Говорит слова такие:
"Это, верно, сани сына!
Он из Похъёлы к нам едет,
Возвращается с невестой!
Жалуй, сын, в страну родную,
Ты въезжай во двор отцовский,
К той избе, отца наследству,
Что когда-то строил предок!"
И кователь Ильмаринен,
Въехал тут во двор отцовский,
К той избе, отца наследству,
Что еще построил предок.
Звучно рябчики щебечут
На дуге его, на новой,
Кличут весело кукушки
Впереди перед санями,
Белка скачет, веселяся,
По оглобле, по кленовой.
Локка, добрая хозяйка,
Калевы красотка дочка,
Говорит слова такие
И такие речи молвит:
"Новолунья ждет хозяин,
Солнца ждут младые люди,
Дети — ягод на поляне,
А вода — смоленой лодки.
Я ждала не новолунья,
Солнца я не ожидала,
А ждала я только сына,
Сына с юною супругой.
Утром, вечером глядела,
Думая, куда он делся:
Не растит ли там малютку,
Уж не тощего ли кормит,
Что сюда идти не хочет.
Ведь всегда мне обещал он,
Что, не дав остынуть следу,
Он домой придет обратно.
По утрам я все глядела,
Целый день держала в мыслях:
Уж не сани ль заскрипели,
Не стучат ли по дороге,
Не въезжают ли на дворик,
И не мчатся ли к избушке?
Будь тот конь хоть из соломы
И из двух дощечек сани,
Я б дощечки похвалила,
Назвала бы их санями,
Лишь доставили б родного,
Подвезли б сыночка к дому.
Так все время и глядела,
Целый день я ожидала,
Все вытягивала шею,
Волосы все растрепала
И повыглядела очи.
Я ждала: не мчится ль милый,
Не въезжает ли на дворик
Быстро к тесному жилищу.
Наконец-то он приехал,
Наконец домой вернулся;
Рядом с ним — прекрасный облик
И румяненькие щечки!
Женишок, мой милый братец!
Распрягай скорей гнедого,
Отведи свою лошадку
На привычные ей травы,
На овес, на самый свежий,
Нам же дай свои поклоны,
Поклонись и прочим людям,
Поклонись ты всей деревне.
А как кончишь ты поклоны,
Расскажи, что пережил ты:
Не имел ли приключений,
Был ли ты здоров в дороге,
Как ты к теще направлялся,
Как ты шел в жилище тестя?
Не войной ли добыл деву,
Не взломал ли ты ворота,
Ты жилья не взял ли силой,
Не обрушил стены дома,
Чрез порог вошел ли к теще,
Сел ли на скамейку тестя?
Но я вижу без расспросов,
Не выпытывая, вижу:
Был он свеженек в дороге,
Был в пути своем доволен,
Как добычу, взял гусенка;
Он взломал в войне ворота,
Он сломал из досок крепость,
Сокрушил из липы стены,
Чтоб попасть в жилище тещи,
Чтоб попасть в жилище тестя.
Взял он утку под защиту,
Взял он курочку в объятья;
Дева чистая с ним рядом,
Ясная — ему покорна.
Кто принес сюда неправду,
Распустил дурные вести,
Что жених ни с чем явился,
Что напрасно конь пробегал?
Не один жених явился,
Не напрасно конь пробегал:
Было что ему доставить,
Должен был трясти он гривой!
И покрыт он даже потом,
И облит обильной пеной -
Ведь цыпленочка привез он,
К нам цветущую доставил.
Из саней, красотка, выйди,
Слезь-ка, добрая, с сиденья.
Пусть тебя не поднимают,
Не несут тебя оттуда,
Лишь младенец встать не сможет,
Только гордый встать не хочет!
Поднимись же ты с сиденья,
Из задка саней ты выйди
На прекрасную дорогу,
Стань на бурую здесь землю,
Что выравнивали свиньи,
Поросята утоптали,
Ровной сделали ягнята,
Подметали кони гривой!
