Уж девицу научили,

Уж невесту вразумили;

Так еще скажу я братцу,

Жениху я так промолвлю:

"Женишок, мой милый братец,

Ты из братьев самый лучший,

Из детей ты всех милее,

Из сынов ты всех приятней!

Ты послушай, что скажу я,

Что скажу и что промолвлю

Я об этой коноплянке,

О цыпленке, что поймал ты!

Славь, жених, судьбу благую

И хвали, что получил ты.

Хвалишь ты — хвали сильнее,

Ведь добро тебе досталось,

Даровал добро создатель,

Дал добро он, благосклонный!

И отца благодари ты,

Благодарен будь родимой,

Что прекрасную невесту,

Эту деву воспитали!

Чистая с тобой девица,

Ясная с тобой в союзе,

Белая в твоем владенье,

Статную ты охраняешь,

Сильную у сердца держишь,

Крепкая с тобою рядом.

Молотить она умеет

И прекрасно косит сено.

Дева в стирке так искусна,

И полотна белит ловко,

И прядет отлично нитки,

И ловка, чтоб выткать платье.

У нее так звучно бердо,

Как на холмике кукушка,

Челночок скользит у девы,

Как по ветке горностайка,

У нее в руках катушка,

Как в зубах у белки шишка;

Не заснет деревня крепко,

И не спит весь округ замка -

Так стучит девица бердом,

Так шумит челнок у девы.

Женишок, молодчик милый,

Ты, мужей прекрасный отпрыск!

Скуй ты косу поострее,

Укрепи на твердой ручке,

У калитки ручку вырежь

И на пне отбей ты косу;

Как взойдет на небо солнце,

Проводи на луг девицу

И следи за шумом сена,

Как трава шуршит сухая,

Под косой визжит осока,

Как шипит щавель зеленый,

Как кусточки исчезают,

Как ломаются отростки!

На другой день дай девице

Челночок хороший ткацкий,

Дай ей ниченки, дай бердо,

Дай ей ткальные набилки,

Дай получше ей подножку,

Весь прибор хороший ткацкий.

Посади к станку девицу

И подай девице бердо;

Зазвучит оно у девы,

Застучит станок, заходит,

Стук пойдет по всей деревне,

Даже дальше шум от берда.

Это старые заметят,

Спросят женщины в деревне:

«Кто такой там ткет за станом?»

Должен будешь ты ответить:

"Это ткет моя златая,

Звякает мое сердечко.

Распустить ей, что ли, ткани?

Снять ли ей основу с берда?"

Распускать не нужно ткани

И снимать основу с берда.

Так ведь ткать лишь дочка Солнца,

Дочка Месяца способна,

Дочь Медведицы на небе,

Так лишь дочки звезд умеют.

Женишок, молодчик милый,

Ты, мужей прекрасный отпрыск!

Ты отправишься в дорогу,

Ты от этих мест поедешь

Дальше с милою девицей,

С этой курочкою дивной.

Зяблика возить не вздумай,

Эту нашу коноплянку,

Не вози ее по ямам

И не стукни о заборы,

Там на пни чтоб не упала,

Не свалилась бы на камни.

Никогда в отцовском доме,

На дворе ее родимой

Не возили ее к ямам,

Никогда к углам заборов,

Чтоб на пни там не упала,

Не свалилась бы на камни.

Женишок, молодчик милый,

Ты, мужей прекрасный отпрыск!

Не води свою девицу,

Не води ты драгоценность

По углам сидеть по темным,

Чтоб она в углах копалась!

Ведь она в отцовском доме

И в покоях материнских

Никогда углов не знала

И в углах там не копалась,

А сидела у окошка,

На досках стояла средних,

Утром матушке на радость,

Вечером — отцу родному.

Никогда, супруг ты бедный,

Не води свою ты птичку

К ступке с жесткою травою,

Чтоб кору она толкла там,

Хлеб пекла бы из соломы,

Замесив с корой сосновой.

Никогда в отцовском доме,

На дворе своей родимой

Не ходила дева к ступке,

Чтоб толочь кору сухую,

Печь тут хлебы из соломы

И месить с корой сосновой.

Эту курочку веди ты

На поля с богатой жатвой,

Пусть насыплет ржи в амбаре,

Пусть берет ячмень хороший,

Чтоб месить большие хлебы,

Чтоб сварить получше пиво,

Чтобы хлеб испечь пшеничный,

Чтобы взбить получше тесто!

