Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"О кователь Ильмаринен!

Едем в Похъёлу с тобою,

Чтоб добыть оттуда Сампо,

Крышку пеструю увидеть!"

Тут кователь Ильмаринен,

Отвечая, так промолвил:

"Невозможно взять нам Сампо,

Крышку пеструю похитить

Из той Похъёлы туманной,

Сариолы вечно мрачной!

Сампо в Похъёле убрали,

Крышку пеструю укрыли

В каменной скале высокой,

В медном Похъёлы утесе,

Там — за девятью замками;

И пошли от Сампо корни

В глубину на девять сажен;

И один проходит в землю,

На берег другой проходит,

Третий в гору, что при доме".

Молвит старый Вяйнямёйнен:

"Брат, кузнец ты мой любезный!

Едем в Похъёлу со мною,

Чтоб добыть оттуда Сампо!

Мы корабль большой построим,

Чтоб на нем поставить Сампо,

Крышку пеструю похитить

В скалах Похъёлы туманной

Из горы, где много меди,

Из-за девяти замочков!"

Отвечает Ильмаринен:

"Путь по суше безопасней.

Лемпо морем пусть поедет,

Смерть пусть тащится по волнам!

Там нагнать нас может ветер,

Может буря опрокинуть,

Как бы не пришлось грести нам

Там — как веслами — руками".

Молвил старый Вяйнямёйнен:

"Путь по суше безопасней,

Безопасней, но не легче,

Он извилистей и дальше.

Хорошо по морю в лодке,

В челноке приятно плавать,

По равнинам вод стремиться,

Ехать прямо по теченью:

Ветры лодочку качают,

Волны двигают кораблик,

Ветер западный качает,

Южный ветер подгоняет.

Но пусть будет, как кто хочет,

Ты не хочешь ехать морем,

Так поедем мы по суше,

Мы поедем по прибрежью!

Только ты клинок мне выкуй,

Огневой мне меч устрой ты,

Чтоб собак я разогнал им,

Похъёлы народ рассеял,

Ибо я иду брать Сампо

В деревнях, морозом полных,

В Похъёле туманно-мрачной,

В той суровой Сариоле".

Стал у горна Ильмаринен,

Вековечный тот кователь,

На огонь железо бросил,

Бросил сталь на кучу углей,

Бросил золота пригоршню,

Серебра пригоршню тоже.

Раздувать рабов заставил

За поденную оплату.

Тут рабы мехи качают,

Раздувают сильно воздух:

Точно тесто, сталь размякла,

Точно кашица — железо,

Как вода, сребро блистает,

Как волна, струится злато.

И нагнулся Ильмаринен,

Вековечный тот кователь,

Посмотрел на дно горнила,

На края горящей печки:

Там клинок образовался

С золотою рукояткой.

Смесь из пламени он вынул,

Положил металл прекрасный

Из горна на наковальню,

Чтоб стучал веселый молот.

Сделал меч, какой хотелось,

И клинок был самый лучший.

Меч он золотом украсил,

Серебром отделал славным.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Посмотреть туда приходит.

Огневой клинок берет он,

Взял его рукою правой.

Поворачивает, смотрит,

Говорит слова такие:

"А придется ль меч по мужу,

Тот клинок по меченосцу?"

И пришелся меч по мужу,

Тот клинок по меченосцу,

На конце сияет месяц,

Посредине светит солнце,

В рукоятке блещут звезды,

В нижней части ржет жеребчик,

Наверху кричит котенок,

На ножнах собачка лает.

Там и тут мечом он рубит

По железному утесу,

Говорит слова такие:

"Лезвием я этим мог бы

Горы твердые разрезать,

Расколоть на части скалы!"

Сам кователь Ильмаринен

Говорит слова такие:

"Чем же я могу, несчастный,

Чем, отважный, защищаться,

Опоясаться, закрыться

От всех бед морей и суши?

Не в броню ли мне одеться,

Взять железную рубашку

Да стальной на чресла пояс?

Всякий муж в броне сильнее,

Богатырь в железе лучше,

Крепче в поясе из стали".

