КОРОЛЕВСТВО:

КОНСОРТ

Талиессин никогда не слышал от матери историю своего рождения. Эту повесть она хранила про себя, как драгоценное воспоминание, которым не желала делиться ни с кем, даже с собственным сыном. Талиессин предполагал, что неравный брак его родителей вызвал – по крайней мере, среди аристократии – некоторое недовольство.

Однако на самом деле решение правящей королевы взять в мужья Гайфье, простого гвардейца, породило толки весьма романтического свойства. Рассказывали о том, как отважный юноша спас королеву от гибели. О том, как судьба забросила их в необитаемые и неприступные пещеры, где их подстерегало множество опасностей и где они боролись за свою жизнь несколько дней, прежде чем их нашли и доставили в столицу. Кое-что в этих рассказах было правдой, а приятная внешность Гайфье и его скромные манеры довершили остальное.

Консорта полюбили в стране. Он не вмешивался в государственные дела, зато участвовал во всех развлечениях и праздниках. Королева выглядела счастливой, и земля Королевства плодоносила, как никогда прежде, принося по три больших урожая в год.

Более десяти лет брака прошло, прежде чем королева решилась забеременеть. Гайфье никогда не разговаривал с ней об этом. В глубине души он боялся, что она не желает заводить от него детей, поскольку человеческая кровь, еще больше разбавив эльфийскую, приведет к окончательному оскудению династии.

Она сама завела разговор об этом.

Они ехали по берегу моря в Изиохоне, любуясь прибоем. Рядом не было никого, только вдали видно было, как рыбаки жгут большой костер, намереваясь коптить рыбу.

И королева сказала:

– Наверное, мне пора родить ребенка.

Гайфье вздрогнул всем телом и уставился на жену.

– Что? – Она немного смутилась. – Я сказала что-то неправильное?

– Нет…

– В таком случае почему вы покраснели?

Он опустил голову.

– Я думал, – пробормотал он, – что вы не хотите детей от меня.

– Почему бы я не хотела от вас детей? – удивилась королева.

– Потому что не хотели… – Он помедлил, прежде чем добавить: – Я считал, вы просто любите меня.

– Так и есть, – почти сердито отозвалась королева. – Кажется, я не давала повода усомниться в моих чувствах.

– Просто любите, – продолжал Гайфье, как бы не расслышав последней реплики. – Меня, какой я есть. Человека. Что вы хотите дать мне счастье, сколько сможете, а потом… – Он вздохнул. – Потом вы подождете, пока я умру, чтобы не причинять мне боли, и найдете себе мужа с эльфийской кровью в жилах. Чтобы наследник Королевства нес в себе наследие Эльсион Лакар, как и подобает.

Королева молча погнала коня вперед и несколько минут оставалась в полном одиночестве, пока муж не настиг ее. Тогда она замедлила шаг и повернула к нему голову, и он заметил, что она плакала.

– Глупости, – ровным голосом произнесла она. – Как вы смеете подозревать Эльсион Лакар в подобной низости! Я люблю вас и хочу, чтобы наследник был вашим ребенком. Если он не сможет приносить ежегодную жертву, тогда… – Она улыбнулась. – Я буду жить достаточно долго, чтобы человеческая природа нашего сына не принесла ущерба Королевству. Я уже все продумала.

Он покачал головой. Она обо всем подумала! Ход мыслей жены всегда оставался для Гайфье загадкой, и он подозревал: будь его супруга самой обыкновенной женщиной, не королевой и не эльфийкой, все происходило бы в точности так же. Женщина была для Гайфье величайшей тайной на свете, и он даже не пытался разгадать ее.

Он так и сказал:

– Вы – тайна, и я не дерзаю вас понять.

И снова она вспыхнула от негодования:

– Тайны для того и существуют, чтобы их понимать!

Он молча смотрел на нее и улыбался.

Не замечая этой улыбки, она продолжала:

– Это загадки нужно разгадывать, взламывать, как замок на бабкином сундуке, чтобы добраться до запыленных сладостей! А тайна – раскрывается. Сама. Тайна щедра и милосердна.

– Я люблю вас, – пробормотал Гайфье.

Она вздернула плечи.

– Это не имеет отношения к делу…

Потянувшись к нему с седла, она поцеловала его и уже тише добавила:

– Если вы сомневаетесь, я объясню, почему так медлила с ребенком.

Он только вздохнул.

