Он замешкался с ответом, не зная, как ему заговорить обо всем, а прежде всего, стоит ли ему это делать.

Неожиданный шорох и стон совсем рядом заставил из обоих вскочить на ноги. Карела немедленно выхватила кинжал. Табасх сделал ей предупреждающий знак и уже хотел сам пойти и посмотреть, в чем там дело, но в ту же секунду из темного проема вывалился и упал, раскинув руки, окровавленный человек в разодранной куртке и грязных штанах. Его белесые волосы и темная бородка тоже были в крови. В правой руке он крепко сжимал меч.

Табасх остановился над ним в нерешительности, но удивленный голос Карелы прервал его размышления.

– Эльрис? – изумленно прошептала девушка и бросилась к бездыханному телу мужчины. – Как же ты добрался сюда, Эльрис?!

В бронзовой чеканной чаше, изготовленной в виде черепа, курились благовония, наполняя горный храм диковинными ароматами. Возможно, это была всего лишь иллюзия, но Михар казалось, что здесь привычные ей запахи ощущаются сильнее, опьяняют, сводят с ума.

Небольшой костер был со знанием дела сложен рядом с войлочной подстилкой. Легкий дымок поднимался вверх и терялся где-то в темноте неровных каменных сводов. Пространство пещеры было слишком велико, чтобы дым всего одного костра мог затруднить дыхание Михар.

Молодая женщина уже сняла свою запыленную дорожную одежду. Теперь на ней была всего лишь одна обычная короткая юбка на узком жемчужном поясе. Сидя на расстеленном войлоке, Михар медленно расчесывала костяным гребнем прямые черные волосы, разглядывая себя в овальное зеркало, прислоненное к ларцу.

Зрелище не доставляло ей удовольствия. Узкое лицо, острые скулы, глубоко запавшие глаза и необычно густые черные брови огрубляли ее лицо, а иссиня-черные волосы делали его еще более мрачным и строгим. С тоской и сожалением бросала Михар удрученные взгляды на свое отражение. Не на что было там посмотреть: выпирающие ключицы, плоская грудь, по которой никогда не скользили иные взгляды, кроме равнодушных.

О, как злилась она на богов, обделивших ее своими милостями! Она была женщиной, и не обычной смертной, а чародейкой, овладевшей секретами магии в еще большей степени, чем ее мать! Но этого ей было мало! Она хотела пленять, она хотела сводить с ума всех! Мужчины должны были желать ее, лишь однажды увидев, а женщины – терять рассудок от зависти!

Однако ни те, ни другие не торопились осуществлять тайную мечту Михар. Это была мечта обозлившейся ущербной женщины, но Михар скорее умерла бы, чем призналась себе в этом. Мечта привела ее сюда, в горы Кофа. Теперь у нее появилась надежда. Теперь она могла начать действовать.

Ей предстояла задача еще более сложная, чем поиск горного храма. Жертвой заклятья Деркэто пал не только незадачливый возлюбленный могущественной богини, чары заклятья лежали не только на каменном изваянии и небольшой сабле.

Михар покосилась на изваяние и невольно содрогнулась. Какая мощь чувствуется в этом каменном теле! И какова была та сила, что одолела его! Михар получит ее, непременно получит. Но для этого придется потрудиться. Прежде всего, отыскать Табасха.

С досадой подумала Михар о том, что плохо представляет себе, где ей искать брата. Он всегда был себе на уме, пропадал где вздумается, а исчезнув четыре года назад, домой больше не вернулся.

Она чувствовала, что рано или поздно Табасх придет сюда в храм Деркэто, потому что и он тоже привязан заклятьем к этому месту. Но такой расклад не устраивал Михар, ей решительно не подходил вариант «поздно». Табасха нужно было привести сюда немедленно, потому что только его руки могут коснуться заветной сабли Деркэто, и только он должен вложить ее в ладонь каменного гиганта. Табасх знал об этом. И знал о том, что может за этим последовать. И конечно же, он не горел желанием делать что-либо, что было на руку Михар. В горном храме был у него свой интерес, только здесь мог Табасх исполнить какую-то другую часть заклятья, в точности неизвестную даже самой Михар.

