Потом она села в свой тряский грузовик и поехала к доктору.
      Доктор сменил повязки на ее спине, смазал ожог антибактериальной мазью.
      - Вот что я тебе скажу, Моника. На месте ожогов у тебя останутся шрамы.
      - Меня это не волнует, - солгала она.
      - И еще. Я знаю, что тебе очень больно из-за полученных ран. И хотя я крайне редко прибегаю к обезболивающим лекарствам, но в твоем случае сделаю исключение.
      - Мне ничего не нужно, доктор.
      - Нет, нужно. Просто ты слишком горда, чтобы попросить об этом.
      - Горда?
      - Фамильная черта рода Скай, - сказал доктор и достал из шкафчика упаковку таблеток. - Возьми с собой. Принимай по одной через каждые шесть часов. Не более четырех в сутки. Прошлой ночью ты была в шоке, и это притупило боль. Теперь боли усилятся, а лекарство их ослабит.
      - Спасибо, - согласилась она, делая вид, что рассматривает надпись на упаковке.
      - Что такое, Моника? - спросил доктор после долгой паузы.
      - Вы любили бабушку, да?
      - Конечно. Восхищался ее.., чудачествами и всем прочим.
      - Чудачествами?
      - Полагаю, что тебе они известны лучше, чем кому бы то ни было, - произнес доктор со смешком.
      - Я не уверена в этом. Скажите, в чем, по-вашему, было главное ее чудачество?
      Доктор посмотрел на нее изучающим взглядом.
      - Откуда такие мысли, Моника?
      - Когда я была в сарае прошлой ночью, - промолвила она после продолжительного молчания, то нашла там альбом со старыми фотографиями. Я увидела.., нечто странное. Такое, что не вязалось с теми историями, которые бабушка рассказывала мне о себе и о моей матери.
      - О твоей матери? - Доктор остолбенел.
      - Что вам известно, доктор?
      - По-моему, будет лучше, если ты расскажешь мне, что именно ты узнала и что по этому поводу думаешь, а я буду поправлять по мере необходимости.
      Моника изложила свою версию событий и свое предположение о том, что Роза была влюблена в Вернона Хайстетлера.
      - Это правда или нет?
      - Правда.
      - Тогда почему никто не рассказал мне об этом? Почему вы не рассказали?
      - А зачем? Что это изменило бы в твоей жизни?
      - По крайней мере, я бы понимала, отчего Хайстетлеры смотрят на меня как на зачумленную, стоит мне лишь появиться в аптеке.
      - Ерунда.
      - Нет, не ерунда. Есть еще кое-что... Вам известно, вкладывал ли мой дедушка деньги в строительство аптеки?
      - Разумеется, вкладывал.
      - И об этом я не знала...
      - Не гляди такой букой. Никто, включая твою бабушку, не желал тебе вреда. Возможно, у Аделаиды были причины не посвящать тебя в детали некоторых обстоятельств, ну и что? Я первым готов признать, что она была эгоистична и деспотична, ну и что? Она любила тебя. Беспокоилась за тебя. Заботилась о тебе. Делала для тебя куда больше, чем другие родители делают для своих детей.
      - Она устроила так, чтобы моя мама не вышла замуж за Вернона Хайстетлера.
      Доктор взлохматил свои бакенбарды.
      - Я говорил ей, что это не правильно, но она не слушала. Она была упряма, как ты. И слишком горда.
      - Опять это слово... Кое-кто еще сказал, что я слишком горда.
      - Интересно, кто бы это мог быть? - улыбнулся доктор. - А?
      - Я лучше пойду. - Моника поправила блузку. -У меня есть кое-какие дела. Спасибо, доктор.
      - Увидимся завтра, - напомнил он.
      Она кивнула в ответ и вышла...
      С зажатой в кулаке двадцатидолларовой купюрой Моника вошла в салон красоты. "Слишком горда". Остин предлагал ей деньги на стрижку, но она отказалась.
      - Чем могу помочь? - обратилась к Монике крашеная блондинка. - Господи, что вы, золотце, натворили с волосами? Они же опалены!
      - Это был несчастный случай. Женщина прищурила глаза.
