Стоя рядом с ним, она чувствовала, как пробегает дрожь по его телу, как клокочет в нем едва сдерживаемая ярость, и молила Бога, чтобы он подсказал ей, что нужно сказать или сделать, чтобы исправить положение. Эва оглянулась назад. Толпа у школьного крыльца уже заметно поредела. Дети визжали и гоняли в салочки при свете луны, пока их родители рассаживались по повозкам, заполнявшим школьный двор.

Он внезапно почувствовал непреодолимое желание обидеть ее, сделать больно, чтобы она поняла – он не заслуживает ни ее искренности, ни ее заботы.

– В чем дело, Эва? Уж не хотела ли ты выяснить, что прячется там, по другую сторону закона? Тебе было любопытно узнать, что из себя представляет человек, отсидевший столько лет за решеткой? Это тебя привлекало?

– Прекрати.

– Тебя возбуждает чувство опасности? – Подавшись вперед, он схватил ее за плечи. – Так ты поэтому поцеловала меня тогда? Тебе вдруг захотелось совершить какое-нибудь безрассудство, прежде чем сбежать на другое ранчо, к более порядочному хозяину?

Ему хотелось начать мучить ее еще сильнее, отбросить все правила приличия и поцеловать прямо тут, на виду у всех, напугать и унизить до такой степени, чтобы вынудить сбежать от него без оглядки.

– Нет, Чейз, пожалуйста. Неужели мы не можем обо всем поговорить, как цивилизованные люди? Ну, прошу тебя. Отвези меня домой.

Стиснув руки в кулаки, он начал сам себя уговаривать образумиться. Не отступив ни на шаг, Эва ждала ответа. Она просто была добра к Лейну, к Орвилу и ко всем остальным, и, конечно, даже к нему самому, даже после того, как узнала правду. Разве она заслуживала того, чтобы срывать на ней злость?

– Идем. – Не удостоив ее ни единым взглядом, он зашагал через школьный двор, ведя свою лошадь под уздцы туда, где Орвил поджидал возле повозки.

Эва поняла. Она поспешила следом, чуть ли не вприпрыжку, роняя по дороге цветы. Наспех подобрав их, она снова бросилась вдогонку. Решив, что сейчас самое разумное – помалкивать, она ничего не сказала, когда он вручал Орвилу свою лошадь и давал наставления быть поосторожнее в темноте.

Престарелый ковбой был рад стараться и тут же вскочил в седло.

Эва стояла у повозки, ожидая, когда ей помогут усесться. Чейз подошел с другой стороны, увидел ее и остановился. Несколько секунд он смотрел на нее, потом обошел повозку и, оглядевшись по сторонам, протянул ей руку, чтобы она могла опереться на нее.

Эва ждала, сжимая увядший букет, пока он сядет на место возницы и возьмет в руки поводья. Ей было достаточно просто сидеть рядом с ним, в полной тишине, плечом к плечу, пока он опытной твердой рукой направлял упряжку в сторону ранчо. Ведь это было так здорово – смотреть на луну, на тени, скользящие по земле, позволять легкому ветерку, напоенному ароматом молодой весенней зелени, развевать ее волосы. Она была полна решимости сегодня узнать о Чейзе Кэссиди все, во что он сочтет возможным ее посвятить.

Они уже проехали добрых полмили, когда она, наконец, осмелилась открыть рот.

– Расскажи мне, как ты угодил в тюрьму.

– Я два года был членом банды Хэнка Рейнолдса.

– Это имя мне ничего не говорит.

Он повернулся к ней, не в силах больше сдерживать свою злость.

– Ну еще бы. Ведь вы не из наших краев, мисс Эдуарде.

Хорошо, что его глаза не были видны ей – на них как раз падала тень. С нее довольно было только ощущать исходившую от него злобу. Но она покинула «Дворец», не желая больше подчиняться чужой воле, поэтому сейчас не собиралась позволять Чейзу запугать ее.

– Да, я не здешняя, поэтому мог бы с самого начала объяснить мне, что к чему.

– Нечего тут объяснять. Завтра, как только ты соберешь вещи, я велю Орвилу отвезти тебя в город.

– Ты хочешь сказать, что я уволена!

