Пролог

Если бы не музыка, шестнадцатилетняя Хилари Уинтон, наверное, сошла бы с ума от одиночества и гнетущей тоски.

Когда упреки мачехи и безразличие отца, возраставшие с каждым днем, доводили ее до отчаяния, она садилась за свое старенькое пианино и, едва касаясь клавиш, переносилась вместе с потоком льющихся дивных звуков в другой мир — призрачный и восхитительный.

Именно на этом инструменте играла еще девочкой ее ныне покойная мать. Сколько же пламенных мыслей поведала мама этим черно-белым полированным клавишам! — вновь и вновь задумывалась Хилари. Сколько радости и печали разделила с ними! Наверное, это пианино помнит все: и ее первую любовь, и то, что творилось в маминой душе, когда она повстречала папу…

Размышлять об отце ей было больно и страшно. Он как будто терял самого себя — становился все более раздражительным, злобным и нетерпимым.

Пока мама не покинула их, жизнь текла совсем по-другому. Дни были наполнены нескончаемыми заботами, однако никто не жаловался, поскольку в преодолении трудностей каждый получал свою порцию радости и удовлетворения, чувствуя теплоту и заботу близких.

Хилари занималась помногу и с большим упоением. Играла вечно прекрасные произведения Моцарта, Бетховена, Грига, Листа… Импровизировала, а еще много сочиняла.

Все ее переживания — скорбь по безвременно ушедшей матери, страдания от недостатка понимания со стороны отца, страх перед неизвестным будущим — выливались в музыку. Погружаясь в мир звуков и мелодий, она также много мечтала — о большой любви, о всепоглощающей страсти, о духовной близости с единственным мужчиной, который непременно должен был повстречаться на ее пути.

1

В это воскресное утро вся семья была в сборе. Эдвин Айртон наблюдал за родственниками и размышлял о вечном: о справедливости, о жизни и смерти, о непостижимости человеческой природы.

Его прабабка, Мириам Грейс, тихая задумчивая старушка, решила весьма оригинальным способом поразить родню. Она завещала фамильное имение малознакомой молодой женщине, с которой встречалась за несколько лет до смерти всего пару раз.

— На старости лет Мириам выжила из ума, я давно это понял! — пробурчал, багровея от негодования, дядя Эдвина — крепкий мужчина с аккуратно подстриженными усами.

— Наверное, матушка решила жестоко подшутить над нами! Другого объяснения ее странному поступку я просто не нахожу! — вскинув вверх сухие руки, воскликнул сын покойной, дед Эдвина.

— Подарить имение неизвестно кому — полное неуважение ко всем нам! — заявила, качая головой, Дороти, внучатая племянница Мириам.

Эдвин понимал, чем вызвано возмущение родственников, несмотря на то, что речь шла лишь о небольшом старом коттеджике с садом. Этот дом принадлежал семье на протяжении двух столетий, был как будто подернут дымкой времени и являл собой неотъемлемую часть жизни каждого из присутствовавших. Потому-то столь удивительными и непонятными в этой истории казались всем причины, побудившие Мириам завещать имение посторонней женщине, Хилари Уинтон.

— Невероятно! — Отец Эдвина, вдовец Говард Айртон нервно забарабанил пальцами по столу, у которого стоял. — Бабуля решила оставить часть своего имущества дочери убийцы моей жены! Она точно спятила!

С тех страшных пор прошло почти пять лет, но Говард все еще пребывал в трауре. Он жил одиноко и замкнуто, не посещал ни банкетов, ни юбилеев, хотя раньше обожал выходить в свет. Вместе с супругой.

Все, кто знали чету Айртонов, прекрасно понимали горе Говарда. В отношениях между ним и Изольдой не было ни фальши, ни искусственности, ни показухи. Они познакомились еще подростками и умудрились пронести свою любовь сквозь года чистой, сильной и незапятнанной.

