В: И вы больше не видились с Полом?
      Л: Нет. И мне жаль, что так получилось: я не хотел его обидеть.
      В: Я спрашиваю потому, что всегда много разговоров: нынешние битлы - страшные враги или лучшие друзья?
      Л: Ни то и ни другое. Я давно уже не видел никого из битлов. Кто-то спросил меня, что я думаю о последнем альбоме Пола, и я ответил, что, по-моему, Пол там грустный, в депрессии. Но потом я понял, что не слышал всего альбома, а только один трэк-хит Coming Up. Он мне показался добротной работой. Потом я слушал еще что-то и мне показалось, что Пол чем-то угнетен. Но я не слежу за работой "Уингз". Мне наплевать, что они там делают, или что Джордж делает на своем новом альбоме, или Ринго. Мне это неинтересно, также, как меня не интересует то, что делают Элтон Джон или Боб Дилан. И не потому, что я такой черствый. Нет, просто я слишком занят своей собственной жизнью и я не могу следить за тем, что делают другие, будь то Битлз или мои товарищи по колледжу, или те, с кем я был тесно связан до Битлз.
      В: Оставляя Сoming Up в стороне, как ты оцениваешь роль Пола после того, как он ушел из Битлз?
      - 10
      Л: Я восхищаюсь тем, как Пол начал все с нуля, сколотил новую группу и стал играть в маленьких танцзалах. Именно это он хотел проделать с Битлз: он хотел, чтобы мы вернулись в танцзалы и опять делали то, что и раньше. А я не ... В этом была одна из серьезных проблем, наверное, в этом все и дело, не знаю... Но, вобщем, я восхищаюсь тем, как Пол сошел со своего пьедистала и сейчас он опять на нем. Он сделал то, что хотел сделать. Это хорошо, но это не то, что я хотел сделать.
      В: А что ты думаешь о его музыке?
      Л: The Long and Winding Road была его любимой песней. Хотя должен сознаться, что я мало следил за тем, что он делает.
      В: Ты говоришь, что не слушал работ Пола и толком не говорил с ним с того вечера в вашей квартире...
      Л: Да, толком не говорил - это подходящее слово. Я толком не говорил с ним целых 10 лет. Потому что мы не были вместе: он делал свое, а я свое. Да и некогда ему было разговоры разговаривать - ведь у него 25 детей и около 20 миллионов дисков. Он всегда в работе.
      В: Тогда поговорим о вашей совместной работе. Какой вклад вносил каждый в сочинительную команду Леннон-Маккартни?
      Л: Можно ответить так: он обеспечивал легкость, оптимизм, а я вносил грусть, диссонанс, блюзовые интонации. Было время, когда я думал, что не умею сочинять приятные мелодии, что это дело Пола, а я вхожу в прямой рок-н-ролл. Но, когда я думаю о некоторых своих песнях, например, In my life или из более ранних, This Boy, то прихожу к выводу, что они также мелодичны, как и лучшие песни Пола. Пол много учился, играл на многих инструментах. Он, бывало, говорил: "Почему бы тебе не изменить это место? Эту ноту ты уже 50 раз использовал". Потому что я хватал ноту, совал ее в песню и был доволен. И потом моя роль часто заключалась в том, что именно я решал, куда пойдет дальше моя песня, для которой у Пола было только начало. Во многих песнях средний квадрат, то есть мост, принадлежит мне.
      В: Например?
      Л: Возьмем Michelle. Мы с ним жили в какой-то гостинице, и вот однажды входит он, что-то напевая. Это были первые аккорды "Мишелл" (поет первый куплет). Он говорит: "Ну, а что дальше?" В то время я увлекался певицей блюзов Ниной Симонэ, много слушал ее, и вот вспомнил, как в одной песне она тянет: Это навело меня на мысль придумать что-нибудь в этом роде для среднего квадрата Мишелл (поет).
      В: А какие различия были в смысле текстов?