Вот пришла пора уехать,

Час приблизился отъезда.

Должен ехать Вяйнямёйнен,

С ним кователь Ильмаринен.

И пошли искать лошадку,

С колосистой гривой лошадь,

Обмотались поводами,

Сбруи на плечи взвалили.

Вот высматривают лошадь,

Морду лошади средь леса,

Смотрят пристально сквозь чащу,

По лесной опушке темной:

Наконец нашли в дубраве

Желтогривую лошадку.

Старый, верный Вяйнямёйнен,

С ним кователь Ильмаринен

На коня ремни надели,

Повод лошади на морду.

И, стуча, дорогой едут,

Оба едут по прибрежью:

Услыхали вопль на взморье,

Крики с пристани несутся.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"Это девушка там плачет,

Это курочка рыдает!

Не подъехать ли поближе,

Посмотреть, что там такое?"

Сам подъехал он поближе,

Посмотреть, что там такое.

То не девушка там плачет,

То не курочка рыдает:

Это лодочка там плачет,

То челнок печально стонет.

Молвит старый Вяйнямёйнен,

Стоя сбоку этой лодки:

"Что ты плачешь, челн дощатый,

Ты, с уключинами лодка?

Иль груба твоя работа,

Тяжелы крюки для весел?"

Отвечал челнок дощатый,

Челн с уключинами молвил:

"В море выйти хочет лодка

С тех катков, смолой покрытых,

Точно в мужнино жилище

Хочет девушка из дома.

Вот я плачу, челн несчастный,

Лодка бедная, горюю:

Чтоб меня столкнули в воду,

Чтоб меня спустили в море.

Мне, как строили, сказали,

Как сколачивали, пели:

Быть мне лодкою военной,

Быть корабликом для битвы,

Чтоб возить на дне богатство,

Чтоб с сокровищами плавать:

На войне еще я не был,

За добычею не ездил!

А другие лодки, хуже,

Ездят все-таки на битву,

На войне они бывают,

Трижды в лето выезжают,

Возвращаются с деньгами

И на дне везут богатство.

Я ж, построенный прекрасно

Из досок, из целой сотни,

Здесь гнию на этих щепках,

На катках, смолой покрытых;

Земляные только черви

Подо мной живут спокойно,

Да противнейшие птицы

На моей гнездятся мачте,

Да лягушки из лесочка

На бока мои садятся.

Вдвое было бы мне лучше,

Вдвое лучше, даже втрое,

Если б я был горной елью,

На песочке был сосною:

Там по мне б скакала белка,

Подо мною пес скакал бы".

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"Ты не плачь, челнок дощатый,

Ты, с уключинами лодка!

На войну пойдешь ты скоро,

Ты поедешь на сраженье.

Только создана ль ты, лодка,

Мастером своим искусно?

Боком сможешь ли проехать,

Стороною по теченью,

Чтоб тебя рукой не трогать,

Не касаться даже пальцем,

И плечом тебя не двигать,

Не тащить тебя руками?"

Отвечал челнок дощатый,

Челн с уключинами молвил:

"Мой обширный род не ходит,

Челны, братья дорогие,

Не столкнут пока их в воду,

Не погонят их на волны,

Не дотронутся руками

И не сдвинут силой с места".

Молвил старый Вяйнямёйнен:

"Коль столкну тебя я в воду,

Побежишь ли ты без весел,

Чтоб не двигалися весла,

Руль тебе не помогал бы,

В паруса не дули б ветры?"

Отвечал челнок дощатый,

Челн с уключинами молвил:

"Мой обширный род не ходит,

И никто из нас не едет,

Коль грести не будут пальцы,

Если весла не помогут,

Если руль служить не будет,

Не подуют в парус ветры".

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"Побежишь ли ты при гребле,

Если весла будут двигать,

Если руль тебя погонит,

В паруса подуют ветры?"

Отвечал челнок дощатый,

Челн с уключинами молвил:

"Весь обширный род мой ходит,

Челны, братья дорогие,

Если руки держат весла, •

Если весла помогают,

Руль подвижный направляет,

Если дуют в парус ветры".

