С чужим мечом в руке Бальян пошел сквозь дым и туман, навстречу ночной темноте, что надвигалась на долину с востока. Он мучительно страдал от жажды, но река казалась окровавленной, и он не решался зачерпнуть воды, пока вдруг не сообразил, что в ней отражается свет заката. Тогда Бальян упал на колени на берегу, погрузил лицо в воду и начал хлебать. Он едва не задохнулся и поскорее высвободился из тяжких объятий реки: вдруг ему почудилось, что кто-то схватил его за шею и пытается утопить.

Тяжело дыша, Бальян уселся на берегу. Вода стекала с его лица и волос. В горле по-прежнему першило, и так же, как и раньше, донимала духота. Бальян поднялся на ноги и побрел дальше.

Он понял вдруг, что давно не видел отца, но это почему-то не воспринималось им как долгожданная свобода. Как будто он обязан был отыскать Вейенто и доставить его домой.

В клубах дыма бродили гиганты – Элизахар и Талиессин; они обменивались короткими репликами, решая судьбу мятежных солдат. Издалека донесся совсем уж домашний звук – стук ложек о жестяные миски: солдаты победившей армии ужинали.

Звук принесла река, и Бальян не мог бы сказать, как далеко находились сейчас враги. Он просто шел по берегу, опустив голову и не ощущая ничего, кроме усталости.

А потом он увидел Вейенто. Герцог лежал ничком, скорчившись, в темной луже, и синий луч первой луны тянулся к нему из-за леса. Бальян узнал его по знакомому развороту головы. Слишком долго юноша изучал этот затылок, пока ехал следом за отцом по дорогам Королевства! Корона Мэлгвина, скатившись с мятых волос герцога, лежала рядом, и он из последних сил тянулся к ней рукой.

Бальян остановился рядом, присел на корточки, заглянул отцу в лицо. Тот был еще жив. Не произнося ни слова, Бальян подал ему корону, и пальцы Вейенто, точно разумные существа, сами побежали к ней и вцепились в ее зубцы.

Бальян выпрямился, огляделся. Ему нужна была телега – и, словно по волшебству, вот она, телега, очутилась рядом, и низкорослая лошадка была впряжена в нее. Мешок с остатками сена болтался на шее животного.

Бальян волоком потащил отца к телеге. Вейенто ничего не говорил, не сопротивлялся, только крепко удерживал одной рукой корону, а другой отталкивался от земли, помогая сыну. Возле телеги Бальян передохнул, собираясь с силами, а затем перевалил Вейенто через низкий бортик.

Это была одна из тех телег, на которых Элизахар вез продовольствие для своих солдат. Там еще оставалось некоторое количество припасов. Бальян распорол мечом один из мешков, бросил клинок и вытащил несколько хлебных лепешек. Они успели зачерстветь, но пахли восхитительно. Скрываясь под пологом, отец и сын съели одну лепешку на двоих. К несчастью, никаких запасов питья здесь не было, а выходить к реке Бальян опасался. Меньше всего ему хотелось, чтобы их с Вейенто захватили в плен. Он ни мгновения не сомневался в том, что Талиессин распорядится публично повесить мятежника и лично проследит за тем, чтобы Вейенто испытал перед смертью все возможные унижения.

Поэтому, когда герцог попросил пить, сын, ни слова не говоря, взялся за вожжи и направил лошадку к выходу из долины. Вейенто забеспокоился было, даже попытался схватить Бальяна за руку, пробормотал: «Куда? Стой!» – но тут же бессильно откинулся на мешок.

Бальян до последнего не верил в то, что ему удастся беспрепятственно добраться до леса, но они словно бы превратились в невидимок, и скоро деревья сомкнулись за их спинами – как будто отец и сын покинули главный зал, и тяжелый кожаный занавес, закрывающий дверной проем, плотно соединил раздвинувшиеся на миг половинки.