      Л: Мне всегда было легче писать тексты, хотя Пол тоже способный текстовик, только он не считает себя таковым. И поэтому не старается. Вместо того, чтобы принять на себя всю ответственность он старается уклониться от нее. Hey Jude - вот отличный текст. Здесь нет моего вклада. И в других его песнях есть отличные строчки, которые показывают его потенциальные возможности как текстовика. Только он редко доводит это до конца. Но в ранние годы мы не обращали внимания на текст, достаточно было, чтобы песня имела хоть какое-то подобие темы: она любит тебя, она любит его, они все любят друг друга. Нам было важно общее звучание и изюминка в песне. Да и сейчас я считаю это самым главным, хотя стараюсь, чтобы текст был осмысленным сам по себе, без мелодии, взятой вне песни.
      В: Какой текст, например, вы с Полом написали вместе?
      Л: Например, We Can Work It Out. Пол сделал первую часть, я средний квадрат. Если Пол пишет: "Мы можем все уладить" - очень оптимистично, то я нетерпеливо перебиваю его: "Жизнь слишком коротка, мой друг, чтобы тратить ее на ссоры по пустякам"...
      - 11
      В: Пол рассказывает, а Джон философствует.
      Л: Именно. Но я всегда был таким до Битлов и после Битлз. Я всегда спрашивал, почему люди совершают те или иные поступки и почему общество такое, какое оно есть. Я не довольствуюсь тем, что лежит на поверхности, мне нужно копнуть глубоко.
      В: Когда ты рассказываешь о том, как вы вместе работали над текстом одной песни, например, We Can Work It Out, то возникает мысль, что ты сотрудничал с Полом теснее, чем это раньше признавал. Разве ты не говорил, что большинство своих песен вы написали порознь, хотя и ставили на них ваши имена вместе?
      Л: Да, но я говорил неправду (Смеется). Я это говорил, когда был зол и мне казалось, что мы все делали порознь. На самом деле многие песни мы сочиняли вместе.
      В: Но многие все-таки написаны отдельно?
      Л: Много и таких. Например, "Сержант Пеппер" - это идея Пола. Я вспоминаю, что он долго с ней носился, а потом вдруг позвал меня на студию и сказал, что пора написать несколько песен. Он дал срок всего 10 дней и за это время я написал "Lucy in the Sky with Diamond" и "Day in the life". Мы мало общались тогда, а потом стали еще меньше общаться. Вот почему меня все это раздражало. Но теперь я понимаю, что это было просто продолжение старой игры в соперничество.
      В: Но эта игра была вам полезна, ведь так?
      Л: Да, в ранние времена. Мы делали пластинку за 12 часов. Каждые 3 месяца от нас требовали сингл, и нам приходилось сочинять песни для него или в автобусе или в номере отеля. Поэтому, сотрудничество было не только музыкальное, но и вообще деловое.
      В: Не кажется ли тебе, что именно этого делового сотрудничества, этой магии вам впоследствии так не хватало?
      Л: Я никогда этого не ощущал. Не хочу, чтобы это было понято так, будто Пол был мне не нужен. Когда он был рядом, то все получалось. Но мне легче говорить о том, что я дал ему, чем о том, что он дал мне. И он бы сказал то же самое.
      В: Позволь тебя перебить. Раз мы говорим о текстах и о твоем недовольстве Полом, то скажи, что побудило тебя написать "How do you Sleep", где есть такие слова: "Те чудики были правы, когда говорили, что ты умер" или "Единственное, что ты сделал, этовчера (Yesterday), а с тех пор, как ты ушел, ты всего лишь обычный денек (Anather Day).
      Л: (Улыбается). Знаешь, на самом деле я не так уж и злился тогда. Но я использовал свое недовольство Полом, чтобы создать песню. Он понял, что она направлена прямо против него, да все вокруг жужжали ему при это. Но, знаешь, на его альбоме, еще до моего, были шпильки в мой адрес. Он так туманно выражается, а я всегда говорю прямо, режу правду-матку. Итак, он сделал по-своему, а я по-своему. А что касается моего высказывания, которое ты процитировал, то, действительно, я думал, что Пол умер в творческом отношении, в каком-то смысле.