Михар с неприязнью подумала о матери, которая так и не рассказала никому из детей всей правды. Дочери она поведала о том, как может женщина стать новым земным воплощением Деркэто, ее силы и ее мести А сыну она рассказала о том, как он может освободиться от проклятья богини. Догадывайся теперь, что может выкинуть сумасброд Табасх. Он поистине одержим желанием стать человеком, и теперь он наверняка где-то поблизости.

Что ж, если набраться терпения, все получится. И мечта Михар того стоит. Она лелеяла свою мечту, как ребенка. Многих могущественных женщин в разных уголках мира повидала она. Были среди них и богатые знатные дамы, в ногах которых валялись мужчины, прельщенные их богатством. Были очаровательные и соблазнительные невольницы-куртизанки, вертевшие своими сюзеренами, словно прислугой, и влияющие на ход войн и на капризы правосудия. Встречались Михар и дерзкие вольные женщины, поставившие себя вне закона везде, где бы они ни появлялись, перед которыми трепетали лихие люди.

Богатство не интересовало Михар. Она могла бы стать богатой немедленно, если бы только захотела этого. Многие тайные обряды, позволяющие это сделать, были известны ей еще от матери. Но богатство для многих, а если посмотреть глубже, то и для всех – лишь инструмент, быстрее прочих прокладывающий дорогу к власти.

Именно к власти стремятся те, кто дает волю своей неуемной алчности и не интересуется вроде бы ничем иным, кроме богатства. Чужая зависть для них – живое воплощение их власти в этом мире.

Не такой власти и силы жаждала Михар. Она хотела стать совершенством, способным жестоко мстить тем, кто отвергал и презирал ее тогда, когда она была костлявой смуглой худышкой… Конечно, она и сейчас была вполне способна на месть, но насылать на людей тайные напасти – это было совсем не то! А стать всесильным воплощением богини любви и страсти – это означало конец всем ее страданиям. Теперь она будет нести проклятье и муки, в первую очередь мужчинам. Всем без исключения. Так завещала Деркэто своей восприемнице. А уж она знала толк в мужчинах и знала, чего заслуживает подавляющее большинство из них.

С гневом и яростью взглянула Михар на каменного истукана. С какой радостью она будет наблюдать за тем, как этот негодяй воскреснет и умрет снова! И если бы она могла, она бесконечно повторяла бы это, каждый раз с наслаждением вслушиваясь в его мольбы об избавлении!

Легкое шуршание отвлекло ее внимание. Обернувшись, Михар увидела своего четвероногого любимца, который вбежал в пещеру, таща в зубах что-то большое и белое…

– Филон, что за гадость ты принес! – возмутилась она и поманила кота: – А ну, киска, иди-ка сюда, иди к Михар. Кис-кис…

Кот нерешительно замялся на месте, не зная, куда кинуться. Расставаться с добычей он не хотел. Но Михар быстро подбежала к нему и отобрала у него крупную белую крысу. Шкурка животного была испачкана и взлохмачена, порозовела от крови. Красные глазки крысы остекленели и казались мертвыми.

– Да где ж ты ее нашел, Фипон? – удивилась Михар. Она не могла, конечно, знать всю живность, что водится в горах, но никогда не слышала о том, чтобы в таких местах водились белые крысы, да еще такие упитанные, словно животное только что сбежало из золотой клетки в богатом доме, где дети держали крысу из прихоти.

Она взяла ее в руку и сразу же почувствовала сердцебиение животного. Фипон не додушил свою добычу. Да какая разница, в конце концов, чем решил позабавиться кот. Михар уже хотела вернуть коту его ужин, но странное покалывание в ладони, на которой лежала крыса, остановило ее.

Михар положила крысу на колени и потрясла рукой. Когда покалывание прошло, она снова взяла животное в руки… Точно! Покалывание снова заявило о себе, и на этот раз почти сразу же.