Ты пойди шажком гусенка,
Мелким уточкиным шагом
По дороге подметенной,
По полянам этим ровным,
По двору твоей свекрови,
Где твой свекор поживает,
На места, где брат работал,
На зеленый луг сестрицы,
На порог ступи ногою,
Стань в сенях ногою на пол,
Стань в сенях, всегда прохладных,
И потом войди в покои
И под притолоку ату,
Под прославленную крышу!
Уж последнею зимою
И прошедшим этим летом
Костяной нам пол пророчил,
Что ты скоро здесь пройдешься;
Крыша знала золотая,
Что под ней ты скоро будешь;
Сильно радовались окна,
Что сидеть под ними станешь.
Уж последнею зимою
И прошедшим этим летом
Все трещала ручка двери
О руке твоей в колечках,
И порог склонялся ниже
В ожиданье умной девы,
Отворялись двери сами,
Отворяльщицу все ждали.
Уж последнею зимою
И прошедшим этим летом
Вся изба вертелась наша
И ждала твоей уборки:
Пол в сенях был беспокоен -
Твоего он ждал метенья,
Волновалися овины,
Твоей щетки ожидая.
Уж последнею зимою
И прошедшим этим летом
Двор вокруг все озирался -
Ждал, что ты сберешь лучинки;
Наклонялися амбары -
Твоего прихода ждали,
И шесты давно погнулись,
Чтоб повесила ты платья.
Уж последнею зимою
И прошедшим этим летом
Так дороженька скорбела,
Что по ней ты не гуляешь;
Ожидал тебя и хлевик
Для прекрасного утенка.
Ожидал тебя наш дворик,
Чтоб за ним ты присмотрела.
И в истекшие лишь сутки,
В эти нынешние сутки,
Ту корова поджидала,
Кто ей выдаст связку корма;
Ржал о той нам жеребенок,
Кто ему даст утром сена;
И о той ягненок блеял,
Кто побольше даст кусочков.
И в истекшие лишь сутки,
В эти нынешние сутки,
У окон сидели старцы,
Дети бегали по взморью,
Женщины у стен стояли,
У сенных дверей мальчишки,-
Ждали юную хозяйку,
Все невесту поджидали.
Славься, двор, со всем народом,
С теми храбрыми мужами,
Славься ты, овин, со всеми
Подошедшими гостями,
Славьтесь, сени, с тем народом,
Кто вошел под вашу кровлю,
Славься, дом, со всем народом,
С детками в избе дощатой,
Славься, месяц, славься, витязь,
Славьтесь, свадебные гости!
Прежде здесь и небывало
Никогда еще, ни разу,
Поезжан таких, как эти,
Столь прекрасного народа.
Женишок, мой милый братец!
Развяжи ты красный узел
И сними платки из шелку!
Покажи свою куницу,
Ту, что пять годов ты сватал,
Восемь лет смотрел с любовью!
Ту ли взял ты, что желал ты?
Ты желал ли взять кукушку,
Взять там белую с землицы,
Взять там свежую из моря?
Но я вижу без вопросов,
Не рассматривая, знаю:
Ты привел красу кукушку,
Утку синюю привез ты,
Самый юный взял отросток
От зеленого кусточка,
Ветку взял, что всех свежее,
Из черемухи ты выбрал".
На полу сидел ребенок,
И сказал мальчишка с полу:
"Что с собой ты, братец, тащишь?
Красоту ли пней смолистых,
Стройность ли дегтярной бочки
Вышиною с мотовило?
Ох, жених, жених злосчастный!
Ты всю жизнь в надежде прожил,
Что получишь деву в сотню,
Даже в тысячу ценою.
Получил девицу в сотню,
Даже в тысячу ценою,
Как ворону на болоте,
Как сороку на заборе,
Птичье пугало на поле,
Птицу черную из пыли!
Лето прошлое без дела
Провела девица эта:
И чулок не навязала
И перчаток не связала!
Так ни с чем сюда явилась,
Без даров явилась к свекру;
В сундуке ее, знать, мыши,
Длинноухие в шкатулке!"
