По дороге Фрэнклин принял решение: на этот раз он не вляпается, как тогда, в ванной. Не даст себя поймать. Просто войдет и ткнет в того парня пушкой, прежде чем тот успеет сообразить, что произошло.
      Однако у него снова ничего не получилось. Он-то думал, дверь останется открытой, потому что люди придут попрощаться с умершим – во всяком случае, его жена точно к ночи стоскуется по муженьку и явится, чтобы сидеть над ним. Но нет, дверь была заперта. Пришлось разбить рукояткой револьвера большое окно, стекло зазвенело, загремело, наделав слишком много шума. Фрэнклин понял, что ему надо спешить. Надо добраться до того парня, пока тот не очухался и не схватился за пушку.
      Он быстро взбежал вверх по лестнице. На площадке остановился, поднял голову и увидел, что наверху уже горит-переливается люстра и тот парень поджидает его – волосы у него почему-то мокрые, рубашка не застегнута. Фрэнклин наставил на него револьвер. Парень что-то держал в руке перед собой – что-то похожее на короткое металлическое копье, оно подозрительно блестело в свете лампы. Видя, что ему не удастся пустить в ход свое оружие, парень, не дожидаясь команды, опустил его аккуратно на пол и так и остался стоять, свесив руки. Поднять их вверх он вроде и не догадывался.
      – Ты бы завел руки за голову, – посоветовал ему Фрэнклин.
      Парень не послушался. Стоял себе наверху лестницы, распахнув рубашку.
      – Видишь, – сказал он незваному гостю, – я чист. У меня ничего нет. Можешь считать, я твой пленник. Только я не стану поднимать руки или там приседать, договорились? Хочешь, чтобы я снял ботинки? Я сейчас босиком, но если обычаи того требуют, найдем для тебя пару. Заходи, – он преспокойно развернулся спиной и пошел себе. Фрэнклин в три прыжка преодолел лестницу и нагнал его. Парень продолжал идти впереди, приговаривая на ходу:
      – Ты все еще думаешь, что ты на войне? Да нет же, черт возьми. Я тебе все объясню, Фрэнклин, только дай разобраться, откуда ты такой взялся. – Они вместе вошли в комнату, где жил этот парень, – в ту самую, где они впервые беседовали пять дней тому назад. Теперь в комнате был кто-то еще – женщина с рыжими волосами. Вот уж она вытаращилась на них! Черт, это та самая баба, что была с полковником прошлой ночью в гостинице!
      – Хелен, это Фрэнклин, – представил его хозяин. – Кажется, вы уже встречались. Садись, Фрэнклин. Выпьем и все обсудим. – Он уже открыл было холодильник, но тут обернулся, посмотрел на него и словно между прочим сказал: – Только ты сперва убери пушку, Фрэнклин. Идет?
 
      – Это был обед в честь борцов за свободу – так они это называли. В Майами, штат Флорида, в огромной гостинице. Там в зале стояло много столов, и за всеми сидели люди, а я – за самым большим столом, впереди, – начал свой рассказ Фрэнклин. – Сперва мы съели обед, он обошелся в пятьсот долларов на человека. Подавали цыпленка, вполне ничего. Потом слушали речи. Стал выступать один парень, назвал мое имя, сказал, что я индеец, сражающийся за освобождение своего народа. Они все захлопали. Потом стали раздавать большие фигуры орлов людям, которые дали больше всех денег. Кое-кто подходил поговорить со мной. Один был индеец, здешний, американский. Он сказал мне: никому не верь, все это дерьмо. Богатые люди тоже подходили, пожимали мне руку. Они говорили: «Вот это да!» Что – «да»? Я не понял.
      – То самое, что сказал тебе этот индеец, – пояснил Джек. – Они скормили тебе цыпленка по-королевски и кучу дерьма в придачу.
      – Один богатей сказал, он пожертвовал двадцать пять тысяч долларов и сам бы пошел вместе со мной сражаться за свободу, но его жена не пускает, а я сказал: пусть и жена идет с ним, будет работать вместе с моей женой у нас в лагере.
      – Вот это да! – восхитился Джек.
      – Не могу поверить! – подхватила Хелен.
