От горьких дум Карелу отвлек неторопливый разговор двух довольно молодых и превосходно одетых мужчин, что вышли из трактира на свежий воздух. Оба они были при оружии и вид имели степенный, но один, тем не менее, вежливо поклонился другому и осведомился о приказаниях.
– Обойди охранников, Домаран, – ответил тот, кто и был, видимо, хозяином всего того одушевленного и неодушевленного добра, что было размещено и сложено посреди двора. – Я хочу быть уверенным, что мои люди готовы ко всему. Назавтра мы двинемся в путь, и мне не хотелось бы, чтобы какие-либо препятствия стали неожиданностью.
– Охрана сменилась только что. Люди будут отдохнувшие и бодрые, за это я ручаюсь, – отозвался Домаран. – Но уверен ли ты, мой господин, что это хорошая идея?
– О чем ты? – Карела слышала, как в спокойном голосе караванщика зазвучали капризно-раздраженные нотки.
– По-моему, пытаться договориться с Таниусом – пустое дело. Мои люди не раз и не два сталкивались с ним. Верь мне, господин, это жадное и неумное животное.
Он не хочет понемногу, но часто, ему нужно все и сразу, и поэтому…
– Заткнись, Домаран! – Хозяин потерял терпение. – В конце концов, у нас есть два десятка сабель, не слишком плохих, как мне расписал тот, кто рекомендовал тебя и твой отряд. И если уж ты считаешь, что я делаю глупость, кто же мешает тебе подстраховаться?
– Я и собираюсь это сделать. Обычно люди Таниуса каждый раз действуют одинаково: они встречают караван легким дозором и вынуждают его повернуть назад, где его встречают остальные грабители. Как правило, Таниусу это удается. Но если поставить во главе каравана не три пары сабель, как обычно, а половину от наших людей, мы сомнем их дозорных и вырвемся вперед, потеряв только пеших рабов, которых поставим в самый конец каравана, оставив рядом с ними ровно столько охраны, чтобы в пути не разбежались. Таким образом, в самом худшем случае мы потеряем кое-кого из моих людей и ваших рабов, но сохраним остальной товар, – четко разъяснил Домаран. – А заодно сохраним и твою жизнь, господин Ардарус, что тоже представляется мне нелишним.
– Да… – задумчиво крякнул хозяин. – Пожалуй, тот, кто рекомендовал мне тебя, был прав.
– Ты платишь мне и моим людям хорошие деньги, господин Ардарус, а я добросовестно их отрабатываю! – с ноткой обиды ответил Домаран. – Не первый год мой отряд охраняет караваны на этих дорогах. Всякое бывало, но…
– Я же сказал, что согласен с твоими предложениями! – хмуро перебил его Ардарус и пошел вперед.
Кареле оставалось только усмехнуться. Напыщенный индюк-караванщик не понравился ей настолько, что она была бы только рада узнать назавтра о том, что караван Ардаруса остановлен на степной дороге и ограблен до нитки, а самого богатого купца в цепях гонят на ближайший невольничий рынок. И лучше его не кормить в дороге, как он поступает со своими рабами, а также почаще вбивать ему ума плетью… Жирный молодой мерзавец!
– Эй, красавица! – чья-то потная рука цапнула ее ладонь.
Карела выдернула руку и отшатнулась от подвыпившего черноволосого и смуглокожего мужлана. Неважно одетый и грязный, он похотливо ухмылялся.
– Пошел прочь, болван! – зашипела она на него и толкнула в грудь. На ее счастье, гуляка был уже настолько пьян, что он резкого толчка девушки потерял равновесие и шлепнулся навзничь, подняв пыль.
Если я останусь здесь стоять, будет только хуже, решила Карела и шагнула вперед, туда, откуда слышался обычный шум дрянного питейного заведения.
Она остановилась недалеко от двери, не желая сразу обращать на себя внимание. Да, будь у нее деньги, она немедленно сняла бы комнату и спокойно убралась подальше от недобрых глаз. Но оставалось просто быть поосторожнее и побыстрее соображать.