Ох, как хорошо было знакомо Михар это ощущение! Она сразу же вспомнила, как в детстве подбегала к огромной чаше с фруктами и хватала какое-нибудь лакомство. И как множеством иголок начинало колоть ей руку, и с каждой секундой все сильнее и сильнее, пока она с криком не выпускала из рук персик или гроздь винограда. Но не успев долететь до пола, фрукт превращался в птицу, и, ошалев от вновь обретенной свободы, птица начинала метаться по залу или по галерее, пока не находила путь на волю! Михар вопила от испуга и обиды, а из-за какой-нибудь колонны за ее негодованием с веселой издевкой наблюдали маленькие темные влажные глазенки, которые она готова была тут же выцарапать, если бы мать не вступалась за своего любимчика. С малолетства братишка был мастер на такие фокусы, которые самой Михар давались не всегда и с трудом.

И сейчас, держа на ладони полудохлую крысу, Михар безошибочно определила – крыса отнюдь не коренная жительница Кофских гор. Она – очередная жертва изощренных проказ Табасха, этого маленького ублюдка. Хотя, не такого уж и маленького. Табасх был моложе Михар всего на шесть лет, а значит, сейчас он уже достаточно взрослый мальчик. Только продолжает развлекаться все в том же духе.

Михар отшвырнула от себя крысу, потому что вибрация плоти на ладони вдруг настолько усилилась, что женщине показалось, будто мышцы сейчас начнут отслаиваться от костей…

Она вдруг счастливо рассмеялась, несмотря на боль в руке. Если Фипон так быстро поймал и притащил сюда эту гадкую тварь, значит, Табасх совсем рядом! И возможно, если прокричать его имя с верхушки горной гряды, горный ветер, путешествующий по отрогам самыми причудливыми тропками, донесет зов до ушей этого ублюдка. Но вот беда, Михар не знала то имя своего брата, которое было ей необходимо. И ни осталось на земле ни одного человека, кто знал бы его…

– Ничего страшного! Деркэто привела меня сюда и дала мне знать, что Табасх близко! Значит, она решила не лишать меня своей милости, – твердо сказала Михар и покосилась на толстую крысу, которая начала судорожно подергивать лапками.

Вот кто может помочь ей поскорее найти Табасха!

Женщина метнулась к своему ларцу и извлекла оттуда небольшую книгу в тисненом кожаном переплете. Раскрыв ее на нужном месте, она громко и торжественно произнесла короткие фразы заклинания.

Она не ошиблась, это было именно то заклинание, которое и раньше помогало ей устранять последствия проделок Табасха. Только на этот раз оно не подействовало так же моментально, как должно было.

Видимо, Табасх придумал за два года что-то новое! Вместо того, чтобы сразу превратиться в человека, крыса сначала выросла до размеров высокого и мощного человеческого тела, потом лапы ее начали вытягиваться, а тело уменьшаться, потом шерсть стала не пропадать без следа, а выпадать клочками, обнажая покрытую неровным загаром кожу. Особенно долго менялась голова. Лицо с трудом избавилось от крысиных черт, а правое ухо, разрезанное, мягкое, круглое крысиное ухо размером с хороший лист лопуха, долго сморщивалось и усыхало, пока не превратилось в человеческое. Из рассеченной мочки снова потекла кровь.

Утомившись вконец ждать окончания превращения, Михар подсела к телу, что корчилось и вздрагивало на полу рядом с ее подстилкой.

Перед ней лежал не толстый, как можно было предположить, глядя на тугой крысиный животик, а превосходно развитый мощный мужчина. Правда, его крепкие мускулы были сведены жестокой судорогой, сквозь стиснутые зубы сочилась кровавая пена, и если бы Михар не знала наверняка, что это состояние скоро пройдет, она бы решила, что это агония. Мучимый превращением человек показался ей очень похожим на каменного идола, жертву мести Деркэто.