      Фрэнклин покосился на нее, нахмурившись, потом перевел недоуменный взгляд с Хелен, сидевшей в ногах дивана, на Джека, все еще стоявшего возле холодильника.
      – Она хочет сказать: это потрясающе, просто невероятно, – пояснил Джек. – Валяй дальше.
      – Потом другой человек сказал, тут есть беженцы, спасшиеся от коммунистической тирании. Он велел беженцам поднять руки, и снова все хлопали.
      – И кто же это были?
      – Некоторые из тамошних официантов.
      – Они дали тебе медаль?
      – Они дали мне специальную форму, чтобы я надел ее на обед, всю такую пеструю. Они разрешили мне и потом оставить ее у себя. И накормили цыпленком, а денег не взяли. Цыпленком, а потом еще мороженым.
      – Они притащили тебя в Майами из Никарагуа ради этого обеда?
      – Из Гондураса. Меня привез на самолете человек из ЦРУ. Сперва я собирался вернуться, а потом остался. – Фрэнклин уселся поудобнее, вытащил из-за пояса «беретту» и положил ее на диван, между собой и Хелен. – Мешает, так и впивается, когда сижу, – пожаловался он.
      Хелен уставилась на вороненую сталь орудия, то ли загипнотизированная ее блеском, то ли напуганная – Джек не мог понять. Его-то вполне устраивало, что «беретта» лежит на виду. Фрэнклин явно расслабился.
      – Можешь и снять, – предложил он ему.
      – Не, мне и так хорошо.
      – Тебя привез человек из ЦРУ, Уолли Скейлс?
      – Нет, другой. – Фрэнклин удивленно распахнул глаза. – Ты знаешь Уолли?
      – Я знаю Уолли. – Джек заговорщически подмигнул Фрэнклину – пусть поломает себе голову – и отлучился в спальню. Принес себе оттуда пластиковый стул, купленный три года тому назад за 9. 95, подлил Фрэнклину водки и уселся, бросив быстрый взгляд в сторону Хелен, он чувствовал, что она наблюдает за ним. Хелен-то знала его как облупленного. Джек скрестил ноги и пошевелил голыми пальцами. Можно пари держать: если он еще разок глянет в сторону Хелен, она в ответ закатит глаза под потолок.
      – Значит, ты остался и начал работать на Криспина?
      – Он сказал мне, чтобы я не уезжал, что борцы за свободу нужны и тут, в Майами полно сандинистов.
      – Я слыхал, ты подстрелил троих. То ли сам, то ли участвовал в деле.
      – Откуда ты узнал?
      – Но ведь Уолли знал об этом, верно? – Джек следил, как меняется лицо Фрэнклина, как он туго соображает.
      – Может, и знал. Только ты, похоже, знаешь куда больше него.
      Джек отпил глоточек и промолчал. Пусть думает что хочет.
      – Криспин сказал, эти люди – сандинисты. Сказал, либо мы укокошим их, либо они – нас. Но в полиции мне сказали, эти парни были из Колумбии, они торговали наркотиками, давно уже вели дела с Криспином. Они сказали, Криспин – преступник.
      – Об этом я тоже слыхал, – протянул Джек. – Но в тюрьме ты не сидел.
      – Нет, никогда.
      – Ты убиваешь людей. На войне это нормально. Ты ведь солдат, да?
      – Ну да, конечно. Я тебе уже говорил. Я приехал сюда, чтобы понять, почему ты не убил меня в тот раз. Теперь я знаю.
      – Я не воюю.
      – Да, как и Уолли. Он тоже ни в кого не стреляет.
      – Для грязной работы у них есть ты. Они скармливают тебе всякое дерьмо и умывают руки. А почему ты не выдал меня в тот раз, когда застал меня в комнате полковника?
      Фрэнклин даже опешил.
      – Но ты же не убил меня. Вот я и понял – ты не сандинист. А раз ты не сандинист, остальное меня не касается.
      – А Уолли? Ему ты рассказал?
      – Если это его дело, он и так должен знать. А если не его, с какой стати рассказывать? Я с тобой знаком даже лучше, чем с ним.
      – И что ты про меня думаешь?