Вейенто был ранен. Это сделалось для Бальяна очевидным только через несколько часов. До того юноша молча правил лошадью, увозя отца все глубже в лес, к родным горам. Он ни о чем не думал, ничего не чувствовал. Даланн была бы довольна своим учеником: он вполне «превратился в камень».

Когда тьма накрыла телегу с беглецами, Вейенто начал стонать. Бальян счел, что они отъехали от долины на достаточное расстояние, чтобы можно было остановиться. К тому же где-то неподалеку бежал ручей. Бальян не слышал журчания воды, заглушённого густой травой, но чуял запах сырости.

Он провел рукой по телу отца. Вейенто был горячим и мокрым. Кровь бежала из рассеченного бока. Бальян подумал о том, что отец истекал кровью несколько часов, в то время как сын даже не потрудился обратить на это внимание, и ужаснулся. Он поскорее перетянул рану оторванным от рубахи рукавом, чтобы остановить кровотечение, и выбрался из телеги.

Ночь окружила его, полная доброжелательной прохлады. Ночь была обитаема. В ночи свиристели цикады, раздувались с урчанием жабы, бесшумные светляки посылали синие и белые сигналы любви незримым подругам.

Бальян сделал несколько шагов, и почти сразу под ногами захлюпала влага: ручей действительно оказался близко. Юноша принес воды в плоской миске и напоил отца. Вейенто сперва никак не реагировал на воду, а потом вдруг выпил все залпом, откинулся назад и захрапел.

Бальян напился сам, после чего снова взялся за вожжи. Они ехали всю ночь, не спеша, и лошадка, казалось, была весьма довольна этим обстоятельством. Она чуяла, что возвращается домой, и бежала весело, уверенно.

Рассвет прокрался в горы, и Бальян, как будто ему открыли глаза, очнулся посреди родного пейзажа. Покой сошел в его душу. Теперь он мог видеть и слышать, теперь он снова стал самим собой.

Вейенто хрипло стонал у него за спиной и метался по телеге. Повязка насквозь пропиталась кровью, и Вейенто запачкал ею хлебные лепешки, что высыпались из прорехи в мешке.

Бальян остановил лошадку и выбрался наружу. Огляделся. За ночь они проделали довольно большой путь. Деревни на границе Королевства, сожженные Вейенто, путники миновали ночью. Должно быть, Бальян заснул и не правил лошадью, и это оказалось благом: умное животное само отыскало дорогу. Бальян погладил лошадку по морде, и она подтолкнула его носом, явно требуя награды. Даже прихватила губами за рукав, а затем заржала.

Бальян почувствовал себя глупо. Лошадь едва ли не человеческим языком изрекала: «Где же вознаграждение за мою находчивость? Одними поцелуями ты от меня не отделаешься, любезный».

Бальян вздохнул. Ему жаль было разочаровывать свою спасительницу. Он подумал вдруг о том, что Талиессин, вероятно, не ограничился бы расправой с Вейенто. Многие укажут на Бальяна как на сына и наследника мятежного герцога, как на человека, что неотлучно находился при отце и выполнял все его приказания.

Страх смерти запоздало настиг Бальяна, и юноша покрылся испариной. Несколько минут он стоял, закрыв глаза и стиснув зубы. Его сотрясала дрожь. Потом он осторожно перевел дыхание, унимая отчаянно колотившееся сердце. Еще ничего не случилось. Их еще не поймали.

Он снова забрался в телегу. Теперь он знал, куда ехать. К гномам, под землю. Туда, где их с отцом никто не найдет.

Элизахару легко было с Талиессином. Несмотря на то что прежде им никогда не доводилось действовать вместе, они понимали друг друга с полуслова.

Прямо на поле боя Талиессин решил судьбу герцогства: коль скоро Вейенто либо погиб и будет найден мертвым в долине, либо бежал и непременно будет пойман, а наследников у него не осталось, его земли соединяются с Ларра и переходят под правление Элизахара.

Элизахар принял это как должное и только чуть нагнул голову, когда изъявлял согласие, как будто клонясь к земле в ожидании новой, более тяжелой, ответственности.