      В: Вот к этому мы и подходим: ты говоришь, что твои послебитловские работы не хуже старых, но если говорить об всех вас, то не имеем ли мы здесь случай, когда творческое целое превосходит отдельные свои компоненты?
      Л: Не знаю, устроит ли тебя такой ответ: когда Битлз играли в Америке первый раз, они играли как чистые ремесленники, то есть все это исчезло уже давно. В этом же смысле творческие силы покинули нас еще в середине 60-х. Когда мы с Полом начали работать вместе, это было как начало тесных взаимоотношений между двумя людьми. Энергия переливала
      - 12
      через край. В период "Сержанта" наши отношения вызрели окончательно. Продолжай мы работать дальше вместе появилось бы, наверно, много интересных вещей, но они не были такими же.
      В: Перейдем к Ринго. Как ты оцениваешь его как музыканта?
      Л: Он сам по себе уже был звездой уже в Ливерпуле еще до встречи с нами. Он был профессиональным ударником, пел, выступал, имел большой успех. Он играл в одной из знаменитых групп в Англии, особенно в Ливерпуле. Так что, талант Ринго так или иначе, проявился бы в той или иной сфере. Не знаю в какой - в актерской ли игре, в пении или в игре на ударных, не знаю , но в нем всегда была какая-то творческая искра сразу и не определишь какая, - которая вселяла уверенность: да, этот не пропадет, с Битлз или без них, но не пропадет. Ринго чертовски отличный ударник. Технически он не очень силен, но я думаю, что его недооценивают как ударника, точно так же, как Пола недооценивают как басиста. Пол был одним из самых изобретательских басистов-новаторов, и половина того, что сейчас делается, создано с его битловских работ. Во всем, что касается его самого, он - эгоманьяк, но вот по отношению к своим талантам бас-гитариста он был всегда как-то очень робок. Я думаю, что Пол и Ринго лучше любого другого из рок-музыкантов. Технически они не лучше, как и все мы... Никто из нас не знает нот. Но как чистые музыканты, как люди вдохновения, они не хуже других.
      В: Что ты думаешь о музыке Джорджа?
      Л: Альбом All Things Must Pass, по-моему, был отличным. Просто он слишком длинный.
      В: Как ты относишься к тому процессу, который Джордж проиграл, когда его обвинили, что от содрал My Sweet Lord с песни Ширлез?
      Л: Он смело пошел на это. Он знал, что делал.
      В: Ты хочешь сказать, что это был сознательный плагиат?
      Л: Наверно. Он не такой дурак. А вообще это не имеет никакого значения, если только не брать денежный аспект. Он мог бы изменить пару аккордов, и никто его бы не тронул, но он этого не сделал и поплатился. Наверно, он думал, что бог простит ему этот грех. (Ко времени выхода в свет этого номера суд признал Харрисона виновным в "подсознательном плагиате", но еще не определил размер штрафа).
      В: Вообще ты почти не упоминаешь Джорджа в этом интервью.
      Л: Дело в том, что меня обидела его книга I Me Mine. Так что, и пусть послушает мою отповедь. Он издал частным образом книгу о своей жизни, и там есть вопиющий факт: он утверждает, что я не оказал ни малейшего влияния на его жизнь. В этой книге, где он описывает, какое видение посетило его и вызвало к жизни каждую новую песню, он вспоминает всех, даже вшивеньких гитаристов и саксофонистов, с которыми встречался в последующие года, а меня в книге почему-то нет.
      В: Почему?
      Л: Потому что мои отношения с ним были отношениями старшего товарища и юного последователя. Он моложе меня на 3 или на 4 года. Это были отношения любви и ненависти, и я думаю, Джордж до сих пор смотрит на меня осуждающе, как на папу, который ушел из дома, бросив семью. Вряд ли он согласится с этим, но так чувствую я. Я обиделся. Не хочу показаться эгоманьяком, но, когда мы начинали, он был моим учеником, последователем. Когда Пол и Джордж еще ходили в школу, я уже был студентом художественного колледжа. Между школьником и студентом огромная пропасть, а я уже был студентом, имел половые связи, уже пил и делал прочие нехорошие вещи. Когда Джордж был маленьким, он ходил за нами по пятам - за мной с Синтией, она потом стала моей женой. Мы выходили из колледжа - и он тут, как тут, вертится у входа, как сейчас эти ребята из "Дакоты".
