Старый, верный Вяйнямёйнен

Приготовился к отъезду

В те холодные селенья,

В Похъёлу, в страну тумана.

Мастью конь его похож был

На горох иль на солому.

На коня надел уздечку,

Недоуздок он накинул,

На спине коня уселся

И от дома отъезжает.

Гонит сильно по дороге,

Проезжает путь поспешно

На коне, что на солому

Иль горох походит мастью.

Полем Вяйнёлы несётся,

По полянам Калевалы,

На коне он быстро скачет

От родной земли всё дальше,

По хребту морскому едет,

По равнине вод открытых.

У коня копыта сухи,

На ногах не видно влаги.

Молодой же Еукахайнен,

Юноша дрянной лапландский,

До сих пор был всё озлоблен,

Уж давно питал он зависть

К Вяйнямёйнену седому,

К вещим старца песнопеньям.

Лук он огненный устроил,

Выгиб сделал в украшеньях;

Лук он сделал из железа,

Выгиб он отлил из меди,

Золотом его украсил,

Серебра туда прибавил.

Где же он возьмёт верёвку,

Где он тетиву разыщет?

Жилы лося взял у Хийси,

Взял он нитки льна у Лемпо.

Вот готов был выгиб лука,

И концы его готовы.

Был тот лук на вид прекрасен,

Должен был немало стоить,

Наверху конёк поставлен,

По бокам бежит жеребчик,

Медвежонок спит на сгибе,

На зарубке дремлет зайчик.

Он вырезывает стрелы,

Трижды стрелы оперяет.

Из железа точит стержень,

Из смолистых веток — кончик.

Стрелы вырезал искусно -

И тогда их оперяет

Тонким перышком касатки,

Воробьиными крылами.

Закалил он эти стрелы,

А потом концы намазал

Ядовитым чёрным соком,

Что нашел в крови змеиной.

Так готовы были стрелы.

Натянул свой лук упругий,

Вяйнямёйнена всё ждал он,

Всё стерёг он друга моря.

Утром, вечером сидит он,

Стережёт и в час полудня.

Вяйнямёйнена всё ждет он,

Ждёт без устали неделю,

Поджидает под окошком,

Стережёт в углу забора,

Слушает в конце дороги

И высматривает в поле;

За спиной колчан повешен,

А в руках тот лук прекрасный.

Вот стеречь он дальше вышел,

От другого дома смотрит:

С края огненного мыса,

От излучины залива,

С водопада огневого,

От святой реки кипящей.

Наконец, однажды утром,

Он свои направил взоры

И на север, и на запад.

Повернул лицо он к солнцу

Что-то чёрное заметил,

Что-то синее на море:

"То не облако ль с востока,

Не заря ли ранним утром?"

То не облако с востока,

Не заря то ранним утром -

Это старый Вяйнямёйнен,

Вековечный песнопевец.

В Похъёлу свой путь держал он,

В Пиментолу направлялся,

На коне, что на солому

Иль горох похож был мастью.

Лук схватил тут Ёукахайнен,

Юноша дрянной лапландский,

Он схватил, пылая гневом,

И направил лук прекрасный

Вяйнямейнену на гибель,

Чтобы моря друг скончался.

Мать его тогда спросила,

Седовласая старушка:

"Для кого ты лук устроил,

Обложил его железом?"

Так ответил Ёукахайнен

И сказал слова такие:

"Вот зачем я лук устроил,

Обложил его железом:

Вяйнямёйнену на гибель,

Чтобы моря друг скончался.

Вяйнямёйнена сражу я,

Песнопевца Калевалы,

В сердце самое и в печень

И в лопатку я ударю".

Но стрелять не позволяет,

Запрещает мать-старушка:

"Вяйнямёйнена не трогай,

Песнопевца Калевалы.

Рода славного тот Вяйнё,

Мне по шурину племянник.

Вяйнямёйнена застрелишь,

Песнопевца Калевалы,

Вмиг исчезнет в мире радость,

На земле погибнет песня;

Здесь на свете лучше радость,

На земле приятней песня,

Чем. в полях подземных, тёмных,

В мрачном Туонелы жилище?"

Всё же юный Ёукахайнен

Призадумался немного,

На минуту он сдержался;

Бить одна рука велела,

Бить нещадно заставляла,

А противилась другая.