Судьба пленных также определилась обоими победителями без проволочек: все захваченные в долине отправляются в гарнизон Саканьяса под начало преданных правящей королеве командиров. Солдаты регента подбирали раненых, сгоняли к палатке Талиессина уцелевших. И каждого из них Талиессин расспрашивал о Вейенто, но никто не мог ему сказать, где находится мятежник. Одни утверждали, будто видели его, однако не припоминали – когда и где именно; другие в сумятице последней схватки и вовсе его не заметили.

К наступлению ночи, когда зажгли факелы, Талиессин сказал своему союзнику, герцогу Ларра:

– Он бежал!

– Вряд ли он успел уйти далеко, – задумчиво отозвался Элизахар. – Когда я приметил его в последний раз, незадолго до окончания боя, он был ранен.

– Значит, ему помогли, – настаивал Талиессин. – Насколько я знаю, его любили.

– Возможно, – согласился Элизахар. И вдруг широко зевнул: – Устал… Я займусь поисками завтра. В конце концов, теперь это мое герцогство, и я больше, чем кто-либо другой, заинтересован в том, чтобы там установился порядок.

Им принесли ужин, какие-то плохо различимые в плошке разваренные бобы, подали в кувшине воду. Элизахар взял кувшин и с подозрением уставился внутрь, точно пытаясь отыскать там незримых рачков, от которых, как известно, случаются желудочные колики. Но рачки так и остались незримы, к великому разочарованию Элизахара.

– Вы боитесь пить эту воду? – спросил Талиессин, с любопытством наблюдая за сотрапезником.

– Вы не поверите, государь, – вздохнул Элизахар, – скольких вещей я боюсь…

В свете единственного факела, воткнутого в землю, лицо Талиессина изменялось каждое мгновение. Его черты казались сейчас такими же неподдающимися определению, как и у любого эльфа: тени блуждали по ним произвольными путями, и только четыре черных шрама оставались незыблемыми – единственная устойчивая человеческая примета Талиессина.

Внезапно он показался Элизахару хрупким, способным сломаться в любой миг, от любого неловкого прикосновения; и тотчас на память герцогу Ларра пришли другие лица, еще более таинственные, ибо их черты до сих пор не определились – возраст не успел огранить их.

Элизахар чуть улыбнулся, увлеченный наблюдением за путешествиями теней по всей командирской палатке. Талиессин немного откинулся назад и в полумраке представлялся одной из таких теней.

– Ваши дети, государь, – проговорил Элизахар.

Талиессин сильно вздрогнул.

– Что с ними?

– Надеюсь, ничего дурного. Армия опередила слух о том, что королева пропала.

– А вас-то, будьте вы неладны, как настиг этот слух? – вырвалось у Талиессина.

– Вы, государь, еще больший бродяга, чем я, не в обиду вам будь сказано… – Элизахар вздохнул. – Первые годы моей жизни прошли среди землевладельцев, вот откуда я знаю, что никогда не повредит потолковать с крестьянином о том, что у того на сердце.

– И где же вы нашли здесь крестьянина?

Талиессин отставил плошку с бобами и уставился на своего собеседника. Элизахар выглядел тяжеловесным, слишком земным, обремененным годами. Сходство его с отцом росло постоянно и вот-вот должно было сделаться полным.

– Крестьянина нашли мои солдаты, – пояснил Элизахар. – Его откопали из-под развалин каменного дома. Сгорел только второй этаж, деревянный, а каменный как-то удачно рухнул, так что погреб уцелел.

– И что у него было припрятано в этом погребе? – заинтересовался Талиессин. И добавил: – Вы не поверите, но эльфы, даже такие полукровки, как я, обладают особенно обостренным чувством голода…

– Боюсь, этот подвал мои солдаты разграбили еще до того, как доложили о находке мне, – сказал Элизахар. – Впрочем, я их не осуждаю. Довольно и того, что они привели ко мне хозяина. Толковый человек, хоть и напуган.

