в глаза.

– Забудь о нем, хорошо? – сказал он.

– Не получится...

– Он нам не помешает.

– Просто... неприятно, как подумаю, что он где-то рядом.

– Скорее всего, он уже уехал.

– Хорошо бы!

– Слушай, допивай быстрее!

В комбинации она всегда его волновала. Ему нравилось смотреть на нее, сознавая, что под нежным шелком атлас ее тела.

Ему нравилось задирать комбинацию и любоваться ею.

Особенно это приятно, когда в доме тишина и солнце бьет в окно с задернутой плотной шторой.

Кей скосила глаза на его загорелые руки и плоский живот.

Он целовал нагую Кей. Они ласкались...

Она обволакивает его... Ей хорошо с ним...

Что она сейчас чувствует, о чем думает? Он закрыл глаза и понял: она уже в невесомости. Он бросился догонять ее. Он торопился, он просто не в силах был остановиться...

Наконец, в спальне стало гораздо тише, чем прежде.

– Не отпускай меня, – прошептала Кей, прижавшись к нему.

– А я что делаю?

– Держи, держи меня... крепче...

– Так?

– Да, так!

– У меня рука затекла.

– Обними меня крепче...

– У меня рука затекла.

– Обними...

– От тебя хорошо пахнет.

– Крепче!

– Опасаюсь сделать тебе больно.

Она прильнула к нему и затихла.

– Хочу быть с тобой так каждую ночь! И чтобы ты тоже меня целовала. Скоро всегда так будет.

Кей молчала. Билл открыл глаза. Она лежала, прижавшись к нему щекой. Солнечный луч пробивался сквозь штору.

– Очень скоро, – повторил он.

– Когда? Через несколько недель? Давай помечтаем... Когда назначим день свадьбы?

– Кей, – он помедлил, – с чего вдруг такая спешка?

Она открыла глаза и повернулась на бок:

– Нам ведь вовсе не обязательно оставаться в Марлетте. Нас теперь здесь ничто не держит. Поженимся и станем жить, где пожелаем.

– Можно жить у меня, но ты против...

– Потому что если мы останемся здесь... Не хочу я поливать огородик и наблюдать, как ты гонишь бурбон. Хочу уехать отсюда, пока еще есть шанс начать наконец жить... Но если ты придумаешь какой-либо повод, чтобы остаться...

– Повод у меня тот же, что и раньше. Кей, возможно, я грубоват, но что изменилось?

Она нахмурилась:

– Но ведь нашли виски твоего отца!

– Никто его не нашел.

– Но они знают, что бочонки где-то спрятаны! Как только они найдут и получат их, у тебя не будет больше причины торчать здесь. Ты ведь сам говорил, чем скорее уедем из Марлетта, тем лучше.

– Кей, виски пока еще никто не нашел. Я собираюсь продать его, и тогда мы сможем уехать отсюда. На вырученные деньги купим хорошую землю или, скажем, откроем свое дело... Сейчас у них нет ни малейшего представления о том, где бочонки с бурбоном. Столько лет искали, но ведь так никто и не нашел!

Кей приподнялась на локте.

– Билл, Фрэнк Лонг – важная птица. С ним шутки плохи.

– Какая ты красавица! Ты великолепно сложена...

– Дорогой, если ты им не скажешь, где виски, они испортят нам жизнь. Тебя могут посадить...

– Если скажу где, – посадят еще скорее.

– Но ведь не ты изготовил виски, а твой отец!

– Это ничего не значит. Он его изготовил, а я храню. И то и другое противозаконно. Проблема вот в чем: им придется доказать, что оно у меня есть. – Билл улыбнулся. – Короче говоря, придется найти его. Именно Фрэнку Лонгу. Чем он лучше или умнее Бада Блэкуэлла? Или твоего кузена Вирджила? Или других местных?

– Неужели ты не видишь разницы? Ты же выступаешь против федеральной власти, а не против частного лица. Лонг привезет с собой сколько угодно народу! Если они не отыщут бурбон твоего отца, они так и будут до скончания века торчать здесь, в горах! Станут следить за каждым твоим шагом, и тебе никогда не удастся продать виски. Ну как ты не понимаешь?

– Пока что я понимаю только одно: ко мне заявился тип по имени Фрэнк Лонг, – сказал Билл. – Только я до сих пор не понял, что у него на уме. Может, он действует в интересах федеральных властей, а возможно, в своих собственных. В этом-то и разница!

– А что, если нам уехать ненадолго? – предложила Кей. – На месяц или на два? Потом вернемся и поглядим... – Она замолчала.

Билл прижал палец к губам. Он смотрел на нее, но не слышал ни единого слова из того, что она говорила. Она была уверена, что это так! Потом и Кей услышала шорох, доносившийся с улицы. Кто-то стоял на крыльце.

Билл мгновенно спустил ноги на пол. На цыпочках он пошел в прихожую. Какое-то время стоял, прислушиваясь, потом осторожно подошел к окну. Ни на крыльце, ни во дворе он никого не заметил. Но несколько минут спустя со стороны церкви послышался шум мотора. Потом стало тихо. Билл вернулся в спальню.