      - Вы, должно быть, Моника. - Она протянула Монике руку. - Очень приятно познакомиться. Меня зовут Грэйс. Я много о вас наслышана.
      Моника сразу ощетинилась и, как обычно, приготовилась к защите.
      - Что вы слышали?
      - Об ужасном пожаре прошлой ночью. Святые угодники! С Мэйн-стрит было видно, как пламя поднимается к луне. Какое зрелище! Разумеется, я рада, что с вами, золотце, ничего не случилось.
      - В самом деле? - Моника не верила собственным ушам. Эта женщина действительно говорила о ней?
      - Конечно. А теперь идите-ка сюда и дайте мне взглянуть на ваши волосы. Грэйс усадила ее в кресло. Бледно-розовая ткань замелькала вокруг шеи и плеч Моники, словно облако. - У вас, золотце, сильно обожжена шея. Я не буду затягивать накидку, чтобы не причинить вам боль. Лишь слегка наброшу.
      - Вы очень добры, - откликнулась Моника.
      - Это так естественно, - проворковала Грэйс. - А теперь, что бы вы хотели? Ну.., что бы вам подошло?
      Этот вопрос поставил Монику в тупик.
      - Я никогда не делала прически. Просто давала волосам расти, мыла их. Вот и все.
      - Невероятно, - произнесла Грэйс, разглаживая волосы Моники и всматриваясь в ее отражение в зеркале. - Учитывая форму ваших глаз и высокие скулы, я бы посоветовала вам уложить волосы вдоль шеи, слегка зачесав направо, вот так. И она придала волосам надлежащее положение. Моника кивнула. - Это все, что можно сделать. Срезать придется много. Волосы будут лишь до плеч, чтобы прикрыть ожоги на шее. - Грэйс пристально вгляделась в отражение Моники. Будет мило. Поверьте.
      На стрижку ушло полчаса. Когда Моника с помощью ручного зеркала увидела, как сзади уложены ее волосы, то не удержалась от одобрительной улыбки.
      - Красиво.
      - Это вы красивы, золотце, а я всего лишь уложила ваши волосы так, чтобы они подчеркнули вашу красоту. Я бы посоветовала вам носить шляпку... Не возражаете, если я предложу вам кое-что? -Грэйс прошествовала в другой конец салона и вернулась, держа в руках пластиковый поднос с косметикой. - Можно сделать вам макияж?
      - Нет, спасибо, - отмахнулась Моника. - Не хочу выглядеть как девка.
      Грэйс разразилась смехом.
      - Кто сказал, что вы будете так выглядеть? "Бабушка", - мысленно ответила Моника и внимательно посмотрела на собственное отражение в зеркале. Ее новая стрижка ей очень нравилась. Грэйс доказала, что ей можно доверять.
      - Ладно, но только самую малость, - уступила Моника, улыбнувшись Грэйс.
      - Я хочу, чтобы вы увидели, как красивы на самом деле, а вовсе не превратить вас в куклу. - Грэйс показала Монике, как правильно пользоваться тушью для ресниц и тенями для век. - У вас замечательная кожа, но вам следует применять солнцезащитные средства, если вы все время проводите под открытым небом. Скажете мне спасибо, когда достигнете моих лет. Чуть-чуть румян и губной помады. Это на особый случай.
      - На особый случай?
      - Ага, например.., если ваш парень пригласит вас на праздник.
      - Я не хожу на праздники.
      - Как же так? Если он спас вам жизнь, то неужели не пригласит потанцевать?
      - Кто?
      - Ваш парень. Мистер Синклер.
      - Мы с Остином только соседи, - сказала Моника, чувствуя, как кровь прихлынула к лицу.
      - А я слышала иное. - Грэйс хлопнула себя ладонью по губам. - Ой!
      - В самом деле? Что же вы слышали, Грэйс? спросила Моника, сверля Грэйс глазами.
      - Мне не следовало ничего говорить. Извините.
      - Нет уж. Выкладывайте, что слышали, Грэйс. Не волнуйтесь. Я никому не скажу, откуда узнала это. А если скажете правду, обещаю, что всегда буду ходить стричься только к вам.