Женишок, мой милый братец!

Эта курочка златая,

Этот милый наш гусенок,

У тебя чтоб слез не знала!

Коль придет дурной часочек,

Коль девица заскучает,

Запряги гнедого в сани,

Лошадь белую в запряжку,

Привези к отцу девицу,

К милой матери в покои!

С этой курочкой не смей ты,

С этой нашей коноплянкой,

Как с рабыней обращаться,

Как с поденщицей наемной,

Не пускать ее на погреб,

На замке держать амбары.

Никогда в отцовском доме,

На дворе ее родимой

С нею так не обращались,

Как с рабынею-служанкой;

Для нее открыт был погреб

И амбар не запирался,

Белый хлеб она держала

И за яйцами смотрела,

За молочною посудой,

За посудою для пива,

На ночь погреб запирала,

А наутро отпирала.

Женишок, молодчик милый,

Ты, мужей прекрасный отпрыск!

Если будешь ласков с девой,

Будешь ласково и принят:

Коль ты к тестю в дом приедешь,

Коль приедешь в гости к теще,

Хорошо тебя покормят,

И накормят, и напоят,

Отпрягут твою лошадку,

Отведут ее в конюшню,

Там покормят и попоят,

Принесут овса в кормушке.

Не позорь девицу эту,

Эту нашу коноплянку,

Будто род ее незнатен

И родня не так обширна!

Знатен род у этой девы,

И родня весьма обширна:

Коль бобов осьмину сеять,

По бобу получит каждый;

Если льна осьмину сеять,

Выйдет каждому по нитке.

Ты не вздумай, муж несчастный,

Поступить с девицей дурно,

Поучить ременной плеткой,

Как рабу кнутом ударить

И хлыстом заставить охать,

По овинам горько плакать!

Ведь ее в отцовском доме

Никогда никто не вздумал

Поучить ременной плеткой,

Как рабу кнутом ударить

И хлыстом заставить охать,

По овинам горько плакать.

Перед нею стань стеною,

Стань пред ней, как столб у двери,

Чтоб свекровь ее не била,

Чтобы свекор не бранился,

Чтобы гости не сердили,

Чтоб соседи не бранили.

Коль к тебе пристанут люди,

Чтоб ты сам ее ударил,

Никогда не бей ты нежной,

Не наказывай любезной:

Ты три года дожидался,

Сватал деву непрерывно!

Ты учи, супруг, девицу,

Это яблочко златое,

Ты советуй ей в постели

И учи ее за дверью;

Делай так в теченье года.

Год учи ее словами,

А другой учи глазами,

Третий топай ты ногою!

Если слушаться не будет,

Если все ей горя мало,

Ты сорви тогда тростинку,

Собери хвощу в поляне,

Поучи хвощом девицу.

На четвертый год все так же

Ты стращай ее тростинкой,

Злаком с крепкими концами,

Не секи ее ремнями

И не бей еще ты розгой!

Если слушаться не будет,

Если все ей горя мало,

Принеси из лесу розгу,

Взяв березку из долины,

Принеси ее под шубой,

Чтоб соседи и не знали;

Покажи ее супруге,

Пристыди ее, не бивши!

Если ж слушаться не будет,

Если все ей горя мало,

Поучи ее ты розгой,

Свежей веткою березы

Где-нибудь в углу, в покоях,

За промшенною стеною.

Не секи ее средь луга

Или где-нибудь на поле:

Не дошел бы шум в деревню,

Не дошел бы крик к соседям,

До других домов рыданье,

Суматоха та до лесу!

По плечам лишь бить ты должен,

Умягчать пониже спину;

Никогда не бей по глазу

И ушей ты не касайся.

На висках коль шишки вскочат,

Пятна синие под глазом,

То начнет свекровь расспросы,

И заметит свекор это,

На деревне все увидят,

Станут женщины смеяться:

"На войне была, должно быть,

Где-нибудь была в сраженье.

Иль уж волк не изодрал ли?

Иль медведь где не помял ли?

Видно, волком-то супруг был,

Муженек, знать, был медведем?"

Там лежал на печке старец,

Наверху лежал там нищий,

И сказал оттуда старый,

Так промолвил сверху нищий:

"Никогда, супруг несчастный,

Не гляди на нрав супруги,

На язык супруги гладкий,

Вот как я, несчастный малый!