Локка, добрая хозяйка,
Калевалы украшенье,
Слышит странные те басни,
Говорит слова такие:
"Злой ребенок, что сказал ты,
Почему солгал бесчестно?
О другой пусть это скажут,
Пусть другую так позорят,
А не эту нашу деву,
Не девицу в нашем доме!
Ты сказал плохие речи,
Эти речи, верно, молвил
В ночь родившийся теленок
Иль щеночек однодневный!
Жениха девица — прелесть,
Лучше всех в своей округе:
Точно спелая брусничка
И на горке земляничка,
Как кукушечка на ветке,
Точно птичка на рябине,
Точно пташка на березе,
Белошеечка на клене.
Никогда в земле немецкой
Иль эстонской не получишь
Столь прекрасной юной девы,
Столь прелестного утенка,
Красоты такой во взоре,
Величавости осанки,
Белизны руки, столь нежной,
И изгиба тонкой шеи.
Не ни с чем пришла девица:
Принесла с собою шубы,
Принесла с собою платьев,
И сукна у ней довольно.
Эта юная девица
Много пряла веретенцем
И работала катушкой,
Много пальцами трудилась.
Платья с блеском глянцевитым
Припасла она зимою,
А весною их белила,
Теплым летом их сушила;
Простыни ее так тонки,
Пухлы мягкие подушки,
Чистотой блестят платочки,
И сверкают покрывала.
Ах ты, женушка-красотка,
С свежим личиком прекрасным!
Дома славилась всегда ты
У отца хорошей дочкой;
Будь прославленной теперь ты
Здесь при муже нам невесткой!
Никогда не знай заботы
И в печаль ты не вдавайся!
Ведь пришла не на болото,
Не на край пришла речушки -
Ты пришла с земли богатой
В землю, что еще богаче,
Из дому, где много пива,
В дом, где пива много больше.
Дева, добрая красотка!
Вот о чем тебя спрошу я:
По дороге к нам видала ль
Ты снопов большие скирды,
Ржи запасы целой грудой?
Это все — при нашем доме:
Хорошо пахал супруг твой,
Хорошо пахал и сеял.
Дева, милая красотка!
Вот что я тебе промолвлю:
Ты умела в дом приехать,
Так умей в нем оставаться!
Тут для женушки удобно,
Для невестки здесь прекрасно,
На руках твоих все масло,
Молоко к твоим услугам.
Хорошо здесь для девицы,
Здесь для курочки прекрасно.
Широки здесь доски в бане,
И длинны в избе скамейки;
Здесь хозяин — что отец твой,
Точно мать твоя — хозяйка,
Сыновья их — точно братцы,
Как сестра твоя — их дочка.
Как придет тебе желанье,
Коль почувствуешь охоту
Съесть опять отцовской рыбы
Или братниной дичины,
Не у деверя проси их,
Не проси ты их у свекра!
А проси их у супруга,
Что сюда тебя доставил!
Не найдется зверя в лесе
Не единого пушного,
Ни одной воздушной птицы,
Ни с двумя крылами пташки,
Ни единой рыбы в волнах
Из прекрасной рыбьей стаи,
Чтоб не мог поймать супруг твой,
Чтоб твой муж их не достал бы.
Хорошо здесь для девицы,
Здесь для курочки прекрасно.
Жернов ей вертеть не нужно
И не нужно ставить ступку:
Здесь вода пшеницу мелет,
И для ржи поток стремится,
Волны здесь посуду моют,
Очищает пена моря.
Вот красотка деревенька,
Вот клочок земли прекрасной:
Луг — внизу, а выше — поле,
Посредине их — деревня,
Под деревней — милый берег,
А у берега — водица:
В ней поплавать любят утки,
Любит птица водяная".
Тут прибывших накормили,
Накормили, напоили,
Дали мясо им кусками,
Дали пряников красивых,
Дали ячного им пива,
Дали браги из пшеницы.