– Я хочу сказать, что ты свободна. Я заплачу тебе за работу за этот месяц. – И не смей возражать. Бери деньги и убирайся. Уезжай, пока есть еще возможность спасти твою репутацию.

Что-то он слишком сильно стремится отделаться от нее. В ее душу закралось подозрение – а не прознал ли он что-нибудь о ее собственном втором «я».

– Ты выгоняешь меня потому, что я в чем-то провинилась?

Внезапно в памяти Чейза всплыли подозрения Рамона. К чему она клонит? Чего боится? Может ли статься, что она работает на кого-то, в чьих интересах его уничтожить? Чейз выпустил из рук поводья, и повозка остановилась.

– Как это понимать, «ты в – чем-то провинилась»?

Она пожала плечами и начала ощипывать лепестки цветов.

– Ты же всерьез собирался устроить мне проверку на прочность.

Она казалась такой искренней, что он тут же устыдился, что посмел оскорбить ее даже тенью подозрения. В глубине души он никогда не верил, что она способна что-то замышлять против него. Как и он – против нее. Он вздохнул.

– Я ради тебя старался, Эва. Я не думал, что ты захочешь остаться после того, что тут произошло.

– Мне наплевать на то, что думают другие.

– А мне – нет. Когда дело касается тебя. И тебя это должно заботить в не меньшей степени.

– Не беспокойтесь обо мне, Чейз Кэссиди. Лучше позаботьтесь о себе самом и о Лейне.

– Ты сумасшедшая.

– Так любила говаривать моя матушка.

Эва подумала о том, что, может быть, лучше было бы выложить ему всю правду о том, что она вовсе не добропорядочная леди, волею случая занесенная сюда из Филадельфии, каковой поначалу представилась. Но чем дольше она смотрела на него, сидя вот тут, в чистом поле и мучаясь угрызениями совести по поводу того, что не открыла ему, что ей все известно о его прошлом, тем больше убеждалась в том, что излить сейчас свою душу – значит еще больше усложнить ситуацию.

Он был зол, а еще более – унижен. И сейчас не время признаваться в том, что она дурачила его, чтобы разжалобить потоками слез и другими атрибутами дешевенькой мелодрамы.

Это совсем выбьет его из колеи.

Он сидел, положив руку на бедро. Эва накрыла его ладонь своей. Он посмотрел на ее руку с таким выражением лица, как будто это гремучая змея, но своей руки не вырвал. Тепло его кожи ласкало и дразнило.

– Чейз, расскажи мне обо всем. Пожалуйста. Я хочу понять.

Он посмотрел на нее, такую невинную, такую сосредоточенную. Она сидела, выпрямившись, с увядшими стебельками цветов на коленях. Когда он заговорил, его голос звучал совершенно бесстрастно. Как будто он и не рассказывал историю собственной жизни.

– Я был немногим старше нынешнего Лейна, когда умерли мои родители. Мне пришлось работать на ранчо и заботиться о моей сестре Салли. Но беда в том, что Салли не была похожа на тебя. Норов у нее был крутой и упрямый. К мужчинам ее начало тянуть, едва она узнала разницу между мальчиками и девочками.

Однажды летом, когда ей было пятнадцать, она забеременела от одного из заезжих ковбоев-работников. Он бросил ее и исчез в неизвестном направлении. А по истечении положенного срока у меня на попечении были уже двое – Салли и Лейн.

Эва почувствовала, что с него немного спало напряжение. Она убрала руку, разорвав невидимую связь между ними, но не отодвинулась, продолжая касаться плечом его плеча. Чейз взмахнул кнутом, и лошади пошли шагом. Он продолжил свой рассказ.

– Однажды, когда я работал на дальнем пастбище, на наше ранчо прискакали трое. Они напали на Салли и убили ее. Но она умудрилась застрелить одного из нападавших, прежде чем сама получила пулю в голову.

– Боже мой, Чейз. – Внезапно у нее пред глазами возник облик маленького Лейна. – А как же Лейн?

Чейз судорожно вздохнул, потом прочистил горло.

– Он все видел, но замкнулся в себе и ничего мне не сказал о том, что это были за люди, как они выглядели.

Эва застонала. Не удивительно, что теперь с Лейном так трудно и что он такой легкоранимый. Чейз кивнул.