Оставляет Вяйнямёйнен

На песках свою лошадку,

Привязал к суку за повод,

К деревцу на недоуздок

И столкнул челнок на волны,

Пеньем гонит лодку в воду,

Так у лодки вопрошает,

Говорит слова такие:

"Челн, изогнутый прекрасно,

Ты, с уключинами лодка!

Так же ль ты пойдешь прекрасно,

Как ты выглядишь, дощатый?"

Отвечал челнок дощатый,

Челн с уключинами молвил:

"Я могу ходить прекрасно,

Поместить на дне могу я

Сто мужей, держащих весла,

Или тысячу сидящих".

Начал старый Вяйнямёйнен

Напевать тихонько песни:

На одном боку той лодки

Молодцы-красавцы сели;

В кулаках их много силы;

На ногах у них сапожки;

На другом боку той лодки

Сели девушки в колечках,

В оловянных украшеньях,

В поясках блестящей меди.

Пел и дальше Вяйнямёйнен;

Занял все скамьи мужами;

Там, на дне, уселись старцы,

Что всю жизнь свою сидели;

Посадил их потеснее,

Молодежь расселась раньше.

Сам он сел в конце на лодке,

У кормы, что из березы,

Свой кораблик направляет,

Говорит слова такие:

"Ты беги, мой челн, по волнам,

По пространству без деревьев,

Ты беги, как пузыречек,

Как цветочек, по теченью!"

Молодцов грести заставил,

А девиц сидеть без дела:

Молодцы гребут прилежно,

Но пути не убывает,

Он девиц грести заставил,

Молодцов сидеть без дела:

И гребут девицы сильно,

Но пути не убывает.

Стариков грести заставил,

Молодых сидеть без дела:

Старики гребут усердно,

Но пути не убывает.

Наконец уж Ильмаринен

Сам грести туда уселся;

Побежал челнок дощатый,

И дорога убывает.

Лишь звучат удары весел,

Визг уключин раздается.

Он гребет с ужасным шумом;

И качаются скамейки,

Стонут весла из рябины,

Ручки их, как куропатки,

Их лопатки, как лебедки,

Носом челн звучит, как лебедь,

А кормой кричит, как ворон,

И уключины гогочут.

Сам же старый Вяйнямёйнен

Лодку с плеском направляет,

На корме на красной сидя,

У руля занявши место.

Вдруг мысочек показался,

На мысочке — деревушка.

Ахти жил на том мысочке,

Кауко жил у этой бухты.

Плачет он, что нету рыбы,

Не хватает ему хлеба,

Больно мал амбар дощатый,

Что живется плуту плохо.

Он бока устроил лодке,

Челноку он дно приделал

На голодном этом мысе,

У несчастной деревушки.

Слух у Ахти превосходный,

А глаза того получше:

Осмотрел он север, запад,

Повернул на солнце взоры,

Видит радугу далеко,

А еще подальше — тучу.

Но не радугу он видит

И не тучу дождевую:

Это лодка проезжает,

Это челн дощатый едет

На хребте прозрачном моря,

По открытому теченью;

У руля сидит отважный,

Славный муж налег на весла.

Молвит юный Лемминкяйнен:

"Этой лодки я не знаю,

Челнока такой постройки,

Что из Суоми к нам стремится,

Весла воду бьют с востока,

Руль направился на запад".

Громким голосом он кличет,

Крик его раздался всюду;

Он кричит с конца мысочка,

Через воду громко кличет:

"Это чья на море лодка,

Чей кораблик здесь на волнах?"

Молодцы сказали с лодки,

Так девицы отвечали:

"Что за муж ты в этой роще,

Что за храбрый в этой чаще,

Коль не знаешь нашей лодки,

Лодки Вяйнёлы дощатой,

И не знаешь рулевого

И гребца того на веслах?"

Отвечает Лемминкяйнен:

"Рулевого-то я знаю,

И гребца я знаю тоже:

Старый, верный Вяйнямёйнен

У руля сидит и правит,

А гребец — сам Ильмаринен.

Вы куда, мужи, плывете,

Направляетесь, герои?"