      Грэйс глубоко вздохнула.
      - Я слышала, что вы с Остином больше, чем просто соседи. Любовники. А еще, что он купил большущую упаковку презервативов.
      Остин сказал тогда, что это нужно для их безопасности. Чтобы она не забеременела.
      - Я не слежу за тем, как мистер Синклер тратит свои деньги. Более того, не намерена и впредь ломать голову над тем, что он покупает. Это не мое дело. Вы согласны, Грэйс?
      - Да.
      - Почему же делается вывод, что именно со мной Остин...
      - Потому что он помог вам противостоять Джейку Симмонсу... Так сказала Трэйс.
      - Трэйс?
      Грэйс торжественно кивнула. Моника сжала губы.
      - Выкладывайте все до конца.
      - Она сказала, что видела вас.
      - Видела? - ахнула Моника. - Где? Когда?
      - Прошлой ночью. В вашем доме. Она сказала, что Остин остался у вас на всю ночь.
      - Наверное, она пряталась у меня под кроватью, да?
      - Ну не знаю...
      - Вот именно. Потому что если бы она была в спальне, то знала бы, что между нами ничего не было. Он всю ночь держал меня в объятиях, потому что я была в истерике. Разве у меня не было причин для этого? Но она не побеспокоилась выяснить правду. - Моника выскочила из кресла, сдернула с шеи накидку, не замечая боли в местах ожогов. - Но кому нужна правда?
      - Мне так неловко.
      - Этого достаточно? - спросила Моника, вытащив из кармана джинсов двадцатидолларовую банкноту.
      - Более чем. Я дам вам сдачу. Моника сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и ласково сжала пальцы Грэйс.
      - Не надо. То, что вы мне дали, стоит гораздо больше.
      - Не так уж и много, - возразила Грэйс.
      - Много, Грэйс, много. По-моему, вы были откровенны со мной, как настоящий друг.
      - Вы мне нравитесь, Моника.
      На какое-то мгновение Моника остолбенела.
      - Вы мне тоже нравитесь...
      Монику привело к аптеке не праздное любопытство. Это было место, куда стекались все слухи. К тому же теперь, когда она знала правду о том, как было воздвигнуто это здание, ей хотелось увидеть его иными глазами. Однако все было по-прежнему.
      Стеклянная дверь отворилась перед носом у Моники, и из аптеки вышла Трэйс.
      - Моника? Это ты? Тебя не узнать. Что ты с собой сделала?
      - Прошла сквозь огонь. Пробовала когда-нибудь такое, Трэйс?
      - Нет, - коротко ответила Трэйс и в напряжении отступила на шаг.
      Моника надвинулась на нее с пылающими глазами.
      - Готовься. Наступает твой черед. Трэйс вымученно улыбнулась. При этом нижняя губа у нее нервно подрагивала.
      - Что с тобой, Моника? Ты опять не в себе?
      - Я-то в порядке, а вот ты слишком много болтаешь.
      - То есть?
      - Ты сказала, что я и Остин Синклер - любовники. Будто ты видела в окно, как прошлой ночью он занимался со мной любовью.
      - Я ничего...
      - Вот именно, этого вовсе не было! Знаешь, что я думаю?
      - Что? - Трэйс испуганно отступала шаг за шагом.
      - Я думаю, что нет дыма без огня. Возможно, ты сама крутишь с Остином и не хочешь, чтобы кто-нибудь об этом узнал.
      - Смех, да и только.
      - Ладно, но, по-моему, ты распускаешь сплетни обо мне, чтобы никто не догадался о твоих шашнях. Ты с кем спишь? - Моника видела, что Трэйс вздрагивает от каждого нового вопроса. Значит, ее обвинения попадают в цель. Настала пора для решающего удара. - Жена Джейка Симмонса будет сильно поражена, если узнает правду. Так поражена, что заставит Джейка выгнать тебя в три шеи. Что тогда будешь делать?
      - Ты не посмеешь!
      - Не подталкивай меня, Трэйс. Если ты оставишь меня в покое, то и я тебя. Поняла?
      - Ага.