Было много что покушать,
Что покушать, что и выпить:
Было все на красных блюдах,
На лотках, весьма красивых,-
Пироги лежат кусками,
Масло сложено частями,
На куски сиги разъяты,
И разрезал лососину
Нож серебряный на части,
Лезвие его из злата.
Без конца лилося пиво,
Мед, не купленный на деньги,
Через кран бежало пиво,
Чрез отверстье мед струился,
Чтоб смочить тем пивом губы,
Оживить тем медом мысли.
Кто же должен спеть нам песню,
Кто певцом явиться должен?
Старый, верный Вяйнямёйнен,
Вековечный песнопевец,
Пенье тотчас начинает,
Принимается за песни.
Говорит слова такие
И такие речи молвит:
"Золотые други-братья!
Вы, богатые словами,
Вы, речистые, родные!
Вы послушайте, что молвлю!
Редко гуси станут рядом
И сестра с сестрой напротив,
Редко рядом станут братья,
Дети матери единой,
Здесь, в пределах несчастливых,
В бедных северных пространствах.
Приступать ли к песнопенью,
Начинать ли пенье песен?
Пение певцу — работа,
Как кукушке — кукованье,
Как красильщице — крашенье,
И как ткачество — ткачихе.
Ведь поют лапландцев дети,
Те, что в лапотки обуты,
Мяса лосьего поевши,
Мяса грубого оленя;
Отчего же не запеть мне,
Не запеть и нашим детям
За едой, обильной рожью,
После кушанья мучного?
Ведь поют лапландцев дети,
Те, что в лапотки обуты,
Выпив ковшичек водицы,
Пожевав коры сосновой;
Отчего же не запеть мне,
Не запеть и нашим детям
От ячменного напитка,
От проваренного пива?
Ведь поют лапландцев дети,
Те, что в лапотки обуты,
У костра на пепле лежа,
На углях очажных черных:
Отчего же не запеть мне,
Не запеть и нашим детям,
Под стропилами здесь сидя,
Под прославленною кровлей?
Хорошо здесь быть мужчинам,
Быть и женщинам приятно,
Здесь, у бочек, полных пивом,
У больших бочонков меда,
Здесь, вблизи сигов в проливах,
При больших лососьих тонях,
Где всегда бывает пища
И питье не иссякает.
Хорошо здесь жить мужчинам.
Жить и женщинам приятно -
Не едят здесь, пригорюнясь,
Жизнь проводят беззаботно,
Здесь едят не унывая,
Без заботы проживают
До тех пор, пока хозяин
И пока хозяйка — живы.
Так кого же славить первым
Мне, хозяина ль, хозяйку ль?
Первый здесь герой — хозяин,
И ему сначала слава.
Дом воздвиг он на болоте,
Из лесов его доставил,
Он принес стволов еловых,
Он принес высоких сосен,
Их поставил в лучшем месте,
Сколотил их так искусно,
Что семье большой дом вышел,
Превосходное строенье;
Стены из лесу доставил,
Балки снес с горы высокой,
Из густых кустов стропила,
Доски с ягодной поляны,
Снял бересту он с березок,
Мох из зыбкого болота.
Осторожно дом построен
И стоит на месте прочно.
Сто мужей над ним трудились,
Были тысячи на срубе,
Как отделывали избу,
Как сколачивали доски.
Потерял хозяин дома,
Как отделывал избу он,
С головы волос немало,
В бурю, в шуме непогоды
Оставлял хозяин часто
На утесе рукавицы,
На ветвях деревьев шапку
И терял чулки в болоте.
Часто добрый наш хозяин
Поднимался ранним утром,
Поднимался раньше прочих
И, не слышимый деревней,
Оставлял шалаш дорожный
И огонь, там разведенный,
Промывал глаза росою
И причесывался веткой.
Так-то добрый наш хозяин
И набрал друзей в покои,
Рассадил певцов на лавках;
У окон народ любезный,
На полу народ шумливый;
Говорят за загородкой,
По стенам стоят толпою,
Мимо изгороди ходят,
По двору снуют толпою,
По земле везде гуляют.