В углу она заметила того самого человека, который едва не задавил ее в воротах. Рослый и крепкий, с широкими плечами и грозным голосом, таким он показался ей на дворе. Да оно так и было на самом дела Но отсюда она видела и его лицо. И что же она увидела?
Мальчишка! Да, вымахавший под самый потолок, не меньше. Раздавшийся в плечах, как человек, не знавший в жизни ничего, кроме тяжелой работы. И при всем этом, как ни старался он придать своему грубо сработанному лицу выражение суровое и мрачно-серьезное, это был мальчишка, и синие нетерпеливые искорки, пляшущие в его глазах, подтверждали это лучше всего остального.
Обычный варвар из северных краев, польстившийся на легкое счастье в пестрых и шумных южных странах. Наверняка, самоуверенный. И несомненно наивен и глуп. Воришка, скорее всего. Или грабитель-неудачник. Вон, одежонка-то какая драная, а сидит за сто лет нескобленым столом, что король на троне. Может, это именно тот, кто ей нужен?
Варвар жевал что-то, прерываясь иногда, чтобы глотнуть вина или достать застрявшие между зубов мясные волокна. Изображая из себя некую важную персону, он обводил глазами помещение трактира, туда-сюда, туда-сюда…
Вдруг его глаза остановились на Кареле. Темные брови сошлись на могучей переносице. Он попробовал продолжить еду, но, откусив еще кусок, отложил пищу на тарелку, насупился еще сильнее и чуть заметно махнул девушке рукой.
* * *
Цыпленок был немного пересушенным, а с одного бока и вовсе подгоревшим, – видно, повар уснул или зазевался. Но юноша подумал об этом вскользь, сказав себе, что занять голову следует совсем иными мыслями: как ему оплатить ужин. Пока в эту лохматую голову никаких путных мыслей не приходило, но юный варвар и не думал расстраиваться. Выход из затруднительных ситуаций обнаруживается порой в самых неожиданных местах, и если в последнее время ему не очень-то везло, все может измениться в считанные мгновения.
Взглянув в направлении двери, он поймал устремленный на него взгляд блестящих темных глаз. Какая-то женщина, наглухо закутанная в дымчато-серый плащ с капюшоном, стояла на том самом месте, где раньше дежурила симпатичная черноглазая девка. Женщина стояла у двери, слегка закрывая лицо краем капюшона и откровенно глазела на юного путника.
Синеглазый северянин хотя и был молод, если не сказать юн, уже привык к постоянному вниманию женщин и знал, что его внешность необъяснимым образом способствует тому, что женщины липнут к нему во всяком месте, где бы он ни появился. Сам он пока никак не мог себе уяснить, почему. Он относился к себе достаточно равнодушно. Он знал, что он выше и сильнее большинства мужчин, но не настолько, чтобы гордиться этим сверх меры. Что же касается его лица, то оно, бывало, все еще иногда подводило, выдавая опытным красавицам его возраст. Но лишь только оно, полудетское лицо подростка, и только иногда. Что же касается прочих мужских достоинств – вот уже пара лет, как жалоб от дам не поступает, и ни одна из них не посмела бы теперь назвать его зеленым молокососом.
Да, что-то в нем было такое, что интриговало женщин, и не было еще ни одной, которая не пыталась бы выведать у него историю его жизни, справедливо подозревая, что рассказать ему есть о чем. Но юноша был не очень-то разговорчив, и не было еще случая, чтобы он до конца открылся кому-нибудь, а особенно женщине. Молодость не помеха некоторым зачаткам мудрости, и возможно именно они пока плавно обводили юного северянина вокруг подводных рифов женского коварства.
Женщина в плаще продолжала смотреть на него, и у него кусок застрял в горле. Поесть спокойно не дают, с раздражением подумал он. Чувствуя, как досада начинает вскипать в нем, он молча поманил ее пальцем. Она поспешно подошла и села напротив.
– Какого черта ты на меня пялишься? – буркнул он.
