ГЛАВА 1

Шайенн, Вайоминг, 1884 г.

Господи, до чего мне опротивело это место!

Эванджелин Эберхарт стояла за кулисами у лесенки, ведущей на сцену салуна и танцевального зала под названием «Дворец Венеры», глядя на старателей, картежников и выпивох-завсегдатаев, толпившихся внизу, в зале. Большинство из них уже лыка не вязали и чуть не валились на столики, расставленные так, чтобы не загромождать проходы.

Она едва могла расслышать слабенькое бренчание пианино и банджо, доносившееся из угла. Ни звон монет, падающих на стойки, ни чирканье ножек стульев по деревянному полу, ни бряцанье шпор на ковбойских сапогах не доставляли ей особого беспокойства. Как уже давно не раздражали ни дым, ни галдеж.

Но вот к чему она никак не могла привыкнуть, да и не собиралась, так это к тому, что мужики постоянно так и норовили приударить за ней.

После того как Эва отплясала во «Дворце» около шести месяцев, она поняла, что дошла до предела и не выдержит здесь больше ни единого дня.

Едва только она вышла в зал, как к ней тут же пристал лысый и почти беззубый старатель. Нелсон Брюер едва держался на ногах и тщетно пытался сфокусировать взгляд налитых кровью глазок на ее груди.

– И думать об этом забудь, старый хрыч. Не сегодня, – прошипела Эва сквозь зубы. Она гнала от себя мысль о том, что бы она стала делать, если бы он всерьез начал ее домогаться. Он придвинулся ближе.

– Слушай, Эви, ну будь хоть чуточку поласковей. – От него так несло перегаром, что поднеси спичку, – и воздух вспыхнет.

– Убери от меня свои грязные лапы, Нелсон, пока я не вколотила твои яйца тебе в глотку. – Конечно, он был старым, конечно, он был пьян вдребезги. Но Эва просто не могла сдержаться и изо всех сил отпихнула его. Он отлетел к одному из пустых карточных столиков в глубине. Ни капельки не протрезвев, рухнул, как подкошенный, у одного из стульев, предназначенных для картежников, и незамедлительно заснул.

Кипя от злости, Эва ощупала свой малиновый лиф, из которого выглядывала ее округлая грудь. Она резким движением одернула его. Окинув себя взглядом и убедившись, что ее прелести в полном порядке и прикрыты должным образом, Эва нырнула в клубы сигарного дыма.

– Задай им жару, Эви! – завопил один из постоянных посетителей.

Не удостоив его ответом, Эва пересекла комнату и остановилась, сотрясаясь от бессильной ярости, у одного из окон с цветными стеклами, украшавшего фасад здания.

Чтобы хоть немного успокоиться, она позволила себе минутную передышку и стояла, разглядывая снующих туда-сюда горожан. Их очертания за цветным стеклом как бы подернулись туманом. Был субботний вечер, когда фермеры и владельцы ранчо со всей округи появлялись в городе, чтобы навестить знакомых, сделать необходимые покупки и весело провести время. «Дворец Венеры» уже битком набит, но до наступления сумерек посетителей станет еще больше. Ковбои спешили в город, чтобы повеселиться в выходной, принять ванну и провести субботу в компании бутылки и женщины.

– Эва, что-нибудь не так?

Этот голос звучал по-настоящему заботливо. Она подняла глаза. Ее кузен, Джон Хаттон, стоял рядом с ней. Эва улыбнулась и потянулась к нему, чтобы поправить его галстук.

– Я больше этого не вынесу.

Она смотрела в его выразительные глаза, в которых светилось сочувствие. Эта нежность совершенно не вязалась с его внешним обликом. Размером он был, чуть ли не с быка, а свирепостью превосходил это животное.

Он бросил взгляд через плечо, а потом повернулся так, чтобы видеть длинную стойку бара, находившуюся в глубине комнаты. Как вышибале и так называемому начальнику охраны этого заведения ему не пристало вот так вот стоять и точить лясы с танцовщицей, повернувшись спиной ко всему происходящему, даже если эта конкретная танцовщица приходится ему кузиной.

– Ты перетерпишь, Эва. Тебе же всегда это удавалось. Они ведь ничего плохого не имеют в виду. Она рукой пригладила непокорную гриву волос цвета меди.

– Я совершенно серьезно. Если меня еще кто-нибудь хоть пальцем, тронет, то горько об этом пожалеет. – Было совершенно очевидно, что ее угрозу он всерьез не принял.

– Эта толпа горит желанием затеять драку. Я нутром чую. Подумай хорошенько, Эва, прежде чем дать им какой-то повод. Если что-то произойдет, Куинси наверняка заставит тебя расплачиваться за все.

Она подумала, что ей придется принять меры предосторожности, чтобы ни во что не ввязаться, если она хочет начать новую жизнь, где бы то ни было. Куинси Поуэлл, картежник, мошенник и владелец «Дворца», непременно отнимет у нее даже ту малость, которую она имеет, если вобьет себе в голову, что она что-то должна ему.

Звон бьющегося стекла привлек их внимание, и Джон немедленно отправился разбираться с парочкой, которая уже начала бить стаканы.

– Если меня еще какая-нибудь сволочь хоть пальцем тронет, я за себя не отвечаю, – пробормотала она вполголоса, наблюдая, как легко он расчищает себе путь сквозь толпу. Высокий и широкоплечий, одетый весьма изящно в белую крахмальную сорочку и полосатые суконные брюки, он выглядел чистюлей, что давало ложное представление о его уникальной способности вовремя оказываться в центре любой потасовки. Джон Хаттон справлялся со своими служебными обязанностями шутя и играя.

Она любила его, как родного брата, но прекрасно знала, что, как только накопит достаточно денег, чтобы осуществить свой замысел, их дорожки разойдутся. Это только вопрос времени. Она и так слишком уж задержалась во «Дворце» только потому, что не хотела подводить Джона.

Какое-то движение прямо за окном привлекло ее внимание, она подошла ближе и приникла к стеклу. Сквозь прозрачный осколок, являющийся фрагментом витража, она увидела молодого мужчину, подгоняющего упряжку мулов к коновязи салуна. Внезапно он сдвинул на затылок свою широкополую шляпу и улыбнулся девушке, примостившейся на высоком сидении повозки, а потом помог ей спуститься вниз.

Как завороженная, следила Эва за этой парой, жадно наблюдая за тем, как бережно молодой фермер опустил девушку на землю. Тонкое золотое колечко на пальце левой руки девушки поблескивало в лучах солнца. Рука Эвы, на которой не было такого украшения, сжалась в кулак. А потом безвольно повисла.

Не в силах оторваться, она продолжала пожирать взглядом эту пару, разглядывая каждую деталь их одежды и поведения. Одетая в скромное ситцевое платье, с накинутой на плечи шалью ручной работы, юная жена с обожанием заглядывала в глаза своего мужа. А он, возвратив ей такой же, полный любви, взгляд, осторожно подвел ее к тротуару и подставил локоть, после чего они не спеша пошли по улице.

Эви охватила тоска. Чувства, которые она испытала, настолько потрясли ее, что у нее даже запульсировало в висках. Эту пару, которая находилась от нее на расстоянии нескольких футов, отделяло не просто стеклянное окно. Они жили в совершенно ином мире, в мире хороших манер, благопристойности, церковных проповедей и гудения пчел на пасеках, фруктовых садиков и вечерних посиделок у жаркой печки в уютных кухоньках. Она закусила губу и повернулась лицом к залу, едва не задохнувшись в дымной пелене, от которой сразу защипало в глазах. Ну, разве она не заслуживает, чтобы и к ней относились с таким же почтением, как к той девушке за окном?

Звук пианино окреп и стал слышен даже в самых отдаленных уголках зала. Она узнала мелодию. Это была одна из музыкальных заставок, которую использовал Сэм Роббинс, когда открывал вечернее шоу. У нее осталось три минуты для того, чтобы вернуться за кулисы и подготовиться к выходу.

Она оглядела себя с ног до головы, чтобы убедиться, что розовая блузка и трико прикрыты сверху вызывающей и легкомысленной малиновой курточкой. Она сделала глубокий вдох, решив пройти через зал обратно за кулисы, по возможности избегая быть на виду и стараясь сосредоточиться только на предстоящем танце. Может, ей удастся избавиться от навязчивых воспоминаний о трогательной сцене, которую она наблюдала за окном.

Пианино и банджо грянули «Мы снова вернемся домой, Кэтлин», но печальная мелодия едва ли могла настроить разбушевавшуюся субботнюю публику на мирный лад. Эва уже почти добралась до лестницы, ведущей за кулисы, как перед ней возник молодой старатель с румянцем во всю щеку.

– Слушай, Эви. Ты получишь мешочек золотых слитков, если согласишься провести со мной время наверху.

– Ты прекрасно знаешь, что я ни с кем не развлекаюсь наверху, Джеми. Дай пройти. – Ей казалось, что она убедила этого рыжего юнца оставить ее в покое, но он, наоборот, придвинулся к ней еще ближе.

– Но, Эви, – заканючил он. – Ну, всего на часочек.

– Соглашайся, Эви, – подхватил один из приятелей Джеми. – А я удвою награду, если ты обслужишь нас обоих.

Чувствуя, что вот-вот взорвется, Эва поискала взглядом Джона. Их разделяла примерно половина комнаты. Он держал руку на плече какого-то ковбоя и сейчас был занят тем, что не слишком вежливо препровождал посетителя к выходу. Значит, помощи ей ждать неоткуда.

– Вы прекрасно знаете, что в мои обязанности входит только танцевать, джентльмены.

Джеми окинул ее взглядом.

– Да я голову дам на отсечение, что ты привечаешь Куинси Поуэлла, разве не так? Еще бы, ведь у него такие тонкие шелковые сорочки и высокие воротнички. Он так важничает и задирает нос перед нами, работягами.

Теперь Джеми встал и находился в опасной близости от нее. Она опомниться не успела, как он грубо схватил ее и прижал к себе. Она с отвращением почувствовала его восставшую плоть под линялыми шерстяными штанами.

Ну, все, с нее довольно.

– Это охладит твой пыл, – прошипела она, когда ее пальцы нащупали и крепко стиснули горлышко бутылки с виски, стоявшей на столике позади нее.

Она замахнулась и опустила свое оружие, с удовольствием отметив, что попала Джеми О. Генри по голове и по плечу. Он отпустил ее, отступил на шаг и повалился на человека, стоявшего позади него.

Она отбросила бутылку, отряхнула ладони и повернулась, чтобы идти восвояси.

– Эй, девка, как ты смеешь так обращаться с моим другом! – Старатель, стоявший возле распростертого тела Джеми, бросился к ней.

Ковбой с соседнего столика вскочил на ноги и накинулся на ее обидчика. Тут же позабыв про Эву, двое мужчин, сцепившись, рухнули прямо на стол, который немедленно опрокинулся и разлетелся на части.

И тут, как по мановению волшебной палочки, в комнате вспыхнула грандиозная потасовка. В сторону боковой стойки бара полетел стул. Она увидела, как оба бармена разом, как по команде, пригнулись. Огромное зеркало за их спинами разбилось вдребезги.

Ее кузен, оказавшийся в самой гуще событий, в центре зала, широко ухмылялся, обнажив ослепительно белые зубы, резко контрастировавшие с пышными каштановыми усами. Больше всего на свете он обожал усмирять пьяные дебоши. Джон вцепился в двоих, ближайших к нему забияк, приподнял обоих за шиворот и стукнул лбами.

Эва бросилась прочь, благодаря Бога за то, что о ней все позабыли, увлеченные дракой. Она начала подниматься вверх по лестнице, предвкушая, как сообщит Куинси Поуэллу, что ее терпение лопнуло и что она уезжает, прежде чем он узнает, что именно она стала причиной заварушки, которая неминуемо приведет к разгрому его милого заведения и ударит его по карману. Все, что ей остается сделать, это собрать кое-какие пожитки, попросить у Джона денег взаймы и сматывать удочки.

На верхней площадке она помедлила немного, не исключая, что столкнется с Куинси, который покинул свой кабинет, чтобы выяснить, что там за тарарам внизу. Она прошла по верхней галерее, длинному узкому балкону, который с одной стороны нависал над открытым нижним помещением. Путь проходил мимо множества дверей. А двери эти вели в комнаты, где некоторые танцовщицы оказывали определенного рода услуги владельцам этого кабака. Совершенно очевидно, что тем, кто находился за этими запертыми дверями, было абсолютно наплевать на то, что творится там, внизу, в баре.

Она постояла немного перед входом в кабинет Куинси, постучала, но потом решила, что он может и не услышать стука из-за гама, доносившегося снизу, который с каждой минутой становился все громче. Эва подергала ручку и, обнаружив, что дверь не заперта, повернула ее и вошла. Брезентовые шторы были опущены, комнату окутывал зеленоватый полумрак. Но тут все же было достаточно светло, чтобы разглядеть, что Куинси Поуэлл склонился вовсе не над своими бухгалтерскими книгами, а над новенькой огненно-рыжей танцовщицей из Эбилена, которая возлежала как раз на этих книгах, прихватив оставшееся свободное пространство на столе.

Если бы он уже не разбил сердце Эвы, пустив в ход все свои змеиные чары, чтобы воспользоваться ее неопытностью и совратить, эта сцена могла бы причинить ей боль, но Куинси не заслуживал даже капли сожаления. Каким облегчением было узнать, что ее сердце закалилось и окаменело, и что теперь ей нет до Куинси никакого дела. Она, как и все остальные, была хорошо знакома с маленькими шалостями хозяина. Эва бросила последний взгляд на смазливого блондина, который однажды поклялся ей в вечной любви, и с удовольствием отметила, что рыжая, похоже, еще не оперившийся птенчик и верит всем его россказням.

Продолжая держаться за дверную ручку, она крикнула:

– Не трудитесь вставать. Я удаляюсь. – И захлопнула за собой дверь.

Эва зашагала по галерее по направлению к собственной комнате, стуча каблуками высоких ботиночек по грубому дощатому полу. Она нащупала ключик, висевший у нее на груди, и отперла дверь, а потом быстро закрыла ее за собой. По грохоту ломающейся мебели и звону бьющейся посуды, сопровождаемым воплями и ревом, она поняла, что какое-то время всем будет не до нее.

Она поспешила к грубо сколоченному комоду и начала рыться в нем. В глубине самого нижнего ящика, спрятанная под ворохом нижнего белья, расшитого кружевами и ленточками, лежала жестяная коробочка в форме сердечка. Она сняла крышку и вытащила несколько свернутых в трубочку купюр. Внутри денежной трубочки было спрятано уже пожелтевшее объявление, вырезанное из местной газетенки.

Быстро развернув его, она пробежала глазами лаконичные строки.

«Требуется экономка. Опыт работы не обязателен. Спрашивать ранчо «Конец пути», недалеко от Последнего Шанса, Монтана». Объявление почти недельной давности. Эва могла только молиться про себя, чтобы это место еще не было занято, потому что работа нужна ей позарез. Она рассчитывала написать письмо-предупреждение после того, как соберется и купит билет на поезд. Но теперь придется отправиться туда лично.

Денег было не густо. Если Куинси поймает ее до того, как она успеет смыться, он наверняка потребует возмещения ущерба, и все вернется на круги своя. Поэтому ей нужно успеть собрать вещи и найти Джона до того, как начнутся поиски виноватого.

Уперев руки в боки, Эва оглядывала комнату, быстро прикидывая, что нужно взять с собой, а что придется оставить. Вся мебель принадлежала Куинси. И вообще, она здесь ни на что не могла претендовать – уж во всяком случае, не на широкое цветастое покрывало и не на лампу под абажуром с бахромой, стоявшую на прикроватном столике с витыми ножками. Куинси, как пить дать, организует погоню, если обнаружит, что что-нибудь пропало.

Стены были оклеены разного рода афишами, сообщавшими о ее участии в театральных постановках, в которых она появлялась из года в год. Некоторые зазывали на водевили, в которых она выступала, будучи еще ребенком. «Аладдин, или Удивительный плут!» был любимым и сохранил о себе самые теплые воспоминания, настолько ей нравилась роль проказника-Аладдина. Обшарпанный сундук с ее костюмами стоял рядом с бюро, одновременно служившим умывальником. Она решила оставить и афиши и сундук. Если понадобится, Джон перешлет ей все это.

Дверь шкафа отворилась с протестующим скрипом. Эва заглянула туда и поняла, что у нее почти нет более-менее приличной одежды. Действительно, ничего подходящего, за исключением двух стареньких платьиц пастельных тонов, одно из которых в розовую полосочку, а другое, довольно помятое, серое дорожное платье, которое здесь выглядело как воробышек среди павлинов. Это платье она купила три года тому назад в Канзас-Сити, когда еще выступала в театральной труппе своих родителей. Она достала это платье, собираясь переодеться в него, но обнаружила, что подол и одно плечо изъедены молью. Вот уж это совсем некстати, особенно в ее теперешнем плачевном положении. Эва взглянула на жестянку с деньгами, и у нее вырвался стон.

Полная решимости найти выход из создавшейся ситуации, она поспешила к шкафу и вытащила из него алый лиф, украшенный разноцветными перьями. Одна из танцовщиц чуть не на коленях умоляла продать его ей, но до настоящего момента Эва все не соглашалась. Она пробежала ладонью по прохладному атласу и дунула на перышки, оживив их на мгновение. За эту вещичку можно выручить по меньшей мере долларов восемь, а отныне такой вызывающий наряд ей будет абсолютно ни к чему. Решено. Она бросила его на постель.

Встав на колени, Эва полезла под кровать за своим чемоданом. Она вытащила его на свет Божий, улыбнувшись ему, как старому доброму другу. Этот чемодан, как и сундук, исколесил большую часть Америки в то время, когда она кочевала из театра в театр. Она взгромоздила чемодан на кровать, открыла его и начала запихивать туда комплекты нижнего белья всех цветов радуги. За этим последовали платья. Затолкав туда последние вещи, она вдруг поняла, что дикие звуки, доносившиеся снизу, уже стихли. Времени у нее оставалось не так уж много.

Накинув на себя красный шелковый халат, едва прикрывавший ноги, и затянув пояс на талии, она услышала стук в дверь. Впрочем, она была к этому готова.

– Кто там? – Не дай бог, Куинси. Впрочем, он может торчать здесь, сколько влезет, и барабанить в дверь хоть до второго пришествия. Открывать ему у нее особой охоты не было.

– Это Джон, – раздался приглушенный голос. – Открой, Эва.

Она пересекла комнату и отперла дверь, отступив в сторону, чтобы впустить его. Остановившись на пороге, он уставился на ворохи одежды и на открытый чемодан, красовавшийся на постели. Она втащила кузена в комнату, чтобы закрыть дверь и запереть замок.

– Где Куинси? – решительно осведомилась она.

– Внизу. Его постиг удар, когда он подсчитал убытки.

– Ах, бедняжка. И что же, он убит наповал?

– Я бы сказал, ему понадобится время, чтобы прийти в себя… А что здесь происходит? – Он кивнул в сторону вещей и чемодана.

– А ты как думаешь? Просто я сматываю удочки, Джон. С меня довольно.

– Но куда ты поедешь? И на что ты будешь жить? – Он был растерян, потом на его лице появилось выражение обиды. – Ты – вся семья, все, что у меня есть.

– Ничего подобного. Ты можешь вернуться к моим родителям и присоединиться к их труппе.

Он передернул плечами.

– Но мы же с тобой строили планы, как организуем собственный театр, станем независимыми…

Ей очень не хотелось огорчать его, но нужно смотреть правде в глаза.

– Я действительно думала, что хочу именно этого, Джон. Собственный театр – это, конечно, замечательно, однако со временем я пришла к выводу, что при заработках, которые нам достаются в заведениях вроде этого, это неосуществимо. Кроме того, я окончательно поняла – такая жизнь не для меня.

– Но чем ты собираешься заняться?

– Я заслуживаю большего, чем быть просто куском плоти. Я хочу чего-то добиться в жизни, я хочу, чтобы ко мне относились не как к пустышке, которая не имеет права на какие-то чувства. Я буду искать работу… приличную работу.

Бедняга Джон растерялся еще больше.

– Ты оставляешь шоу-бизнес?

Она кивнула, ожидая, что он как-то приободрит ее. Но вместо этого его лицо выразило сомнение.

– Я просто представить тебя не могу за каким-то другим занятием. Это ведь у тебя в крови.

Это у тебя в крови. Сколько раз она слышала то же самое из уст своих родителей. Эва тряхнула головой, пытаясь отогнать охватившее ее щемящее чувство тоски. Она подошла к окну, которое выходило на Мейн-стрит, и, глянув вниз, заметила повозку и знакомую недавно прибывшую супружескую пару.

– Верно, это у меня в крови. Но теперь у меня такое чувство, что тяга к лицедейству – это зараза, поражающая кровь, как малярия. Это волей-неволей приходится признать, – сказала она, возвращаясь к кровати. Она смела с нее ворох кружевных вещичек и села, поджав под себя одну ногу. – Мне никогда не стать великой актрисой, вроде Агнес Бут или Кейт Клакстон.

Мечты о том, чтобы блистать на подмостках самых известных нью-йоркских театров в самых нашумевших постановках, как ее кумиры, развеялись, как дым, когда она стала настолько взрослой, чтобы начать читать рецензии на спектакли с ее участием.

– И потом, я уже слишком стара. Боже, мне уже двадцать три. По-моему, самое время повзрослеть, не так ли? Я не собираюсь всю жизнь заниматься этим.

– Когда мы уехали, твои родители столько раз упрашивали тебя вернуться назад, – напомнил Джон.

– И снова стать одной из Изумительных, Великолепных Эберхартов? – Она смахнула слезинку с ресниц и опустила голову. – Я просто не могу, Джон, – прошептала она, и ее голос предательски дрогнул. – Хоть мама и папа так хотят этого, я не могу. Я хочу большего, чем постоянно переезжать с места на место и жить впроголодь.

Она повернулась так, чтобы он не мог видеть слез, которые непроизвольно наворачивались у нее на глаза.

– Me хочется определенности, хочется иметь собственный домик, в котором бы резвились дети и собаки, и чтобы у меня были шуршащие скатерти и беленький заборчик вокруг сада.

Джон бросил взгляд на дверь, как будто ждал, что в нее с минуты на минуту ввалится хозяин.

– Но Куинси…

Она встала и откинула со лба волосы. Пальцем она зацепила волнистые огненные пряди, ниспадающие ей на плечи, и поморщилась.

– Куинси – это ерунда. И не смей больше упоминать при мне это имя.

Вспоминая о том, как ее лишил невинности этот лживый грязный ублюдок, она всякий раз заливалась румянцем стыда. К счастью, этой ее единственной любовной интрижке быстро пришел конец.

Джон, который не обратил никакого внимания на ее смятенное состояние, продолжал:

– Там, внизу, – дым коромыслом, поэтому мы закроемся на ближайшие часа два, по крайней мере. Куинси вопит о том, что вычтет стоимость попорченного имущества из твоего жалованья, Эва. И если ты сейчас удерешь, он будет в ярости.

Сознание того, что потасовка внизу помешала Куинси полностью насладиться его кабинетным свиданием, доставило ей немало удовольствия и даже вызвало легкую улыбку.

– Передай ему, что я скорее сгорю в аду, чем дам ему хоть цент.

Он оглядел комнату.

– А что будет с Честером?

Эва встала. Полы халатика взметнулись вокруг ее бедер. Она взглянула на покарябанный, с облупившейся краской, саркофаг с мумией, притулившийся в углу рядом с гардеробом. Это было настоящее произведение искусства, раскрашенное в малиновый, королевский голубой и ярко-желтый цвета с золотой отделкой. Саркофаг с мумией был очень древней реликвией, которую родители унаследовали от ее прапрадедушки. Мать Эвы, суеверная донельзя, постоянно твердила ей, что прапрадедушка считал эту вещь счастливым талисманом их семьи. Мать просто-таки заставила Эву и Джона взять мумию с собой, когда они решили начать самостоятельную жизнь.

Никто не знал, был ли Честер настоящей египетской мумией и был ли вообще останками человека, обмотанного тряпками и помещенного в старинную гробницу. Но одно ясно, что при жизни Честер был карликом, потому что саркофаг был всего три с половиной фута высотой.

– Я не могу взять его с собой сейчас, – решила Эва, пожав плечами. – Я оставлю его тебе на хранение вместе с моим сундуком.

Она посмотрела на Джона, который в задумчивости заложил пальцы за ремень. Перед его рубашки был перепачкан чьей-то кровью, на правом плече красовалась ссадина размером дюйма в три. Но идеальная прическа ничуть не пострадала. Она знала, что его хлебом не корми, дай только подраться.

– Я волнуюсь, потому что не знаю, куда ты собираешься ехать, – сказал Джон, а потом, долго крепившись, вымучил: – Хочешь, я поеду с тобой?

Эва полезла в свою сердцевидную жестянку, вынула оттуда объявление и протянула ему. Он молча прочел. Затем она пояснила:

– Я уезжаю одна, хотя мне придется одолжить у тебя столько денег, сколько только можно, но я обещаю, что верну долг, как только представится возможность. Мне нужно купить кое-какую одежду и билет на поезд.

Он обвел глазами комнату, и его взгляд остановился на гардеробе, забитом одеждой.

– Мне нужно практичное дорожное платье, – объяснила она, без труда прочитав его мысли. – И подходящая шляпа. Что-нибудь такое, что с радостью надела бы порядочная женщина.

Джон молча слушал, а потом изрек:

– Приличный наряд все равно не превратит тебя в настоящую леди.

Она взяла его руку и крепко пожала, силясь улыбнуться. Она прекрасно понимала, что ей будет очень недоставать этого увальня.

– Конечно, нет. Но, на мое счастье, у меня есть маленький опыт игры на сцене, поэтому я могу превратиться в кого только пожелаю.

– Но, Эви, ты же никогда не была хорошей актрисой.

Чейз Кэссиди осадил лошадь и наклонился вперед, опустив руки на луку своего порядком потертого денверского седла. Он ждал, когда его догонит его правая рука, Рамон Альварадо. Его взгляд скользил вдоль окрестностей. Опытный глаз осматривал покрытые низкорослым кустарником холмы в поисках скота, заблудившегося в зарослях или увязшего в трясине. Он потуже затянул свою потрепанную, видавшую лучшие времена банданну – повязку, защищавшую нижнюю часть лица от пронизывающего ветра.

Мексиканец остановил своего крепыша Аппалузу рядом с крупной гнедой лошадью Чейза и выдержал паузу, ожидая, пока соизволит заговорить хозяин. Но Чейз снова уставился на такой знакомый пейзаж, и Рамон полез в задний карман за табаком и папиросной бумагой.

– Мы теряем дневной свет.

Рамон кивнул. Они были друзьями уже почти девять лет, поэтому понимали друг друга с полуслова.

– Если в этой горной гряде заблудился какой-нибудь скот, нам лучше заняться поисками прямо сейчас, – добавил он.

Чейз кивнул в знак согласия. Он устал, как собака, и промерз до костей, потому что солнце уже скрылось за ближайшим холмом. Он надвинул на лоб свою широкополую ковбойскую шляпу цвета буйволовой кожи и поднял воротник тяжелой куртки из овечьей шкуры. Для весны чертовски зябко, подытожил он. Воздух был колючим, как будто зима не желала сдавать свои позиции так просто.

– Нам лучше всего вернуться, – сказал он, но не двинулся с места.

Рамон медленно, со вкусом, затянулся папиросой. Глубокие морщины тянулись от уголков глаз и прорезали лицо. Его лошадь замотала головой так, что звякнули металлические колечки на ее трензеле. Этот звук был так же привычен для мужчин, как и дыхание, так что они пропустили его мимо ушей.

– Мальчик вернулся домой? – спросил Рамон. Чейз выпрямился и кивнул. В воздухе витал довольно приятный аромат табака.

– Прошлой ночью. Раскидал все на кухне, устроил скандал, припечатал к стене миссис Робертсон и грязно ее обругал.

Рамон покачал головой и сделал последнюю затяжку, швырнув окурок в грязь.

– В его сердце накопилось много злобы. Взяв в руки поводья и пропуская их сквозь пальцы, Чейз взглянул на помощника.

– Да, и его мелкие злобные выходки стоили мне очередной экономки. Мисс Робертсон в мгновение ока собрала вещички. Не будь на дворе темно, она бы удрала еще вчера ночью. А так она уезжает днем. – Он повернул лошадь в сторону ранчо, находившегося на расстоянии нескольких миль, и погнал своего великана галопом. Рамон скакал бок о бок с ним.

– Четвертая экономка за год? Si?[1]

– Si, – эхом отозвался Чейз. – Четвертая. Нет никакой надежды соблазнить этой работой никого ни в Последнем Шансе, ни в Юнионвилле, особенно после того, как миссис Робертсон повсюду раструбит о том, как с ней обошелся Лейн. Придется заплатить, чтобы она помалкивала. Но, может, кто-нибудь откликнется на объявление, которое я послал в газетку Хелены. Но я особо не обольщаюсь. Если до претендентки дойдут слухи о моей репутации или о том, что Лейн вытворял с ее предшественницами… – Он вздохнул, покачал головой и пробормотал, обращаясь больше к самому себе. – Лейну всего шестнадцать, и он абсолютно неуправляем, но я не собираюсь закрывать глаза на его выходки. Я просто не могу.

Рамон несколько секунд хранил молчание, устремив взгляд прямо перед собой. Наконец он изрек:

– Todos nuestra cruz levamos, unos de plata у otros de palo.[2]

Чейз понимал, что племяннику в этой жизни приходится несладко, и многие из связанных с ним проблем – не только его вина. Чейз чувствовал себя ответственным за большинство из них. Он ежедневно напоминал себе, что должен быть строже с Лейном, но на успех особо не надеялся. Все их беседы «по душам» неизменно перерастали в шумные скандалы.

Когда Рамон пустил своего Аппалузу легким галопом, Чейз последовал его примеру, но даже бешеная скачка не могла отвлечь его от мрачных размышлений. Он решил, было, что все пойдет как по маслу, когда он вернется домой, но как жестоко ошибся… Невозможно было наверстать то, что упущено за эти двенадцать лет. Нельзя было ничем загладить прошлые ошибки. Нельзя вернуть те годы, которые он провел вдали от Лейна и от ранчо.

Мальчик пас скот спустя рукава, и поэтому Чейз потерял почти четверть своего стада одной самой суровой на его памяти зимой. А потом истратил почти все свои сбережения на покупку нескольких животных более устойчивой к холодам породы.

И вот теперь еще одна задачка – найти новую домоправительницу. Но все, что он мог для этого предпринять, – просто сидеть и ждать, когда кто-нибудь откликнется на объявление.

Интересно, окупятся ли расходы на помещение объявления в газете Хелены? Неужели на него польстится какая-нибудь женщина в здравом рассудке?

ГЛАВА 2

– Мы почти на месте, мэм.

Эва мельком взглянула на долговязого юношу, управлявшего грузовым фургоном, и мысленно возблагодарила Бога. Почти два часа она едва могла усидеть на месте в повозке, которая кренилась вправо-влево, трясясь по размытой дороге, пока ее желторотый возница следовал к намеченной цели.

Она сделала глубокий вдох, наслаждаясь чистым свежим воздухом и видом пологой равнины. Как же это было непохоже на задымленный зал кабака, до отказа забитого людьми. Хотя окрестности и пострадали от недавнего ливня, теперь все жадно впитывало в себя солнечные лучи, которые пробуждали к жизни молодую весеннюю травку и первые полевые цветы.

Отдаленные предгорья оделись бархатом нового изумрудно-зеленого покрывала, а за ними вздымались островерхие горные пики в пушистых снежных шапках. От этих величественных сизых гигантов веяло чем-то монолитным, безмолвным, незыблемым.

Эва подняла руки, чтобы поправить шляпку, а заодно аккуратно возвратила на место завиток волос, выбившийся из прически. А потом начала пристально всматриваться туда, где, по ее расчетам, вскоре должны были показаться постройки ранчо. Она наклонилась вперед, опершись одной рукой о сидение так, чтобы, не дай Бог, не коснуться своего молоденького возницы, Джеймса Карберри. Она, казалось, вызывала у него такой ужас, что старалась избегать всяких контактов – а то еще с перепугу вывалится из повозки. Через пять минут после того, как они выехали из Последнего Шанса, ближайшего к ранчо «Конец пути» городка, она оставила свои безуспешные попытки завязать разговор с застенчивым отпрыском владельцев самого крупного в городе магазина.

По счастью, Эва высадилась из утреннего дилижанса и справлялась в «Универмаге Карберри», как добраться до ранчо, как раз тогда, когда паренек собирался везти туда заказанный товар. Ее несколько смутило ошарашенное выражение лица миссис Карберри, когда та услышала, что Эве нужно в «Конец пути». Но приставать с расспросами времени не было.

Она одернула юбку, коснувшись пальцами газетного объявления, надежно упрятанного в карман.

Ее новый дорожный костюм выглядел довольно скромненько. Он был сшит из серого сукна и дополнялся шляпкой в тон, на которой красовались фазаньи перья и шелковая птичка в гнездышке. Смена стиля одежды, по мнению Эвы, была неплохой уловкой. Это поможет сбить с толку тех, кто мог бы узнать в ней одну из «Изумительных Эберхартов» или танцовщицу из «Дворца Венеры».

Она уже могла различить изгородь – ряды колючей проволоки, туго натянутой на грубо обтесанные столбы. Приземистая длинная постройка – жилой дом – находилась в непосредственной близости от хозяйственных построек и загонов для скота. Подъехав ближе, она убедилась, что это покосившееся здание не имеет ничего общего с двухэтажным бревенчатым домиком, который она нарисовала в своем воображении. Навес над крыльцом еле держался, кровля от времени прохудилась, а сам дом нуждался в основательной покраске.

Она до мельчайших деталей представляла себе дом своей мечты. Белые кружевные занавесочки, колышущиеся от ветра, колечки ласкового дыма, струящиеся из дымохода, блистающий свежей краской забор из штакетника. А этой унылой деревянной избушки, которую трудно было отличить от находившегося рядом хлева и такой же конюшни-развалюхи, в ее мечтах определенно не было.

Эва набрала в легкие побольше воздуха и призвала на помощь стойкость духа и мужество Эберхартов, с которыми они переживали и хорошие, и плохие времена. В их жизни были и пирушки ночь напролет, и бегства от кредиторов, которые неожиданно возникали у окошечка кассы. Еще раз, окинув взглядом ранчо, Эва утешила себя тем, что дом, конечно, не ахти, но зато от города недалеко, и, возможно, ей время от времени будет удаваться встретиться и поболтать с кем-нибудь из местных жителей. Вряд ли в этой глуши ее кто-нибудь узнает.

Ее жизненный путь был тернистым. Зато теперь она может пройти через любые испытания. Она закалилась за долгие часы, проведенные в дороге, за время коротких ночевок в обшарпанных номерах дешевых гостиниц. Она оделась в броню, которой стали не страшны ни уничтожающие рецензии, ни свист невежественной публики, ни работа в качестве девицы из кабаре, презираемой порядочными гражданами.

Так что для начала и это место вполне сойдет.

Фургон подъезжал все ближе. Она смотрела на загон, заполненный лошадьми-полукровками и людьми, удивительно непохожими друг на друга. Она обратила внимание на высокого мексиканца, прислонившегося к створке открытых ворот. Он был наряжен в кожаную куртку с серебряными пуговицами. Ряд таких же пуговиц украшал манжеты и лампасы брюк. Экзотическое зрелище, ничего не скажешь! Огромное сомбреро скрывало верхнюю часть его лица, но оставляло на всеобщее обозрение пышные черные усы, под которыми пряталась нижняя губа. Она почувствовала, что он исподтишка внимательно наблюдает за ней. Остальные тоже не сводили с нее глаз, но при этом не прекращали своей работы. Мужчины перебрасывались шутками и свистом подгоняли большую дворнягу, помогавшую разводить лошадей по разным загонам.

Пока она наблюдала за ковбоями, Джеймс Карберри мастерски лавировал своей упряжкой и потихоньку подводил фургон к жилым постройкам. Старый черный с белыми подпалинами пес выскочил из загона, нырнув в дырку под забором, и помчался к новоприбывшим, приветствуя их заливистым лаем. Высунув язык, пес начал обнюхивать колеса повозки. Эве было не до него. Ее ладони под перчатками покрылись липкой испариной. Она твердила себе, что предстоящее знакомство ничуть не страшнее того происшествия, которое случилось как-то вечером, когда она споткнулась на сцене во время второго акта «Заблудившейся в лилиях» и грохнулась носом вниз прямо на глазах у администрации шайеннского оперного театра.

Она старалась приободриться, напомнить себе, что к этому она и стремилась, и пыталась сосредоточиться и придумать, как вести себя и что говорить хозяевам ранчо. Состряпать какую-нибудь душещипательную историйку ей особого труда не составит. Нужно прикинуться барышней с востока, у которой ни гроша за душой и чья матушка недавно отправилась в лучший мир. Эва искренне надеялась, что хозяйка дома не разглядит под этим маскарадом ее подлинной сущности и не отошлет ее восвояси.

А что если она выдержит это испытание? Она все еще не была уверена, что сумеет справиться со своими новыми обязанностями. Хотя теоретически вести хозяйство она умела. В ее распоряжении была целая коллекция статей, аккуратно вырезанных из «Дамского мира» и других журналов, и немного потрепанная книжица по домоводству, приобретенная по случаю. Но удастся ли ими воспользоваться?

Оглядев постройку еще раз, она убедилась, что кружевами тут и не пахнет. Оконные проемы были вкривь и вкось занавешены линялыми индейскими одеялами.

– Я высажу вас здесь, мэм, если вы не возражаете, – произнес молодой Карберри еще не окрепшим, ломающимся голосом. Заметно было, как движется кадык под тесным воротничком, который он пристегнул к своей полосатой рубашке. – Я обычно разгружаю поклажу возле сарая.

– Очень вам признательна, мистер Карберри, – ответила она и улыбнулась, потому что ее обращение «мистер» заставило юношу покраснеть до корней волос.

Он спрыгнул вниз и поспешил обойти фургон с другой стороны. Глазки его так и бегали, но ни разу не встретились с ее глазами. Он помог ей высадиться, и немедленно отпустил ее руку, как если бы она была настоящей светской дамой. Ну, хоть кого-то ей удалось обвести вокруг пальца.

Она в изысканных выражениях поблагодарила его и полезла в плетеную сумочку, висевшую у нее на запястье, за монеткой, молча, ожидая, когда он выгрузит ее чемодан.

– Большое спасибо, мэм. Я не могу дожидаться вас, мэм, – сообщил он, пряча награду в карман и при этом обеспокоено поглядывая на дверь дома. Интересно, всегда он такой дерганый, или это она вывела его из душевного равновесия. Она продолжала мило улыбаться.

– Все в порядке, мистер Карберри, мне, вероятно, придется побыть здесь какое-то время. А если у меня ничего не выйдет, наверняка найдется кто-нибудь, кто подбросит меня до города.

Он скептически хмыкнул и снова метнул взгляд в направлении дома, прокашлялся, а потом снова взобрался на высокое шаткое сидение фургона. Взмахнув кнутом, он пустил упряжку шагом, и повозка медленно покатилась к сараю.

Пес крутился рядом, обнюхивая ее ноги. А Эва разгладила юбку и поправила и без того безупречно сидящую шляпку. Решив пока оставить свой багаж на крыльце, она потянулась затянутой в перчатку рукой к двери, сколоченной из сосновых досок, постучала и отошла в сторонку.

Никакого эффекта.

Псина уселась позади Эвы на задние лапы и смотрела на нее полными сочувствия глазами, один из которых был коричневым, а другой – голубым в крапинку.

– Пошел вон. – Эва отряхнула подол своей дорожной юбки. Но вместо того, чтобы убраться подобру-поздорову, этот мешок костей просто растянулся на грубых досках крыльца, уронив голову на носки ее новых ботиночек. И начал скулить. Эва повернула голову и обнаружила, что мексиканец так и остался на своем посту у забора и наблюдает за ней. Но если в доме никого нет, почему бы ему не сообщить ей об этом?

Она решительно повернулась, чтобы снова забарабанить в дверь, но ее рука замерла, едва коснувшись досок, потому что она начала различать довольно громкие голоса, раздававшиеся в доме. Послышался звук шагов. Голоса приближались. Она уже ждала, что дверь откроется, но обитатели дома, казалось, не подозревали, что на крыльце кто-то стоит. Или им было все равно.

– Мне наплевать на то, сколько раз тебя выгоняли из школы и уж совсем наплевать на то, что ты всякий раз сгораешь от стыда, вновь и вновь возвращаясь туда.

Первый, грубоватый мужской голос был слышен довольно хорошо, хотя его обладатель явно старался сдерживаться, чтобы не сорваться на крик.

– А какого черта ты решил, что я пойду у тебя на поводу? Кто дал тебе право мне указывать? Тебе было немногим больше, когда ты уже заботился о маме и о ранчо. – Второй голос был помоложе, в нем звучал вызов, хотя легкую нотку нерешительности Эва тоже уловила.

– Если бы мне пришлось связать тебя по рукам и ногам, чтобы заставить…

Второй голос звучал глуше, но теперь в нем слышалась угроза.

– Убери руки, а не то я тебя прикончу. Устыдившись того, что ей невольно пришлось подслушивать, Эва заколотила в дверь с такой силой, что заглушила голоса. Так и не дождавшись результата, Эва наклонилась и подергала задвижку. Но едва только она коснулась ее, дверь, отпертая изнутри, резко распахнулась.

Дьявол во плоти.

По ее телу пополз неприятный холодок, когда она увидела мужчину, возникшего перед ней в дверном проеме. Единственное, что ей пришло на ум в качестве характеристики, – «Дьявол во плоти». Она-то ожидала, что ее встретит хозяйка дома или, на худой конец, кто-то, кто уж точно не будет выглядеть, как разбойник с большой дороги. Как тот человек, который стоял перед ней.

Он сверкал глазами, как злодей из дешевой мелодрамы.

Блестящая серебряная пряжка его ремня резко выделялась на фоне гладкой черной рубашки и черных же брюк. Черные сапоги на каблуках, излюбленная обувь ковбоев, делали его выше ростом. Обеими руками он упирался в стены, и, казалось, собирался и дальше так стоять, бесцеремонно разглядывая ее своими полуночными глазами. Его блестящие волосы были волнистыми и черными, как смоль. Буйный чуб спадал на лоб, а неровно подстриженные волосы на затылке спускались на воротник рубашки.

Эва заглянула в его убийственные глаза, в которых нельзя было прочитать ничего, ни единой мысли, и тут же подумала, а не поздно ли еще повернуться кругом и умчаться назад в город вместе с Карберри. Сейчас или никогда, Эва. Она собралась с духом и встретила холодный, тяжелый взгляд ранчера.

– Что вам надо?

Чейз Кэссиди прекрасно видел, что его грубость обескуражила очаровательную молодую женщину, стоявшую на его крыльце, но сейчас у него было не то настроение, чтобы нянчиться с какой-то доброхоткой, которая взяла на себя труд побеседовать с ним о спасении души и изгнании злого духа. Это было нечто неземное – чистое, хрупкое, зеленоглазое и медноволосое видение. Она казалась ангелом, спустившимся с небес. На какое-то мгновение он именно так и решил, но потом заметил примостившийся на ступеньках крыльца чемодан.

Чейз еще больше рассердился, когда, бросив взгляд поверх ее плеча, увидел молодого Карберри, выгружавшего у сарая большой моток колючей проволоки. И он снова переключил свое внимание на женщину.

Увидев у дверей своего дома такую, без сомнения, благовоспитанную леди, он испытал настоящее потрясение, но он давно уже научился искусно скрывать свои мысли и чувства. У него это получалось так же естественно, как дышать.

Он пожирал ее взглядом, и она, в свою очередь, не сводила с него глаз, таких бездонно-зеленых, какими бывают холодные лесные озера в жаркий летний день. В голове промелькнула мысль – ее щеки напоминают спелый персик.