      - Прекрасно. Еще увидимся. - Моника махнула рукой и покинула Трэйс, застывшую на углу улицы...
      Глава 13
      Через три дня Остин нарушил обещание. После пятого телефонного гудка Моника подняла трубку.
      - Знаю, что обещал не звонить тебе, - сказал он тревожно, - но я хочу знать, все ли у тебя в порядке.
      - Все в порядке.
      - Тебе что-нибудь нужно?
      - Нет.
      - Я виделся в городе с доктором. Он сказал, что у тебя сильные ожоги.
      - Да, болит, но терпимо.
      - Послушай, Моника. Я тут подумал, что, возможно.., ну.., приходи сегодня вечером на ужин.
      - Я ела час тому назад.
      - Мне надо было позвонить пораньше.
      - Вот ведь какая промашка.
      - Промашка? - растерялся Остин.
      - Приглашение на ужин. У тебя было на уме, наверное, что-то другое.
      - Строители говорят, что работы в доме уже почти завершены.
      - Здорово.
      - Ага. Спальня выглядит просто великолепно. Жду не дождусь, когда ты увидишь ее собственными глазами. То есть... - замялся он, проклиная себя за бестактность.
      - Я знаю, что ты имел в виду.
      - Нет, не знаешь, - возразил он.
      - Остин, мне нужно идти.
      - Постой! Пожалуйста, не вешай трубку, - испугался он, дополняя сказанное вслух мысленной мольбой: "Я хочу, чтобы ты говорила со мной по телефону всю ночь. Господи, если бы ты знала, какое счастье слышать твой голос!" - А как насчет ужина завтра?
      - Я не могу.
      - Не можешь? Или не хочешь? - Он затаил дыхание.
      - Не хочу.
      - Этого я и боялся.
      - Пожалуйста, не говори таким голосом, Остин.
      - Каким?
      - Как будто я умерла или что-то в этом роде... Остин, я понимаю, что должна поблагодарить тебя за помощь.
      - Пустяки. У меня богатый опыт по спасению девиц, - сказал он с некоторой издевкой.
      - Я имела в виду не пожар и не сделку с Джейком. Я хотела сказать, что знакомство с тобой было одним из лучших переживаний в моей жизни.
      - Я здесь. Днем и ночью.
      - Знаю.
      - Так знай, что я никуда не исчезну и готов ко всему. - Ни звука в ответ. - Моника?
      - Я бы хотела узнать одну вещь, Остин, перед тем, как повешу трубку... В то время, как ты спал со мной, ты то же самое делал и с Трэйс?
      Он рванул из дома с сотовым телефоном в руках, вскочил в грузовик и погнал его по горной дороге.
      - Остин? - Моника прислушалась к шуму в телефонной трубке. - Остин? Ты слышал меня?
      Он оставил грузовик недалеко от ее дома, стрелой промчался через двор и рывком распахнул дверь.
      - Остин? Ты слышишь меня?
      - Лучше некуда.
      - Что ты здесь делаешь?
      - Защищаю свое доброе имя. Откуда, черт побери, ты взяла эту сумасбродную идею обо мне и Трэйс?
      - Она сказала, что ты купил огромнейшую упаковку презервативов в универсаме.
      - Ну и что?
      - Ты не все их использовал со мной.
      - Ты чокнутая... Правду про тебя говорят. Она метнула в него такой измученный взгляд, что он сразу пожалел о сказанном.
      - Убирайся! - крикнула Моника.
      - Ты веришь, что я способен на такую подлость? Ты веришь им и не веришь мне?
      - У меня нет причин верить тебе.
      - А какие причины не верить? Я собирался использовать оставшиеся презервативы.., в будущем. С тобой. Разве тебе это не пришло в голову?
      Сердце отчаянно колотилось у нее в груди. От одного его вида она испытывала чувственную дрожь во всем теле.
      - Нет, об этом я не подумала, - наконец призналась она.
      - Знаешь, до сих пор я был, по-моему, излишне великодушен, - горячился он.
      - Великодушен?
      - Ага. Дав тебе возможность понять, что, какие бы передряги ни выпали тебе на долю, я всегда буду на твоей стороне.