Я хозяина прославил -
Славлю добрую хозяйку,
Что сготовила нам пищу,
Стол заставила посудой.
Напекла хлебов нам пышных
И лепешек толокняных -
Все своими лишь руками,
Все десятком легких пальцев -
И взошли прекрасно хлебы;
Всех гостей она кормила
В изобилии свининой,
Пирогами со сметаной;
Лезвия ножей погнулись,
У ножей скривились стержни
От работы над лососьей
И над щучьей головою.
Часто добрая хозяйка
Хлопотливо поднималась,
Петухи еще не пели
И цыпленок не кудахтал,
Чтоб устроить все на свадьбу,
Чтоб исполнить всю работу,
Чтобы дрожжи приготовить
И сварить побольше пива.
Так-то добрая хозяйка
Осмотрительно сварила
Превосходного нам пива,
Льет гостям напиток сладкий;
Из семян он плодоносных,
Солод в нем из сладких зерен,
И она не деревяшкой,
Не мешала зерен палкой,
Но мешала их рукою,
Все месила лишь руками,
Все мешала в чистой бане,
На досках, метенных чисто.
Эта добрая хозяйка
Осмотрительно глядела,
Чтоб зерно не прорастало,
Не пропах землею солод;
И ходила часто в баню,
Приходила даже в полночь,
Ни волков не опасаясь,
Ни лесных зверей не труся.
Вот прославил я хозяйку:
Так теперь прославлю свата!
Кто же был назначен сватом,
Кто указывал дорогу?
Сват в деревне самый лучший -
Он в нее приводит счастье.
Хорошо наш сват оделся:
Разодет в кафтан суконный;
На руках кафтан в обтяжку
И сидит везде прекрасно.
Хорошо наш сват оделся,
И кафтан на нем в обтяжку:
По песку он полы тащит,
По полям подол волочит.
Хороша рубашка свата:
Чуть выглядывает ворот,
Словно дочь Луны соткала,
Всюду оловом украсив.
Хорошо наш сват оделся:
Шерстяной на чреслах пояс,
Что сработала дочь Солнца,
Дивно кольцами расшила
В дни, когда огня не знали
И огонь не появлялся.
Хорошо наш сват оделся:
На ногах чулки из шелка,
На чулках из шелка банты,
Изукрашены подвязки,
Словно золотом прошиты,
Серебром они покрыты.
Хорошо наш сват оделся:
Башмаки на нем от немцев,
Точно лебеди на речках,
Как на бережке лысухи,
Точно гуси меж кусточков,
Точно птицы в перелете.
Хорошо наш сват оделся:
Голова — златые кудри,
Борода в златых косичках;
Голова у свата в шлеме,
Поднялся тот шлем до тучи,
Вышиной с верхушку леса,
За него заплатишь сотни,
Марок тысячи заплатишь.
Вот прославил я и свата.
Буду славить я подружку!
И откуда та подружка,
Где счастливая нашлася?
Вот откуда та подружка,
Где счастливая нашлася:
Там, за Таникой, за замком,
Там, за крепостью, за новой.
Не оттуда та подружка
И нисколько не оттуда!
Вот откуда та подружка,
Где счастливая нашлася:
При водах Двины нашлася,
При больших широких далях.
Не оттуда та подружка
И нисколько не оттуда!
На земле росла брусника,
На поляне земляника,
Травка славная на поле,
Золотой цветочек в роще:
Вот откуда та подружка,
Где счастливая нашлася.
Нежный ротик у подружки,
Как челнок из Суоми ткацкий;
Глазки смотрят дружелюбно,
Словно звездочки на небе;
Далеко блестят височки,
Словно лунный свет на море.
Убрана подружка славно:
Шея с цепью золотою,
С золотой головка лентой,
В золотых браслетах руки,
В золотых колечках пальцы,
Золотые в ушках серьги,
В золотых кружках височки,
Золотой на бровках жемчуг.