      - 13
      Я помню тот день, когда он зашел и попросил помочь ему с Taxman. Это одна из его лучших песен. Я подкинул ему несколько строчек - этого он и просил. Он пришел ко мне, а ни к Полу, потому что Пол не стал бы помогать. Мне не хотелось делать этого. Мало, что ли, у меня своих забот - с моими песнями и с Половскими? Но я любил Джорджа и не хотел его обижать, и поэтому, когда он пришел ко мне в тот день и сказал :"Поможешь мне с этой песней?", я прикусил язык и сказал :"Ладно". Я пожалел его, до этого все время были Джон и Пол, а ему не было места, потому что раньше он мало писал сам. Как певцу, мы давали ему один трэк на каждом альбоме. Вы в этом легко убедитесь, прослушая первые альбомы Битлз в английских вариантах. Песни, которые принадлежали ему и Ринго, я отбирал из моего танцзального репертуара. Оттуда я их сам выбирал - те, что легче петь. В общем, я недоволен книгой Джорджа. Но не пойми меня неправильно. Я все еще люблю этих ребят. Битлов нет, но Джон, Пол, Джордж и Ринго продолжают делать свое дело.
      В: Все четверо битлов участвовали в записи песни, которую ты написал для Ринго в 1973 году. Так?
      Л: Да, это была моя I'm the Greatest. Разумеется, это знаменитая фраза Мухамеда Али. Она была идеальной для Ринго. Если бы ее произнес я ("я самый великий"), к этому бы отнеслись бы очень серьезно. А Ринго пусть поет - это только всех позабавит.
      В: Тебе понравилось снова играть с Джорджем и Ринго?
      Л: Да. Не понравилось только то, что Джордж и Били Престон стали все время приставать: "Давай создадим группу". Я чувствовал себя неловко. Джордж радовался, атмосфера в студии была очень хорошей, но ведь я был с Йоко, ты знаешь. Просто мы сделали перерыв в своей работе. И они полагали, что я могу быть в мужской группе без Йоко! Они все еще так думали...
      В: Чтобы покончить с твоей любимой темой - как насчет того предложения, чтобы все четверо отложили в сторону личные чувства, собрались вместе и дали грандиозный благотворительный концерт?
      Л: Я не хочу связываться ни с какой благотворительностью. Я уже и так наделал много благ.
      В: Почему не хочешь связываться?
      Л: Потому что это всегда обдираловка. В последний раз ради денег я играл в 66-м, на последнем концерте Битлз. Все остальные концерты, которые мы давали с Йоко, были благотворительные, кроме Торонто, где был фестиваль возрождения рок-н-ролла. Так вот, все эти концерты были либо фиаско, либо обдираловкой. Поэтому мы сейчас сами даем деньги тому, кому считаем нужным. Ты знаешь, что такое "десятина"?
      В: Это, когда определенный процент дохода отчисляется на благотворительные цели.
      Л: Правильно. Я делаю это честным образом. Я не хочу попасть в сети этого бизнеса и спасать мир со сцены. Такие шоу всегда оказываются неудачными и артист не может там блеснуть.
      В: А как насчет того Бангладешского концерта, который давал Джордж и другие люди, такие как Дилан?
      Л: Бангладеш - это кака.
      В: Ты имеешь ввиду - из-за вопросов, которые он вызвал: куда ушли деньги?
      Л: Да, из-за этого? Даже сейчас это еще не до конца ясно. Спросите у матери (Йоко), она знает всю подноготную этого дела, а все вы, кто читает это интервью, прошу вас не присылайте нам писем с просьбами вроде таких: "Приходите и спасите индейцев, спасите черных ветеранов войны".
      - 14
      Если я хочу кого-то спасти, я помогу ему посредством 10% отчисленных от наших доходов.