– И он сообщил вам о слухах касательно моей дочери?

– Да. – Элизахар отправил в рот первую ложку бобов и медленно сморщился. – Вам не кажется, что они горькие?

– Это дым. – Талиессин резко качнул головой, как бы разгоняя тени и мрак, и действительно на миг весь он предстал Элизахару залитым ярким оранжевым светом. Но в следующее же мгновение темнота опять сгустилась в шатре и поглотила регента.

– В народе болтают о том, что королева пропала и что власть должна перейти к старшему в роду – то есть к потомкам Мэлгвина. К Вейенто и его старшему сыну, Бальяну. Этот Бальян был с отцом на поле боя.

– Бальян? – переспросил регент. – Насколько я помню, наследник Вейенто зовется Аваскейн.

– Аваскейн? – Элизахар задумался, потом покачал головой. – Они говорили о Бальяне. Должно быть, это бастард.

– Судьбы бастардов причудливы и извилисты, – сказал Талиессин с таким знанием дела, что оба они с Элизахаром вдруг рассмеялись, и это еще больше сблизило их.

– Скажите, мой государь, – вдруг спросил Элизахар, – отчего вы не обеспокоены известием о том, что ваша дочь, наша королева, пропала?

Голова у него кружилась, так что Элизахару вдруг показалось, что в кувшине не вода, а крепкое вино. «От усталости», – понял он.

Голос Талиессина донесся из темноты – как будто приглушенный расстоянием, хотя регент находился совсем близко:

– Я спокоен потому, что спокойны вы, когда говорите мне об этом.

– Ловкач! – восхитился Элизахар и зевнул.

Талиессин хлопнул в ладоши:

– Не спать!

Элизахар вздрогнул.

– Простите. Дело в том, что я встретил ваших детей по дороге, когда направлялся сюда, на соединение с вами.

– Обоих?

– Да.

– И куда же направлялись они?

– Полагаю, сейчас они находятся у моей жены, если только все пошло так, как они рассчитывали.

Талиессин подпрыгнул. От его сурового спокойствия не осталось и следа. Уронив ложку в миску, он уставился на своего собеседника.

– Что вы сказали? – пробормотал регент.

Не было больше таинственного эльфа, потомка Эльсион Лакар и первых королей. Просто отец, встревоженный за судьбу своих детей. «Можно даже сказать – папаша», – со странным злорадством подумал Элизахар. Впрочем, он тотчас устыдился недостойных чувств. Вероятно, все дело в том, что рядом с Эльсион Лакар становится неловко за свою приземленность, и, когда те же качества проявляет Талиессин, это как будто оправдывает чрезмерную материальность Элизахара.

– Я сказал, что по пути в эту долину повстречал обоих ваших детей, – повторил герцог Ларра. – Ее величество королеву Эскиву и Гайфье. Ошибиться невозможно, я разговаривал с ними.

– Они были одни, без спутников?

– Нет, с ними были еще двое, – продолжал Элизахар. – Возможно, вы их знаете. Ренье, брат придворного композитора…

– А, – буркнул Талиессин. – Вроде бы мой сын водит с ним дружбу. А когда-то, очень давно, этот самый Ренье набивался в приятели ко мне. Впрочем, человек он хороший. Кажется.

Талиессин наклонился, чтобы взять кувшин с водой, и неожиданно совсем близко от себя Элизахар увидел ярко горящие раскосые зеленые глаза – глаза нечеловеческого существа. Затем регент выпрямился, опустил веки, и видение исчезло.

– А кто второй? – спокойно спросил он, отхлебывая из кувшина. – Вы сказали, их было двое.

– Некто рыжий, – сообщил Элизахар. – Держался настороженно и чуть в сторонке, как будто был слугой. Знаете, из тех слуг, которым известны все господские тайны. По-моему, ваши дети его недолюбливали, а Ренье – тот и вовсе глядел на него волком. Странно, что он вообще находился с ними.