Говорит слова такие

И такие молвит речи:

"Пусть погибнет в мире радость,

Пусть исчезнут в мире песни,

Я стреляю без раздумья,

Я стреляю без боязни".

Лук свой. огненный направил,

На колене левом держит

В медь обитое оружье:

Стал на правое колено.

Взял стрелу он из колчана,

Оперенную он вынул;

Выбрал ту, что всех покрепче,

У которой стержень лучше;

К луку он её приладил,

На льняную клал он нитку.

Лук свой огненный приподнял,

К правому плечу приставил,

Приготовился стрелять он,

В Вяйнямёйнена направил,

Говорит слова такие:

"Мчись ты, кончик из березы..

Будь прямей, сосновый стержень,

И скользи, льняная нитка;

Коль рука нацелит низко,

Пусть стрела идет повыше;

Коль нацелит слишком кверху,

Пусть стрела помчится ниже".

Наконец за спуск он дёрнул

Первую стрелу пустил он;

Высоко стрела взлетела,

Через голову на небо,

В облака расцветки пёстрой

И в нахмуренные тучи.

Не печалясь, он стреляет;

Вот пустил стрелу вторую

Полетела слишком низко

Глубоко воткнулась в землю,

В Манале быть захотела, -

Разнести там холм песчаный.

Тотчас он пускает третью;

Та попала прямо в печень

Вяйнямёйнена оленя,

В быстрого коня вонзилась,

Что своей похож был мастью

На горох иль на солому,

Через мясо у подмышки,

Через левую лопатку.

И упал тут Вяйнямёйнен

Прямо пальцами во влагу,

Пал руками в волны моря,

Он свалился прямо в пену

Со спины лосиной синей,

С своего коня на волны.

Поднялся ужасный ветер;

В море сильное волненье:

Понесло оттуда старца,

От земли его отбило

На просторы вод широких,

На открытое теченье.

Начал хвастать Ёукахайнен,

Так он громко восклицает:

"О ты, старый Вяйнямёйнен!

Никогда в теченье жизни,

Никогда ты не увидишь

Света месяца златого,

Вяйнёлы полей широких

И просторы Калевалы!

Шесть ты лет по морю плавай,

На волнах семь лет качайся,

Восемь лет метаться будешь

На пространстве вод широких,

По открытому теченью:

Как сосна на море, шесть лет,

И как ель на волнах, семь лет,

Восемь лет, как пень древесный!

Вот в избу он воротился.

Мать его в избе спросила:

"Неужель сразил ты Вяйнё?

Сына Калевы убил ты?"

Молвил юный Ёукахайнен,

Дал в ответ такое слово:

"Вяйнямёйнена сразил я,

Сына Калевы убил я.

Пусть он море расчищает,

Пусть метёт проворно воды.

В волны илистого моря,

В мутные его потоки

Старый пальцами упёрся.

Он упал на море локтем

И склонился прежде на бок,

А потом спиной улёгся,

По морским волнам понёсся,

По морской поплыл пучине".

Мать тогда сказала слово:

"Ты, несчастный, дурно сделал,

Что сразил ты старца Вяйнё,

Сына Калевы убил ты,

Сувантолы песнопевца,

Калевалы украшенье".

Старый, верный Вяйнямёйнен

По волнам плывёт глубоким,

Словно ветвь сосны блуждает,

Словно тощий сук от ели,

Шесть он летних дней несётся,

Шесть ночей без перерыва;

Перед ним морская влага,

А над ним сияет небо,

И хвостом метёт он волны,

Клювом в скалы ударяет.

Полетел, остановился,

Посмотрел он, оглянулся,

Вяйнямёйнена увидел

На волнах морей синевших.

"Отчего ты, муж, на море,

Богатырь, на синих волнах?"

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"Вот зачем я, муж, на море,

Богатырь, на синих волнах:

Шёл я Похъёлы девицу,

Деву Пиментолы сватать.

Быстро мчался я по морю

Вдоль морской равнины славной

До тех пор, пока однажды,

В час восхода, ранним утром,

В Луотолу на берег прибыл,

В Ёуколу морским теченьем.

Там мой конь свалился мертвым,

А меня сразить хотели.

Я упал тогда на волны,

В воду пальцами упёрся,

Чтоб меня мотала буря.

Чтобы волны колыхали.