Произошедшая пять лет назад трагедия явилась страшным ударом не только для Говарда и Эдвина, но и для четырех других семей. Гилберт Уинтон сел за руль в нетрезвом состоянии и, выехав на встречную полосу, врезался на опасном перекрестке в автомобиль Изольды Айртон. Погиб не только сам Уинтон, но и трое его пассажиров.

В то лето расположенный по соседству с виллой Айртонов коттедж сдавали множеству людей. Говард и Изольда бывали в Майами-Бич нечасто, но когда такое случалось, изнывали от шума, не стихавшего круглые сутки. Время от времени Говард собирался поговорить с владельцем вечно наполненного развеселыми туристами дома насчет его покупки. Лишь таким способом можно было заполучить спокойствие и относительную тишину. Все остальные коттеджи, за исключением дома Мириам, находились на приличном расстоянии от их виллы.

Семейство Уинтонов состояло из трех человек — Гилберта Уинтона, его вечно чем-то недовольной супруги Анны и дочери от первого брака, Хилари.

Эдвин видел их несколько раз издалека. Создавалось такое впечатление, что Анна постоянно отчитывает мужа и все время делает падчерице замечания. По крайней мере, об этом свидетельствовали ее мимика и неприятные гримасы. Гилберт выглядел так, будто окончательно разочаровался в жизни.

Самой привлекательной из Уинтонов была молодая Хилари. Эдвин засматривался на нее и мечтал с ней познакомиться. О том, что она еще школьница, он даже подумать не мог…

Дело в том, что Хилари уже тогда обладала фигурой созревшей аппетитной женщины и вела себя соответствующе.

Окна правой боковой части виллы Айртонов выходили на коттедж, в котором временно жили Уинтоны и их друзья. В это лето Эдвин как никогда часто приезжал в Майами-Бич по вечерам и оставался там на ночь. Наверное, это было связано с жуткой усталостью. Здесь же ему лучше отдыхалось и крепче спалось. А еще Эдвину не терпелось вновь и вновь взглянуть на устраиваемое Хилари ночное шоу. С наступлением полуночи она выходила из дома и, совершенно обнаженная, принималась самозабвенно плавать в бассейне с голубой водой и подсветкой.

Разглядывать из окна ее полную грудь, ее очаровательный плотный округлый зад доставляло Эдвину истинное удовольствие.

Он не считал, что совершает нечто постыдное. Любой молодой мужчина, окажись тот на его месте, не упустил бы возможности посмотреть столь чудесное представление.

Эдвин был уверен, что Хилари плавает в таком виде специально для него. Он даже не сомневался в том, что каждый вечер, когда остальные уезжают развлекаться, она остается дома именно для того, чтобы поймать его на крючок.

Наверняка это обольстительное создание давно заприметило меня, разузнало, кто я такой и каким обладаю состоянием, думал он, самоуверенно ухмыляясь. Поэтому и лезет из кожи вон, чтобы привлечь к себе мое внимание. Готов поспорить — эта особа давно просчитала, ' что из окон виллы великолепно просматривается бассейн. И теперь крутится перед моими глазами, терпеливо выжидая своего часа.

Мысль о том, что его так откровенно приглашают к близости, будила в нем противоречивые чувства.

В женщине, особенно в своей женщине, ему всегда хотелось видеть прежде всего целомудрие. Хотя до поры до времени в ней должен дремать и вулкан безудержной страсти. Идеальным он считал вариант, когда его подруга была бы недоступной для других, но превращалась в настоящую развратницу, оставаясь наедине с ним. То, что Хилари положила на него глаз, нисколько его не удивляло. Еще подростком он понял, что с невероятной силой привлекает к себе внимание представительниц прекрасного пола. Во-первых, необычной внешностью: высокий и стройный, он обладал восхитительными синими глазами, обрамленными темными густыми ресницами, богатой шевелюрой, чувственными красивыми губами и смуглой гладкой кожей, которую даже в переходный период не портили прыщи. Во-вторых, тем, что являлся единственным наследником единственных потомков двух знатных старинных британских родов и был очень богат.