      - Ты думал, что я приду именно к такому выводу?
      Остин в два шага пересек комнату. Его грудь ходила ходуном, словно он пробежал длинную дистанцию.
      - Хватит валять дурака. Никакого иного вывода быть не может. - Он страстно обхватил ее за талию и притянул к себе. - Здесь тебе будет лучше всего. - Он прильнул к ее губам в таком жадном, властном поцелуе, словно готов был съесть ее заживо.
      Она тут же позабыла обо всех своих доводах. Он был прав. Действительно, нет ничего лучше, чем быть в его объятиях, чувствуя, как в едином ритме стучат их сердца, сливаясь в единое целое.
      - Посмотри на меня!
      Она открыла глаза. Это было невероятно - увидеть свет, идущий из бездонной глубины глаз другого человека, но ей открылась эта бездна с ее серебристым, нежным и прозрачным свечением. Нет, то, что она видела раньше, не было небесами. Небеса были в его глазах.
      - Теперь ты по-настоящему моя.., навеки. Скажи, что ты моя.
      - Я твоя.
      Он поцеловал ее самым требовательным поцелуем. Сегодня он не допустит, чтобы она прогнала его. Сегодня он останется здесь...
      Утром Монику разбудил поцелуй Остина.
      - Моника, я вовсе не из числа ловеласов, - сказал он, глядя в ее глаза. Никогда не был таким и никогда не стану. По-твоему, то, чем я занимался с тобой, - это голая техника?
      - Я.., не знаю.
      - Так знай, это много больше. Мое тело служит лишь доказательством моего отношения к тебе. Я хочу, чтобы через мои прикосновения ты открыла то, чего никогда не познала бы с другим.
      - Я никогда не была с другим мужчиной.
      - Ты сожалеешь об этом?
      - Нет.
      - Точно? То есть я хочу сказать, что, возможно, был чересчур самоуверен. Тебе ведь не с чем сравнивать. Возможно, я вообще морочу тебе голову. Возможно, ты хотела бы попробовать с кем-то еще...
      - Нет! - Она положила руки ему на плечи. - Как можно дать мне больше?
      - Если бы ты только знала, как я боялся спрашивать тебя об этом.
      - Ты? Боялся?..
      - Просто мне было больно от мысли, что ты меня отвергла.
      - А меня это задело.
      - Обещаю, что никогда больше не назову тебя так, - выдохнул он... - Я люблю тебя, Моника.
      Она была ошеломлена. Не пригрезилось ли ей все это? Она так страстно желала услышать от него слова любви, что могла и обмануться. Слишком боязно попросить его произнести их вновь. Что, если это обман слуха? Какое малодушие! Она требовала правды от него, ворошила ради правды собственное прошлое - и вот теперь, стоя на пороге истины, испугалась...
      Остин буквально потерял голову от любви. Он лез из кожи вон, чтобы только угодить Монике. Утром приготовил для нее завтрак, помог разобрать обломки сгоревшего сарая и вывезти их на грузовике. В поту и саже он прерывал работу лишь затем, чтобы взглянуть на нее или поцеловать. Работал он насвистывая.
      - Я говорил тебе до пожара, что надо предпринять кое-какие меры.
      - Например?
      - Страхование. Нужна страховка на пару миллионов. У меня есть друг в Чикаго...
      - Остин, мне это не по средствам.
      - Это не так уж и накладно. За эти дни ты убедилась, что застраховать имущество необходимо.
      Она покачала головой и перестала прислушиваться к его словам, улавливая только заботливую интонацию его голоса. Как просто было любить этого человека и как трудно было отбросить в одночасье правила, подходить с которыми к мужчинам ее научили Аделаида и Роза. Она боролась с собственными страхами яростно и с опорой на твердую веру в то, что правду нужно угадывать сердцем, но это было непросто. "А что, если он бросит меня? терзалась она. - Что, если я доверюсь ему и все потеряю? Он вырос в большом городе и твердо стоит на ногах, а я не знаю ничего, кроме фермы. Мы слишком разные. Я привязана к прошлому, а он устремлен в будущее".