      В: Но все равно это не может сравниться с тем, что предложил один антепренер, Сид Бернстайн. Он сказал, что если вы дадите хотя бы один концерт, который будет транслироваться по ТВ на весь мир - то за один только вечер можно было бы выручить 200 млн.долларов.
      Л: Ну, это рекламный трюк Сида Бернстайна с шоубизнесевским размахом, еврейской слащавой сентиментальностью, со слезами и припаданием на одно колено. Это в духе Эла Джольсона. Я это не принимаю.
      В: Однако, это факт: 200 миллионов для какой-то бедной южно-американской страны...
      Л: Почему люди хотят, чтобы Битлз дали Южной Америке 200 млн? Знаешь, Америка отдала уже миллиарды в такие места. Но толку никакого. Ну, съедят они это блюдо, а что дальшей? Все это ходит по замкнутому кругу. 200 миллионов съедены - что дальше? Их хватит всего на один день. Деньги можно давать до бесконечности, но это значит сыпать их в бездонную бочку. Сначала Перу, затем Гарлем, потом Англия и т.д. В таком случае нам придется посвятить остаток своей жизни одному концертному турне по всему миру, а я к этому не готов. Во всяком случае, в этой жизни.
      (Йоко Оно присоединяется к разговору)
      В: О вашем состоянии. "Нью-Йорк Пост" недавно писала, что ваше состояние свыше 150 млн.долларов, и что вы признаете эту цифру верной.
      Л: Мы никогда ничего не признавали.
      В: Но "Пост" утверждает, что вы признавали.
      Л: Что там она утверждает? Да, ладно, мы богаты, ну и что?
      В: Вопрос такой: как это согласуется с вашими политическими взглядами? Ведь вы считаетесь социалистами?
      Л: В Англии у вас есть только два выбора: или вы за рабочее движение, или вы за капитализм. Либо вы примкнете к правому крылу- если принадлежите к тому классу, к которому я сейчас принадлежу, - либо вы становитесь "инстинктивным" социалистом, которым я в свое время был. Это значит, что все, что вы за то, чтобы государство охраняло ваше здоровье, заботилось о ваших вставных зубах и все такое прочее. Но помимо этого, я еще работал за деньги и хотел быть богатым. Ну так что же? Если это парадокс тогда я - социалист. Но я - ни то, ни другое. Я всегда чувствовал свою вину за то, что я богат. Вот почему я терял деньги, раздавая их направо и налево или позволяя так называемым менеджерам одурачивать меня.
      В: Каковы бы ни были твои политические взгляды, ты хорошо играешь роль капиталиста, вкладывая свои битловские гонорары в недвижимую собственность, в домашний скот...
      О: Да, мы еще живем в капиталистическом мире, этого нельзя отрицать. Я считаю так: чтобы выжить в этом мире и переделать его, надо сначала о себе позаботиться. Надо самом выжить. Я, бывало, говорила себе: ты - единственная социалистка из всех жителей этого дома (Смеется). У меня нет ни гроша. Все это принадлежит Джону, так что, я, что назвается, чиста. Но я пользовалась его деньгами, поэтому лицемерие тут было, конечно. Раньше я думала, что деньги - это нечто неприличное, что власть денег внутри системы. В 60-е многие ушли в подполье, кидали бомбы и занимались другими актами насилия. Но это не верный путь. Чтобы изменить систему, нужны деньги. Даже, чтобы стать мэром города, и то нужны деньги.
      - 15
      В: В какой степени вы позволяете себе быть втянутыми в эту игру?
      О: Есть предел. Он, вероятно, параллелен уровню нашей безопасности, Вы понимаете, о чем я говорю? Я имею в виду уверенность в будущем, которая включает в себя также эмоциональный уровень.
      В: Этот уровень уже достигнут?
      О: Еще нет. Я не знаю. Может быть.
      В: Даже со 150 миллионами? Это точная цифра?
      О: Я не знаю, сколько у нас денег. Все это настолько сложно, что требуется 10 бухгалтеров, они будут работать 2 года и, может быть, подсчитают, сколько у нас всего. Скажу так: сейчас мы чувствуем себя увереннее.
      В: Каким образом вы выбирали, куда вкладывать деньги?