Думал я, что светит месяц,
Как блеснули там застежки;
Думал я, что светит солнце,
Как блеснул рубашки ворот;
Думал я, что парус веет,
Как платок ее завеял.
Вот прославил я подружку;
Посмотрю теперь гостей я,
Хороша ль толпа пришедших,
Крепки ль старые здесь люди,
Резвы ль люди молодые,
Вся ль компания красива!
Посмотрел здесь всех гостей я,
Словно знал их всех и раньше:
Никогда здесь не бывало
И появится не скоро
Столько славного народа
И толпы такой прекрасной,
Стариков, столь крепких с виду,
Молодых, настолько славных.
Вся толпа одета в белом,
Точно лес, где выпал иней,
Сверху — точно зорька утром,
Снизу — словно час рассвета.
Серебра гостям немало,
Золота довольно было:
На полях горстями деньги,
А на улицах — мешками
Для гостей здесь приглашенных,
Ради славы здесь сидящих".
Старый, верный Вяйнямёйнен,
Пенья сильная опора,
Закачался скоро в санках
И домой к себе поехал;
Пел он песни непрерывно,
Пел искусно эти песни.
Спел он песню, спел другую;
Третью песню как запел он -
Зазвенел о камень полоз,
И повис на пне брусочек:
Разломались старца сани,
Поломался санный полоз,
Пополам брусок сломался,
Отвалился бок от бока.
Молвил старый Вяйнямёйнен,
Говорит слова такие:
"Нет ли в здешней молодежи,
В возрастающем народе,
Нет ли здесь меж стариками,
В исчезающем народе,
Кто бы к Туонеле спустился,
В царство Маны кто пошел бы
Раздобыть бурав у Маны,
Взять у Туонелы буравчик,
Чтоб я мог наладить сани,
Сделать новое сиденье!"
Что сказали молодые,
То и старые сказали:
"Нет меж здешней молодежью,
Нету здесь меж стариками
В этом племени великом
Столь отважного героя,
Кто бы к Туонеле спустился,
Кто б пошел в жилище Маны,
Взял бы в Туонеле буравчик,
Раздобыл бурав у Маны,
Чтоб ты вновь устроил сани,
Расписные починил бы".
Старый, верный Вяйнямёйнен,
Вековечный песнопевец,
В Туонелу опять спустился,
Вновь сошел в жилище Маны.
В Туонеле добыл буравчик,
В Манале достал бурав он,
Начал пенье Вяйнямёйнен,-
Рощу синюю напел он,
В роще ровные дубочки
Вместе с стройною рябиной;
Он из них построил сани
И согнул себе полозья,
Выбирает на брусочки,
На дугу берет деревьев:
Так привел в порядок сани,
Так он новые устроил.
Запрягает жеребенка,
Впряг гнедого в эти санки,
Сам потом он в них садится,
Опустился на сиденье.
Без кнута бежит лошадка,
Что есть силы побежала
Ко двору, где корм привычный,
Там, где добрая кормежка.
И приехал Вяйнямёйнен,
Вековечный песнопевец,
К своим собственным воротам,
На свой собственный порожек.
Руна двадцать шестая
1. Лемминкяйнен, огорченный тем, что не был приглашен на свадьбу, решается все-таки ехать в Похъёлу, несмотря на запрещение матери и на погибель, которая, по словам матери, его ожидает в пути.
2. Он отправляется в путь и благодаря своим познаниям счастливо проходит через все грозящие гибелью места.
Ахти жил у мыса Кауко,
Там на острове при бухте.
Он распахивал там поле,
Бороздил свои поляны.
Было тонко ухо Ахти,
Слух имел он очень острый.
Из деревни шум он слышит,
Слышит топот по прибрежью.
Стук саней по льду он слышит,
Слышит стук саней в лесочке.
Мысль в уме его возникла,
В голову его запала:
Свадьбу в Похъёле справляют,
Там народ пирует тайно!