      - Знаешь, - все еще продолжал говорить Остин, когда она очнулась наконец от грустных мыслей, ты сидишь на золотой жиле.
      - На золотой жиле?
      Он выпрямился, смахнул тыльной стороной ладони пот со лба, перепачкав при этом его сажей, и прищурился, защищаясь от полуденного солнца.
      - По моим расчетам, - сказал он, указывая на хижину, - твой дом тянет на полмиллиона баксов. На Монику накатил смех.
      - Не слышала ничего нелепее. Реальная стоимость имения...
      - Подожди, - перебил ее он. - Я говорю даже не о доме, хотя его цена гораздо больше, чем ты можешь вообразить, а о том, что внутри. Об антиквариате. Поправь меня, если я ошибусь. Эти лампы с шелковым абажуром времен Тиффани? Подлинники, да?
      - Угу.
      - Кухонные стулья работы Фрэнка Ллойда Райта. Чайные столики в стиле ранних переселенцев. Из клена.
      - Откуда ты все это знаешь?
      - Я из Чикаго, - ответил он, как будто это все объясняло. - Фрэнк Ллойд Райт был протеже Луиса Салливана, архитектора, который понастроил в Чикаго множество зданий. Из них была снесена чуть ли не половина городской застройки. Фрэнк Ллойд Райт начинал в Чикаго. Создал стиль переселенцев. Чистота линий, ясность, функциональность. В этом стиле выдержана твоя хижина. Твой дедушка знал в этом толк. Настоящий эстет. По-моему, мы бы сошлись с Фостером Скаем. У нас много общего во вкусах.
      - Наверняка, - подтвердила Моника. Он не сразу сообразил, что ляпнул двусмысленность.
      - Я не имел в виду ничего такого. - (Моника промолчала в ответ.) - Я не собираюсь бросать тебя, Моника.
      - Кто знает? Ты можешь передумать, как в свое время он.
      - Я знаю себя лучше. Как убедить в этом тебя? -(Она пожала плечами.) Есть лишь один способ узнать это наверняка.
      - Какой?
      - Довериться мне. Поживем - увидим. Живи со мной. Рискни, и я тоже рискну.
      - Я не люблю рисковать.
      - Извини, но это получится само собой, ведь мы соседи, - заметил он и привлек ее к себе. - А кроме того, я устроил так, что ты доверишься мне поневоле.
      - Как это?
      - Прошлой ночью я не пользовался презервативом, - шепнул он ей на ухо. - А вдруг ты забеременела?
      - Что? - Как он мог об этом забыть? Неужели именно это привнесло в их занятие любовью неведомую доселе остроту? Моника не была искушена в вопросах контрацепции, хотя в школе кое-что усвоила на уроках полового воспитания. - Ты сделал это намеренно?
      - Разумеется, нет. Но ведь в этом нет ничего страшного, верно?
      - Ха! Для тебя, возможно, и нет, а для меня? Опять по городу поползут сплетни. Не хочу, чтобы история мамы повторилась, - сказала она, а мысленно добавила: "Не хочу, чтобы мой ребенок стал ублюдком".
      Он нежно поцеловал ее в губы.
      - Нет, история твоей мамы не повторится. Я не поступлю, как твой отец, и не уеду. Я все поставил на карту, когда покупал у Харрисонов дом, приехав сюда, однако не знал в точности, что именно искал. До тех пор, пока не встретил тебя.
      - Ты имеешь в виду ту ночь, когда подсматривал за мной?
      Он покачал укоризненно головой.
      - У меня не было на уме ничего дурного, даже в ту ночь. Тогда я думал, что узрел ангела. Знаю, что это звучит высокопарно, но я был буквально зачарован тобой. Хотя и отказывался признаться в этом самому себе.
      - Почему?
      - Из страха. Я был напуган, как напугана теперь ты. Я боялся, что ты меня бросишь, потому что был одинок.., очень долгое время. - Как и я. Но я не хочу, чтобы ты желал меня ради избавления от чувства одиночества.
      - Совсем не так. - Он стал гладить ей лицо. - В действительности это совсем другой случай. В тебе было нечто совершенно особенное, что покорило меня сразу. Вот почему я возжелал тебя.