      О: Чтобы делать деньги, нужно их тратить. Но, если вы собираетесь делать деньги, надо делать это с любовью. Я люблю древнеегипетское искусство, и стараюсь приобретать эти предметы не ради их стоимости, а ради их магической силы. Каждый такой предмет обладает определенной магической силой. Так и с домами. Я покупаю дома, которые любим, а не дома, про которые все говорят, что в них надо вкладывать капиталы.
      В: Судя по газетам, вы скупаете все атлантические побережья.
      О: Если бы вы увидели эти дома, вы бы все поняли. Да, это - объекты капиталовложений, но они становятся таковыми лишь когда вы их продаете. А мы не собираемся их продавать. Каждый такой дом исторический памятник. Они все великолепны.
      В: Вы пользуетесь всей этой собственностью?
      О: У людей есть возможность пойти в парк и бегать там. У нас с Джоном не было такой возможности. Поэтому, нам приходится создавать свои собственные парки.
      В: Говорят у вас есть стадо молочных коров, которое оценивается в 60 млн.долларов. Может ли быть такое?
      О: Не знаю. Я не счетовод. Для меня главное - это красота вещей, а не их стоимость.
      Л: Я уехал с Шоном на уик-энд, а Йоко занялась делом: решила да продать одну корову. Мы не видели мать несколько дней. Вдруг я раскрываю газету и читаю, что она продала одну корову за четверть миллиона. Только Йоко могла продать корову так дорого. (Смех).
      В: Для человека искусства ваша деловая хватка просто поразительна.
      О: Я подхожу к таким вещам, как к шахматам. Обожаю шахматы. Я все стараюсь делать так, как будто я играю в шахматы. Не в "Монополию", а именно в шахматы. "Монополия" - игра более жизненная, шахматы - более концептуальная.
      В: Джон, неужели тебе в самом деле нужны все эти дома по всей стране?
      Л: Это хороший бизнес.
      В: Объясни мне, зачем человеку 150 миллионов? Разве не хватило бы, скажем, 100 миллионов или даже одного?
      Л: А что ты предлагаешь? Раздать все и ходить по улицам? Буддист говорит: "Избавьтесь от умственных владений". Уйдя от денег, от умственных владений не избавишься. Это как с Битлз: я не мог уйти от Битлз. Это владение все еще тащится следом за мной, правильно? Если я уйду от одного дома или от четырехсот домов, я все равно от этого не избавлюсь.
      В: А каким же образом можно избавиться от этого?
      Л: Чтобы избавиться от всего мусора, который был у меня в голове и влиял на образ моих мыслей и моей жизни, требуется время. Йоко много сделала в этом плане. Она показала мне, что я еще во власти этих "умственных владений". Я ушел физически, когда полюбил Йоко, а чтобы уйти также и умственно, понадобились последние 10 лет борьбы. Я всему научился у нее.
      - 16
      В: Ты говоришь, так, что можно подумать, будто ваши отношения - это отношения учителя и ученика.
      Л: Так оно и есть. Это как раз то, чего люди не понимают. Она учитель, а я - ученик. Я знаменитый человек, про которого думают, что он все знает, но она - мой учитель, она научила меня всему, что я знаю. Она уже все знала, когда я ни черта не знал, когда я был человеком ниоткуда. Она мой Дон Хуан (ссылка на индейца, учителя Карлоса Кастанжды). А люди не понимают. Я женат на Доне Хуане, вот в чем беда. Дону Хуану не надо смеяться, не надо быть обворожительным. Дон Хуан просто есть. И ему безразлично, что вокруг него происходит.
      В: Йоко, как тебе нравится роль учителя Джона?
      О: До встречи со мной у него был свой жизненный опыт, которого у меня не было, так что, я тоже у него многому научилась. Это взаимный процесс: может быть все дело в том, что я сильный человек , во мне много женской силы. Женщины развивают в себе эту силу - в своих отношенях с мужчинами. В женщинах есть внутренняя мудрость, тогда как мужчины обладают мудростью другого рода: иметь дело с обществом - потому, что именно они его создали. Мужчины никогда не развивали в себе внутреннюю мудрость: у них просто не было времени. Поэтому, большинство мужчин опираются на женскую внутреннюю мудрость, хотят они в этом признаваться или нет.