– Некто рыжий, – повторил Талиессин задумчиво. Он помолчал немного, а потом невесело засмеялся: – Когда-то я видел собственную смерть. Ее так и определяли: «Некто рыжий». Именно в таких выражениях. «Некто рыжий». Странно, что эти слова вернулись ко мне спустя столько лет…

– Ни один солдат, государь, никогда не видит свою смерть, – сказал Элизахар. – Чужую – сколько угодно, но только не свою. Своя – невидимка.

– Возможно, стоит припомнить, что я – не солдат, – фыркнул Талиессин. – И говорю вам, я ее видел. Более того, я разговаривал с ней, и она так мне и сказала: «Я – твоя смерть». Понятно вам? Почти месяц она ходила за мной по пятам, по всем улицам, по всем кабакам столицы, и у нее были грязные рыжие волосы…

– В таком случае надеюсь, что с вашими детьми находилась вовсе не она, – сказал Элизахар вполне серьезно. – Кроме всего прочего, тот человек, похожий на слугу, все-таки был мужчиной.

– Моя смерть тоже была мужчиной, – отозвался Талиессин. – Впрочем, тот человек вполне мог быть самым обыкновенным слугой, недовольным тем, что его заставляют тащиться вторы…

– Я так не думаю, – пробормотал Элизахар. – Но в любом случае на Ренье вполне можно положиться. Я сам учил его фехтованию. В те годы он был отличным малым, и у меня нет оснований считать, что он переменился к худшему.

– Для чистокровного человека вы слишком хорошего мнения о людях, – сказал Талиессин. – Интересно, как вам понравились мои дети? У меня – полный набор: и девочка, и мальчик – и эльфийка, и человек.

Он знал, что Элизахар скажет ему правду, и заранее усмехался.

– Мне они понравились, – просто сказал Элизахар. – Их сходство показалось мне весьма трогательным. Они держались с очень большим достоинством. Особенно девочка.

– Для чего они направлялись к вашей жене? – спросил Талиессин почти грубо. В это мгновение он готов был отдать что угодно за возможность прикоснуться к волосам Эскивы, к руке Гайфье, увидеть, как они бегут к нему навстречу. Не теперешние – давнишние, лет шести-восьми.

Голос Элизахара вторгся в эту мимолетную мечту.

– Вам, наверное, известно, что госпожа Фейнне умеет открывать дорогу в миры Эльсион Лакар… – сказал герцог Ларра. – Очень давно, еще в Академии, она случайно обнаружила это свойство.

Талиессин поморщился:

– До меня какие-то доходили разговоры…

– А сами вы что считаете? – с любопытством спросил Элизахар.

Талиессин ответил – кажется, немного ревниво, ибо речь шла о его народе, не о народе Элизахара:

– Я всегда считал, что о герцогине Ларра болтают всякую чушь из-за вашего уединенного образа жизни. Вы ведь никогда не бываете при дворе.

– Это мое упущение, и я уже обещал ее величеству исправиться, – церемонно ответил Элизахар. Ему не хотелось раздражать Талиессина. Кроме всего прочего, выяснение отношений могло бы затянуть разговор, а Элизахар ничего так не желал, как заснуть.

– Правда? – Талиессин прищурился.

– Да, – тяжелой головой кивнул Элизахар. – Королева лично пригласила нас в столицу на очередной праздник возобновления союза эльфийской крови.

– И вы приедете?

– Всей семьей, – заверил герцог. – И даже ключницу прихватим.

– Похвально, – вздохнул Талиессин. – Ну так что, выходит, что слухи о вашей супруге правдивы?

– Фейнне в состоянии открыть дверь в другой мир, – повторил Элизахар. – Для нее это большое потрясение, потому что она всегда остается на пороге. Если она войдет туда вслед за остальными, ворота закроются, и неизвестно, какими путями придется выбираться назад. Возможно, по старой дороге, которую проложил король Гион, по лабиринту и туманам Междумирья, где полным-полно чудовищ и призраков. Видите ли, ваша милость, там, в мире Эльсион Лакар, у Фейнне появляется зрение. Огромное искушение остаться там навсегда.