Но вот конвульсии утихли, мышцы расслабились, руки беспомощно вытянулись вдоль тела. Мужчина открыл налитые кровью глаза и громко застонал. Михар наклонилась к лицу бедняги, жадно вглядываясь в него. Это был молодой, полный сил человек, которого, к тому же, трудно было назвать уродом. Он показался Михар даже красивым. Его прекрасное обнаженное тело блестело от пота, белки глаз приобретали постепенно свой нормальный цвет, кровь прилила к полным чувственным губам мужчины, а взгляд, наконец, стал осмысленным. Увидев над собой незнакомую женщину, чье тело было прикрыто лишь тонкой юбочкой и шелковистыми черными волосами, он вздрогнул, и глаза его забегали по сторонам. Он что-то искал и, вроде бы, боялся обнаружить это что-то рядом с собой.

– Где оно? Где оно?! – зашептал он лихорадочно.

– Оно? О чем ты, незнакомец? – строго спросила Михар.

Мужчина приподнялся на локтях и повертел головой. Увидев в нескольких шагах от себя огромного каменного истукана, он задрожал и сжался.

– Почему ты боишься его? – удивилась Михар. – Это просто камень.

– Его я не боюсь! – пробормотал мужчина. – Да это и совсем не то место, где я видел чудовище.

– Чудовище? Какое чудовище? – заинтересовалась Михар.

Мужчина открыл рот, но потом подозрительно уставился на женщину:

– А кто ты такая вообще? И где это я?

– Ты не смеешь так обращаться ко мне, смертный! – сурово ответила Михар. – Вспомни о почтении, с каким следует обращаться к госпоже, а не то мне придется снова вернуть тебе твой голый хвост и скормить тебя на ужин моему коту!

Мужчина покосился на кота, крайне недовольного утратой деликатеса. Кошачья морда с наглыми желтыми глазищами не обещала ему ничего хорошего.

– Прошу прощения, госпожа…

– Михар.

– …госпожа Михар… Если это ты спасла меня от чудовища… – начал мужчина, но Михар перебила его:

– Спас тебя, по всему видно, мой Фипон, но вот заклятье с тебя сняла именно я. Поэтому учти: любое неповиновение – и я запросто превращу тебя в навозного червя, и ты сдохнешь с голоду, прежде чем доползешь до ближайшей кучки навоза в этих диких горах.

Поскольку возразить несчастному было решительно нечего, Михар снова приступила к допросу:

– Как твое имя, и что ты делаешь в горах?

– Меня зовут Бриан, – запинаясь, произнес мужчина. – Родом я из Немедии, а последние три года был наемником в Офире, в гарнизоне на золоторудном прииске. Мы сопровождали в Замору одну девицу, – Бриан замолчал. Его снова охватила дрожь, когда он вспомнил все, что с ним случилось. Михар сделала вид, что терпеливо ждет продолжения. А на самом деле ее просто сжигал огонь нетерпения. Она повернулась к Фипону и ласково заговорила с ним:

– Что загрустил, милый? Кушать хочешь, маленький? Подожди, я чувствую, что голодать тебе недолго.

– О, г-госпож-жа!.. Митрой клянусь, я все расскажу! – завопил Бриан, бросаясь на колени перед Михар.

Немного полюбовавшись позой распростертого у ее ног мужчины, она снисходительно заметила:

– Жду с нетерпением! И Фипон тоже.

– Да… Да, госпожа Михар! – Бриан затараторил, уткнувшись лицом в пол. – Мы ехали уже несколько дней, и мне наконец все надоело…

Он взахлеб рассказывал о своем приключении, а Михар молча слушала, поглаживала кота и чувствовала, как поднимается в ней предчувствие близкого ее торжества.

Карела подбросила в костер еще немного из принесенного Табасхом хвороста и снова уставилась на проем в скале, который уже не был таким темным: снаружи давно занялся рассвет.

Эльрис крепко спал на войлоке. Карела не пожалела своих холеных ручек, отмывая его тело от крови чистой родниковой водой, которую Табасх принес в кожаном мешке.