Покупал я хлеб и мясо,

Покупал я масло, пиво,

Покупал я рыбы всякой,

Разной снеди и припасов;

Пиво брал я в странах здешних,

А пшеницу из далеких.

Но и этого все мало,

Не пошло ей впрок и это.

Вот вошла жена в покои,

В волосы мои вцепилась

С искаженными чертами

И вертит глазами страшно:

Все вздыхала и стонала,

Говорила лишь со злобой,

Обзывала дровосеком

Да бранилася болваном.

Вот другой исход нашел я;

Я пошел другой дорогой:

Взял я ветку от березы -

Назвала супруга птичкой,

Можжевеловый взял прутик -

Говорит: «Ты — золотой мой!»

Высек ивовою розгой -

Женка бросилась на шею".

Тяжко девушка вздохнула,

Прослезилась, застонала,

Стала дева горько плакать,

Говорит слова такие:

"Да, близка другим разлука,

У дверей уж их прощанье,

А моя разлука ближе,

А прощанье вовсе близко;

Тяжела моя разлука,

Нелегко мое прощанье

С этой славною деревней,

С этим двориком прекрасным,

Где я выросла, красотка,

Где я выше становилась,

Как росла еще ребенком,

В годы детства возрастала.

Ведь не думала я раньше,

Никогда не помышляла,

Не мечтала о разлуке,

Не гадала о прощанье,

О прощанье с этим домом

И с горой высокой этой.

Вот теперь в разлуку верю,

Вижу, уходить пора мне:

Пьют уже прощальный ковшик,

Нет прощального уж пива,

Вот уж сани расписные

Передком глядят наружу,

Боком смотрят на конюшню,

К хлеву спинкой повернулись.

Чем воздам я при разлуке,

Чем, бедняжка, при прощанье,

Чем за молоко родимой,

За добро отцу родному,

За любовь родному братцу

И за ласковость сестрице?

Уж и батюшке родному

За всю жизнь мою спасибо,

За еду, что я поела,

За отборные кусочки.

Уж и матушке спасибо,

Что меня, дитя, качала,

Что малюточку носила,

Что меня кормила грудью.

И тебе спасибо, братец,

И тебе, моя сестрица!

И спасибо всем в семействе,

Всем друзьям годов прошедших,

С кем жила я неразлучно,

С кем росла я, молодая.

Не горюй ты, мой родимый,

Также матушка родная.

Не горюй, мой род высокий,

Вы, почтенные родные,

Не горюйте, не заботьтесь,

Обо мне вы не печальтесь,

Что иду в страну иную,

А куда, сама не знаю!

Ведь блистает солнце божье,

И сияет божий месяц,

И сверкают неба звезды,

И Медведица на небе,

Ведь везде они, повсюду,

Где бы я ни оказалась,

Не в одном дворе отцовском,

Где жила я, молодая.

Я теперь должна расстаться

С золотым родным жилищем,

С этой комнатой отцовской,

С этим погребом родимой

И с болотами, с полями;

Оставляю дерн зеленый,

Эти светлые потоки

И песчаный этот берег;

Пусть купаются тут жены,

Пусть тут плещутся подпаски.

Оставляю здесь болото,

Поле — пахарю с сохою,

Лес — для ищущих покоя,

Для гуляющих — лужайки,

Для шагающих — заборы,

Для бродящих — луговины,

Для бегущих — двор широкий,

Для стоящих — эти стены,

Для опрятных — пол дощатый,

Для метущих — доски пола,

Для оленей — их поляны,

Чащи вольные — для рысей,

Для гусей — луга большие

И кустарники — для птичек.

Ухожу теперь отсюда,

Удаляюсь я к иному,

В руки ноченьки осенней

Да на скользкий лед весенний,

Где шагов не остается,

Где на глади след не виден,

На коре следы от платья,

На снегу следы подола.

Если я назад вернуся,

Возвращусь в места родные,-

Не услышит мать мой голос,

Ни отец мое рыданье,

Как начну я причитанья,

Над главами их заплачу,

Уж взойдет младая травка,

Подрастет уж можжевельник

Там у матери над телом,

У отца над головою.

Если я назад вернуся,

Вновь на улицы большие,

Уж никто меня не встретит,

Кроме двух моих подружек,

Кроме связок у забора,

Кроме кольев в заднем поле.