– Вы боитесь, что когда-нибудь она так и поступит? – безжалостно спросил Талиессин.

Элизахар покачал головой:

– Нет, потому что мы связаны эльфийским браком. Мы живем душа в душу, наслаждаемся жизнью, убиваем без сожалений и когда-нибудь умрем вместе. Такое благословение дал нам король Гион, а его слова сбываются буквально.

– Понятно, – буркнул Талиессин.

Он до сих пор не соединился с Уидой подобной клятвой и вдруг почувствовал себя обделенным. Как будто этому человеку, Элизахару, дозволено владеть сокровищем, а ему, Талиессину, – нет. Ощущение собственной ущербности преследовало его с детства. Знакомое, отвратительное. Внезапно он принял решение: на следующем же празднике он попросит правящую королеву благословить союз ее родителей.

Эта мысль принесла ему покой, и он даже улыбнулся.

– Мои дети были здоровы?

– Да, только сильно встревожены. Полагаю, сейчас они уже добрались до замка Ларра и находятся в полной безопасности.

– Особенно после того, как госпожа Фейнне открыла им ворота в эльфийский мир, – добавил Талиессин.

Элизахар пожал плечами.

– Они знают о проклятии сумерек гораздо больше, чем вы или я, потому что они сами и есть проклятие сумерек. Его логическое завершение.

– А исток? – спросил Талиессин.

– Полагаю, вы догадываетесь, – отозвался Элизахар. – Исток этого проклятия – король Гион. Начало и конец должны соединиться. – И, увидев, как застыло лицо регента, Элизахар наклонился вперед и быстро взял его за руку. – Вам следует научиться доверять своим детям, государь. Они уже выросли и в состоянии отвечать за собственные поступки. Они мудры и добры. Добрее и мудрее нас с вами. И у них хорошие спутники.

– Даже тот, рыжий? – криво улыбнулся Талиессин.

– Да, – ответил Элизахар. – Верьте мне. И верьте им. И… – Он снова широко зевнул и смущенно извинился. – И давайте будем наконец спать. Проклятие, я становлюсь старым!

Элизахар безмятежно проспал всю ночь и пробудился с первыми лучами солнца. Он торопился домой, к Фейнне. Регент еще не проснулся, когда Элизахар уже спешно застегивал пояс с мечом. Он бросил на Талиессина прощальный взгляд, улыбнулся спящему, как будто тот мог его видеть, – и Талиессин, не поднимая век, отозвался сонной улыбкой. Должно быть, увидел происходящее во сне, решил Элизахар.

Он вышел из палатки. Солнце недавно поднялось, и его юные лучи озаряли угли, оставшиеся от деревни, вытоптанное поле, грязные пятна там, где лежали тела погибших.

Землевладелец, которого весть о разорении застала в каком-то из соседних городков, уже прискакал и теперь с потерянным видом бродил по полю, то и дело трогая сломанные колосья. Завидев Элизахара, бедняга бросился к нему, но герцог остановил его движением руки:

– Регент еще отдыхает, не тревожьте его. Подождите, пока он проснется, обратитесь к нему с просьбой, и он все устроит.

– Мои люди, мой урожай, – причитал землевладелец. – Вы видели, что они сделали?

Элизахар схватил его за рубаху на груди, скрутил.

– Регент – Эльсион Лакар, милосердие присуще ему больше, чем справедливость. Проклятие, он – самый добрый государь на свете! Обратитесь к нему с просьбой… а меня оставьте в покое.

Элизахару подвели коня. Он уселся в седло и пустился прочь легкой рысью. Землевладелец с полуоткрытым ртом уставился ему в спину.