Кудрявые пепельные волосы офирца уже просохли и распушились. Разглядывая раненого, Карела невольно подумала о том, что в такие роскошные шелковистые пряди очень приятно было бы запустить пальцы. Но она прогнала прочь эти мысли. А то так всегда бывает: сначала кудри приглянулись, потом плечи широкие понравились, затем внимание переключится на что-нибудь еще, и… пошло-поехало. Глядишь, а слово-то, самой себе данное, позабыто.

Спящий выглядел совершенно безмятежным, словно и не было на его груди глубокой раны. Казалось, что она совсем не беспокоит его, лишь иногда смутная тень пробегала по точеному породистому лицу молодого воина, словно виделся ему в эту минуту гадкий сон.

В грот вошел Табасх, как всегда, совершенно бесшумно. Карела в который раз уже оглядела его мягкие сапоги странного фасона и подивилась его неслышной походка.

– Он еще не просыпался? – удивился Табасх. – В таком случае, он еще крепче, чем мне показалось. Боль должна была уже разбудить его..

Уверенность, с которой говорил темноглазый юноша, не могла не вызвать изумления Карелы. Таких юных лекарей она никогда в жизни не видела. Она и вообще-то видела всего двух врачей, и оба были старыми высохшими рыбинами, к тому же, скорее всего, шарлатанами.

А Табасх был полон сил и обаяния. Кровь, казалось, так и кипит в его жилах. Мускулы, которых не скрывала легкая одежда паренька, так и поигрывали при каждом его движении. Он часто улыбался и был совершенно не похож ни на солдат, которых кроме жратвы, вина и женщин, ничего не интересовало, ни на совершающего паломничество жреца, сурового отшельника, покорного божественным канонам. Весь он был какой-то не такой. Не видела Карела ни на одном мужском лице такой мягкой, чуть виноватой улыбки. Мужчины умели, в лучшем случае, ухмыляться да скалиться, ну или еще гоготать над плоской шуточкой. По крайней мере, те мужчины, которых знала Карела. А она видела их в своей жизни ровно столько, сколько нужно, чтобы сделать некоторые обобщения.

Нет, конечно, мягкость и улыбчивость, более свойственные женственности, Карела никогда не относила к качествам, необходимым мужчине. Но Табасха нельзя было назвать излишне женственным. Одному негодяю он сломал шею, а другого довел до обморока. А после…

Карела не хотела думать о том, что было после. Она была тогда настолько взвинчена, что со страху ей могло привидеться что-нибудь похуже лохматой пучеглазой твари.. Карела настолько стыдилась признаться в своем испуге, что не стала расспрашивать Табасха о лохматом уроде Она была уверена, что только с большого перепугу можно было спутать темноволосого юношу, чья внешность слегка напоминала о его стигийском происхождении, с мохнатым чудищем. А кому же приятно признаваться в собственном страхе?

Но вот крысьи. Допустим, крысы тоже были из области полуобморочных видений, но ведь одну из них Карела собственной рукой держала за хвост!

Несомненно, это магия, и ничто другое. Все спокойно обдумав, Карела пришла к выводу, что только этим можно было объяснить необычность Табасха.

Тогда Карела впервые в жизни видела живого чародея. Это было удивительно, но она не испытывала перед ним ни малейшего страха. Он не только спас ее. Он сам, не дожидаясь просьб, помог ей промыть рану Эльриса и привести офирца в порядок, он носил хворост и воду, и ни о чем ее не спрашивал. Правда, как и она его.

– Не знаю, правильно ли я сделал, но я собрал внизу ваши вещи и брошенное оружие, – сказал Табасх. – Лошади привязаны были накрепко, поэтому они тоже на месте Если вы захотите тронуться в путь, можете делать это хоть прямо сейчас.

– В путь? – удивилась Карела. – Да вряд ли он сможет.

Словно слыша ее, Эльрис застонал сквозь зубы и с трудом открыл глаза. Еще не успев понять, где он и что с ним, он зашарил рукой по войлоку, нащупал лежащий рядом меч и неожиданно крепко и ловко ухватился за рукоятку.