      Он поцеловал ее долгим поцелуем.
      - Остин. - Она прижалась лицом к его шее, а он поцеловал ее в макушку. - Я хочу испытывать такую же уверенность, как ты.
      - Я позабочусь об этом.
      - Не понимаю как.
      - Увидишь, - произнес он уверенно. - Увидишь... Два дня Остин по телефону уговаривал Монику пойти в субботу вечером на Праздник танца.
      - Я не умею танцевать, - отговаривалась она.
      - Я научу. Будет весело.
      Весело? Жизнь всегда казалась ей серьезной. Остин показал, что она подобна алмазу со множеством граней. Моника начала доверять ему.
      - Тогда... Я бы хотела научиться прежде, чем идти на праздник.., если ты не против.
      - В чем дело, Моника? Скажи мне.
      - Я просто не хочу никому давать повода...
      - Можешь не продолжать, любимая. Я понимаю. Приходи вечером, как только рабочие уйдут. Я достану свою магнитолу...
      - Мне было бы уютнее у себя. Если ты не возражаешь. Потом мы могли бы поужинать и потанцевать, если я на что-то гожусь.
      - У тебя все получится, - заверил ее он.
      Остин приехал поздно из-за того, что рабочие долго провозились с укладкой деревянного пола в спальне и покраской стен. Припарковал грузовик у хижины Моники, где во всех комнатах горел свет. Дом выглядел празднично и словно приглашал в гости. Остин постучал в решетчатую дверь, всматриваясь внутрь прихожей.
      - Моника?
      - Сейчас, - откликнулась хозяйка и погасила в гостиной свет. - Я приготовила сюрприз для тебя. -Из старинного проигрывателя полилась музыка Коула Портера, ей вторила дивная игра разноцветных огней.
      - Чудеса... - изумленно пробормотал Остин.
      - Это бабушкин. Она включала его только в новогоднюю ночь, когда дедушка еще был с ней. По ее словам, они танцевали под него, - сказала Моника и объяснила, что к потолку подвешен вращающийся зеркальный шар, сделанный еще в 20-е годы, и его освещает лампа, укрепленная на верхней книжной полке.
      Моника появилась из тени в старинном тонком белом платье до лодыжек. Ткань колыхалась вокруг ее ног, словно молочная дымка. На ее волосах и в глазах играли блики света, и от такого зрелища у Остина перехватило дыхание. Казалось, она выплыла из грез. Впрочем, так оно и было. Она его греза. Остин протянул ей руку.
      - В жизни не видывал подобных красавиц.
      - Это игра света. - Моника прильнула к нему. - Блики. Обман глаз.
      - Нет, это не обман. - Он улыбнулся ей глазами.
      - Что мне делать?
      - Держи мыски туфель поближе к моим и следуй за движением моей стопы. Бедра поближе. Следуй за мной. Покачивание. Наклон. Остальное сделают мои руки.
      - Звучит так, как будто я занимаюсь не танцем.
      - Разумеется, танцем.
      - Ой ли?
      - Доверься мне, - озорно ухмыльнулся он. Моника думала, что будет то и дело натыкаться на него, однако все шло гладко. Танец очень напоминал занятия любовью. Как и в любви, Остин был ее наставником, и в какой-то момент Моника почувствовала себя так, словно плыла. Ее ноги будто не касались пола. Когда зазвучала мелодия "Ночь и день", мысли Моники были так глубоко растворены в музыке, а тело так тесно слито с Остином, что она утратила ощущение самой себя.
      - Словно мы перенеслись в иной мир, правда? шепнул он.
      - Да. Я почти чувствую присутствие моих прародителей, как будто сейчас двадцать девятый год, когда дедушка и бабушка были очень счастливы в этих стенах.
      - Этот дом, Моника, воздвигнут любовью. Я всегда это знал.
      - Как печально, что любовь не смогла удержать их вместе.
      Он притянул ее почти вплотную и промолвил:
      - Ты никогда не думала, что мы призваны вернуть к жизни то, что прервано?
      - Не понимаю.