Я, дитя, их завязала,

Я, девица, их воткнула.

Да узнает лишь корова;

Как была она теленком,

Я ей есть и пить давала,

И теперь она мычит здесь,

На навозных этих кучах,

На полях зимы холодной -

Вот она еще признает,

Что из этого я дома.

Да отца конек-любимчик,

Что я досыта кормила,

Как была еще девчонкой,

Конь, что ржет здесь постоянно,

На дворе, на сорных кучах,

На полях зимы холодной -

Он еще меня признает,

Что из этого я дома,

Да у братца вот собачка,

Что ребенком я кормила,

Вывши девочкой, учила,

Что здесь лает беспрестанно,

На дворе, на сорных кучах,

На полях зимы холодной -

Вот она меня признает,

Что из этого я дома.

А другие не признают,

Как вернусь в места родные.

Все, как прежде, будут броды,

Все такое же жилище,

На своих местах заливы,

Тони рыбные на месте.

Ты прощай, мое жилище,

Ты, с своей дощатой крышей,-

Любо было бы вернуться,

Хорошо бы возвратиться!

Вы прощайте, наши сени,

Вы, с своим дощатым полом,-

Любо было бы вернуться,

Хорошо бы возвратиться!

Ты прощай, мой двор широкий,

Двор, рябиною поросший,-

Любо было бы вернуться,

Хорошо бы возвратиться!

Всем поклоны на прощанье:

Лесу, ягодам, землице,

Вам, всем пастбищам с цветами,

Вам, всем травам и полянам,

Вам, озерам с островами,

Вам, глубокие проливы,

Вам, холмы и рощи сосен,

Вам, овраги и березы!"

Тут кователь Ильмаринен

Посадил девицу в сани

И коня кнутом ударил,

Говорит слова такие:

"Вы прощайте, берег моря,

Берег моря, край поляны,

Вы, все сосны на пригорке,

По дубравам все деревья,

Ты, черемуха у дома,

Можжевельник у потока,

Вы, все ягодки на поле,

Стебли ягодок и травок

И кусточки, корни елей,

Листья ольх, кора березы!"

Уезжает Ильмаринен

Со двора из Сариолы.

Дети петь там продолжали.

Так они запели песни:

"Птица черная летела,

Через лес сюда спешила,

Взять здесь уточку сумела.

Нашу ягодку стащила,

Наше яблочко уносит,

Нашу рыбочку увозит;

Мало денег заплатила,

Серебром ее сманила.

Кто к воде теперь сведет нас,

Кто покажет тропку к речке?

Здесь не сдвинутся ушаты,

На гвозде тут коромысло,

Пол здесь будет неметеным,

Доски будут нескоблены,

Вся посуда непомыта

И ушки у кружек грязны!"

Сам кователь Ильмаринен

Вдаль спешит с девицей юной.

Едет быстро, пролетая

По прибрежью Сариолы,

У медового залива,

По хребту горы песчаной;

Камни и пески запели,

И стучат дорогой сани,

И железные колечки,

И подпорки из березы;

Затрещал из ивы узел

И черемушная дужка,

Завизжали там оглобли,

Кольца громко забренчали;

Так стремился конь хороший,

Конь рысистый, белолобый.

Скачет день, другой он скачет,

Скачет так еще и третий.

Держит муж рукою вожжи,

А другою руку девы,

Ногу держит он наружу,

А под войлоком другую.

Конь бежит дорогой скоро,

День короче — путь короче;

Наконец, на третьи сутки,

Как уж солнце шло к закату,

Кузнеца жилище видно,

Ильмаринена строенье:

Сажа мчится полосами,

Дым густой выходит тучей,

Из избы идет веселый,

К облакам идет обильно.

Уж немало поджидали,

Поджидали и глядели:

Что не едут поезжане

К Ильмаринену в жилище?

Загноился глаз старухи -

Так она в окно глядела,

Слабнут юношей колена,

Поджидавших у калиток,

Дети ноги ознобили,

За стеною дома стоя,

Разорвали люди обувь,

Все-то бегая по брегу.

Наконец, однажды утром,

Как-то рано в день прекрасный,

Услыхали шум из лесу,

Застучали громко сани.

Локка, добрая хозяйка,

Калевы красотка дочка,