Леон Дени
      Спиритизм - Религия Будущего
          Леон Дени (1847-192), благоговейно названный учениками "апостолом Спиритизма", - продолжатель фиософской линии Аллана Кардека в новых исторических условиях - в первой четверти ХХ века. Его труды переведены на все основные языки мира и десятки раз переиздавались во Франции.     Читатель, на этих страницах ты найдёшь всю правду о жизни и смерти, и поймёшь, что смерти нет, а есть только бессмертие и вечная жизнь. Это не книга дурной и невнятной мистики, это книга великой радости и правды, которая заставит тебя посмотреть на мир совершенно другими глазами.
      СОЧИНЕНИЯ ЛЕОНА ДЕНИ
      APRES LA MORT. ПОСЛЕ СМЕРТИ. L'AU-DELA ET LA SURVIVANCE DE L'ETRE. ЗАГРОБНАЯ ЖИЗНЬ И ВЫЖИВАНИЕ ЛИЧНОСТИ. CHRISTIANISME ET SPIRITISME. ХРИСТИАНСТВО И СПИРИТИЗМ. DANS L'INVISIBLE! (SPIRITISME ET MEDIUMNITE). В НЕЗРИМОЕ! (СПИРИТИЗМ И МЕДИУМИЗМ). ESPRITS ET MEDIUMS. ДУХИ И МЕДИУМЫ. LA GRANDE ENIGME. ВЕЛИКАЯ ЗАГАДКА. LE GENIE CELTIQUE ET LE MONDE INVISIBLE. КЕЛЬТСКИЙ ДУХ И НЕЗРИМЫЙ МИР. LE MONDE INVISIBLE ET LA GUERRE. МИР НЕЗРИМЫЙ И ВОЙНА. LE POURQUOI DE LA VIE. ОСНОВАНИЕ ЖИЗНИ. LE PROBLEME DE L'ETRE ET DE LA DESTINEE. ЧЕЛОВЕК И СУДЬБА ЕГО В МИРЕ ЭТОМ И ИНОМ. POURQUOI LA VIE? В Ч_М СМЫСЛ ЖИЗНИ? LE SPIRITISME ET SES DETRACTEURS. СПИРИТИЗМ И ЕГО КЛЕВЕТНИКИ. SYNTHESE SPIRITUALISTE. СПИРИТУАЛИСТИЧЕСКИЙ СИНТЕЗ. LA VERITE SUR JEANNE D'ARC. ПРАВДА О ЖАННЕ Д'АРК.
      "Человек, который начинает жить для души, подобен человеку, который вносит свет в тёмный дом. Темнота тотчас же рассеивается. Только упорствуй в такой жизни, и в тебе совершится полное просветление." Будда
      "Твои тени живут и исчезают. То, что в тебе вечно, то, что разумеет, принадлежит непреходящей жизни. Это вечное есть существо, которое было, есть и будет и час которого не пробьёт никогда." Рамакришна
      1     Славные города древности, я видел их лежащими в саване из камня и песка: Карфаген с его белыми отрогами, греческие города Сицилии, равнины Рима с обвалившимися акведуками и разверстыми могилами, некрополи, спящие двадцативековым сном под пеплом Везувия. Я видел последние останки древних городов, некогда человеческих муравейников, сегодня же пустынных развалин, которые солнце Востока обжигает своими знойными ласками.     Я представил себе толпы, некогда суетившиеся и обитавшие в этих местах; оне проходили пред моим мысленным взором с раздирающими их страстями, с их любовью, ненавистью, рухнувшими честолюбивыми устремленьями, с их победами и пораженьями - дымы, унесённые дыханием времени. И я сказал себе: "Вот чем становятся великие народы, исполинские города: кучкой камней, мрачными курганами, могилами, затенёнными чахлой растительностью, листы и стебли коей со стоном колышет вечерний ветер." История отметила быстротечность их существования, кратковечность их величия, их конечное падение, а земля покрыла всё. А сколько других, коих неизвестны даже названья; сколько городов, рас, цивилизаций погребено навсегда под толщею вод, на поверхности затонувших материков!     И я вопрошал самого себя, для чего она, вся эта суета народов Земли, для чего эти поколенья людей, сменяющие друг друга подобно слоям песка, непрестанно наносимым волною, дабы покрыть слои, им предшествовавшие; для чего все труды, всякая борьба, все страдания, если всё должно привести во склеп?! Века, эти мгновения вечности, вместили в себя народы и царства, а затем ничего не осталось и от них самих. Сфинкс поглотил всё.     