Молвил старый Вяйнямёйнен:

"Едем прямо мы на север,

Против сильного теченья,

По волнам, покрытым пеной:

Мы себе добудем Сампо,

Крышку пеструю захватим

В скалах Похъёлы туманной,

В недрах медного утеса".

И промолвил Лемминкяйнен:

"О ты, старый Вяйнямёйнен!

Ты меня возьми как мужа

И как третьего героя,

Ибо ты идешь взять Сампо,

Крышку пеструю похитить!

Окажусь еще я мужем,

Если драться будет нужно:

Дам рукам я приказанье,

Поучу еще я плечи".

Старый, верный Вяйнямёйнен

Взял с собой в дорогу мужа,

Молодца с собою в лодку.

Вот веселый Лемминкяйнен

Входит в лодку торопливо,

Поспешает легким шагом

И несет бруски с собою

Вяйнямёйнену для лодки.

Молвит старый Вяйнямёйнен:

"Есть уж дерево на лодке,

Есть в челне моем брусочки,

Все устроено, как надо.

Ты зачем принес брусочки,

Бревна нам сюда на лодку?"

Отвечает Лемминкяйнен:

"Не чрез помощь тонет лодка,

Тонет не чрез осторожность,

В море Похъёлы нередко

Бури сносят брусья лодок,

Ветры доски отрывают".

Молвит старый Вяйнямёйнен:

"Для того в военной лодке

Выгиб сделан из железа

И обит он сверху сталью,

Чтобы ветры не вредили,

Бури лодку не разбили".

Старый, верный Вяйнямёйнен

Направляет лодку дальше,

От конца большого мыса,

От несчастной деревушки.

По волнам он правит с пеньем,

Полный радости, по морю.

Смотрят с берега девицы,

Смотрят, слушают и молвят:

"Что за клики там на море,

Что за песни над волнами?

Эти клики лучше прежних,

Пенье лучше, чем бывало!"

Направляет Вяйнямёйнен

В первый день по речке лодку,

Во второй же по болотам,

В третий правит по порогам.

Вспоминает Лемминкяйнен,

Как он прежде слушал речи

Возле огненных потоков,

У святой речной пучины.

Говорит слова такие

И такие молвит речи:

"Ты, порог, не пенься бурно,

Ты, вода, не колыхайся!

Дева рек, девица пены,

Сядь на камнях средь пучины,

На скале среди шипенья;

Захвати ты волны в руки,

Ты сожми прибой руками,

В кулаках сожми ты пену,

Не пускай на грудь нам брызги

И на головы шипенье!

Ты, старуха, в глуби моря,

Ты, что в пене обитаешь!

Ты всплыви наверх, на волны,

Поднимись над пеной грудью,

Ты свяжи покрепче пену,

Стереги получше волны,

Чтобы тот от них не сгинул,

Кто безгрешен и невинен!

Вы, среди реки каменья,

Опененные утесы!

Вы чело нагните ваше,

Головы склоните ниже

На дороге лодки красной,

На пути ладьи смоленой!

Если этого все мало -

Киви-Киммо, ты, сын Каммо!

Буравом ты щель проделай,

Пробуравь дыру побольше

Сквозь утес среди потока,

Сквозь подводный злобный камень,

Чтобы лодка не застряла,

Пробежала невредимо!

Бели этого все мало,

Ты, хозяин вод текущих!

Обрати ты в мох каменья,

А челнок в дыханье щуки,

Как пройдет он через волны,

Через горы водяные!

О ты, дева водопада,

Что в реке живешь, девица!

Ты скрути помягче нитку,

Нить скрути-ка из тумана,

Протяни сквозь воду нитку,

Сквозь потоки голубую,

Чтоб по ней мой челн стремился,

Осмолённым дном проехал,

Чтоб неопытные даже

Здесь по ней нашли дорогу!

Мелатар, жена благая,

Руль возьми свой благосклонно,

Чем ты лодку направляешь

В зачарованных потоках

Мимо злобного жилища,

Мимо окон чародеев!

Если этого все мало,

О ты, Укко, бог верховный!