Пока он так стоял столбом, рыжеволосая, наконец, обрела дар речи.

– Меня зовут Эва Эдуарде. Я приехала по объявлению.

Он ждал, инстинктивно напрягшись, когда она сунула руку в карман. Настороженность чуть-чуть прошла, оказалось, что предмет ее поиска – всего лишь обтрепанный клочок газеты. Она протянула ему бумажку, но он даже не думал брать ее. Не обескураженная таким неласковым приемом, девушка продолжала:

– Я увидела это объявление в местной газете и приехала, чтобы получить место, если, конечно, оно не занято.

У Чейза мелькнула мысль, что он мог бы найти ей применение еще в куче должностей, но все они были не совсем пристойными. А ведь в его дверь постучала настоящая леди – благовоспитанная, из порядочной семьи, судя по внешнему виду.

– Вам бы следовало предварительно написать, прежде чем лично являться на ранчо.

– Мне очень неловко, но я…

– Вы мне не подходите, – отрезал он.

Она стояла прямо, будто аршин проглотила, заливаясь краской от того места, где ее нежная шейка пряталась в тонких кружевах, до лба великолепной формы.

Кажется, до нее, наконец, дошло, что он дает ей от ворот поворот.

– Как это, не подхожу? Откуда вам знать? Вы даже не побеседовали со мной?

– А мне это ни к чему. Вы не похожи на экономку.

Ради этой работы она была готова на все. Чейз прекрасно это понял по тому, как вызывающе она вздернула свой маленький курносый носик.

Она была разряжена, как леди, но дорогая одежда чересчур шикарна для простой экономки. Шляпка, украшенная перьями и разными финтифлюшками, ладно сидела на ее медноволосой кудрявой головке. Ручки затянуты в кремовые лайковые перчатки. И он готов был спорить на трех коров, что кожа под ними не была ни загрубевшей, ни потрескавшейся.

– А как, по-вашему, должна выглядеть экономка?

Она застала его врасплох. Чейз нахмурился, было, но потом обрадовался, найдя, как ему показалось, вполне логичное оправдание.

– Я бы предпочел кого-нибудь постарше.

– Постарше? Понятно. Вам нужна дряхлая старуха, у которой едва бы хватало сил на уборку и готовку.

– Ну, здесь не так уж много работы, – возразил он.

– Вот и отлично. Тогда я наверняка справлюсь, правда?

Он никак не мог взять в толк, как же ей так ловко удалось загнать его в угол, а она уже сделала следующий выпад.

– Простите меня, но я что-то не вижу здесь толпы других претенденток. Может, все-таки объясните толком, почему отказываете мне?

Он колебался, вполне отдавая себе, отчет в том, что она может оказаться единственной, кто позарился на эту работу.

– Ну, мы живем очень уединенно, вдалеке от всяких развлечений.

Она одернула свой жакет и качнулась на каблуках.

– Иными словами, у вас нет выбора, вы не можете найти ни одного более-менее веского довода, чтобы отказать мне в месте.

– Проще говоря, вы не совсем подходите для этой работы. И давайте закроем эту тему.

В нем боролись противоречивые чувства. На одной чаше весов Лейн. Чейз отлично понимал, что он будет круглым идиотом, если примет на работу женщину, которая, судя по всему, не способна справиться с этим мальчишкой, по крайней мере, не больше двадцати минут. Работники прозвали предыдущую экономку «старой ведьмой», но она не выдержала здесь даже одного дня. Чейз отдавал себе отчет, что надо совсем рехнуться, чтобы нанять такую красавицу для работы на уединенном ранчо, где живут пятеро взрослых мужчин и один сопливый юнец. Если он примет на работу такую милашку, как мисс Эва Эдуарде, хлопот потом не оберешься, а ему в последнее время и так несладко.

Она глубоко вздохнула, потом перевела взгляд на помятую газетную вырезку, потом на носки своих слегка запыленных дорожных ботиночек серого цвета, которые высовывались из-под длинной юбки. Кудлатый приблудный пес, которому очень по душе пришлось теплое местечко, удобно устроился на ее ногах, засунув нос к ней под подол.

Чейз уже начал жалеть о том, что обошелся с ней так невежливо, но что еще оставалось делать, если ему во что бы то ни стало нужно отправить ее назад в город с Карберри. Перспектива посылать вместе с ней кого-то из своих людей ему абсолютно не улыбалась.

Она начала медленно складывать вырезку с объявлением.

– Я боялась, что вы это скажете, – еле слышно произнесла она.

На секунду он растерялся.

– Что скажу?

– Что я не гожусь для этой работы.

У него как-то противно заныло в животе, когда она снова посмотрела на него. Внезапно ее изумрудные глаза наполнились слезами. Как по мановению волшебной палочки, одна крупная капля повисла на ее ресницах, а потом скользнула вниз по нежной щечке.

– Ну, ну, леди, будет вам. – Он полез в карман штанов за платком. Он не без колебания протянул платок ей, потому что тот был потрепанным от частого употребления и застиранным, – но слезы теперь струились бурным потоком и почему-то очень шли ей. У него защемило сердце.

За его спиной возник Лейн.

– Это еще кто?

Чейз обернулся через плечо и подсознательно отметил, что Лейн настолько вытянулся в последнее время, что их глаза находятся почти на одном уровне.

– Эта дама хочет получить должность экономки.

– Только этого нам и недоставало.

Именно такой реакции, именно такой грубости и ожидал Чейз от него. Он снова повернулся к стоящей на пороге девушке и обнаружил, что она внимательно слушает, ожидая, не изменится ли приговор. Слава Богу, хоть плакать перестала.

Когда Лейн подошел ближе к Чейзу и хорошенько рассмотрел незнакомку, он потерял дар речи. Правда, ненадолго.

– Думаю, она – именно то, что нам нужно, – объявил он Чейзу.

В глубине его глаз загорелся какой-то подозрительный огонек.

– А я считаю, что ей самое время вернуться в город.

Рыжеволосая, похоже, все еще не потеряла надежды.

– Может быть, мистер…

– Кэссиди.

– Мистер Кэссиди, может, вы позволите мне на секундочку зайти… – попросила она.

Лейн распахнул дверь шире.

– Почему бы тебе хотя бы не поговорить с ней, дядюшка Чейз? Продемонстрировать хорошие манеры, о важности которых ты мне все уши прожужжал? Не желаете ли стаканчик холодной водицы, мэм? Или чашечку дрянного кофе?

Чейз метнул на своего племянника предостерегающий взгляд, но это не возымело никакого действия.

И тут, приведя Чейза в полное замешательство, леди кивнула, поспешно смахнула с глаз последние слезинки и одарила Лейна ослепительной улыбкой.

– Это было бы просто замечательно. Я проделала такой долгий и утомительный путь из города.

Лейн отступил назад, она прошествовала мимо Чейза и прошмыгнула в дом.

Он в изумлении наблюдал за тем, как его племянник ведет ее в комнаты. А потом завертел головой, чтобы стряхнуть оцепенение, охватившее его при виде чувственного покачивания женских бедер, когда их обладательница проплывала через прихожую.

Он последовал за ними через гостиную в кухню и словно смотрел на все ее глазами.

Мрачные комнаты. На всем толстый слой пыли, самодельная мебель, на которую вместо обивки наброшены воловьи шкуры, витающий в воздухе затхлый запах.

– Ей надо поспешить, если она собирается возвращаться в город, – напомнил Чейз, поравнявшись с ними.

– С Карберри. – Лейн выдержал довольно длинную паузу, а потом повернулся к Чейзу с кривой усмешечкой на губах. – Да этот маменькин сынок не в состоянии найти даже коровий колокольчик…

– Хватит, – отрезал Чейз, радуясь, что девушка с такого расстояния не может расслышать грубостей Лейна.

– Это так любезно с вашей стороны, – показать мне дом, – прощебетала Эва, когда они добрались до кухни.

Ни слова не проронив в ответ, Чейз потянулся за глиняным кувшином и поискал чистый стакан среди груды тарелок, кастрюль и сковородок, сваленных в буфете. Обнаружив искомое на самой верхней полке, он достал стакан и налил туда щедрую порцию воды.

Протягивая ей стакан, он произнес:

– Если вы сейчас немного освежитесь, а потом повернете назад, прежде чем…

– Я – Лейн Кэссиди, его племянник. Присаживайтесь. – Лейн пододвинул к ней стул, несмотря на испепеляющий взгляд Чейза, которому тот постарался придать наибольшую выразительность.

Она подняла глаза на Лейна и, в свою очередь, представилась:

– А я – Эва Эдуарде. – И уже для них обоих начала тараторить: – Вероятно, мне стоит обрисовать вам мое положение. Дело в том, что я осталась одна-одинешенька на белом свете. – Тут из ее груди вырвался легкий вздох, а по телу пробежала едва заметная дрожь. Едва только Эва села, ее отливающие золотом кудри заструились вокруг ее щек, выбившись из-под шляпы, и прикрыли лицо и плечи.

Не в силах отвести взгляд от девушки, Лейн кивнул.

– Это очень скверно, мэм, – ляпнул он. По его мнению, это должно было выражать искреннее сочувствие.

Чейзу ужасно захотелось дать ему пинка. Прежде чем она успела снова рот раскрыть, он подошел ближе с твердым намерением прервать эту задушевную беседу. Он вовсе не желал быть посвященным в подробности жизни миссис Эвы Эдуарде. Ему нужно было только спровадить ее восвояси. Такая молодая и хорошенькая особа может найти себе работу где угодно. Не хватало только, чтобы она пострадала из-за его запятнанной репутации или непредсказуемого поведения Лейна.

– Мисс Эдуарде…

– Пожалуйста, мистер Кэссиди, мне и так очень тяжело.

Эта мольба, казалось, исходила из самого сердца и подействовала на него, как оплеуха. Он тут же замолчал. А затем, как будто какое-то воспоминание причинило ей невыносимую боль, она снова тяжко вздохнула.

– Я родом из Филадельфии, и, не стану вас обманывать, раньше мне не приходилось работать экономкой.

Она пристально посмотрела на Чейза, прямо впилась в него взглядом, в который вложила всю душу, как будто эта работа была для нее вопросом жизни и смерти.

– Во всяком случае, экономкой по найму. Но я вела дом и заботилась о моей семье в Филадельфии.

В ее голосе появились мечтательные нотки, как будто она вдруг очутилась в прекрасной сказке.

– У нас был прелестный домик, двухэтажный, с множеством комнат, с паркетными полами, которые натирали каждую неделю, а еще я крахмалила льняные скатерти, и у меня была книга старых семейных кулинарных рецептов, – внезапно она замолчала, как бы спохватившись, что слишком увлеклась.

– А вы не справлялись о работе в городе? – поинтересовался Чейз.

– У меня не было такой возможности. Едва я только вышла на станции, как уже сразу надо было ехать дальше.

Как он и предполагал. Ей абсолютно ничего не было известно о нем, и ее никто не успел просветить насчет ее неудачливых предшественниц. Она допила воду, отдала пустой стакан и снова обратилась к Чейзу.

– Я умею готовить и убирать, я могу взять на себя все заботы по дому. – Ее взгляд облетел помещение и снова остановился на нем. – Судя по виду кухни, я нужна вам, как воздух.

– Боюсь, что… – Чейз увидел, какой надеждой засветились глаза Лейна, и не мог не признаться себе, что на него самого мисс Эва Эдуарде произвела неизгладимое впечатление. Поразительная сдержанность племянника, не говоря уже о приличном поведении, так выгодно отличались от сарказма и оскорбительных выходок, которыми он встречал других женщин, которых нанимал Чейз. Конечно, еще рано говорить «гоп», но по тому, как мальчишка весь светился, глядя на нее, можно было надеяться, что он хоть немножко обуздает свой бешеный нрав и начнет ее слушаться. Кроме того, сам Чейз и представить себе не мог, что будет стоять тут, развесив уши, увлеченный ее печальными сказками.

– Вы же сами сказали, что тут работы не так много, и даже пожилая женщина в состоянии с ней справиться, – напомнила она.

Кэссиди насупился.

– Это скотоводческое ранчо, мэм. Здесь живут шестеро мужчин, включая моего племянника. Мы находимся в нескольких милях от города. Если вы привыкли к светским развлечениям, здесь вы их не найдете.

Она, казалось, напряженно обдумывала его предостережение. Ее пальцы нащупали жемчужную пуговку на горловине приталенного жакета и начали крутить ее. Она снова издала глубокий горестный вздох.

– Моя матушка покинула этот мир, мистер Кэссиди, упокой, Господи, ее душу, после долгой и мучительной болезни. После нескольких месяцев, что я провела как сиделка у ее ложа, я обнаружила, что от нашего состояния ничего не осталось, и вынуждена была продать дом и все наше имущество. И этого едва хватило, чтобы оплатить счета от врача. Все, что мне нужно, – это тихая и спокойная работа.

Чейз стоял, засунув руки в карманы и облокотившись на кухонный шкафчик. Он заметил, что она смотрит на него сквозь полуопущенные ресницы.

– Если вы останетесь – ваша репутация может пострадать, – предупредил он ее.

– У вас ведь были и другие экономки. – Ее рука опять потянулась к пуговице, и она очаровательно порозовела. – Разве их репутация пострадала?

Она как будто обиделась, как если бы он обвинил ее в моральной неустойчивости и распущенности. Он уже хотел, было начать уверять ее, что у него и в мыслях не было ее оскорбить, как вмешался Лейн.

– Да если бы вы увидели хоть одну такую старую каргу, то поняли бы, что им было все равно, – хихикнул он.

Звук непринужденного смеха Лейна заставил Чейза встрепенуться. Парнишка обычно даже улыбался-то редко. Чейз вдруг осознал, что именно таким Лейн мог бы стать, если бы его мать, Салли, осталась жива. И это заслуга обаятельной мисс Эдуарде, что мальчик ведет себя по-человечески. Чейз всего себя посвятил воспитанию Лейна. Одному Богу известно, сколько усилий он приложил, чтобы мальчик начал доверять ему, с тех пор как он вышел из тюрьмы, но не слишком в этом преуспел. А тут, впервые в жизни увидев Эву Эдуарде, Лейн уже предлагает ей чашечку кофе, стул и так заразительно смеется.

Несмотря на то, что Лейн был убежден в обратном, Чейз действительно любил его и заботился о нем, и его единственным желанием было видеть племянника счастливым. И он не мог не признать, что ему до зарезу нужен кто-то, кто присматривал бы за хозяйством и за Лейном, чтобы он сам мог отправиться на весенний объезд пастбищ. Если он возьмет на работу настойчивую мисс Эдуарде, он и его подручные могут выехать в поля хоть завтра.

А Эва Эдуарде утверждает, что со своими обязанностями она справится.

Она боялась привлекать к себе внимание. Пока Чейз решал ее участь, сидела очень тихо, примостившись на краешке своего стула, и разглядывала кухню. Она отметила про себя и стол, заваленный грязной посудой, и плиту, покрытую слоем копоти, кастрюлю с застывшими в жире бобами. Затем, будто приняв какое-то решение, мисс Эва Эдуарде внезапно выпрямилась, разгладила юбку и сложила руки на груди.

Чейз вынул руки из карманов, отошел от буфета. У нее определенно было что сказать. И он готов выслушать.

– Мистер Кэссиди, вы до этого упомянули, что наплыва претенденток на это место нет из-за того, что ранчо находится в отдалении от городской жизни. А хоть один человек здесь появлялся?

– Ну…

– Ни один, – самодовольно сообщил Лейн.

– Ваше ранчо находится не так уж далеко от города. Если позволите, я хотела бы спросить, почему эта работа никого, кроме меня, не заинтересовала?

Чейз взглянул на Лейна. Мальчишка будто воды в рот набрал. Мрачно сверкая глазами, он будто провоцировал Чейза на то, чтобы тот рассказал о том, как Кэссиди-младший вел себя с теми женщинами. Он весь напрягся, ушел в себя, занял оборонительную позицию и ждал, когда Чейз начнет публично позорить его.

Интересно, думал Чейз, насколько он унизит парня, если расскажет мисс Эдуарде, что Лейн, вспылив, швырнул стул в окно, едва не разбив при этом голову первой экономке, что до смерти перепугал вторую, приставив нож к ее горлу?

Насколько важно то, что в поведении мальчика заметны хоть какие-то изменения к лучшему? Будет ли Эва Эдуарде настолько самоотверженной, чтобы занять это место, если он расскажет, что сам он столько лет просидел в тюрьме штата? Он снова перевел взгляд с Эвы на Лейна и обратно.

– Попросту говоря, мы не самая приятная в общении семья – для посторонних. – Облегчение, написанное на лице Лейна, оправдало на миг даже то, что Чейзу пришлось погрешить против истины.

– Я все еще полна решимости попытаться, – заверила она. – А для вас единственный способ избавиться от сомнений – предоставить мне эту работу – с испытальным сроком, конечно.

Направляясь к окну, которое выходило прямо на падок, Чейз заметил, что Лейн смотрит на него с невольной благодарностью. Эва Эдуарде тоже смотрела на него, ожидая ответа.

Он битых полдня провел сегодня, пререкаясь с Лейном по поводу необходимости посещать школу. Во дворе Рамон ожидал распоряжений. Он прекрасно знал, как ребятам осточертели вечно полусырые бобы и разваренный рис. А эта женщина утверждает, что у нее имеется несколько фамильных рецептов.

Он повернулся и сразу почувствовал себя в центре внимания обоих – Лейна и Эвы Эдуарде. Лейн, похоже, был абсолютно уверен, что Чейз отошлет ее, только чтобы досадить ему. Бездонные зеленые глаза девушки молили дать ей шанс.

Жизнь обычно дает немного шансов.

Чейз глубоко вздохнул. Он в жизни не встречал более настойчивой и упорной особы. Если, наняв ее, он совершит ошибку, вина будет лежать не только на нем, но и на ней.

– Можете остаться…

Тут же раздались изъявления благодарности, не давшие ему закончить.

– … Пока мы не убедимся, что вы справляетесь, как надо. А там посмотрим.

Он замер, потому что ему на миг показалось, что девушка собирается повиснуть у него на шее, но она вовремя опомнилась и просто прижала руки к груди.

– Огромное спасибо вам, мистер Кэссиди. Честное слово, вы не пожалеете.

Чейз передернул плечами. Он уже пожалел.

У нее получилось.

Она действительно выиграла первый раунд в борьбе за приличную работу в нормальном доме. Вернее, в почти нормальном. Наверняка, существовали гораздо более веские причины, по которым Чейз Кэссиди не держал экономки, и она достаточно хорошо знала мужчин, чтобы догадаться – он что-то скрывает. Но, имея опыт работы во «Дворце Венеры», она сильно сомневалась, что ее можно будет чем-то удивить. Это только вопрос времени – выяснить, что к чему, а пока у нее есть работа, и она намерена выполнять ее так качественно, чтобы Чейзу Кэссиди не к чему было придраться. Течение ее мыслей прервал Лейн.

– Я возьму ваш багаж и покажу вашу комнату, мэм, – предложил он.

Эва улыбнулась симпатичному пареньку, который был уменьшенной копией своего дяди. Она знала, что немало сердец будет разбито, когда Лейн Кэссиди почувствует тягу к женщинам.

– Это было бы просто замечательно. Спасибо, Лейн, – она снова повернулась к Чейзу и обнаружила, что тот наблюдает за племянником с таким выражением, как будто впервые его видит. Между этими двоими существовало что-то такое, что с первого взгляда было трудно раскусить.

– В котором часу вы ужинаете? – Она не забывала, что день уже на исходе, а ей придется немало потрудиться, чтобы состряпать какую-нибудь еду.

– После захода солнца. – Чейз протянул руку за высокой шляпой цвета буйволовой кожи, висевшей на вешалке из оленьих рогов над столом. Потом он помедлил немного на пороге, и она отметила про себя, что на фоне его широких плеч дверной проем как-то сузился.

С явной неохотой он добавил:

– Как я уже говорил, нас здесь шестеро, вместе с Лейном. С вами – семеро. Ребята едят здесь, на кухне, но спят в отдельной пристройке. Все, что вам нужно, вы найдете в кладовке и в шкафу у черного хода. Составьте список того, что может вам пригодиться, а мы постараемся достать все это, когда кто-нибудь в следующий раз поедет в город. От вас требуется только готовить, наводить порядок и держаться подальше от пристройки. Это звучало как-то странно.

– А где я буду есть?

Он улыбнулся краешками губ, как будто ее вопрос его немало позабавил.

– У меня в доме всего один стол, поэтому, я полагаю, вам лучше всего делить трапезу с нами.

– Ни о чем не беспокойтесь, – улыбнулась она в ответ, мысленно перебирая в уме все, что она натворила в течение всего лишь двух с половиной последних часов. Когда он кивнул и попрощался, Эва почувствовала укол совести за свое вранье, за выдуманную печальную историю, за фальшивые слезы. Она с жаром попросила прощения у своей моложавой, пышущей здоровьем матушки за то, что записала ее в покойники. А ведь именно в этот момент она, где-то в Топене, блистает в роли Луизы, слепой сестры Генриетты, в «Двух сиротках».

Эва получила работу. А из этого следует, что ей придется постараться держать в тайне свою прошлую жизнь. Чейз нанял молодую леди из Филадельфии, больше ему ничего знать не надо, и она очень надеялась, что никто из его помощников ее не узнает. Она со столькими ковбоями пересекалась на узеньких дорожках, что не могла ручаться за то, что на ее пути никогда не попадались ребята Кэссиди. Ну, да ладно, поживем – увидим.

Самая жестокая схватка в этой битве была уже позади, как она надеялась. К тому времени, как этот Кэссиди узнает, если такое вообще произойдет, кто она такая на самом деле, она уже докажет, что вполне способна на большее, чем подавать пиво, стаптывать подметки в танцах или играть в третьесортных мелодрамах.

А теперь – за дело. Эва проводила взглядом Чейза, удалившегося в полном молчании, а потом поспешила за Лейном. Перед ней стояла задача превратить во что-то более-менее приличное самую грязную кухню, которую ей приходилось видеть с тех пор, как Изумительные Эберхарты выступали в полуразвалившемся театрике на Сан-Франциско Бауэри.

А теперь она полна решимости переиграть всю свою жизнь.

ГЛАВА 3

Эва вытерла лоб тыльной стороной ладони и убрала спадающий на глаза локон, а потом поправила один из ножей на дальнем конце длинного кухонного стола, лежавший кривовато. Она встала, оглядела результаты своих трудов и удовлетворенно вздохнула. Уже смеркалось, но вся работа по дому была выполнена.

Конечно, обед не был шедевром кулинарного искусства, но получился вполне удобоваримым. Какое-то время у нее заняло чтение книги по домоводству – того раздела, который был посвящен инструкции по разжиганию плиты. Определение местонахождения фитиля, углубления для золы и регулятора тяги особых сложностей не вызвало. Хорошо, что Чейз Кэссиди приобрел модель с духовкой, растапливающейся отдельно, и с резервуаром для воды.

Процесс разжигания плиты оказался сложнее, чем она думала. Когда огонь наконец разгорелся, она снова обратилась к своей полезной книге и вычитала в ней про проверенный метод, заключающийся в том, чтобы в сковородку бросить щепоть муки и сунуть в духовку. Мука моментально потемнела, следовательно, температура для выпечки хлебцев самая подходящая.

Как раз теперь хрустящие хлебцы начали подрумяниваться, а говяжье фрикассе – рецепт которого она с трудом выведала у повара отеля Сен-Луи, – забулькало в глубокой верхней «датской духовке». Картофельное пюре было уже готово и дожидалось своей участи на горячей конфорке.

Она стянула с себя импровизированный передник – посудное полотенце, повязанное вокруг талии, и вышла из кухни в маленькую спаленку. Комната, предоставленная ей, выглядела так, как будто все ее пожитки разметало взрывом. Несколько часов назад, когда она рылась в своих вещах в поисках «Знаменитой кулинарной книги миссис Эпплби», она вывернула все содержимое своего чемодана на кровать. Пол был покрыт радужными брызгами ее легкомысленного нижнего белья. Украдкой поглядывая на дверь, она запихала все под кровать. Ее серый костюм лежал там же, где она его бросила, когда переодевалась в простенькое ситцевое платьице в карамельного цвета полосочку.

В этой убогой комнатенке не было ничего, кроме узкой кроватки, застеленной скучным грязно-коричневым покрывалом, небольшого шкафчика с вделанным в створку зеркалом, умывальника и керосиновой лампы с треснутым колпаком. На полу не было даже лоскутного коврика, который хоть немного спасал бы от холода, наверняка вползавшего сюда по ночам. На фоне нового обиталища ее обшарпанная маленькая комнатка в заведении Куинси выглядела настоящим дворцом. Она пожалела, что не набралась наглости и не прихватила с собой цветастое покрывало.

Эва встала перед зеркалом, пальцами пригладила волосы, ниспадающие ей на плечи, смахнула с носа муку. Она боролась с искушением немного подкрасить губы, но потом передумала. Теперь ей следует вести себя, как настоящая леди.

На заднем крыльце послышались шаги. Едва сдерживая волнение, она помчалась обратно в кухню. Первым шел Лейн, судя по всему пребывающий в дурном расположении духа. Мальчик кивнул ей, но не улыбнулся.

– Все готово. Прошу к столу. – Эва сделала приглашающий взмах рукой, отметив про себя, что все выглядит безупречно. Она вымыла посуду – разномастные стаканы и рюмки сверкали. Для симметрии водрузила в центр стола глиняный кувшин с питьевой водой. Она слышала отдаленный звук мужских голосов. Мужчины поднимались по заднему крыльцу, переговариваясь довольно громко.

Чейз Кэссиди, возглавлявший шествие, появился на пороге. Он подошел к Лейну, небрежно положил руку на его плечо и напомнил:

– Не забывай о хороших манерах. Руки мыл?

Лейн немедленно внутренне подобрался и отстранился от Чейза. Он бросил взгляд на Эву и насупился еще больше, а потом снова перевел глаза на Чейза.

– Да, – ответил он едва слышно. – Мыл. – Он избегал встречаться глазами с Эвой и просто прошмыгнул на свое место за столом.

Хлопоча у плиты, Эва притворялась, будто не замечает размолвки между двумя Кэссиди. Один за другим на пороге появлялись работники. Она не смотрела в их сторону, потому что в это время наполняла едой тяжелое овальное блюдо. Картофельное пюре она выложила причудливым пушистым бордюром, а в середину поместила говядину, плавающую в густой жирной коричневой подливе. В кои-то веки она делает именно то, что ей всегда нравилось, и она была в таком упоении от своего первого успеха, что постоянно сгоняла с лица улыбку, чтобы не выглядеть круглой дурой.

Шебуршание и скрежетание ножек стульев о пол внезапно стихло. Эва повернулась вокруг своей оси с блюдом в руках и замерла, потому что ковбои, стоявшие вокруг стола, пожирали ее глазами так, как будто до этого в жизни никогда не видели экономки.

– Пожалуйста, садитесь, – пригласила она.

Все сели.

Эва протянула блюдо Чейзу, сидевшему во главе стола. Пока он накладывал себе порцию, она стояла сбоку от него и улыбалась разношерстной компании мужчин за столом, очень надеясь, что никто из них не узнал ее. Именно с такими простыми ребятами она привыкла общаться в дни работы в танцзале. Мексиканец, которого она заметила раньше, выглядел куда менее зловещим без своего широкополого сомбреро, затеняющего лицо. У него были глубокие карие глаза, с лучиками глубоких морщин по углам. Он пристально посмотрел на нее, потом кивнул, но не улыбнулся и не проронил ни звука.

Она подождала немного, давая Чейзу возможность представить ее. Но потом, забеспокоившись, что, пока он надумает открыть рот, ее хлебцы остынут, решила взять инициативу в свои руки.

– Меня зовут Эва Эдуарде. Я ваша новая кухарка и экономка, – представилась она. – Мне очень приятно со всеми вами познакомиться.

Мексиканец встал.

– Я – Рамон Валенсуэла Ортега Альварадо. Я – права рука, первый помощник и заместитель. Добро пожаловать, сеньорита.

Неожиданная галантная речь помощника, прозвучавшая так сухо, несколько удивила ее. Потом она улыбнулась, показывая, что знакомство состоялось, и остальные трое ковбоев вскочили на ноги.

– Я – Нед Делмонт, мэм. – Огненно-рыжий парень так таращил на нее глаза, как будто не смел моргнуть из боязни, что тогда это видение исчезнет. Он был среднего роста, загорелый. Несмелая улыбка почти терялась под его пшеничными усами.

– Я – Джетро Адамс, – представился другой молодой мужчина лет двадцати с хвостиком, сидевший рядом с Недом. Он был такой же комплекции, косолапый, с каштановыми волосами. Несмотря на сломанный нос, по-своему симпатичный и хорошо сложенный. Как и Нед, он не сводил с нее глаз.

Эва переключилась на последнего ковбоя. Он казался дряхлым стариком, его кожа была даже темнее, чем у смуглолицего Рамона Альварадо.

– Я – Орвил Браун, – проскрипел он, как кофемолка, в которую насыпали горсть щебня. – И я хочу сказать, что это очень здорово, видеть на своей тарелке что-то лучшее, нежели бобы, рис и мухи. И, конечно, самое замечательное, что у нас поселилась такая милая леди.

У него был тягучий южный выговор, и она пожалела, что ей никогда не доводилось изображать южный диалект на сцене. Величественно, как сезонный трагический актер в конце монолога, он поклонился и медленно опустился на свой стул. Орвил двигался так, как будто малейшее усилие причиняло ему нестерпимую боль. Глаза старика были налиты кровью, плечи опущены, а пух на голове, оставшийся вместо волос, был совершенно седым. Интересно, сколько времени этот темнокожий человек работает здесь? Он выглядел наиболее вероятным хозяином старого кресла-качалки, которое стояло на крытой веранде.

Эва скрестила руки на груди.

– Я просто счастлива со всеми вами познакомиться. И я так благодарна мистеру Кэссиди за предоставленную мне возможность…

– Мисс Эдуарде, мы хотели бы приступить к еде. Не соблаговолите ли вы сесть, чтобы и все остальные прекратили свои приседания.

Всем своим видом выражая нетерпение, Чейз Кэссиди смотрел на нее, постукивая большим пальцем по столу. Подливка на его тарелке уже начала остывать. Блюдо ковбои передавали из рук в руки. Лейн положил себе добавки, но молча уставился в тарелку, плотно сжав губы.

– Приступайте, пока все не остыло, а я пока достану фасоль и выпечку. – Она бросилась к плите и, начав вытаскивать противень с хлебцами, обожгла руку и выронила противень, который с грохотом упал обратно на решетку духовки. По счастью, ни один из ее золотистых хлебцев не пострадал. Эва схватила скомканное полотенце, прихватила противень, вытащила его и высыпала хлебцы на поднос. Быстро поставив ароматный хлеб на стол, помчалась за кастрюлей с тушеной фасолью. На каждую тарелку она шумовкой положила горсточку фасоли.

Предоставив ее самой себе, никто даже не думал подождать, пока она сядет. Вместо этого парни уткнулись в свои тарелки и набивали рты едой. Когда Эва наконец добралась до своего стула, все бросили ножи и вилки и вскочили на ноги.

Когда Чейз Кессиди помог ей сесть, все остальные немедленно плюхнулись обратно. Она послала им улыбку, разгладила юбку и постаралась сесть так, чтобы не измять ее.

На ее тарелке лежала только зеленая фасоль, которую она сама себе положила. Она взяла с блюда хлебец, а потом попросила:

– Будьте любезны, передайте мне, пожалуйста, мясо с картошкой.

Ковбои сконфуженно переглядывались. Перекочевывая из рук в руки, блюдо добралось до нее. К тому времени на нем осталась только лужица подливы, волоконце мяса и жалкий холмик пюре.

Эва подняла глаза и перехватила взгляд Чейза. Она не знала, является ли складка, прорезавшая его лоб, выражением осуждения ее нерасторопности или досады на своих людей за их свинство.

Эва отметила про себя, что в следующий раз нужно готовить еды в два раза больше. Ей самой пришлось удовольствоваться хлебцами и фасолью и утешаться тем, что тарелки были вылизаны дочиста. Все хранили гробовое молчание. В маленькой кухне повисла звенящая тишина. Эва решила разрядить обстановку и наполнить кофейные чашки.

– Я приготовила хлебный пудинг с апельсиновым джемом. Я не знала, пожелаете ли вы, джентльмены, чтобы я подала кофе и десерт в гостиную, или…

– Здесь будет в самый раз, – ответил Чейз.

Она вернулась к столу, держа в руках высокий эмалированный кофейник.

– А потом? – настаивала она.

– Здесь полно работы. Мы встаем еще до рассвета. – Он пристально смотрел на нее.

Она чувствовала неприязнь в его взгляде, как будто она посягала на его авторитет. Знал бы он, как ее освистывали во время спектаклей, как в нее летели помидоры и другие предметы – и она выдерживала это. Для того чтобы сломить ее, нужна более веская причина, чем подъем на рассвете.

– В котором часу подавать завтрак? – жизнерадостно осведомилась она, кружась вокруг стола и наполняя чашки дымящимся кофе.

– В пять тридцать, – последовал ответ.

Она отвернулась, чтобы никто не видел ошарашенного выражения ее лица. Такое неподдельное изумление она за всю свою жизнь испытывала всего раз пять или шесть.

Хлебному пудингу все отдали должное, как и говяжьему фрикассе. Мужчины уписывали за обе щеки, однако на сей раз, когда блюдо добралось до нее, на нем оставалась еще примерно столовая ложка десерта.

Почти все присутствующие уже покончили с едой, когда Лейн отодвинул от стола свой стул. Чейз остановил его, бросив:

– Поблагодари мисс Эдварде. Лейн избегал смотреть в ее сторону.

– Спасибо, – неохотно буркнул он и выскочил из комнаты.

Чейз заметно расслабился. С уходом мальчика с него явно спало напряжение. Он откинулся на стуле, прихлебывая кофе. Один за другим мужчины закончили трапезу, поблагодарили ее и ушли. От второй чашки не отказался только Орвил Браун.

– Только я возьму ее с собой, мэм. Я бы хотел выпить ее на улице, если, конечно, вы не возражаете.

Она бросила взгляд на Чейза, который и глазом не моргнул, и сделал вид, что он вообще не слышит.

– Конечно, не возражаю, мистер Браун. – Эва смотрела, как старик медленно поднимается со стула, и поднесла ему чашку кофе. Как только стихли шаркающие шаги Орвила Брауна, Чейз встал и отодвинул стул. Он стоял, пристально глядя на нее, как будто хотел что-то сказать, но обдумывал последствия. Прошла минута или две, прежде чем он заговорил.

– Мисс Эдуарде?

– Да? – Эва с интересом ожидала продолжения.

– Вы были правы. – Он стоял, зацепив большие пальцы рук за отвороты карманов.

– По поводу чего?

– Готовить вы действительно умеете. Эва усмехнулась.

– Благодарю вас.

На его лице было написано колебание, как будто он хотел сказать что-то еще, но не решился. Эва вернулась к столу и начала собирать посуду.

– Что-то еще?

– Мне следует предупредить вас о том, что Лейн вовсе не такой приятный в общении, каким он мог показаться сегодня днем. У него настолько сложный характер, что он выходит из себя – чуть, что не по нем.

Она повернулась к нему и вытерла руки о передник.

– Что вы имеете в виду?

– Он непредсказуем.

– Я должна опасаться за свою жизнь? – Она поддразнивала его, едва сдерживаясь от смеха.

– Не думаю. – На лице Чейза Кэссиди не было и тени улыбки. Он хмурился.

– И вы серьезно…

– Похоже, Лейну вы пришлись по душе. И это был решающий довод, который побудил меня принять вас на работу. Утром я забираю всех своих людей, и мы отправляемся объезжать пастбища. А это означает, что вы остаетесь присматривать за Лейном до нашего возвращения.

– Ясно. – Значит, он нанял ее не только в экономки, но и в няньки к своему племяннику. Эва напрягла память, но так и не смогла припомнить ни одной главы из книги миссис Эпплби, которая бы освещала проблему воспитания шестнадцатилетнего трудного подростка, обогнавшего ее по росту головы на полторы.

Чейз вздохнул, и его гнев сменился грустью.

– Когда меня не будет, проблем с ним намного поубавится. Я, похоже, являюсь для него наиболее сильным раздражителем.

Она бросила взгляд в направлении гостиной, вытерла руки о полотенце и подошла ближе, чтобы Лейн не смог услышать ее слов.

– Простите, что я сую нос не в свое дело, но мне кажется, что вам не следует делать Лейну замечания в присутствии остальных работников. Это унижает его, я уверена. Мальчик его возраста всегда воспринимает в штыки, когда ему начинают указывать, что ему делать, и уж тем более при посторонних.

Он оглядел ее с ног до головы и скрестил руки на груди.

– Да откуда вам знать, мисс Эдуарде? С чего это вы считаете себя специалистом по шестнадцатилетним мальчишкам?

Эва вспыхнула. Интересно, как бы он отнесся к тому, если бы она рассказала, что ей приходилось иметь дело со столькими сопляками, что и не сосчитать. Мальчишками вроде Лейна, которые жаждали своей первой в жизни выпивки и первой в жизни женщины. Некоторые из них были даже моложе Лейна.

– Никакой я не специалист, – парировала она, – но я же не вчера родилась. А вам бы понравилось, если бы вам делали замечания в присутствии других людей?

Уголки его губ слегка дрогнули.

– И именно поэтому вы ждали, пока мы останемся одни, чтобы прочитать мне нотацию?

– У меня и в мыслях не было вас обидеть, мистер Кэссиди. – Она переплела пальцы и прижала их к груди, но глаз не подняла. – Я просто хотела, как лучше.

– Никаких обид. Но предоставьте мне самому решать, как воспитывать Лейна. Когда я уеду, ваша задача – только следить, чтобы он посещал школу и не забывал делать уроки.

– Я нечаянно слышала спор по поводу школы, днем, как только приехала.

– Для женщины, которая пообещала не лезть в чужие дела, вы слишком уж интересуетесь моей персоной.

– Я вовсе не подслушивала. Просто вас слышно было в соседнем штате.

Чейз уже почти улыбался.

– Он требовал взять его на объезд пастбищ. А я не разрешил.

– Может, его нужно подтянуть по каким-нибудь предметам? Вы не будете возражать, если я с ним позанимаюсь?

– Ну что вы. – Он потер рукой затылок, а потом добавил: – Если он согласится.

Она начала собирать со стола оставшиеся тарелки и приборы.

– Когда вы отправляетесь? Должна ли я приготовить что-то к вашему отъезду?

– Мы выезжаем завтра утром. О своем снаряжении мы позаботимся сами.

– Вы долго будете отсутствовать?

– Три, максимум четыре дня. Мы должны собрать весь скот с открытых равнин. Как только вернемся, сразу начнем клеймить. – Он направился к двери и в последнюю секунду приподнял шляпу. – Если понадоблюсь – я у конюшни.

– Я прослежу за тем, чтобы Лейн не пропускал школу, – заверила она.

Стоя на пороге, Чейз Кэссиди бросил на нее насмешливый взгляд.

– Успехов вам, мисс Эдуарде. И не забудьте, что вы почти вынудили меня взять вас на работу.

Чейз ступил на крыльцо, где уже ни зги видно не было, и чуть не сбил с ног Орвила Брауна. Он вполголоса выругался, но сумел удержать равновесие.

– Смотри под ноги, Кэссиди, – хохотнул старик-ковбой. – Я не хочу отдать концы, пока не настанет мой час.

– Прости.

– Хорошо, что я понимаю, где сейчас наверняка витают твои мысли. – Орвил снова рассмеялся и поднес к губам чашку с кофе.

– Угу. – Не желая распространяться на предмет их новой экономки, Чейз поспешил к амбару, с наслаждением вдыхая свежий вечерний воздух, ведь он столько времени пробыл в душном помещении. Словно обрадовавшись, как и он, тому, что вырвались на свободу, его мысли немедленно направились в новое русло.

Чейз стоял у ближайшего загона, перекинув руки через верхнюю планку изгороди, и наблюдал за кобылой с новорожденным жеребенком. Поставив одну ногу на нижнюю планку, он дал глазам немного привыкнуть к темноте и, окруженный знакомыми звуками и запахами, немного успокоился. Но ни запах чернозема, взрытого лошадиными копытами, ни едкие испарения навоза, ни холодный ночной воздух не дали ему полного успокоения. Все его мысли возвращались к Эве Эдуарде. Образ девушки, такой, какой он видел ее в кухне, неотступно преследовал его.

Когда он пришел ужинать, на ее губах играла улыбка, ясная, как небо Монтаны, а ее волосы переливались всеми оттенками золота. Она переоделась в бело-розовое полосатое платьице, которое сразу вызвало у него воспоминание о мятной карамельке. Оно было такое непритязательное, но от него так и веяло мягкостью и женственностью, как и от нее самой. Простенький наряд выгодно подчеркивал достоинства ее ослепительной внешности. Щечки ее разрумянились от жара духовки, волосы были влажными от пара булькающих кастрюль.

Когда он увидел своих людей, которые стояли с отвисшими челюстями, глядя на нее во все глаза, он с тяжелым сердцем признался самому себе, что появление в его доме Эвы Эдуарде может повлечь за собой неприятности, в которых она и не будет виновата.

Не виновата же она в том, что так хороша собой.

И она была настоящая леди до кончиков пальцев.

Рано или поздно она соберется съездить в город, и там до ее ушей наверняка дойдут сведения о тех самых Кэссиди. Трудно было поверить, что Милли Карберри раньше не воспользовалась случаем просветить ее на этот счет. Но если бы хозяйка магазина уже успела обработать Эву, она никогда бы не решилась претендовать на это место. А что подумает мисс Эва Эдуарде, когда откроется, что ее работодатель член одной из самых известных банд на Западе и целых девять лет просидел в тюрьме?

А если она и не побежит сразу же собирать вещи, надолго ли ее хватит, если Лейн как-нибудь вдруг вздумает расправиться с ней так же, как и с предыдущими экономками? Непохоже, что ей по силам совладать с мальчишкой. Прежние экономки были покрепче, не в пример мисс Эдуарде, но они не выдержали натиска Лейна.

Он услышал слабое бряцанье шпор и повернул голову. Рядом с ним из мрака вынырнул Рамон.

– Лошади готовы, – доложил он Чейзу с мягким испанским акцентом.

– Сколько их?

– У каждого будет пять в его remuda[3], – ответил он, имея в виду веревки для пойманных лошадей.

– Отлично. Правда, мы можем взять с собой еще одного человека.

Чейз почувствовал, как размышляет Рамон. Он знал, что его помощник слов на ветер не бросает, а тратит их скупо, словно золотые монеты.

– Почему бы не взять с собой мальчика? Он так хотел.

– Я уже отказал ему. И потом, я не хочу, чтобы он пропускал школу.

– Тебе бы стоило поменьше давить на него, amigo[4]. И он сам залижет свои раны.

– Вы что, сговорились сегодня все, что ли? Сначала Эва, теперь вот Рамон. Чейз вспомнил прежние времена, те годы, когда они с Рамоном сидели в тюрьме, в одной камере. У них вошло в привычку подолгу беседовать по ночам. Если бы не Рамон, Чейз бы сошел с ума. Он знал, что его друг хочет помочь им с Лейном наладить отношения, но Чейза нельзя было заставить изменить мнение по одному вопросу: он был уверен в необходимости строгой дисциплины для мальчика и посещения школы.

Пока он сидел в тюрьме, мальчишка совсем не учился. Теперь, когда Чейз вернулся, он пытался наверстать упущенное и твердо вознамерился заставить племянника ходить в школу и не создавать себе и окружающим проблем. Он хотел только одного – чтобы сын его сестры не пошел по его стопам. Он готов был все сделать для Лейна, но не знал, с чего начать. С тех пор, как Чейз привез Лейна обратно домой, мальчик встречал в штыки любые попытки сблизиться с ним. Он ненавидел любое давление на свою личность, особенно исходившее от их предыдущих экономок.