Королева сказала:

– Просто все эти годы я хотела родить девочку, а это было бы нехорошо для престолонаследия. И только сейчас я почувствовала в себе достаточно сил и самоотречения для мальчика. Понятно вам?

Ему ничего не было понятно, но он улыбнулся и кивнул.

Когда он поехал дальше, то обнаружил, что королева остановила коня. Он обернулся. Она смотрела на него, и удивление возрастало в ее взгляде.

– Что с вами, ваше величество? – спросил Гайфье, подъезжая к ней. – Вы не желаете продолжать прогулку?

Она покачала головой.

– Да что это с вами такое? – воскликнула королева. – Кажется, я только что внятно объяснила вам, чего именно я хочу!

Так был зачат Талиессин – среди песков, под шум прибоя, под свист ветра, приносящего то запах водорослей, то дух коптильни. Уставшие от ласк, родители Талиессина отдыхали возле рыбачьего костра и ели копченую рыбу, пачкая пальцы, и с той поры и навечно этот запах вызывал на их лицах улыбку, смысл и значение которой понимали только они двое, а потом, когда Гайфье не стало, – королева одна.

Одна во всем Королевстве.

Вскоре после крушения воздушной ладьи королева распорядилась ввести в число основных дисциплин Академии Коммарши оптику – науку о свойствах лунных лучей и способах левитации. Большая часть студентов Академии в те годы состояла из молодых людей дворянского звания, хотя встречались среди них и выходцы из наиболее почтенных купеческих и ремесленных семейств.

Почти сразу же после свадьбы королева настояла на том, чтобы Гайфье взял несколько уроков, и консорт, желая доставить удовольствие жене, отправился в Коммарши. Его действительно пытались обучить левитации, однако преодолеть свой страх высоты Гайфье так и не смог.

Он никогда не рассказывал королеве о том, что испытывает животный ужас, едва только ему приходится подниматься над землей выше, чем на половину человеческого роста. Ему приходилось участвовать и в таких праздниках, где половина действа разворачивалась в воздухе, – в первые годы правления матери Талиессина это было модным, – и все же консорту всегда удавалось устроить так, чтобы не левитировать. Он находил себе занятие на земле – и ухитрялся сделать так, чтобы никто, кроме него, не смог бы справиться с тем или иным делом.

Талиессину исполнилось пять лет, когда королева затеяла грандиозный праздник на той самой реке, где некогда разбилась воздушная ладья. Она возвращалась в те края впервые с памятной ночи, которую провела с Гайфье в пещере.

В широком русле посреди спокойных вод установили огромный плот. Канаты удерживали плот посреди реки. Собственно, это был не один плот, а сложный лабиринт из множества плавучих секций, соединенных между собой прочными веревками. Пышные гирлянды обвивали эти веревки. Скрытые среди цветов крохотные колокольчики неустанно звонили, и казалось, что легкая серебряная рябь, пробегавшая от реки по рукам, лицам, одеждам, драпировкам, – не что иное, как порождение этого невесомого звона.

Здесь были широкие плоты, на которых размещались музыканты, и еще более широкие, покрытые удобным настилом, – для танцующих; имелись маленькие отдельные плоты-беседки с приготовленным внутри угощением; по краям были устроены лодочки – они удерживались возле всей грандиозной конструкции на привязи, но в них можно было покататься взад-вперед вдоль всего плота.

Нарядная кавалькада прибыла к месту на рассвете. Музыканты, ожидавшие на плоту, были разбужены выставленным нарочно стражем и встретили королеву с придворными тихой, возвышенной музыкой, в которой угадывалось шествие, и в такт этому шествию покачивались лодки и шевелились листья на деревьях, размеренно плескали маленькие волны, порожденные беспокойством рассвета, пели птицы. У королевы сжалось сердце, и она обменялась взглядом с Гайфье, который ответил ей такой спокойной, ласковой улыбкой, что она тотчас пришла в наилучшее расположение духа.

Скоро все участники перебрались на плоты и распределились согласно своим наклонностям. Королева и Гайфье перво-наперво перекусили в беседке. Гайфье не уставал дивиться аппетиту своей хрупкой, изящной, как девочка, жены: эльфийская дама кушала всегда изрядно. «Глядя, как вы откусываете от яблока сразу половину, я начинаю понимать – что такое преизбыточность жизни в Эльсион Лакар», – говорил Гайфье. Королева, в зависимости от настроения, то обижалась от подобных речей, то, напротив, весело и даже чуть польщенно смеялась.