И подул с востока ветер,

Буря с севера, с заката,

Отнесла меня от суши

На пространство вод далёких.

Много дней я так качался

И ночей проплавал много

На пространстве вод обширных

По открытому теченью.

Не могу никак придумать,

Не могу понять, постигнуть,

Как мне жизнь придётся кончить,

Что со мною раньше будет;

Или с голоду погибну,

Иль в воде здесь утону я".

Отвечал орёл небесный:

"Ты нисколько не печалься!

На спине моей усядься,

У хвоста, у самой кости,

Унесу тебя из моря,

Унесу куда захочешь.

Хорошо тот день я помню,

Помню доброе то время:

Жёг у Калевы ты рощу,

Дерева сжигал у Осмо,

Пощадил тогда березу,

Стройный стволов оставил,

Чтобы птицы отдыхали,

Чтоб я сам на ней садился".

Тут-то старый Вяйнямёйнен

По волнам поплыл поспешно;

Из воды он смело вышел,

Богатырь из волн поднялся,

На крыло к орлу уселся,

У хвоста, у самой кости.

Вот несёт орел небесный

Вяйнямёйнена седого,

Он несёт его по ветру,

По пути ветров весенних,

К дальним севера границам,

К той суровой Сариоле;

Вяйнямёйнена спускает,

Сам шумит уже по ветру.

И заплакал Вяйнямёйнен,

Плачет, жалобно горюет

На краю морей широких,

Там на мысе незнакомом.

На боку сто ран имел он,

Ветра тысячу ударов,

Борода поистрепалась,

Волосы висят клоками.

Две и три проплакал ночи,

Дней проплакал ровно столько ж.

Но не мог найти дороги,

Хоть какой-нибудь тропинки,

Чтоб на родину вернуться,

На родимую сторонку,

В ту страну, где он родился,

Где он прежде жил спокойно.

Как-то Похъёлы служанка,

Белокура, невеличка,

Об заклад побилась с солнцем,

Чтобы с месяцем и солнцем

Просыпаться, вместе с ними;

Поднялась гораздо раньше,

Раньше месяца и солнца;

Петухи еще не пели

И цыплята не кричали.

Пять овец она остригла,

Шесть ягнят остригла лучших

Соткала сукна из шерсти,

Шерсти выбрала на платье

Перед утренним рассветом,

Раньше, чем поднялось солнце.

Вот столы она помыла,

Пол дощатый подметает

Чистым веником ветвистым,

Многолистною метлою,

Сор на медную лопатку

В кучу быстро собирает

И выносит сор наружу,

Из дверей выносит к пашне

К краю пахотного поля,

За плетень бросает в угол;

И стоит там возле сора,

Слышит что-то, обернулась,

Слышит, с моря плач несётся

И от берега стенанье.

В дом к себе она уходит,

Быстро в горницу проходит

И, когда вошла, сказала,

Слово молвила такое:

"Я слыхала плач на море

И от берега стенанье".

Лоухи, Похъёлы хозяйка,

Редкозубая старуха,

Тотчас из дому выходит,

Подошла к калитке быстро,

Плач услышала далёкий,

Говорит слова такие:

"Так нигде не плачут дети,

Так и женщины не стонут,

Плачут так одни герои,

Бородатые мужчины".

Вот столкнула в воду лодку,

Трехдощатую на волны,

И сама гребёт поспешно,

С быстротой туда стремится,

Где был старый Вяйнямёйнен,

Богатырь, который плакал.

Горько плачет Вяйнямёйнен,

И скорбит Увантолайнен,

В ивняке плохом он плачет

Посреди густой крушины,

Борода и рот трясутся,

Но уста его закрыты.

Молвит Похъёлы хозяйка,

Говорит слова такие:

"Ах, старик ты бедный, жалкий!

Ты попал в чужую землю!"

Старый, верный Вяйнямёйнен

Поднял голову высоко

Говорит слова такие;

"Сам довольно это знаю,

Что попал в чужую землю,

В незнакомые пределы;

Я на родине был знатен,

Дома был в великой славе".

Лоухи, Похъёлы хозяйка,

Говорит слова такие:

"От тебя б я знать хотела,

И, позволь, тебя спрошу я:

Из каких мужей ты будешь,

Из числа каких героев?"