– Угостишь? – вместо ответа спросила она и потянулась к тяжелой бутыли. – А то мне сегодня не везет.
– А вчера везло? – усмехнулся он, перехватывая у нее бутыль и наливая вино в обе кружки.
– Да, – коротко ответила она. – А сегодня не везет.
Она взяла кружку обеими рукам и, чуть задержав дыхание, с некоторой опаской глотнула вино.
Ей было вряд ли больше лет, чем самому синеглазому путнику. Не очень-то стремилась она помочь себе вернуть вчерашнее везение: вместо того, чтобы выставить напоказ то, чем одарили боги, завернулась в свой плащ так, что фигура пряталась в складках совершенно. Да и вина она не хотела, это молодой варвар понял сразу. Но что-то ей несомненно было нужно, иначе она бы здесь не сидела.
Кроме персоны северянина девчонку явно интересовало еще одно: неважно зажаренный цыпленок. Похоже, она не лжет, и сегодня везение ей изменило… Тем не менее, юноша решил подождать, пока она сама выскажет свою просьбу. Будет ли это попытка разделить с ним трапезу или нечто большее? Варвар склонялся к мысли о том, что это будет нечто большее, причем к обычным плотским утехам это не будет иметь никакого отношения. Неизвестно, почему ему так показалось, но он всегда нутром чувствовал, где пахнет жареным.
Девчонка держалась прямо и по-прежнему плотно запахивала плащ, который можно было смело назвать одеждой не из дешевых. Юноша сразу отметил качество ткани и ровную строчку шва, которых не встретишь на грубо сработанных одеждах простолюдинов. Смущал, правда, несколько мрачный цвет плаща, но девчонка все равно привлекала к себе внимание уже тем, что в этом месте она была совершенно одна, к тому же явно имела некоторые намерения, говорить о которых впрямую не спешила.
Она не снимала с головы капюшон, но парень видел, что личико у нее румяное, холеное и свежее.
– Странно, что тебе не везет. Ты куда лучше выглядишь, чем эти потасканные шлюхи, – он кивнул на гогочущих девок.
– Ты тоже выглядишь куда лучше прочих, – ответила она, по-прежнему не сводя с него влажных блестящих глаз. Вблизи они оказались зелеными и немного косили.
Комплимент был довольно обычен. Варвар проглотил его молча, словно не заметил, отхлебнул вина и долил из бутыли еще.
– Мои карманы выглядят мно-о-ого хуже, чем я сам, – усмехнулся он.
– То есть? – нахмурилась девчонка.
– То есть у меня нет денег, – впрямую пояснил он и снова вцепился в цыпленка крупными, крепкими зубами. – Так что не сиди здесь и не трать зря со мной время.
– Нет денег? Чем же ты будешь расплачиваться за ужин? – засмеялась она.
– А кто сказал, что я собираюсь расплачиваться? – возразил он.
– Тебя в лучшем случае изобьют до полусмерти, – серьезно сказала девушка, с вожделением глядя на останки первого цыпленка. Юноша уже расправился с ним и собирался браться за второго.
– Изобьют, говоришь? – переспросил он. – Вот это вряд ли.
Он повел широченными плечами и буркнул:
– Есть хочешь?
Она не ответила, но глаза ее стали еще более голодными, чем были поначалу. Он все же оторвал ножку от второго цыпленка и сунул ей в руку. Некоторое время они молча ели. Девчонка продолжала пожирать его глазами, а он, достаточно неуютно чувствуя себя под испытующим взглядом, пытался спокойно рассматривать посетителей.
– Я знаю, как ты можешь раздобыть несколько монет, – вдруг сказала зеленоглазая девчонка.
– И как же? – равнодушно осведомился он.
– Видишь вон того рыжего?
Приезжий обернулся и посмотрел назад. Через пару столов пировала компания, и главным в ней явно был высоченный мощный детина. Казалось, что не только его рано поредевшая шевелюра, но и сам он весь был медно-рыжий. Рыжим пухом были покрыты даже его толстые пальцы, сжимавшие кружку. Он что-то взахлеб рассказывал собутыльникам, успевая одновременно шарить за пазухой у совершенно пьяной девицы, развалившейся у него на коленях.