Наконец Чейз кивнул Рамону.

– Ему воли давать нельзя, по крайней мере сейчас. Ничего другого он не заслуживает.

Рамон вытащил кисет с табаком из внутреннего кармана. Он был способен свернуть папиросу так же ловко в кромешной тьме, как и при свете дня.

– Эта женщина muy hermosa.[5]

Чейз был абсолютно согласен.

– Да, она очень красива.

Рамон выпустил колечко дыма и продолжил.

– Она не та, за кого себя выдает.

Ночь была безлунная, поэтому Чейз не мог видеть выражения лица своего помощника, только его смутные очертания. На чердаке скрытого в темноте сарая заухал филин и захлопал крыльями.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Откуда она взялась?

– Мисс Эдуарде с востока. Говорит, что ее мать умерла, поэтому ей нужна работа.

– И ты ей поверил?

Чейз кивнул, думая о слезах, которые медленно струились по щекам Эвы.

– Более чем. А что тебя смущает?

– Конкретно то, зачем она сюда явилась. Она может быть послана твоими врагами, чтобы втереться к тебе в доверие, найти твои слабые места.

Чейз недоверчиво хмыкнул.

– Зачем прибегать к таким уловкам, если они точно знают, где меня найти? Они могут приехать и разобраться со мной собственноручно. Кроме того, братья Хант все еще отбывают срок, а сидеть им осталось еще больше десяти лет. На твоем месте я бы о мисс Эдуарде не беспокоился. Кроме того, когда она узнает правду обо мне, она наверняка здесь надолго не задержится.

Они еще какое-то время стояли молча. Наконец Рамон подал голос.

– Я пошел спать. – И швырнул на землю окурок.

Чейз смотрел на красный огонек, описавший в воздухе дугу и угасший на земле в центре загона.

– Спокойной ночи, – попрощался по-испански Чейз с отсутствующим видом. Мыслями он сейчас был на кухне. Туда же были устремлены его глаза. Он увидел, как неяркий огонек лампы промелькнул в окошке на двери черного хода, а потом исчез.

Чейз зябко поежился, попытавшись представить себе, чем сейчас занимается Эва в своей комнате рядом с кухней. Те немногие красивые женщины, с которыми ему доводилось проводить время, были продажными, и за их услуги приходилось платить. И вот теперь красивая женщина поселилась под его крышей. Его мысли потекли по неприличному руслу со скоростью разъяренного быка, вырвавшегося на свободу. И он никак не мог от них избавиться.

Ведь так легко представить себе Эву в ореоле рассеянного света одинокой лампы, скользящего по ее огненным волосам. Одна, предоставленная самой себе, расшнуровывает ли она лиф платья? Замрет ли она на мгновение, прислушается и, убедившись, что никто не застанет ее врасплох, освободит от платья плечи?

Не требовалось обладать богатым воображением, чтобы представить себе ее плечи цвета слоновой кости, нежные круглые холмики ее грудей, вздымающиеся под тонкой нижней рубашкой. Она медленно выскользнет из платья и переступит через него. Точеные бедра и ножки охватит холодный ночной воздух. Закутается ли она до самых щиколоток в изысканную белую ночную сорочку или так и остановится, полунагая, перед зеркалом, расчесывая волосы?

Впрочем, ему ли гадать, чем занимаются перед сном настоящие леди.

От этих фантазий он возбудился, вытер вспотевшие ладони о штаны, сунул руки в карманы и вполголоса выругался.

Да, ему нужна была экономка, но, черт побери, не такая, которая заставляла бы его думать о ней постоянно.

На полпути в гостиную, из которой он попадал в собственную спальню, какой-то легкий шорох заставил его насторожиться, подобно охотничьему псу. Рука инстинктивно потянулась к бедру, но схватила воздух. Он давно уже не носил оружия, но старые привычки давали о себе знать.

Слабый свет камина бросал отблеск на силуэт Эвы.

– Что вы тут делаете? – это прозвучало еще более грубо, чем он хотел. Она вздрогнула, и ее глаза расширились. Вопреки его фантазиям, она не переоделась, оставшись все в том же полосатом платье. Она выглядела усталой. Ее ослепительная наружность немного потускнела из-за глубоких теней, залегших у нее под глазами.

– Я прошу прощения, я… – она подошла ближе и понизила голос, бросив взгляд на дверь спальни Лейна. – Я просто хотела зажечь лампу, чтобы вы не бродили по дому в темноте…

Все женщины, которых он нанимал раньше, в общем, заботились о нем. Всем им работа нужна была позарез, поэтому они и старались, несмотря на его дурную репутацию. У двух из них был кое-какой опыт работы, но ни одной не пришло бы в голову оказывать ему услуги, выходящие за рамки их обязанностей. Эва Эдуарде не знала точно, оставили ли для него свет, поэтому решила сама позаботиться об этом.

Его охватило потрясающее ощущение, запретное тепло, которое было для него табу в течение долгих лет. Давно уже никто не проявлял о нем заботу, не интересовался его нуждами. И вот теперь эта женщина, по сути, совершенно чужая, беспокоится о том, чтобы он не остался в темноте.

Он сам испугался нахлынувших на него чувств, которые размягчили его очерствевшее сердце. Нельзя позволять себе раскисать в ее присутствии. Он просто не должен этого делать. Они принадлежат двум разным мирам.

– Мистер Кэссиди?

– Не утруждайте себя в следующий раз, – холодно бросил он.

Она подошла ближе, пристально всматриваясь в него, как будто пытаясь понять, что же он за человек. Правда уже вертелась у него на языке, но потом он спохватился: если он выложит ей все – она тут же уедет – и Лейна на время весеннего табунирования придется оставить дома одного.

Она произнесла едва слышно, почти прошептала:

– По каким-то причинам вы меня недолюбливаете, мистер Кэссиди. Я бы хотела выяснить, почему, мы ведь едва знакомы.

– Дело не в том, что вы мне не нравитесь, а в том, что здесь вам не место, – отрезал он. – Мне вовсе не улыбается мысль оставить Лейна на ваше попечение, но одного бросить я его тоже не могу, как не могу дольше откладывать поездку. Когда я принимал вас на работу, то находился в безвыходном положении, и я надеюсь, что вы не заставите меня разочароваться.

– Но с чего бы это? Вы сами признали, что готовить я умею. Я могу чинить одежду. Я могу подтянуть вашего племянника в учебе. Вы уже дали мне шанс. А если вы продолжаете беспокоиться о моей репутации…

– Ваша репутация, вне всякого сомнения, безупречна.

На мгновение ее прекрасный лоб прорезала морщинка, но она так быстро взяла себя в руки, что он решил, что ему это почудилось.

– Если вы решили, что я не справлюсь с Лейном, мистер Кэссиди, то, вероятно, вас ввел в заблуждение мой внешний вид. Но, поверьте мне, внешность порой бывает обманчива.

– Вы совершенно правы. – Кому, как ни ему, знать это!

Она подошла к стоявшему у стены маленькому органу и провела пальцем по дубовой крышке клавиатуры.

– Вы играете? – спросила она, взглянув на него поверх плеча.

Он покачал головой, но потом сообразил, что в полутьме она этого может не увидеть.

– Нет. Играла моя сестра, Салли.

– О! – Эва оперлась одной рукой на инструмент. – Мать Лейна?

– Да.

– А что с ней случилось?

Он инстинктивно почувствовал, что она собирается задать этот вопрос. Он начал было отвечать, но его горло точно сдавило железной рукой, и он судорожно сглотнул. Эва ждала. Наконец он вымучил:

– Она умерла.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже. – Он знал, что лучше было бы просто пожелать ей спокойной ночи, но она, стоящая спиной к огню, сконцентрировавшая на нем внимание и вызывающая его на откровенность, будто взяла его в плен. Ее присутствие удерживало его здесь.

– Лейну, должно быть, тяжело было пережить это.

– Тяжело.

Она заметила, как его брови слегка сдвинулись, и поняла, что его мысли занял Лейн и его утрата.

– Я буду очень стараться, мистер Кэссиди. Не волнуйтесь за Лейна, пока будете в отлучке. Спокойно занимайтесь своими делами.

Не в силах сдержать улыбку, Чейз на мгновение прикрыл глаза и тряхнул головой.

– Постараюсь, мисс Эдуарде, – заверил он ее. – Я очень постараюсь.

Прижавшись к стене, полностью одетый, Лейн сидел на кровати в полном мраке, держа на коленях оружие. Заряжать и разряжать самовзводный револьвер «Смит и Вессон» в темноте было его излюбленным развлечением, которое ему никогда не наскучивало. Иметь при себе оружие означало чувствовать себя сильным и уверенным. С того времени, как он стал носить оружие, мечтая испытать его в действии, он был уверен в том, что никто не сможет причинить ему вреда, никто не одолеет его.

Он крутанул барабан и прицелился в туманное очертание двери. Потом медленно, осторожно положил револьвер на кровать и прикинулся, что забыл о нем. Потом, будто услышав какой-то шорох за окном, выбросил вперед руку, в мгновение ока схватил револьвер и прицелился в воображаемую жертву.

У него была такая же быстрая реакция, какую молва приписывала Чейзу. Он мог даже не проверять уровень своего мастерства. Он тренировался, как только выпадал случай. Револьвер легко выходил из кожаной кобуры с вытисненной розой и так же легко входил обратно. Пока ему доводилось стрелять только по учебным мишеням, но он знал и о том, что его оружие способно калечить и убивать. Другой владелец доказал бы это в два счета.

Лейн наощупь нашел кобуру и сунул в нее револьвер. Потом положил портупею на постель рядом с собой и закинул ногу на ногу. Это просто удивительно, что его дядюшка все еще продолжает беседовать с Эвой Эдуарде. Да этот неотесанный тип в жизни никому вежливого слова не сказал. Тем не менее, из-за закрытой двери до Лейна доносились их приглушенные голоса.

А как бы среагировала мисс Эва, если бы он продемонстрировал ей свое искусство владения оружием? Такая изнеженная барышня, как она, наверняка бы грохнулась в обморок.

Он на мгновение дал волю фантазии и представил себе, как Эва ахает и охает, пока он с молниеносной быстротой и поразительной ловкостью расправляется с воображаемым врагом. А потом с такой же быстротой прячет оружие в кобуру и успевает подхватить ее, лишившуюся чувств и уже готовую рухнуть наземь. А потом он прижмет ее к груди и положит к себе на колени.

А что если он поцелует ее? От этой мысли Лейна бросило в жар, и кровь побежала по его жилам. У него так запульсировало в висках, что он отложил оружие и начал их яростно тереть. Неосознанный страх вдруг родился в его душе, тот самый глухой ужас, который охватывал его всякий раз, как он вспоминал обстоятельства смерти своей матери и то, что ему пришлось пережить после.

А где был Чейз, когда он в нем так нуждался?

За решеткой.

По мнению дядюшки, отсидка стоила вины, потому что Чейз Кэссиди угодил в тюрьму не только за то, что был членом одной из самых опасных банд на диком Западе, но и за то, что он отомстил за смерть своей сестры.

Но эти годы лишили Лейна обоих. Как Чейз никогда не сможет эти годы вернуть, как не сможет исправить то, что за время его отсутствия произошло, так Лейн никогда не сможет простить его.

И вот теперь Чейз вернулся и вознамерился обращаться с ним, как с ребенком. Такое унижение он едва мог вынести. Сегодня днем он опозорил его перед всеми работниками, заявив, чтобы он перестал канючить, чтобы его взяли на выезд. А потом, в присутствии мисс Эдуарде, чуть не приказал вымыть руки перед ужином, как будто он малолетка какой-нибудь.

Он вздрогнул, как от выстрела, от звука захлопнувшейся двери дядиной спальни, скорчился на кровати и уставился на стену, разделявшую их комнаты. Страх, который мучил его раньше, начал потихоньку уползать назад, туда, откуда он появился, в самый темный уголок его души.

Чейз продолжал занимать его мысли, и он чуть не плакал от злости на единственного родственника, который обращался с ним, как с несмышленышем. К тому же Чейз Кэссиди вообще не имел на это права. После всех этих лет.

Лейн встал и нырнул под кровать, безошибочно нащупав свою седельную сумку, которую там прятал. Револьвер он сунул в кобуру, а кобуру – в сумку, а потом затянул перехватывающие ее ремни. Скоро уже утро, Чейз не из тех, кто позволит ему бить баклуши вместо того, чтобы идти в школу.

Он стянул с себя льняную сорочку, потом сбросил сапоги и штаны и растянулся поверх одеяла. Только одно обстоятельство примиряло его с тем, что Чейз с ребятами уедет, а ему придется сидеть дома: присматривать за ним поручили мисс Эве.

ГЛАВА 4

Последние аккорды органа растворились в неподвижном теплом воздухе, наполнявшем гостиную. Эва закрыла нотную тетрадь, затем откинулась на спинку стула и вздохнула. Стряхнуть с себя оковы, связывающие ее с прежней жизнью, оказалось тяжелее, чем она думала. Прошлое особенно напоминало о себе вечерами, когда пустота и безмолвие дома начинали тяготить ее. Она обнаружила, что с нетерпением поджидает возвращения Лейна из школы. Чейз и остальные отсутствовали уже примерно неделю, и за все это время Лейн не доставлял ей никаких хлопот. Он был общительным, если не сказать чересчур говорливым. Она понемногу привыкла к его манере то и дело улыбаться, не показывая своих подлинных чувств. Они часами занимались какими-нибудь делами, и каждый раз он добровольно вызывался ей помочь. Он много рассказывал о ранчо, но ни разу ни словом не обмолвился о своем дяде, о школе или о друзьях, которые у него, наверное, были.

Она встала, потянулась и направилась к окну. За эту неделю она переделала кучу дел, зато теперь в доме был порядок, а готовить ей приходилось только для себя и для Лейна, поэтому она обнаружила, что у нее полно свободного времени.

Она и Лейн очень приятно проводили время вместе. Он поднимался рано и ехал осматривать угодья. Собираясь уходить, он стучался в дверь комнаты Эвы и будил ее. Эва одевалась, готовила ему завтрак и собирала еду с собой в школу, а после его ухода начинала печь хлеб, прибирала в доме и застилала постели. До сих пор ей не приходилось самой заниматься стиркой, но она прилежно изучила, как проходит этот процесс, по книге.

Отодвинув одно из потертых одеял, занавешивающих окно, она смотрела на бескрайние просторы равнин. Через пару минут она заметила на горизонте силуэт одинокого всадника. Когда Кудлатый залаял, соскочил с крыльца и резво помчался навстречу, Эва не сомневалась, что это Лейн возвращается. Вдруг оказалось, что ей доставляет удовольствие делать с ним уроки, потому что мальчик по-настоящему расслаблялся только тогда, когда они вдвоем усаживались за кухонным столом. И выяснилось, что ей временами даже удается его рассмешить.

Поспешив в кухню, она достала из хлебного ларя, стоявшего у дверей, тарелку с рассыпчатым печеньем. Лейн уже въехал во двор, но, прежде чем войти в дом, расседлывал, кормил и поил свою лошадь. Наконец он вошел через черный ход. Его седельные сумки были переброшены через плечо. А сам он улыбался одними уголками губ.

– Как дела в школе? Улыбка мгновенно потухла.

– Все нормально. – Он пересек кухню и направился прямо в свою комнату.

Вернулся он через несколько минут, держа в руках тетрадку для письменных работ, ручку и пузырек чернил. Он разложил все это на столе и пододвинул стул.

– Я думала, что мистер Кэссиди вернется домой раньше, – заметила она, садясь за стол напротив него.

Лейн передернул плечами и бросил на нее отсутствующий взгляд, который у него получался сам собой. Его угольно-черные глазищи абсолютно ничего не выражали. Он плюхнулся на стул и потянулся за печеньем.

– По-моему, они забрались гораздо дальше на север, чем предполагали. Вероятно, их нужно ждать, самое позднее, к завтрашнему вечеру.

– А ты беспокоишься? – поинтересовалась она непринужденно.

Рука с печеньем замерла на полпути ко рту. Он, казалось, был застигнут врасплох ее вопросом.

– Нет. С чего бы это вдруг?

– Разве это не опасное занятие, пасти скот?

– Не думаю, что мой дядя считает это опасным.

– Но я слышала, что это именно так. И я просто хотела знать, волнуешься ли ты за него, только и всего.

Она решила, что он ответит откровенностью на ее откровенность. Не тут-то было.

– Я никогда не волнуюсь за дядюшку Чейза. Он в состоянии сам о себе позаботиться.

Она взглянула на тарелку с печеньем и потянулась к ней, чтобы подвинуть один сладкий кружочек, который едва не вываливался через край, а потом опять подняла глаза на Лейна.

– Ты знаешь, Лейн, я же не слепая и не могу не видеть, какие между вами двоими напряженные отношения.

– Может, приступим? – Он явно был не прочь сменить тему.

По его мрачному тону, она поняла, что дальше продолжать задавать вопросы, затрагивающие щекотливые моменты, бесполезно.

– Да, и вот еще что. Скажи, а не мог бы ты завтра свозить меня в город?

Поскольку Чейз Кэссиди находился в отлучке дольше, чем она рассчитывала, Эва решила посвятить субботу поездке в город за кое-какими покупками. Это путешествие даст ей возможность осмотреться, возможно, познакомиться с новыми людьми и закупить провизию.

– В город? Она улыбнулась.

– Ну да, в город. В Последний Шанс. Мне нужно зайти к Карберри, пополнить кое-какие запасы. Мне кажется, что в кладовой твоего дяди не хватает многих приправ, и потом это ведь очень здорово – проветриться и осмотреться. А самое подходящее время для этого – когда остальные отсутствуют.

Похоже, подобная перспектива не привела его в восторг, однако он, пожав плечами, согласился.

– Думаю, завтра утром я могу быть в вашем распоряжении.

– Вот и чудесно. А теперь приступим к работе. Что на сей раз?

– Математика. Я уже понял, что с этим у меня самые большие нелады, – пробурчал он, не поднимая глаз.

Она подалась вперед, положила локти на стол и улыбнулась.

– А я бы хотела сегодня дать тебе письменное задание. Так я проверю, как у тебя обстоят дела с грамматикой и орфографией. А математикой мы и так каждый день занимаемся.

– Вы хотите, чтобы я что-то написал!

Эва кивнула. Она взяла тетрадь, открыла ее, положила на стол и пододвинула к Лейну.

– Что если… – Она барабанила пальцами по столу, задумчиво уставившись в потолок. – Что если тебе описать любимое детское воспоминание? Заголовок – на твой вкус.

Его глаза, устремленные на нее, были пустыми, почти мертвыми. Эва ободряюще улыбнулась.

– Приступай. Время неограниченно. Пиши о чем-то, что ты запомнил, что произошло с тобой, когда ты был еще маленьким. А я займусь приготовлением ужина. – Она послонялась по кухне, покопалась в бочонке с солониной, стоявшем в кладовке, затем выбрала несколько картофелин из мешка – оба Кэссиди обожают картошку и предпочитают ее всем остальным овощам.

Занявшись чисткой картофеля, Эва одновременно обдумывала целый комплекс упражнений, которые помогли бы ей разобраться в проблемах мальчика. Затем, решив, что тишина как-то затянулась, она подняла голову и обнаружила, что с того момента, как она дала Лейну задание, он даже не пошевелился.

Его плечи были напряжены, спина прижата к спинке стула, глаза превратились в щелочки – так нависли над ними темные брови. Обе его руки лежали на столе ладонями вниз. Он даже не сделал попытки взять ручку и просто продолжал бессмысленно пялиться на чистую страницу тетради.

– Лейн?

Он вздрогнул, оторвавшись от своих мыслей, так резко, как будто она ударила его. Когда он поднял на нее глаза, она чуть не отпрянула назад, напуганная сверкавшей в них глухой яростью.

– Лейн, что случилось? – прошептала она. Перемена, которая произошла с ним в считанные секунды, была столь разительна, что ее всю затрясло.

– Не буду я этого делать!

Неистовая злоба вырвалась наружу, подобно лаве из жерла вулкана. Он так резко вскочил со стула, что тот перевернулся и грохнулся на пол. Его руки сжались в кулаки. Грудь тяжело вздымалась. С диким видом подскочив к столу, он схватил пузырек с чернилами и швырнул его в сторону. Тот перелетел через всю комнату и врезался в стену. Стеклянная посудина разлетелась вдребезги, забрызгав все чернилами.

– Лейн, – мягко произнесла Эва, протянув к нему одну руку, как будто призывая его утихомириться. – Все в порядке, Лейн. Мы смоем чернила, а потом попробуем сделать что-нибудь еще.

– Нет. Больше никаких уроков. Не сегодня. Эва почувствовала, что ее колотит, как в ознобе.

Что же такое на него нашло? Уж не одна ли это из вспышек бешенства, о которых предупреждал Чейз?

– Ну ладно, – медленно произнесла она. Тон ровный. Голос не повышать. Надо казаться невозмутимой и спокойной. – Если ты не в настроении сегодня, мы больше заниматься не будем. Подними стул и убери свою тетрадь. Отмой пока чернила, а я тем временем накрою на стол.

Она видела, какие усилия он прилагает, чтобы взять себя в руки и хоть немного отдышаться. Он все еще продолжал смотреть на тетрадь, как на ядовитую змею, а потом пнул ногой стул и бросился вон из кухни.

Не собираясь оставлять его в таком состоянии, Эва шла за ним по пятам. Она вошла в его комнату, причем ей пришлось приложить немало сил, чтобы открыть дверь, которую Лейн чуть не захлопнул перед ее носом.

– Не спешите, молодой человек, – сказала она с максимальной строгостью, на которую была способна, твердо намереваясь не пойти по стопам прежних домоправительниц. Она не собиралась позволять шестнадцатилетнему балбесу помыкать собой, как ему вздумается, независимо от того, насколько он высок, силен и зол.

– Предупреждаю, Эва, лучше оставь меня в покое.

Она замахала пальцем у его носа.

– И я тебя предупреждаю. Твой дядя оставил меня тут следить за порядком. И если я велю тебе вести себя прилично и убрать весь этот кавардак на кухне, значит, так оно и будет.

Он шагнул к ней. Руки его были стиснуты в кулаки. Он даже трясся от едва сдерживаемой ярости. Эту ярость выдавало его искаженное лицо. Неприкрытая враждебность, сверкавшая в его глазах, напугала ее, но ей доводилось противостоять и более взрослым, и более крепким мужчинам, нежели Лейн Кэссиди. И теперь она не собиралась идти на попятный.

Эва набрала в легкие побольше воздуха, чтобы успокоиться, поскольку хоть один из них двоих должен был сохранять ясность мышления.

– Слушай, – начала она, понизив голос, но без всяких там заискивающих ноток. – Мне нужна эта работа. Если ты хочешь выжить меня отсюда, то знай: для этого нужно больше, чем твои дурацкие мелкие пакости.

Лейн испытующе смотрел на нее, будто не веря, что она осмелилась противостоять ему. Он ничего не сказал.

– Ну, намерен ты объяснить мне, что на тебя нашло?

– Нет!

– Отлично. Но я, по крайней мере, могу рассчитывать на то, что ты наведешь в кухне порядок?

– Это твоя работа.

Она покачала головой, с трудом сдерживаясь от искушения пустить в ход ногти.

– Все не так, как ты себе представляешь. Ты сделал это нарочно. Поэтому я вправе требовать, чтобы ты сам и убрал.

В нем кипела внутренняя борьба. Это легко читалось в его глазах. Эва решила дать ему возможность все хорошенько обдумать самому.

– Я иду на кухню готовить ужин. И я рассчитываю, что чернила будут оттерты до того, как мы сядем за стол. – Эва направилась в сторону кухни.

– А вы уедете, когда дядя Чейз вернется? Она резко повернулась к нему. Теперь его лицо выражало беспокойство, пришедшее на смену ярости.

– Я уже сказала тебе, мелких пакостей недостаточно, чтобы выжить меня отсюда.

– А вы скажете ему?

– Нет, если останусь довольна конечным результатом. – Она снова повернулась и направилась к выходу.

– Эва? – по его нерешительному тону она поняла, что одержала победу.

– Что?

– Извините.

Задержавшись на пороге кухни, она бросила на него взгляд и улыбнулась.

– Это только начало. Принеси ведро воды, а я поищу для тебя несколько тряпок. К тому времени, как ты вернешься, все будет готово.

Преисполненный молчаливой благодарности за то, что Эва не упоминала о вчерашнем скандале, Лейн безропотно повез ее в субботу в город. Слава Богу, что она была по натуре отходчивой и болтала всю дорогу. И хотя он охотно отвечал на ее многочисленные вопросы о природе, о том, какая птица полетела, о том, учился ли он когда-нибудь играть на органе своей матери, Лейн тем больше замыкался в себе, чем ближе они подъезжали к городу.

Памятуя об инциденте с разлитыми чернилами, он старался во всем угождать Эве, и, что поразительно, это давалось ему без особого труда. Более чем, деликатно напоминая ему о его повседневных обязанностях, она никогда не пыталась наседать на него, как это делали другие экономки. Когда они сидели вдвоем за спокойной трапезой, оказывалось, что ее общество ему даже приятно. Вдобавок, она трогательно заботилась о нем и, самое главное, обращалась с ним, как с взрослым. Благодаря этому он сдержался, когда она вчера стояла перед ним, и не выкинул чего-нибудь похлеще.

Узнав ее получше и убедившись, что она не такая уж плохая, Лейн поймал себя на мысли, что готов Бога молить, чтобы Эва не уехала, если всплывет что-нибудь из темного прошлого его дяди. А какие-нибудь доброхоты могут ей скоро об этом донести. Лейн втайне надеялся, что в этот раз все обойдется. Сейчас он вовсю фантазировал, что будет, если Эва вообще никогда не уедет с ранчо, никогда не узнает, что его дядя был преступником. Может, это глупая юношеская мечта – думать, что такая добросердечная леди, как Эва, еще поживет у них. Но это была его единственная мечта за много лет.

Они начали подниматься на холм, за которым уже начинались окраины города. Здания выстроились в шеренгу вдоль Мейн-стрит, как деревянные солдаты на параде. По случаю субботы движение было более оживленным, чем обычно, но Лейн успешно лавировал между чужими повозками. С ними поравнялся кабриолет, управляемый мужчиной, в котором Лейн узнал отца своего одноклассника. Этот пожилой мужчина очень гордился своей длинной седеющей бородой. Взглянув в их сторону, тот узнал Лейна и тут же перевел взгляд обратно на свою упряжку мулов, не удостоив его даже кивком в качестве приветствия.

Лейн украдкой взглянул на Эву. Если она и заметила, что прохожие, толпящиеся на тротуарах, бросают на них любопытные взгляды, то виду не подала. Он снова дал волю воображению и представил себя лет на десять старше… Он мог поклясться, что не позволил бы никому перешептываться за своей спиной или смотреть на него свысока. За десять лет он сумел бы сделать себе громкое имя. Ее слова донеслись откуда-то издалека и прервали ход его мыслей.

– Сначала нам нужно заехать к Карберри.

Лейн оглянулся и обнаружил, что она улыбается ему. Он почувствовал, как что-то будто кольнуло его в самое сердце. Он не в состоянии был ни слова вымолвить в ответ.

Какой глупостью было надеяться, что она задержится у них надолго. Лучше бы Чейз отказал ей в месте до того, как он узнал ее ближе, до того, как она начала терпеливо заниматься с ним, до того, как она стала с такой добротой и лаской заботиться о нем. Когда она смотрела на него, в ее глазах не было страха или неудовольствия, только понимание и сочувствие.

Но что толку теперь размышлять над этим… Лейн подогнал повозку ко входу в магазин Карберри, остановился и откинулся на спинку сидения.

Поначалу он даже решил не помогать ей спуститься из повозки. Но разве это удержало бы Эву от ее добровольно взятой на себя миссии? Тогда он спрыгнул вниз и обошел повозку, чтобы помочь Эве спуститься, и отступил в сторону, чтобы дать ей пройти.

– Я подожду здесь, – заявил он, надвигая на лоб шляпу. Он скрестил руки, привалился спиной к колесу повозки и смотрел Эве вслед.

Эва отряхнула дорожную пыль с подола своего полосатого платья, поправила очень модную маленькую шляпку и решила не обращать внимания на не слишком любезное поведение Лейна. Он вроде был в полном порядке, когда они уезжали с ранчо, но у него такой переменчивый характер, прямо как погода весной.

Направляясь по тротуару к магазину Карберри, она с любопытством осматривалась по сторонам – похоже, городок вполне процветает. Мейн-стрит была заполнена разного рода фургонами, тележками, повозками и всадниками. Старатели и фермеры сторонились наемных ковбоев и оборванных бродяг, сидевших на деревянных тротуарах напротив магазинов.

Напротив красовалась кричащая вывеска, расписанная красной, голубой и желтой красками. Она призывала не проходить мимо салуна Последнего Шанса. Эва заморгала при виде пышной высокой блондинки, стоявшей прямо за вертящимися дверьми. Девушка казалась немногим старше, чем Лейн. Разряженная в черные кружева и зеленые перья, барменша прислонилась к дверному косяку и разглядывала прохожих. По спине Эвы пробежала дрожь, поскольку ей было знакомо состояние «дежа вю». Интересно, мечтает ли эта девушка в корне изменить свою жизнь, так же, как когда-то мечтала она сама?

Переключившись на свои собственные заботы, Эва вошла в центральный магазин. Торговый зал был просто забит товарами. В боковых проходах теснились бочки и ящики, наполненные продуктами.

Фермерский инвентарь и окорока свисали с потолка наподобие диковинных сосулек. Эва постояла немного на пороге, вытаскивая из сумки список необходимых покупок, затем прошла дальше. Там, где в магазин через витрины проникал свет, было светло, но дальше помещение окутывалось полумраком.

Старик с таким же, как он, дряхлым спаниелем сидел на колченогой табуретке посреди зада, опершись одной рукой о прилавок. Когда Эва подошла, он поднял на нее затуманенный взор и расплылся в радушной беззубой улыбке. Выбрился он скверно, оставив тут и там островки щетины, от чего его подбородок отливал серебром. Щеки были испещрены паутиной красных сосудиков.

Так громко, что можно было оглохнуть, он поинтересовался:

– Вам нужно что-нибудь особенное, маленькая мисс?

Она улыбнулась в ответ приветливому старику.

– Боюсь, что мне нужно совсем немного, сэр. Без всякого предупреждения старик завопил:

– Милли, иди сюда, копуша. Есть работенка.

Подвижная, тощая, как щепка, женщина, с которой Эва едва перекинулась парой слов в день своего приезда, ворвалась в зал через дверь подсобки, наскоро вытирая руки о передник. Милли Карберри остановилась, как вкопанная, узнав Эву, и быстро опустила подол влажного передника вниз.

– Чем могу быть полезна?

Эва заметила, что глазки женщины сверлят ее очень подозрительно, но собралась с духом и, стараясь не показывать своего беспокойства, начала перечислять:

– Мне нужно совсем немного… – Она сделала длинную паузу и не удивилась бы, если бы миссис Карберри отказалась обслуживать ее, но женщина просто молча стояла и глазела на нее. Эва прочистила горло. – Мне нужны корица, гвоздика, если это у вас есть. Потом чай, уксус и пузырек черных чернил. Ах, да, если у вас найдется мед…

– Найдется. Это все?

– Пока да, – ответила Эва, но тут же поспешно добавила: – Я бы хотела еще досмотреть, если можно.

– Не возражаю. Следуйте за мной, если вам угодно. – Миссис Карберри отвернулась и поспешно начала собирать заказ Эвы, когда старик наклонился и потрепал за ушами спаниеля.

– Вы нездешняя? – гаркнул он.

Эва не успела ответить – какое-то движение у входной двери привлекло ее внимание. Она увидела в дверях молодую женщину. Эва улыбнулась, любуясь незнакомкой. У той были огромные голубые глаза, чудесно контрастирующие с темными волосами и нежным личиком. Одетая по последней моде в льняное клетчатое платье, с наброшенной на плечи шалью цвета морской волны, девушка выглядела несколькими годами моложе Эвы. Она задержалась на пороге и стояла довольно долго, разглядывая через плечо что-то на улице, что привлекло ее внимание.

– Я спрашиваю, вы нездешняя! – старый чудак, сидевший на табуретке, прыснул, когда Эва аж подпрыгнула, оглушенная его воплем.

Она виновато улыбнулась молодой женщине, которая сосредоточила внимание на банках с разными желе.

– Я – экономка на ранчо мистера Кэссиди «Конец пути».

Голова миссис Карберри вынырнула из-за прилавка. Ее глаза были размером с чайные блюдца.

– Вы взялись за эту работу? Вы действительно намерены там остаться?

Улыбка Эвы стала еще шире.

– Я рассчитываю остаться в этой должности, пока я буду нужна мистеру Кэссиди…

Милли Карберри фыркнула.

– Да уж, мистеру.

– Прошу прощения. – Брюнетка с блестящими голубыми глазами подошла к Эве и тронула ее за руку, чтобы привлечь к себе внимание. То ли девушка стеснялась, то ли еще что-то, но она вела себя как-то нерешительно.

– Если вы из «Конца пути», я бы хотела минуточку поговорить с вами, если вы не возражаете.

– Конечно, нет, мисс…

– Олбрайт. Рэйчел Олбрайт. Я – учительница Лейна.

Эва на мгновение лишилась дара речи. Мисс Рэйчел Олбрайт по виду была немногим старше самого Лейна. Бросив взгляд в сторону прилавка, она заметила, что Милли Карберри ушла в глубь помещения и начала карабкаться по приставной лестнице, чтобы достать запыленную бутыль чернил с верхней полки.

– А я – Эва Эдуарде, новая экономка у Кэссиди. Чем я могу вам помочь?

И она приготовилась слушать. Это было так чудно – меньше чем две недели тому назад она танцевала три номера за ночь во «Дворце Венеры», а теперь стоит посреди центрального магазина, как и любой другой добропорядочный гражданин, и беседует с местной учительницей, пока продавец выполняет ее заказ. Она хотела даже ущипнуть себя, чтобы проверить, не грезит ли наяву. Как бы ей хотелось, чтобы Джон был здесь и разделил ее радость.

– Мне действительно необходимо обсудить с кем-нибудь дела Лейна, – начала мисс Олбрайт.

– А что, есть проблемы?

Глаза молоденькой учительницы смотрели открыто и доверчиво. Она кивнула.

– Боюсь, что так. Видите ли…

И тут на улице прогремели два выстрела. Реакция Эвы была молниеносной и непроизвольной. Она схватила учительницу за руку, толкнула ее на пол и сама нырнула следом. Они так и лежали бок о бок, пока выстрелы не смолкли, а на смену им пришли громкие крики.

– Там Лейн, – внезапно вспомнила Эва, и ее охватила паника при мысли о том, что в него может угодить шальная пуля. Она в мгновение ока вскочила на ноги. Бросившись к двери, она услышала, что Рэйчел Олбрайт бежит за ней следом, чуть не наступая ей на пятки.

Выскочив на улицу, она замерла на месте. У повозки, которую Лейн привязал к столбику у входа в магазин, никого не было. Эва, у которой сердце в пятки ушло, бросилась туда, где у входа в салун начинала собираться толпа.

– Что там такое? – прошелестел за спиной голос Рэйчел. Эва не сбавляла темп. Добежав до группки людей, она начала расталкивать двоих дюжих молодцов. Мисс Олбрайт не отставала. Эва увидела, как высокий широкоплечий мужчина с рыжевато-каштановыми волосами и звездой шерифа, приколотой к кожаной безрукавке, помогал раненому молодому ковбою в парусиновой куртке подняться с земли. Раненый прижимал руку к ране на левом плече, но не мог остановить струйки крови, которая сочилась у него между пальцев. Револьвер лежал тут же, рядом с местом происшествия.

Эва сдавленно вскрикнула, узнав Лейна. Он стоял напротив шерифа и жертвы, окруженный кольцом зевак. Его глаз почти не было видно из-за надвинутой на лоб шляпы. Рот был сжат в твердую упрямую линию. Она тут же заметила кобуру, висевшую у него на бедре. В правой руке он держал револьвер.

– Точь-в-точь его дядюшка, – прошипел кто-то сзади.

– Яблочко от яблони, – раздался еще один голос у нее над ухом.

За ее спиной Рэйчел Олбрайт сдавленно вскрикнула:

– О Господи!

Тревога в ее голосе побудила Эву остановиться и отвернуться от этой страшной картины, от Лейна, который с вызовом смотрел на шерифа, подходившего к нему. Мисс Олбрайт побелела, как простыня. Эва схватила учительницу за руку и потащила ее к тротуару, чтобы девушка, не дай Бог, не грохнулась в обморок прямо посреди улицы.

– Сядьте, – скомандовала Эва, борясь с желанием тут же бежать обратно к Лейну. – Опустите голову между колен.

– Со мной все в порядке, – пыталась протестовать девушка. – Прошу вас, идите. Вы нужны Лейну.

Она была права.

– Оставайтесь здесь. Не знаю, удастся ли нам сегодня возобновить нашу беседу, но я…

Мисс Олбрайт покачала головой, ее глаза умоляюще смотрели на Эву и были гораздо выразительнее любых слов.

– Пожалуйста, помогите Лейну. Не бросайте его тут совсем одного.

Сжав руки в кулаки, Эва повернулась кругом и поспешила туда, где сбилась в кучу толпа наблюдателей.

– Пропустите, – повторяла она, работая локтями и мысленно благодаря Бога за подготовку, которую получила в вечной толчее танцзала. Протискиваясь вперед, она расталкивала зевак плечами, чувствовала, когда в опасной близости от ее ножек оказывались чужие башмаки, и вовремя успевала отдернуть ногу.

Шериф продолжал поддерживать раненого паренька под руку и тащил обоих мальчишек на противоположную сторону улицу. Револьвер Лейна уже был у него в кобуре. Эва добралась до площадки, окруженной кольцом людей, и поспешила вслед за главными действующими лицами прямо в контору шерифа.

– Простите, мэм, но я сейчас занят и не могу вас принять. – Копна каштановых волос свешивалась на веснушчатый лоб шерифа, изрытый глубокими морщинами. Эве пришлось задрать голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Она прикинула, что в нем не меньше шести футов четырех дюймов роста. И говорил он таким низким басом, что этот голос, казалось, исходил из самого его живота.

– Простите, шериф, но это дело и меня касается, – заявила она. – До тех пор, пока оно касается Лейна.

– А вам-то что до него?

– Я – новая экономка в «Конце пути». И дядя Лейна поручил мне присматривать за ним.

Медленно, как будто выбирая породистую телку, шериф осмотрел ее от кончиков пальцев ног до пояса, потом оценивающим взглядом окинул грудь, потом добрался до того места, где заканчивалась ее шляпа, и только после этого встретил ее взгляд.

– Вы – новая экономка у Кэссиди?

В его глазах явственно читался грязный намек. Она не для того сбежала из «Дворца», чтобы дать повод к сплетням в этом захолустном городишке, и решила покончить с этим раз и навсегда.

– Именно так, шериф. Я – мисс Эва Эдуарде, родом из Пенсильвании. Я работаю у Кэссиди неделю, четыре дня из которых мистер Кэссиди отсутствовал на ранчо. Я готовлю, убираю, чиню и стираю одежду. Я также занимаюсь с его племянником после школы. А если вы еще что-то собираетесь к этому списку добавить, то извольте это сделать прямо сейчас.

– Хорошо, мэм. Думаю, мне нечего сказать, пока вы продолжаете в таком духе. Вы, похоже, устроили мне то, что в народе называется «выволочкой».

Интересно, издевается он над ней или решил таким образом загладить свою грубость, чтобы перейти к основной проблеме, каковой являлся Лейн.

– Так что здесь произошло? – Она подозревала, что ответ уже знает, но в душе все еще теплилась надежда, что она ошибается.

– Лейн открыл стрельбу на Мейн-стрит. А я не потерплю ничего такого в моем городе.

– Я знаю, что Лейн не мог этого сделать.

– Лейн Кэссиди мог. И он это сделал. По его собственному признаю.

Эва сделала шаг вперед и ждала, отказываясь верить в то, что Лейн оказался способен хладнокровно покушаться на чью-либо жизнь. Она повернулась к нему.

– Лейн?

– Чего?

Его лицо было таким угрюмым, глаза – такими безнадежно потухшими, что Эве тут же захотелось растормошить его.

– Лейн, неужели ты это сделал? Зачем?

Он втянул голову в плечи, как будто защищаясь, и стоял, переминаясь с ноги на ногу.

– А из-за чего весь сыр-бор? Я же его не убил. Раненый ковбой вырвался из руки шерифа и подскочил к Лейну.

– Да ты в стену сарая не попадешь из двустволки.

– А ну, иди сюда, сынок. – Шериф подошел и, как будто противник был всего лишь котенком, схватил его за шиворот и хорошенько встряхнул. А потом снова поставил на ноги. На сей раз на расстоянии ярда от Лейна.

– Он первый начал, – попытался оправдаться Лейн.

– Правда, сынок? – спросил шериф второго парня.

Ковбой метнул взгляд на Лейна. Лейн встретил его, но на лице никаких особо сильных эмоций не отразилось.

Наконец молодой ковбой с уже начинающим пробиваться на подбородке молодым белесым пушком дрогнул и отвел глаза.

– Правда.

– Хотел заработать себе славу, подстрелив родственника Чейза Кэссиди, так?

Эве очень хотелось разобраться, куда это клонит шериф, но она была слишком занята Лейном, чтобы тратить время и силы на что-то другое.

Шериф повернулся к Лейну.

– Так ты стрелял в целях самообороны? Лейн посмотрел шерифу прямо в глаза. Через несколько мгновений он едва уловимо кивнул.

– Я хочу, чтобы ты снял кобуру с револьвером и отдал все это своей домоправительнице, сынок.

Лейн метнул взгляд на Эву, потом опять на шерифа. Она затаила дыхание, не сомневаясь в том, что он собирается отказаться подчиниться, и уже прикидывала в уме, как она будет отчитываться перед Чейзом за сегодняшнее происшествие и как Чейз накажет Лейна.

– Отдай это мне, Лейн, – прошептала она. – И все обойдется.

Он не отвечал. И не шевелился.

– Выполняй, Кэссиди, а не то я тебя арестую, – спокойно предупредил шериф.

– А как же я? Он стрелял в меня! – взвизгнул ковбой. – Вы что, позволите ему вот так просто уйти?

– Заткнись, – бросил шериф. – Ну, Кэссиди?

Рука Лейна потянулась к пряжке ремня портупеи. Он медленно расстегнул ее, снял и протянул Эве. Ее рука дрогнула, когда она принимала этот «дар», и пальцы крепко стиснули кожу ремня.

– Ступай к повозке, – скомандовала она Лейну.

Когда он ушел, у нее вырвался вздох облегчения, и она повернулась к шерифу.

– Спасибо вам. Я поставлю в известность дядю Лейна. Уверяю, что он все сделает для того, чтобы подобное никогда не повторилось.

Он протянул ей револьвер Лейна и смотрел, как она засовывает его в кобуру.

– Неужели, мисс Эдуарде? Вы так уверены?

И тут она осознала, что не так уж хорошо знает Чейза Кэссиди, чтобы за что-то ручаться.

– Я приложу для этого все силы.

– Меня зовут Стюарт Маккенна. Передайте Чейзу: я сказал, что мне не хотелось бы перекидывать этого парня через седло и везти домой в виде трупа.

– Передам, – с трудом вымолвила она, готовая его задушить за эту бестактность. Не теряя больше времени, она молча повернулась и вышла из конторы.