И поник он головою,
Кудри черные упали,
Кровь вдруг бросилась от злости
С побледневших щек пониже,
Бороздить не стал он больше,
Перестал пахать средь поля,
Быстро он вскочил на лошадь
И поехал прямо к дому,
К матери своей любимой,
Прямо к матери-старушке.
И, придя, сказал он старой,
Так он, в дом войдя, промолвил:
"Мать, ты милая старушка!
Дай поесть мне поскорее,
Чтобы алчущий наелся,
Чтобы голод утолил я;
Затопи мне также баню,
Приготовь скорей купанье,
Чтоб я мог омыть все тело
И предстать в красе героя!"
Лемминкяйнена мать тотчас
Пищу быстро собирает,
Чтобы алчущий наелся,
Чтобы жажду утолил он,
А потом готовит баню,
Сыну славное купанье.
И веселый Лемминкяйнен
Съел сперва поспешно пищу,
Поспешил потом он в баню,
Он отправился в парилку;
Там и выкупался зяблик,
Вымыл тело подорожник,
Голова, как лен, белела,
И блестела ярко шея.
Он пришел в избу из бани,
Говорит слова такие:
"Мать, ты милая старушка!
Ты пойди в овин на гору,
Вынь прекрасную рубашку,
Принеси кафтан покрепче,
Чтоб в него я мог одеться,
Мог в кафтан облечь бы тело!"
Мать его спросила прежде,
Начала расспрос хозяйка:
"Ты куда идешь, сыночек,
На охоту ли за рысью,
Иль поймать ты хочешь лося,
Иль стрелять ты будешь белок?"
Отвечает Лемминкяйнен,
Молодец тот, Каукомъели:
"Дорогая, мать родная!
Не хочу идти за рысью,
Не пойду ловить я лося
И стрелять не буду белок;
В Похъёлу иду на свадьбу,
Там на тайную пирушку.
Дай получше мне рубашку,
Принеси кафтан покрепче,
Чтобы в нем гулять на свадьбе,
Красоваться на пирушке!"
Мать сыночку запрещает,
И жена не позволяет,
Обе дочери творенья,
Порожденные природой:
Пусть не едет Лемминкяйнен,
В Похъёлу нейдет на свадьбу.
Так вот сыну говорила,
Так твердила мать-старушка:
"Не ходи, сыночек милый,
Мой сыночек, милый Кауко,
В Похъёлу на пир великий,
На большую ту пирушку!
Ведь тебя туда не звали
И совсем не приглашали".
Но веселый Лемминкяйнен
Говорит слова такие:
"Лишь дурной идет по зову -
Молодец идет без зова;
Есть у Ахти приглашенье,
Есть у Ахти побуждение:
Меч мой с огненным железом,
Мой клинок, что мечет искры".
Мать же о своем хлопочет,
Удержать сыночка хочет:
"Не ходи ты, мой сыночек,
В Похъёлу на ту пирушку!
Ведь на улицах там ужас,
Чудеса там на дороге:
Трижды смерть грозит герою,
Трижды там грозит погибель".
Отвечает Лемминкяйнен,
Молодец тот, Каукомъели:
"Смерть повсюду видит старый,
И везде ему погибель.
Муж нигде не побоится,
Муж нигде не устрашится.
Но пусть будет, как кто хочет:
Ты скажи-ка, дай послушать,
Что за первая погибель
И последняя какая?"
Лемминкяйнена старушка
Говорит слова такие:
"Я скажу тебе по правде,
А не так, как ты желаешь.
Вот где первая погибель,
Из погибелей всех прежде.
Ты пройдешь, сынок, немного,
День один всего проедешь,
Встретишь огненную реку
На пути среди дороги;
В ней кипит огнем пучина,
И горит скала в пучине;
На скале той холм сверкает,
На холме орел пылает,
Ночью он все зубы точит,
Днем навастривает когти
На чужих, кто там проходит,
На людей, кто ходит близко".
Отвечает Лемминкяйнен,
Молодец тот, Каукомъели:
"Так пусть бабы умирают,
Но не это смерть для мужа.