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие;

"Назывался я доселе

И досель всегда считался

Радостью родного края

И певцом в родных долинах,

В долах Вяйнёле широких,

На полянах Калевалы.

А теперь в моём несчастье

Сам себя не узнаю я.

Лоухи, Похъёлы хозяйка,

Говорит слова такие:

"Так из сырости ты выйди

И пройди ко мне тропинкой,

Расскажи своё несчастье

И судьбу свою поведай".

Вот его из места плача

И из места злой кручины

Лоухи в лодку принимает,

На конец ладьи сажает

И сама гребет старуха,

Направляет Лоухи лодку,

Прямо в Похъёлу стремится,

В дом свой гостя доставляет.

Там голодного кормила,

Платье мокрое сушила

И неделю растирала,

Растирала, согревала;

Старец выздоровел скоро,

Стал герой опять здоровый.

Начала расспросы Лоухи,

Говорит слова такие:

"Отчего так, Вяйнямёйнен,

Плакал ты, Увантолайнен,

В этой местности угрюмой,

На краю большого моря"?

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"Есть для слёз моих причина,

Есть для слез и для рыданья.

Я ведь долго в море плавал,

И меня там били волны

На пространстве вод широких,

По открытому теченью.

Оттого так долго плачу

И, пока я жив, страдаю,

Что я родину оставил,

Из знакомых мне пределов

Прохожу в чужие двери

В незнакомые ворота,

Тяжела мне здесь берёза,

И ольха меня здесь режет,

Здесь деревья точно ранят,

Ветка каждая дерётся.

Только ветер — мой знакомый,

Только солнце -друг мой прежний

Здесь, в пределах чужеземных

У дверей, мне незнакомых.

Лоухи, Похъёлы хозяйка,

Говорит слова такие:

"Ты не плачь, о Вяйнямёйнен

Не горюй, Увантолайнен:

Хорошо б тебе остаться,

Проводить бы здесь всё время

Есть бы сёмгу на тарелке,

Есть бы также и свинину"

Молвил старый Вяйнямёйнен,

Сам сказал слова такие:

"Не прошу чужой я пищи,

На чужбине самой лучшей;

Всего лучше людям дома,

Каждому там больше чести.

Ниспошли, о боже добрый,

Дай, творец, любовью полный,

Вновь домой мне возвратиться,

Вновь на родину вернуться!

Лучше лаптем воду черпать

У себя, в родной сторонке,

Чем в стране чужой, далёкой

Мёд — сосудом драгоценным".

Лоухи, Похъёлы хозяйка,

Говорит слова такие:

"Что ты дать мне обещаешь,

Если я тебя доставлю

На родимую сторонку,

Довезу до самой бани?"

Молвил старый Вяйнямёйнен;

"А чего бы ты хотела,

Если ты меня доставишь

На родимую сторонку,

Чтобы слышать клич кукушки,

Услыхать там птицы пенье,

Шапку золота ты хочешь?

Серебра ль возьмешь ты шапку?"

Лоухи, Похъёлы хозяйка,

Говорит слова такие:

"О ты, мудрый Вяйнямёйнен,

Вековечный песнопевец!

Я на золото не падка,

В серебре я не нуждаюсь:

Золото — цветочки детям,

Серебро — коней убранство;

Сможешь ли сковать ты Сампо,

Крышку пёструю устроить,

Взяв конец пера лебедки,

Молока коров нетельных

Вместе с шерстью от овечки

И с зерном ячменным вместе?

Так ты девушку получишь,

Дочь мою, себе в награду.

И домой тебя доставлю,

Чтоб ты слушал там кукушку,

Чтоб ты слушал птички пенье

На полях родного края".

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"Не могу сковать я Сампо,

Крышку пёструю украсить,

Но, когда домой приеду,

Ильмаринена пришлю я:

Пусть тебе скует он Сампо,

Крышку пёструю устроит,

Пусть он дочь твою получит,

Пусть её составит счастье.

Он — кузнец, и первый в мире,

Первый мастер он в искусстве.

Ведь он выковал уж небо,

Крышу воздуха сковал он,

Так, что нет следов оковки

И следов клещей не видно".

Лоухи, Похъёлы хозяйка,

Говорит слова такие:

"Дочь мою тому отдам я,

Лишь тому я обещаю,

Кто сковать мне может Сампо,

Крышку пёструю украсить,

Взяв конец пера лебедки,

Молока коров нетельных

Вместе с шерстью от овечки

И с зерном ячменным вместе".