Куда же мчится человек в беге своём? В небытие или к неведомому свету? Улыбающаяся, вечная, Природа обрамляет своим великолепьем печальные обломки империй. В ней всё умирает для того лишь, чтоб вновь возродиться. Трудно постижимые законы и незыблемый порядок правят её движеньем. Неужели же один только человек вместе со всеми своими свершеньями предназначен небытию и забвению?     Скорбное впечатление, произведённое зрелищем мёртвых городов, я нашёл его ещё более мучительным пред хладными останками моих близких, тех, кто разделил со мной мою жизнь.     Умирает один из тех, кого вы любите. Склонившись над ним, со сжимающимся сердцем, вы видите, как по его чертам медленно разливается загробная тень. Внутренний очаг бросает всё меньше бледных и дрожащих отблесков, вот они ослабли ещё, а затем прекратились и вовсе. И ныне, всё, что в этом существе означало жизнь, - эти глаза, недавно блестевшие, эти уста, произносившие слова, эти подвижные и деятельные руки - всё подёрнуто дымкой, всё безмолвно, недвижно, безжизненно. На этом смертном одре остался один только труп! Есть ли человек, не вопрошавший у себя объясненья этой тайны и, во время мрачного бдения, этого торжественного уединенья со смертью, не думавший о том, что ждёт ещё его самого? Разгадка этой тайны волнует нас всех, ибо пробьёт час - и все мы покоримся неумолимому закону. Нам необходимо знать, действительно ли всё прекращается в этот миг, есть ли смерть всего лишь унылый отдых в уничтоженьи, в ничтожестве, в небытие, либо же, напротив того, вступленье в иную область ощущений.
      2     В ту самую пору, когда материализм достиг своей наивысшей точки, распространив повсюду идею небытия, появляется новая наука, новое верование, основанное на действительных фактах. Наука эта дарует человеческой мысли прибежище, в коем та наконец обретает знание вечных законов прогресса и справедливости. И тогда происходит расцвет идей, идей, давно считавшихся мёртвыми и которые в действительности только дремали, ожидая своего часа; и расцвет этот возвещает человечеству умственное и нравственное обновление. Учения, бывшие душою прошлых цивилизаций, выступают вновь в ещё большем величии, и множество явлений, давно пренебрегаемых, но важность коих наконец узрели некоторые учёные, является подвести прочную основу доказательств и уверенности. Занятия магнетизмом, гипнотизмом, внушением; ещё более, исследования фактов психической природы, поставляют всё новые данные для решения великой проблемы. Открываются широкие горизонты и далёкие перспективы, формы существования обнаруживаются в таких условиях, в коих и не предполагали их увидеть. И из этих исследований, открытий и наблюдений выступает новое мировоззрение, новое жизнеистолкование, намечается познание высших законов, явствует торжество вселенской справедливости и порядка. И миропониманье это достаточно хорошо сделано, чтобы с более твёрдой и просвещённой верой в будущее пробудить в человеческом сердце глубокое чувство долга, неподдельную привязанность к своим ближним, что само по себе уже способно изменить лицо обществ.