Целеустремленный и упорный, Эдвин Аир-тон блестяще учился в Майамском университете, а закончив его, стал помогать отцу управлять крупным радиоэлектронным предприятием. Когда ему было двадцать три, на нем уже лежала половина тех обязанностей, которые в былые времена выполнял Айртон-старший.

— Скоро я передам тебе дела полностью, Эд, — сообщил ему отец в начале рокового лета, как будто предвидел, что в недалеком будущем все произойдет именно так. Помимо его воли… — У тебя есть деловая хватка. И управленец из тебя выйдет просто первоклассный.

Эдвин с удовольствием занимался бизнесом. Быстрый ум, настойчивость, жесткость, расчетливость и непомерная трудоспособность передавались в семье Айртонов и Грейсов по наследству.

Итак, Хилари привнесла в жизнь Эдвина свежесть и новизну. Период тайных подглядываний довольно быстро закончился, и молодые люди устремились навстречу друг другу. Девушка не играла с ним в глупые игры и ясно дала понять, что желает его. В первую ночь их знакомства они уже занимались любовью.

За пять недель, на протяжении которых длился их головокружительный роман, Эдвин увлекся Хилари настолько, что был готов жениться на ней.

Он мечтал сделать ее своей и уже строил грандиозные планы на будущее. Ему хотелось владеть ею полностью, раствориться в ней, с головой окунуться в омут страсти и блаженства.

Впоследствии, вспоминая о своей решимости вступить с Хилари в брачный союз, Эдвин содрогался. Он узнал, что она еще школьница незадолго до того, как собрался сделать ей предложение. Эта новость потрясла его до глубины души, ведь в одном из разговоров Хилари назвала себя студенткой третьего курса университета! Семнадцатилетних студенток-третьекурсниц — если они не вундеркинды — не существует!

Он уехал и несколько дней не появлялся в Майами-Бич.

Подруга детства Эдвина, Глэдис Нейленд, красавица-шатенка, пыталась всячески поддержать его, советуя немедленно расстаться с маленькой лгуньей, дабы избежать публичного скандала. И предлагала разные пути наиболее безболезненного способа завершения этого романа.

Но Эдвин не послушал Глэдис. Решил, женившись на Хилари, попытаться научить ее честности. Она была ему нужна. В ней он видел смысл своего существования, без нее уже не мыслил себя.

Может, это даже хорошо, что ей так мало лет, думалось ему. Молодые легче поддаются перевоспитанию.

Вернувшись в Майами-Бич, он переоделся и вышел .из дома, полный решимости серьезно побеседовать со своей юной любовницей. И замер от ужаса, увидев ее на пляже, целующуюся с длинноволосым типом на мотоцикле. В ту же минуту его мечты и намерения разбились вдребезги. Он понял, что должен как можно быстрее забыть Хилари, вытеснить ее и все, что с ней связано, из головы и сердца…

— Если нога дочери Гилберта Уинтона еще раз ступит на принадлежащие нам земли, память твоей матери будет беспощадно осквернена, — заявил Говард Айртон, обращаясь к сыну.

Отрываясь от оживших в памяти воспоминаний, Эдвин взглянул в исполненные страдания глаза отца и утешительно похлопал его по плечу.

— Не беспокойся, я сделаю все возможное, чтобы ничего подобного не произошло. Предложу Хилари Уинтон приличную сумму, от которой ей будет трудно отказаться, и имение Мириам вновь станет нашим.

— Если хочешь, я займусь этим вместо тебя, — предложила стоявшая справа от него Глэдис Нейленд. — Тебе, наверное, неприятно будоражить старые раны.

Эдвин взглянул в великолепные глаза Глэдис.

— Спасибо, ты как всегда очень внимательна. Но я решу эту проблему сам. Не волнуйся.

Глэдис Нейленд была идеальной кандидатурой на роль жены Эдвина. Их знакомство длилось долгие годы. Красивая, стройная, очаровательная Глэдис могла стать прекрасной хозяйкой в доме своего давнего приятеля. Она была дочерью известного в Майами финансиста и занимала должность помощника директора дизайнерского салона.