      – Я не знаю, работаешь ли ты похоронщиком, или в полиции, или еще где, мне все равно. Ты не работаешь с Уолли, но… В общем, я ничего не имею против тебя. Я понимаю. – Фрэнклин посмотрел на Хелен и добавил: – Когда я увидел ее в гостинице с полковником Годоем, я думал, это его женщина. Теперь я вижу, она работает на тебя. Ладно, можешь ничего не объяснять. – Фрэнклин оттолкнулся руками от дивана и встал. – Можно, я схожу в туалет?
      – Вон туда.
      Фрэнклин направился в ванную. «Беретта» так и осталась лежать на диване.
      – Джек! – окликнула его Хелен. – Джек, это просто потрясно. Тебе бы актером работать.
      – Конечно-конечно.
      – Он доверился тебе.
      – Я сбил его с толку. Он не понимает, откуда я все про него знаю. Он думает, я правительственный агент.
      – Он к тебе проникся доверием.
      – Что, правда?
      – Джек, эти сволочи заносчивые так подло поступают с ним! Ты единственный, кто нормально с ним поговорил.
      – Ты так думаешь?
      – Они плохо с ним обращаются, свысока.
      – А он вообще-то ничего парень.
      – Даже милый.
      – Погоди, ты еще познакомишься с ним поближе.
      – Они все такие коротышки, верно?
      – Зато он крепыш.
      – Только костюм ему великоват.
      – С чужого плеча. Поносили и отдали ему.
      – Бедняга!
      – И с ним так же: используют и выбросят.
      – Но ведь ты не поступишь с ним так?
      – Я хочу ему помочь.
      – Джек…
      – Да?
      – Он слил воду.
      – Хорошо, что он это умеет.
      – Да, ты прирожденный актер.
      – Неужто?
      – И подумать только, все эти годы ты только даром терял время!
      – Ничего, наверстаю.
      Фрэнклин вернулся и первым делом посмотрел на пистолет, так и лежавший на диване, потом посмотрел на Джека, оттаял, заулыбался. Джек снова подлил ему водки.
      – Как настроение, Фрэнклин?
      – Все хорошо.
      – Завтра поедешь домой?
      Фрэнклин улыбнулся еще шире. Водка начинала действовать. Усаживаясь поудобнее, Джек спросил:
      – Скажи-ка, Фрэнклин, ты сам-то понимаешь, за что ты воюешь там, в Никарагуа?
      – Конечно: мы сражаемся с сандинистами.
      – Да, но почему?
      – Потому что они – плохие, – пояснил Фрэнклин. – Сжигают наши дома, отбирают землю, убивают наших людей, гонят нас жить в другое место, куда мы не хотим.
      – А! – сказал Джек.
      Воцарилось молчание. Фрэнклин смотрел на него.
      – Я хочу спросить еще кое-что, – заговорил Джек. – Как по-твоему, полковник завтра поплывет в Никарагуа? Со всеми этими мешками, полными денег?
      Фрэнклин замер, не донеся стакан до рта.
      – И с этим новеньким «мерседесом» кремового цвета? По-твоему, так это и будет?
      Фрэнклин все так же пристально смотрел на него, ничего не отвечая.
      – «Мерседес» не влезет в лодку, верно? Что же ты думаешь, он поедет на нем, будет гнать на нем до Никарагуа? Машина стоила шестьдесят тысяч. Он ее тут не бросит. Он же ее только вчера купил.
      – Я думал, машина Криспина, – пробурчал Фрэнклин.
      – Правда? А почему же она зарегистрирована на имя полковника, а? Нет, Фрэнклин, это он ее купил, машина его. Что говорит Уолли по этому поводу?
      – Уолли сказал только, чтобы я сразу звонил ему, если они бросят меня здесь.
      Эти слова заставили Джека призадуматься.
      – Ты пей, – напомнил он Фрэнклину. – Выпей, и я скажу тебе еще кое-что.
      Фрэнклин одним махом проглотил полстакана водки, скорчил гримасу, утерся рукавом, на миг прикрыл глаза и тут же снова их открыл.