Хорошенькой мисс Олбрайт нигде не было видно, но Лейн ждал на улице, прислонившись спиной к стене каталажки и надвинув шляпу на глаза. Эта поза была ей уже знакома. Он пытался казаться спокойным и безразличным ко всему перед небольшой кучкой зевак, глазевших на него с противоположной стороны улицы. Такое явное отсутствие следов раскаяния разозлило ее еще больше, чем нелицеприятный разговор с шерифом.

– Проводи меня до повозки, гордо вскинув голову и расправив плечи, Лейн Кэссиди, или тебе придется отвечать за все передо мной и перед твоим дядей.

Она подождала, пока он подойдет, и опустила руку, чтобы попытаться спрятать кобуру в складках своей юбки. Она знала, что не слишком преуспела в этом, но теперь, по крайней мере, оружия хоть так явно не было видно.

– А теперь помоги мне сесть в повозку, – приказала она твердо, но довольно тихо, потому что это было предназначено только для ушей Лейна.

Он молча подчинился, подал ей руку и ждал, пока она заберется на сидение и расправит юбки вокруг себя. Эва высоко подняла голову и смотрела прямо перед собой, пока Лейн обходил повозку с другой стороны, влезал на козлы и брал в руки поводья. Она держала себя в руках, когда повозка тронулась с места и покатилась прочь.

Она не расслабилась, не изменила позы даже тогда, когда они выехали из Последнего Шанса. Наконец, несмотря на то, что Лейн продолжал хранить молчание, снова отгородившись от всего мира, она нарушила гнетущую тишину.

– Откуда у тебя револьвер?

Он снова взмахнул поводьями.

– Это мое.

– Твой дядя знает, что он у тебя есть?

Он продолжал смотреть прямо перед собой, но втянул голову в плечи, будто пытаясь защититься. Памятуя о том, что она сама вытворяла в переходном возрасте, она понимала, что у него сейчас трудный период взросления. Он стоял на границе двух миров – уже не мальчик, еще не мужчина. Лейн был выше, чем любой его сверстник. Он брился почти каждый день, и его начавшая пробиваться бородка была не просто пушком, как у других шестнадцатилетних юнцов. Большинство его сверстников в этом возрасте выглядели неуклюжими и угловатыми подростками, а его тело радовало взгляд мускулатурой и прекрасным сложением.

Эва даже помыслить боялась о том, что сделает Чейз, когда она доложит ему о последнем подвиге его племянника.

– Лейн, пожалуйста, расскажи мне обо всем. Он резко дернул поводья. Лошади остановились, – подняв клубы пыли. Лейн повернулся к ней лицом, его глаза яростно сверкали.

– Не лезьте, куда вас не просят.

– Я не могу не лезть. Чейз поручил мне следить за порядком.

– Да что вы знаете обо мне или о Чейзе? Если у вас хватит ума, вы постараетесь держаться подальше от всего этого. Не спрашивайте меня ни об оружии, ни о том, где я его взял. Это мое дело. Вот все, что вам нужно знать.

Она была готова и к более грубому отпору. Совершенно запутавшись в своих мыслях, она сидела, глядя прямо перед собой, пытаясь убедить себя, что проблемы семейства Кэссиди ее совершенно не касаются. И чего ради она так хлопочет, если совершенно очевидно, что парню не нужны ни ее дружба, ни ее поддержка.

Вдруг, вместо того, чтобы снова взять в руки поводья, он опять заговорил.

– Слушайте, Эва, извините, но такой леди, как вы, этого не понять. Так что – держитесь в стороне.

Такой леди, как вы.

Если бы ты только знал, как далек от истины. Наконец она достаточно собралась с силами, чтобы снова взглянуть ему в глаза.

– Пойми, тут дело не только в швырянии пузырьками с чернилами. Все гораздо серьезнее. Мне придется рассказать Чейзу о том, что сегодня произошло, Лейн. Если я этого не сделаю, он скоро сам обо всем узнает, а я бы не хотела, чтобы меня обвинили в том, что я что-то от него скрываю.

Она замолчала и сделала глубокий вдох.

– А я уже говорила тебе, что мне нужна эта работа.

Она обнаружила, что он пристально смотрит на нее. Она видела, как движется его кадык, когда он сглатывал.

Когда он, наконец, заговорил, ей пришлось напрячься, чтобы разобрать его слова.

– Делайте, что хотите. Он и так уже ненавидит меня.

Колесо повозки попало в колдобину на дороге, и Эве пришлось ловить шляпу, чтобы она не свалилась с головы.

– А я точно знаю, что он вовсе тебя не ненавидит.

– Я же всегда попадаю в какие-то неприятности.

– Может, ты их сам ищешь?

– Нет, это они меня находят.

Поскольку он, похоже, впал в более разговорчивое состояние, чем обычно, она решилась задать вопрос, который вертелся у нее на языке с того самого дня, когда она получила работу в «Конце пути».

– А что случилось с остальными экономками? Его пальцы замерли на поводьях, скрутив из них петли. Она так долго ждала ответа, что уже подумала было, что он проигнорировал ее вопрос, но он произнес:

– Первая решила, что вправе ударить меня, когда я ей надерзил.

– Неужели? А что твой дядя на это сказал?

– Он ничего не мог сказать. К тому времени, когда он вернулся домой, она уже уехала. – Он исподлобья смотрел на нее с самоуверенной полуулыбочкой. – Я запустил в нее стулом.

– Господи, Боже мой.

– Я не попал. Но окно в гостиной выбил.

Ей пришлось быть свидетельницей стольких пьяных потасовок, что вид стула, летящего через всю комнату, ее расстроил.

– А остальные?

– Со второй было тяжелее, поскольку она только хотела, как лучше. Но однажды вечером, когда я мылся на заднем крыльце, она, черт возьми, притащилась, чтобы проверить, вымыл ли я уши.

Эва ждала, уже предчувствуя, чем дело кончилось.

– Никто не смеет прикасаться ко мне, – заявил он, особо это подчеркнув на случай, если бы она вздумала притвориться, что не слышит, – а эта корова согнула меня в три погибели и начала мыть мне голову и шею.

– Может, она просто хорошая мать и привыкла так обращаться со своими детьми, – рассеянно пробормотала Эва.

– Я погнался за ней, как только натянул одежду. Я схватил нож для разделки мяса и приставил к ее горлу. И при этом объявил, что однажды ночью зарежу ее во сне, если она не уберется отсюда подобру-поздорову.

Украдкой взглянув на него, Эва обнаружила, что он внимательно смотрит на нее, наблюдая за реакцией. Но в финале этой истории она не видела ничего забавного, о чем и поставила его в известность.

– Лейн Кэссиди, это просто возмутительно. А что же твой дядя?

– Заставил меня безвылазно сидеть в своей комнате ровно две недели, но меня это ни капельки не задело. Я ничего не имею против одиночества. Собственно, я его предпочитаю обществу людей. – Лейн пожал плечами. – Наконец он сдался и махнул на меня рукой.

Она еще кое-что взяла себе на заметку. Почти боясь услышать окончание истории, она спросила:

– Ну, а остальные?

– Третья разозлила меня, и я собрал всю ее одежду и выкинул в загон. А та, что была прямо перед вами, черт, я всего лишь вышел из себя и начал бранить ее. Она вжалась в стену и завопила: «Не убивай меня! Не убивай меня!» Она заявила, что наслышалась обо мне в городе и что была идиоткой, когда согласилась на эту работу. Слухи обо мне бегут впереди меня.

– Нашел, чем гордиться, – отрезала она. – Твое безобразное поведение – не повод для бахвальства.

– Особенно перед домоправительницей номер пять, вы это хотите сказать?

– Я совершенно серьезно, Лейн, – поймав себя на том, что хмурится, она прижала кончики пальцев к определенным точкам между бровей и начала массировать лоб. Обдумывая все, что он ей рассказал, она поняла, каких неимоверных усилий ему стоило сдержать дикую вспышку гнева, когда она потребовала от него вымыть кухню после его вчерашней хулиганской выходки.

– Спасибо, Эва.

– За что? Я все еще намерена рассказать твоему дяде обо всем, что случилось.

– За то, что выслушали.

– Это совсем нетрудно.

– Ну, не для всех, – пробормотал он.

Они ехали через широкую пойменную долину верховьев Миссури. Она смотрела на отдаленные вершины, отливающие на фоне водной глади коричневым и пурпурным цветами. На этих бескрайних просторах не росло ничего, кроме полыни и чахлой травки. Весна как будто еще не добралась сюда. Ландшафт оставался уныло-серо-бурым.

– Твоя учительница, похоже, действительно беспокоится о тебе, – заметила она, хотя это никак не вязалось с предшествующим разговором.

Лейн чуть не выпустил вожжи из рук.

– Вы с ней встречались? Что она вам сказала? Эва пожала плечами и поудобнее устроилась на жестком сиденье.

– У нас почти не было времени на то, чтобы поговорить. Не могли же мы беседовать, когда упали на пол, услышав выстрелы?.. А потом, естественно, мы обе помчались посмотреть, что же произошло. А когда мы с тобой вышли от шерифа, она уже ушла.

Он немного расслабился, но смотрел исключительно на дорогу.

– Она в общем-то ничего. Это же не ее вина, что она работает в таком месте, от которого меня воротит.

Внимательно глядя на него, Эва спросила:

– Ты никогда не устраивал ей скандалов? Никогда не швырял в нее книгами, никогда не щипал за коленки, никогда не грозился сжечь школу дотла?

Он наклонился, поставил локти на колени, так что воротник его куртки почти закрыл уши. И когда она уже решила было, что ее колкость останется без ответа, он повернулся к ней, и вид у него был одновременно сердитый и смущенный.

– Нет, ничего такого. Я уже сказал вам, что – мне мисс Рэйчел ничем не успела насолить.

– Кроме того, она хорошенькая.

– Вот уж не замечал.

– Честное слово.

Он дернул поводья и рявкнул:

– К чему это вы клоните?

– Не обращай внимания. Я, когда нервничаю, всегда много болтаю попусту. Своего рода защитная реакция. Скорее всего, я просто пытаюсь заглушить мысли о предстоящем объяснении с твоим дядей.

– Нам обоим предстоит отдуваться.

– Могу себе представить, что он будет просто взбешен. И повод для этого, согласись, достаточный. Тебя же могли убить.

– Взбешен – это мягко сказано.

Эва знала, что он не кривит душой. Как же она боялась грядущего разговора с Чейзом Кэссиди! Но на ней лежит ответственность за все. Ей поручили присматривать за Лейном, кроме того, она пообещала шерифу полностью перед Чейзом отчитаться.

Эва вздохнула. Похоже, хлопоты, связанные с Лейном Кэссиди, стали частью ее жизни.

ГЛАВА 5

Когда Чейз вошел в дом через черный ход, там была абсолютная тишина. Он снял шляпу и повесил ее на вешалку-рога. Потом бросил седельные сумки на кухонную табуретку и направился к плите. Потрогав металлическую жаровню, он убедился, что та давно остыла. Вслед за этим пришло чувство горького разочарования.

Эва Эдуарде их покинула.

Он не был удивлен, что она сбежала, но не мог не чувствовать обиды. Вне всякого сомнения, Лейн опять отличился – сказал или сделал что-то такое, что побудило ее уехать.

А впрочем, может, дело совсем и не в Лейне.

Может быть, она ездила в Последний Шанс и там разузнала кое-что о его прошлом.

И все же в душе теплилась слабая надежда, что, может быть, еще не все потеряно. Он тешил себя мыслью, что ей вдруг понадобилось поехать куда-то с Лейном и что с минуты на минуту они вернутся домой.

Чейз окинул взглядом кухню. Если она действительно уехала, то это, похоже, произошло совсем недавно. Кругом царили чистота и порядок. Дверь, ведущая в ее комнату, была немного приоткрыта, и он почувствовал непреодолимое желание заглянуть туда.

Чейз пересек кухню и вошел в крохотную спаленку. Она показалась ему невыносимо тесной. Интересно, как чувствовала себя здесь Эва, которая жила в Филадельфии в таком прекрасном доме. Он словно смотрел на все ее глазами: унылая обшарпанная комнатенка, почти все пространство занято кроватью. Тут и повернуться толком негде. Он сам ни за что в такой комнате не стал бы спать. Уж очень она напоминала тюремную камеру.

Он уже почти собрался уходить, когда краем глаза отметил какую-то малиновую вспышку, и переключил внимание на комод из трех ящиков.

Ее вещи были на месте.

На комоде лежали щетка для волос с костяной ручкой, расческа и зеркальце, пожелтевшие от времени. Тут же стоял крошечный стеклянный флакончик духов. Он осторожно взял флакончик в руки, поднес его к носу и глубоко вдохнул тонкий аромат сирени. Он поставил его на корявую крышку комода и постарался придать пузырьку точно такое же положение, в котором он находился раньше.

К верхнему ящику комода его тянуло, как магнитом. Он, как завороженный, потянулся к ручке, дернул за нее и выдвинул ящик настолько, чтобы разглядеть лоскут красного шелка, который и привлек его внимание с самого начала.

Ящик был забит пикантным кружевным бельем, забит до такой степени, что, когда ящик выдвинули, ворох кружевных финтифлюшек словно ожил и сам прыгнул в руки Чейза. Он отпрянул, будто обжегшись, а потом глянул в сторону пустой кухни. Воровато оглядевшись по сторонам, пробежал пальцами по подолу алой нижней юбочки.

Испытав при виде огненной материи настоящее потрясение, он долго пытался сообразить, как такая благовоспитанная леди, как мисс Эдуарде, может носить столь легкомысленные штучки.

Кто бы мог подумать, что под ее простенькими платьицами скрывается такое!

Чейз поднял глаза и увидел собственное отражение в зеркале над комодом. Ну и рожа сейчас у него. На нем блуждала лишь тень улыбки, но и это было ему совершенно не свойственно. Но даже мысленная картина, изображающая мисс Эву Эдуарде в алом неглиже, не могла уничтожить тени, которые залегли у него под глазами.

Он пристальнее всмотрелся в зеркало. Его глаза покраснели от дорожной пыли. Подкладка шляпы чуть не прилипла ко лбу. Он устал, как собака, был весь в грязи, да к тому же насквозь пропитался потом. Ему отчаянно хотелось помыться, поскольку он не мог не признать, что ему хочется предстать пред очи Эвы Эдуарде чистым.

Занятый этими мыслями, он снова заглянул на кухню, чтобы вытащить из угла у черного хода деревянную бадью. Затем вышел на крыльцо. Во дворе Нед кормил животных. Кудлатый соскочил с крыльца, залаял и помчался к открытым воротам с совершенно не свойственной ему прытью. Прошло несколько секунд, прежде чем Чейз узнал Эву и Лейна, подъезжающих со стороны Последнего Шанса.

Он поставил бадью на крыльцо и, опершись о перила, наблюдал за тем, как Лейн ловко управляет повозкой, мчавшейся через широкий луг, покрытый брызгами молодой весенней травки. Повозка, силуэт которой четко вырисовывался на фоне предзакатного неба, полыхавшего всеми оттенками красного и желтого, тряслась по накатанной колее.

Повозка въехала во двор, Лейн остановился и держал вожжи до тех пор, пока Эва не спустилась вниз. Она была в том же полосатом платье, в котором он видел ее раньше. В нем она казалась совсем девочкой, веселой и беззаботной, и гораздо менее чопорной, чем в своем дорожном костюме стального оттенка. На фоне гвоздично-розового ее медно-рыжие волосы полыхали огнем.

Он быстро отметил про себя, что на ее лице нет улыбки. Можно себе представить, какой холодный прием она встретила в городе.

Лейн подогнал повозку к конюшне. Эва шагала к дому, заложив руки за спину, как вдруг подняла голову и увидела, что он наблюдает за ней. Чейз видел, как она силилась изобразить улыбку, но ясно было, что ей сейчас не до веселья. Он привалился плечом к столбику крыльца и подождал, когда она подойдет поближе, прежде чем заговорить с ней. Она остановилась на нижней ступеньке и подняла на него глаза.

Эта прелесть просто ошеломила его. Он вдруг понял, что ее образ, который неотступно преследовал его все эти дни, был гораздо бледнее оригинала. Она была смущена, ее кожа казалась прозрачной и чуть не светилась, а на скулах алели пятна румянца.

– Вы вернулись, – заключила она, пристально глядя на него.

– Как и вы. – Он едва осмелился задать вопрос, вертевшийся у него на языке. – Ездили в город?

– Мне нужно было… – начала объяснять она, но вдруг запнулась.

– Что же вам было нужно?

Ее глаза шарили по его лицу, потом она опустила взгляд, а затем снова подняла ресницы.

– Того, что мне нужно было, я не нашла. Придется на следующей неделе снова попытать счастья. – Она даже не пыталась подняться на крыльцо и встать рядом с ним, а вместо этого смотрела на него снизу вверх, все так же держа руки за спиной. – Как прошел осмотр пастбищ?

– Отлично. – Не было никакого объяснения тому стеснению в груди, которое он испытывал. Впервые в жизни он пожалел о том, что не умеет вести светские беседы.

– Вот и хорошо, – ответила она и перевела глаза на дверь за его спиной. – Я, пожалуй, пойду и начну готовить обед.

Он кивнул.

– Как вам будет угодно.

Она поднялась по ступенькам, и, когда проходила мимо, ноздри Чейза уловили слабый аромат сирени. Чейз узнал запах – это были духи из флакончика, который он обнаружил в ее комнате.

Чейз не двигался с места. Эта его неподвижность побудила ее прошмыгнуть мимо как можно быстрее. Он закрыл глаза, чтобы насладиться ее близостью могли другие органы его чувств. Вот ее юбка задела его ногу, вот зашуршала ткань платья. Вот он вдыхает аромат сирени и чувствует трепетание волос на ветру. Все, что так не подходило к его добровольной затворнической жизни, которую он вел на ранчо.

Даже с закрытыми глазами он ощущал исходившее от нее напряжение, когда она была рядом. Чейз открыл глаза и успел заметить стальное пятно, сверкнувшее на фоне юбки. Совершенно инстинктивно он сделал рывок и схватил ее за руку. Она изворачивалась, стараясь вырваться.

– Пустите.

– Оружие?

– Я…

Он перехватил ее руку и отнял портупею и кобуру с револьвером.

– Ваш?

– Конечно, нет!

Чейз разжал руку и остолбенел, увидев цветок розы, вытисненный на коже кобуры. Его пальцы стиснули проклятую игрушку так, что костяшки побелели. В нем начал закипать гнев.

– Где вы это взяли?

– Не лучше ли будет зайти в дом и поговорить там? – Она кивнула на дверь.

Протянув свободную руку, он сомкнул пальцы на ее предплечье.

Она снова вырвалась.

– Оставьте меня, мистер Кэссиди.

Он смотрел, какие противоречивые чувства отражались на ее лице, сменяя друг друга, – смущение, страх, гнев. Его собственная ярость уже почти утихла. Но ему хотелось все равно тряхнуть ее хорошенько – чтобы заставить сказать правду.

– Откуда у вас это оружие?

– Пойдемте в дом, и я все расскажу.

Ее зеленые глаза потемнели от гнева. Лицо побледнело. Он видел, что она упрется и ничего не скажет, пока он не отпустит ее и не пойдет с ней в дом. Он обернулся через плечо. Никаких следов присутствия Лейна возле конюшни. Чейз отпустил ее и легонько подтолкнул к двери.

Войдя, Эва помедлила немного возле кухонного стола. Она почувствовала легкий укол досады из-за того, что он просто взял и отпустил ее и даже не предложил ей руку. Затем, все так же, не поднимая на него глаз, она медленно, очень обстоятельно вынула шпильки, удерживающие у нее на голове шляпку. Все ее движения были точно рассчитаны, как будто она предупреждала его: «Не тронь меня!». Она сняла забавную маленькую шляпку, украшенную длинными перьями и чучелом птички, и положила на стол рядом с собой. Потом неторопливо пробежала пальцами по локонам на висках и убрала их назад.

Чейз ждал, внутренне сжавшись, как змея перед броском. Ее глаза наконец оторвались от созерцания двери черного хода и встретили его взгляд.

– Это револьвер Лейна, – спокойно произнесла она, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.

На него точно потолок обрушился. Этот револьвер не всегда принадлежал Лейну. Чейз чертовски хорошо знал, откуда он взялся, но сейчас его интересовало, как он попал к ней в руки и как его достал Лейн.

– Лейна.

Он произнес имя своего племянника уверенно, как бы подтверждая ее слова. Он посмотрел на кожу и холодную сталь в своих руках; мыслями он теперь был далеко, они мчались сквозь месяцы и годы, пока он не вернулся в тот день, когда однажды, возвратившись домой, обнаружил свою сестру, Салли, лежащей на полу гостиной в луже собственной крови. А чуть поодаль распласталось тело одного из напавших на нее с дыркой от пули в груди.

По крайней мере, она взяла с собой одного из этих мерзавцев.

В тот-день он впервые увидел этот револьвер и эту кобуру с тиснением в виде розы на коже. «Смит и Вессон» лежал на полу рядом с телом сестры. Лейн был тут же. Он забился в угол рядом с органом. В свои четыре года малыш стал свидетелем нападения на свою мать и ее зверского убийства. Он мало, что мог рассказать Чейзу, только то, что на лошадях прискакали трое мужчин, потребовали еды, выпивки и еще кое-чего, что Салли не пожелала им дать.

В тот далекий день Чейз не раздумывал долго. Он похоронил Салли, собрал мальчика и отвез его на ближайшее ранчо. Оставив племянника на попечение женщины-соседки, с которой едва был знаком, он умчался прочь, горя жаждой мести. Знал бы он тогда, что ему не суждено вернуться домой и увидеть Лейна целых двенадцать лет.

Для него было загадкой, как Лейн умудрился достать это оружие по прошествии стольких лет.

– Мистер Кэссиди?

Ее рука лежала на его плече. Это было робкое прикосновение, ничего общего с тем железным захватом, которым он ее держал. Чейз перевел взгляд на пальцы Эвы, недоумевая, как они там очутились.

– Чейз?

Их глаза встретились.

– С вами все в порядке?

Чейз, сделав над собой усилие, кивнул. Он едва смог сдавленно произнести:

– Как это к вам попало?

Она вздохнула и подошла к плите. Он слышал, как она что-то проворчала себе под нос, обнаружив, что огонь погас.

Она повернулась к нему и принужденно улыбнулась.

– Думаю, нам обоим сейчас нужно выпить кофе.

– Все, что мне сейчас нужно – это знать точно, что произошло.

– Точно я и сама не знаю. Я была в центральном магазине, делала покупки – да, между прочим, мне пришлось тратить собственные деньги на кое-какие продукты, потом чернила, специи и еще кое-что, о чем я вам потом расскажу. И если вы хотите компенсировать мне мои…

– Оружие, Эва.

– Я была в магазине, болтала с учительницей Лейна. Она как раз в тот момент зашла – и тут мы услышали, как на улице прогремел выстрел. Мы выбежали и увидели Лейна и другого мальчика примерно того же возраста, ну, может, на год-два постарше, точно сказать не могу, но, судя по виду, это был ковбой…

– Лейн первый начал? Она покачала головой.

– Нет, совсем не так. Это второй мальчик начал задирать Лейна. Поэтому шериф Маккенна и разрешил мне забрать Лейна домой. И отдал мне револьвер на хранение. Я, правда, не думаю, чтобы в этой ситуации Лейн мог поступить как-то иначе.

Чейз закрыл глаза и положил орудие преступления на стол. Когда он открыл глаза снова, оказалось, что она очень внимательно наблюдает за ним.

– Он убил второго мальчика?

– Кто? Шериф?

Уже начиная терять терпение, Чейз в сердцах обронил словцо, совсем не предназначенное для ушей леди.

– Лейн. Он убил второго мальчика?

Она сделала неопределенный жест рукой.

– Конечно, нет. Он только слегка ранил зачинщика ссоры в руку. Если мое мнение вас интересует, то я считаю, что Лейн промазал нарочно. Шериф Маккенна рассмотрел это дело беспристрастно и позволил мне забрать Лейна домой. – Она помолчала, и по ее лицу снова пробежала тень. Потом она опять заговорила. – А еще он просил передать вам, что за ним нужен глаз да глаз.

– Так, когда же вы собирались поведать мне обо всем этом?

– Сегодня вечером, когда вы бы поужинали и отдохнули. И когда Лейн оправился бы немного.

Сгустились сумерки. Чейз почувствовал, что поостыл немного. Хорошо бы лампу зажечь, подумал он, но не двинулся с места. Нужно смотреть правде в глаза. Сегодня Лейн на улице подстрелил человека. Лейн, сын его сестры, ребенок, которого он поклялся воспитать, как своего собственного. Но все, что он делал для Салли и Лейна, оборачивалось вредом для них. Он не мог защитить Салли, а теперь Лейн, с которым они не виделись так долго, вышел из-под его контроля.

Временами Чейзу казалось, что он слышит, как Бог насмехается над ним.

Оставив револьвер на столе, он направился к двери и вышел. Эва бросилась за ним и дернула его за рубашку. Он не остановился. Она снова схватила его, на этот раз за руку. Теперь ему оставалось либо остановиться, либо грубо оторвать ее от себя. Но по цепкости ее захвата он понял, что сопротивление может стоить ему рубашки.

– Что вы намерены с ним сделать?

– Сделать с ним?

– Пожалуйста, не наказывайте его. Я не сомневаюсь, что, если вы просто с ним поговорите, объясните ему, как опасно носить при себе оружие, он послушается. Он немножко сорвиголова, но, вероятно, не более, чем любой другой мальчишка его возраста. Я уверена, что вы-то сможете убедить его в том, что затевать перестрелки – очень рискованно.

– Затевать перестрелки рискованно? – Он не смог сдержаться и расхохотался.

Он бы не удивился, если бы она рассердилась, но вместо этого она выглядела униженной и обиженной его реакцией.

– Что я могу с ним сделать, мисс Эдуарде? Я могу отлупить его по первое число, но, по-вашему, это поможет? Я могу на неделю посадить его в его комнату под замок, но это его не удержит. Я могу вести с ним задушевные беседы, но он не станет слушать.

Она отступила на шаг, оказавшись прижатой к столу.

– Я целую неделю присматривала за ним, и мы всегда легко находили общий язык. Вы действительно беседуете с ним или же орете, вот как на меня сейчас?

– Я ору на вас? – Он подошел ближе, нависая над ней и заставляя ее откинуться назад и смотреть на него снизу вверх. – Мисс Эдуарде, когда я начну орать, вам это сразу станет ясно. Наши с Лейном отношения – это наше личное дело, и не лезьте в него.

Он повернулся и направился к конюшне, звеня шпорами и стуча подковками каблуков по ступенькам крыльца.

Эва смотрела ему вслед и при этом так кипела от злости, что ее благопристойная маска спала с нее, как пелена. Она чувствовала, как ее щеки полыхают жаром. Голосом, специально тренированным для того, чтобы перекрывать шум с галерки, где собирались самые отпетые буяны и скандалисты, она завопила на весь двор, по которому уже расползались темные тени:

– Чейз Кэссиди, если вы так обращались со всеми вашими экономками, неудивительно, что они от вас сбегали!

Где-то в глубине загона как бы в ответ заржала лошадь. Эва, обессиленная, привалилась к двери. Как она боялась за Лейна! Она не могла припомнить такого выражения неистовой злобы на лице мужчины. Чейз, шагавший быстро и размашисто, наконец, пересек двор и нырнул в дверь конюшни. Как только он скрылся из виду, Эва повернулась кругом и направилась к плите.

У нее руки чесались убрать опасное оружие со стола, но она не знала точно, как с ним поступить. Конечно, возвращать его в комнату Лейна нельзя, а в комнату Чейза – не было ни малейшего желания. Взвешивая все «за» и «против», она одновременно старалась успокоиться, ведь ей еще надо было приготовить еду.

Засунув в топку дрова, она добавила щепок из стоявшей рядом бадьи, разожгла огонь и смотрела, как язычки пламени мало-помалу начинают лизать маленькие щепочки. Она ругала себя за то, что не позаботилась о поддержании огня перед отъездом в город, и еще грызла себя за нерасторопность, потому что не уследила за Лейном.

Теперь, припоминая подробности, предшествующие этому событию, она вспомнила, с какой неохотой он согласился ехать. Но она не отставала. Может, он знал, что юный ковбой попытается напасть на него?

Когда огонь разгорелся, она подложила в топку поленьев побольше и закрыла вьюшку. Придется подождать, пока плита нагреется настолько, чтобы на ней можно было вскипятить воду. Этой передышкой она воспользовалась, чтобы причесаться и освежиться немного после прогулки в город. А еще надо было придумать, что бы такое приготовить на ужин.

Шорох, послышавшийся со стороны двери, застал ее врасплох, и она замерла, ожидая увидеть Лейна, печального, понурого, виноватого. Однако это оказался Орвил Браун. Постучавшись, он просунул в дверь голову.

– Мисс Эва, Кэссиди просил вам передать, чтобы вы не готовили ничего особенного, что-нибудь попроще и как можно быстрее. И еще, готовьте меньше обычного, потому что Лейн сбежал.

Слишком изумленная, чтобы найтись, что ответить, она несколько секунд стояла столбом, а потом пролепетала:

– Лейн сбежал?

Она бросилась к выходу и с такой силой распахнула дверь, что чуть не сбила с ног Орвила Брауна. Он бы растянулся на крыльце, не успей она схватить его за полу фланелевой рубашки.

Пожилой ковбой поправил сбившуюся на сторону шляпу.

– Всякий раз, когда я ступаю на это старое крыльцо, мне едва удается уберечься, чтобы не расквасить себе нос.

– Простите, Орвил. А где сейчас мистер Кэссиди? – Если Чейз отправился на поиски Лейна, она должна быть рядом с ним, когда мальчика поймают. Они оба способны натворить Бог знает что.

– Он в конюшне, мэм.

Подобрав юбки, Эва понеслась через двор. К ней присоединился и большой пес, который бежал вприпрыжку, высунув язык и повизгивая. Эве было не до него, и она приказала ему сидеть на месте, а сама прошмыгнула в дверь. Мягкий свет фонаря, висевшего на гвоздике в глубине конюшни, свидетельствовал о том, что Чейз где-то поблизости. Она слышала, как он копошится в последнем стойле, наверняка подготавливая свою лошадь к погоне за Лейном.

Она зашагала по проходу между двумя рядами стойл. Под ногами скрипели свежие опилки. Чейза она действительно обнаружила в последнем стойле, но, вопреки ее ожиданиям, он не седлал, а чистил скребницей здоровенного крепкого гнедого, как будто ему вовсе некуда было торопиться.

– Я хочу поехать с вами.

Со скребницей в руке он обернулся на звук ее голоса.

– Куда поехать?

Эва сглотнула. На его лице не отражалось абсолютно никаких эмоций. Он выглядел бесстрастным, хотя она и чувствовала исходившую от него напряженность. Он бросил взгляд вниз, на ее руки, приподымавшие юбку, чтобы не пачкать ее о замусоренный пол. Блестящая нижняя юбка цвета фуксии выглядывала из-под подола. Она быстро отпустила полосатый подол, и юбка упала, прикрыв лодыжки до самых носков туфель.

Он быстро поднял глаза и перехватил ее взгляд.

– Разве вы не собираетесь искать Лейна? – недоумевала она.

Он снова повернулся к лошади и снова начал чистить ее размашистыми уверенными движениями.

– Нет. Но уверен, вы не преминете мне привести миллион доводов, почему я должен его искать!

– Да потому, что он всего лишь ребенок. Вот почему. Может, он просто до ужаса боится вас, поэтому и сбежал.

– Если он достаточно взрослый для того, чтобы сделать попытку застрелить человека, то он взрослый и для того, чтобы отвечать за свои поступки.

– Но…

Неторопливо и осторожно Чейз положил скребницу на низкую скамеечку в углу стойла и заговорил, мало-помалу сокращая расстояние, разделявшее их.

– Я уже перепробовал все способы урезонить Лейна. Он встречал в штыки любую попытку сблизиться с ним, а их было немало. Вы у нас всего неделю, мисс Эдуарде, и с тех пор, как вы приехали, он вел себя наилучшим образом. До сегодняшнего дня. И я склонен предполагать, что ничего бы не произошло, если бы вы не совали нос куда не надо. Мы не ждем от вас миротворческой деятельности. Ваше дело – готовить.

Эва отступала в угол стойла, осторожно обходя лошадь, пока она и Чейз не оказались между стеной и крупом животного. Во время своей жизни на подмостках ей не приходилось брать уроки верховой езды – ни к чему было. И вообще, с лошадьми не доводилось близко сталкиваться. Поэтому сейчас она посматривала на кончик хвоста этой зверюги с некоторым беспокойством.

– Неужели вы ни капельки не волнуетесь за него? Он раньше не убегал?

Чейз покачал головой.

– Не убегал. Но грозился. Может, он, наконец, поймет, что тут вовсе не так уж плохо.

– А вдруг с ним что-то случится? Он еще совсем юный и такой впечатлительный. Он может попасть в какую-нибудь передрягу. Он может связаться с какими-нибудь бродягами или шулерами. Он даже может повстречать шайку «десперадос».

Чейз оперся плечом о лошадиный бок и посмотрел ей в глаза.

– А вы бы узнали «десперадос», если бы повстречались с ним, мисс Эдуарде?

– Ну, конечно… не смогла бы. – Эва вовремя спохватилась и залилась румянцем. Ему не надо знать, что бесчисленное множество «десперадос», бандитов, она накачивала виски во «Дворце», или о том, что множество бродяг и воров бросали на сцену монеты после ее выступления. – Я знаю, что орудуют они где-то здесь. Я читала о них в газетах и в приключенческих романах.

Холодная полупрезрительная усмешка задела ее так же сильно, как и его молчание.

– Как вы думаете, он сегодня вернется? – спросила она.

Он сдвинул брови, как бы взвешивая ответ.

– Точно не знаю. Может быть. У него ничего нет, кроме того, что на нем надето, и лошади, на которой он ускакал. Мои люди устали и голодны, поэтому, если вы хотите сохранить это место, идите и накрывайте на стол.

– Какое хладнокровие, – пробормотала она. Он наклонился, приблизив к ней свое лицо.

– Приготовьте что-нибудь простое. И поживее. У Эвы на языке вертелось выложить ему, кто она такая на самом деле, где успела побывать, что повидала и что делала в течение своих двадцати трех лет, а потом развернуться и уйти. Но потом она подумала о жизни, от которой отказалась, о Лейне и о том, как она старалась примирить их с Чейзом.

– Я приготовлю ужин, мистер Кэссиди, но если Лейн не вернется к завтрашнему утру, я сама отправлюсь на его поиски.

– В ваши обязанности это не входит, мисс Эдуарде. Зачем вам это нужно?

– Он всего лишь взбалмошный шестнадцатилетний мальчик. Насколько я знаю, ему некуда идти. Вот зачем. Сейчас он уверен, что вы ненавидите его, и, вероятно, он убежден в том, что вы никогда не сможете простить ему того, что он натворил сегодня.

Чейз скрестил руки на груди.

– С чего вы это взяли? Она сделала глубокий вдох.

– Ас того, что он сам мне в этом признался.

– Как вам удалось заставить его поделиться с вами своими переживаниями?

– Я просто слушала. Может, вам стоит последовать моему примеру?

– Полагаю, он пожаловался вам, что я не умею его слушать.

– Именно так.

– А вы никогда не задумывались, что у каждой медали есть две стороны?

Она вскинула голову и оперлась рукой о бедро, не желая признаваться самой себе, что как раз об этом она и не подумала.

– Вы знаете меня не так давно, – мягко произнес он.

– Да, недавно.

– А это означает, что вы недостаточно хорошо меня знаете.

– Верно, мистер Кэссиди.

Он подошел еще ближе. Их разделяло не более фута.

– На самом деле, вы меня вообще почти не знаете, мисс Эдуарде.

Она вдруг поняла, что не в состоянии пошевелиться, оцепеневшая и загипнотизированная взглядом его непостижимых бездонных черных глаз. Она так увлеклась, с пеной у рта защищая Лейна, что не заметила, в какой близости друг к другу они оказались. Теперь между ними было всего несколько дюймов свободного пространства.

– Чистая правда. Но я успела узнать Лейна гораздо лучше, пока вы были в отъезде. И он проникся ко мне доверием настолько, что рассказал, почему от вас ушли остальные экономки.

Она увидела, что это признание просто потрясло его.

– Правда?

– Еще как правда. И когда я услышала все эти отвратительные подробности, я пришла к выводу, что с тех пор, как я появилась здесь, он был просто шелковый.

– До сегодняшнего дня.

– Так вы поедете за Лейном, если он сегодня не вернется?

Чейз немигающим взглядом смотрел в одну точку поверх ее головы и ответил не сразу.

– Возможно, – нехотя выдавил он.

Это уже что-то. Похоже, его первоначальный гнев уже немного улегся. Давить на него дальше, пожалуй, неразумно. Он вдруг как-то отдалился, как будто сама борьба совершенно опустошила его. Он выглядел усталым и изможденным после многочасовой скачки в седле. Эва боролась с искушением погладить его по щеке, где уже начинала пробиваться щетина.

Но она не осмелилась это сделать.

Настоящим леди не пристало так фамильярничать.

– Мисс Эдуарде, – тихо позвал он ее, все так же не отрывая от нее взгляда.

– Да? – встрепенулась она, смущенная тем, что так загляделась на него.

– Ступайте готовить ужин.

Когда Чейз увидел Эву выходящей из стойла, его тревога по поводу исчезновения Лейна моментально улетучилась, потому что все его внимание теперь было приковано к ее гипнотизирующе покачивающимся бедрам и уверенно расправленным плечам. Она поразила его сегодня тем, что так рьяно бросилась выгораживать перед ним Лейна, и даже большее удивление вызвало то, что Лейн, оказывается, поведал ей о своих подвигах с предыдущими домоправительницами.

Он был измотан до предела и совершенно выбит из колеи своими страхами, которые мучили его с того момента, как Рамон сообщил, что Лейн ускакал в неизвестном направлении.

Чейз уронил руку на ограду у стойла и положил на нее голову. После семи долгих дней в седле и сна урывками он был как выжатый лимон. Он вернулся домой, не исключая, что Эва уже уехала. Вместо этого его встречают новостью, что Лейн опустился до уровня бандита с большой дороги. Каким потрясением для него было узнать, что его племянник носит при себе оружие и умеет с ним обращаться.

Он выпрямился и вышел из стойла, осмотрел оставшихся лошадей в конюшне, но в дом войти все не решался. В один прекрасный момент, когда с ним была Эва, он почувствовал непреодолимое желание приблизиться к ней, обнять и найти покой в ее теплоте и нежной невинности. То обстоятельство, что она искренне переживала за Лейна, двигало им даже больше, чем вид ее полных свежих губ и лучистых зеленых глаз.

Но Эва Эдуарде не продажная девка. Она леди. Коснуться ее, не получив на то позволения, было бы оскорблением. Будучи в отъезде, он пытался убедить себя в том, что она не может быть такой прекрасной, какой запечатлелась в его памяти. Он обманывал себя. После тех минут, что они провели вместе, когда отсвет лампы отражался в ее лучистых зеленых глазах и заставлял сиять золотом волосы, – он окончательно убедился в том, что память подвела его. Эва была еще обворожительней, чем ему представлялось.

Она была леди, впавшей в нищету, но леди до мозга костей.

А он Чейз Кэссиди, бандит, грабитель, нарушитель закона.

Он ее не стоил. Но никто не мог запретить ему желать ее.

ГЛАВА 6

Ей хотелось, чтобы он ее поцеловал. Эта мысль поразила ее мозг, как молния, как раз в ту секунду, когда она обожглась о раскаленную сковородку. Эва вполголоса чертыхнулась, а потом воровато оглянулась, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. Она прижала тыльную сторону к переднику, повязанному вокруг талии, а сама вернулась к жареной картошке.

Взяв шумовку с длинной ручкой, она принялась вылавливать толстенькие картофельные брусочки из кипящего жира и перекладывать их в кастрюлю. Мужчины должны появиться с минуты на минуту. И он будет здесь с минуты на минуту, и она бы не отвлекалась от дела, если бы не осознала, что в пылу споров о его племяннике она захотела, чтобы Чейз Кэссиди поцеловал ее.

Она пыталась убедить себя в том, что это пустая блажь. Она знала его немногим больше недели, и большую часть этого времени они провели порознь. Тем не менее, в этом мужчине было что-то притягательное, и не только его привлекательная внешность, не только его полуночные глаза и мужественная линия подбородка. В нем было что-то необычное, темное и таинственное, что возбуждало не только ее любопытство.

Струя горячего воздуха вырвалась из жаркой духовки, когда она открыла дверцу и засунула внутрь тяжелую кастрюлю, чтобы картошка не остыла, пока она не закончит готовить блюдо из мелко нарезанной говядины, помидоров и лука. Эва вытерла лоб рукавом и подумала, что ей, похоже, совсем не удалось стать респектабельной особой. Настоящей леди совсем не подобало так увлекаться мужчиной, которого она едва знала. Чувствуя себя неуютно от лежащих на кухне револьвера и кобуры, Эва отнесла опасную игрушку в гостиную и положила ее на покрывало, и только потом начала греметь кастрюлями и расставлять блюда с едой на столе. Она вытерла руки о посудное полотенце и вышла на крыльцо, чтобы позвонить в колокольчик – сигнал, что еда готова. Потом опрометью, пока мужчины не успели добраться сюда из загонов и пристройки, она помчалась в свою комнату и быстро провела расческой по волосам. Потом она схватила флакончик с духами, несколько секунд смотрела на него, но передумала брызгаться, решив, что излишнее благоухание сейчас ни к чему.

Мужчины, вымыв руки, начали потихоньку собираться в кухне и занимать свои места. Но, похоже, только Нед был в настроении поболтать. Остальные, хотя слушали и кивали, беседу не поддерживали. Эва присоединилась к ним и отметила, что они, хотя и не так явно, как в первый вечер знакомства, оценивающе разглядывают ее. Рамон Альварадо тоже посматривал в ее сторону, но значение этого непроницаемого взгляда оставалось для нее неясным. Она старалась не смотреть в сторону Чейза, но, даже не видя его, точно улавливала каждое его движение. Она знала, когда он пододвигает стул или тянется за добавкой, оказывалась рядом с ним, чтобы подлить еще кофе, чтобы не успевала опустеть его чашка, и пододвигала к нему печенье, едва он только открывал рот, чтобы попросить об этом.

Слава богу, что Чейз, входя в дверь, едва удостоил ее взглядом. Он ел молча, уставившись в свою тарелку. Конечно, все очень устали, но она подозревала, что царившее за столом молчание большей частью объяснялось явным отсутствием Лейна и зловещим видом Чейза.

Когда мужчины покончили с ужином и ушли, Чейз, все так же, не говоря ни слова, скрылся в своей комнате, а потом снова появился, держа в руках чистую сорочку и перекинув через плечо полотенце. Эва повернулась к нему спиной, продолжая собирать со стола объедки на противень. Он прошмыгнул мимо нее, пробурчав что-то вроде того, что он собирается искупаться в ручье. Она не поворачивала головы, пока не услышала звук захлопнувшейся за ним двери, но успела заметить, как он шагает через двор. А потом тьма поглотила его.

Когда с мытьем посуды было покончено, Эва выплеснула мыльную воду под крыльцо. Вернувшись в кухню, она сунула тазик для мытья посуды под сушку, а потом пошла за шерстяной накидкой, чтобы выйти на улицу и угостить объедками Кудлатого, который нетерпеливо поджидал у двери.

Избавившись от объедков, она спустилась по ступенькам крыльца, подобрала юбку и уселась. Поставив ноги на нижнюю ступеньку, она подняла глаза на звездное небо и подумала – где-то сейчас Лейн и когда же он вернется домой. Эва пыталась убедить себя, что он уже достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самостоятельно. Но не так-то легко выбросить его из головы. Как и его дядю.

Так она и сидела, глядя на звездное покрывало, которое будто бы становилось все шире и шире, слушая ночную песенку сверчков и цикад, плывущую в прохладном воздухе. Падающая звезда оставила сверкающую дорожку на черном бархате неба и растворилась во мраке. Эва подумала, как мало времени отведено простым смертным на их жизненный путь.