Элизахар приблизился к своему трубачу. Медленно и гнусаво пропела труба герцога Ларра, и те из солдат, кому было приказано возвращаться с герцогом в замок – их известили об этом накануне, – приблизились к своему командиру.

– Едем налегке, – распорядился Элизахар. – Телеги и лошади остаются Талиессину.

– А что мы будем есть, Элизахар? – спросил один из старых солдат.

Герцог Ларра повернул к нему голову и чуть усмехнулся.

– Нас всего пятнадцать, – сказал он. – По пути мы встретим шахтерские поселки. За деньги еда для нас найдется. А самое смешное… – Он помолчал, прежде чем широко улыбнуться и закончить: – Самое смешное теперь заключается в том, что герцог Вейенто – это я.

Кругом захохотали, принялись стучать рукоятями мечей в разбитые щиты. К Элизахару потянулись руки – каждый норовил дружески хлопнуть его по плечу, коснуться локтя или колена.

– Ну ладно, – сказал он, хмурясь с деланной суровостью. – У нас мало времени. Талиессин разберется со всем, что мы здесь наворотили. Уносим ноги, ребята, пока нас не заставили выгребать навоз!

И отряд с криками помчался прочь по полю, оставляя за спиной пожарище и трупы. Несколько солдат уже копали большую яму для общей могилы. Они проводили проезжающих мимо угрюмыми взглядами, но ничего не сказали.

Все произошло в точности так, как предсказывал Элизахар: в первый же вечер, когда отряд вошел в герцогство Вейенто, их приняли в одном из шахтерских поселков. Люди хотели знать обо всем, что произошло в Королевстве, и Элизахар охотно ответил на все их вопросы.

– А герцог? – Они теснились к всаднику, засматривали ему в лицо, пытаясь угадать ответ прежде, чем он прозвучит. – Что случилось с нашим герцогом?

Потрясенный увиденным, Элизахар воочию убедился в том, что Вейенто здесь действительно любят. Этих людей с закопченными лицами и черными руками на самом деле беспокоила судьба их обезумевшего, разгромленного повелителя.

И Элизахар сказал:

– Вашего герцога не нашли на поле битвы. Скорее всего, его, раненного, вынес кто-то из верных людей. А если это так, то он скрывается поблизости, и я найду его.

– Раз вы теперь, волей регента, – наш господин, – послышался еще один вопрос, – то как вы поступите с Вейенто?

– Если он еще жив, – медленно проговорил Элизахар, – то я не трону его. Он будет жить в почете и покое, среди вас.

В толпе одобрительно загалдели. Элизахар с непроницаемым лицом смотрел на шахтеров. Он знал: если только ему доведется отыскать Вейенто и тот действительно будет еще жив, то продлится такое положение недолго. Герцог Вейенто неизбежно погибнет – от открывшейся раны, от несчастного случая, от несварения желудка. Каким бы хорошим парнем ни был Элизахар, он был порождением Ларренса и очень хорошо умел разделять честные поступки и поступки разумные.

Элизахара с прочими солдатами отвели на шахтерскую кухню и накормили до отвала. Каждый старался угодить новому герцогу – особенно за то, что тот обещал соблюдать все законы, установленные в Вейенто, и пощадить их прежнего господина. Странно, думал Элизахар, они прекрасно отдают себе отчет в том, что Вейенто потерял рассудок, что он втравил герцогство в безнадежную войну, и тем не менее продолжают любить его. А ведь он даже не дал им свободы, ибо эти люди, связанные контрактом, почти не отличаются от крепостных – разве что работа у них потяжелее.

– У нас все по закону, – втолковывали Элизахару, пока тот, почти не слушая разговоров, утолял голод и жажду. – Не так, как в Королевстве. Если провинился – накажут, но по справедливости. А ежели, наоборот, все выполнил и даже сверх нормы – наградят, но опять же по справедливости, как оговорено в контракте.

– Я буду соблюдать закон, – заплетающимся языком обещал Элизахар.