      – Уолли заботится о тебе, он молодец, – похвалил Джек. – Ты славный парень, Фрэнклин. Нельзя допустить, чтобы ты попал в беду. Лучше бы тебе не задерживаться здесь.
      Фрэнклин откашлялся.
      – Мне надо уехать? – спросил он. Джек задумчиво пожевал нижнюю губу.
      – Черт, если бы я мог рассказать тебе, как мы работаем… Конечно, мы тебя уже совсем сбили с толку, игра-то идет довольно сложная, я и сам порой в ней запутываюсь. – Он бросил быстрый взгляд на публику, на Хелен, убедился, что она слушает его, открыв рот. Снова пожевал губу. – Фрэнклин, я мог бы рассказать тебе кое-что совершенно секретное, только ты обещай, что никому не передашь – никому, даже Уолли. Клянешься честью?
      Фрэнклин молча кивнул.
      – Нет, ты скажи.
      – Ну да, обещаю.
      – Клянешься честью?
      – Да, клянусь честью.
      – Хорошо. Ты знаешь, где деньги?
      – Наверное, там, в гостинице.
      – Ты уверен?
      – Я так думаю.
      – Собственно, где же еще? Я прикидывал – может, в машине, но ведь безопаснее держать деньги при себе, в номере, верно?
      Фрэнклин не ответил, лишь слегка пожал плечами. Джек начинал нервничать. Что-то парень чересчур пристально следит за ним.
      – Ладно, не важно. Условимся так, Фрэнклин. Похоже, полковник с приятелями собирается свалить в Майами и увезти весь капитал. Мы думаем, это произойдет завтра. – Джек снова изобразил заговорщическое подмигивание. – Ты ведь подозревал что-то в этом роде, да? Вы обсуждали это с Уолли? Говорили, что такое может случиться, верно? Только бьюсь об заклад, он не предупредил тебя о том, что будет потом с этими засранцами. Не стану посвящать тебя в детали, Фрэнклин, это военная тайна. Довольно с тебя и этого. И если не хочешь провести остаток жизни в тюрьме – а тебя будут судить за очень серьезное преступление, – то пообещай мне еще кое-что. Пообещай, это для твоего же блага.
      Фрэнклин вроде бы уже собирался кивнуть, но остановился, выжидая.
      – Я как-то раз побывал в местной тюрьме. Удовольствие ниже среднего, уверяю тебя, – сообщил ему Джек. – Я прошу об одном: обещай мне, что завтра ты сядешь в эту чертову лодку и отправишься домой.
      Индеец с готовностью закивал.
      – Ведь ты сам этого хочешь, правда? Выпутаться из этой истории, вернуться к своим. По-моему, лучшего и пожелать нельзя. Счастливого пути, Фрэнклин…
      Индеец кивал не переставая.
      – Счастливого пути, и благослови тебя Бог! Джек смотрел Фрэнклину прямо в глаза. Он боялся отвести от него взгляд и ненароком встретиться глазами с Хелен.

      Голый по пояс, Рой распахнул дверь. Люси имела возможность полюбоваться густой черной растительностью у него на груди. Рой ласково погладил себя по черной волосне и сказал:
      – Значит, все всерьез? – Взгляд его скользнул мимо гостьи в сторону занимаемого никарагуанцем «люкса». – Не слышала никакого шума, когда выходила из лифта? Женщины не звали на помощь?
      – Музыка играет, – ответила Люси. – Больше ничего не слышно.
      – У них там пирушка идет вовсю. К ним еще пара девочек-на-вечерок присоединилась.
      Люси проследовала за Роем в номер 509.
      – Я думала, ты оставишь дверь приоткрытой, чтобы наблюдать за ними, – сказала она.
      – А чего наблюдать-то? Они никуда не собираются. Умереть можно – двое таких придурков сидят на двух с лишним миллионах долларов. Но вообще-то, знаешь, это типично: кто грабит банки, не может заполнить обычную банковскую квитанцию.
      Даже те, кто с виду поумнее, от такой жизни тупеют. Вот эти двое – не удивлюсь, если они расскажут шлюхам все про свои дела, лишь бы покрасоваться. Говорю тебе, это запросто. Небось и деньги им покажут. Я лично думаю, деньги у них в номере. Будь я уверен на все сто, мы бы с тобой могли вломиться к ним прямо сейчас и покончить с этим.