      3     У всех великих религий было два лица: одно - видимое, другое - сокрытое. В последнем заключаются дух и суть, в первом - форма или буква. Под материальным символом скрывается глубокий смысл. Этой двойственностью обладали браманизм в Индии, герметизм в Египте, политеизм в Греции и само христианство при своём возникновении. Судить об этих религиях по внешней и обыденной стороне их - это всё равно что судить о нравственном достоинстве человека по его платью. Для того, чтоб познать их, надобно постичь их сокровенную идею, одухотворяющую их и являющуюся причиной их существованья; из плоти мифов и догм надобно выделить животворящую суть, сообщающую им силу и жизнь. И тогда вам откроется единое, высшее, незыблемое учение, коего человеческие религии являются лишь несовершенными и временными упрощеньями, соразмеренными с потребностью времени и среды.     В наше время люди создают себе о мирозданьи и об истине крайне поверхностные и материалистические понятья. Современная наука в исследованиях своих ограничилась тем, чтоб накопить наибольшее число фактов и затем вывести из них соответствующие законы. Она таким образом добилась великолепных результатов; но что касается знания высших основоположений и первопричин, то оно навсегда останется для неё недоступным. Даже вторичные причины ускользают от неё. Невидимая область жизни более обширна, чем та, которую охватывают наши органы чувств; и именно в этой невидимой области царствуют те причины, коих нам видны только следствия.     У античности было совсем иное видение вещей и иной способ их изучения. Мудрецы Востока и Греции не пренебрегали наблюденьем за внешней природой, но вечные основоположения они открывали как раз за исследованием души и сил ей внутренне присущих. Душа была для них словно книгой, в коей таинственными письменами были выписаны все факты и все законы. Сосредоточением своих способностей, созерцательным и глубоким изученьем самих себя, они поднимались вплоть до высот Самопричины, вплоть до Сути, из коей исходят все существа и вещи. Врождённые законы разума объясняли им порядок и гармонию Природы, тогда как изучение души давало им ключ ко всем вопросам жизни.     Душа, помещённая, по их мнению, между двумя мирами - видимым и оккультным, вещественным и духовным, созерцающая и проникающая их оба, есть высшее орудие познания. Соответственно степени своей развитости и чистоты, она с большей или меньшей силою отражает лучи, исходящие из божественного источника. Разум и совесть не только управляют нашими сужденьями и действиями, они также суть самые верные средства к постижению истины и обладанию ею.
      4     Жизнь есть не что иное, как развитие, во времени и пространстве, Духа единственной постоянной реальности. Материя есть её низшее выражение, её изменчивая форма. Собственно Сущее, источник всех существ, есть Бог, единовременно тройственный и единый - сущность, вещество и жизнь; в Нём воплощается вся вселенная, всё мироздание. Отсюда тройственный деизм, перешедший в образной форме из Индии и Египта в христианское учение, которое три составные части бытия обратило в трёх личностей. Душа человеческая, эта частица мировой души, бессмертна. Она развивается и восходит к своему Создателю посредством постоянного совершенствования, проходя при этом чрез бесчисленные существования, попеременно земные и духовные. В своих телесных воплощениях она является человеком, тройственная природа коего - тело, перисприт и душа - становится микрокосмом, или малой вселенной, уменьшенным подобием макрокосма, или Великого Целого. Вот почему мы можем найти Бога во глубине самих себя, вопрошая себя в одиночестве, изучая и развивая свои сокрытые способности, свой разум и свою совесть. Вселенская жизнь имеет две стороны: инволюцию, или схождение духа в материю чрез индивидуальное сотворение, и эволюцию, или постепенное восхождение по цепи существований к божественному Единству.