      В: Йоко - гуру Джона?
      Л: Нет. У Дона Хуана нет последователей. Про него пишут в газетах, у него нет учеников-апостолов. Он никого не пытается обратить в свою верю.
      В: Как она обучала тебя?
      Л: Когда Дон Хуан говорил... когда Дон Оно говорил: "Убирайся прочь! Ты ничего не понимаешь!" - это было вроде ссылки в пустыню. А назад она меня не пускала, потому что я еще не был готов к этому. Я должен был сам с собой разобраться. А когда я был готов, она позволяла мне вернуться. Вот так я и живу.
      В: Ты намекаешь на вашу размолвку?
      Л: Да, в начале 70-х мы расстались. Она выгнала меня. Я вдруг оказался один на плоту посреди океана.
      В: А что было дальше?
      Л: Сначала я подумал: "Ура! Как это здорово!!! Опять заживу холостяцкой жизнью. Гип-гип ура!" Но однажды я проснулся и меня пронзила мысль: "Что такое со мной? Я хочу домой!" Но она не захотела принять меня обратно. Вот почему мы жили врозь полтора года, а не полгода. Мы часто разговаривали по телефону, и я, бывало, говорил: "Мне такая жизнь не нравится. Я все время нарываюсь на неприятности. Я хочу домой. Пожалуйста, прими меня обратно!" Но она отвечала: "Ты еще не готов к возвращению". Что мне оставалось делать? Возвращаться "назад к бутылке"?
      В: Что она имела в виду, говоря, что ты еще не готов?
      Л: У нее свои соображения - мистические ли, практические ли. Если она говорит, что еще не время - значит, еще не время.
      В: А что значит "назад к бутылке"?
      Л: Я пытался упрятать в бутылку то, что я чувствовал. Я был сам не свой. Это был потерянный уик-энд, длившийся полтора года. Никогда в жизни я столько не пил. Я хотел утопить себя в бутылке и проводил время со старшими пьяницами из нашего круга.
      В: Такими как...?
      Л: Такими как Гарри Нильсон, Бобби Кейс, Киф Мун. Нам было трудно остановиться. Мы губили себя. Наверно, Гарри все еще занимается тем же
      - 17
      самым, бедняга - благослави тебя Господь, Гарри, где бы ты ни был - но я, клянусь Богом, я не мог жить так дальше, я должен был выбраться, потому что рано или поздно кто-то из нас умрет, только не знали, кто умрет первым. Бедняга Киф умер первым.
      В: Зачем же вы вредили себе?
      Л: Я был в разлуке с Йоко, поэтому. Я не мог этого вынести. У других были другие причины, но всех нас объединяла одна мысль: давайте утопимся вместе, покончим с собой, но сделаем это так Эрол Флинн по-мужски. Сейчас мне неловко вспоминать об этом периоде, потому что я делал много глупостей, но, наверно, это было хорошим уроком.
      В тот период я написал Nobody Loves You When You're Down(Никто тебя не любит, когда ты совсем опустился) - именно так я себя чувствовал тогда. Эта фраза отражает целый период моей жизни. Не знаю почему, но я всегда представляю себе, как эту вещь поет Фрэнк Синатра. Не знаю почему. Но в ней есть что-то синатровское. Фрэнк, ты слышишь меня? Хочешь хорошую песню? Вот она - бери! Там есть духовые и все остальное это как раз для тебя. Только не проси меня быть ее продюсером.
      В: Должно быть, к тому же периоду относятся и газетные сообщения, что Леннон бегает по городу с "тампаксом" на голове? ("Тампакс" женский гигиенический тампон по названию фирмы).