Музыка заполняла огромное пространство между скалами, она витала над рекой, исчезая вдали, там, где широкая лента реки обрывалась водопадом, и приглушенно шумела снизу, на камнях. Где-то среди красновато-коричневых скал имелась и та, на которую когда-то упали Гайфье и королева, но ни он, ни она не могли бы сейчас отличить ее среди множества других, и им казалось, что вся эта величественная местность принадлежит их любви.

Танцы начались почти сразу после прибытия придворных. Среди юных фрейлин имелись неутомимые красавицы, готовые плясать во всякое время дня и ночи, была бы музыка. В иных случаях они даже обходились без кавалеров, довольствуясь несуществующими партнерами, коих обнимали в воздухе без всякой печали по их отсутствию.

Ближе к полудню составился общий бал, захвативший решительно всех, даже нескольких пожилых кавалеров и дам с красными щеками и носами – эти помнили еще предыдущее правление. Их пригласили из уважения к их неистощимому жизнелюбию, и теперь они потихоньку выпивали в самой отдаленной из беседок. Королева и консорт возглавляли танец. Музыка гремела торжественно и громко, как будто сопутствовала не увеселению, а по меньшей мере мощной атаке на какого-нибудь неопасного, но многочисленного врага.

Воздух наполнился мириадами бабочек, которых наловили заранее и держали в клетках для того, чтобы выпустить в нужный момент. Тысячи разноцветных крыльев трепетали перед глазами, сыпали пыльцу на волосы, задевали уши и обнаженные плечи, скользили по шеям, оставляя пестрые следы. Некоторые погибли в водах, и река медленно понесла их вперед, туда, где солнечные блики сливались с роскошными трупиками и поглощали их. Однако большинство бабочек благополучно перелетело через реку и покрыло кусты на берегу, так что издали казалось, будто на ветках расцвели весьма странные живые цветы.

Чуть позже общий бал рассыпался на множество отдельных танцев, а желающие вернулись к своему уединению. В лодках, наполненных цветами, восседали фрейлины, непременно желавшие покататься, и услужливые кавалеры брались за весла, чтобы двинуться с дамой вдоль всего плота, пока натянувшийся канат не позовет обратно, домой.

В вазах увядали фрукты, их сладкий грустный аромат привлекал пчел, что, в свою очередь, вызывало визги и махания ручек. Вино наполнялось солнцем и богатело с каждой минутой.

Королева и Гайфье, держась за руки, сидели в беседке и смотрели на реку и отражающиеся в ней скалы.

Они долго молчали, а потом Гайфье сказал:

– Я счастлив.

Праздник протекал величаво и размеренно, во всем уподобляясь реке, на которой он был устроен. Взрывы громкого смеха, шум веселья, игра на раздевание, которую затеяли фрейлины с кавалерами, и прочие забавы – все это тонуло в великолепии ослепительного синего дня.

Перемена произошла внезапно, и поначалу никто не понял, что это именно перемена, а не очередная затея веселящихся придворных. От общей конструкции оторвалась небольшая секция, и течение понесло ее по реке. Дамы, находившиеся там, сперва даже не заметили случившегося. Они продолжали смеяться и кушать сладкий лед, как вдруг одна вскрикнула:

– Нас оторвало!

Они растерянно огляделись по сторонам и увидели, что большой плот на натянутых, точно мускулистые руки, канатах находится уже очень далеко от них. Со стороны очень хорошо видно было, как красиво там все устроено, как много всего было придумано и сооружено для праздника. Музыка звучала совсем близко: если бы звук был веревкой, девушки схватились бы за нее и дотянули бы свой беспомощный плот до общей площадки.

– Помогите! – крикнула одна, встав во весь рост и повернувшись лицом к удаляющемуся плоту.

Шум водопада, поначалу негромкий, приближался с каждым мгновением.

Фрейлины переглянулись. Одна из них схватилась руками за голову и завизжала. Остальные растерянно смотрели на нее, и каждая думала: «Может быть, и мне стоит?..»

Визг расслышали на плоту. Стало видно, как там бегают люди, как отвязывают лодки.

– Не успеют, – тихо проговорила старшая из девушек. Она сказала это деловито, как будто сама руководила операцией по спасению.

Та, что визжала, уставилась на нее ненавидящими глазами.