      5     Иногда спрашивают себя, необходима ли религия1. Религия, надлежащим образом понятая, должна быть связующим звеном, объединяющим людей друг с другом и единой мыслью приобщающим их к Высшему Началу вещей.2     В душе есть некое естественное чувство, которое влечёт её к идеалу совершенства, с коим она отождествляет Благо и Справедливость. Если б оно было просвещено наукой, укреплено разумом и основано на свободе совести, то чувство это, самое благородное из тех, кои дано питать человеку, стало бы побуждающей силой к свершенью великодушных и благородных дел; но затемнённое, искажённое, пронизанное материалистическими идеями, оно усилиями духовенства слишком часто становилось орудием эгоистического господства.     Религия необходима и неразрушима, ибо причину своего существованья она черпает в самой природе человека, возвышенные чаянья и стремления коего она выражает. Она также есть выраженье вечных законов, и, с этой точки зрения, должна соединяться с философией, которую она переводит из области теории в область свершения, наделяя её жизнью и деятельностью.     Но для того, чтоб оказывать своё благотворное влияние, чтобы вновь сделаться побуждающей силой к возвышению и прогрессу, религия должна очиститься от бесчисленных искажений, скинуть с себя шутовские наряды, в кои она рядилась в течение стольких веков. Исчезнуть должна не сама суть её, но внешние и материальные формы вместе с тёмными мифами. Следует остеречься от смешенья вещей столь несхожих. Истинная религия - это не внешнее проявление, это некое чувство, идущее изнутри, и подлинный храм Всевышнего строится в сердце человеческом. Истинная религия не может быть сведена к узким рамкам установлений и обрядов. Ей нет нужды ни в словесных формулах, ни в образах; её не занимают видимость и формы, в коих выражается поклоненье, она судит догматы лишь по их влиянью на совершенствование обществ. Она охватывает все культы, все верованья, поднимается выше их и говорит им: "Истина больше, чем только это!"     Следует однако понимать, что не все люди в состояньи достичь таких интеллектуальных высот. Именно поэтому необходимы терпимость и доброжелательность. Если долг зовёт нас отвлечь умы здравые и сильные от вульгарных сторон религии, то так же необходимо воздержаться и от того, чтоб бросать камни в души страждущие, рыдающие, неспособные усваивать абстрактные понятия и находящие в своей наивной вере поддержку и утешенье.     Как бы то ни было, но число искренно-верующих уменьшается день ото дня. Мысль о Боге, некогда бывшая в душах простой и великой, претерпела вырожденье из страха перед адом и, как следствие, потеряла своё могущество. Из-за невозможности подняться к Абсолюту, некоторые люди сочли необходимым приспособить к себе и к своей мерке всё то, что они желали понять. Именно таким образом они принизили Бога до своего собственного уровня, наделив его своими страстями и слабостями, преуменьшив Природу и Вселенную, разложив на разные цвета в призме своего невежества золотой луч Истины. Ясные понятия естественной религии были произвольно затемнены. Вымысел и фантазия породили заблужденье, и оно, застыв в догме, встало препятствием на пути народов. Свет был заслонён теми, кто почитал себя его хранителями, и потёмки, в кои они желали погрузить остальных, сделались в них самих и вокруг них. Догмы извратили религиозное чувство, а сословные интересы исказили чувство нравственное. Отсюда скопище предрассудков, суеверий, злоупотреблений, идолопоклоннических ритуалов, вид коих вверг стольких людей в отрицание.