Оба они — и Эдвин и Глэдис — полностью посвящали себя работе, считая, что безумная любовь в браке — вещь совершенно ненужная. Молодые люди решили создать семью, основанную на таких добродетелях, как честность и взаимное уважение.

Глэдис неоднократно намекала Эдвину, что не прочь родить ему детей. Но также ясно давала понять, что не намеревается ублажать его в постели и будет только рада, если он найдет себе любовницу и плотские потребности станет удовлетворять с ней.

Эдвина вполне устраивали эти условия. Они ему даже нравились.

Вступив в такой брак, я сохраню личную свободу, довольно размышлял он. А мне она очень дорога.

На следующий же день Эдвин просмотрел свои рабочие планы и решил, что через месяц отправится по делам в Солт-Лейк-Сити. А заодно и нанесет визит Хилари Уинтон.

Предложу ей хорошие деньги, подумал он. Интересно, какой она стала по прошествии стольких лет? Теперь ей уже не семнадцать, а целых двадцать два… Изменилась ли? Повзрослела? Надеюсь, ей польстит тот факт, что я лично занялся урегулированием этого вопроса… Он покачал головой, злясь на самого себя. Почему это так волнует меня? Я должен добиться единственного: вернуть семье имение Мириам. Любование прелестями Хилари Уинтон не входит в мои планы!

Домик в Майами-Бич! — мечтательно глядя в пустоту, подумала Хилари. Собственное жилище в расположенном на островах пригороде Майами! Атлантический океан! Море солнца и тепла…

— Ты наверняка продашь завещанный тебе старушкой коттедж, — заметил тридцатипятилетний Освальд Малэй, двоюродный брат Хилари. — И сможешь получить за него кругленькую сумму. Хоть дом старый и маленький, как ты говоришь, но находится в Майами-Бич! Покупателей на него найдется сколько угодно.

Наконец-то я увезу свою малышку из этого пыльного мешка, продолжала счастливо размышлять Хилари. И ее здоровье поправится.

— Откроешь счет в банке, и вам с малюткой Лили можно будет не беспокоиться о завтрашнем дне. — Освальд окинул кузину довольным взглядом, но она даже не посмотрела на него.

В ее голове роилась сотня противоречивых мыслей. Решение старушки Мириам завещать ей коттедж до сих пор оставалось для нее загадкой.

Наверное, сама судьба так распорядилась, думала она, наблюдая сквозь окно за играющей в песочнице Лили. Моя девочка должна жить там, где живет ее отец.

Лили была чудесным ребенком — маленькой принцессой с густыми, волнистыми, темно-каштановыми волосами и синими, как у Эдвина, глазами. Несмотря на то что болела она довольно часто, ее пухлые щечки покрывал нежный румянец. Доктор Дэвис считал, что им следует уехать из Солт-Лейк-Сити — крупного промышленного центра, экологическая ситуация которого оставляет желать лучшего.

— Для укрепления здоровья девочке был бы полезен морской воздух и обилие тепла, ~ говорил он, внимательно глядя на Хилари поверх очков.

Теперь им представилась потрясающая возможность сменить место жительства.

Продавать дом в Майами-Бич Хилари не собиралась еще и потому, что хотела как можно быстрее уехать от Освальда. Буквально за неделю до получения официального письма из Майами она случайно услышала его разговор с подружкой, обворожительной Гретой Хартман. Они сидели в кухне и довольно громко беседовали, когда Хилари вернулась вечером с работы.

— Еще немного, и я сойду с ума, мой дорогой! — горячо убеждала его Грета. — Я чертовски устала и хочу отдохнуть. Думаю, нам обоим следует взять долгосрочный отпуск и отправиться в какое-нибудь увлекательное путешествие.

— Но, милая… На подобное мероприятие потребуется уйма денег… — растерянно пробормотал Освальд. — Если я потрачу на него все свои сбережения, тогда…

— Ах, так? — взорвавшись от негодования, перебила его Грета. — А ты не подумал о том, что на время поездки мог бы сдать кому-нибудь свой дом? Вырученная сумма покрыла бы все наши расходы.