      - Возможно, нас.., свела судьба, и наше предназначение закончить то, что они начали. Возможно, даже к лучшему, что мы не знаем, отчего они расстались. Возможно, Фостер был просто глуп и самолюбив. Для нас это неважно. Важно другое. Чтобы мы извлекли уроки из их ошибок. Нам предоставлен хороший шанс, Моника... Нельзя его упустить.
      - Я хочу верить тебе, - шепнула она, положив голову ему на плечо.
      Он закружил ее в танце так, чтобы она всецело забылась в музыке. Их смех перекликался с мелодией. Они танцевали более часа, а потом Остин предложил отдохнуть. Моника сварила кофе. Она долго всматривалась в содержимое своей чашки перед тем, как сделать первый глоток.
      - Тебе не понравилось танцевать со мной? спросил Остин.
      - Очень понравилось.
      - Тогда откуда такой удрученный вид?
      - Наверное, от усталости, - соврала она.
      - Тебе нужно придумать отговорку получше. -Он откинулся на спинку стула. Я давно заметил, что ты не позволяешь себе радоваться жизни. Разве не так?
      - Я бы не сказала.
      - Ладно. Я пережил нечто подобное до приезда сюда. Поэтому понимаю твои чувства. Однако горькая правда в том, что не имеют значения ни мои поступки, ни мои слова, потому что все равно я не могу убедить тебя в том, что не намерен причинить тебе боль. С самого начала ты относилась ко мне с опаской. Она попыталась было возразить, но он остановил ее движением руки, а потом достал из кармана конверт. - Я получил это письмо на днях, и когда прочел, то понял, что часть твоего недоверия ко мне, если не все, коренится слишком глубоко. Я не могу воевать с твоими призраками. Ты виновата в том, что отторгаешь меня, не меньше, чем жители Силвер-Спе, когда отторгали тебя.
      - Это не правда... - ужаснулась она.
      - Сама подумай. Ты судишь меня исходя из того, что слышала о Фостере Скае. Если он был мошенником, то, значит, и я такой же.
      Она застенчиво отвела глаза в сторону и призналась:
      - Верно.
      - Быть может, сама судьба послала мне в руки это письмо от Харриэт.
      Моника широко открыла глаза в изумлении.
      - Правда?..
      - Прочитай сама, - сказал он и протянул ей письмо. Моника вынула из конверта лист исписанной бумаги и узнала почерк Харриэт.
      "Уважаемый мистер Синклер,
      Спешу поблагодарить Вас за то, что Вы вняли нашим молитвам. Когда возле нашего дома сломался Ваш автомобиль, мы с Чаком думали, что наша совместная жизнь кончена. Я не хотела посвящать никого из моих друзей в наши трудности, во-первых, потому что слухи в Силвер-Спе распространяются слишком быстро, а во-вторых, чтобы не видеть жалости на лицах горожан при известии о том, что я больна раком. У нас не было медицинской страховки, а значит, и надежды на успешную операцию. Когда Вы дали нам чек, мы с Чаком опустились на колени с благодарственной молитвой. Перебравшись сюда, в Биллингс, я прошла необходимый курс лечения. Я по-прежнему испытываю слабость, но меня уверяют, что надобность в химиотерапии уже отпала. Из-за этого меня переполняет чувство благодарности. И к Вам в первую очередь. Ваших денег хватило на покрытие расходов по проживанию здесь и на оплату медицинских счетов. Вы проявили чрезмерную щедрость, назначив столь высокую цену за наш дом и землю. Часть средств мы вложили в покупку очень уютной квартирки.
      Мы с Чаком не в силах выразить всей меры нашей благодарности Вам. Надеемся, что Вы хорошо проводите время в Силвер-Спе в новом доме. Местные жители медленно привыкают к незнакомцам, но в душе они добрые. Я очень скучаю по друзьям. Если встретите Монику Скай, Вашу соседку, то, пожалуйста, передайте ей от меня сердечный привет. Я виновата перед ней за то, что не сообщила о своей болезни, но смерть Аделаиды повергла ее в такое горе, что я не решилась обременять бедняжку еще и своими проблемами. Откровенно говоря, я не верила, что выкарабкаюсь.