      6     Согласно Пифагору, материальная эволюция миров и духовная эволюция душ происходят параллельно, согласованно и объясняют друг друга. Великая Душа, разлитая во всей Природе, оживляет материальную субстанцию, вибрирующую под её воздействием, и производит все формы и все живые существа. Разумные существа, посредством длительных и сосредоточенных усилий, высвобождаются из-под власти материи, над коей они, в свою очередь, начинают господствовать и управлять ею, они добиваются свободы и совершенствуются, переживая бесчисленную последовательность существований. Таким образом, невидимое объясняет видимое, и развитие материального мира есть проявление Божественного Духа.     Как и египетские жрецы, его учителя, Пифагор знал, что планеты порождены Солнцем и что оне вращаются вокруг него, что каждая звезда есть солнце, освещающее другие миры и входящее вместе со своей планетной свитой в одну из звёздных систем, в коих бесчисленно множество миров, управляемых теми же законами, что и наш. Но знания эти никогда не вверяли письменам. Они составляли предмет изустного обучения, передаваясь в строжайшей тайне. Обыватель бы их не понял; их сочли бы противоречащими мифам и, следовательно, кощунственными.     Потайная наука учила также тому, что некий неуловимый флюид разлит повсюду и проникает собою все и вся.3 Эта действующая сила самого тончайшего свойства, под влиянием воли, изменяется и преобразуется, разрежается и сгущается соответственно силе и степени возвышения душ, пользующихся ею и ткущих себе звёздные одежды из её вещества. Она как бы соединительная чёрточка между духом и материей, и всё - мысли, события - запечатлевается в ней, отражается в ней подобно тому, как предметы отражаются в зеркале. Свойствами этого флюида. действием, оказываемым на него волей, объясняются, например, такие явления, как внушение и передача мыслей на расстояние. Древние аллегорически называли его "таинственным покрывалом Изиды" или "мантией Кибелы", коия окутывает всё живущее. Этот же самый флюид служит средством общения между миром видимым и невидимым, между людьми и бесплотными душами пространства.
      7     Оккультная наука составляла одно из важнейших направлений тайного обучения. Из всей совокупности явлений она сумела вывести всеобщий закон отношений, связующих воедино мир земной с миром духов. Обладая собственным методом, она развивала высшие способности человеческой души, что делало для той возможным и чтение мыслей и виденье на расстоянии. История подтверждает факты ясновиденья и пророчества, исполненные оракулами греческих храмов, сибиллами и прорицательницами. Многие скептически настроенные умы склонны считать эти факты подложными. Несомненно, следует отдать дань преувеличеньям и вымыслу, но недавние открытия экспериментальной психологии показали нам, что во всём этом было нечто большее, чем пустые суеверия и досужие домыслы. Открытия эти возлагают на нас обязанность с большим вниманием изучить совокупность фактов, кои в античности основывались на твёрдоустановленных правилах и являлись предметом глубокой и пространной науки.     Способности эти встречаются, как правило, лишь у людей с необычайно чистыми и возвышенными чувствами; оне требуют длительной и тщательной подготовки. И Дельфы обладали людьми, наделёнными такими способностями. Оракулы, о которых сообщает Геродот по поводу Крёза и сраженья при Саламине, являются тому подтверждением. Позднее злоупотребленья вкрались в оракульское искусство. Редкость лиц с необходимыми данными вынуждала жрецов быть менее тщательными в их подборе, и постепенно прорицательская наука выродилась и вышла из употребления. По свидетельству Плутарха, исчезновенье её переживалось всем античным обществом как величайшее несчастье. Вся Греция верила во вмешательство духов в дела человеческие. Так у Сократа был свой "демон", или дружественный гений.4 И когда при Марафоне и Саламине греки с оружием в руках отбросили назад ужасающее нашествие персов, их вдохновляло при этом убежденье в том, что невидимые силы поддерживают их усилия. Афиняне утверждали, будто при Марафоне они видели двух светозарных ратников, сражавшихся в их рядах. Десятью годами позже, пифия, вдохновлённая духом, с высоты своего треножника, указала Фемистоклу средства к спасению Греции. И это неслучайно, ведь победа Ксеркса означала бы завоеванье и порабощенье Эллады варварской Азией, истребленье созидательного греческого духа, что, быть может, на две тысячи лет отодвинуло расцвет мысли в её идеальной красоте.5 И греки, эта горстка людей, разгромили на голову огромную армию персов, и, сознавая поддержку оккультных сил, они воздавали им почести в храме своей хранительницы богини Афины, коий являлся символом духовной мощи, возвышаясь на скале афинского акрополя, обрамляемого ослепительным морем и грандиозными силуэтами Пентеликона и Гимета.