Она почувствовала, что скучает по своему кузену. Интересно, что поделывает Джон в ее отсутствие? Развлекается вовсю, скорее всего. Вероятно, он сейчас в одной из верхних комнат с какой-нибудь из танцовщиц «Дворца». Девушки отдавали ему свои сердца без боя. Ясно, почему. При своих габаритах он был драчуном, не знавшим страха, но женщины находили его кротким ягненком. Она улыбнулась и мысленно пожелала ему счастья.

В такую ночь хорошо загадывать желания по звездам. Она решила написать Джону, что жива-здорова и получила место экономки. Кстати, интересно было узнать, чем закончилось его объяснение с Куинси.

Куинси.

Как странно, подумала она, что у нее не осталось к нему никаких чувств. Абсолютно. Она уже давно поняла, что скорее всего не столько любила его, сколько просто увлеклась. Ее сердце потухло и очерствело. Хотелось бы надеяться, что полученный урок удержит ее от повторения той же самой ошибки.

Так куда же подевалась ее хваленая решимость, когда она оказалась так близко к Чейзу Кэссиди, что – протяни руку к его груди – почувствуешь сердцебиение. Если бы, конечно, она осмелилась это сделать.

Она вздохнула и уронила руки на колени, опустила голову и так и сидела, чувствуя себя совершенно опустошенной эмоционально и измотанной физически. Она встала до рассвета и перед тем, как отправиться в город, испекла три каравая хлеба. При этом история с Лейном и ее стычка с Чейзом измучили ее больше, чем три ночных выступления подряд.

Эва не слышала его шагов до тех пор, пока он не подошел почти вплотную. Она подняла голову и обнаружила, что Чейз стоит всего в нескольких футах от нее в полосе света, пробивавшейся из открытой двери. Небрежно скомканное полотенце висело у него на шее. Он никак не мог нащупать в темноте пуговицы на вороте рубашки.

– Я не ожидал вас тут встретить, – сказал он, как бы извиняясь за свою наполовину расстегнутую рубашку.

Она поежилась, но это движение осталось незамеченным в темноте.

– Мне не спится.

– Здесь день начинается рано.

– Знаю.

– Я тут подумал… – неуверенно начал он. Она решила было, что думал он о Лейне, о том, куда мальчишка мог податься и когда стоит ехать на его поиски, но ошиблась.

– Я подумал, а не научить ли вам Орвила готовить. Для более тяжелой работы он становится староват. Я заметил это во время объезда.

– Научить Орвила готовить?

– Ну, если вы сумеете.

Она провела ладонью по глазам.

– Полагаю, что сумею. Но если он научится готовить, что буду делать я?

Он переминался с ноги на ногу и почесывал затылок.

– Ну, вы же здесь не навсегда.

Эва сидела и смотрела на него, напрягая в темноте глаза, обдумывая то, что он сейчас сказал. Конечно, в тот день, когда она прочла объявление и решила попытать счастья на этой работе, у нее и в мыслях не было, что это навсегда. Но жизнь полна неожиданностей. Стучась в эту дверь, она и предположить не могла, что встретит здесь такого человека, как Чейз Кэссиди.

Он продолжал стоять в нескольких шагах от нее, как будто ему не хотелось отсюда уходить. Эва выпрямилась и вся внутренне сжалась. Уже давно пора возвращаться в дом.

Он шагнул ближе, поколебался немного и, ни слова не говоря, наклонился, чтобы помочь ей подняться. Мгновение она смотрела на его протянутую руку, а потом все же приняла ее.

А вот это было ошибкой. Она поняла это в ту же секунду, как почувствовала прикосновение его пальцев. Чейз помог ей подняться на ноги. Она знала, что пора бы уже отнять руку, но… не смогла. Так и он не двигался с места и не отпускал ее, хотя эта пауза уже слишком затянулась.

Они стояли рядом, во мраке, ее рука, как в колыбели, покоилась в его ладони. Эва прикрыла глаза, впитывая в себя тепло его кожи и прохладу ночного воздуха, ласкавшего ее лицо. Ворот его рубашки так и остался незастегнутым. А что если она прижмет ладонь к его влажной груди, чтобы узнать, как бьется его сердце. Так же бурно, как ее собственное?

Он так бережно держал ее руку, что она даже удивилась. Глядя на него, никто бы не заподозрил, что этот человек способен на проявление нежности. Только не Чейз Кэссиди. Он не был создан для нежности. В нем вообще не было места слабости.

На противоположном конце двора Кудлатый начал лаять и гонять телят по загону. Чем громче ревели перепуганные телята, тем яростнее он облаивал их.

Резкий звук прогремел, как выстрел, и вторгся в их безмолвное общение. Чейз отпустил ее руку и разрушил эту таинственную связь.

Вся дрожа, Эва сцепила пальцы, чтобы хоть чем-то занять руки. Ее сердце так бешено колотилось, что она как будто слышала, как кровь пульсирует в висках. Несколько мгновений Чейз смотрел на нее так, как будто видел ее впервые, потом поднял голову и резким свистом подозвал собаку.

Эва сделала глубокий вдох, чтобы немного прийти в себя. Так же она поступала, когда выходила на сцену. Ей и раньше удавалось не терять головы в подобных ситуациях, и теперь она намерена была сохранять самообладание, особенно перед Чейзом Кэссиди.

– С вашего разрешения, мистер Кэссиди, я пойду в дом. Уже поздновато.

Подбежал Кудлатый и начал кругами носиться вокруг них, а потом уселся у ног Чейза, внимательно глядя ему в глаза и виляя длинным хвостом, «подметавшим» грязный пол. Чейз не двигался с места и не отрывал от нее взгляда. Наконец произнес:

– Поскольку дела обстоят так, что увольнять вас мы не намерены, почему бы вам не называть меня Чейзом?

Она кивнула, лихорадочно соображая, что ответить, потому что в голову ничего подходящего не лезло. Она могла думать только о Чейзе.

– Хорошо. Пусть будет Чейз. Тогда, наверное, вам стоит называть меня Эвой.

– А теперь, спокойной ночи, Эва. Я приду попозже.

– Я оставила на кухне свет. – Эва подобрала юбки и ринулась прочь, пребывая в таком смятении чувств, что даже позабыла о своей выставленной напоказ нижней юбке цвета фуксии, и едва не споткнулась о Кудлатого, всю дорогу болтавшегося под ногами.

Когда она скрылась из виду, Чейз судорожно вздохнул и закрыл глаза.

Ты соображаешь, что ты делаешь, Кэссиди, черт тебя подери?

Последняя четкая и ясная мысль, которая запечатлелась в его памяти до того, как он взял ее за руку, – какой хрупкой и беззащитной выглядела она, когда сидела в одиночестве на ступеньках крыльца, уронив голову на руки. У него сегодня не было времени поразмыслить над тем, чего ей стоило пережить сегодняшнее происшествие в городе. Он сам сталкивался с проявлениями насилия сплошь и рядом, но что могла знать она, изнеженная барышня, о стрельбе, подручных шерифа и шестизарядных револьверах. Когда он протянул ей руку, это движение получилось чисто инстинктивным. Но когда их пальцы соприкоснулись, когда ее шелковистая кожа защекотала его мозолистую ладонь, когда она стояла перед ним так доверчиво, он мог думать только о том, что будет, окажись она сейчас в его объятиях, и каковы на вкус ее губы.

Чейз снова потер основание шеи и вперил взгляд в звездное небо. Он пытался заставить себя думать о чем-то другом, но все его существо непроизвольно тянулось к Эве Эдуарде. Ведь был еще Лейн, о котором нужно побеспокоиться, но он, Чейз, стоял здесь, в кромешной тьме, возбужденный до предела, и смотрел на дом, как грешник, изгнанный из храма, ожидая, когда Эва погасит лампу в своей комнате, и он сможет войти, не рискуя столкнуться с ней в кухне.

– Черт побери, – пробурчал он себе под нос.

Бросив на дом прощальный взгляд, Чейз снова направился в сторону ручья. Может, его недомогание пройдет, если он еще раз окунется в ледяную воду.

Только лай собак раздавался с противоположного конца Мейн-стрит, больше ни единого звука, ни единого движения не нарушало покоя Последнего Шанса. Лейн прикинул, что сейчас, должно быть, около девяти – часов у него не было.

Он был голоден, как медведь весной после спячки. Он гнал свою лошадь вперед, и норовистая пегая вынесла его на отдаленный конец Мейн-стрит, к двухэтажному домику мисс Рэйчел Олбрайт. Ставни были закрыты, но он знал, что она дома, потому что сквозь щели между створками на одном окне пробивался свет.

Особенных надежд он на нее не возлагал. Для визита сейчас слишком поздно, кроме того, она сказала в классе, что живет одна с тех пор, как полгода назад умер ее отец.

Лейну ненавистна была сама мысль просить о помощи занудную училку, но пусть его черти возьмут, если он приползет сегодня на ранчо, поджав хвост. Пускай дядюшка Чейз потревожится за него пару часиков. Ну не дурак ли он, надо же такое придумать – будто Чейз хотя бы пальцем пошевелит ради него. Только мисс Эве с ее золотым сердцем будет не все равно, жив он или уже умер.

У самого крыльца он спешился, стараясь не звенеть уздечкой. Славная старушка пегая. Одна из лучших лошадей этой породы. Он сам ее объездил. Лейн привязал лошадь к столбику и подкрался ближе к двери, поднял воротник, надвинул шляпу на лоб и постучался так громко, как только осмелился. В какой-то момент он решил, что она, скорее всего, не услышала, но потом различил звук шагов, приближающихся к двери.

– Кто там?

Ее голос звучал испуганно. Он поспешил ответить, чтобы успокоить ее:

– Это Лейн.

Свет лампы замерцал. Темный силуэт приблизился к окну. Теперь он ясно видел мисс Олбрайт с ее густыми темными волосами, зачесанными назад, и голубыми глазами, широко распахнутыми, когда она всматривалась в темноту.

Узнав его, она приоткрыла скрипучую дверь и поднесла ближе лампу, чтобы получше его рассмотреть.

– Что ты тут делаешь, Лейн? У тебя что-то случилось?

– У меня все в порядке, вот только с голоду умираю. У вас случайно не найдется для меня чего-нибудь подкрепиться, чтобы я мог продержаться до утра?

Дверь открылась чуть-чуть шире.

– Ты что, сбежал из дома, Лейн Кэссиди?

Он попытался придать лицу виноватое выражение.

– Боюсь, что именно так, мэм. Похоже, это ее проняло.

– И долго?

– Долго ли я намерен пробыть здесь, или долго ли я уже в бегах?

– Думаю, меня интересует и то, и другое, – ответила она.

Вроде бы он заметил на ее губах тень улыбки. Значит, еда от него не убежит. Ему всегда удавалось избегать нагоняев от нее. Это было единственным преимуществом того, что его учительницей была девчонка немногим старше его самого.

– Я уеду, как только у меня в животе перестанет урчать так, как будто там идет война. И рад вам сообщить, что сбежал я всего пару часов тому назад.

– А куда же ты направляешься? Он пожал плечами.

– Сам пока не знаю. Но собираюсь вернуться домой утром. Куда я денусь, когда у меня в кармане гроша ломаного нет. И оружия тоже.

Она открыла дверь, отступив чуть назад и спрятавшись за ней, как за щитом.

– Ну, заходи же. У меня есть холодный цыпленок и немного печенья. Но больше ничего.

Прежде чем переступить через порог, Лейн оглянулся, чтобы убедиться, что его пегая надежно привязана. Рэйчел закрыла дверь и поставила керосиновую лампу в центр стола. Она куталась в выцветший голубой фланелевый халатик, накинутый прямо поверх ночной сорочки. Белая хлопчатобумажная сорочка застегнута наглухо, чего и следовало ожидать от чопорной классной дамы.

Когда она вышла, чтобы принести еду, ее толстая коса болталась из стороны в сторону в такт движению.

– Вот, – сказала она, вернувшись. – Цыпленок, печенье и молоко – давай ешь, а я пока схожу за книгой, которую читала до твоего прихода.

Лейн подождал, пока она выйдет из кухни. Потом пододвинул стул и сел. У него слюнки потекли при виде цыпленка, покрытого хрустящей золотистой корочкой, и слегка подрумяненного печенья. Он разломил один кружочек на две части. Тесто было таким рассыпчатым, что раскрошилось на тарелке. За короткий промежуток времени, пока она успела пройти в гостиную и вернуться, он отправил в рот целых три печенины.

Рэйчел села напротив него и начала читать в полном молчании, пока он опустошал тарелки, украдкой поглядывая на нее. Он сам никогда не читал книжек, поэтому не мог понять, что она находит в этом увлекательного. Он пытался разобрать название на обложке, но из букв получалась какая-то абракадабра. Когда на тарелке ничего не осталось, кроме кучки цыплячьих костей, Лейн залпом выпил молоко и бережно поставил пустой стакан рядом с тарелкой.

– Спасибо, мисс Олбрайт, такого вкусного цыпленка я в жизни еще не ел.

С каким-то благоговейным выражением она закрыла книгу и отложила ее в сторону, потом сплела пальцы и обратила на него взор. Он почувствовал, что грядет одна из нотаций и придется ее выслушивать – такова плата за угощение. Когда он еще посещал уроки в сарайчике, именуемом «школой» Последнего Шанса, он потерял счет «воспитательным моментам», посвященным критике его поведения, которое мисс Олбрайт считала своим христианским долгом исправить. Лейн откинулся на спинку стула и вздохнул.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Лейн Кэссиди, и тебе придется смириться с тем, что мне не безразлична судьба ни одного из моих учеников. К тебе это тоже относится.

– Да я никогда не смел в этом усомниться, мэм.

Она подалась вперед, отодвинула в сторону его тарелку и стала внимательно разглядывать его, прежде чем продолжить.

– Ничего не могу с собой поделать – я чувствую свою вину за твою последнюю выходку.

Он нахмурился.

– Вы имеете в виду перестрелку?

– И нечего улыбаться, молодой человек, как будто это большое достижение.

Взявшись руками за верхнюю перекладину стула, он начал раскачиваться на нем.

– С чего это вы взяли, что должны себя обвинять? Вы пытались удержать меня в школе, но не орали на меня постоянно, как дядя Чейз.

– Порой мне кажется, что именно так и стоило поступать. А еще мне нужно было сразу же бежать к твоему дяде, как только я узнала, что у тебя есть револьвер.

Ножки стула с грохотом приземлились на пол.

– Кто вам донес? – рассердился он. – А, голову на отсечение даю, что это маленький вонючка Фредди Уилсон, так?

Фредди Уилсон по прозвищу «Хорек» был сыном местного пастора. Большего непоседу сыскать было трудно. Недели две тому назад он застукал Лейна, когда тот демонстрировал револьвер двум старшим мальчикам на заднем крыльце школы. Похоже, в ход пошли угрозы и кулаки, чтобы отучить Фредди ябедничать.

– Я склонна доверять вашей новой домоправительнице…

– Мисс Эве? Она кивнула.

– Я подумала, если бы она поговорила с тобой до того, как твой дядя обнаружил…

– Думаете, мне от этого стало бы легче?

– Да. – Рэйчел встала, взяла тарелку и стакан, отнесла их к буфету и поставила на полочку. Потом снова повернулась к нему лицом, прислонилась к буфету и скрестила руки на груди. Лейн встал и направился к двери.

Увидев, что он уходит, она несказанно удивилась.

– Куда это ты собрался?

Лейн пожал плечами, поскольку ответа на вопрос сам толком не знал.

– Перекемарю где-нибудь до утра.

– Так ты вернешься домой?

– На сей раз – да.

Рэйчел несколько мгновений хранила молчание, пристально глядя на него, как бы что-то напряженно обдумывая. Наконец предложила:

– Если хочешь, оставайся здесь. А утром я поеду с тобой.

Изобразив точную копию наиболее сардонической гримасы своего дяди, он поднял брови.

– Зачем? Вы думаете, госпожа учительница, что я нуждаюсь в защитнике?

– Нет. Я думаю, что ты нуждаешься в друге. Он как-то не нашелся, что на это ответить в своей обычной язвительной манере. Он был на сто процентов уверен, что у него есть союзник в лице Эвы, особенно после их беседы по дороге домой из города. Она пообещала ему рассказать Чейзу обо всем, когда представится подходящий случай, и она наверняка сдержала бы слово. Но его мужество изменило ему, и он не стал дожидаться, чтобы увидеть, как отнесется ко всему этому Чейз.

И вот теперь он находится на чужой территории, без гроша в кармане, без оружия и даже без смены белья.

Он внимательно смотрел на женщину, стоявшую перед ним. Ее козырями были образование, уважение горожан, ее положение школьной учительницы. Он знал, что она старше его лет на пять, не больше, а может, и меньше, но совершенно очевидно, что она относится к нему, как к несмышленому ребенку, иначе она никогда не пригласила бы его остаться у нее переночевать.

Знала бы мисс Олбрайт, сколько часов он провел, скрючившись за непомерно маленькой партой в душном классе, гадая, что же она носит под своими модными платьями.

– Ты можешь спать на кушетке, – добавила она.

Неужели у нее чуть-чуть порозовели щеки? Лейн передернул плечами и сунул руки в карманы. Выбор был, прямо скажем, небогатый – провести ночь на задворках какого-нибудь из магазинов на Мейн-стрит, откуда его выгонят, когда магазин откроется, или вернуться домой и попытаться незаметно проскользнуть в конюшню.

На улице его может задержать шериф.

А ночевать под открытым небом без оружия не очень-то улыбалось.

Он бросил свою шляпу на стол, расправил тулью и рукавом смахнул с нее дорожную пыль.

– Я полагаю, мне лучше устроиться на полу, мэм, если вы не возражаете.

Она покачала головой.

– Нисколько. Не думаю, что смогла бы спокойно уснуть, зная, что один из моих учеников в данный момент проводит ночь под открытым небом. Завтра я поеду с тобой на ранчо и объясню твоему дяде, что ты был у меня, в полной безопасности.

Вдруг он осознал, что ему неловко смотреть ей в глаза.

Но Рэйчел ничего не заметила.

– Мне в любом случае хотелось побеседовать с вашей домоправительницей. Мисс…

– Эвой Эдуарде.

– Именно. Эвой Эдуарде. Она мне показалась хорошим человеком. Мне бы хотелось пригласить ее в город.

Он наконец поднял глаза и улыбнулся.

– Это было бы очень мило с вашей стороны, мэм. Мисс Эва – настоящая леди. Она так добра ко мне. Я сомневаюсь, что если бы на ее месте был кто-то другой, все сложилось бы именно так.

– Да, – согласилась она, – я даже представить себе это боюсь.

Он подождал, пока мисс Рэйчел взяла лампу и пошла по направлению к гостиной. Она пересекла комнату и остановилась на пороге, откуда начинался узкий коридорчик.

– А ты понимаешь, что я должна буду им рассказать, что ты всю прошлую неделю прогуливал школу?

Лейн кивнул.

– Я так и думал, что вы скажете. Но дядя Чейз просто не сможет стать еще более бешеным, чем уже есть, даже если подлить масла в огонь, правда?

Стук в дверь заставил их обоих встрепенуться. Лейн подхватил свою шляпу и рванулся в сторону кухни.

– Погоди, – сказала она. – Не вздумай снова сбегать, Лейн. Этим ты ничего не добьешься.

В полной нерешительности он топтался в дверном проеме между гостиной и кухней и ждал, пока она направлялась к входной двери. Она отодвинула кружевную занавеску и всмотрелась в темноту за окном, потом обернулась к нему.

– Стой на месте, – прошептала она и чуть-чуть приоткрыла дверь.

Когда Лейн узнал голос шерифа Маккенны, он весь напрягся и поспешил скрыться в темной кухне.

– Я заметил лошадь Кэссиди-младшего у крыльца, мисс Рэйчел, когда делал последний обход города. У вас все в порядке?

– Все прекрасно, шериф. Похоже, Лейн немного повздорил со своим дядей, что вполне объяснимо после того, что произошло сегодня, и ему пришлось уехать из дома. Но я отвезу его обратно утром.

– Я могу устроить так, чтобы он переночевал сегодня в камере, мэм, если вам так будет спокойнее. Никогда не знаешь, чего ожидать от этих Кэссиди.

Лейн мысленно проклял Стюарта Маккенну и всех в этом городе, за исключением мисс Рэйчел.

– Он мой ученик, шериф. Он будет вести себя хорошо. Кстати, мальчик уже спит.

Мальчик. Узнают ли они когда-нибудь, что мальчиком он никогда не был? Что его детство закончилось, когда ему было четыре года?

Он слушал, как она убеждает Маккенну, что с ней будет все в порядке и что бояться ей нечего. Наконец, нехотя согласившись с ее доводами, шериф ушел. Лейн вышел на свет и смотрел, как Рэйчел запирает дверь. С тяжким вздохом она прислонилась к ней, и, казалось, собиралась с силами, прежде чем повернуться к нему.

– Вы правда меня не боитесь? – спросил он.

– Нет, – без колебаний ответила она. – Конечно, нет.

Он хотел поблагодарить ее за все, но слова застряли в горле. Вместо этого он произнес:

– Тогда увидимся утром.

– Обещай, что без меня не уедешь, – попросила она, одной рукой придерживая полы халата.

– Не уеду, – пообещал он. И он не обманывал. Ему, несомненно, понадобится поддержка, когда он завтра лицом к лицу встретится со своим дядей.

ГЛАВА 7

Как же можно впихивать в себя завтрак еще до восхода солнца?

Полусонная, Эва сидела за кухонным столом и листала апрельский номер «Дамского домашнего помощника», который купила за пять центов перед своим отъездом из Шайенна. Она надеялась, что чтение колонки рекламных объявлений отвлечет ее от непрестанного мычания телят, толпившихся в загоне в ожидании своей очереди на клеймение. Бездумно переворачивая страницы, она подумала, что работа на ранчо уже кипит – и это еще до того, как на небе погасла последняя звезда. С таким распорядком жизни в «Конце пути» она никогда не сможет свыкнуться.

Она поерзала на стуле. Локти ее лежали на столе, а между ними – открытый журнал. Подперев одной рукой голову, она изучала рекламу салатного соуса Дарки. Интересно, есть ли он в магазине Карберри? На той же странице было изображено серебряное блюдо для фруктов. Эва разглядывала его с тайной завистью. Она окинула взглядом кухню. Даже если бы у нее были деньги на покупку этой безделушки, такой предмет выглядел бы нелепо в грубом бревенчатом доме, на фоне наспех сколоченных столов и стульев, покрытых воловьей кожей.

Эва закрыла журнал и встала, собираясь налить себе чашечку кофе, а потом пойти в окутанную полумраком гостиную. Она едва успела достать чашку с полки, как с улицы до нее донеслись вопли ужаса, боли и отчаяния.

Она опрометью выскочила на крыльцо. На дальнем загоне, возле конюшни, мужчины сгрудились вокруг кого-то, распростертого на земле. С бешено колотящимся сердцем Эва, подобрав юбки, помчалась туда. Земля была так затоптана копытами животных, что ей с трудом удавалось избегать грязных луж. Ворота перекрывали вход в загон, поэтому ей пришлось поднатужиться, чтобы поднять задвижку, а потом водрузить ее на место.

Ее тревога немного улеглась, когда она заметила Чейза в его высокой шляпе и темной рубашке. Он склонился над Недом, который корчился на земле, едва сдерживая стоны. Орвил стоял на коленях возле раненого. Его морщинистое лицо было полно отчаяния. Джетро пытался поймать лошадь Неда, которая металась по всему загону. С полдюжины перепуганных телят толпились за изгородью и жалобно мычали. Сегодня в воздухе все утро витал запах паленой шерсти.

Прячущий лицо под своим огромным сомбреро Рамон хлопотал над Недом, пытаясь помочь ему встать на ноги.

– Что случилось? – спросила Эва, дергая Чейза за рукав.

– Он получил ожог раскаленным тавром. Когда Нед повернул голову, она сдавленно вскрикнула и прижала ладонь ко рту. Свежая рана уродовала половину его лица. Тавро «Конца пути», две буквы «КП», частично отпечаталось на его щеке – от самой линии подбородка, прихватив ухо – и до корней волос. Обожженная кожа уже лопнула, и оттуда начала сочиться сукровица.

Эва сглотнула. Ее пальцы судорожно стиснули руку Чейза.

– Почему бы вам не вернуться в дом? – на его лице была написана тревога.

Глубоко вздохнув, Эва покачала головой. Она была теперь частью этой жизни, поэтому намерена была помогать всем, чем только возможно. Больше не заботясь о своем платье, она опустилась перед Недом на колени, прямо в грязь и навоз, и взяла его за руку. Изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал и звучал спокойно, Эва, стараясь перекрыть невообразимый шум, производимый телятами, произнесла:

– Нед, ты только держись, – она сглотнула, стараясь не смотреть на ужасную рану, – в моей книге полно рецептов всяких снадобий. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как они снимут твою боль.

Нед немилосердно стиснул пальцы Эвы.

– Это очень ужасно, мисс Эва? Это ужасно выглядит?

Эва улыбнулась молодому симпатичному ковбою, прекрасно понимая, что от ожога останется шрам независимо от эффективности ее лечения. С ослепительной, лучезарной улыбкой она выдавила из себя ложь.

– И вовсе не ужасно. Наверняка по ощущениям гораздо хуже, чем на вид.

Эва почувствовала, как рука Чейза легла на ее плечо. Она обернулась к нему, он обращался к Рамону.

– Отнесите его в пристройку.

Рамон кивнул. К нему присоединился Джетро, и Орвила они прихватили на всякий случай.

– Идти можешь? – спросил Джетро пострадавшего.

Нед, который уже сидел, кивнул.

– Голова кругом идет, но, если вы поможете мне встать на ноги, я попробую как-нибудь добрести.

Пока остальные возились с Недом, Чейз оттащил Эву в сторону.

– Что вы там говорили про какое-то снадобье от ожогов?

Она помнила, что в ее книжке по домоводству были рецепты приготовления нескольких противоожоговых средств.

– Я никогда их не готовила, но рецепты у меня есть. Что-нибудь да состряпаю.

Рамон и Джетро потащили повисшего на их плечах Неда из загона, а она, бросив взгляд на Орвила, увидела, что тот стоит с совершенно потерянным видом, глядя вслед удаляющимся мужчинам. Эва повернулась к Чейзу, догадавшись, что Орвил имеет какое-то отношение к несчастью, приключившемуся с Недом.

Он нахмурился, потом обратился к старику.

– Орвил, проводи мисс Эву в дом. Полагаю, ей понадобится помощь.

Понурый, апатичный Орвил повернулся к ним.

Эва заметила застывшие в его глазах непролитые слезы.

– Ты мне поможешь, Орвил?

Он опустил глаза на железное тавро, валявшееся в грязи у его ног. Потом тихо кивнул.

– Конечно, мэм.

Не поднимая глаз, старый ковбой побрел к дому.

– Так что произошло? – Эва повернулась к Чейзу, который продолжал стоять рядом с ней, глядя вслед удаляющемуся старику.

– Орвил клеймил скот в паре с Недом. Нед держал теленка, когда тот начал брыкаться и сбил его с ног. Орвил не среагировал достаточно быстро и припечатал раскаленный металл к голове Неда.

– Бедный Орвил.

– Бедный Нед, – подхватил Чейз. – Это ведь адская боль.

Это напоминание заставило Эву на время забыть о старике.

– Да, мне действительно лучше пойти в дом и… – Она запнулась, перехватив тяжелый взгляд Чейза. Проследив за направлением этого взгляда, Эва сразу узнала пегую лошадку Лейна. Мальчик и какая-то женщина, сидевшая на серой в яблоках лошади, скакали по направлению к ранчо.

Эва почувствовала, как напрягся Чейз, и повернулась к нему.

– Чейз…

– Идите в дом, Эва.

Но сдаваться так просто она не собиралась.

– Не забывайте, что он всего лишь подросток. – Она всмотрелась во всадницу, когда та немного приблизилась. – Ой, ведь это же его учительница, мисс Олбрайт.

– Эва, ступайте в дом.

Разрываясь между желанием защитить Лейна от гнева дяди и необходимостью помочь Неду, она скрестила руки на груди и не двигалась с места.

– Дайте ему возможность объясниться, – настаивала она. Ярость Чейза угадывалась даже в его позе. Он широко расставил ноги и в сторону Лейна не смотрел.

Лейн и Рэйчел Олбрайт достигли изгороди. Перемахнув через нее, они поскакали через загон. Взглянув на Чейза, Эва поняла: что бы она сейчас не пыталась ему втолковать, он останется глух к ее словам.

Сзади, со стороны пристройки, раздался голос Рамона.

– Сеньорита, Неду очень плохо.

Украдкой оглянувшись на Лейна и Рэйчел, Эва обеими руками подняла юбки и поспешила в дом.

Чейз смотрел вслед Эве, моля Бога, чтобы она действительно нашла способ облегчить страдания Неда. Он нагнулся, поднял уже остывшее тавро и крепко сжал его обеими руками, глядя на приближающегося к нему Лейна. За ним спешила молодая женщина, в которой Эва узнала учительницу Лейна. Чейз прикинул, что мисс Олбрайт на вид не больше двадцати лет.

Лейн стоял перед ним. Под глазами круги, а в глазах ни намека на раскаяние. Вызывающая поза, которую он сам частенько принимал. Чейз тщетно пытался найти нужные слова. Хотел бы он знать, что обычно говорят в подобных ситуациях. Но он подозревал, что любые слова будут произнесены впустую.

Он слышал, что говорила Эва, хотя и не подал виду. Он знал, что Лейн всего лишь мальчишка. И это была одна из причин, по которой с ним был хлопот полон рот. И Чейз понятия не имел, как ему из всего этого выпутываться.

Он малодушно отвел глаза, ничего не сказав.

Лейн тоже не собирался нарушать молчание.

Когда Рэйчел Олбрайт поравнялась с Лейном, она сначала поправила ремешки, закрепляющие под подбородком широкополую мужскую шляпу, а потом обратилась к Чейзу.

– Мистер Кэссиди, мы раньше не встречались.

Я – учительница Лейна. Я приехала с ним, чтобы сказать вам…

Лейн перебил ее.

– Не надо говорить за меня, мисс.

Но учительница оказалась с характером, чего бы Чейз никогда не подумал. Она пронзила Лейна холодным взглядом и продолжила как ни в чем не бывало.

– Он ночевал у меня дома, где ему ничто не угрожало. Учитывая то, что произошло вчера в городе, он не знал, какой прием встретит у вас, поэтому запаниковал и сбежал.

Когда она сделала паузу, чтобы перевести дыхание, Чейз только протянул остывшее тавро Лейну и сказал:

– Ты займешь место Орвила. А поговорим позже.

Рамон уже сидел в седле, как и Джетро. Двое мужчин, настоящих мастеров своего дела, были готовы к отлову телят для клеймения. Чейз ждал, что Рэйчел Олбрайт поймет, что она отвлекает их от работы. Лейн направился к костру, который продолжал тлеть в центре загона.

– Мистер Кэссиди, дело, которое мы должны обговорить, исключительно важное и не терпит отлагательства.

Облегчение, которое испытал Чейз, убедившись, что Лейн невредим, ничуть не умалило его злости. Но он как-то совсем забыл про учительницу. Когда та заговорила, он глянул на нее поверх плеча.

– Мисс Олбрайт, я признателен вам за то, что вы приехали, но это наши с Лейном личные дела, и я не намерен тратить время на обсуждение этой проблемы с вами.

– Но я хотела поговорить о школе.

– Я каждый день отправляю его туда. А теперь нам пора идти работать, мэм. – Он прикоснулся к шляпе кончиками пальцев, надеясь, что она поймет намек и удалится. Потом повернулся и пошел прочь.

– Вы не будете возражать, если я зайду в дом и переговорю с вашей домоправительницей? – крикнула она ему вдогонку.

Чейз вздрогнул. Вполне возможно, что мисс Олбрайт расскажет Эве все о его прошлом. Конечно – представляется такой случай открыто надавить на него. Он сжал руки в кулаки и оглянулся.

– Милости прошу.

– Он больше лает, чем кусает, – произнесла Эва, глядя в толстенную книгу, которую держала в руках. Когда Рэйчел Олбрайт пришла, Эва просматривала различные способы лечения ожогов. Многие рекомендовали пчелиный воск, но в ее распоряжении такового не имелось. Она быстро пробежала глазами остальное, немедленно отбросив совет мазать пораженный участок коровьим навозом.

Наконец она остановилась на присыпке из пшеничной муки. Высыпав две чашки муки в кастрюлю, она решила, что пора попытаться убедить учительницу в том, что Чейз Кэссиди вовсе не такая упрямая толстокожая скотина, какой кажется. Только вот интересно, как можно убедить кого-то другого в том, в чем ты сама не совсем уверена.

– Мисс Олбрайт, я действительно очень хотела бы с вами побеседовать, но сейчас на моем попечении находится пациент, который получил сильные ожоги. Ему нужна помощь. Может, выпьете пока чашечку кофе, а я вернусь, как только со всем управлюсь.

– С большим удовольствием, – ответила Рэйчел. На ее лице было написано облегчение от того, что задача выполнена. Эва взяла муку, два чистых, аккуратно сложенных полотенца и пузырек настойки опия, который она обнаружила в аптечке в кладовой.

Рывком распахнув дверь, Эва сразу же сбавила ход, чтобы не грохнуться, зацепившись за Орвила, который сидел на крыльце, опустив глаза.

– Орвил, ты мне нужен.

Он выглядел таким подавленным, таким одиноким, что ее сердце заныло от жалости к бедняге.

– Мне нужно промыть рану Неда молоком. Я знаю, тут его полно. Принеси немного в пристройку так быстро, как только сможешь.

Она поспешила к пристройке, которая стояла на берегу неглубокого ручья. Пересекая двор, Эва бросила взгляд туда, где Лейн работал в паре с остальными ковбоями. Чейз, сидя верхом, вращал лассо и отлавливал неклейменых телят, чтобы Лейн и Рамон могли поставить тавро. Когда он посмотрел в ее сторону, она улыбнулась. Если он и заметил ее, то виду не подал.

Внутреннее убранство маленькой деревянной пристройки превзошло наихудшие ожидания Эвы. Вдоль стен стояли двухъярусные кровати. В центре комнаты торчал кривобокий стол. С потолка свисала жестяная лампа. Все помещение пропахло табаком и запахом немытых мужских тел и нуждалось в основательной уборке. Эва старалась не отвлекаться на эти неприятные детали и целиком сосредоточила внимание на человеке, корчившемся на нижней койке.

– Нед?

Он открыл глаза при звуке ее голоса. Он лежал на боку, скрючившись, зажав руки между колен. Он выгибался туда-сюда, пытаясь хоть немного заглушить терзавшую его боль. Она опустилась на колени и дотронулась до плеча.

– Нед, у меня есть кое-что, что тебе поможет. Она вытащила из-под него шерстяное одеяло и набросила ему на плечи. Потом потрогала его лоб. Он был холодный и влажный на ощупь. Вошел Орвил с ведерком свежего молока.

– Вот, я принес, мисс Эва. – Он поставил ведро рядом с ней. Эва сложила одно из полотенец и окунула его в молоко, а потом приложила влажный компресс к ране Неда. Он закрыл глаза.

– Легче?

– Да, мэм. – Его голос сорвался.

Она ему не поверила; но начала осторожно промывать молоком обожженные места – лоб, щеку, ухо. Все это время Орвил топтался у нее за спиной.

– Мне очень жаль, Нед, – прошептал Орвил.

– Я знаю, Орвил, – успокоил его раненый. – Это была просто случайность. – Когда Нед говорил, у него стучали зубы. Эва услышала, как сзади вздрогнул Орвил. Она обернулась и увидела Чейза, наблюдавшего за происходящим.

– Помощь нужна? Она улыбнулась.

– Мы прекрасно справляемся. Сейчас я закончу промывать рану, а потом присыплю ее мукой.

– А вы точно знаете, что это поможет? Продолжая натянуто улыбаться, она отвернулась от Неда и процедила сквозь зубы:

– А вы можете предложить что-то лучшее? Он пожал плечами.

– Вот и ладно. А теперь я посыплю все мукой. Это подсушит кожу там, где она лопнула, и все заживет быстрее. Получится что-то вроде пластыря – чтобы воздух не попадал.

– Мне уже гораздо лучше, – попытался убедить их обоих Нед, а Эва снова прижала к его щеке смоченную молоком тряпицу.

Чейз подошел ближе.

– Настойку опия вы нашли?

Она кивнула. Какое-то время все молчали. Наконец подал голос Чейз.

– Эта учительница сильно вам досаждала? Она покачала головой.

– Нет, конечно, нет. Когда я управлюсь тут с Недом, мы вместе выпьем кофе.

Не дождавшись ответа, Эва оглянулась и обнаружила, что Чейз смотрит на нее. Похоже, у него что-то вертелось на языке, но он не решался произнести это вслух.

– А что? – Стоя на коленях у койки и прижимая компресс ко лбу Неда, Эва не отрывала глаз от Чейза.

– Ничего. Желаю хорошо провести время.

Ее удивило его странное поведение, но особо размышлять над этим было некогда – Нед ждал.

Эва сидела за столом и чистила картошку к обеду с таким видом, как будто для нее было привычным делом вот так сидеть и вести светские беседы со школьными учительницами. Рэйчел Олбрайт выглядела опрятной и собранной даже после своей скачки из города. А вот про себя Эва могла наверняка сказать, даже не глядя в зеркало, что ее волосы в полном беспорядке. По меньшей мере две непослушных пряди свисали на глаза. Она пыталась выглядеть невозмутимой, такой, какой, по ее мнению, должна была выглядеть достойная леди, пусть даже и швыряющая в ведро картофельные очистки.

– Мне не хочется показаться невежливой, мисс Олбрайт, но днем мужчин надо будет накормить. Надеюсь, вы не возражаете, если я буду работать, пока мы беседуем?

Рэйчел улыбнулась.

– Знаю, что иногда бываю надоедливой, – но мне нужно с кем-то обсудить проблемы Лейна.

– Ас мистером Кэссиди вы уже говорили на эту тему?

– Да, но сейчас он очень расстроен, к тому же и занят. Тут везде люди, коровы, и столько шума. – Она оглянулась на дверь и присела на краешек стула. – Я могу быть с вами откровенной?

Рэйчел ждала ответа. Эва подняла на нее глаза и увидела, что та внимательно изучает ее.

– Конечно. Я слушаю.

– Что вы знаете о Кэссиди, мисс Эдуарде?

– Пожалуйста, зовите меня Эва, хорошо? – Когда Рэйчел кивнула в знак согласия, Эва продолжила: – По правде говоря, я почти ничего о них не знаю. Когда я откликнулась на объявление «Требуется экономка», я вообще понятия не имела, чего мне ждать. Но мне так нужна была работа, что я упросила мистера Кэссиди взять меня к себе. Всю прошлую неделю он был в отлучке, поэтому мы общались всего лишь в течение последних нескольких дней. Но с той самой минуты, как я приехала сюда, я поняла – тут что-то нечисто.

Рэйчел Олбрайт откинулась на спинку стула и вздохнула.

– Все обстоит гораздо хуже, чем могло показаться на первый взгляд.

– Неужели? Рэйчел кивнула.

– Лейн на прошлой неделе ездил со всеми остальными на пастбища?

Рука Эвы с ножом замерла над картофелиной.

– Нет. Чейз настоял, чтобы он ходил в школу. Улыбка Рэйчел погасла.

– Именно этого я и боялась. В школе он всю неделю не показывался.

Отложив в сторону скользкую картофелину, Эва изумленно тряхнула головой.

– Где же он пропадал? Я отправляла его каждый день и даже готовила бутерброды на обед.

– Боюсь, что он, скорее всего, удирал куда-нибудь, чтобы попрактиковаться в стрельбе. Один из учеников признался мне, что Лейн приносил револьвер в школу на позапрошлой неделе. Вроде бы он хвастался им перед кем-то из старших учеников.

– Чейз разозлится, когда узнает.

– Не сомневаюсь. Вот уж не думала, что когда-нибудь скажу это об ученике, но в случае с Лейном я считаю, что ему лучше учиться индивидуально, вне школы. – Рэйчел сложила руки на коленях, даже не притронувшись к своему кофе. Брови над сияющими голубыми глазами были насуплены.

Эва видела, что той неловко за свое предложение.

– А почему вы так считаете? Рэйчел подняла глаза.

– Потому что он старше остальных учеников, по меньшей мере, на три года. А поскольку до прошлого года в школу он не ходил, то так отстал, что любой шестилетка читает лучше.

– Лейн не посещал школу до пятнадцати лет? Рэйчел неуверенно смотрела на нее.

– Нет.

– Но почему? Совершенно очевидно, что Чейз считает это очень важным. Я слышала в тот день, когда приехала, как они с Лейном пререкались по этому поводу.

– Чейз Кэссиди сам вернулся всего год назад.

– Вернулся?

– Из тюрьмы.

Эва метнула взгляд на дверь, потом перевела глаза обратно на Рэйчел.

– Из тюрьмы?

– Он получил восемь лет по обвинению в серии ограблений банков в трех штатах.

Эва затрясла головой.

– Не могу в это поверить, – прошептала она. Рэйчел продолжила. Она говорила торопливо, понизив голос.

– Он был членом одной банды. Потом, отбыв свой срок, вернулся сюда и попытался наверстать упущенное за эти годы.

Пытаясь осмыслить услышанное, Эва, наконец, поняла, почему Чейз всегда такой немногословный и отчужденный.

Чувствуя настоятельную потребность чем-то себя занять, она собрала картошку и вывалила ее в таз поверх очисток. Вытащив литой железный котел, она спросила:

– А где жил Лейн, пока Чейз был в тюрьме? И что случилось с его матерью?

Рэйчел вздохнула и нервно затеребила свою цветастую юбку.

– Когда в школе появился Лейн, я попросила своего отца рассказать мне все, что он помнил о Кэссиди. Это не очень приятная история, скажу я вам. Мать Лейна была сестрой Чейза. Ее убили, когда мальчику исполнилось года четыре, кажется. Чейз помчался в погоню за убийцами, оставив малыша на попечение женщины, живущей на соседнем ранчо, в нескольких милях отсюда. Она даже не подумала отдать Лейна в школу. Более того, Лейна никто в городе и не видел до тех пор, пока Чейз не вернулся из тюрьмы и не привез его на свое ранчо. Когда в сентябре школа открылась, он потратил много сил, чтобы устроить туда Лейна.

Эва залила картошку водой, взяла за ручку котел и поставила его на плиту. В задумчивости она размышляла вслух.

– Если мать Лейна была сестрой Чейза, почему он носит фамилию Кэссиди?

Девушка вспыхнула.

– Мать Лейна не была замужем. Его отец – пришлый ковбой, который бросил Салли беременной. По крайней мере, так говорили в городе.

Эва мысленно вернулась в тот день, когда она приехала в Последний Шанс. Тогда у нее не было времени поговорить с Милли Карберри о Кэссиди. Когда она упомянула о том, что должна ехать в «Конец пути», женщина очень странно поглядела на нее. Эва подумала тогда, что миссис Карберри видит ее насквозь, а, может быть, кое-что знает о ее прошлом. Какая горькая ирония, она надеялась начать здесь новую жизнь и приобрести хорошую репутацию, работая на уважаемого ранчера, а в действительности ее нанял бывший преступник, в одиночку воспитывающий незаконнорожденного племянника.

И тут Рэйчел добавила:

– Мистер Кэссиди также известен, как очень опытный стрелок.

Эва вытаращила глаза.

– У вас в запасе есть еще сюрпризы для меня?

Рэйчел встала и пересекла комнату. Она откинула со лба длинную прядь волос, выбившуюся из толстой косы, и остановилась рядом с Эвой.