– Я похоронил Салли, взял мальчика и отвез его на ближайшее ранчо, которое принадлежало вдове по имени Огги Овенс. Я рассказал ей обо всем, что произошло, попросил известить власти и присмотреть за Лейном до моего возвращения. Я планировал догнать убийц, расправиться с ними и сразу же вернуться.

– И, будучи твоим другом, она согласилась, – закончила Эва.

Он покачал головой. Об этом ему было так же тяжело говорить, как и об убийстве Салли.

– Мы не были друзьями. – Повозка качнулась, когда колесо попало в рытвину на дороге. Их плечи соприкоснулись. Эва тут же отпрянула.

– Я был настолько охвачен жаждой мести, что оставил Лейна с совершенно чужим человеком.

– Но она, конечно же, была…

Его ответ был подобен удару хлыста, но жалил еще больнее.

– Не такой, как ты, Эва. Не доброй, не ласковой, не заботливой. Насколько я могу судить, она ужасно обращалась с Лейном. Он никогда об этом не говорил, но подросток, которого я нашел, вернувшись наконец домой, был совсем не похож на малыша, которого я оставил.

– Но он ведь был свидетелем убийства своей матери, – напомнила она.

У нее самой было бурное детство, которое многие могли счесть совершенно ненормальным, но на недостаток любви со стороны родных она никогда не могла пожаловаться. Она поежилась.

– Ты думаешь, тут еще что-то было? Огги обижала его?

– Не знаю. Она никогда не возила его в город. Когда в Последнем Шансе построили школу, Огги Овенс держала его в доме взаперти. Когда я приехал забрать его, я обнаружил его совершенно одного, грязного, голодного, больше напоминающего животное, чем человека. А сама Огги испарилась. Едва только до нее дошел слух, что меня выпустили из тюрьмы.

– Она сбежала, бросив все, что имела?

– Да у нее и не было ничего, кроме носильной одежды да покосившегося домишки. Время от времени она нанимала бродяг пасти несколько голов скота и работать в саду. Ей нечего было терять, кроме своей жалкой лачуги… и Лейна. Она продала свою землю одному из «королей скота» и исчезла в неизвестном направлении. – Он погрузился в напряженное молчание.

Эва испугалась, что Чейз снова замкнулся в себе и больше не собирается ничего рассказывать.

– Это просто счастье, что она не забрала Лейна с собой. И нечего обвинять себя. Ты же не мог предвидеть, что с ним произойдет.

– Вот поэтому мне вообще нельзя было оставлять его на произвол судьбы. А я бросил его, будто приблудного щенка. Никогда себе этого не прощу. Да и Лейн, думаю, тоже не простит. И я не могу винить его в этом.

– А ты нашел убийц твоей сестры?

Он поерзал на жестком сидении и попытался вытянуть одну ногу.

– Я ехал по их следам, которые привели меня в Вайоминг. На первой же стоянке я едва не потерял их. Жители города сообщили мне, что двое братьев Хант проезжали тут и затеяли потасовку. След я потерял, но поиски не прекратил.

В его тоне промелькнула нотка досады на самого себя, которую ему скрыть не удалось.

– Я был молод, глуп; горел желанием собственноручно отомстить за гибель Салли. Мне бы одуматься и повернуть домой, но не давала покоя одна мысль – я должен был увидеть, как они испустят дух. Я перебивался случайными заработками. Стрелял всегда хорошо. Одинокий, озлобленный, в лохмотьях – лакомая мишень для любого, кто захочет поразвлечься. И я заслужил себе репутацию лихого стрелка.

Глаза Эвы были устремлены куда-то в пространство. Его голос не выражал никаких эмоций, как будто он рассказывал о том, как он ловко прихлопывал мух, а не хладнокровно убивал людей.

Мысли ее путались. Он стрелял в людей, чтобы самому остаться в живых. Эта картина так не соответствовала тому представлению, которое она о нем составила.

– Но сейчас ты даже не носишь оружия. В отличие от остальных мужчин, живущих на ранчо. У тебя нет ни револьвера, ни винтовки.

Чейз подумал о тех долгих пустых годах, которые он провел в тюрьме штата, о бесчисленных часах, проведенных в размышлениях над своими поступками, вспомнил, что испытываешь, нажимая на курок и наблюдая за тем, как умирает человек, пусть эта пуля и выпущена в целях самообороны.