      8     Материя, когда её изучают пристально, рассеивается словно дым. Реальность её лишь мнимая, и материя не может дать нам никакого основания для уверенности. Постоянная реальность и уверенность есть лишь в духе. Лишь ему одному мир открывается в своей живой целостности и в своём извечном великолепии. Лишь он один может вкусить и понять гармонию этого мира. Именно в духе Вселенная познаёт себя, отражает себя и обладает собой. Дух есть более того, он - сокрытая сила, воля, правящая материей и движущая её - Mens agitat molem - и сообщающая ей жизнь. Все молекулы, все атомы, как мы сказали, непрестанно движутся и обновляются. Тело человеческое словно жизненный поток, в коем воды сменяют друг друга. Каждая частица замещается другими частицами. Самый мозг подвержен этим изменениям, и всё наше тело полностью обновляется за несколько лет.6     Стало быть, неточно сказать, что мозг производит мысль. Он всего лишь орудие, инструмент её. Наша личность сохраняется через все изменения, неустанно происходящие в теле, и вместе с ней сохраняются наша память и наша воля. В человеческом существе наличествует разумная и сознательная сила, правящая гармоничным движением материальных атомов согласно потребностям существованья; некая суть, некое начало, возвышающееся над материей и переживающее её.     То же самое и со всей совокупностью вещей. Материальный мир есть лишь внешний облик, изменчивая видимость, проявленье вещественной и духовной действительности, обретающейся внутри его. Так же как человеческое "я" заключено не в переменчивой материи, но в духе, так и "Я" Вселенной заключается не в совокупности планет и звёзд, её составляющих, но в сокрытой Воле, в невидимой и нематериальной Силе, правящей её скрытыми пружинами и определяющей её развитие.     Материалистическая наука видит лишь одну сторону вещей. В бессилии своём определить законы Вселенной и Жизни, она, однажды изгнавшая всякое предположение и строящаяся лишь на голых фактах, также оказалась вынужденной выйти за пределы ощущения и опыта и прибегнуть к предположенью, для того чтоб дать какое-то объясненье природным законам. Именно это она и сделала, приняв за основу физического мира атом, не восприемлемый нашими органами чувств.7
      9     Если б мир был всего лишь смешеньем материи, упрвляемой слепою силою, то есть случаем, то тогда не было б этой равномерной, постоянной последовательности тех же самых явлений, совершающихся по установленному порядку; не было б этой искусной приспособляемости средств к цели, этой гармонии законов, сил, соотношений, проявляющейся во всей Природе. Жизнь оказалась бы случайностью, исключительным фактом, а не явлением общего порядка. Нельзя было б объяснить этого стремленья, этого побужденья, во все века, с мига появленья изначальных простейших существ, направляющего жизненный поток по лестнице эволюции к формам всё более совершенным.     Слепая, бессознательная, лишённая цели, как бы материя могла разнообразить себя, как бы могла она развиться во вселенском масштабе, необъятные черты коего вырисовываются всякому внимательному наблюдателю? Как бы могла она согласовать частицы свои, свои молекулы друг с другом таким образом, чтобы те составили все чудеса Природы, начиная от миров, населяющих бесконечное пространство, и кончая органами человеческого тела: мозгом, глазом, слуховым аппаратом; кончая насекомым, птицей, цветком?     Успехи геологии и предъисторической антропологии пролили новый свет на историю первоначального мира; но надеждам материалистов найти себе точку опоры, поддержку своим теориям в законе эволюции существ не суждено было оправдаться. Из исследований этих проступает идея самая главная, и это - уверенность в том, что слепая сила нигде не господствует безусловным образом. Напротив того, именно ум, воля, разум повсюду торжествуют и царствуют. Одной только грубой силы не хватило бы для того, чтоб обеспечить сохраненье и развитие видов. И среди живых существ обладателем Земли и покорителем природы стал не самый сильный, не самый физически вооружённый, но наиболее одарённый в умственном отношении.     