– Я вовсе не хотела обидеть вас или напугать понапрасну, но вы производите впечатление хорошего человека, к тому же так заботитесь о Лейне, что я подумала…

Убрав с глаз волосы, Эва подумала о том, что все, собственно, осталось по-прежнему, только поменялись роли, которые каждый играл в этой жизни.

– Наверное, сейчас весь город судачит обо мне.

– Скорее, все вам сочувствуют. Милли Карберри всем уши прожужжала в тот день, когда вы приехали в город. По-моему, ее сын объяснил ей, что у вас было только объявление, следовательно, вы не могли знать, как обстоят дела. Никто не мог придумать, что делать, рассказать ли вам о Чейзе Кэссиди и о том, как Лейн обходился с другими экономками, или оставить вас в покое.

– Лейн, конечно, сорвиголова, но не такой уж плохой, уверяю вас. Он изо всех сил старается мирно сосуществовать со мной и сдерживать свой крутой нрав.

Рэйчел кивнула в знак согласия.

– Если не учитывать то обстоятельство, что Лейн в этом году пропустил больше уроков, чем посетил, и забыть про инцидент с оружием, я не могу сказать, что он доставлял мне много хлопот. Но люди обожают сплетни. Они видят соринку в чужом глазу и подозрительно относятся и к Лейну, и к его дяде. Я только подумала, что такая леди, как вы, заслуживаете того, чтобы знать правду о том, куда вы попали. Если вам, Эва, когда-нибудь понадобится поддержка, обращайтесь ко мне. Я немного более свободомыслящая женщина, чем окружающие, – добавила она. Ее темные волосы переливались в лучах солнечного света, проникавшего в кухню через окно над ее головой.

Такая леди, как вы. Эва непроизвольно улыбнулась и взяла Рэйчел за руку.

– Спасибо, Рэйчел. Я запомню это. Но пока я действительно не вижу повода для беспокойства. Как я уже говорила, мне все кажется поправимым. – (Была ли она так уверена в этом?)

– Я хотела бы задать один вопрос, прежде чем уйти, – сказала Рэйчел.

– Пожалуйста. – Эва решила, что хуже уже не будет, даже если Рэйчел спросит, не танцевала ли она в Шайенне, во «Дворце Венеры». Но Эва знала, что с таким же успехом Рэйчел может спросить, умеет ли она летать.

– Я случайно заметила орган в гостиной, – сказала Рэйчел, внезапно сменив тему. – Вы играете?

Эва кивнула.

– Играю, когда никого поблизости нет. Но он расстроен.

Рэйчел улыбнулась.

– Я пойму, если вы откажетесь, но я готовлю небольшую концертную программу по случаю окончания учебного года. Я надеюсь, что все примут участие в подготовке к празднованию успехов их детей. Но очень трудно одновременно руководить хором, играть на пианино и следить за порядком, поэтому я и ищу кого-нибудь, кто подменил бы меня на несколько уроков в неделю. – Она смотрела на Эву, ожидая ответа.

«Ну вот, – подумала Эва. – На расстоянии многих миль от ближайшего театра меня приглашают принять участие в любительской программе. В школе, как-никак».

– Но у меня много работы, – колебалась она, думая о том, что ей и так не удается выкроить время для стирки и глажки. – Тут столько дел по хозяйству, что и не сосчитать.

– Ну, если вы против… – На лице Рэйчел было написано такое разочарование, что Эва тут же передумала.

– Мне придется спросить разрешения, но я думаю, что мистер Кэссиди выделит мне несколько свободных часов в неделю. Этого достаточно? – Эва поймала себя на мысли, что идея о регулярных прогулках в город ей по душе. Может быть, так ей удастся избавиться от чар Чейза Кэссиди. И вообще, нужно время, чтобы как-то обдумать все, что она сегодня узнала.

– Более чем достаточно! – Рэйчел захлопала в ладоши. В какой-то момент Эве показалось, что молоденькая учительница сейчас бросится ей на шею, но неожиданно в дверях появился Чейз, и обе женщины немедленно повернулись к нему.

– Чейз…

Множество чувств отразилось на его лице, самым явственным из которых было подозрение. Он кивнул им обеим, но не проронил ни звука.

– Мне пора идти, – заторопилась Рэйчел и сделала шаг по направлению к двери.

Неожиданно, поравнявшись с Чейзом, Рэйчел остановилась и с грозным видом выдала тираду:

– Я подробно обрисовала мисс Эве, как обстоят у Лейна дела в школе. Думаю, она с удовольствием перескажет вам нашу беседу. Но боюсь, что отняла у нее много времени. – А потом, обращаясь к Эве, добавила: – Увидимся во вторник, если вас устроит?

– Я приеду, – заверила Эва, чувствуя себя неловко в присутствии Чейза. Когда он был рядом, все остальные будто съеживались до размеров карлика.

Когда дверь за Рэйчел закрылась, Эва повернулась к плите и подняла крышку котла, в котором варилась картошка. Вода только-только начала закипать, поэтому у нее еще было время набрать солонины из бочонка.

– Может, стоит купить нескольких цыплят? – спросила она Чейза. – Я думаю, вас уже воротит от говядины, которую вы едите изо дня в день.

– Это не ферма, а скотоводческое ранчо. – Он привалился боком к столу и скрестил руки на груди, сосредоточенно наблюдая, как она снует взад-вперед по кухне. – И чем плоха говядина?

– На завтрак, на обед и на ужин? Он все еще хмурился.

– А куда это вы собрались во вторник?

– Рэйчел нужен кто-то, кто играл бы на фортепиано для школьного концерта. Я вызвалась помочь, если, конечно, вы не против отпускать меня два раза в неделю в город и привозить обратно. – Эва была так обрадована предстоящими прогулками, что ее не пугала даже перспектива в случае необходимости прокатиться верхом на лошади.

Он так надолго замолчал, что она уже готовилась услышать отказ. Наконец, как бы подтверждая, что молчание – знак согласия, он переменил тему.

– А что еще она говорила?

Эва не могла поручиться, что услышала хоть нотку беспокойства в его тоне. Если таковая и была, то настолько слабая, что промелькнула незамеченной. Она решила не откровенничать.

– Ну, мы беседовали в основном о Лейне…

– И что же?

– Она считает, что Лейну лучше уйти из школы.

Он моментально выпрямился. Эва, выходившая в этот момент из кладовой с двумя луковицами в руках, едва не врезалась в него.

– Почему? Почему она так считает?

– Потому что для него это унизительно. Несмотря на то, что он самый старший из учеников, он еще и самый отстающий, даже по сравнению с малышами. Она считает, что ему лучше учиться на дому.

Он погрузился в напряженное размышление так надолго, что она начала уже про себя просить его, чтобы он побыстрее переварил ее сообщение. Наконец, когда он все-таки заговорил, его голос звучал так тихо, что она едва могла его расслышать.

– А она объяснила, почему он отстал?

Эва знала, что если признается, что Рэйчел ей все рассказала про то, почему Лейн так поздно пошел в школу, то он сразу догадается, что и про его тюремное заключение она тоже знает. До тех пор, пока он сам не поведает ей о своем прошлом, она будет уважать его право на молчание. Эва решила, что если бы она не ввела его в заблуждение относительно собственной персоны, то воспринимала бы все это по-другому. А раз у нее самой рыльце в пушку, она не вправе обвинять его в чем-то.

И вместо того чтобы чистосердечно признаться, Эва только сообщила:

– Она сказала, что Лейн пропустил много занятий, потому что ему было трудно адаптироваться. – Потом, быстро сменив тему, спросила: – А насчет оружия вы что решили?

Он так долго изучающе смотрел на нее, как будто прикидывал, какова доля правды в ее словах, если таковая вообще имеется. Как она ни старалась, ей было трудно поверить в то, что Чейз был грабителем и отсидел за решеткой за свои преступления.

– Пока ничего. Лейн сейчас вкалывает вместо Орвила.

Понял ли он, что Лейн только пытался защитить свое достоинство? Вне всякого сомнения, Чейз лучше нее знал, почему Лейн все это сделал. Пока она не отважится признаться, что ей все известно о Кэссиди и о его темном прошлом, она будет нема, как рыба.

– Подумайте о словах мисс Олбрайт. – Эва сняла с луковиц шелуху и отложила ее в сторону. – Я не прочь продолжить занятия с Лейном. – Впервые она чувствовала себя так, как будто действительно обдумала свои слова и взвесила все «за» и «против». Он подошел к двери, оперся одной рукой о притолоку и смотрел на своих людей, работающих в загоне.

– Мне нужны рабочие руки, пока Нед болен, – признался он, – а Орвил для работы чересчур стар. Если бы я позаботился об этом раньше, Нед не получил бы сегодня утром увечье. Как вы думаете, сколько времени пройдет, прежде чем он поправится?

– Не знаю, я не доктор.

– Полагаю, что нет.

Когда она начала резать лук, у нее в глазах ужасно защипало. Тыльной стороной ладони она утерла слезы, струившиеся по щекам, и захлюпала носом.

– Извините.

– Что с вами?

Она повернулась, чуть не уткнувшись лицом в его грудь.

– Лук. – Она опять засопела.

Он провел пальцем по линии ее подбородка и приподнял ее голову – лицом к себе. Свободной рукой отер слезы с ее глаз.

– Леди не пристало плакать, Эва.

– А я уверена, что даже леди иногда плачут, – мягко возразила она.

– А вы уверены, что эта классная дама вас ничем не обидела?

Она молча кивнула, опасаясь, что голос может выдать ее.

Он убрал руки и сунул их в карманы. Ни слова не говоря, открыл дверь и вышел.

Эва смотрела ему вслед, недоумевая, как же ей так быстро удается попадать из одного затруднительного положения в другое.

ГЛАВА 8

Ночь была безлунная, но на небе снова высыпали звезды, будто пятна краски, разбрызганные на черном полотне, наброшенном на землю. Чейз стоял на крыльце, прислонившись спиной к стене дома и поставив на нее полусогнутую ногу. Знакомые звуки, доносившиеся с кухни, отвлекли его: Эва начала собирать посуду. Ему не надо было видеть ее, чтобы знать, как грациозны ее движения, как легко покачиваются ее бедра при ходьбе, так неуловимо чувственно, возбуждающе, призывно. И она не прикладывала никаких усилий для того, чтобы понравиться ему. Он слышал, как она начала напевать какую-то мелодию, незамысловатый мотивчик, который он вроде бы знал, но слов, как ни силился, не мог вспомнить.

Дверь за его спиной приоткрылась, и он напрягся, ожидая и надеясь, что увидит ее.

Но это оказался Лейн, который сделал несколько шагов и остановился, заметив Чейза, скрытого в тени. Отодвинувшись от стены, Чейз оперся о перила крыльца и глубоко вздохнул. Сейчас как раз самое подходящее время попытаться поговорить с мальчишкой.

– Я не знал, что тебе так тяжело учиться, – начал Чейз. Он надеялся, что Лейн не пропустит мимо ушей эту попытку завязать беседу и ответит в своей обычной манере.

– А чего ты ждал? – Не глядя на Чейза, Лейн отошел в угол и уставился в сторону загона. – В тот первый день, когда я пришел в школу, я имя свое написать не мог.

Чейзу хотелось подойти и обнять Лейна, как своего собственного ребенка. Он закрыл глаза, обратив лицо к звездному небу. Он знал, что прошлого уже не вернешь. Канули в Лету те дни, когда Лейн просил покатать его на плечах, карабкался на его колени, чтобы послушать сказку, или умолял прокатить на лошади. Чейзу иногда казалось, что эти счастливые времена, на смену которым пришла боль, были всего лишь сном. Неужели ему привиделись те тихие вечера, когда он возвращался домой после изнурительного трудового дня, слышал, как Салли играет на органе, усаживал на колени Лейна и что-то ему напевал.

В угрюмом пятнадцатилетнем юнце, которого он нашел, одного на полуразрушенном ранчо Огги Овенс, не было ничего общего с улыбчивым пухленьким четырехлетним карапузом, которого ч он там оставил. Не много времени понадобилось Чейзу, чтобы осознать, какую он сделал ужасную ошибку, оставив мальчика на попечение фактически совершенно чужой женщины. Тогда он был так охвачен жаждой мщения, что ничто не могло его остановить. И вот теперь, по прошествии двенадцати лет, слишком поздно что-то менять.

– Тебе не придется больше возвращаться в школу. – Реакция Лейна была молниеносной. Он немедленно повернулся лицом к Чейзу. Чейз мог ясно различить черты Лейна. Но по его неуверенной позе он чувствовал, что парень настроен скептически.

– Правда?

– Правда. Но тебе придется с сегодняшнего дня работать на ранчо. Нед встанет на ноги еще не скоро, а Орвила я больше не хочу перегружать. Эва сказала, что не против заниматься с тобой по вечерам.

Лейн засмеялся.

– Ну, а я тем более не против.

Чейз почувствовал, как у него по спине пополз неприятный холодок.

– Как прикажешь это понимать? Игривости в голосе Лейна как не бывало. Он немедленно занял оборонительную позицию.

– Понимай, как хочешь.

Чейз мысленно отругал себя за то, что опять вывел Лейна из себя, когда им так много нужно было обсудить. И начал без обиняков.

– Откуда у тебя оружие?

Столь внезапная перемена темы застала Лейна врасплох. Сунув руки в карман, он быстро отвернулся. Чейз решил было, что он вообще не намерен отвечать, но Лейн произнес:

– В тот день, когда ты уехал хоронить маму, я спрятал его. Тогда я считал, что если он убил маму, то может и тебя убить. – Он вздрогнул и втянул голову в плечи, как будто пытаясь защититься от новой боли.

Что верно, то верно. Лейну в тот день ничего не стоило завладеть револьвером. Чейз был так потрясен смертью Салли, что, обняв ее истерзанное тело, отвез ее в горы и похоронил у одинокой сосны. Кровь стыла у него в жилах, когда его воображение рисовало Лейна, четырехлетнего малыша, перепуганного насмерть, прячущего револьвер в доме.

Между тем Лейн продолжал:

– Потом, когда я подрос, я решил, что имею полное право владеть им. Этот револьвер убил мою мать. Я удрал от Огги и вернулся сюда, чтобы забрать его, когда мне было лет двенадцать – Он потер виски, как будто пытался облегчить боль. – Я пытался скрыться от Огги, но она разыскала меня. О револьвере она, правда, не подозревала, поэтому, вернувшись к ней, я снова спрятал его, подальше от ее глаз. Чейз запустил руку в волосы и попытался мысленно нарисовать портрет сестры. Красивая, нежная, жизнерадостная Салли. Ответственность за воспитание его темноволосой и темноглазой сестренки легла на плечи Чейза, когда ей было одиннадцать, а ему – восемнадцать. Она была только чуть-чуть старше теперешнего Лейна, когда влюбилась в первого же ковбоя, который приударил за ней. Но через год ковбой исчез с горизонта, а на попечении Чейза остались уже двое – Салли и Лейн. Он любил их одинаково.

Чейз несколько секунд изучающе смотрел на Лейна.

– А ты помнишь маму? – Этот вопрос причинил Чейзу столько боли, сколько Неду – его рана.

Лейн прочистил горло.

– Я помню ее голос, помню, как от нее пахло – сладко так, как будто пудрой, помню, какие песенки она играла на органе, но ничего больше. – Он внезапно замолчал, когда сзади хлопнула дверь черного хода.

– Должно быть, Эва пошла навестить Неда, – предположил Чейз. Он не жалел о том, что их прервали. Та малость, что сказал Лейн о Салли, для Чейза превращалась в долгое мучительное воспоминание.

– Ты отдашь мне револьвер обратно?

Чейз знал, что правильный ответ должен быть – «нет». Он прекрасно помнил, по каким причинам поклялся больше никогда не прикасаться к оружию снова. Но Лейн не собирался сдаваться и был настроен очень решительно.

– Думаю, если я не верну его тебе, ты не успокоишься и постараешься раздобыть себе другой.

– Рано или поздно, – признался Лейн.

– Надеюсь, ты будешь воздерживаться от стрельбы по мишеням?

На другом конце двора залаял ушастый пес и подбежал к Лейну. Мальчик подошел к краю крыльца, чтобы поприветствовать старика. Наклонившись, он почесал Кудлатого за ухом.

– На твоем месте я бы радовался, что я тренировался в стрельбе. Если бы я не целился в воздух, тот ковбой уже был бы покойником.

Чейз слышал браваду в тоне Лейна. Свой собственный гнев он уже давно еле сдерживал, поэтому не преминул съязвить:

– Или ты сам гнил бы в могиле.

– Но я же здесь, разве не так?

– Так, но если ты будешь продолжать в том же духе, всегда найдется кто-нибудь, готовый зацепиться за тебя, благодаря если не твоей репутации, так моей.

– Мне нужен этот револьвер. Ты думаешь, легко жить, зная, что кто-нибудь может вздумать выстрелить мне в спину только затем, чтобы потом похвастаться, что прикончил племянника Чейза Кэссиди?

– Если кто-то нападет на тебя безоружного, то его ждет виселица.

– А мне от этого какая радость, раз я буду мертв к тому времени?

Чейз не мог не признать, что это веский аргумент, который ему не перешибить. Что еще могло причинить ему столько же боли, как сознание того, что он кругом виноват в том, что переживает сейчас Лейн.

– Но ты же не понимаешь, каково это, убить человека, – сделал последнюю попытку Чейз.

– Ты думаешь, что я так же хладнокровно нажму на курок, если вдруг такое случится, как и ты, дядя Чейз? Ты поэтому больше не носишь оружия? Потому что убийство пришлось тебе по вкусу?

– В глубине души человека всегда что-то шевельнется, когда он убивает себе подобного. Некоторые просто научились так ловко скрывать, что со стороны кажется, будто им наплевать. Но если человек действительно при этом ничего не ощущает, то это уже не человек, а зверь!

В памяти всплыли слова Рамона:

– Рано или поздно Бог дает каждому то, что он заслужил.

Чейз был удивлен, что Лейн до сих пор не вышел из себя и не вспылил. Стоя здесь и глядя на мальчика, который был почти мужчиной, он понимал, что между ними осталось очень много недосказанного. Как бы он хотел отбросить все условности и сказать Лейну, что любит его, что очень сожалеет о том, что бросил его тогда и что он бы все отдал, чтобы вернуть потерянные годы. Но слова не слетали с губ. За всю жизнь он так и не научился выговаривать их.

Лейн стоял, гордо выпрямившись, в его глазах сверкали вызов и напускная бравада. Но все это было лишь маской, под которой скрывались накопленные горечь и обида. Чейз знал, что он виноват в тех бедах и лишениях, которые выпали на долю Лейна, в такой же степени, как и убийцы Салли.

Кудлатый заскулил и ткнулся носом в ладонь Лейна, прося, чтобы его погладили. Лейн наклонился, чтобы приласкать пса. Поверх плеча он взглянул на Чейза.

– Ты что, в проповедники записался?

Чейз пропустил колкость мимо ушей. Он уже прорубил маленькое окошечко в стене, разделявшей их, и не собирался позволить его захлопнуть, как бы Лейн ни старался спровоцировать.

– Так вот. Я оставлю твой револьвер у себя до конца недели. А когда я отдам его тебе обратно, чтоб я не слышал и не видел, что ты берешь его с собой в город.

Лейн выпрямился. Он несколько мгновений внимательно смотрел на Чейза, а потом сказал:

– Заметано.

– Что ты не будешь его брать с собой, или я этого не увижу?

– А ты как думаешь? – Лейн повел плечами и пошел в дом.

Эта пристройка не место для леди. Чейз точно знал, где сейчас Эва, потому что ее звонкий смех доносился из противоположной части двора. На мгновение он почувствовал непроизвольный укол ревности. Пока он понял это, уже отмахал полдвора.

Она не возражала против того, чтобы посещать жилище ковбоев, ухаживая за Недом, но из того, что он уже знал о ней, леди она была или нет, он вынес, что Эва Эдуарде не из тех, кто не протянет руку помощи нуждающемуся.

Признаваясь самому себе, что он ровным счетом ничего не знает о том, как обращаться с леди и чего от них ждать, Чейз шагал, пока не обогнул конюшню и не оказался почти рядом с пристройкой. Двое людей сидели на крыльце плечом к плечу. Это зрелище пригвоздило его ноги к земле. Эва наедине с мужчиной.

Но, узнав протяжный говорок Орвила, Чейз сразу успокоился. Не желая прерывать столь серьезную, судя по всему, беседу, Чейз прислонился к стене конюшни и стал ждать, когда Эва соберется возвращаться домой.

Чейзу удалось разобрать, как она спросила негромко:

– А ты всегда был ковбоем, Орвил? Старик гортанно рассмеялся.

– Нет, мэм. Я родился рабом. Уж и не помню, в каком году это было. Когда мне, по моим расчетам, было около тридцати, началась война, и я сбежал. Сражался в рядах Второго пехотного полка Западного Теннеси, куда набирали африканцев. Те денечки, когда я носил голубую форму, были самыми славными в моей жизни.

Когда война кончилась, весь полк расформировали. Многие из нас подались на Запад. На ранчо требовались рабочие руки, а кто станет разглядывать цвет твоей кожи, когда дело стоит. И платили за это столько же, сколько и белым. А работа ковбоя – лучшая работа в мире, это я давно понял.

Чейз без труда уловил нотку гордости в голосе старика.

– Да ты просто влюблен в нее, – ласково сказала Эва.

– Ваша правда. И я знаю, что Чейз пашет, как вол, от зари до зари, чтобы свести концы с концами. Но ему еще многое предстоит сделать.

Орвил помолчал немного, а потом спросил: – Как вы думаете, мэм, он не прогонит меня?

Чейз уже рванулся было вперед, чтобы лично развеять опасения Орвила, но Эва опередила его.

– Мне кажется, что у мистера Кэссиди каждый человек на вес золота. Да тут полно работы для тебя, даже если ты уже не в состоянии ухаживать за скотом.

– Вы правда так думаете?

– Я это знаю. – Она наклонилась, прижавшись плечом к плечу Орвила. – Я бы не отказалась от помощника на кухне. По правде говоря, – она доверительно понизила голос, – я так устала от всей этой работы.

– Хотя вы здесь всего несколько дней, но с вашим приездом все так изменилось, мисс Эва, и это я говорю не только про вашу стряпню. Я же вижу, как тянется к вам парнишка. А кому друг нужен больше, чем Лейну Кэссиди?

– Ой, Орвил, ничего я такого особенного не сделала.

– А как вы думаете, почему ни одна из тех женщин тут не прижилась?

– Ну, мне действительно любопытно, ведь мне поначалу чинили столько препятствий…

Старик перебил ее, не дав закончить:

– Мисс Эва, у вас доброе сердце, а это как раз то, чего так давно не хватало на этом ранчо.

Когда Эва ничего не ответила, Чейз выждал немного и вышел из своего укрытия. Она улыбнулась ему, и от ее улыбки повеяло таким теплом, что прохлада, которая пришла вместе с сумерками, исчезла бесследно. Орвил высказал то, что давно не давало Чейзу покоя, с той первой ночи, когда она вышла зажечь для него свет. Она не просто леди. У нее золотое сердце.

Орвил поднялся.

– Я, пожалуй, пойду, мисс Эва. Спокойной ночи, Кэссиди.

Они в один голос пожелали ему спокойной ночи, и он скрылся за дверью пристройки. Эва не вскочила с места тотчас же. Она сидела, глядя на Чейза снизу вверх и уронив руки на колени.

– У вас утомленный вид, – заметил он. Решив не ставить ее в известность, что он слышал ее разговор с Орвилом, он спросил: – Вы сильно устаете от работы по дому?

Она покачала головой.

– Нет, конечно же, нет. Я прилично вымоталась, но сегодня не обычный день. Несчастные случаи ежедневно не происходят, и местные школьные учительницы не заглядывают поболтать в самое неподходящее время. Вчерашнее происшествие в городе тоже вряд ли было нормальным явлением. А раз вы сами сказали, что Лейн нечасто убегал из дома, то мне вообще не о чем беспокоиться.

– Да, эти деньки вам много сил стоили, – признал он.

– Вы еще не поговорили с Лейном?

– Мы разговаривали.

– Я знаю, что опять лезу не в свое дело, но… Он рассмеялся.

– Да разве вы угомонитесь? Я сказал ему, что нет необходимости возвращаться в школу, и что вы вызвались заниматься с ним по вечерам. – И, как бы спохватившись, добавил: – Если, конечно, это не слишком вас затруднит.

– Я уверена, что ему нужны только азы. Сложения и вычитания достаточно, чтобы не запутаться в счетах, когда станет постарше. И в чтении, конечно, он может на меня рассчитывать.

Чейз кивнул.

– Это будет здорово. Может, можно карту какую-нибудь изучить? – размышлял он вслух.

– А как насчет револьвера?

Как ему хотелось сломать эту штуковину, но он знал, что Лейн ему не простит. Он пытался убедить себя, что только ужасное воспоминание, связанное с ним, делало этот револьвер порождением дьявольских сил. Он знал, как Эва печется о Лейне, поэтому постарался произнести как можно более беззаботно:

– В конечном итоге он получит его назад. Револьвер может пригодиться Лейну во время объездов. Иногда нам приходится отстреливать змей или дикобразов, а бывает, и волков.

– Но вы не носите оружие, – напомнила она.

– Да, не ношу. И у меня на то есть причины. Слава Богу, она не начала настаивать, чтобы он объяснил, что это за причины. Чейз выпрямился.

– Вы были добры к Орвилу сегодня. Хотя вам за это не платят, – сказал он.

Она встала и отряхнула юбку, которая все еще безобразно выглядела после того, как Эва стояла на коленях в грязи возле Неда.

– Вы же не собираетесь выгонять его, правда? Чейз направился к дому. Эва семенила рядом.

– Нет. Он в его возрасте никогда не найдет работу. Научите его готовить, и если вдруг со мной что-то случится, он может устроиться к кому-нибудь поваром.

Она остановилась, как вкопанная.

– А что с вами может случиться? Он пожал плечами, продолжая идти.

– Кто знает?

Пока они вместе шли к дому, Чейз обдумывал обещание, данное Эвой Рэйчел Олбрайт. Если она собирается дважды в неделю посещать город, сколько времени пройдет, пока она не станет предметом городских сплетен? Ему ненавистна была сама мысль о том, что такое милое и невинное существо подвергнется нападкам из-за него. Если бы он мог рассчитывать хоть на капельку того сострадания, с которым она относится к Лейну и ребятам, он бы сказал ей всю правду.

Дни напролет он ловил себя на том, что постоянно думает о ней, радуется звуку ее голоса и мечтает, чтобы случай снова свел их под луной. И вот теперь они опять наедине, и с его губ уже готово слететь признание, которое может заставить ее покинуть его навсегда.

– Эва…

– А где Лейн? – спросила она, не дав ему закончить фразу.

– Пошел спать.

– Не думаю, чтобы ему удалось выспаться прошлой ночью. – Она обхватила себя руками, чтобы было не так зябко, ведь уже здорово похолодало.

Лиф платья туго обтянул ее грудь. Он не мог отвести от нее глаз, как не мог заставить себя произнести слова, из-за которых потухли бы ее сияющие глаза и в них появились бы страх и подозрение, которые он столько раз видел в глазах других.

Она шагала совсем рядом с ним, а он продолжал хранить молчание. Телята, запертые в ближнем загоне, наконец угомонились. Кудлатый свернулся калачиком на крыльце. Чейз стоял, упиваясь этими безмятежными мгновениями наедине с Эвой и витавшим вокруг нее ароматом сирени.

Когда они достигли крыльца, она даже не подумала попрощаться с ним и пойти в дом. Эва Эдуарде подвергалась опасности, и даже не подозревала этого. Чейз хотел подойти к ней, заключить ее в объятия и прижать к себе. А что было бы, прикоснись он к ней сейчас? Как бы она к этому отнеслась? Ее близость сводила его с ума, напоминая, как давно он не был с женщиной. Но, стоя здесь, рядом с ней, он не мог не понимать того, что это не просто какая-то женщина, которую он вожделел, это Эва, единственная и неповторимая.

Если бы это помогло ему преодолеть тоску, он бы мог наплевать на гордость и съездить в город в любую ночь на этой неделе в поисках утешения. Он мог быть отверженным среди богобоязненных жителей Последнего Шанса, но шлюхи не особо разборчивы, когда предоставляется возможность подзаработать. Но его не тянуло в город. Ведь тут была Эва, которая имела над ним такую власть, Эва, которая пробуждала в нем забытые желания. Это была Эва, с ее медными волосами, сияющими изумрудными глазами и чувственными губами.

Чейз уже почти было потянулся к ней, но вовремя одумался.

Он сунул руки в карманы штанов.

– Ну, тогда спокойной ночи, Чейз. – Ее голос прозвучал так нежно, как бы растворяясь в аромате сирени, который окутывал ее, будто дыхание ночного ветерка.

Чтобы окончательно быть уверенным в том, что он не бросится к ней, не вопьется в нее поцелуем, которого требовали его первобытные инстинкты, Чейз сжал ладони в кулаки, вытянул руки по швам и отступил назад.

– Спокойной ночи, Эва, – только и смог выдавить он.

Он подождал, пока она войдет в дом, потом вошел следом и погасил свет.

Закрыв за собой дверь спальни, Эва начала немедленно освобождаться от своего платья. Эту грязную тряпку она швырнула в угол и решила, что завтра придется заняться стиркой, как только она помоет посуду после завтрака. Она начала отстегивать лиловый корсет от нижней юбки, составляющих комплект с нижней рубашкой и панталончиками. Она меряла шагами свою крохотную комнатку, давая выход накопившемуся раздражению.

Развязав ленту, украшавшую ее воротничок, она, наклонившись над кроватью, сунула руку под подушку и достала оттуда сложенную ночную сорочку. Положив элегантный ночной наряд на кровать, она выскользнула из своей комбинации и обрушила на себя многочисленные складки ткани. Она тянула вниз подол до тех пор, пока оборки, украшавшие край ночнушки, не скрыли ее щиколотки.

Стоя перед зеркалом, Эва вытащила гребешки из волос и взяла щетку с костяной ручкой, которую подарили ей родители на десятилетие. Она яростно начала драть волосы жесткими щетинками, пока не заболела кожа головы.

– Черт подери, Эва Эберхарт, – прошипела она, обращаясь к своему отражению в зеркале, – ты играешь с огнем. – Ей в голову не приходило, что могло заставить ее стоять и ждать, не поцелует ли ее Чейз Кэссиди. Даже после того, что она узнала о нем сегодня, она не испытывала к нему ни страха, ни отвращения. На самом деле она была увлечена им не меньше, чем до того, как узнала правду. И где-то в глубине души была уверена, что раз Чейз совершил все эти преступления, значит, были на то веские причины. Иначе и быть не могло.

Шагая рука об руку с ним по направлению к дому, она находила повод, чтобы придвинуться к нему как можно ближе. Даже если он и заметил, что не так уж много было коровьих лепешек, которые нужно обходить. Ее тянуло к нему, как бабочку к цветку, она ловила себя на том, что выделяет его голос среди других голосов. Она не могла наглядеться на него – ей нравилось, как он стоит, как он двигается, как садится на лошадь.

С силой, в данном случае совершенно неуместной, она швырнула щетку на комод и отвернулась от своего вероломного отражения.

Так ли это хорошо на самом деле быть леди?

Она покинула «Дворец», потому что ее тошнило от окружения, от мужчин, так и норовивших облапить ее. И тут оказывается, что если бы Чейз Кэссиди – человек, которого она знает всего ничего – надумал бы поцеловать ее, она бы ни капельки не стала возражать. А может, ей стоит пойти к нему, постучать в дверь его спальни и признаться, что ей известна вся правда о его прошлом, и что она сама от него кое-что скрыла.

А что если, услышав ее признание, он выгонит ее вон? Чейз Кэссиди мог быть преступником, узником тюрьмы, но он нанял ее, будучи уверенным, что она – леди.

А не актриса.

И уж конечно не танцовщица.

И определенно, не падшая женщина, которая уже отдалась двуличному проходимцу, и то, как она раскаивалась после, особого значения не имело.

Она потушила лампу, откинула с кровати грубо сотканное покрывало и нырнула в постель. Натянув одеяло до подбородка, Эва лежала в темноте и размышляла.

Может, ей лучше уехать, пока влечение к Чейзу Кэссиди не завело ее слишком далеко? Когда она поедет в Последний Шанс, чтобы помочь Рэйчел Олбрайт с ее концертом, может, она даже услышит о другой вакансии экономки.

Но если это будет наилучшим выходом для всех, почему мысль о поспешном отъезде заставляет так ныть ее сердце?

Тревога охватила ее. Беспокойные мысли вернулись к родителям. Где они сейчас, Эберхарты? Последнее письмо от них пришло месяц назад, когда она еще работала во «Дворце». Их письма были такой же редкостью, как дождь в Мохаве.

Как бы они отнеслись к Чейзу? А уж его реакцию на ее эксцентричных родителей и вовсе трудно было представить. Ее матушка наверняка затянула бы песню, приличествующую такому случаю, как их встреча.

Эва застонала, перевернулась на живот и стукнула по подушке обеими руками, придав ей шарообразную форму.

Где-то в загоне телята, разлученные со своими матерями, жалобно мычали, поэтому Эва сунула голову под подушку.

Она опомниться не успела, как пришло время вставать и нырять в новую круговерть повседневных забот.

ГЛАВА 9

Чейз посмотрел на небо. Ни единого голубого островка, ни единого лучика солнца не проглядывало сквозь густую массу тяжелых серых туч. Дождь собирался все утро, но так и не пролился, если не считать нескольких капель, которые застали в пути мужчин, отправившихся в горы искать заблудившийся в низкорослом, но густом сосняке скот.

Он пришпорил свою лошадь, жилистого серого жеребца, норовистого двухлетка, и погнал его в гору по склону, сплошь покрытому колючим ковром из кустиков ирги. Спасибо, что толстые кожаные сапоги защищали его ноги от бесчисленных колючек. Кусты были покрыты гроздьями бутонов, которые, распустившись, превратятся в цветки с длинными лепестками. А зубчатые листочки на этих растениях появятся гораздо позже. Через пару недель птицы начнут склевывать мелкие ягоды, а олени – лакомиться зелеными веточками.

Он не успел забраться на самую вершину, как услышал крик Рамона и повернулся в седле. После короткой борьбы с лошадью, наглядно показав, кто тут на самом деле хозяин, Чейз пришпорил своего скакуна и помчался навстречу помощнику. Продравшись сквозь ряды молодых сосенок, он обнаружил Рамона, склонившегося над скелетом теленка.

Он подъехал ближе и спешился, привязал лошадь и подошел к Рамону.

– Волки.

– Si. Прошлой ночью. Вероятно, целая стая. – Он выпрямился и показал пальцем туда, где неподалеку валялись останки еще одного теленка и коровы-матери.

Сдвинув шляпу на затылок, Чейз смотрел на обглоданный скелет, но мыслями был сейчас далеко. Он не мог избавиться от ощущения, что что-то случилось на ранчо. Рамон поднял глаза, и Чейз, повернувшись, проследил за направлением его взгляда. К ним приближался всадник. Лейн, пригнувшись к шее своей молодой и горячей пегой лошадки, подъехал к ним. Желая покрасоваться, он эффектно натянул поводья, заставив лошадь взвиться на дыбы, и изящно выскочил из седла. Он оглядел то, что осталось от матери и малыша.

– Я нашел еще одного полуобглоданного теленка за соседним горным хребтом.

– Волки, – подытожил Чейз.

– Мы что-нибудь собираемся предпринимать? – Подойдя, Лейн ткнул мертвую телячью голову носком сапога. – Пока мы не очистим это место от этих тварей, пасти здесь скот небезопасно.

– Поступим так, как поступали во все времена охотники. Зальем останки ядом. Кто-то из них явится полакомиться падалью и подохнет. – Чейз несколько мгновений изучающе смотрел на Лейна, который рассматривал труп теленка. – Как тебе нравится идея получить несколько волчьих шкур? Хорошая шкура тянет сейчас доллара на три.

Лейн обернулся и смотрел на него с таким выражением и так долго, что Чейз уже ждал отказа, но на лице Лейна появилась легкая полуулыбка. Он кивнул.

– Еще бы.

– Рамон научит тебя снимать шкуры, не повреждая их.

Рамон кивнул в знак согласия. Лейн больше ни слова не сказал. Он продолжал испытующе смотреть на Чейза, будто прикидывая, чем он заслужил такую благосклонность.

Чейз повернулся и устремил взгляд в направлении дома.

– Я вернусь за стрихнином.

– Я могу послать Орвила, – предложил Рамон.

Зная, как тяжело на душе у старика после происшествия с Недом, Чейз позволил ему ехать с ними этим утром, решив постепенно избавлять пожилого ковбоя от наиболее утомительных обязанностей.

Чейз помолчал, одной рукой в перчатке уже стискивая поводья, и повернулся к Рамону и Лейну.

– Найдите ему занятие здесь. А я обернусь мигом, еще до полудня.

Лейн едва заметно пожал плечами, но от внимания Чейза не ускользнуло, как покачал головой Рамон и как он понимающе усмехнулся. Образ Эвы, оставшейся дома в одиночестве, снова начал преследовать его. Чейз постарался отвлечься от тревожных мыслей, предвкушая встречу наедине.

Чейз замедлил шаг у крыльца. Его одежда была тяжелой от пропитавшей ее влаги.

– Если бы дураки выставлялись на продажу, за тебя бы дали самую высокую цену, – пробурчал он себе под нос. Он привязал лошадь и на ходу, направляясь к двери, стянул с себя брезентовый плащ. Его возбуждение от предстоящей встречи усилилось, пока он стоял, соскребая грязь с сапог и слушая, как Эва возится на кухне. Он повесил мокрый плащ на крючок, прибитый у двери, постучался костяшками пальцев и вошел.

Оказавшись в уютной, гостеприимной кухне, он остановился, как вкопанный, потому что его охватило теплое и почти забытое чувство. Воздух был напоен ароматом свежевыпеченного хлеба. Он обволакивал словно пушистое одеяло. Он заметил три каравая, стоявшие в ряд на кухонном столе. Два из них были немножко кривобокими и продавленными посередине, но от этого запаха просто слюнки текли.

Два огромных деревянных корыта красовались посреди кухни. Одно с мыльной водой, другое – с более-менее чистой. Из одного торчала стиральная доска. Скребок валялся тут же на полу в грязной луже. На стуле грудой была свалена мокрая одежда. По обеим сторонам стула свешивались замысловато переплетенные штанины и рукава, с которых, монотонно барабаня по полу, падали тяжелые капли воды, превращаясь в ручейки, а те, в свою очередь, соединялись в узеньком, но довольно бурном потоке, струившемся по неровному полу и образовывающем озерца в трещинах между досками.

Эва стояла на цыпочках возле плиты и запихивала деревянные щипцы в медный котел, над которым клубился густой пар. Вода в котле бурлила, и брызги летели ей прямо в лицо, орошая пряди волос, выбивавшихся из прически и падающих на лоб и щеки. Теперь они обвисли и прилипли к коже, напоминая крученую медную проволоку. Вид у Эвы был очень растрепанный.

Он переступил через порог. Она тут же почувствовала присутствие постороннего, вздрогнула и обернулась. На ее лице было написано нечто среднее между удивлением и беспокойством. Она метнула взгляд на ружье, прислоненное в углу у двери, потом на незваного гостя. Наконец увидев, что это всего лишь Чейз, заметно расслабилась. Чейз все сразу же понял и непонятно почему обрадовался, что она его не боится.

Она мгновенно отвернулась и возвратилась к своему занятию. Он подумал, что это довольно странно с ее стороны – не сказать ни единого слова в качестве приветствия – за завтраком она была само очарование. Пребывая в полном недоумении относительно того, что же могло приключиться за время его отсутствия, он стоял и таращился на нее, но она не думала оборачиваться.

– Эва?

Ноль внимания. Тогда он подошел к ней. Деревянными щипцами она сосредоточенно помешивала мыльную воду, все больше и больше заливая пол. Он тронул ее за плечо.

Она отложила щипцы и повернула к нему лицо, пунцовое от жара, исходившего от котла, поэтому он сразу и не заметил, что девушка плачет. Но теперь, стоя в нескольких дюймах от нее, он не мог не видеть слез, струившихся по ее щекам.

– Что-то случилось?

Она прерывисто вздохнула и выпалила одним духом:

– Да! Все!

Обреченно она махнула рукой в сторону беспорядка на полу.

– Я пыталась постирать белье и одновременно поставила печься хлеб, и тут у меня все пошло наперекосяк.

– Всего-то? – он оглядел захламленный пол, пытаясь скрыть свою радость. Она расстроилась из-за какого-то дурацкого белья.

Она снова судорожно вздохнула. Он хотел прижать ее к себе, успокоить, но вместо этого продолжал пожирать взглядом ее раскрасневшееся личико, обращенное к нему, впитывая в себя изумрудное сияние, которое излучали ее глаза, и пытался осмыслить ее слова.

– Во-первых, хлеб не поднялся. Потом я пошла накормить завтраком Неда и сменить его одежду, а в это время тут выкипела вода. – Она провела ладонью по щеке. – А потом… когда Нед проснулся – он дремал – то так развопился, что я помчалась туда, сломя голову, потому что решила, что это он от боли. И только ради того, чтобы получить нахлобучку за то, что я, видите ли, забрала его штаны, чтобы постирать.

Едва вымолвив это, она ударилась в слезы и уткнулась лицом в рубашку у него на груди. Чейз немедленно воспользовался удобным поводом, чтобы обнять ее. Его рука скользила вверх-вниз по ее спине, пока она немножко не успокоилась и ее бурные рыдания не сменились тихими всхлипываниями.

– Никогда не стирайте ковбойских рабочих брюк, Эва. Никогда. Это вообще не принято, – мягко произнес он.

– Но я думала…

– Они даже не считаются пригодными для дела, пока их нельзя будет просто поставить на землю.

– Но они же были такими грязными!

– Когда слой грязи становится слишком толстым, его просто соскабливают ножом, но никогда не стирают.

– Но это же… отвратительно. Он кивнул.

– Зато удобно. Я побеседую с Недом позже. Это не ваша вина. Вы же хотели, как лучше.

Он разомкнул свое объятие и, продолжая сжимать ее локоть, повел ее, лавируя между корытами и лужами на полу, мимо стула с кучей мокрых вещей к ее месту за столом.

– Сидите тут, – скомандовал он. – А я налью вам чашку кофе, а потом уберу весь этот беспорядок.

Она уставилась на него во все глаза, а потом ее нижняя губа скривилась. Она уронила скрещенные руки на стол и спрятала в них лицо.

Совершенно сбитый с толку, Чейз замер.

– Что я такого сказал?

Слова, которые донеслись из-под ее руки, звучали глухо, но довольно внятно:

– Вы так добры ко мне.

Это заявление еще больше укрепило его во мнении, которое сложилось у него уже давно, что он решительно ничего не понимает в добропорядочных леди. Решив больше не обращать на нее внимания, он снял шляпу, повесил ее на крючок, потом закатал рукава и решил начать с того, что, вытащив из кухни корыта, выплеснул из них воду под крыльцо. Продолжая уборку, он время от времени поглядывал на Эву и испытал огромное облегчение, когда она, наконец, выпрямилась, вытерла слезы передником и даже привела в порядок волосы. Когда Чейз поднял полупустое корыто и потащил его к двери, она начала было вставать.

– Оставайтесь на месте. Я уже почти закончил. С удрученным видом Эва рухнула обратно на стул.

– Со мной уже все в порядке. И я здесь экономка. Вам действительно не стоило утруждать себя. Я больше чем уверена, что у вас полно других дел.

– Сидите смирно. Она вздохнула.

Он выволок корыто из кухни и вернулся за вторым. Следующим этапом было вытереть пол, но прежде он налил ей чашку крепкого черного кофе, к которому она, однако, не притронулась. Наконец, приведя помещение в божеский вид, он налил кофе и себе и отрезал солидную краюху хлеба от одного кривобокого каравая.