– Как ты можешь! – крикнула она. – Как ты можешь! Ты что, радуешься? Ты-то умеешь летать!

– Это называется левитация, – поправила фрейлина. Она подняла голову, но никаких лунных лучей не увидела. Вечер приближался, однако до восхода лун оставалось еще много времени.

Третья взяла подругу за руку.

– Нужно попробовать, – сказала она.

– Но мы их не видим, – возразила первая.

– Нас ведь учили…

Они знали, что не сумеют найти лунные лучи для того, чтобы подняться. Разве что случится какое-нибудь чудо и они захватят нужный луч по случайности.

Водопад уже ревел. Оставалось совсем недолго. Крохотные лодочки изо всех сил поспешали по реке. Со стороны их отчаянные потуги догнать несущийся по стремнине плот выглядели просто потешными.

Скалы смыкались над головами фрейлин. Красота и величие пейзажа, назойливый крик незримого водопада, крохотные радуги – предвестницы скорой смерти, пролетавшие по воздуху, – все это странно завораживало девушек.

– Моя сестра умерла родами, – вдруг сказала самая младшая, та, что визжала. Теперь ее голос звучал задумчиво. – Среди крови, вони, под рыдания. И еще мертвый ребенок. – Она огляделась по сторонам и вздохнула. – Так – лучше.

И тут другая девушка, та, что все время смотрела на лодочки, вдруг взлетела. Она повисла в воздухе, и плот проплыл под ее качающимися ступнями, как бы выскальзывая у нее из-под ног.

– Сюда! – крикнула она подругам. – Скорей!

Но сколько оставшиеся на плоту девушки ни пытались поймать незримый луч, у них ничего не получалось. Висящая в воздухе девушка закрыла глаза, стараясь вспомнить все, чему учили ее в Академии Коммарши. Как легко было подниматься над землей во время ночных дворцовых праздников! Лунные лучи хорошо были видны в темном воздухе. Для того чтобы придворные, не слишком опытные в искусстве левитации, не теряли луч, королева распоряжалась распылять вокруг цветную пыльцу, и лунные полосы, желтые и синие, были различимы так отчетливо, словно их нарисовали краской на холсте.

«Мы можем не видеть лучей, но это не отменяет их существования, – твердила, как заклинание, молодая девушка. – Они держат меня. Если я не отпущу их сама, они удержат меня в воздухе до тех пор, пока лодка не подойдет и не подберет меня. Я не упаду. Я буду ждать…»

Когда она взглянула вниз, то увидела подвижную синюю воду. Дно терялось где-то в глубине. Там, где жили, кормились, таились огромные рыбы. И водопад шумел, непрестанно шумел, словно зверь в ожидании добычи.

Плот уплыл уже далеко. Девушка почти не видела его. Солнце ослепило ее, когда она пыталась рассмотреть впереди своих погибающих подруг. От ярких бликов рябило в глазах. Она поскорее опустила веки и снова все свои мысли обратила к незримым спасительным лучам.

Неожиданно чья-то рука ухватила ее за лодыжку и потянула вниз. Инстинктивно она дернула ногой, пытаясь вырваться, и мужской голос произнес:

– Хвала небесам, вы целы! Садитесь же.

Она повернула голову навстречу голосу и увидела, что лодка наконец настигла ее и двое кавалеров с блестящими каплями пота на лицах, слабо улыбаясь, протягивают к ней руки.

– Садитесь.

Она с облегчением отпустила от себя лунные лучи и рухнула на скамью.

Ей подсунули подушку, но она не стала садиться на эту подушку, а вместо этого обхватила ее обеими руками, прижала к груди, к той ямке между грудями, что всегда голодна и жаждет объятий, – и заплакала.

Вторая лодка оказалась рядом с первой спустя мгновение. Там находился консорт.

– Кто остался на плоту? – крикнул Гайфье.

– Еще двое, – ответил вместо плачущей фрейлины тот кавалер, что первым схватил девушку за лодыжку.

– Да, – тихо прошептала фрейлина. – Еще две девочки.

Она повернулась в сторону водопада, изогнувшись всем телом, и с ужасом увидела, что плот балансирует почти на самом краю пропасти.

Кавалер взял ее за плечи и ласково развернул к себе.

– Выпейте.

Она послушно выпила из фляги, и ей стало тепло. На ее плечи набросили шаль. Она закуталась и подумала: «На дне реки – холодно. Камень и шум воды. А здесь – сухо, и шаль такая пушистая, из козьего пуха».