Проведи мечом ты лодку,

Ты направь клинком блестящим,

Чтоб бежал челнок дощатый,

Чтоб спешил челнок сосновый!"

Старый, верный Вяйнямёйнен

Правит дальше через волны,

Меж подводными скалами,

Через пену с диким ревом.

Там челнок не зацепился,

Лодка мудрого не стала.

Но когда она уж вышла

На открытое теченье,

Вдруг свой бег остановила;

Быстрый челн вперед не мчится,

На одном застрял он месте,

Он подвинуться не может.

Сам кователь Ильмаринен,

С ним веселый Лемминкяйнен

Весла в море упирают,

Жердь еловую в теченье,

Напрягают все усилья,

Чтобы дать свободу лодке.

Лодка сдвинуться не может,

Челн не стронулся дощатый.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"Ты, веселый Лемминкяйнен,

Посмотри туда, нагнися:

Что такое держит лодку,

Что наш челн остановило

В распростершихся потоках,

В успокоившихся глубях?

Что там: пень какой, иль камень,

Иль другая там преграда?"

Сам веселый Лемминкяйнен

Посмотреть туда нагнулся,

Смотрит вниз под лодку быстро,

Говорит слова такие:

"Не на пне сидит челнок наш,

Не на пне и не на камне:

На плече сидит он щуки,

На бедре морской собаки".

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"Все в воде возможно встретить:

Есть там пни, и есть там щуки.

На спине сидим у щуки,

На бедре морской собаки;

По воде мечом ударь ты

И разрежь на части рыбу".

Тут веселый Лемминкяйнен,

Молодец здоровый, ловкий,

Из-за пояса меч вынул,

Острый меч, что кости рубит,

По воде мечом ударил,

Да свалился с края лодки,

С борта в воду повалился

И упал руками в море.

Ильмаринен быстро тащит

Тотчас за волосы мужа,

Из потоков его поднял,

Говорит слова такие:

"Все повыросли мужами,

Бородатыми все стали.

И таких, пожалуй, сотня,

Даже тысяча найдется!"

Взял кователь с подпояски,

Меч свой выхватил из ножен,

Чтоб покончить с хищной рыбой;

Ударяет вниз под лодку;

Но клинок в куски разбился,

Щука же того не чует.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"Вы в полмужа не годитесь,

В вас героя нет и трети!

Если надобность есть в муже,

Если разум мужа нужен,

Тут ума и не хватает,

Исчезает ваш рассудок".

Сам клинок свой вынимает,

Вынул острое железо:

Он клинок вонзает в волны,

С края лодки вглубь вонзает,

В спину той огромной щуки,

В ребра той морской собаки.

Меч, однако, там остался

И застрял у рыбы в теле.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Рыбу вытащил наружу,

Из воды он щуку поднял,

Та на части развалилась:

Рыбий хвост на дно свалился,

Голова свалилась в лодку.

Снова мог челнок проехать,

Лодка стронулася с места.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Повернул челнок к утесу,

Лодку к берегу он гонит.

Повернулся он и видит

Щучью голову в обломках.

Говорит слова такие:

"Кто из юношей постарше?

Распластал бы мне он щуку,

Разделил на части рыбу,

Щучью голову разрезал!"

Отвечали с лодки мужи,

С борта женщины сказали:

"У ловца прекрасней руки

И его святее пальцы".

Старый, верный Вяйнямёйнен

Ножик свой из ножен вынул,

Сталь холодную взял сбоку,

Чтоб разрезать эту щуку,

Распластать на части рыбу,

Сам сказал слова такие:

"Кто из дев здесь всех моложе?

Пусть мне сварит эту щуку,

Приготовит мне на завтрак,

Приготовит на обед мне".

И взялись варить девицы,

Десять дев на спор взялися,

И сварили эту щуку,

Приготовили на завтрак.

На скале остались кости,

Рыбьи кости на утесе.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Посмотрел на эти кости:

Он со всех сторон их смотрит,

Говорит слова такие:

"Что б могло отсюда выйти,

Из зубов огромной щуки

И из челюстей широких,

Если бросить их в горнило,

Где кует кователь-мастер,

Дать их опытному мужу?"