Мир, с самого своего возникновения, ступает ко всё более высокому состоянью вещей. Закон прогресса проступает чрез все эпохи, как в последовательных преобразованьях Земли, так и в этапах развития человечества. Некая цель угадывается во вселенной, цель, к коей всё движется, всё развивается, как живые существа, так и неодушевлённые предметы; и цель эта есть Благо, Добро. История Земли наиболее красноречивое тому свидетельство.     Нам, без сомненья, возразят, что за всем стоят борьба, страданье и смерть. На это мы ответим, что усилие и борьба являются самими условиями прогресса. Что же касается смерти, то она не есть небытие, как мы докажем в дальнейшем, но вступление живого существа в новую фазу развития. Из изучения природы и анналов истории рельефно выступает тот основательный факт, что есть единая Причина всему сущему, и, чтоб познать эту причину, нужно подняться выше материи, вплоть до разумной сути, до этого живого и сознательного закона, объясняющего нам строй Вселенной, как опыты современной психологии объясняют нам проблему жизни.8
      10     О философском учении судят прежде всего по его нравственным выводам, по тому влиянью, коие оно оказывает на общественную жизнь. И с этой точки зрения, теории материалистические, основанные на фатализме, не способны служить побуждающей силой к нравственной жизни, освященьем законов совести. Чисто механическое понятье, которое оне дают о мире и жизни, уничтожает идею свободы и, следственно, ответственности. Из борьбы за существованье оне делают непреклонный закон, согласно коему слабые должны пасть под ударами сильных - закон, навсегда изгоняющий из жизни царство мира, общности интересов и братства людей. Проникая в умы, теории эти могут вызвать у счастливых лишь безразличие и эгоизм, у обездоленных - отчаянье и жестокость, и безнравственность - у всех.     Несомненно, есть честные и порядочные материалисты и добродетельные атеисты, но всё это отнюдь не из-за строгого следованья своим учениям. Если они таковы, то лишь вопреки своим мнениям, а не благодаря им; причиной тому тайное побужденье их природы, а также то, что совесть их сумела устоять перед всевозможными софизмами такой философии. Из всего этого неизбежно следует, что материализм, отрицая свободу воли, делая из интеллектуальных способностей и моральных качеств лишь следствие свойств химических комбинаций, секреции серого вещества мозга, рассматривая гениальность как невроз, тем самым унижает человеческое достоинство, отнимает у жизни её высокий смысл и возвышенный характер.9
      11     Проникшись убежденьем, что за пределами текущей жизни нет ничего, что нет справедливости иной, кроме справедливости людей, каждый может сказать самому себе: "Зачем бороться и страдать? Для чего жалость, смелость, прямота? Чего ради сдерживать себя и обуздывать свои аппетиты, свои желанья? Если человечество предоставлено самому себе, если нигде и ни в чём нет разумной, беспристрастной власти, коия судит его, направляет, поддерживает, то какой помощи может ожидать оно? Чья поддержка облегчит ему тяжесть испытаний?"     Если во Вселенной нет ни разума, ни справедливости, ни любви, ничего, кроме слепой силы, давящей и сжимающей живые существа и миры в тисках бессмысленной, бездушной, бессознательной судьбы, то идеалы, благо, нравственная красота суть всего лишь иллюзии и ложь. И тогда уже не в них, но в скотской действительности, не в долге, но в наслаждении должно человеку видеть цель жизни, и чтоб достичь её, он должен пройти поверх всякой пустой чувствительности.     Если мы приходим из небытия, чтобы вернуться в небытие, если та же участь, то же забвенье ожидает преступника и мудреца, эгоиста и любящего, если, по прихоти случая, одним на долю выпадают исключительно страданья, а другим достаются радости и почести, тогда позволительно провозгласить надежду химерой и оставить страждущих без утешенья, а жертв судьбы без справедливости. Человечество вращается, влекомое движеньем земного шара, без цели, без ясности, без нравственного закона, постоянно обновляясь рожденьем и смертью, двумя крайностями, между коими человек мечется и исчезает, оставив после себя след не больший, чем искра в ночи.     