– Эльрис! Эльрис, все в порядке! – встрепенулась Карела и бросилась к нему, чтобы успокоить.

Ее маленькая ладонь легла на воспаленный лоб офирца, она постаралась поймать взгляд мутных темно-серых глаз.

– Все в порядке, Эльрис, – Карела склонилась к нему.

Рука офирца медленно разжалась и выпустила меч. Раненый часто и тяжело задышал, словно выплескивая напряжение.

– Карела, где эти два подонка? – прошептал Эльрис, ища взглядом врагов.

– Их здесь нет. Они мертвы, – решительно ответила Карела. – Оба.

– А это кто? – подозрительно спросил офирец. Превозмогая боль, он приподнялся и сел. Пот градом катился по его вискам, но он, тем не менее, встал на колени, а потом поднялся на ноги. Рана на груди снова стала кровоточить, но он только покосился на нее, сморщился от боли и шагнул к сидящему Табасху. Видимо, то, что у Табасха не было видно никакого оружия, заставило Эльриса на время забыть о своем мече.

– Я хочу знать, кто это и какого черта он тут делает! – повторил офирец.

В ответ на грубый тон Эльриса Табасх нахмурился, но смолчал.

– Это друг, – поспешно сказала Карела. – Не трогай его, Эльрис, это может стоить тебе дороже, чем ножевая рана.

Эльрис резко повернулся к девушке. Он был бледен и еле держался на ногах, но в глазах его блеснул огонь:

– «Может стоить мне дороже»? Я должен бояться простолюдина? Безоружного бродягу? Опомнись, Карела, я не узнаю тебя!

Табасх тоже встал. Его лицо стало недобрым. Точно таким же, каким оно было перед тем, как трупы солдат стали двумя крысами.

– Ты кто? – грубо спросил Эльрис. – Если собираешься и дальше молчать, я сброшу тебя со скалы!

Эльрис протянул руку, пытаясь схватить Табасха за полу безрукавки.

Еще не поняв толком, зачем она это делает, и стоит ли ей поступать именно так, Карела сорвалась с места и вклинилась между двумя мужчинами.

– Табасх! Не трогай его! – Она вложила в свой голос всю мольбу, на которую была способна. Она редко просила кого-нибудь даже о мелочах. Но сейчас она решительно заслонила собой еле живого офирца и впилась взглядом в посеревшее от ярости лицо Табасха. Ее новый приятель готов был взорваться. А Карела поняла, что если ей не удастся погасить ссору, в пропасть полетит еще одна крыса, или что еще хуже, раненая жаба – Табасх! Не надо, посмотри на него, он же не понимает, что говорит!

– Я очень хорошо понимаю… – начал Эльрис, но вдруг навалился на Карелу и стал оседать.

И Табасх, по-прежнему сурово поджавший губы, нехотя подставил свое плечо, освобождая девушку от непосильной ноши.

– Я дам ему выпить эликсир, – проворчал Табасх, укладывая Эльриса обратно на войлок. – Он снимет жар и, может быть, добавит ему немного разума.

– Разума у него достаточно, – вздохнула Карела, присаживаясь рядом с потерявшим сознание офирцем. – Выкачать бы из него немного спеси.

– Да, он крайне кичлив, но, будем надеяться, что, придя в себя, он поймет свою ошибку, – согласился Табасх и отошел к своей сумке. Порывшись в ней, он достал глиняный флакончик и стертую с одного бока деревянную ложечку.

Всего несколько капель эликсира наполнили грот резким и пряным запахом. Табасх подсел к Эльрису, ловко открыл ему рот и влил туда содержимое ложки. Эльрис причмокнул, скривился и неожиданно резко сел. Тараща глаза, он посмотрел по сторонам и покачал головой:

– Словно огонь проглотил…

Он пристально взглянул на Табасха. Карела заметила совершенно чистый и незамутненный взгляд офирца. За считанные секунды! Эльрис повертел головой и взглянул на свою грудь:

– Клянусь Митрой, этот ублюдок Бриан всадил мне лезвие на целую ладонь, не меньше! Почему же боль такая, словно меня ранили уже пару недель назад.