– Вижу, – согласился приезжий. – По всему видно, пастухи отмечают удачный торг на базаре. Ну и что?
– Вчера он спал со мной, но ни гроша не заплатил. Если сможешь получить у него долг, за труды половина твоя.
Пока девчонка говорила, брови северянина поползли вверх. Но ни словом не возразив ей, он еще раз оглянулся на пьяную компанию, потом на остальных посетителей трактира, и принялся торопливо приканчивать свой ужин.
– Так что? – с плохо скрываемым нетерпением уточнила девушка.
Не удостоив ее ответом, молодой варвар залпом осушил свою кружку, отер губы ладонью, медленно встал, осторожно одернул свою ветхую безрукавку и пружинистыми шагами подошел вплотную к разгульной компании. Остановившись над ними, он покосился на свой столик.
Зеленоглазой девушки там уже не было. Она снова стояла у двери, придерживая рукой капюшон. На лице ее, кроме нетерпения, читалась тревога. Что ж, подумал он, у нее есть основания беспокоиться. Да и сам юноша хорошо представлял, чем может кончиться подобная заварушка. Но он уже кое-что понимал в людях и мог с уверенностью сказать, что в таком месте, как придорожный трактир, где если кто и задерживается, то не больше, чем на пару дней, чужие друг другу люди не успевают сойтись, поэтому в случае кровавой стычки никто из посторонних посетителей трактира не вмешается. Компания из четырех-пяти мужчин, сидящая сейчас за столом – это самое большее, с чем придется иметь дело. Все это северянин понял сразу, как только уяснил намек зеленоглазой девицы.
Парень приблизился к рыжему, наклонился над столом и оперся на кулак. Кулак юноши был размеров довольно внушительных, и не заметить его было просто невозможно. Рыжий, прервав рассказ на полуслове, тупо уставился на него, прошелся рассеянным взглядом по загорелой мускулистой руке парня, прищурившись, долго вглядывался в грубые черты его лица, прежде чем понял, что не знает подошедшего.
– Кто это еще, черт возьми? – проворчал он, но ответом ему было только недоуменное бормотание приятелей.
– Знаешь ее? – коротко спросил северянин, кивая на зеленоглазую.
Добросовестно тараща глаза, рыжий кривился и морщился, пытаясь рассмотреть девушку. Видимо, это было для него непосильной задачей. Наконец, он встряхнул головой, зажмурился и, не желая отвечать ни да, ни нет, снова уставился на юношу. Тот спокойно повторил вопрос:
– Так ты ее знаешь?
– А тебе-то что? Облюбовал? – хмыкнул рыжий. Не обратив внимания на слова гуляки, парень уточнил:
– Спал с ней?
– Да тебе-то какое дело? – начал злиться рыжий. Он спихнул с колен девицу и встал. Он был такого же роста, что и северянин, и, судя по всему, не слабее Да и несмотря на то, что выпитое явно мешало ему рассмотреть девицу, на ногах он держался довольно крепко.
– Вчера ты ей не заплатил, верно? – продолжал допрос парень.
– А если даже и так, какое тебе дело? Кто ты ей? Хозяин? Брат? Или, может быть, муж? – расхохотался рыжий. – Зеленый сопляк!
– Расплатись! – приказал северянин. – И возьми назад свои слова насчет сопляка!
– Всякая проезжающая рожа будет мне указывать, что мне делать? А не пошел бы ты!.. – совершенно справедливо возмутился рыжий. – Да сожрет тебя Зат, вонючий варвар!
Договорить он не успел. Молниеносным движением парень заломил ему руку и с силой пригнул голову рыжего к столу.
– Плати! Девушке за ее работу, а мне – за оскорбление.
Рыжий завопил грязные ругательства, но северянин несколько раз с силой припечатал его лицо к столешнице, пока на грязном дереве не появилось кровавое пятно, а потом швырнул рыжего на пол.