От этой мысли сделалось уютно, и она, положив голову на плечо кавалеру, задремала.

Гайфье больше не колебался. Он видел то место, где находились незримые лунные лучи, и в отличие от фрейлины был научен двигаться вдоль луча. Закрыв глаза, он потянулся к лунам и поднялся над лодкой. Течение сразу подхватило суденышко, лишенное управления, и потащило вперед, к водопаду. Гайфье больше не думал об этом. Он искал перекрестье лучей, способное притянуть его, и нашел.

Никто не знал о том, как сильно консорт боится высоты. Кавалеры просто восхитились его искусством левитации. Один из них сказал:

– Что же тут удивительного, коль скоро Гайфье – муж эльфийской королевы. Девы народа Эльсион Лакар обожают заниматься любовью прямо в воздухе. Она научила его.

Они вздохнули, не зная, завидовать ли Гайфье. Необычная судьба всегда вызывает у людей сомнение, ибо содержит слишком много опасностей и подводных камней, о которых окружающим не известно ничего, кроме того, что они существуют.

Гайфье мчался над водой. Он не видел того, что происходит внизу. Если бы он зажмурился, то у него закружилась бы голова, он потерял бы направление и упал в реку. Он даже не знал, успеет ли добраться до плота прежде, чем девушки обрушатся в водопад.

В какой-то миг ему показалось, что он падает, и Гайфье все-таки открыл глаза. Случилось нечто противоположное тому, что он ожидал: при виде проносящейся внизу реки он не испугался, а, напротив, успокоился. Ложе реки казалось мягким, оно не устрашало, а примиряло с полетом.

И, приглядевшись, он рассмотрел отраженные в воде тончайшие линии, синие и золотые нити лучей. Они были различимы столь отчетливо, как если бы их начертили на специальной карте.

Гром падающей воды стал оглушительным, и Гайфье заставил себя взглянуть вперед, на тех, за кем он гнался. Плот висел в воздухе, окруженный бешеной водой. Обе фрейлины летели вниз. Гайфье показалось, что время приостановилось и все предметы движутся замедленно, как бы для того, чтобы позволить наблюдателю насладиться пронзительной красотой происходящего. Среди водной стены, полной света и воздуха, насыщенной радугами, опускались к бурлящим порогам две женские фигуры в прозрачных платьях. Их волосы распустились, и цветы и ленты выпадали из их причесок, повисая среди капель воды.

Медленно подлетел к ним Гайфье, и вдруг ему стало трудно дышать. Перекрестье лучей висело прямо над водопадом. Он ощущал его как сильный источник притяжения. Опускаться было труднее, чем подниматься, но Гайфье из последних сил заставил себя нырнуть поглубже в водопад и поймать под мышки одну из фрейлин. В это самое мгновение время вдруг рванулось с места, и Гайфье успел заметить, как вторая девушка с криком исчезает в волнах.

У него закружилась голова, и он едва не выронил свою добычу. Точнее, он разжал руки, но фрейлина сама обхватила его шею и прижалась к нему всем телом. И Гайфье взмыл вверх.

Они поднялись над рекой как раз тогда, когда брошенная Гайфье лодка подплывала к краю водопада. Утлое суденышко, разваливаясь под мощными ударами струй, рухнуло на камни, и река с ревом потащила вперед обломки. Далеко впереди виднелось пестрое платье, зацепившееся за куст на повороте реки.

Гайфье медленно передвигался над рекой. Он возвращался к тому месту, где сумел подняться. Там все еще находилась лодка с первой из спасенных фрейлин, только теперь к ней подошло еще одно судёнышко.

Гайфье вместе с девушкой опустился в лодку. Ему пришлось силой разжать ее руки, так крепко держалась она за его шею. Устроившись рядом с ней на сиденье, он обнял ее и вдруг заснул.

Но это был не обычный сон, и он никак не желал заканчиваться. Гайфье находился внутри некоего несуществующего мира, и в этом мире постоянно происходило одно и то же: девушка безмолвно летела сквозь воду, а в ее широко раскрытых глазах отражались скалы и деревья – все то, что оставалось за водной пеленой, близкое и в то же самое время недостижимое.

В этом сне, понимал Гайфье, совершенно не было неба. И еще он понимал полную невозможность жить, не имея над головой неба, но только сплошную толщу воды, пусть даже эта вода и рассеяна на капли, полна света и радуг и отражает земные приметы.