– Наверное, – Карела пожала плечами и осторожно посмотрела на еще сердитого Табасха. – Наверное, потому что тебя лечил Табасх. А ты был непростительно груб с ним, Эльрис!

– Я увидел подле тебя незнакомого подозрительного человека! – решительно возразил Эльрис. – Если меня предали собственные солдаты, могу ли я довериться первому встречному?

– Этот первый встречный!.. – запальчиво начала Карела, но Табасх вдруг поднял руку:

– Он прав, Карела. Доверяться нельзя никому. Разве вы оба доверяете друг другу?

Карела насупилась. Конечно, она помнила свои собственные размышления. Она не доверяла своим провожатым и оказалась права. Надменный офирец не смог защитить ее от насильников, да и она, если честно, поступила крайне необдуманно, не рассказав Эльрису сразу о подслушанном разговоре.

– Но Табасх?! Зачем же ты тогда помогаешь, если советуешь самого себя опасаться? – недоуменно спросила Карела.

– Потому что я знаю себя, – произнес Табасх и отвернулся. – Меня надо опасаться.

Он пошел к своей сумке убирать ложку. А Эльрис снова потянулся за своим мечом. Карела была уверена, что офирец собирается непременно убрать чудного странника. На всякий случай.

Однако Табасх, не оборачиваясь, заметил:

– Ну, за меч ты зря хватаешься, досточтимый Эльрис. Убить меня не так-то просто, и уж во всяком случае не этим железом.

Растерянно захлопав глазами, Эльрис посмотрел на Карелу. Она пожала в ответ плечами, и офирец полуутвердительно заявил:

– Так ты колдун?

– Нет, не колдун, – усмехнувшись, ответил Табасх. – Хуже.

– Хуже? – переспросил Эльрис. – Во имя пресветлого Митры, что может быть хуже колдовства?!

– О-о-о, досточтимый, – с легкой издевкой заметил Табасх, подходя ближе. – Есть множество такого, в сравнении с чем магия покажется невинной игрой. Но в моем случае речь идет немного о другом. Да, я колдую помаленьку, и небезуспешно, в чем Карела имела случай убедиться. Но если колдуном называют человека, овладевшего магией, то это не про меня. Потому что я не человек.

Карела ясно почувствовала, как сердце стало медленно проваливаться в пятки. Вспомнив чудовище, которым показался ей Табасх, она несмело произнесла:

– Значит… той лохматой тварью был ты? Значит, то чудище на самом деле было?!

Табасх повернулся к ней. Казалось, что глаза его, темные и бездонные, наполнены болью и тоской. Без улыбки он ответил:

– Оно было на самом деле, и это был я.

Эльрис крепче сжал меч и одним прыжком вскочил на колени. Он протянул руку и коснулся плеча Карелы:

– Отойди-ка от него подальше, я прошу тебя!

Но Табасх не собирался ни нападать, ни защищаться. Он поджал ноги и обхватил руками колени. Спрятав лицо в коленях, он замер, поглощенный своими мыслями.

Карела давно почувствовала, что с этим юношей не все так просто. Но не одно существо в здравом уме, к тому же похожее на человека, не станет само признаваться в том, что оно не человек. Потому что кому охота подставлять свою голову под меч приверженца пресветлого Митры?

Эльрис зловеще усмехнулся и, вытянув меч, кольнул Табасха острием в колено:

– Значит, ты был чудовищем?.. Так ты не демон ли случаем?

– Хуже, – отозвался Табасх.

– «Хуже, хуже»! – вспылил Эльрис. – Начал говорить, так скажи все, как есть, я тебя за язык не тянул!