Вот взнуздала жеребёнка,

Запрягла гнедого в сани,

Вяйнямёйнена сажает,

Посадила старца в сани,

Говорит слова такие

И такие молвит речи:

"Головы не поднимай ты,

Не поглядывай на небо,

Конь покуда не устанет,

Не приблизится уж вечер.

Если голову поднимешь

И на небо поглядишь ты,

То тебя беда постигнет

И судьба постигнет злая".

Вот ударил Вяйнямёйнен

По коню и быстро мчится,

Опустил свободно вожжи,

Шумно едет по дороге,

Из той Похъёлы туманной,

Из суровой Сариолы.

Мрачной Похъёлы красотка,

Красота земля и моря,

На дуге сидит воздушной,

На изгибе круглом неба,

В платье чистое одета,

В одеянье белой ткани;

Ткёт одежду золотую,

Серебром всю украшает,

Золотой челнок проводит

По серебряному берду,

И челнок, жужжа, стремится,

Быстро бегает катушка,

Быстро движется основа

И серебряное бердо

При тканье прекрасной девы,

Серебром прилежно ткавшей.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Шумно едет по дороге

Из той Похъёлы туманной,

Из суровой Сариолы.

Недалеко он отъехал,

Он промчался лишь немного,

Слышит: вот челнок по берду

Зажужжал над головою.

Старец голову приподнял

И взглянул тогда на небо:

Вот стоит дуга на небе,

На дуге сидит девица,

Ткёт одежду золотую,

Серебром всю украшает.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Останавливает лошадь,

Говорит слова такие

И такие молвит речи:

"Ты сойди, девица, в сани,

Ты садись со мною рядом".

И ответ дала девица,

Так сказала и спросила:

"Что же я на этих санках,

« Что, девица, буду делать?»

Старый, верный Вяйнямёйнен

Так на это отвечает:

"Ты затем сойди, девица,

Ты затем садись на сани,

" Чтобы с мёдом печь мне хлебы.

Будешь пиво мне готовить,

На скамье споёшь приятно,

У окна ты развлечёшься,

В крае Вяйнёлы, на поле,

По подворьям Калевалы".

Но девица отвечает,

Говорит слова такие:

"Я пошла на луг цветистый,

На желтеющее поле

Вечерком вчера пошла я,

Как уж солнце закатилось.

Вдруг я слышу пенье птички.

Слышу — дрозд поёт на ветке,

И поет девичьи думы,

Размышления невесты.

Я сказала доброй птичке,

У неё я так спросила:

"Ты скажи мне, милый дроздик,

Спой, чтоб было мне понятно,

" Как на свете жить приятней,

Как прожить на свете лучше:

У отца ли жить девицей

Или с мужем жить женою?"

Отвечает так синица,

Дрозд на ветке так щебечет:

"Летом дни теплы и ясны,

Но теплее жить девице;

Холодно зимой железо,

Холодней жене живется;

Дома девушка на воле-

Точно ягодка на поле,

А жена при муже — точно

На цепи сидит собака.

Редко раб увидит ласку,

Но жена совсем не видит".

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"То пустое птичье пенье,

И дрозда напевы глупы:

Вечно девушка — ребёнок,

Только жён лишь уважают.

Ты сойди, девица, в сани,

Ты садись со мною рядом;

Я ведь — муж незаурядный,

Богатырь, других не хуже!"

Молвит девушка разумно,

Говорит слова такие:

Я тебя сочту героем

И тогда признаю мужем,

Если ты разрежешь волос,

Но чтоб нож без острия был,

Если ты яйцо завяжешь-

Но чтоб узел не был виден". -

Старый, верный Вяйнямейнен

Волос тотчас разрезает,

Но ножом ненавостренным,

Лезвия совсем лишённым;

Завязал яйцо он в узел,

И тот узел не был виден.

Просит сесть девицу в сани,

Просит он занять сиденье.

Молвит девушка разумно:

"Я к тебе усядусь в сани,

Если ты обточишь камень,

Изо льда жердинки срежешь,

Чтоб не сыпались кусочки,

Чтоб пылинка не слетела".

Старый, верный Вяйнямёйнен

Не задумался нисколько.