Многие из тех, кому приводилось левитировать, любили видеть небо близко, совсем близко – так, чтобы протянуть руку и схватить облако. Гайфье предпочитал любоваться небом по старинке – стоя на земле и запрокинув голову. Ему нравилось небо, с разноцветными облаками, прутьями лучей и полосами рассветов, если глядеть на него снизу. Гайфье полагал, что такой способ подобает человеку больше, нежели какой-либо иной.

Погибшую фрейлину похоронили. Нашлось несколько кавалеров, которые объявили себя влюбленными в нее, хотя при жизни девушки никто из них даже намеком ничего подобного не показывал. После погребения к королеве пришла девочка лет десяти, младшая сестра умершей, и спросила:

– Почему вы не вернули ей жизнь, ваше величество?

Королева молча обняла ребенка и заплакала. Некоторое время девочка терпела эти объятия, а потом решительно высвободилась и повторила свой вопрос.

– Я не могу, – выговорила наконец королева.

– Почему? – Сестренка нахмурилась, рассматривая заплаканную эльфийскую королеву. – Разве Эльсион Лакар не в силах вернуть жизнь увядшему растению или исцелить раненое животное?

– Наша кровь дает земле плодородие, – сказала королева. – У нас самих быстрее заживают раны, чем у людей. Но это и все…

– Я вам не верю, – сказала девочка. – Вы все хотите для себя. Вот в чем дело. Вы все хотите для себя. Если бы вы дали ей свою кровь, она стала бы как вы, а допустить такое для вас невозможно.

И она убежала. Королева сквозь слезы посмотрела ей вслед, но не двинулась с места. «Если бы моя кровь могла исцелить, я отдала бы ее всю», – думала она.

В первые дни болезни Гайфье казалось, что он вот-вот пойдет на поправку. Королева даже отлучалась от него, предоставив дело докторам. Но однажды утром – это произошло на четвертый день после несчастья – она вошла в комнату мужа, отдернула шторы и увидела его лицо как бы новыми глазами. Гайфье спал, и у него было лицо умирающего, так что королева долго рассматривала его, точно незнакомца: никогда прежде у Гайфье не было таких черт, во всяком случае королева их не помнила. Он исхудал, и нос у него сделался хрящеватым, даже с горбинкой, – а у консорта отродясь не было никакой горбинки! И губы, о которых королева когда-то сказала, что они шершавые, были теперь тонкими, как у старой девы, и синеватыми.

«Это оттого, что у него теперь другая возлюбленная, – подумала королева с ужасом. – Он думает о другой женщине, и она изменяет его себе в угоду. Вот это и означает измену. Если бы я была человеком, его измена всего лишь причинила бы мне боль; но я из народа Эльсион Лакар, а это означает, что измена убьет его…»

И тут Гайфье открыл глаза и сразу же стал прежним.

– Вы здесь, – шепнул (или подумал) он.

Она сразу бросилась к постели и схватила его за руку. Он чуть поморщился.

– Больно.

Она поспешно разжала пальцы.

– У вас теперь тонкая кожа, мой муж.

– Я ухожу, – сказал он. – Отпустите меня.

Королева громко, протяжно всхлипнула.

– Нет, – прошептала она, – нет. Я не даю согласия. Не будет вам моего изволения. Не уходите. Останьтесь!

– Любимая, отпустите, – повторил он.

– Но почему? – Она наклонилась над мужем, коснулась губами его холодного, твердого лба. – Почему вы хотите уйти?

– Любимая. – Он попробовал слово на вкус, и ему показалось, что это слово – единственное из всего сущего на земле, что жаль будет оставить, уходя. – Любимая.

– Если вы простудились, есть лекарства. Если вы перенапряглись, то есть я…

Она вспомнила разговор с девочкой, которая упрекала ее за то, что она, всемогущая королева, не спасла свою юную фрейлину.

Гайфье заметил тень, пробежавшую по лицу жены, и дотронулся до ее щеки.

– Вы грустите – не нужно…

– Почему вы хотите уйти от меня?

– Любимая, я старею… – Он улыбнулся, и эта улыбка на полумертвом костлявом лице показалась страшной. – Мне больше тридцати. Еще десять лет – и я начну лысеть, облезать… А вы все еще останетесь юной и прекрасной. Ваша юность и красота сохранится на долгие годы. Вы не сможете терпеть рядом с собой старика…