– Я рожден от женщины-стигийки и демона, которого она сама создала силой своего магического искусства, – произнес Табасх – Это значит, что я не человек и не демон. Я демон-полукровка. А это много хуже и обычного человеческого колдовства, и демонического могущества, потому что это ни то ни се…

Эльрис глянул на Карелу и нахмурился. Вопросительно вздев брови, он покрутил пальцем у виска, дескать, похоже, парень просто совершенно спятил.

– Ну насчет «ни то ни се» ты перегнул, – сказала Карела, чтобы хоть как-то разрядить тяжелое молчание. – Ты человек.

Карела имела в виду то, что Табасх на взгляд ничем совершенно не отличается от человека. Но всего лишь внешнее сходство, видимо, мало утешало Табасха.

– Не надо меня уговаривать! – взорвался он. – Я не для того сказал вам об этом, чтобы меня сочли ненормальным! Я не боюсь ни вас, ни ваших угроз, потому что стоит мне произнести пару слов, и с вами будет покончено! Но я не хочу этого делать! Не хочу, потому что больше не хочу быть таким, какой я есть! И мне вдруг показалось, что вы можете помочь мне, – голос Табасха оборвался на высокой ноте, и он глухо закончил. – Вижу, что я ошибся… Вы люди. Вы привыкли поступать по-другому.

Табасх встал, подошел к своей сумке и закинул ее на плечо. Неслышно ступая, он направился к выходу из грота.

– Нужно было прикончить его, – буркнул Эльрис, когда Табасх скрылся из вида. – Кто бы он ни был, он вполне заслужил это.

– Он не лгал нам, Эльрис, – задумчиво сказала Карела. – Не лгал. И нам стоило терпеливо выслушать его. Дело даже не в том, что он спас меня и вылечил тебя…

– Сдается мне, что дело именно в этом! Обычная история! Чудом уцелевшая женщина до слез благодарна таинственному пилигриму… с большой дороги! – процедил Эльрис.

Карела едва сдержалась, чтобы не влепить ему пощечину. Сообразив, что в споре с Эльрисом весомых аргументов у нее не будет, она замолчала и насупилась. Что-либо доказать прямолинейному офирцу было возможно только силой. А ссориться следовало не здесь, а после, когда он вывезет ее из горных ущелий куда-нибудь в более обжитое место.

– Ты сердишься на меня, Карела? Конечно, я виноват, – заговорил Эльрис. – Из меня получился плохой страж. Когда об этом узнают мои друзья, меня подымут на смех. Рана затянется, а я всю жизнь буду помнить, как едва не погубил самую красивую женщину офирских степей. Никогда себе не прощу, что так крепко и безмятежно уснул. Хвала великому Митре, он уберег тебя!

– При чем тут Митра?! – возмутилась Карела. – Я знала, что не должна спать, потому что слышала разговор солдат.

– Слышала? – Эльрис хмурил брови, соображая Наконец, он помрачнел, склонил голову и горько сказал: – Что ж, не за тебя, а за себя самого надо благодарить мне солнцеликого. Ты едва не добилась своей цели. Еще бы чуть-чуть, и ты навсегда бы от меня избавилась. Если это желание не перегорело, попробуй повторить, если сможешь. Но я поклялся Митрой и своей жизнью, что доставлю тебя в Шадизар, и сделаю это, чего бы мне это ни стоило!

Он замолчал и осторожно лег на войлок, распахнув куртку и подставив рану свежему воздуху.

Карела немного пожалела о том, что невольно выдала себя, но ее сожаление быстро прошло. На ее взгляд, Эльрис получил хороший урок. Но вот о Табасхе она подумала с неожиданной и острой тоской. С ним было немного жутковато, но как-то совершенно необычно…

От такого попутчика, как Табасх, Карела бы не отказалась. Зачем они так неосторожно прогнали ненормального беднягу-пилигрима?

Минуты проходили в молчании. Карела ждала, что Эльрис заговорит, но он не издавал ни звука. Рана на его груди, залеченная изумительным даром Табасха, порозовела и затянулась. Офирец лежал с закрытыми глазами, но ресницы его беспокойно трепетали. Он не спал.