– Я дал себе клятву в тюрьме, – признался он. – Я поклялся, что никогда больше не возьму в руки оружия.

– Ни при каких обстоятельствах?

– Точно. Ни при каких обстоятельствах. Ни к чему хорошему это все равно не приведет.

– А как ты угодил в тюрьму?

– Когда я пытался разыскать Хантов, я прибился к одному типу по имени Хэнк Рейнолдс. Он водился с ними несколько месяцев тому назад. Тогда я присоединился к нему и к его шайке.

Эва пыталась переварить то, что сейчас узнала. Он, должно быть, обезумел, действовал, все еще находясь под впечатлением трагедии, которая произошла с его сестрой.

– Я готов был хоть в пекло залезть, только бы оказаться поближе к Хантам. Хэнк знал их в лицо, а я – нет. Чтобы найти их, мы прочесали добрую половину южных земель.

Впереди, вдалеке, уже замаячили туманные очертания построек ранчо. Они уже почти дома.

– И что было дальше?

– Как-то раз Рейнолдс спланировал ограбление банка. Для его банды все складывалось вроде бы хорошо, но я родился под несчастной звездой. Пока Хэнк не знал меня достаточно хорошо, чтобы полностью доверять, меня поставили на стреме, охранять лошадей. Но что-то у них там не заладилось.

Кассиру удалось удрать. Он выскочил на улицу и стал звать на помощь. Поднялась паника. По дороге из города, когда нас преследовал патруль, моя лошадь пала. Но поскольку никто из служащих банка не смог меня опознать, меня привлекли к ответственности только за соучастие.

Эву била дрожь, но причиной тому была вовсе не легкая прохлада ночного воздуха.

– Тебе еще повезло, что все так кончилось. Тебя ведь могли и повесить.

– Иногда мне кажется, что…

– Не смей так говорить, – перебила она. Похоже, он собирался заявить, что для него лучше было бы, если б его повесили. – Так что все же случилось с братьями Хант?

– Когда я уже отсиживал свой срок, в шайке Рейнолдса произошел раскол. Как-то раз он и Ханты устроили перестрелку в Коулсоне. Их всех отправили под суд. А мне предложили дать против Хантов письменные показания. Я заявил все, что знал об убийстве Салли. Ханты отрицали свою вину, настаивая, что Салли покончила с собой. Веских доказательств у меня не было. И потом, кто серьезно отнесется к показаниям человека, отбывающего срок? Ханты сели в тюрьму за менее серьезные преступления, но не были повешены за убийство.

Теперь у нее на многое открылись глаза. Чейзом двигала жажда мести. Озлобленность Лейна и его враждебность по отношению к окружающим были следствием его одиночества и пренебрежения, с которым к нему относилась его опекунша в отсутствие дяди. И мальчик хотел сам себе доказать, что чего-то стоит, и повторял дядину судьбу.

В полном молчании они въехали во двор, и Чейз подогнал упряжку к конюшне. Из темноты вынырнул Орвил и немедленно начал распрягать лошадей. Он доложил, что Рамона и остальных в пристройке еще нет, но на пастбище – тоже.

Чейз помог Эве спуститься вниз. Она уже настолько пришла в себя, что даже нашла в себе силы пожелать Орвилу спокойной ночи. Когда они входили в дом, Чейз замедлил шаг, и ей пришлось подстраиваться под его темп.

Потирая руки больше от волнения, чем от холода, она поинтересовалась:

– Куда же они все подевались? Ужин я им оставила.

Он ухватился за перемену темы и глубоко вздохнул. Надо сказать Эве, что ее старания были впустую. К тому времени, когда они достигли крыльца, он уже был в состоянии снова поднять на нее глаза.

– Они попарно объезжают ранчо.

– Ищут волков?

– Волков, или еще кого-нибудь.

Эва замерла, поставив ногу на нижнюю ступеньку крыльца.

– Похитители скота? – Эва достаточно времени провела в среде ковбоев, чтобы наслышаться о ночных воришках, которые похищают скот, перегоняют его в собственные стада и меняют клейма.

Чейз покачал головой.

– Хотел бы я, чтобы это были всего лишь воры. Кто бы ни пытался мне навредить, он преследует одну-единственную цель – уничтожить меня.