Все вокруг притихли. Дружки рыжего почему-то молчали, поеживаясь и бормоча что-то между собой. Остальные посетители трактира лишь ненадолго отвлеклись от своих дел. Гул постепенно возобновился, и северянин перевел дух, скидывая напряжение. Никто не собирался считать эту стычку своим делом, как и предполагал варвар.
– Все вы слышали, что он не отказался от своего долга. Вы слышали также, как он меня оскорбил. Взять свои слова обратно он все равно не сможет… до утра. Поэтому: оба его долга в сумме как раз составляют его кошель, – деловито объявил он притихшим дружкам рыжего. – Если же он захочет, чтобы я объяснил ему, почему я так решил, пускай отыщет Конана из Киммерии, и я объясню. Если же кто-то из вас со мной не согласен…
Черноволосый смуглый и щуплый мужчина приподнялся было из-за стола и уже открыл рот, как синеглазый киммериец с усмешкой произнес:
– Тебе лично советую сейчас же со мной согласиться, иначе никто из твоих друзей не будет иметь повода тебе позавидовать.
С этими словами он нагнулся над рыжим и отстегнул от его пояса увесистый кошель. Пройдя к своему столу, он бросил на тарелку с костями несколько монет, заткнул бутылку пробкой, взял ее под мышку и взглянул туда, где стояла прежде зеленоглазая девчонка. Но ее уже не было в трактире, и Конан не заметил, в какой момент она исчезла.
Под растерянное молчание пьяных собутыльников рыжего гуляки варвар из Киммерии пересек помещение и вышел во двор. Слуга-конюх снова подступил к нему, и юноша с важным видом и очевидным удовольствием выделил ему монету. Вряд ли Конана измучила бы совесть, если бы он этого не сделал. Но всегда хочется почувствовать себя на месте состоятельного человека. Да и почему бы не заплатить, если деньги не тобой заработаны, да и достались так просто?
Подойдя к своей лошади, он принялся засовывать бутыль с вином в седельную сумку, а потом стал отвязывать лошадь.
– Эй, северянин! – услышал он женский голос за своей спиной.
Его рука дрогнула, но он принялся, как ни в чем не бывало, возиться с упряжью.
– Отдай мои деньги, северянин!
Он оглянулся. Девчонка в дымчато-сером плаще, по-прежнему наглухо запахнутом, стояла позади него. Капюшон свалился с ее головы. Конан не смог различить в темноте ночи цвет ее волос, понял только, что они были длинными, густыми и волнистыми.
– Какие деньги? – Он сделал вид, что удивился.
– Как какие? – возмутилась девушка. – Мы же договаривались, что за труды половина твоя. Половина! Ты же собираешься, как я поняла, прикарманить все! А как же уговор?
– Ну, положим, мы ни о чем таком не договаривались, потому что я не помню, чтобы произносил «да», – пробормотал Конан. – Но уж если допустить, что деньги у того пьянчуги я отобрал по договору с тобой, то позволь уточнить, что уговор был на половину от того, что он был тебе должен, а не на половину всего кошеля. Поэтому назови сумму его долга, и я тут же отсчитаю и верну тебе половину.
Он уже отвязал лошадь и поправил упряжь, потом развернул животное и вскочил в седло. Девчонка молчала. Одна ее рука сжимала полу плаща, не давая ему распахнуться, а другая была просто сжата в кулачок.
Она молчала, и на лице ее варвар различил тень неуверенности. Похоже, что девчонка никак не могла придумать, какая сумма ей нужна. Продешевить боится, усмехнулся Конан про себя.
– Назови сумму, – повторил он. – Сколько? Не стесняйся, я дам тебе столько, сколько ты назовешь.
Она молчала. Конан хлестнул лошадь поводом, и тут же девичья рука ухватилась за упряжь.
– Эй, варвар, а деньги? – злобно воскликнула девушка.
– Но ты же молчишь. Я так понял, что ты передумала их брать. Тем более, что это было бы справедливо, не так ли?
– Ты о чем это, северянин? – недоуменно протянула девчонка.