Знаю я на это средство,
Тут я справиться сумею.
Чародейство сотворю я
Из ольхи с конем героя,
Чтобы мимо он проехал,
Чтоб взамен меня промчался.
Сам нырну я тотчас уткой,
Опущусь я быстро в волны
Под орлиными когтями,
Под когтями этой птицы.
Дорогая, мать родная!
Ты скажи вторую гибель".
Лемминкяйнена мать молвит:
"Вот тебе вторая гибель:
Ты проедешь лишь немного,
И в теченье дня второго
Ров ты огненный увидишь.
Он лежит среди дороги,
Протянувшись и к востоку,
И на запад бесконечно.
Полон ров камней горячих,
Глыб он полон раскаленных;
Там уж сотни пострадали,
Там уж тысячи погибли.
Были сотни те с мечами,
Эти тысячи с конями".
Отвечает Лемминкяйнен,
Молодец тот, Каукомъели:
"Не от этого смерть мужу,
Не от этого герою,
Знаю средство и на это,
Тут исход себе найду я:
Превращу я снег в героя,
Изо льда создам я мужа,
Погоню героя в пламя
И вгоню его я в пекло,
В ту пылающую баню;
С медным веником пойдет он;
Сам скользну я стороною,
Проскочу я через пламя;
Борода не обожжется,
Не сгорят нисколько кудри.
Дорогая, мать родная!
Ты скажи мне третью гибель".
Лемминкяйнену мать молвит:
"Вот какая третья гибель:
Как еще проедешь дальше,
День еще в пути пробудешь,
Будешь в самом узком месте,
Встретишь Похъёлы ворота,
Там блуждает волк во мраке,
В темноте медведь там бродит -
Там, где Похъёлы ворота,
Там на самом узком месте
Уничтожены уж сотни,
Сгибли тысячи героев.
Отчего ж тебя не съесть бы,
С беззащитным не покончить?"
Отвечает Лемминкяйнен,
Молодец тот, Каукомъели:
"Можно там сожрать ягненка,
Разорвать его на части,
А не мужа, пусть дурного,
Не героя, пусть плохого!
А на мне ведь мужа пояс,
А на мне застежка мужа,
Я ношу героев пряжку,
Чтобы мог спастись наверно
Я от пасти волка Унто,
Заколдованного зверя.
Знаю, как пойти на волка,
Знаю средство на медведя:
Колдовством узду на волка,
На медведя цепь надену,
Рассеку его я сечкой,
Раскрошу я на кусочки,
И тогда пойду свободно
И свой долгий путь я кончу".
Лемминкяйнену мать молвит:
"Не конец еще и это:
Это ты найдешь в дороге.
Чудеса в пути большие:
Там три ужаса найдешь ты,
Три погибели для мужа.
Но когда туда дойдешь ты,
Чудеса найдешь страшнее.
Ты пройдешь еще немного -
Похъёлы там двор увидишь:
Частокол в нем из железа,
А вокруг из стали стены,
От земли идут до неба
И к земле идут от неба,
И стоят, как колья, копья -
Змеи в них переплелися,
Вместо прутьев там гадюки,
Ящерицы вместо связок
И играют там хвостами
Да шипят все головами,
Дол шипеньем оглашают,
Головы приподымают.
На земле простерлись змеи,
Растянулися гадюки,
Вверх подняв язык шипящий,
А хвосты внизу качают.
Но одна, что всех страшнее,
Залегла у входа прямо.
Подлинней она, чем балка,
Перекладины потолще,
Языком шипит высоко,
Пасть раскрыла, угрожая
Не кому-нибудь другому,
Одному тебе, несчастный".
Отвечает Лемминкяйнен,
Молодец тот, Каукомъели:
"Пусть так дети умирают,
Но не это смерть героя.
Колдовством огонь уйму я,
Утомить сумею пламя,
Змей сгоню я чародейством,
Отгоню гадюк оттуда.
Пропахал же поле прежде,
Что все змеями кишело,
И с гадюками поляну;
Змей я голыми руками,