— А как же Хилл? Она не в состоянии снимать приличное жилье, пойми это, солнышко. У нее ведь маленький ребенок и нет никого, кроме меня, — ответил Освальд.

Подслушиванием чужих разговоров Хилари никогда не занималась, но эта беседа поразила ее настолько, что она была не в состоянии сдвинуться с места. Так и стояла в темной прихожей, застыв у двери с туфлей в руке.

— Знаешь, терпеть все это бесконечно у меня просто не хватит сил! — выпалила Грета. — Хилари проявила крайнее легкомыслие, забеременев в семнадцать лет. Пусть сама и расплачивается за допущенные оплошности. Почему отдуваться за ее грехи должны мы с тобой? Нам все реже и реже приходится бывать наедине, причем в половине из этих нечастых случаев на тебе висят обязанности няньки! — Она выдержала многозначительную паузу. — Скажу еще кое-что: я начинаю подозревать, что вы не просто брат и сестра! Между кузенами возможны не только родственные отношения… Хилари — привлекательная молодая женщина, ты тоже очень хорош собой…

До сих пор, вспоминая слова Греты, Хилари чувствовала себя пристыженной и оскорбленной, но не согласиться с подругой Освальда не могла. Освальд помогал им с Лили на протяжении слишком долгого времени, и позволить ему разбить ради нее собственную жизнь она не имела права. Поэтому хотела как можно быстрее выехать из его дома.

— Никак не пойму, с чего вдруг дряхлой старушке из Майями-Бич вздумалось упомянуть тебя в завещании, — пожал плечами Освальд.

Хилари прищурила серые глаза, убрала со щеки густую прядь пшеничных волос и мысленно перенеслась в то далекое лето, во времена пятилетней давности. Да, с Мириам Грейс ее связывало нечто большее, чем несколько бесед, какие частенько возникают между малознакомыми людьми. Их разговоры отличались особой открытостью и искренностью, но рассказывать о них не хотелось даже Освальду.

— Мы с Мириам быстро нашли общий язык, — пробормотала Хилари.

— Ну и что? — Освальд пожал плечами. — Ведь, насколько мне известно, вы встречались всего пару раз!

— Не забывай, что этот коттедж — лишь малая часть имущества Мириам, — ответила Хилари и отвернулась, пытаясь скрыть от брата вспыхнувшие стыдливым огнем щеки. — Она была ужасно богатой. Возможно, у нее просто возникло желание напомнить мне о наших встречах. Или… — Ее объяснения звучали до безобразия не убедительно, поэтому лучше было вообще замолчать.

М-да, их беседы с Мириам были необычными. Придя в дом старушки впервые, Хилари простодушно рассказала ей, что потеряла из-за ее правнука голову, и красочно описала, что творится у нее в душе. Во второй раз она прибежала к миссис Грейс в смятении, желая найти поддержку и получить совет. Именно тогда она поняла, что пыл Эдвина к ней охладел. А третья их встреча произошла гораздо позднее…

Спустя год после каникул в Майами-Бич, ставших фатальными для стольких людей, Хилари ездила туда еще раз. Теперь уже одна и совсем по другому поводу — по вызову на судебное разбирательство. Она отчаянно надеялась на то, что по прошествии времени Эдвин будет в состоянии взглянуть на ситуацию по-иному. Ведь оба они потеряли в страшной катастрофе любимых родителей.

Однако, как только она увидела Эдвина и его родственников, ее надежды разбились на сотню мельчайших осколков. Он глядел на нее презрительно, держался отчужденно и холодно. Все остальные из его окружения вообще не удостоили ее ни единым словом. Не подошла к ней даже Глэдис, с которой до этого они так прекрасно ладили. Что поделать! Хилари была дочерью Гилберта Уинтона, поэтому для всех, кого коснулось произошедшее по его вине несчастье, она была врагом номер один.