– Он ничего не был тебе должен, – уверенно объявил Конан, попридерживая коня.
– Как это?! – возмутилась девчонка. В темноте Конан не видел выражения ее лица, но он мог поклясться, что она обескуражена и рассержена.
– Очень просто, – и Конан с удовольствием стал излагать ей свои выкладки. – Он ничего не был тебе должен. Он не спал с тобой, потому что ты, во-первых, вообще не шлюха, а во-вторых, ты, как и я, впервые в этом заведении, а может быть, ты и вовсе впервые путешествуешь без провожатых, поэтому и решилась на такую бредовую идею: получить деньги, ограбив пьяницу чужими руками, и мои руки показались тебе самыми подходящими для этой цели.
Девица угрюмо молчала, держась за конскую упряжь. Уже без издевки, по-свойски, Конан заметил ей:
– Знаешь, дурочка, самое малое, что они могли с тобой сделать здесь за такие штучки – это пустить тебя по кругу и потом, если бы ты осталась жива, заставили тебя работать здесь на хозяина, пока ты через год-полтора не померла бы от дурной болезни или не попала бы под нож подгулявшему дебоширу.
– Разрази тебя Деркэто! – выпалила девчонка.
– И это тоже вряд ли, – усмехнулся Конан, чувствуя свою правоту.
Он взял девчонку за тонкое запястье и оторвал ее руку от ремня упряжи:
– Оставь в покое мою лошадь, это раз. И попробуй убедить меня в том, что я не прав насчет, тебя, это два.
– Да, ты не прав! – упрямо сказала девчонка. – Он был должен мне десять монет.
– Десять? Ты не хочешь признаваться в обмане, и ради этого решила удовольствоваться пятью монетами? – фыркнул Конан. – Впрочем, дело твое. Но в следующий раз придумай что-нибудь поумнее.
– Он был мне должен! – повторила девчонка. – Он спал со мной и был мне должен!
– Ах, все-таки? – рассмеялся Конан. Не часто встречал он таких упрямиц. – Что ж, коли так, значит, ты, действительно, шлюха? Тогда, может быть, пойдем, развлечемся? – И он тряхнул кошелем.
Девчонка замерла на месте, и Конану даже показалось, что ее рука готова скользнуть под плащ. А там… Что, интересно, у нее там спрятано? Богато инкрустированный крошечный ножичек для фруктов? У киммерийца так плохо сложилась прошедшая неделя, что ему не хотелось усугублять свои неудачи и свое плохое настроение, ввязавшись в дурное приключение. Поэтому он усмехнулся:
– Верно, развлекаться со мной ты не пойдешь. И я не пойду с тобой, потому что не хочу связываться с дочкой богатенького купца или вельможи, которая пустилась в путь за бросившим ее любовником, забыв предупредить об этом заботливых домашних.
Конан вынул из кошеля несколько монеток и убрал их к себе, а остальное швырнул в лицо девице. Она, вскрикнув, едва поймала кошель у самого своего носа.
– Почему?.. – начала она.
– Это достойная плата за то, что я все-таки немного размялся благодаря тебе. Ну, прощай!
Легонько подхлестнув коня, он выехал с постоялого двора, оставив девчонку в плаще стоять одну.
Ему не жаль было этого кошеля. Он возвращался в Шадизар, где вот уже несколько месяцев учился ловить за хвост птицу воровской удачи. Ему уже сравнялось восемнадцать лет, алчные стремления чередовались в его душе с приступами великодушия, которые не зависели впрямую от его настроения. Поэтому, разоблачив невинную хитрость глупой девчонки, он щедро вернул ей неправедную свою добычу. Пусть порадуется. Если она и дальше будет себя так глупо вести, радоваться этим деньгам ей недолго.
Конечно, он был абсолютно прав насчет зеленоглазой бестии. Много их таких шатается по трактирам: вздорных богатеньких дочек, ищущих приключений на свои хорошенькие головки. Ее дикая идея насчет рыжего гуляки была не самой лучшей. Это ей просто повезло, что слепой случай свел ее не с кем попало, а с ним, Конаном из Киммерии!