Обточил он быстро камень,

Изо льда жердинки сделал,

И не сыпались кусочки,

И пылинка не слетела.

Вновь зовет он деву в сани,

Вновь девицу на сиденье.

Молвит девушка разумно,

Говорит слова такие:

"За того я замуж выйду,

Кто мне выстругает лодку

Из обломков веретёнца.

Из кусков моей катушки;

Пустит на воду ту лодку,

Новый челночок на волны,

Не толкнув её коленом,

Не дотронувшись ладонью,

Не вертя притом рукою

И не расправляя плечи".

Молвил старый Вяйнямёйнен

Говорил слова такие:

"Никого здесь не найдётся,

Под небесной этой кровлей,

Кто, как я, построит лодку,

Кто так выстругать сумеет".

Взял обломки веретёнца,

Взял кусочки от катушки

И спешит построить лодку,

Сто досок соединяет

На горе стальной, огромной,

На скале её железной.

Он выстругивает лодку

И работает прилежно.

День работает, другой день,

Уж работает и третий,

Топором не колет камень,

Лезвием скалу не рубит.

Вот на третьи сутки Хийси

Вдруг хватает топорище,

Лезвие хватает Лемпо,

Топорищу придал силы,

И топор к скале стремится;

Лезвие несётся к камню;

Отскочил топор от камня,

Лезвие вонзилось в тело,

Мужу бедному в колено,

В палец на ноге у Вяйнё;

Лемпо режет старцу тело,

Жилы Хийси разрывает,

Кровь, тут хлынула потоком,

Потекла со всею силой.

Старый, верный Вяйнямёйнен,

Вековечный прорицатель,

Говорит слова такие

И такие молвит речи:

"Ты, топор остроконечный

С лезвием железным, гладким!

Мнил ты. что рубил деревья,

Воевал с косматой елью,

Направлялся к диким соснам,

Враждовал с берёзой белой,

В миг, когда в меня вонзился,

Разрубил живые жилы".

Начал старец заклинанья,

Говорит и вспоминает

Зол земных происхожденье;

Вспомнил каждое он слово.

Одного не вспомнил только:

Заклинаний о железе,

Чтоб на них повязку сделать,

Чтоб замок из них устроить

На тяжёлые порезы,

На синеющие раны.

Вот ручьями кровь сбегает,

Как поток, стремится шумно

Покрывает стебли ягод.

Залила траву в полянах,

Не осталось ни травинки-

Всё покрыто было кровью,

Всё залил поток могучий;

Он сбегал, бушуя грозно,

С богатырского колена,

С пальца на ноге у Вяйнё.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Лишаи сдирает с камня,

Мох сбирает на болоте,

На земле срывает травы,

Чтоб закрыть отверстье злое,

Запереть большую рану;

Но ничто не помогает,

Кровь по-прежнему струится.

Удручённый тяжкой болью

Он еще сильней страдает.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Начинает горько плакать,

Заложил коня поспешно

И запряг гнедого в сани,

Сам на них с трудом поднялся,

Поместился на сиденье.

Вот кнутом коня ударил,

Вот стегнул хлыстом хорошим -

Бодро конь бежит оттуда,

Путь становится всё меньше:

Подъезжает он к деревне,

Там он видит три дороги.

Старый, верный Вяйнямейнен

Едет нижнею дорогой,

Стал у нижнего строенья,

У порога стоя, молвил:

"Не найдется ль в этом доме,

Кто б лечил следы железа,

Узнавать бы мог болезни,

Исцелил герою рану?"

На полу сидел малютка,

У печи сидел ребёнок,

Дал в ответ слова такие:

"Никого нет в этом доме,

Кто б лечил следы железа,

Мог бы боль унять героя,

Положить конец страданью,

Исцелить герою рану.

Загляни в жильё другое,

Поезжай к другому дому!"

Старый, верный Вяйнямёйнен

Вновь коня кнутом ударил,

Быстро едет по дороге;

Проезжает недалеко,

Едет среднею дорогой,

Стал у среднего строенья,

У порога стоя, молвил

И спросил перед окошком:

"Не найдется ль в этом доме,

Кто б лечил следы железа,

Удержал бы реку крови,

Положил конец потоку?"

Там укрытая старушка

Перед печкою лежала

И ответила охотно,

Постучав тремя зубами:

"Никого нет в этом доме,

Кто б лечил следы железа,