После катастрофы Хилари повзрослела сразу на несколько лет. А эта мучительная встреча с Эдвином и его окружением лишь усугубила ее страдания. У нее так и не появилось возможности сообщить Эдвину о рождении их малютки. В присутствии толпы его родственников, испепеляющих ее осуждающими взглядами, она не осмелилась заводить столь важный разговор. Но отойти с ней куда-нибудь в уединенное место хотя бы на пару минут Эдвин наотрез отказался. Готовая провалиться сквозь землю от унижения и жгучей обиды, бедняжка выскочила из здания судебных заседаний.

Оказавшись на улице, она вдруг почувствовала мягкое, несмелое прикосновение чей-то руки к своему плечу. Это была Мириам.

— Мне очень жаль, что вас с Эдвином разделяет теперь семейная обида, — произнесла старушка, вздохнув. Она держалась великолепно, поражая прямой осанкой к горделивой посадкой головы. Хилари всегда казалось, что в семьдесят лет на жизни уже можно ставить крест. А Мириам было за девяносто! Однако ее глаза оживленно горели, а сознание оставалось ясным и трезвым. — Да, все идет наперекосяк.

Не успела Хилари и рта раскрыть, чтобы ответить что-нибудь вежливое, ничего не значащее, как Мириам пошла назад, к главному входу здания судебных заседаний…

— Помочь тебе в поиске покупателя имения? — громко спросил Освальд, желая вернуть сестру из мира раздумий в реальную действительность.

Хилари вскинула голову, отрываясь от воспоминаний, и тяжело вздохнула.

— Спасибо, братик, не нужно. — Она улыбнулась. — Я не собираюсь продавать этот дом.

Освальд нахмурился.

— Но ведь он находится рядом с виллой Айртонов? Или я что-то путаю?

— Все верно, но Мириам говорила, что большую часть времени Эдвин проводит в Майами, выдавила она из себя. Произнести вслух имя бывшего возлюбленного было не так-то просто. — К тому же их вилла отделена от коттеджа Мириам бескрайним апельсиновым садом. Если я постараюсь не попадаться никому на глаза, а именно так я и собираюсь там жить, то никто из Айртонов даже не вспомнит о моем существовании!

Освальд бросил в ее сторону недоверчивый взгляд.

— Ты уверена, что собираешься поехать в Майами-Бич не для того, чтобы еще раз встретиться с Эдвином?

— Естественно, уверена! — несколько обиженным тоном произнесла Хилари. — Для чего мне с ним встречаться?

— Например, для того, чтобы рассказать ему о вашей дочери. — Освальд испытующе заглянул кузине в глаза.

Та нервно рассмеялась, представив, какова будет реакция родственников Эдвина, узнай они по прошествии стольких лет, что дочь убийцы несчастной Изольды пытается пролезть в их семью при помощи ребенка, о котором до сих пор никому не было известно.

— Лили только моя. Говорить о ней Эдвину теперь слишком поздно. Я не намереваюсь этого делать. — Она гордо приподняла подбородок. — Нам с ней прекрасно живется и вдвоем.

Освальд ничего не ответил. К своей единственной двоюродной сестренке он всегда относился с большой нежностью и заботой. Добродушная и смышленая, талантливая пианистка, Хилари была наделена еще и необычной внешностью. Ямочки на ее щеках и прозрачность серых выразительных глаз не могли не привлекать к себе внимания. Уже в пятнадцать лет ее формы приобрели столь соблазнительный вид, что, когда она шла вдоль дороги, все проезжавшие мимо мужчины замедляли ход автомобилей и выгибали шеи, таращась на нее.

К сожалению, в последние годы несчастья шли за Хилари по пятам. Она хоть и обладала тонкой душой и необычайно чутким сердцем, но переживала выпадавшие ни ее долю испытания весьма мужественно и при любых обстоятельствах оставалась оптимисткой.

— Не хочу омрачать твоей радости, Хилл, но считаю своим долгом предупредить тебя: иметь летний домик в Майами-Бич довольно накладно. Если ты, конечно, не задумала сдавать его туристам, — озабоченно сдвинув брови, сказал Освальд.