– Пожалуйста, – прошептала она едва слышно. – Не надо заставлять себя жевать это только затем, чтобы сделать мне приятное.

Чейз улыбнулся.

– Я знаю. – Он осмотрел ломоть, который держал в руках. Серединка казалась местами немного непропеченной, но вполне удобоваримой. – А я люблю мягкий хлеб.

– Вы любите сырое тесто?

Он засмеялся и откусил кусок, быстро запив его глотком кофе.

Силясь улыбнуться, он замычал, изображая удовольствие.

– Никудышний из вас актер, Чейз Кэссиди.

– Разве?

Она покачала головой, уже начиная улыбаться. Через пару секунд он заговорил:

– Я полагаю, вам доводилось бывать в театрах, ну, когда вы жили на Востоке, и вообще? – Попытка завязать светскую беседу заставила его почувствовать себя неуклюжим, как новорожденный теленок.

Румянец, который уже потихонечку начал окрашивать ее щеки, вспыхнул ярким пламенем. Она, пряча глаза, уставилась в свою чашку с кофе.

– Да, пару раз я была в театре.

– Всегда думаешь, что это именно то, что стоит посмотреть.

Она пристально смотрела на него, но взгляд ее был неуверенным, как будто она тщательно взвешивала свои слова.

– Бывают пьесы лучше, бывают хуже. Так же и актеры.

– А у вас есть любимые?

Она опять что-то углядела на дне своей чашки.

– Да нет, пожалуй.

Сообразив, что эта тема ей почему-то неприятна, он сменил пластинку.

– Уже лучше себя чувствуете? Она кивнула и улыбнулась.

– Я чувствую себя презабавно. Я тут такого натворила.

Чейз и сам разулыбался.

– И что же такого ужасного вы сделали, мисс Эдуарде?

– Мне раньше никогда не приходилось стирать, вот почему на кухне все было вверх дном. Я знала, что это не просто, даже после того, как проштудировала главы из книги миссис Эпплби, посвященные этому предмету.

– Миссис Эпплби?

– Она написала книгу кулинарных рецептов и советов по домоводству. И там страница за страницей описывается, как провести день, отведенный на стирку и глажку. Она советует встать пораньше и сразу приниматься за дело. – Эва вздохнула, отодвинула в сторону пустую чашку и сложила руки на коленях, а потом устремила взгляд на сидящего напротив Чейза. – Но не могу же я вставать еще раньше, чем уже встаю. И я не думала, что, начавшись, эта катавасия никогда не кончится.

– Вы никогда не занимались стиркой в Филадельфии?

Она как-то странно посмотрела на него, потом покачала головой.

– Мы всегда отдавали белье прачке. – Откинув медную волнистую прядь волос со все еще влажного лба, она спросила: – А почему вы вернулись так быстро?

Ее вопрос немедленно вернул его в суровую реальность. Если он не хочет, чтобы день прошел впустую, пора прекратить валять дурака, попивая кофе и чесать языком.

Он одним глотком осушил свою чашку.

– Я вернулся домой за стрихнином.

Когда он встал, намереваясь идти, ее глаза затуманились разочарованием, а рука крепко стиснула чашку из-под кофе.

– Яд? Зачем?

– Мы обнаружили, что на скот напали волки.

– Боже, какой ужас! – широко распахнув глаза, она прижала руки к груди.

Против воли он улыбнулся такой непосредственной реакции на его новость.

– Такое временами случается. Каждый владелец ранчо готов к тому, что потеряет за год несколько голов скота. Мы посыпаем туши стрихнином и оставляем на съедение волкам. Обычно они сразу заглатывают наживку.

Он достиг двери кладовой, исчез за дверью и вышел, держа в руке коричневую бутылочку. Эва встала и понесла чашки в мойку.

Когда она обернулась к нему, брови ее были нахмурены.

– Наверное, это ужасно – терять скот? Он пожал плечами.

– Хорошего мало, но таковы правила игры. Я истратил почти все, что имел, когда прошлой весной приобрел нескольких животных новой герфордской породы. Ни одной из них мы пока не потеряли.

– Слава Богу, – вздохнула она.

Чейз выглянул в окошко, проделанное в двери. Небо все так же затянуто тучами. Хоть бы дождь пошел. Полил, как из ведра. Тогда бы у него было оправдание, чтобы остаться с ней на весь день. И тут воображение нарисовало такую картину: они вдвоем, вместе, и больше никого, дождевые капли выбивают неритмичную дробь по крыше. Если бы она принадлежала ему, этот день стал бы для него праздником. Он бы развел огонь и сидел рядом с нею, наслаждаясь ее близостью, а потом бы просто заключил ее в объятия.

Ему уже знакомо было это ощущение – теплота, нежность и аромат сирени – все это была она. Он бы легко, как перышко, отнес ее в свою комнату. Она бы застенчиво улыбалась, а он положил ее на кровать и осторожно, медленно, нежно раздел бы ее. А она была бы такой сладкой, желанной, хотя и не уверенной в себе, как любая девственница.

Все эти образы моментально улетучились, когда он вспомнил, что у него еще в жизни не было девственницы.

Это было бы медленно и нежно.

Это была бы адская мука.

Это было бы райское наслаждение.

– Чейз?

Он очнулся и едва не потерял сознание, обнаружив, что она стоит почти вплотную к нему.

Ему дважды пришлось покашлять, прежде чем он смог произнести:

– Мне пора идти.

Она продолжала стоять, в ее зеленых глазах сверкали и переливались невыплаканные слезинки.

– У вас мыльной пены получилось больше, чем нужно, – мягко произнес он.

Она тряхнула головой и сердито заморгала.

– Знаю. Не понимаю, что на меня нашло. Я только хотела качественно выполнить свою работу.

– Вы это и делали.

– Вовсе не обязательно утешать меня, но мне это очень приятно, Чейз.

Это признание заставило его почувствовать себя чуть ли не властелином мира.

– Вы не могли сделать лучшего подарка для одного из нас.

Она потянулась, чтобы поправить воротничок его рубашки, и он замер, боясь пошевелиться, боясь даже вздохнуть Он перехватил ее руку, сжал запястье, чувствуя, как под его пальцами ровно бьется пульс. Он поднял ее руку к своим губам и поцеловал ладонь.

Он был готов к тому, что она отшатнется.

Но она протянула свободную руку и обхватила его шею, поднялась на цыпочки и нагнула его голову вниз, приближая его губы к своим. Чейз откликнулся на ласку, отпустил ее руку и прижался губами к жаркому, зовущему рту. Он прижал ее к себе сильнее, запустил пальцы в ее кудри и сцепил руки у нее на затылке.

Поцелуй стал глубже, он заставил Эву откинуть голову и приоткрыть губы, позволить его языку вторгнуться туда и пробовать на вкус и исследовать завоеванное пространство.

Для них время остановило свой бег. Не было больше мычания телят, доносившихся из загона, не было бульканья кипящей в котле воды. Окутанный духом свежего хлеба, запахом мыла, теплом печки и, самое главное, соблазнительным ароматом сирени, Чейз испытал такие минуты блаженства, каких еще не было в его жизни.

Она, изогнувшись, придвинулась к нему еще ближе, он, обхватив ее всю, сжал руками ее ягодицы и прижал к себе с удвоенной силой. Она возвратила ему поцелуй с еще большим жаром, и он весь отдался во власть страсти, охватившей его. Он впивался в нее жадно, чувствуя, как она трепещет в его объятиях, и это переполняло его восторгом.

Эва первая прервала поцелуй, но не сделала попытки освободиться из кольца его рук. Вся дрожа, она приникла к нему, уткнувшись лицом в его плечо. Так они и стояли, не имея сил даже дышать, слившись в единое целое. Сердце Чейза колотилось бешено, неистово. Его внезапное, всепоглощающее чувство к этой женщине, замершей в его объятиях, сразило его наповал, как не сразил бы ни один вооруженный бандит, которого он когда-либо встречал.

Снаружи залился лаем Кудлатый, и она отшатнулась от Чейза. Ее лицо пылало, в ее прелестных чертах читались смятение и растерянность. Когда его руки отпустили ее, она отступила назад, потом сцепила пальцы и воззрилась на него в немом изумлении. Чейз прочистил горло и взглянул в окно.

– Он как будто лает на ветер, – неловко заметил он.

Она не шелохнулась и ничего не сказала в ответ.

Чейз повернулся кругом, сдернул с крюка свою шляпу и надел ее на голову. Он открыл дверь, но, не имея привычки спасаться бегством из щекотливых ситуаций, снова повернулся лицом к Эве. Она стояла, не отрывая от него взгляда, как будто силясь понять, что же это между ними только что произошло. Ее глаза были широко раскрыты и полны недоумения.

– Извините, Эва, – пролепетал он, принимая ее молчание за возмущение.

Она чуть приоткрыла рот, как будто собиралась что-то сказать, потом опустила глаза.

– Ничего страшного… Я только… Я хотела… – Горестный вздох вырвался из ее груди. – Я виновата так же, как и вы. Сама не знаю, что на меня нашло. Я только хотела поблагодарить вас за вашу… вашу доброту.

Он повернулся кругом и вышел вон.

Набросив на плечи парусиновый плащ и вскочив в седло, Чейз не удержался и мельком взглянул на дверь. Он так и думал, что увидит Эву сквозь оконное стекло, покрытое дождевыми каплями. Она стояла в той же позе, в которой он ее оставил.

Какая домашняя сцена – хлеб, только что вынутый из печи и еще теплый, кофе, они двое, болтающие о том о сем, сидя за столом. Но это было нечто нереальное, вроде сцены из пьесы, одной из тех, что Эва видела в театре, когда еще жила на Востоке. Это была чудная картина, но это была не жизнь, а сказка, рассказанная в дождливый день. И никогда ей не стать жизнью, пока прошлое стоит у них на пути.

Он мог быть бандитом, который немалую часть своей жизни провел в территориальной тюрьме, но он был еще и жалким трусом, смертельно боящимся, как бы она не узнала всю правду о нем.

Эва, бессмысленно уставившись на дверь, смотрела, как Чейз скрылся из виду. На подгибающихся ногах она вернулась обратно к столу и медленно опустилась на его осиротевший стул. Сиденье еще хранило тепло его тела. Ее пальцы дрожали, когда она поднесла их к лицу и коснулась своих губ, все еще ощущавших вкус поцелуя.

Каждый ее нерв был обнажен, каждая клеточка тела горела огнем. Ни один мужчина в ее жизни не был ей так близок. Тепло его дыхания и прохлада кожи, смоченной дождем. Запах гор, сосен и животных. Оказывается, он умеет не только стрелять. Его поцелуй был еще более восхитительным, чем она могла себе вообразить. Будто находясь под действием какого-то дурманящего зелья, она чувствовала, как кружится голова, поцелуй не утолил, а только распалил ее жажду.

Ты играешь с огнем, Эва Эберхарт.

Она была полна решимости изменить свою жизнь к лучшему, и – на тебе – по уши влюбилась в мужчину, которого едва знает. На ее щеках вспыхнули пятна румянца, когда она вспомнила, как вела себя несколько минут назад. То, что она пыталась представить, как невинный поцелуй, простую благодарность за все, что он для нее сделал, переросло в нечто, не поддающееся контролю.

Она бросила взгляд на котел и чуть не подпрыгнула. Вода почти выкипела, и если она не поторопится, ее полосатое платье просто-напросто сгорит. Ухватившись за повод хоть на время выкинуть Чейза Кэссиди из головы, она, нахмурившись, смотрела на медный котел и, наконец, решила, что, когда она поедет в Последний Шанс помогать Рэйчел, то найдет прачку, и будет платить ей из собственных сбережений.

Она запустила щипцы в котел и вытащила платье, облепленное хлопьями мыльной пены. И тут вдруг пришла мысль – а что, интересно, думает сейчас Чейз Кэссиди о добропорядочной мисс Эве Эдуарде?

Лейн нырнул под раскидистые ветви старой ольхи, прикрывая бутерброд, который держал в руках, чтобы тот не намок. Рамон, Джетро и Орвил уже были тут, расположившись вокруг небольшого костерка, который едва теплился – так было влажно. Не в обычаях ковбоев делать привал средь бела дня, чтобы перекусить, но утром Эва завернула бутерброды для всех, и, передавая каждому его порцию, напомнила, что в такой холодный день обязательно нужно будет подкрепиться.

Быть ковбоем нелегко даже в самую хорошую погоду, а уж сейчас… Но Лейн чувствовал себя гораздо лучше, чем в школе. Всякий раз, когда он вспоминал, что ему больше не нужно будет втискивать свое крупное тело за крошечную школьную парту в последнем ряду, ему хотелось плясать от радости.

Конечно, он не мог не признать, что глазеть на грудь Рэйчел Олбрайт было довольно приятно, особенно когда она не смотрела в его сторону, или еще наблюдать, как покачиваются ее бедра, когда она вставала, чтобы написать что-то на доске.

Он будет скучать по ней, но не так уж сильно. Рэйчел Олбрайт была добра к нему, но она обращалась с ним, как и с остальной своей малышней. Мисс Эва – совсем другое дело.

– Твои мысли сейчас далеко, амиго, – заметил Рамон.

– Просто прикидываю, что могло задержать Чейза.

– Что-то рыжеволосое, – прошамкал Джетро, еле ворочая языком, поскольку рот у него был набит ростбифом и пшеничным хлебом.

Лейну тут же кровь бросилась в голову.

– Чтоб я больше не слышал от тебя ни слова о мисс Эве. – Угрозу в его голосе услышали все, а Джетро – тем более.

– Господи, не будь таким впечатлительным, парень. Я ничего плохого не имел в виду, – пробормотал он, отводя глаза.

– Мисс Эва просто замечательная. Настоящий ангел, – заявил Орвил, не обращаясь ни к кому конкретно. Он был единственным, кто сидел на влажной земле, обхватив колени руками.

Опять воцарилось молчание. Лейн рассеянно рассматривал серый пейзаж. Чейз и Эва. Никогда. Да что может такая женщина, как мисс Эва, найти в его дяде. Он же такой старый. Ему уже тридцать четыре. Да как вообще мужчины такого возраста могут вызывать какие-нибудь чувства у красивых женщин. Лейн окинул взглядом своих спутников. Только Джетро было около двадцати.

Лейн смерил его взглядом. На вкус некоторых Джетро ничего себе. Светлорусые волосы и лучезарная улыбка. Коренастый и немного косолапый, но во время танцев никогда не упускал случая закружить какую-нибудь местную девчонку и начать выписывать с ней замысловатые коленца. Правда, еще он питал низменное отвращение к мытью.

– Чего уставился? – возмутился Джетро. Лейн спохватился, что слишком уж бесцеремонно разглядывает молодого ковбоя. Он отвел взгляд.

– Ничего особенного.

Джетро отшвырнул в сторону свою жестяную кружку и вскочил на ноги.

– Хочешь подраться?

Лейн уже готов был дать согласие, как Рамон сжал его плечо.

– Sientate.[6]

Лейн сбросил его руку. Поверх плеча Джетро он заметил Чейза, поднимавшегося в гору.

– Ну, давай, начинай. Давай, ударь меня. Джетро проследил за направлением взгляда Лейна.

– Жалеешь, что ты – это всего лишь ты? Жалеешь, что не можешь выкинуть меня вон?

Рамон встал.

– Заткнись, Адаме. Хватит. У нас еще полно работы.

Джетро вытащил свои перчатки из заднего кармана и начал натягивать их.

– Думаешь, сопляк, ты что-то из себя представляешь только потому, что ты племянник Чейза Кэссиди? Нет, тебе еще многому предстоит научиться.

– Вот как? – Лейн подходил к Джетро все ближе и ближе, пока они не столкнулись носом к носу.

Чейз подъехал к костру и спешился. Продолжая держать в руках поводья, он угрожающе надвигался на спорщиков.

– Прекратите немедленно. Адаме, садись на лошадь и гони этих коров вниз, в долину. А то часть из них уже опять разбежалась.

Он повернулся к Лейну, едва сдерживаясь, чтобы не выйти из себя.

– Я что, даже на минуту не могу оставить тебя без присмотра?

Лейн уже почти решил было наябедничать, что Джетро сказал гадость об Эве, но потом передумал. Упрямо, не отводя взгляд, он смотрел в глаза Чейзу.

Лейн был готов стоять так хоть целый день. Чейз, похоже, тоже не намерен был уступать, но потом взял себя в руки и сказал:

– Ступай.

Лейн пошел прочь.

Чейз смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду.

– Ты думаешь, я никогда не смогу найти к нему подход? – обратился Чейз к Рамону.

Гигант-мексиканец пожал плечами.

– Para saber hablar, hay que saber escuchar.[7]

Чейз наблюдал за племянником, который садился на лошадь. В седле этот щенок держался так же уверенно, как и сам Чейз, а лошадь, по всему видно, управлялась опытной рукой. Чейз подозревал, что не было такого дела, которое Лейн не сумел бы выполнить, как надо, – было бы лишь время и желание. Как бы он хотел научить мальчишку слушать, но сначала нужно найти к нему подход, чтобы парень сам поделился тем, что его беспокоит.

Чувствуя, что ему необходимо побыть одному, Чейз объявил, что поднимется выше в горы – может, там тоже обнаружит павший скот. Он вскочил на лошадь и взял курс на запад, держась вдоль линии деревьев, по которой он мог автоматически ориентироваться, а сам снова вернулся мыслями к поцелую, который подарила ему Эва.

Сказать, что она поразила его тем, что первая поцеловала его, значит ничего не сказать. Не в силах стряхнуть с себя очарование этого воспоминания, он прокрутил в памяти каждую деталь, каждую мелочь, чтобы понять, как же все-таки мисс Эва Эдуарде оказалась в его объятиях.

Это ведь был такой невинный порыв – она потянулась поправить его воротник. В его памяти запечатлелось, как он перехватил ее руку и поцеловал в ладонь. А потом в какой-то момент все закружилось перед глазами, так же внезапно и неожиданно, как вспыхивает пожар в прерии. Она всего лишь хотела чмокнуть его в знак благодарности, не подразумевая ничего больше, но ему было мало. Он заставил ее подчиниться своим желаниям. С его стороны, конечно, было ошибкой допустить такую вольность по отношению к леди.

Ну, ошибка или нет, но еще ни одна женщина не была такой нежной, такой податливой в его объятиях – и ни одна женщина не была так недоступна для него. Проживи он хоть сто лет, ему никогда не забыть ее яркий румянец и выражение растерянности и изумления, застывшие на ее лице, когда он последний раз бросил на нее взгляд. Она стояла столбом, не в состоянии поначалу ни слова вымолвить, а опомнившись, начала извиняться и оправдываться перед ним.

Мыслями оставаясь с Эвой, Чейз добрался до пострадавшей от капризов погоды давно заброшенной избушки, примостившейся под соснами. Он собирался привести ее в божеский вид и использовать по назначению, как только соберет достаточно денег, но это должно было произойти еще ох как нескоро. Попридержав лошадь, он окинул взглядом раскинувшуюся внизу долину. Отсюда ранчо не было видно. Дом скрывался за излучиной речушки, одной из многих, которые впадали в Миссури. В отдалении вздымались горы, почти полностью закутанные в лохматые шубы из облаков.

Обычно он находил удовольствие в том, на что другие люди почти не обращали внимания, считая само собой разумеющимся. Даже в тюрьме достаточно было бросить взгляд на бескрайние просторы, чтобы привести в порядок мысли, успокоить душу и найти в себе силы жить дальше. Но сегодня не сработало. Над землей нависли свинцовые тучи, тяжелые, как те мысли, которые приводили его в смятение. И только одно стало ясно ему после того, как он перебрал все возможные варианты, – с сегодняшнего дня ему придется держаться подальше от Эвы и попытаться выкинуть из головы то, что произошло между ними.

ГЛАВА 10

Помещение класса было душным и тесным. Спертый воздух пропитан запахом плесени и потных детских тел и замутнен меловой пылью. После девяти посещений Эва поняла, что запах – визитная карточка этого места. Сегодняшний день не стал исключением. Эва ждала, сидя за пианино, выдвинутом на «парадную» половину комнаты. Она наблюдала за Рэйчел со смешанным чувством благоговейного страха и почтения. Как же эта девочка умудряется сохранять спокойствие, когда окружившие ее двадцать три ученика скачут, визжат и награждают друг друга тумаками и тычками. Эва была убеждена, что, окажись она на месте Рэйчел, она уже давно сдалась бы и разогнала всех по домам еще час назад.

– Как вы думаете, может, попробовать «Слушай песню пересмешника» еще раз? – завопила Рэйчел что есть силы, чтобы перекрыть шум и гам.

Эва посмотрела на нее поверх мелькающих туда-сюда ребячьих голов и в ответ выдала два мощных мажорных аккорда. Старшие ученики весело заржали, но громовые звуки привлекли-таки внимание малышни, которая разбежалась по местам и приготовилась петь.

– Ну, это уже что-то, – буркнула Эва себе под нос. Слава Богу, что в качестве своей новой профессии она не избрала преподавание.

Едва только прозвучало вступление, как девчушка лет десяти с последней парты вытолкнула вперед одного из самых младших мальчиков и завизжала:

– Он меня укусил!

Эва подождала, держа руки на клавиатуре, пока Рэйчел, выловив из толпы шалуна, путающегося в мешковатых штанах, препроводила его за плечо к первой парте, где он был обречен сидеть в полном одиночестве, уронив голову на скрещенные руки.

– Харолд Хиггинс, когда ты надумаешь вести себя, как подобает джентльмену, каковым ты, я знаю, являешься, ты снова сможешь присоединиться к нам, – с драматическими интонациями в голосе объявила Рэйчел.

Поскольку это была уже третья или четвертая подобная выходка конопатого чертенка за последние несколько дней, то Эва никак не могла понять, почему же ни один из соучеников Харолда Хиггинса просто не даст ему сдачи.

– Может, он голодный, – громко пошутила Эва. Рэйчел повернулась так, что только Эва могла видеть ее лицо. Она вытаращила глаза и произнесла одними губами: «Он просто маленькая бестия».

Эва хихикнула и снова вернулась к созерцанию своей партитуры.

Безалаберный хор наконец призвали к порядку, и Эва играла, пока нестройные, ломающиеся голоса не добрались наконец до последней строки песни: «Слушай песню пересмешника, что звенит в ветвях орешника».

Когда смолкли последние аккорды, Эва повернулась на вертящейся табуретке и улыбнулась ученикам.

– Я думаю, вы наконец готовы к завтрашнему концерту. Не правда ли, мисс Рэйчел?

Рэйчел Олбрайт кивнула.

– Вполне согласна. Это еще раз наглядно доказывает, что систематические репетиции творят чудеса, верно?

Эва начала закрывать нотную тетрадь, когда Рэйчел завопила:

– Джордж Райли, стой спокойно! А потом, уже к Эве:

– А вам не кажется, что нам не помешал бы еще один музыкальный номер – что-нибудь повеселее?

Эва, уже решившая для себя, что ей не мешала бы хорошая порция выпивки, все же вымученно улыбнулась и начала наигрывать «Глиняный кувшинчик». Некоторые ученики, узнавшие мелодию, нестройно затянули:

– Ха, ха, ха, ты и я…

Рэйчел всплеснула руками и завопила:

– Замолчите все, немедленно!

Эва остановилась. Ученики – хор в заштопанных рубахах, линялых штанах, стоптанных башмаках до щиколоток, дырявых носках – затихли – муха пролети, и то слышно было бы, а Рэйчел подошла к пианино, укоризненно качая головой.

– Эва, я полагаю, эта песня нам не подходит. А вы как считаете? – прошипела она.

– Ну, я…

– Мелодия не плоха, но слова! – Она неловко поежилась, явно волнуясь, не обидела ли она Эву, не одобрив ее выбор песни.

Нахмурившись, Эва мысленно произнесла про себя слова и залилась румянцем: «С моей женой живу один, шалаш из веток – вот наш дом. Я ром люблю, а женка – джин, как веселимся мы потом! »

Она немедленно признала свою оплошность, конечно же, в школьном концерте такой музыкальный номер совершенно недопустим.

Настоящая леди в таком случае никогда не попала бы впросак.

Рэйчел положила руку на плечо Эвы.

– Ничего страшного. Наверняка многие дети неоднократно слышали это дома, но большинству родителей очень не понравится, если это споют здесь.

Когда Рэйчел жестом разрешила ученикам расходиться, Эва чуть не подпрыгнула, потому что кто-то дернул ее за подол. Подобрав свою пышную юбку, но так, чтобы не выставлять на всеобщее обозрение алое нижнее белье, она обнаружила Харолда Хиггинса, этого поросенка, лежащим на полу в такой позе, чтобы удобно было заглядывать под подол.

– Ах ты, дрянной мальчишка!

Быстро наклонившись, она схватила хулигана за ухо и поставила его рядом с табуреткой. Вот уже кем-кем, а грозой класса он совсем не казался. В полный рост он едва доходил ей до пояса. Глядя на огромные голубые глазищи и чумазую мордочку, она едва сдерживалась от смеха. Однако заставила себя изобразить свирепое выражение на лице и нагнулась к нему так низко, как только осмелилась. Не хватало только, чтобы ей откусили кончик носа, особенно, если ей придется оставить место экономки и перебираться в другие края.

– Тебе разве никто никогда не говорил, что заглядывать под дамские юбки неприлично?

– Конефно. – Воздух с шипением вырывался из щели, где, по идее, должны были находиться два его передних зуба. – Об этом мне мама фегда говорит.

– Так почему же ты ее не слушаешься?

– Потому фто мой папа говорит, ефли хофефь быть нафтояфим Хиггинфом – не пожволяй фебя поймать.

Мудрый совет. Эва покачала головой и, повернув озорника к двери, легонько подтолкнула его туда, где толпились его соученики.

– Хорошенько умойся к завтрашнему дню, Харолд, и, пожалуйста, обязательно поешь дома.

Она наблюдала, как тот пробирается к выходу каким-то уж очень запутанным маршрутом между партами. Потом он неожиданно остановился в двух шагах от двери и, обернувшись, одарил ее озорной беззубой улыбкой и поклонился, как будто это не она только что прочитала ему нотацию.

– До жавтра, миф Эва. Вы ждорово играете! – И помчался догонять остальных.

Наслаждаясь благословенной тишиной, Эва тряхнула головой и позволила себе хихикнуть.

– Вы и правда думаете, что они готовы? – спросила Рэйчел.

Эва встала и взяла нотную тетрадь, решив, что сегодня вечером надо будет потренироваться дома.

– Думаю, они готовы, насколько это возможно. Должна высказать вам свое восхищение, Рэйчел.

У вас просто ангельское терпение. Я бы на вашем месте половину из них уже давно выставила бы вон.

Рэйчел улыбалась и сновала по комнате, собирая бумажки, вытирая исписанную мелом доску и разговаривая одновременно.

– Вы привыкните. А когда вы увидите их «в кругу семьи», вы поймете, почему они так себя ведут.

Эва вспомнила про Лейна. Она видела его в домашней обстановке, с Чейзом, но не могла понять, почему с ним так трудно общаться и откуда в нем столько злобы. Конечно, переходный возраст и связанные с ним трудности в какой-то степени объясняют его поведение, но дело ведь не только в этом. Она догадывалась, что открытое неповиновение Лейна связано с отсутствием Чейза и его освобождением из тюрьмы. Сколько же времени пройдет, пока мальчик сможет избавиться от груза прошлого, тяготеющего над ним.

Рэйчел носилась по комнате, расставляя все по местам к завтрашним урокам, а Эва молча ждала, уронив на колени ноты и совершенно забывшись. Мыслями она вернулась к событиям последних двух недель. Каждый день кто-то из работников отвозил ее в город и дожидался, пока она освободится. Поначалу она пыталась возражать, так как прекрасно знала, что у Чейза все рабочие руки на счету, но потом, когда ее предоставили заботам Орвила, смирилась.

Чейз никогда не вызывался собственноручно отвезти ее в город. После поцелуя, который она подарила ему тем туманным утром на кухне, он держался отчужденно. С тех самых пор он выглядел таким угрюмым, что Эва боялась, не обидела ли она его своей бесцеремонностью. Она старалась держать себя в руках и избегала даже мимолетных прикосновений, хотя все ее существо так и тянулось к нему.

Последние несколько дней она посвятила переоборудованию кухни, руководствуясь советами книги по домоводству, и даже выкроила время, чтобы посадить возле крыльца несколько цветочных кустов. Она заручилась поддержкой Орвила, и они вместе наконец убедили Чейза, что курятина внесет приятное разнообразие в их извечное меню из говядины. И теперь Орвил строил курятник из деревянных реек. На первый взгляд, жизнь на ранчо текла спокойно, потому что она и Чейз вели себя, как актеры, выучившие назубок свои роли и строго следующие сценарию. О том, как их влечет друг к другу, они как будто забыли.

Какое-то движение за двустворчатыми дверьми школы отвлекло ее и заставило поднять глаза. На долю секунды у нее перехватило дыхание, потому что она решила, что это Чейз приехал за ней, но она тут же пришла в себя, вспомнив, что сегодня с ней поехал Лейн. Силуэт юноши вырисовывался на фоне дверного проема. На первый взгляд, их с Чейзом легко было спутать. Оба высокого роста, Лейн унаследовал гордую стать своего дяди, его широкие плечи и узкие бедра.

Нельзя сказать, что парень просто умирал от счастья с тех пор, как Чейз позволил ему не ходить в школу, но он стал намного спокойнее и баловаться с оружием перестал.

Когда он зашел за ней в школу, Эва встала и приветливо улыбнулась.

– А я все гадаю, когда ты наконец за мной вернешься.

– Я ждал, пока ребятня разбежится. Эва покачала головой и рассмеялась.

– Я догадываюсь, почему. – Она уже открыла было рот, чтобы рассказать о проделках Харолда Хиггинса, но в разговор вступила Рэйчел.

– Здравствуй, Лейн. Как поживаешь?

– Потихоньку, мэм. – Он кивнул Рэйчел и прикоснулся к полям шляпы.

– Ты придешь на концерт завтра вечером? – спросила Рэйчел.

Лейн покачал головой.

– Я не думаю…

Эва ободряюще улыбнулась ему.

– Конечно же, он придет. Если только Чейз его отпустит. Я уже всех на ранчо пригласила на концерт. – Перехватив задумчивый взгляд Рэйчел, она добавила: – Это ничего?

– О, конечно. Это просто здорово.

Хотя голос Рэйчел звучал не особенно уверенно, Эва решила больше не сталкивать их с Лейном.

– Ты не поверишь, сколько сил затратила мисс Олбрайт на подготовку программы, Лейн.

– Конечно. – Он посмотрел в окно, потом перевел взгляд на классную доску. Куда угодно, только не на Рэйчел Олбрайт. – Так вы готовы? – поторопил он Эву.

Она кивнула. Сколько усилий, чтобы втянуть его в простой разговор. Наверное, ей нужно сказать спасибо и за то, что их сегодняшнее пребывание в городе обошлось без приключений.

– Я только шляпу возьму.

Она попрощалась с Рэйчел и пообещала завтра вечером приехать пораньше, чтобы помочь детям подготовиться к концерту. Лейн подсадил ее в повозку и помог устроиться поудобнее. Но прежде чем взять в руки поводья, он полез в карман рубашки и вынул оттуда конверт.

– Я остановился у магазина Карберри и забрал почту. Это для вас. – Он протянул ей письмо.

– Спасибо. – Она с первого взгляда узнала почерк Джона. Слава Богу, что кузен додумался не писать на конверте своего имени и обратного адреса. Эва заложила письмо в папку с нотами и держала все это на коленях, когда Лейн выезжал из города.

Они ехали в полном молчании примерно с четверть часа. Эву так и подмывало распечатать конверт, но доводы рассудка велели потерпеть до дома, когда она останется одна. Она скользила взглядом по знакомому пейзажу и поняла, что ей стали дороги эти пологие холмы и островерхие горные пики.

– А вы не собираетесь читать письмо?

Эва взглянула на Лейна и поправила локон, спускавшийся на лоб.

– Подожду до дома.

Он помолчал немного, потом спросил:

– Письмо от подруги?

– От родной души.

– А она похожа на вас?

– Она – это он, мой кузен Джон. Он работает в Шайенне.

– А чем он занимается?

Представив себе Джона, работающего кулаками направо и налево в гудящей толпе, она словно на миг вернулась обратно во «Дворец Венеры» и улыбнулась.

– Ну, он что-то вроде управляющего. – И поспешила сменить тему. – Как ты думаешь, Чейз придет на школьный концерт?

Лейн рассмеялся.

– Маловероятно. Он не бывает в городе.

Не желая признаваться в том, что ей известна причина, по которой Чейз никогда не ездит в Последний Шанс, Эва продолжала непринужденно щебетать.

– Надеюсь, вы все будете присутствовать. Это удобный случай познакомиться с соседями. И дать шанс им получше узнать вас.

Он повернулся к ней, крепко сжимая поводья в руках.

– Не рассчитывайте на это, Эва. Мы, скорее всего, не приедем.

Лейн был так молчалив, что Эва решила было, что разговор окончен, однако он, искоса взглянув на нее, спросил:

– У вас был случай побеседовать с кем-нибудь из горожан, кроме мисс Рэйчел?

Эва покачала головой.

– Ни с кем. К школе вообще никто не приближался за исключением детей, а у меня не было возможности прогуляться по городу, сразу нужно было возвращаться домой, готовить ужин. Кстати, ты купил перец, как я просила?

– Да.

– Спасибо.

– Мисс Эва?

– Да, Лейн?

– Не рассчитывайте на нас. Кроме Орвила, никто на концерт не придет. Это не из-за вас, нет. Мы просто не годимся для подобных собраний.

Как бы ей хотелось отбросить притворство и рассказать ему, что она знает, почему Чейз никогда не покидает ранчо и почему жители города не признают его, но она понимала, чего стоила Лейну его откровенность, и решила, что не стоит усугублять его страдания. Поудобнее уложив на коленях папку с нотами, Эва думала о ковбоях, трудившихся в поте лица, и о привлекательном хозяине «Конца пути», и решила, что сейчас самое время внести в их жизнь маленькое приятное разнообразие.

Чейз сидел на своем обычном месте во главе длинного стола и пытался угадать, удосужится ли Эва объяснить ему те изменения, которые она произвела на кухне. Вместо обычного грубо обтесанного дерева, стол теперь сверкал веселеньким набивным ситчиком, который Эва получила от Рэйчел. Она все утро провела, вколачивая гвозди в стену за плитой и развешивая утварь так, чтобы удобно было до нее дотянуться. Он и представить себе не мог, что накупил столько всяких приспособлений. По-видимому, за это надо благодарить когорту его домоправительниц.

Каким-то образом Эва и Орвил, сговорившись, умудрились убедить его купить дюжину кур и построить курятник. Это чертово пернатое племя теперь будило его в три часа утра, и ему приходилось ворочаться в постели до тех пор, пока не приходило время вставать, потому что заснуть он был не в состоянии. И эти долгие предрассветные часы он проводил в мыслях об Эве.

– Это очень вкусно, мисс Эва, – объявил Джетро, собирая остатки коричневой подливки с тарелки кусочком хлеба.

Нед, чья рана превратилась в багровый шрам, пересекавший всю щеку, ухо и подбородок, пробубнил:

– Как и вся ваша стряпня, мэм.

– Благодарю вас, джентльмены, – сделав изящный реверанс, она остановилась у плиты, бросила взгляд поверх плеча и улыбнулась. Чейз заметил, что ее сияющие глаза устремлены в его сторону, попытался отвернуться, но не слишком преуспел. Его так и подмывало броситься к ней, запустить пальцы в ее медные волосы, обнять прямо тут, у плиты. Он бы чмокнул ее в ушко и прошептал бы что-нибудь ласковое.

– Ты все еще считаешь, что кому-то нужно съездить посмотреть западное пастбище?

Чейз очнулся и обнаружил, что Рамон смотрит на него с противоположного конца стола, ожидая ответа. На смуглом лице помощника играла легкая улыбка. Чейз не стал прятать глаза, а встретил взгляд Рамона, искрящийся весельем, со всей серьезностью.

– Это не помешало бы.

Эва пересекла кухню и остановилась рядом с ним, будто ожидая, не скажет ли он еще что-нибудь, но, поскольку он хранил молчание, заговорила сама:

– Я надеялась, что сегодня вы соберетесь все вместе. На сегодняшний вечер у меня для вас приготовлен сюрприз.

У него противно засосало под ложечкой. Что она задумала? Он оглядел сидящих за столом людей. Лейн рассматривал ее с таким же любопытством. Почти со страхом Чейз спросил:

– Что еще за сюрприз?

Он видел, как она собирается с духом, набирает в легкие побольше воздуха. При этом ее грудь высоко поднялась, обтянутая тканью лифа простенького голубого платьица. А какой соблазнительный кусочек кружев надет на ней сегодня? Она скрестила руки на груди и приосанилась, как будто собиралась сделать какое-то важно объявление.

– Как вам всем известно, я помогала мисс Олбрайт готовить школьный концерт, и я решила пригласить вас всех на генеральную репетицию.

Чейз ответил за всех, не дав никому рта раскрыть.

– Мы не можем приехать.

Широко распахнув глаза, в которых все еще светилась надежда, она продолжала настаивать.

– Конечно же, сможете. Потому что это состоится сегодня, в гостиной.

Лейн со звоном уронил вилку на стол.

– Вся эта детвора припрется сюда сегодня?

Совершенно ошеломленный, Чейз внутренне содрогнулся, представив, что с Эвы сталось бы пригласить полон дом чужих людей.

Эва рассмеялась.

– Нет, конечно же. Это моя репетиция. Я хочу сыграть несколько песен, а вас прошу послушать и… – она сделала театральную паузу, – … я приготовила чудесный шоколадный торт. Я принесу его, как только вы займете свои места в другой комнате.

Никто не двинулся с места, но все глаза умоляюще смотрели на Чейза. Никто из них никогда дальше кухни в дом не входил. Он попал в затруднительное положение. Ему никак не хотелось играть роль злодея в этой пьесе, поставленной ею. Вместо того, чтобы обратиться прямо к ней, он сконцентрировал внимание на Рамоне.

– Я сам съезжу на западное пастбище. После десерта.

Все вскочили, как по команде. Кухня наполнилась бряцанием шпор. Джетро и Нед чуть не стукнулись лбами – так они спешили в гостиную. Орвил начал очищать тарелки, быстро смахивая объедки в помойное ведро. Лейн встал из-за стола, качая головой и едва заметно улыбаясь, но присоединился к остальным. Под конец оказалось, что Чейз с Эвой остались наедине. Она потянулась к стопке разномастных тарелок, чтобы вытащить блюдца для торта. Намереваясь помочь, он бросился к ней, ухватившись за возможность оказаться к ней поближе, чтобы вдохнуть этот неповторимый аромат сирени. Их плечи соприкоснулись.

– Зачем это все, Эва?

– Ну, просто так, – быстро отреагировала она, дважды моргнув.

Он смотрел на ее ресницы, отливающие золотом и медью на фоне молочной кожи. Россыпь веснушек на ее носике вводила его в искушение немедленно их поцеловать.

Она облизала губы, продолжая смотреть на него.

– Мне действительно необходима генеральная репетиция. И потом, вы все так напряженно работаете, что я решила организовать небольшой отдых.

Он так долго молчал, что она отвела взгляд.

– Если вы считаете, что мне лучше заняться мытьем посуды и не отлынивать от своих прямых обязанностей…

Он вздохнул. Какая теперь разница, что он думал об этом ее импровизированном концерте. Теперь уже ничего не исправишь.

– Наверное, вы правы. Ребятам не помешает небольшое развлечение.

– А может быть, вы все и на завтрашнее школьное представление приедете?

Он отступил на шаг.

– Сейчас как раз самое время…

– Извините, – немедленно сказала она. Хлопнула входная дверь. Это Орвил вышел покормить Кудлатого. Она улыбнулась Чейзу. – Об этом мы позже поговорим, а пока присоединяйтесь к остальным, а мы с Орвилом принесем торт.

Он понял, что потерпел сокрушительное поражение, и вышел, когда она всадила длинный нож в аппетитный шоколадный торт.

Уже через пару минут он и остальные уминали торт так, что за ушами трещало, и даже попросили добавки. Оглядев комнату, Чейз смотрел на своих ребят, рассевшихся на немногих имеющихся в наличии предметах мебели и прямо на полу, с трудом удерживая в рука чашки с дымящимся кофе. Нед и Джетро были в полном восторге от Эвы, которая, сидя за органом, играла одну мелодию за другой. Лейн по ее знаку переворачивал страницы нот.

Но даже когда в комнате находилась Эва, стены как будто давили на него. Он прислонился спиной к дверному косяку и устремил взгляд на двор, жадно вдыхая ночной воздух. Была ясная лунная ночь. Музыка обволакивала его, и казалось, что даже цикады стрекочут, вторя мелодии. Скрестив руки на груди, он смотрел, как Эва улыбается Лейну, и тут, как-то неожиданно для него самого, песня смолкла. Не в состоянии пошевелиться, изо всех сил стараясь не прятать глаз, он обнаружил, что Эва наблюдает за ним. Их глаза встретились. Она одарила его улыбкой. При виде ее открытого, доверчивого личика на него как будто накатила теплая волна, и их как будто связало что-то родное – чувство, которое ему не было знакомо.

Он хотел бы ответить, возвратить ее улыбку, чтобы она узнала, как дорога ему. Он не смел зайти дальше, не мог позволить себе ничего большего, чем простой обмен взглядами. Его чувства были заперты замками такими же прочными, как и тюремные замки.

Она сидела за органом в своем небесно-голубом платье, на фоне которого ее глаза отливали бирюзой. На нее было просто приятно смотреть. И, казалось, ей не составляет труда доставлять удовольствие всем окружающим. В эту секунду ему в голову вдруг пришла мысль, что, обладай он могуществом мага, он повелел бы, чтобы на земле никогда не наступала ночь, чтобы он мог вечно наслаждаться сиянием ее глаз.

Страх, что он может заставить погаснуть этот чудный блеск, и удерживал его от признания о своем прошлом. Больше всего на свете он боялся, что в один прекрасный день она не вернется из своей поездки в город, готовая бросить ему обвинения в том, что он преступник, отсидевший в тюрьме. Может быть, Бог снова насмехается над ним, нарочно скрывая правду от Эвы, дожидаясь, пока она не займет прочное место в его сердце, чтобы ему было во много раз больнее, когда она его покинет.

А пока он наслаждался созерцанием ее волос, в которых играли отблески света лампы. Она словно парила на крыльях вдохновения. Плечи расправлены, грудь гордо поднята. Ее изящные ручки плавно движутся, и пальчики нежно касаются клавиатуры. Как бы он хотел почувствовать, как эти руки и пальцы скользят по его телу, играют с ним, как с этими клавишами. Он хотел…

Он хотел ее.

Он страстно ее хотел.

Чейз отодвинулся от дверного косяка и вышел, пока она не успела заметить вспыхнувшее в его глазах желание.

Может, холодный лунный свет, отливающий синевой, хоть немного успокоит его.

Заметив, что Чейз исчез за дверью, Эва почувствовала, что впервые за этот вечер ее улыбка дрогнула, но она продолжала с усилием улыбаться, пока не смолкли последние вариации «Слушай песню пересмешника». Лейн закрыл папку с нотками и заявил, что пошел за вторым куском торта. Нед крикнул:

– А вы знаете «Девчонки из Буффало», мисс Эва?

Сосредоточившись на внезапном исчезновении Чейза, она расслышала только вторую часть вопроса, но осмыслила его. Ее пальцы начали наигрывать бравурную мелодию, которую ее каблуки в свое время выбивали по три раза за ночь. Мужчины затянули песню. Когда они повторили все куплеты раза по четыре, она закончила играть и в самых цветистых и изысканных выражениях напомнила им о своем приглашении на завтрашний концерт, если, конечно, – особо подчеркнула она – Чейз позволит.