Да, если бы на месте синеглазого и черноволосого гиганта оказался бы кто-нибудь менее поворотливый, их обоих сейчас стегали бы плетьми на потеху пьянчуг. А если бы северянин оказался чуточку более щепетилен, возможно, он сам бы учинил над ней какую-нибудь унизительную расправу за ее обман. Но Конан поступил с ней так, как ему хотелось именно сейчас. Возможно, завтра, проголодавшись и вспомнив приятную тяжесть кошеля, он пожалеет о том, что так поступил. А возможно и не станет он ни о чем жалеть, занявшись новым делом, более приличествующим лихому человеку, чем дележка доходов с мнимой шлюхой.
Он на миг пожалел, что плохо запомнил девчонку. Одних зеленых чуть косящих нагловатых глаз мало, чтобы потом, через дни, месяцы, годы узнать человека. Вряд ли, случись ему потом встретиться с зеленоглазой, Конан вспомнит ее и это короткое приключение…
Усмехаясь своим мыслям, он пустился в путь. Его, юного киммерийца, сына далекой северной страны, все это больше не касалось. Что там какая-то вздорная девица с ее глупостями, когда он уже одолевал первые ступени из множества отделяющих его от величия, богатства и славы.
Стук копыт всадника растаял, а ночная мгла проглотила его тотчас же, как он выехал за ворота.
Карела стояла, сжимая в руке пухлый кошель, и боролась с гневом.
Какой-то сопляк-варвар, даже годами не старше, а скорее всего моложе самой Карелы, надсмеялся над ней я уехал.
Вот ведь прохиндей! С самого начала даже вида не подал, что не верит ни единому ее слову! Покрасовался своим умом, догадливостью да щедростью! Сейчас едет, небось, любуется сам собой…
– Ох! – Карела в ярости топнула ногой. – Да провались ты сквозь землю! Учить меня вздумал! Думает, что если уж разгадал мою глупую хитрость, так уже и поучать можно?! Это я-то за любовником бегу? Это я-то дочка вельможи?!
Вовремя опомнившись, Карела замолчала и огляделась. Постоялый двор был не совсем тем местом, где одинокой женщине можно стоять посередине и выкрикивать в темноту проклятья.
Неужели же я выгляжу такой беспомощной, такой глупой? Эта мысль засела у нее в голове. Прикрыв полой плаща руку с кошелем, она отошла в сторону.
Ну и пусть этот неотесанный мужлан вздумал осуждать ее проделку. В конце-то концов, он уехал, не взяв с собой почти ничего, кроме упоительного чувства своей правоты. Ну и пусть эта правота его покормит, напоит, мягкую постель разложит, ублажит лаской и вина даст на дорогу. Пусть штаны драные ему подлатает!
Допустим, что удача Карелы – случайность. Но, хоть и ценой некоторого унижения, она стала обладательницей кое-каких денег, что совсем не так уж плохо в ее положении.
А что касается унижения.. Эх, жаль, что слишком быстро убежала она из трактира на улицу, да не видела и не слышала, как расправился северянин с рыжим гулякой. Он что-то говорил. Может быть, он называл и свое имя. Впрочем, к чему ей имя этого грязного варвара, если его лицо так и стоит у нее перед глазами. Того, кто нанес ей оскорбление, Карела ни за что не забудет. Пусть годы пройдут, пусть мальчишка-варвар возмужает, а потом состарится и одряхлеет, Карела узнает его, лишь только однажды взглянет. И этого уже будет достаточно, чтобы, не напоминая лишний раз о себе и о своем сегодняшнем позоре, найти способ отомстить. Умен-то он может быть и умен, этот мальчишка, но еще не лишним было бы ему умение чувствовать, чью гордость можно безнаказанно попирать, а с кем стоит и поостеречься!
Придя к этой успокоительной мысли, Карела заставила себя прекратить горькие раздумья о только что произошедшем событии. Ею было постановлено: предприятие считать увенчавшимся успехом. Теперь следовало бы подумать о будущем.