Под влиянием таких учений, совести остаётся только умолкнуть и уступить место грубому инстинкту; дух расчёта должен заместить энтузиазм, а любовь к наслаждению - благородные устремленья души. И тогда каждый будет думать лишь о самом себе. Несчастных будут осаждать отвращенье к жизни и мысль о самоубийстве. У обездоленных не будет ничего, кроме ненависти к имущим, и в своей ярости они разнесут в куски эту грубую и материальную цивилизацию.     Но нет, мысль, разум с трепетом и дрожью восстают и протестуют против этих учений одиночества и отчаянья. Человек, говорят они нам, борется, трудится, страдает не для того, чтоб исчезнуть в небытии; материя - это ещё не всё; есть также законы, стоящие выше её, законы порядка, строя и гармонии, и вся Вселенная не есть всего лишь бездушный и лишённый сознанья механизм.10
      12     Как бы слепая материя могла управлять собой по умным и мудрым законам? Как бы лишённая разума, чувства, смогла она произвесть существ, наделённых разумом и чувством, способных отличать добро от зла, справедливое от несправедливого? Как! душа человеческая, способная любить вплоть до самопожертвованья, душа, в коей запечатлено чувство прекрасного и доброго, и она вышла из стихии, не наделённой этими качествами ни в коей мере? Мы чувствуем, любим, страдаем, и мы происходим от причины, коия глуха, бесчувственна и нема? Мы, стало быть, совершеннее и лучше, нежели она сама?     Рассуждать таким образом, значит оскорблять логику. Невозможно предположить, чтоб часть была больше целого, чтобы рассудок мог произойти от причины, начисто лишённой рассудка, чтобы мёртвое порождало живое и чтобы Природа, лишённая всякой цели, могла породить существ, способных преследовать какую-либо цель.     Напротив того, здравый смысл говорит нам, что если рассудок, любовь к добру и красоте есть в нас, то лишь потому, что они происходят от первопричины, обладающей ими в большей степени. И если во всём проявляется порядок, если некий план угадывается во всём мироздании, то это значит, что их разработала некая мысль, что их задумал некий разум.
      13     Но если идея небытия подчиняет нас себе, если мы верим в то, что у жизни нет завтрашнего дня и что со смертью кончается всё, то тогда, чтобы быть логичными, мы должны признать, что надо всеми прочими чувствами должны главенствовать заботы материального существования и личная выгода. И что нам в таком разе за дело до будущего, коего нам не суждено знать?! Как можно тогда говорить нам о прогрессе, реформах, о жертвах, коих от нас ожидают? Если существованье наше всего лишь короткое мгновенье, то нам остаётся только пользоваться наличествующей минутой, вкушать её радости и оставить в стороне страданья и обязанности. Таковы выводы, к коим неизбежно приводят материалистические теории, выводы, которые мы постоянно слышим вокруг себя и коих примененье мы видим ежедневно.     Каких только злодейств и опустошений ни следует ожидать от эдаких доктрин, распространившихся на лоне богатой цивилизации, уже и теперь очень развитой в смысле роскоши и физических наслаждений?
      14     Ещё выше, нежели проблемы жизни и судьбы, проступает вопрос о Боге.     Если мы изучаем законы Природы, если мы ищем идеальную красоту, коей вдохновляются все искусства, то повсюду и всегда, надо всем и по ту сторону всего, мы встречаем идею о высшем, необходимом и совершенном Существе, извечном источнике добра, красоты и истины, с коим отождествляются закон, справедливость, высший разум.     Мир, физический и нравственный, управляется законами, и законы эти, установленные по некоему плану, позволяют обнаружить глубокий ум в вещах, ими управляемых. Законы эти не исходят из какой-то слепой причины, лишённой сознанья и цели: хаос и случай не смогли бы произвесть порядка, строя и гармонии.