— Ты решил, что я буду использовать этот коттедж как летний домик? — Хилари рассмеялась. — Нет же, Освальд, я планирую переехать в Майами-Бич и остаться там, понимаешь?

Освальд покачал головой.

— Нет, Хилл, не понимаю. Все не так просто, как кажется на первый взгляд. У тебя в тех краях никого нет! Что ты будешь делать там совсем одна с маленькой дочкой на руках?

— Как это что? Воспитывать ребенка, наслаждаться морским воздухом и, несомненно, работать! — Б потрясающих глазах Хилари запрыгали светлые искорки. — Между прочим, я уже все обдумала. Переправлю туда свое пианино, размещу объявления в газетах и стану давать частные уроки музыки на дому. А если посчастливится, устроюсь куда-нибудь аккомпаниатором. — А Лили с кем будешь оставлять? — строго спросил Освальд. Он настолько привык заботиться о сестре, что уже не мог себе представить жизни без нее и маленькой племянницы. Хилари взглянула на него ласково и с благодарностью.

— Спасибо тебе, милый братик, что так за нас волнуешься. Но в этом нет большой необходимости, честное слово! Лили уже целых четыре года. На полдня я смогу отводить ее в детский сад. Или же найду для нее хорошую няню. Все у нас будет замечательно, вот увидишь!

— Ты ведь еще не знаешь, в каком состоянии находится сейчас этот дом, Хилл! — воскликнул Освальд, напрягая голос.

— Я собираюсь отправиться в Майами-Бич на следующей неделе, — ответила Хилари. — Именно для того, чтобы посмотреть на коттедж.

— А если окажется, что он не пригоден для постоянного в нем проживания? Что ты станешь делать? — Освальд изогнул широкую черную бровь.

Хилари расправила хрупкие изящные плечи, словно собралась идти навстречу сильному ветру.

— Уверена, что мне удастся справиться с любыми трудностями.

— Я очень за вас переживаю, — произнес Освальд более мягко. — Мне кажется, ты должна еще раз все тщательно обдумать, Хилл. Не торопись принимать окончательное решение. Представь, как трудно вам придется, если ты не сможешь сразу найти постоянную работу или хотя бы учеников. Или если заболеешь… За помощью обратиться тебе будет не к кому.

Хилари упрямо поджала губы.

— Когда-то я обязана стать независимой. Не всю ведь жизнь нам с Лили висеть у тебя на шее. Мне уже двадцать два года. Я не ребенок.

Освальд растерянно моргнул, поднялся из-за стола и принялся убирать в раковину грязную посуду.

— Вы вовсе не висите у меня на шее. Разве я когда-нибудь намекал на это? — Он устало вздохнул и открыл кран. — Я не хочу указывать тебе, по какой дороге идти в жизни, сестренка. Но прими один совет: необходимо взвешивать каждую мелочь, прежде чем решаться на столь отчаянные поступки. Чтобы потом не пришлось ни о чем сожалеть. Майами-Бич — райский уголок, но там все чужое.

Хилари задумчиво уставилась в противоположную стену, украшенную небольшими натюрмортами в светло-коричневых рамках.

Вбежавшая в кухню Лили как будто принесла с собой солнце и радость. На губах Хилари заиграла растроганная улыбка.

Она знала, что окружающие считают появление на свет этого божественного создания самой крупной ошибкой в ее судьбе. Не раз в глазах друзей и знакомых ей доводилось читать немой упрек. Глупые, они даже не догадывались, что в этой крошке заключается для Хилари смысл всей ее жизни. Только из-за Лили она ни разу за все пять лет не поддалась унынию и отчаянию, лишь ради нее продолжала бороться с трудностями и с оптимизмом смотрела в будущее.

Лили была для нее подарком судьбы, ведь в этой девочке текла кровь Эдвина. А ничего лучшего, чем в те дни, проведенные с любимым, ей так и не довелось испытать. Когда он оставил ее, Хилари показалось, что над миром нависла черная туча. И лишь рождение дочери рассеяло непроглядный мрак.