Будущее свое Карела видела не очень отчетливо. Знала только почти наверняка: на постоялых дворах и в трактирах ей делать нечего. Она ушла бы отсюда, если бы ноги держали. Но все ее тело, измученное событиями в горах, безудержной скачкой и пешей ходьбой, болело и требовало отдыха. Выспаться, поесть досыта и добыть лошадь, вот что ей сейчас было нужно. Отвернувшись от любопытных глаз, Карела достала из кошеля несколько монет и решительно отправилась на поиски комнаты для ночлега.
ГЛАВА 9
Ни галдеж на дворе, ни пьяная гулянка внизу в трактире не помешали Кареле быстро и крепко уснуть. Поздно вечером ей не пришло в голову придираться ни к той комнате, в которую ее проводили, ни к постели, в которой неизвестно кто и сколько раз спал до нее. В то время ей было не до таких мелочей. Единственное, на что она обратила внимание, идя на ночлег, – целость и прочность засова на двери. Конечно, она знала, что стоит кому-нибудь сунуться к ней с дурными намерениями, она могла бы за себя постоять. Но для этого пришлось бы проводить ночь без сна в бдительном ожидании, что Кареле сейчас было совсем ни к чему.
Оставшись в комнате одна, она накрепко задвинула засов, проверила, насколько прочны перегородки и оконная рама, и только тогда легла на постель. Конечно, невесть под ком лежавшие простыни постоялого двора не были пределом мечтаний для человека, знавшего лучшие времена. Но, как уже показала жизнь, Кареле, возможно, придется познать времена куда более худшие, чем сегодняшняя ночь в этой жуткой ночлежке, поэтому девушка решила особенно не привередничать. Не раздеваясь, она легла на постель и прикрылась своим плащом. Сабля Деркэто ночевала у нее под рукой.
Вопреки некоторым опасениям, ее никто не потревожил, ни ночью, ни утром. Где-то рядом за стенкой всю ночь скверно ругались и кричали мужчины, взвизгивали и плакали женщины. Но Карела совершенно безмятежно спала сном младенца и видела удивительные сны. Кареле снился горный обвал, тяжелая поступь каменного великана и жалобный рык несчастного демона, затравленного божественными заклятьями и людской жестокостью. И еще ей почему-то приснились чьи-то ярко-синие глаза, глядящие на нее из-под буйной гривы черных волос. Но во сне Карела так и не вспомнила, чьи же это глаза, а пробудившись, совсем забыла свой сон. Она лежала и смотрела на дощатый, немного провисший потолок, думая о том, сколько усилий ей придется приложить теперь, чтобы благополучно покинуть это место, где кое-кто, возможно, запомнил и ее, и то, что она учинила вечером на пару с нахальным варваром. Конечно, десять к одному за то, что рыжий верзила проспался и теперь только диву дается, куда и при каких обстоятельствах делся его кошель с выручкой. Его компания вся была вчера не в лучшей форме, поэтому всерьез опасаться того, что она будет разоблачена, Карела не стала. Что особо волноваться, когда на самый крайний случай у нее есть отличное оружие?
Вставать не хотелось. После невероятного количества впечатлений, накопившихся в хорошенькой головке Карелы за несколько последних суток, даже после многочасового сна ей хотелось тишины, безопасности и покоя.
Однако место, в котором Карела проснулась, показавшееся поначалу сносным, стало мало-помалу проявлять все свои ужасные свойства.
Так, полежав немного, Карела ощутила, что ее преследует мерзкий запах, исходящий от той подушки, на которой покоилась всю ночь ее голова. Чем таким была набита эта подушка, какой гадостью пользовался хозяин постоялого двора? Скорее всего, это была какая-то недосушенная и начавшая теперь гнить трава. Подстилка, покрывающая лежанку, была оккупирована целым полчищем насекомых. Вообще-то Карела к ним давно привыкла, но такое их количество, которое предстало ее глазам при дневном свете, было ей воистину в диковинку.