      Рой удалился в ванную. Люси посмотрела на широкую кровать: постель была неразобрана, но смята, подушки вывалились, на покрывале валялись скомканные газеты и черная трикотажная рубашка. Люси остро ощущала, что осталась с Роем наедине, она как бы видела себя со стороны его глазами: сандалии, лосины, льняной пиджачок, соломенная сумка свисает с плеча.
      Рой не закрыл за собой дверь в ванную. Люси видела, как он открывает баночку пудры, высыпает пудру на ладонь, подносит руки к лицу, массирует челюсть и шею, внимательно рассматривает свое отражение в зеркале.
      – Я думала, Каллен здесь.
      – Пошел поразвлечься.
      – Могу я спросить, куда он пошел?
      – Спросить-то ты можешь, – откликнулся Рой, – но ответ тебе не понравится, а я не собираюсь ябедничать на Калли. Доносчики, конечно, необходимы, но лично я их ненавижу.
      – Ты нашел ему женщину?
      – О, да ты в курсе всего. – Рой выглянул из ванной. – А почему Джек не пришел вместе с тобой?
      – Скоро придет. Пошел домой переодеться.
      – Каждый готовится к делу по-своему, – отметил Рой, втирая пудру в свой торс, обильно натирая ею подмышки. Наконец он вышел из ванной и спросил: – Ты не забыла прихватить свою пушку?
      Он надвигался на Люси, волосы на его посыпанной пудрой груди казались уже не черными, а серыми.
      – У меня в сумке, – поспешно сказала Люси.
      – Ну-ка, покажи.
      Она вытащила револьвер 38-го калибра, аккуратно упакованный в кожаную кобуру. Ремешки кобуры были дважды обмотаны вокруг нее и крепко завязаны.
      – Осторожно, он заряжен.
      – В смысле – он не только для красоты? – уточнил Рой, принимая из ее рук кобуру. – Господи, да это же наплечная кобура, прямо как у копов, которых по телику показывают. Где ты это раздобыла?
      – Папин, – пояснила Люси. – Я же должна иметь при себе револьвер, верно? – И она снова ощутила неловкость, когда Рой, ухмыляясь, принялся разматывать ремешки кобуры.
      – Точно, с такой кобурой ходят копы в кино, чтобы их сразу можно было отличить от страховых агентов. Ты надеть-то ее пыталась? Ты просто не представляешь себе, какая это неудобная штука, особенно в жаркий день. – Рой вытащил никелированный «смит-вессон» из кобуры, вынул барабан и задвинул его на место. – Стреляла из него?
      – Я знаю, как это делается.
      – Я не о том спрашиваю.
      – Папа учил меня стрелять.
      – Когда это было? До того, как ты стала монахиней?
      – В старших классах.
      – Стреляла, когда была совсем девочкой, а с тех пор его в руки не брала? – уточнил Рой. – Да уж, связался я с вами. Вот бы еще поглядеть, что Джек на себя напялит. Одна является на дело в новом весеннем наряде и с наплечной кобурой в сумке, другой – черт его знает, не угадаешь, что он выдумает. Может, наденет армейские ботинки и бронежилет, а лицо раскрасит черной краской? Фильмов вы все насмотрелись, вот в чем беда. А Калли отправился разогревать в себе угасшее пламя, ему и вовсе наплевать, удастся нам обтяпать это дельце или нет. – Рой бросил револьвер вместе с кобурой на кровать, схватил свою черную рубашку, натянул ее через голову, расправил на талии и принялся играть «молнией» своих брюк, то почти расстегивая ее, то подтягивая вновь и при этом до отказа выпячивая грудь. Перехватив взгляд Люси, он посоветовал:
      – А ты не смотри на меня, и ничего не увидишь.
      – Право, Рой, иногда ты переигрываешь, – посетовала она.
      – Я смотрю, и двух дней хватило, чтобы я довел тебя до ручки, – заметил Рой. – Только вот заменить меня некем, сама знаешь. Даже не знаю, как вам удалось меня уговорить – не иначе как воспользовались моей минутной слабостью.