От сытной еды, от тепла он сразу опьянел, и теперь его клонило в сон. Он едва успел сказать, чтобы выставили хотя бы двоих часовых, как заснул мертвым сном прямо на кухне, на лежанке, где обычно отдыхала стряпуха.

Ночь прошла на удивление спокойно, и утро не принесло никаких новостей. О беглом герцоге Вейенто по-прежнему не было никаких известий. Элизахар с товарищами покинул поселок одновременно с рабочими: те отправлялись в шахты, солдаты – дальше на север, к замку Ларра.

Расставались деловито, без лишних слов и обещаний. Элизахар отчаянно зевал, сидя в седле. Окончательно он пробудился только час спустя. Дорога вилась среди почти голых скал. Длинные серые пряди мха свисали с корней, сплетающихся высоко над головами людей: стволы у здешних деревьев были тонкие и прямые, а корни – мощные и причудливые.

До замка Ларра оставалось полтора дня пути.

Следующий поселок встретил Элизахара совершенно иначе: здесь уже знали о поражении Вейенто и перегородили дорогу баррикадой. Когда солдаты остановились, в них с гор и из-за укрытия полетели камни, палки, зажженные тряпки и комья грязи.

Элизахар отступил.

– Что будешь делать, Элизахар? – спросили его старые товарищи.

– Подавлю мятеж, – ответил он. – Отойдем подальше и поищем среди местных жителей человека, хорошо знающего здесь все тропинки.

Они вернулись назад – впрочем, не слишком далеко от поселка – и расположились лагерем. Пятерых Элизахар отрядил на поиски, и солдаты послушно принялись карабкаться в горы. Элизахар проводил их взглядом, потом улегся на камнях. Ему было удобно, особенно после того, как ему сунули под голову седло.

– Отдыхай, Элизахар, – сказал ему, подмигивая, давний приятель. – Ты теперь важный герцог, чтоб тебе пусто было!

– Это точно, – согласился Элизахар, закрывая глаза и тотчас погружаясь в легкий сон.

Его разбудили через несколько часов. Маленький костер уже произвел на свет вполне приличную кашу из зерна, купленного в предыдущем поселке. В воздухе висела серая печаль – надвигался вечер.

Элизахар уселся, прислонившись спиной к лежащему на земле седлу, получил плошку с кашей на колени, а затем перед ним поставили долговязого парня с крупными кистями рук и лохматой головой. Элизахар зачерпнул каши, отправил в рот первую ложку.

Парень не моргая смотрел на него. В его повадках угадывалось нечто нечеловеческое, хотя, судя по внешнему виду, юноша был чистокровным человеком, и никем иным.

Элизахар отложил ложку.

– Ты знаешь, кто я?

– Мне сказали, – ответил он.

– Повтори то, что тебе сказали.

– Вы – Элизахар, герцог Ларра и Вейенто.

– Ты веришь этому?

– Вполне, – сказал юноша.

– Почему?

– Потому что мой отец умер.

Элизахар хмыкнул, не скрывая удивления:

– В таком случае давай уточним – кто ты такой.

– Меня зовут Бальян, – сказал юноша. – Мой отец – герцог Вейенто. Бывший герцог Вейенто, и он умер. Бывший герцог, бывший человек. Теперь – никто, просто плоть.

Элизахар обернулся к обступившим их солдатам.

– Кто из вас нашел его?

Один выступил вперед.

– Я.

– Где это произошло?

Солдат показал рукой направление.

– Он сопротивлялся?

– Нет, Элизахар, ты ведь видишь – у него даже не связаны руки.

– И даже не подбит глаз, – добавил второй солдат, и все кругом рассмеялись.

– Продолжай, – велел солдату Элизахар.

– Он сидел там, а рядом с ним на земле лежал мертвец. Я спросил: «Ты местный?» Он ответил: «Да». Я опять спросил: «Ты знаешь здесь дороги?» Он ответил: «Я знаю тропы, которые неизвестны даже здешним людям». Тогда я спросил: «Кто этот мертвец?» Он ответил…