И промолвил Ильмаринен:

"Ничего из бесполезных

Рыбьих косточек не выйдет,

Если бросить их в горнило,

Где кует кователь-мастер,

Дать их опытному мужу".

Старый, верный Вяйнямёйнен

Говорит слова такие:

"Из костей, однако, может

Выйти кантеле, пожалуй,

Веселящая услада,

Звонкий короб многострунный".

Где же мастер, чтобы сделать

Веселящую усладу,

Звонкий короб многострунный?

Начал старый Вяйнямёйнен

Сам скреплять те рыбьи кости,

Сам он мастером явился,

Кантеле он сам устроил,

Вещь на вечную усладу.

Короб кантеле откуда?

Он из челюсти той щуки.

Гвозди кантеле откуда?

Из зубов огромной рыбы.

Струны кантеле откуда?

Из волос коня у Хийси.

Создан короб многострунный,

Кантеле давно готово,

Короб тот из щучьей кости,

Кантеле из рыбьих перьев.

Собралися холостые

И женатые герои,

Полувзрослые ребята,

С ними девочки-малютки,

И старухи и девицы,

Также с ними молодицы,

Чтобы кантеле увидеть,

Чтоб игру на нем послушать.

Старый, верный Вяйнямёйнен

Дал и юным, дал и старым,

Людям средних лет дозволил,

Чтобы пальцами играли

На том кантеле из щуки,

Коробе из рыбьей кости.

Старики и молодые,

Люди средних лет играли:

У младых ломались пальцы,

Старых головы тряслися,

Но веселье не вскипало

И игра не разгоралась.

И промолвил Лемминкяйнен:

"Полоумные вы дети,

Тупоумные девчонки,

Вы — народ совсем негодный!

Извлекать искусно звуки,

Вы играть ведь неспособны,

Мне вы короб этот дайте,

Мне вы кантеле несите,

Мне поставьте на колени,

Под мои под десять пальцев".

Вот веселый Лемминкяйнен

Держит кантеле руками,

Ставит короб пред собою

И кладет на струны пальцы.

Вот он кантеле потрогал,

Так и сяк переставляет,

Не звучат, однако, струны,

Не дают они услады.

Молвит старый Вяйнямёйнен:

"Ни средь тех, кто помоложе,

Средь растущего народа,

Ни средь старцев не найдется,

Кто на кантеле сумел бы

Заиграть и дать усладу.

Может, в Похъёле найдется,

Кто на кантеле сыграет,

Извлечет из струн отраду,

Коль их в Похъёлу пошлю я?"

В Похъёлу послал он короб,

Кантеле туда направил.

Там и юноши играли,

Там и девушки играли,

И замужние играли,

И женатые мужчины;

Даже старая хозяйка

Поворачивала короб,

Крепко пальцами хватала,

Ноготками струн касалась.

В Похъёле все поиграли,

Люди возрастов различных:

Там веселье не вскипало,

Не была игра приятна.

Струны все перекосились,

Жалко волосы стонали,

Звуки грубо рокотали,

Дурно кантеле звучало.

Спал слепой, в углу свернувшись,

Там лежал на печке старый.

Вот на печке он проснулся,

Пробудился на лежанке,

Забурчал, на печке сидя,

Заворчал, в углу приткнувшись:

"Перестаньте вы играть там,

Прекратите шум несносный!

Вы мне голову развили,

Мне в ушах продули щели

И сквозь волосы прорвались,

Сон мой надолго отбили!

Коль игра столь многих финнов

Не приносит нам отрады,

Не дает дремоты сладкой,

Сна приятно не наводит,

Кантеле вы бросьте в воду,

В глубину морей забросьте

Иль назад его снесите,

Положите эти струны

На создавшие их руки,

Их создателю на пальцы!"

Тотчас струны отвечали,

Кантеле в ответ сказало:

"Не хочу идти я в воду,

Погрузиться в глубь морскую;

Пусть на мне играет мастер

Сам своей рукой искусной".

Отнесли тихонько струны,

Осторожно положили

На создавшие их руки,

Мастеру их на колени.