— Мама, я построила красивый замок! — с таинственным видом сообщила Лили, указывая пухлой ручкой на песочницу за окном.

— Умница! — Хилари привлекла к себе малышку и чмокнула ее в нежный лоб.

Лили довольно хихикнула и вновь убежала во двор.

— Мне в голову пришла одна неплохая мысль! — сказал вдруг Освальд, на минуту оставив посуду и повернувшись к сестре. — Несколько лет назад один мой друг по имени Томас Харрис тоже переехал в Майами. В последний раз мы виделись с ним в прошлом году. Он приезжал в Солт-Лейк-Сити, чтобы навестить родителей. Пожалуй, я позвоню ему и попрошу помочь тебе.

— Помочь? — Хилари изумленно вскинула темные брови. — Но в чем?

Освальд усмехнулся и продолжил мытье тарелок.

— Во-первых, сначала тебе потребуется оформить документы, подтверждающие право собственности на недвижимость. Родители Томаса — известные юристы. И сам он прекрасно разбирается в правовых вопросах.

Хилари взглянула на круглые часы над буфетом.

— Ой, уже девять часов! Извини, Освальд, что прерываю наш разговор. Лили пора спать. Пойду уложу ее.

Она торопливо вышла из кухни, завела дочку в дом и принялась готовить малышку ко сну. Память против воли Хилари стала воскрешать события давно минувших дней, пробуждая в ее душе тревожные ощущения — радость, смешанную с тоской и болью невосполнимых утрат.

Когда Хилари было всего шесть лет, в ней проснулась страсть к музыке. Она передалась ей от матери, та обожала играть на фортепиано. Родители устроили девочку в лучшую музыкальную школу Солт-Лейк-Сити, не пожалев на это денег, которых в то время постоянно недоставало. Именно в музыкальной школе ее мама и познакомилась с матерями Хью Корнер, Молли Фрэнт и Дениса Макфейла. Вскоре все четыре семьи подружились, а через год поехали вместе в Майами. С тех пор по негласно заведенной традиции они постоянно отдыхали всей компанией во Флориде, в основном в Майами, Майами-Бич или Палм-Бич.

Иной раз им удавалось снять целый большой дом, где они все свободно размещались. Иногда им приходилось селиться в разных коттеджах, расположенных недалеко друг от друга. Компания была замечательной. Хилари дружила с Хью, Денисом и Молли. Младших сестер Хью, а также братьев Дениса и Молли им часто приходилось брать с собой на прогулки, но играли малыши в какие-то свои игры, поэтому не требовали к себе особого внимания.

У Хилари не было ни братьев, ни сестер. Но была чудесная мама. Она доверяла ей все свои секреты, прислушивалась к ее мнению и всегда обращалась к ней за советом. Невысокая, худенькая и подвижная, очаровательная Элис Уинтон обладала редким даром находить общий язык с людьми абсолютно разных возрастов и характеров. Она обожала носить спортивную одежду и задорные короткие стрижки, петь песни, играть на пианино и шутить.

Ее звонкий заразительный смех до сих пор звучал в ушах Хилари. И сердце ее рвалось на части от безысходности и страшной тоски. Ей было двенадцать лет, когда мамы не стало.

— Аппендицит — это не страшно, — заверяла Хилари мать Молли, примчавшаяся, как только она позвонила и сообщила о случившемся. -Ты не переживай, детка! Скоро твоя мама вернется из больницы домой, а через два месяца мы все вместе поедем в Палм-Бич.

Хилари не слышала ее слов. Она сидела на полу, прижав к себе притихшего пуделя Ренни, маминого любимца, и почему-то даже боялась дышать.

События нескольких последующих дней запечатлелись в ее памяти как нечто непостижимое и жуткое. Вереница людей с печальными лицами, чьи-то слезы, море цветов, черные одежды, постаревший в одночасье отец и мама под белым покрывалом в деревянном ящике… Вернее, ее оболочка, застывшая и холодная, оглушительно, до неузнаваемости тихая…