      Л: Все эти сообщения были невероятно преувеличены. А дело было так. Мы сидели в ресторане и, как обычно, ничего не ели, а только пили. Когда я пошел в туалет пописать, я увидел там кипы "котексов", а не "тампаксов" ("котекс" - гигиеническая салфетка). Знаешь, старый трюк, когда прикладываешь монету ко лбу и она приклеивается? Я был малость под кайфом, я просто взял "котекс" и налепил его на голову. Я вышел из туалета - все заржали, салфетка слетела, а пресса все это раздула.
      В: Йоко, почему ты выгнала тогда Джона?
      О: Было много всяких причин. Я из тех женщин, которых называют Morning of Kind ("Женщины, которые уходят"). На нашем новом альбоме есть песня про это I'm Moving On. Я предпочитаю идти на какой-нибудь крутой шаг, чем оставлять все так, как есть в моих взаимоотношениях с мужчиной, надеясь, что все само собой образуется. Вот почему я еще жива как женщина. Обычно женщины глубоко привязываются к своим мужчинам, а я ...
      Л: Йоко рассматривает мужчин как помошников... разной степени интимности, но преимущественно как помошников. А сейчас один из ее помошников удаляется, чтобы пописать (уходит).
      О: Не знаю, что сказать по поводу. Но я знаю, что когда я встретила Джона, женщины для него были просто служанками. Ему пришлось раскрыться и иметь дело с такой женщиной как я, а мне надо было разобраться, что у него в душе, что его мучит. Но... я решила опять пойти на крутой шаг, потому что я страдала, живя с Джоном.
      В: Почему?
      О: Из-за давления со стороны публики: ведь для нее я была виновницей распада Битлз и не давала им снова собраться вместе. Мое творчество тоже страдало. Мне захотелось освободиться от необходимости быть миссис Леннон и я решила: пусть он уедет в Эл-Эй и оставит меня одну на некоторое время. Я много лет терпела. Даже в ранние годы, когда Джон был еще битлом, случались такие вещи: мы снимали номер в гостинице, дверь была закрыта, но не на замок, и вот один из помошников Битлз вдруг входит без всякого стука и начинает говорить с Джоном, как будто меня там вообще нет. Я обалдела от неожиданности. Для них я не существовала. Люди, окружавшие Джона, видели во мне страшную угрозу. Я слышала даже, что меня собирались убить. Не Битлз, а люди из окружения.
      - 18
      В: И вы реагировали на это?
      О: Общество не понимает, что женщину тоже можно кастрировать. Я почувствовала себя кастрированной. Раньше я жила не так уж плохо. Мои работы, правда, не очень хорошо продавались, я была беднее, но зато у меня была гордость. Самое унизительное - когда на тебя смотрят как на паразита. (Леннон возвращается и снова подключается к разговору).
      Л: Когда мы с Йоко начали работать вместе, мы устроили пресс-конференцию и объявили все, что надо было о том, что будем выступать вместе в мешках и т.п. И вот перед одной из такой пресс-конференций один из помошников Битлз, точнее один из самых близких помошников, сказал ей: "Теперь тебе не нужно работать. У тебя теперь достаточно денег - ведь ты теперь миссис Леннон". Она пожаловалась мне, а я никак не мог понять на что она жалуется. "Но это - свой парень, говорю я, - старый друг". То же самое происходило в студии. Если она говорила операторам: "Я хочу немного больше дисканта, побольше басов" или "надо убавить то-то и то-то", они поворачивались в мою сторону и говорили: "Что ты сказал, Джон?" В те времена я сам этого не замечал. Теперь я знаю, что она имеет в виду. В Японии, когда я по-японски прошу официанта принести мне чашку чая, он смотрит на Йоко и спрашивает ее: "Он хочет чашку чая?" тоже по-японски.
      О: Когда такое продолжается годами, это лишает мужества. Я говорю "мужества" потому что во мне всегда было больше от "мачо" (настоящего мужчины, самца), чем в большинстве тех мужчин, с которыми я жила. Я всегда была добытчицей, главой семьи, потому что хотела иметь свободу и управлять. И вдруг я с человеком, с которым никак не могу соперничать в смысле заработка. В конце концов, я не выдержала, не стерпела, вернее, решила больше не терпеть. Мне было бы так же трудно, даже, если бы я не связывалась с... а-а...