Ее так и подмывало сразу броситься вдогонку за Чейзом, поэтому она очень удивилась, когда к органу приблизился обычно сдержанный и молчаливый Рамон. Когда она разбиралась в своих юбках, собираясь вставать, он наклонился и протянул ей руку, чтобы помочь подняться на ноги.

– Спасибо, сеньорита, за такой прекрасный вечер.

Эве раньше никогда не представлялось случая разговаривать с ним с глазу на глаз.

– Спасибо за добрые слова, Рамон. Он кивнул.

Между тем она продолжала:

– У меня порой возникает такое чувство, что вы меня недолюбливаете. Есть какие-то причины?

Одна темная бровь слегка приподнялась. Она догадалась, что Рамон тщательно подбирает слова.

– Скажу только, что у меня были причины не доверять вам в самом начале, сеньорита.

Неужели он знает, кто она? Изо всех сил она старалась скрыть свой страх.

– А теперь?

– Я вспомнил одно старинное изречение.

– Какое?

– Caras vemos, pero corazones no sabemos[8]. Эва скрестила руки на груди и бросила взгляд на дверь. Чейз даже не думал возвращаться.

– Боюсь, что на вашем языке я знаю очень немного слов, Рамон. И большинство из них в порядочном обществе употреблять нельзя.

– Лица мы видим, но сердец не знаем, сеньорита.

– Как верно замечено, – тихо отозвалась она. – Сердец мы не знаем.

Он вышел из комнаты, не сказав больше ничего, и Эва тоже покинула гостиную через простую сосновую дверь. Стук ее каблучков гулко раздавался в тишине ночи. Она вышла на крыльцо и заметила Чейза у одного из загонов. Он седлал свою большую гнедую лошадь, которая, похоже, была его любимицей.

Эва прикинула, что если она поторопится, то сможет перехватить его по дороге. Ей не нужно было задавать себе вопрос, почему она так жаждет остаться в темноте наедине с Чейзом Кэссиди. Она знала ответ, как знала, что не сможет долго сдерживать все разгорающуюся страсть к нему. Она вздохнула и судорожным движением разгладила спереди юбку.

В полном расстройстве чувств, однако не желая переступать рамок приличия и, возможно, выставлять себя круглой дурой, Эва вернулась в дом.

Одна, в своей комнате, она распустила волосы и с особой тщательностью расчесала кудри, переоделась в ночную сорочку и выдвинула верхний ящик комода, где в ворохе нижнего белья спрятала письмо Джона.

Она лелеяла это письмо, как бесценную награду, откладывая прочтение напоследок, «на сладкое». Она терпела весь вечер, и вот долгожданный момент наступил. Забравшись в кровать, Эва осторожно вскрыла конверт.

Дорогая Эва,

Все девочки по тебе очень скучают, но я – особенно. Куинси чуть с ума не сошел от ярости, когда подсчитал убытки, и заявил, что ты должна ему две сотни долларов. Я знаю, что у тебя таких денег нет, но думаю, тебе стоит пересылать сюда все, что ты заработаешь. Он грозился самолично поехать получить с тебя долг, но я не признался ему, где ты сейчас. Твои вещи я тебе скоро перешлю.

Эва подняла глаза и судорожно прижала письмо к груди. Кто-то прошел через кухню и остановился у ее двери. Она не смела даже дышать. Чейз? Собирается постучать? Не дай Бог, потому что, чего бы он ни попросил этой ночью, она дала бы ему, не раздумывая.

Шаги удалились. Ее сердце продолжало колотиться, как овечий хвост, но она вернулась к своему письму.

«Твои вещи я тебе скоро перешлю». Она в смятении перечитала эту строчку. А что если Джон пришлет что-то, компрометирующее ее? Она кулаком стукнула себя по лбу. Господи, а если он додумается прислать Честера? Как ей потом выкручиваться, объясняя, откуда у нее мумия?

– Джон, умоляю, не надо, – прошептала она.

Бумага зашуршала, когда она разгладила листок на коленях и снова углубилась в чтение.

Твоя матушка прислала письмо. Она тоже хочет знать, где ты, как ты. Я снова скоро напишу.

А пока остаюсь всегда твой, любящий кузен Джон.

Эва встала, положила коротенькое письмецо обратно в конверт и сунула его в верхний ящик под свое нижнее белье. Мать хочет узнать, как она? Выходит, Джон сообщил ей, что с ним она больше не работает?

Эва застонала и нервно начала мерить шагами комнату. Милый, милый Джон, такой добряк, но с куриными мозгами. Неужели он уже доложил Великолепным Эберхартам-старшим все, что их интересовало? В лучшем случае они будут только писать ей. Это-то она как-нибудь сможет объяснить – вроде бы, письма от дальней родни.

Но что если они самолично заявятся на ранчо? Как ей тогда оправдывать чудесное воскрешение своей безвременно почившей в Бозе матушки?

ГЛАВА 11

Легким галопом Чейз скакал на запад, жмурясь в лучах заходящего солнца, величественного сияющего диска, который вот-вот должен был скрыться за горными вершинами. Всего через несколько часов начнется школьный концерт мисс Олбрайт, и Эва поймет, что ни он сам, ни все остальные там не появятся. И, конечно, она будет огорчена.

И оттого, что он из-за этого так переживал, ему было как-то не по себе.

Впереди, всего в нескольких ярдах, вырисовывался силуэт Рамона, стоявшего на коленях возле скелета очередного мертвого теленка. А неподалеку Нед при помощи веревки поймал корову, привязал ее к дереву и начал доить, чтобы облегчить боль в разбухшем вымени. Чейз поравнялся с Рамоном и спешился.

Рамон встал. Ростом он был с Чейза, его кожа стала темно-бронзовой, как будто ее основательно продубили.

– Тебе не кажется, амиго, что эти волки уж какие-то слишком сообразительные?

Чейз взглянул на труп теленка, седьмой за последние несколько дней. Окровавленные останки были сильно истерзаны. Вороны каркали на ветвях сосен, выражая недовольство тем, что люди прервали их кровавое пиршество.

– Вчера мы нашли трех мертвых телят на северном пастбище. А теперь – вот этот. Мы отравили все трупы, а нам попался всего один волчонок-недомерок.

Чейз устало вздохнул. Ему до смерти надоело гнуть спину на этой бесконечной работе, не приносящей никаких плодов. Самое скверное было то, что «Конец пути» находился в окружении нескольких самых крупных скотоводческих хозяйств в Монтане. Почти все сбережения Чейза ушли на покупку нескольких голов скота новой герфордской породы. И вот теперь целых семь телят потеряны. Он чувствовал себя измученным, как загнанная лошадь.

– Кто бы это ни сделал, выглядит чертовски похоже на нападение волков. Думаю, сомнений уже быть не может: кто-то пытается нас уничтожить. – Признавать это ох как несладко, но еще хуже то, что на этих потерях дело не остановится. И дело не в том, что ему для себя что-то нужно. Ему достаточно небольшого дохода, на который можно существовать, но он рассчитывал оставить кое-что Лейну.

– Как ты думаешь, кто к этому приложил руку? Чейз рассмеялся, но веселья в его смехе не было и в помине.

– Это может быть любой житель города, кому вдруг стукнуло в голову, что не по чину ему иметь в соседях бывшего бандита.

– Твой ближайший сосед живет от тебя в двух милях, амиго. Скорее всего, кто-то из «королей скота» зарится на твои земли.

Похлопывая поводьями о ладонь в перчатке, Чейз смотрел на тоненькую светящуюся полоску над линией горизонта – все, что осталось от солнца. Он повернулся обратно к Рамону и сдвинул шляпу на макушку.

– Обязательно предупреди ребят, чтобы они имели при себе оружие и держали ухо востро, когда уезжают с ранчо.

– А парнишка? Чейз кивнул.

– И Лейн тоже. Но я хочу, чтобы свой револьвер он носил только в пределах ранчо, и ни в коем случае не в городе. У меня такое чувство, что тот, кто все это затеял, на этом не остановится. – Он подумал об Эве и о ее поездках в город и обратно в течение последних двух недель. Сегодня ее повезет Орвил. Они, должно быть, уже выехали с ранчо.

– А ты сам как? – уточнил Рамон.

Чейз в ответ просто покачал головой. Это был ответ на вопрос помощника.

– В тот день, когда я вышел из каталажки, я поклялся никогда больше не прикасаться к оружию. И я свою клятву не нарушу.

– Даже для того, чтобы защитить свою жизнь?

– Я только дам какому-нибудь идиоту повод напасть на меня, как тот парень напал на Лейна. – Чейз нахмурился и огляделся по сторонам. Тьма вокруг сгущалась, и было так легко вообразить себе, что за каждым деревом, в каждой купе колючих кустарников притаилась опасность.

Будто прочитав его мысли, Рамон напомнил:

– Вчера сеньорита на весь вечер задержала нас на ранчо.

– Ты так и остался при своем мнении, что ее появление здесь – больше, чем случайность?

Рамон пожал плечами.

– Я уже начал было склоняться к другой мысли. Но проблемы у тебя возникли именно с ее приездом.

Больше, чем ты знаешь. Чейз тряхнул головой. В его сознании возник облик Эвы – сверкающие глаза, нежная улыбка. И острое воспоминание о том желании, которое он испытывал в ее присутствии. Все называли его вором, но вот теперь Эва Эдуарде вихрем ворвалась в его жизнь и похитила сердце.

– Кому, как ни тебе, знать, что такое бездоказательное обвинение – заметил Чейз. – Ты пять лет провел в тюрьме за преступление, к которому не имел никакого отношения.

– Тебе нет нужды напоминать мне об этом, – отозвался Рамон. – И я действительно уже начинал думать, что она ко всему непричастна, но…

– Вот и продолжай так думать, дружище. А я сам узнаю, связана ли она как-то с моим прошлым. – Если Эва действительно не та, за кого себя выдает, если она связана с людьми, которых он в свое время помог засадить за решетку, то он просто обязан выяснить всю правду.

– Но как?

Чейз вытащил выцветшую синюю банданну из кармана штанов и отер ею пот с шеи.

– Раз я должен это сделать, я прямо сейчас поеду и спрошу ее.

Тесное помещение школы – домика, состоящего из одной комнаты с высокими потолочными перекрытиями, заполнялось быстро. Эва наблюдала за вереницей горожан. Невооруженным взглядом было видно, что они совсем не похожи на ее обычную аудиторию. Не было тут ни пьяных старателей, ни залетных ковбоев, спешивших весело провести свободную ночку в городе. Фермеры, ранчеры и торговцы со своими женами. Последний Шанс не был богатым городом, но сегодня каждый нарядился в свое лучшее платье – кто в простое ситцевое, а кто и в шелковое, на которых то и дело мелькали незамысловатые украшения – то брошь, то ленточка, то кружево.

Дополнительные скамейки были сооружены и подарены школе непосредственно к концерту отцом Харолда Хиггинса, владельцем магазинчика подержанных вещей и бакалейной лавочки. Его щедрость прославлялась в хвалебной надписи, изображенной мелом на классной доске. Горожане, которые втискивались в каждое свободное местечко, оценили его работу по достоинству.

Рэйчел велела Эве, как только та пришла, занять место в первом ряду. Обведя зал взглядом, Эва сделала вывод, что, если Лейн или кто-то еще с ранчо не появятся в ближайшее время, сесть им будет просто негде. Владелица центрального магазина, Милли Карберри, приветствовала ее легким кивком, а потом повернулась и что-то зашептала своей соседке, даме очень сурового вида. Эва огляделась по сторонам.

Она заметила шерифа Маккенну, пробиравшегося через толпу. Шериф был на добрых четыре дюйма выше любого в этой комнате. На нем были те же самые кожаная безрукавка и полосатые шерстяные брюки, что и в тот день, когда Лейн затеял перестрелку посреди Мейн-стрит. Шериф смотрел в ее сторону.

Маккенна остановился у крайней скамьи.

– Мисс Эдуарде… – Держа шляпу в руках, он наклонил голову в ее сторону, а потом улыбнулся Рэйчел. – Мисс Олбрайт.

Эва увидела, как лицо Рэйчел вспыхнуло пунцовым румянцем, и она застенчиво улыбнулась шерифу. Эва могла бы дать ему чуть больше тридцати лет, вероятно, они с Чейзом были ровесниками. И не было ничего удивительного в том, что он увлекся хорошенькой учительницей.

– Присядете, шериф? – пригласила Эва, предложив ему собственное место, чтобы он мог находиться поближе к Рэйчел.

– Нет, благодарю вас. Я лучше постою у дверей, на случай, если мне придется срочно вас покинуть.

Она нахмурилась.

– Вы ожидаете каких-нибудь беспорядков?

– Ну что вы, мэм. Просто давняя привычка. – Он немного помолчал, потом понизил голос и спросил: – Как дела на ранчо Кэссиди?

Она почувствовала, как напряглись ее мышцы. Неужели это защитная реакция на любое упоминание имени Кэссиди?

– Все замечательно, шериф. Вчера вечером мы устроили маленькое песнопение. Это доставило всем массу удовольствия. – Она чинно сложила руки на коленях, как пасторская жена на общей молитве.

– Песнопение, говорите?

– Именно так.

– Хотел бы я посмотреть на это, – мягко протянул он.

– В следующий раз я вас приглашу.

– Посмотрим. – Он надел шляпу и вышел. Эва подняла глаза и заметила, что Рэйчел смотрит ему вслед.

За пять минут до начала представления стало ясно, что из «Конца пути» никого не предвидится, за исключением Орвила, который, несмотря на то, что она всячески старалась его приободрить, упорно отказывался покинуть свое «стоячее место» у задней двери.

Теперь класс был битком забит зрителями, а с самими «актерами» произошло чудесное превращение. Наряженная в воскресные костюмы, вчерашняя стайка чумазых сорванцов была прилизана, причесана, наглажена и стала походить на хор румяных херувимов. Литры масла для волос прибили буйные вихры и заставили проборы лежать как положено. И хотя большинство родителей Эву просто игнорировали, все без исключения дети здоровались с ней так же тепло, как и с Рэйчел.

Лалабелл Томпсон, одна из самых старших девочек, выглядела очень чистенько и опрятно в своем льняном платьице в оборочках. Она даже присела в реверансе и чмокнула Эву в щеку.

– Вы волнуетесь, мисс Эва? – защебетала девочка, тряхнув завитыми каштановыми волосами. – Я себя чувствую так, как будто у меня в животе живет целая стая бабочек.

Парализующего ужаса перед выходом на сцену Эва никогда не испытывала, но волнение будоражило ей кровь перед каждым выступлением.

– Кажется, я знаю, что ты имеешь в виду, – посочувствовала она. – Мне сегодня надо очень постараться, чтобы играть без ошибок.

Лалабелл схватила ее руку и крепко стиснула.

– Я знаю, что у вас все получится замечательно.

Эва поблагодарила ее, а девчушка тем временем заметила пустое сидение, которое заняла Эва.

– Кто-то из ваших родственников придет посмотреть ваше выступление?

У Эвы защемило сердце. Она понимала, что ее надежды на то, что Чейз приедет в город, были напрасными. Но невозможно было забыть выражение его темных задумчивых глаз, когда он слушал ее игру на органе вчера вечером.

Она вздохнула и покачала головой.

– Нет, моя семья сейчас очень далеко, – пояснила она. – Но мой друг Орвил привез меня в город, а теперь стоит у задней двери.

Им пришлось прервать беседу, когда Рэйчел начала собирать учеников и повела их к сооружению в передней части комнаты. Ученики повыше выстроились в ряд сзади, а самые маленькие, в основном шестилетки и семилетки, стояли впереди на небольшой подставочке, чтобы их было видно не только с первых двух рядов импровизированного зрительного зала.

– Думаю, можно начинать, – шепнула Рэйчел Эве, отдавая последние распоряжения своим питомцам. – А где Харолд?

Эва повернулась на своей вертящейся табуретке, и ей сразу бросилось в глаза пустое пространство в первом ряду, очень напоминающее дырку в щербатом рту Харолда Хиггинса.

– Он всего минуту назад был здесь, – прошептала Эва в ответ. – Я видела, как он входил со своей семьей.

И действительно, старшие Хиггинсы, окруженные толпой бабушек, дедушек, тетушек и дядюшек, уже чинно расселись во втором ряду, ожидая, когда на сцене появится их ненаглядный Харолд. Эва подобрала юбки и внимательно оглядела пол рядом с пианино, но и там не было никаких следов проказника.

Рэйчел уже начала в отчаянии заламывать руки. Она подошла ближе к хору и тихо спросила:

– Кто-нибудь из вас видел Харолда?

– Харолд намочил в штаны, а теперь прячется в раздевалке, – пропищала маленькая Нэнси Дженкинс довольно громко, так что зрители услышали.

По залу покатился смешок и те, кто слышал, начали шепотом передавать это остальным. Миссис Хиггинс, чьи курчавые огненно-рыжие волосы и унаследовал Харолд, встала с места, гордо подняла голову и величественно, насколько это было возможно в подобных обстоятельствах, прошествовала по направлению к проходу. Она выплыла из комнаты подобно грузовому пароходу. Все продолжали перешептываться между собой и болтать, пока она несколько минут спустя не вернулась, таща на буксире Харолда. Водворив свое чадо на его место в первом ряду хора, она вернулась на свое сидение. Эва обратила внимание на ангельскую позу Харолда, стыдливо прикрывавшего руками переднюю часть своих штанишек. Она закусила губу, чтобы удержаться от смеха, и бросила последний взгляд на Орвила, подпирающего собой дверной косяк.

Едва только хор затянул первую песню, она ощутила, что ее волнение сменилось горьким разочарованием. Как же ей хотелось, чтобы здесь был Чейз. Она так надеялась, что с ее помощью он снова сможет стать полноправным членом общества. За свои преступления он уже заплатил сполна, а больше ему стыдиться нечего.

До того, как она уехала с Орвилом, они с Чейзом даже не виделись. Чувствуя себя виноватой в том, что бросает всех на произвол судьбы как раз во время ужина, она приготовила громадную кастрюлю рагу и оставила ее в теплой духовке, а еще хлебцы и два яблочных пирога. Когда Орвил выезжал со двора, она оглянулась в надежде, что, может быть, к ним присоединятся Джетро, или Нед, или Лейн.

Эва забарабанила по клавишам «Поди, скажи тете Роди». Большинство детей постарались придать своим лицам приличествующее случаю скорбное выражение, когда заголосили: «И в мельничной запруде утонула, и в мельничной запруде утонула, и в мельничной запруде утонула, свалившись вверх тормашками туда».

Посреди песни она уловила какое-то движение в зале, а потом различила шорох и перешептывание. Эва повернула голову. Пальцы ее на мгновение замерли над клавиатурой, но она сумела совладать с собой, и заминка прошла незамеченной. Это было нелегко, потому что ее сердце колотилось так гулко, что едва не заглушало музыку. В дверном проеме стоял Чейз с маленьким букетиком красных, розовых и голубых полевых цветов в руках. Непрошенные слезы застилали ей глаза. Она отвернулась.

Когда пришло время для новой мелодии, она с трудом нашла нужную партитуру, и только потом подняла глаза. Чейз стоял неподвижно. Шериф Маккенна привалился спиной к стене, сложив руки, справа от Чейза, всего в двух шагах. Блюститель порядка не сводил с него глаз. Орвил улыбался во весь рот.

Эва сдерживалась, чтобы не вскочить с места, не подбежать к Чейзу и поздороваться с ним, проводить его в зал, помочь ему почувствовать себя свободно, но ей ничего другого не оставалось, как просто ждать. А Рэйчел тем временем объявляла новую песню: «Там, в долине».

Она не прикоснулась к клавишам, пока не перехватила взгляд Чейза, потом едва уловимо кивнула на свое сидение в первом ряду. Голова Милли Карберри вертелась вокруг своей оси подобно флюгеру, управляемому порывами ветра. Еще пара человек последовали ее примеру, и скоро все помещение наполнилось свистящим шепотом.

Эва заиграла громче, чтобы заглушить шум и снова обратить внимание присутствующих на детей. Озадаченная Рэйчел поверх плеча посмотрела на Эву. Проследив за направлением ее взгляда, она узнала Чейза Кэссиди, отвернулась и с удвоенным рвением начала дирижировать.

Через несколько секунд вниманием всех без исключения завладел Чейз Кэссиди. Они вертели головами туда-сюда, пытаясь одновременно слушать детей и глазеть на Чейза, чтобы узнать, что же он будет делать дальше. Наконец, когда нервы Эвы уже были в таком напряжении, что она готова была расплакаться, она подняла глаза, и сердце ее едва не выпрыгнуло из груди. Чейз медленно пробирался по проходу вперед, к сцене.

Вместо его обычной рабочей одежды сегодня на нем был щегольской костюм. Чистая белая сорочка оттеняла бронзовый загар и волосы цвета воронова крыла. Небольшой черный галстук-бабочка перетягивал ворот сорочки, а вместо обычных брезентовых штанов на нем были шерстяные брюки и сюртук. Обычный ковбойский головной убор уступил место высокой черной шляпе.

Начав пробираться вперед по узенькому проходу, он ни разу не замедлил шаг и ни разу не отвел глаз от Эвы. А она, как будто ее взгляд был путеводным маяком, ведущим его сквозь бурные воды, тоже не отводила глаз в сторону, и доиграла мелодию, не смотря в ноты. Она боялась разорвать эту ниточку, связывающую ее с Чейзом, чтобы не оставить его без защиты и поддержки.

Она не может с ним так поступить.

Несмотря на то, что их разделяло совсем небольшое расстояние, для него это был долгий и мучительный путь.

Наконец он опустился на оставленное ею свободное место на краю скамьи и неловко положил цветы на колени. Как и все остальные мужчины, сидящие в зале, он снял шляпу и положил ее на колени. Усевшись, наконец, он отвел взгляд от Эвы и уставился в какую-то точку на противоположной стене, как раз над головами детей. На его лицо падала тень, отчего оно казалось еще более смуглым.

Эва опустила глаза, но несколько мгновений спустя обнаружила, что Чейз снова пристально смотрит на нее. Ее щеки вспыхнули румянцем, и она несмело улыбнулась ему. Как бы ей хотелось, чтобы эта толпа исчезла, чтобы они снова остались наедине, хотелось поблагодарить его, сказать, что она никогда не забудет того, что произошло между ними прошлой ночью. А еще она хотела извиниться. Она даже предположить не могла, чего ему будет стоить появление на этом шумном сборище.

Когда смолкла заключительная песня, стройные ряды зрителей дрогнули. Люди стали собираться в маленькие группки и поздравлять друг друга с успешным выступлением своих детей. Некоторые пытались пробиться вперед, чтобы поблагодарить Рэйчел. Одна молодая женщина с глазами, в которых затаилась смертельная усталость, и бесцветными волосами, да еще с грудным младенцем на руках и малышом постарше, цепляющимся за подол ее ситцевой юбки, поговорила с Рэйчел и поздравила Эву. Больше никто не делал попытки заговорить с ней.

Один за другим люди подходили, рассыпаясь в похвалах Рэйчел и демонстративно игнорируя Эву. Подождав еще немного, она окончательно убедилась, что общения с ней намеренно избегают. Она поискала глазами Чейза и заметила, что тот пробирается сквозь толпу, направляясь к двери. Люди расступались перед ним, но никто не проронил ни слова, и все старались не встречаться с ним взглядом.

Эва бросилась вслед за ним и случайно заметила букет, забытый на скамье. Она схватила цветы и крепко прижала их к груди. Протискиваясь между людьми, она ускорила шаг, увидев, что Чейз исчез за дверью, но путь ей преградила Милли Карберри. Милли улыбалась, но особым добродушием тут и не пахло.

– Это было замечательное представление, мисс Эдуарде.

Раздосадованная тем, что ей помешали, Эва пыталась высмотреть, куда направится Чейз, выйдя на улицу.

– Благодарю вас, но…

– He думаю, чтобы кто-то из присутствующих видел Чейза больше одного-двух раз с тех пор, как он вернулся. Вы, должно быть, оказываете на него очень благотворное влияние, раз он осмелился показаться здесь сегодня. – Остролицая дама придвинулась ближе, разглядывая Эву с таким видом, как будто она была каким-то диковинным насекомым.

– Можно себе вообразить, как она добилась того, что мужчина побежал, куда она поманила, как щенок, – прошипел кто-то за спиной Милли.

Эва отстранила владелицу магазина и увидела высокую полную даму лет сорока, взирающую на нее с откровенной неприязнью.

Тщательно подготовив свой ответ, взвесив каждое слово и отбросив те, которые составляли ее салунный репертуар, Эва стиснула свой букет и растянула губы в ледяной улыбке.

– Там, откуда я родом, миссис Карберри, достойные леди не позволяют себе даже мыслить так вольно.

– Но я…

Трясясь от злости, Эва прошествовала мимо изумленной женщины.

У самой двери ее остановил шериф Маккенна.

– Что здесь понадобилось Кэссиди?

– Он просто не мог пропустить такое событие, как школьный концерт, шериф. Он мне сказал об этом утром.

– Если у Чейза хотя бы на лице отразится, что он собирается что-нибудь затеять, парень и моргнуть не успеет, как я упеку его за решетку.

– Я ручаюсь, что он приехал только послушать концерт и проводить нас домой.

Маккенна понимающе взглянул на Орвила, который сделал движение в сторону Эвы, как бы намереваясь защитить ее.

– Надеюсь, что так оно и есть.

Эва молча вышла. За ней семенил Орвил. Задержавшись на ступеньках крыльца, она пыталась разглядеть Чейза во мраке. Возле самого забора, между двумя деревьями, в лунном свете мелькнула его рубашка. Он отвязывал свою лошадь.

Эва обернулась через плечо.

– Я пойду за Чейзом. Встретимся у повозки, Орвил.

Подобрав юбки, она побежала к одинокой фигуре, скрывающейся в тени. Лица Чейза она не видела, но чувствовала, что он наблюдает за ней, стрелой несущейся через школьный двор. Добежав, она остановилась перевести дыхание. Затем приблизилась настолько, насколько осмелилась, страстно желая дотронуться до него, приласкать, заслонить от каждого, кто, выходя из школы, обернется или, того хуже, будет таращиться на них с неприкрытым презрением.

Он не произнес ни слова и не двинулся с места. Он стоял рядом со своей лошадью, понурив голову, держа в руках поводья, жалея, что не успел уехать, куда глаза глядят, до того, как она нашла его.. Конец комедии. Он должен чувствовать облегчение, твердил он сам себе. И хорошо, что она воочию убедилась в том, что здесь он является отверженным. Он недостоин стирать пыль с ее башмаков, не только того, чтобы она жила на его ранчо.

– Чейз? – Эва изо всех сил старалась казаться спокойной, лихорадочно пытаясь найти нужные слова. Она потянулась, чтобы коснуться его плеча, но потом отдернула руку.

Повернувшись к ней спиной, он смотрел на луну, просвечивающую сквозь ветви дуба, покрытые молодой зеленой листвой.

– Я очень виноват, Эва, – вот все, что он нашел в себе силы произнести.

Его извинение было произнесено так тихо, что она едва расслышала. Но самые чувствительные струны ее сердца были затронуты.

– Ты виноват? Это я должна чувствовать себя виноватой. В конце концов, это я уговорила тебя прийти. Мне следовало предвидеть… – Испугавшись, что неосторожно выдала себя, Эва прикусила язык. Он повернулся и уставился на нее. Его выразительные глаза были скрыты тенью, которую отбрасывали поля шляпы, но их взгляд, казалось, проникал в самое ее сердце.

– Что ты хочешь этим сказать? «Мне следовало предвидеть»? Предвидеть что?

– Я…

Он шагнул ближе, не отрывая от нее взгляда. Сердце его бешено стучало. Пальцы дрожали.

– Что, Эва? Что ты знаешь?

Она огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что их не подслушивают. У дверей школы все еще стояла кучка родителей, прощающихся друг с другом, но идти через двор пока еще никто не собирался. Не смея поднять на него глаза, она смотрела на цветы, которые держала в руках. Их стебли были так же истерзаны, как и ее сердце.

Наконец она собралась с мужеством и вымолвила:

– Я знаю, что ты вышел из тюрьмы всего год назад. – Из груди Чейза вырвался тяжелый вздох, и плечи его поникли, как будто бы на него вдруг свалилась непосильная ноша.

Он чувствовал себя так, как будто его только что вываляли в грязи.

– И как давно ты это знаешь? Она вздрогнула.

– Как давно? Он кивнул.

– С того самого дня, как Рэйчел привезла Лейна домой после того, как он сбежал.

– Прошло уже столько времени, и ты до сих пор не уехала? Ты осталась, притворяясь, будто ничего не знаешь? – Ему невыносима была мысль, что он ходил вокруг да около, мучительно придумывая, как бы ему половчее преподнести новость, что он бывший бандит, а тут оказывается, что она обо всем знала едва ли не с самого начала.

Уловив гневные нотки в его голосе, она обиделась.

– А тебе не кажется, что я тоже вправе предъявлять к тебе претензии? Ты же сам счел, что тебе лучше от меня все скрывать.

– Так было нужно. – Он никогда не оправдывался за свои поступки ни перед единой живой душой, и тем более не собирался этого делать перед женщиной, присутствие которой рядом сводило его с ума. Он отвернулся и положил руку на луку седла.

Она схватила его за плечо.

– Погоди, Чейз.

Стряхнуть ее руку он мог легко, одним движением, как назойливого комара, но ее прикосновение было таким нежным, в нем было столько мольбы, что он снова повернулся к ней. Когда он опустил глаза на ее руку, сжимающую его плечо, она отпустила его.

– Я думаю, нам не о чем больше говорить, не так ли, Эва?

– Что ты имеешь в виду?

– Все яснее ясного. Ты убедилась в том, как ко мне здесь относятся добрые жители Последнего Шанса. – Он махнул рукой в сторону школы. – Может быть, тебе лучше пока пожить у мисс Олбрайт, пока ты не подыщешь себе другую работу.

Пытаясь осмыслить, что же он все-таки за человек, она ответила:

– Мне не нужна другая работа.

– Тогда ты, наверное, чокнутая. Ни одна порядочная женщина в здравом рассудке не захочет работать на такого типа, как я.

«Ни одна порядочная женщина»! Она чуть было не расхохоталась во весь голос.

– Слушай, Чейз. Я достаточно хорошо успела узнать тебя, чтобы понять: у тебя были достаточно веские причины для того, что ты сделал много лет тому назад.

– Веские причины? Разве могут быть какие-то причины для того, чтобы связаться с шайкой воров, бандитов и убийц? Разве можно найти веские причины для того, чтобы посреди бела дня стрелять в людей? Опомнись, Эва. Если ты ждешь, что я сейчас провозглашу себя героем, наподобие Робин Гуда – то напрасно.

Когда-то, давным-давно, он считал, что веских причин у него предостаточно, но за годы, проведенные в тюрьме, он в корне изменил свое отношение. Имея эти годы за плечами, легко оглянуться назад и признать, каким идиотом он был. Да будь он сам одним из добропорядочных жителей Последнего Шанса, он устроил бы подобному типу, как он, еще более «ласковый» прием.

Стоя рядом с ним, она чувствовала, как пробегает дрожь по его телу, как клокочет в нем едва сдерживаемая ярость, и молила Бога, чтобы он подсказал ей, что нужно сказать или сделать, чтобы исправить положение. Эва оглянулась назад. Толпа у школьного крыльца уже заметно поредела. Дети визжали и гоняли в салочки при свете луны, пока их родители рассаживались по повозкам, заполнявшим школьный двор.

Он внезапно почувствовал непреодолимое желание обидеть ее, сделать больно, чтобы она поняла – он не заслуживает ни ее искренности, ни ее заботы.

– В чем дело, Эва? Уж не хотела ли ты выяснить, что прячется там, по другую сторону закона? Тебе было любопытно узнать, что из себя представляет человек, отсидевший столько лет за решеткой? Это тебя привлекало?

– Прекрати.

– Тебя возбуждает чувство опасности? – Подавшись вперед, он схватил ее за плечи. – Так ты поэтому поцеловала меня тогда? Тебе вдруг захотелось совершить какое-нибудь безрассудство, прежде чем сбежать на другое ранчо, к более порядочному хозяину?

Ему хотелось начать мучить ее еще сильнее, отбросить все правила приличия и поцеловать прямо тут, на виду у всех, напугать и унизить до такой степени, чтобы вынудить сбежать от него без оглядки.

– Нет, Чейз, пожалуйста. Неужели мы не можем обо всем поговорить, как цивилизованные люди? Ну, прошу тебя. Отвези меня домой.

Стиснув руки в кулаки, он начал сам себя уговаривать образумиться. Не отступив ни на шаг, Эва ждала ответа. Она просто была добра к Лейну, к Орвилу и ко всем остальным, и, конечно, даже к нему самому, даже после того, как узнала правду. Разве она заслуживала того, чтобы срывать на ней злость?

– Идем. – Не удостоив ее ни единым взглядом, он зашагал через школьный двор, ведя свою лошадь под уздцы туда, где Орвил поджидал возле повозки.

Эва поняла. Она поспешила следом, чуть ли не вприпрыжку, роняя по дороге цветы. Наспех подобрав их, она снова бросилась вдогонку. Решив, что сейчас самое разумное – помалкивать, она ничего не сказала, когда он вручал Орвилу свою лошадь и давал наставления быть поосторожнее в темноте.

Престарелый ковбой был рад стараться и тут же вскочил в седло.

Эва стояла у повозки, ожидая, когда ей помогут усесться. Чейз подошел с другой стороны, увидел ее и остановился. Несколько секунд он смотрел на нее, потом обошел повозку и, оглядевшись по сторонам, протянул ей руку, чтобы она могла опереться на нее.

Эва ждала, сжимая увядший букет, пока он сядет на место возницы и возьмет в руки поводья. Ей было достаточно просто сидеть рядом с ним, в полной тишине, плечом к плечу, пока он опытной твердой рукой направлял упряжку в сторону ранчо. Ведь это было так здорово – смотреть на луну, на тени, скользящие по земле, позволять легкому ветерку, напоенному ароматом молодой весенней зелени, развевать ее волосы. Она была полна решимости сегодня узнать о Чейзе Кэссиди все, во что он сочтет возможным ее посвятить.

Они уже проехали добрых полмили, когда она, наконец, осмелилась открыть рот.

– Расскажи мне, как ты угодил в тюрьму.

– Я два года был членом банды Хэнка Рейнолдса.

– Это имя мне ничего не говорит.

Он повернулся к ней, не в силах больше сдерживать свою злость.

– Ну еще бы. Ведь вы не из наших краев, мисс Эдуарде.

Хорошо, что его глаза не были видны ей – на них как раз падала тень. С нее довольно было только ощущать исходившую от него злобу. Но она покинула «Дворец», не желая больше подчиняться чужой воле, поэтому сейчас не собиралась позволять Чейзу запугать ее.

– Да, я не здешняя, поэтому мог бы с самого начала объяснить мне, что к чему.

– Нечего тут объяснять. Завтра, как только ты соберешь вещи, я велю Орвилу отвезти тебя в город.

– Ты хочешь сказать, что я уволена!

– Я хочу сказать, что ты свободна. Я заплачу тебе за работу за этот месяц. – И не смей возражать. Бери деньги и убирайся. Уезжай, пока есть еще возможность спасти твою репутацию.

Что-то он слишком сильно стремится отделаться от нее. В ее душу закралось подозрение – а не прознал ли он что-нибудь о ее собственном втором «я».

– Ты выгоняешь меня потому, что я в чем-то провинилась?

Внезапно в памяти Чейза всплыли подозрения Рамона. К чему она клонит? Чего боится? Может ли статься, что она работает на кого-то, в чьих интересах его уничтожить? Чейз выпустил из рук поводья, и повозка остановилась.

– Как это понимать, «ты в – чем-то провинилась»?

Она пожала плечами и начала ощипывать лепестки цветов.

– Ты же всерьез собирался устроить мне проверку на прочность.

Она казалась такой искренней, что он тут же устыдился, что посмел оскорбить ее даже тенью подозрения. В глубине души он никогда не верил, что она способна что-то замышлять против него. Как и он – против нее. Он вздохнул.

– Я ради тебя старался, Эва. Я не думал, что ты захочешь остаться после того, что тут произошло.

– Мне наплевать на то, что думают другие.

– А мне – нет. Когда дело касается тебя. И тебя это должно заботить в не меньшей степени.

– Не беспокойтесь обо мне, Чейз Кэссиди. Лучше позаботьтесь о себе самом и о Лейне.

– Ты сумасшедшая.

– Так любила говаривать моя матушка.

Эва подумала о том, что, может быть, лучше было бы выложить ему всю правду о том, что она вовсе не добропорядочная леди, волею случая занесенная сюда из Филадельфии, каковой поначалу представилась. Но чем дольше она смотрела на него, сидя вот тут, в чистом поле и мучаясь угрызениями совести по поводу того, что не открыла ему, что ей все известно о его прошлом, тем больше убеждалась в том, что излить сейчас свою душу – значит еще больше усложнить ситуацию.

Он был зол, а еще более – унижен. И сейчас не время признаваться в том, что она дурачила его, чтобы разжалобить потоками слез и другими атрибутами дешевенькой мелодрамы.

Это совсем выбьет его из колеи.

Он сидел, положив руку на бедро. Эва накрыла его ладонь своей. Он посмотрел на ее руку с таким выражением лица, как будто это гремучая змея, но своей руки не вырвал. Тепло его кожи ласкало и дразнило.

– Чейз, расскажи мне обо всем. Пожалуйста. Я хочу понять.

Он посмотрел на нее, такую невинную, такую сосредоточенную. Она сидела, выпрямившись, с увядшими стебельками цветов на коленях. Когда он заговорил, его голос звучал совершенно бесстрастно. Как будто он и не рассказывал историю собственной жизни.

– Я был немногим старше нынешнего Лейна, когда умерли мои родители. Мне пришлось работать на ранчо и заботиться о моей сестре Салли. Но беда в том, что Салли не была похожа на тебя. Норов у нее был крутой и упрямый. К мужчинам ее начало тянуть, едва она узнала разницу между мальчиками и девочками.

Однажды летом, когда ей было пятнадцать, она забеременела от одного из заезжих ковбоев-работников. Он бросил ее и исчез в неизвестном направлении. А по истечении положенного срока у меня на попечении были уже двое – Салли и Лейн.

Эва почувствовала, что с него немного спало напряжение. Она убрала руку, разорвав невидимую связь между ними, но не отодвинулась, продолжая касаться плечом его плеча. Чейз взмахнул кнутом, и лошади пошли шагом. Он продолжил свой рассказ.

– Однажды, когда я работал на дальнем пастбище, на наше ранчо прискакали трое. Они напали на Салли и убили ее. Но она умудрилась застрелить одного из нападавших, прежде чем сама получила пулю в голову.

– Боже мой, Чейз. – Внезапно у нее пред глазами возник облик маленького Лейна. – А как же Лейн?

Чейз судорожно вздохнул, потом прочистил горло.

– Он все видел, но замкнулся в себе и ничего мне не сказал о том, что это были за люди, как они выглядели.

Эва застонала. Не удивительно, что теперь с Лейном так трудно и что он такой легкоранимый. Чейз кивнул.

– Я похоронил Салли, взял мальчика и отвез его на ближайшее ранчо, которое принадлежало вдове по имени Огги Овенс. Я рассказал ей обо всем, что произошло, попросил известить власти и присмотреть за Лейном до моего возвращения. Я планировал догнать убийц, расправиться с ними и сразу же вернуться.

– И, будучи твоим другом, она согласилась, – закончила Эва.

Он покачал головой. Об этом ему было так же тяжело говорить, как и об убийстве Салли.

– Мы не были друзьями. – Повозка качнулась, когда колесо попало в рытвину на дороге. Их плечи соприкоснулись. Эва тут же отпрянула.

– Я был настолько охвачен жаждой мести, что оставил Лейна с совершенно чужим человеком.

– Но она, конечно же, была…

Его ответ был подобен удару хлыста, но жалил еще больнее.

– Не такой, как ты, Эва. Не доброй, не ласковой, не заботливой. Насколько я могу судить, она ужасно обращалась с Лейном. Он никогда об этом не говорил, но подросток, которого я нашел, вернувшись наконец домой, был совсем не похож на малыша, которого я оставил.

– Но он ведь был свидетелем убийства своей матери, – напомнила она.

У нее самой было бурное детство, которое многие могли счесть совершенно ненормальным, но на недостаток любви со стороны родных она никогда не могла пожаловаться. Она поежилась.

– Ты думаешь, тут еще что-то было? Огги обижала его?

– Не знаю. Она никогда не возила его в город. Когда в Последнем Шансе построили школу, Огги Овенс держала его в доме взаперти. Когда я приехал забрать его, я обнаружил его совершенно одного, грязного, голодного, больше напоминающего животное, чем человека. А сама Огги испарилась. Едва только до нее дошел слух, что меня выпустили из тюрьмы.

– Она сбежала, бросив все, что имела?

– Да у нее и не было ничего, кроме носильной одежды да покосившегося домишки. Время от времени она нанимала бродяг пасти несколько голов скота и работать в саду. Ей нечего было терять, кроме своей жалкой лачуги… и Лейна. Она продала свою землю одному из «королей скота» и исчезла в неизвестном направлении. – Он погрузился в напряженное молчание.

Эва испугалась, что Чейз снова замкнулся в себе и больше не собирается ничего рассказывать.

– Это просто счастье, что она не забрала Лейна с собой. И нечего обвинять себя. Ты же не мог предвидеть, что с ним произойдет.

– Вот поэтому мне вообще нельзя было оставлять его на произвол судьбы. А я бросил его, будто приблудного щенка. Никогда себе этого не прощу. Да и Лейн, думаю, тоже не простит. И я не могу винить его в этом.

– А ты нашел убийц твоей сестры?

Он поерзал на жестком сидении и попытался вытянуть одну ногу.

– Я ехал по их следам, которые привели меня в Вайоминг. На первой же стоянке я едва не потерял их. Жители города сообщили мне, что двое братьев Хант проезжали тут и затеяли потасовку. След я потерял, но поиски не прекратил.

В его тоне промелькнула нотка досады на самого себя, которую ему скрыть не удалось.

– Я был молод, глуп; горел желанием собственноручно отомстить за гибель Салли. Мне бы одуматься и повернуть домой, но не давала покоя одна мысль – я должен был увидеть, как они испустят дух. Я перебивался случайными заработками. Стрелял всегда хорошо. Одинокий, озлобленный, в лохмотьях – лакомая мишень для любого, кто захочет поразвлечься. И я заслужил себе репутацию лихого стрелка.

Глаза Эвы были устремлены куда-то в пространство. Его голос не выражал никаких эмоций, как будто он рассказывал о том, как он ловко прихлопывал мух, а не хладнокровно убивал людей.

Мысли ее путались. Он стрелял в людей, чтобы самому остаться в живых. Эта картина так не соответствовала тому представлению, которое она о нем составила.

– Но сейчас ты даже не носишь оружия. В отличие от остальных мужчин, живущих на ранчо. У тебя нет ни револьвера, ни винтовки.

Чейз подумал о тех долгих пустых годах, которые он провел в тюрьме штата, о бесчисленных часах, проведенных в размышлениях над своими поступками, вспомнил, что испытываешь, нажимая на курок и наблюдая за тем, как умирает человек, пусть эта пуля и выпущена в целях самообороны.

– Я дал себе клятву в тюрьме, – признался он. – Я поклялся, что никогда больше не возьму в руки оружия.

– Ни при каких обстоятельствах?

– Точно. Ни при каких обстоятельствах. Ни к чему хорошему это все равно не приведет.

– А как ты угодил в тюрьму?

– Когда я пытался разыскать Хантов, я прибился к одному типу по имени Хэнк Рейнолдс. Он водился с ними несколько месяцев тому назад. Тогда я присоединился к нему и к его шайке.

Эва пыталась переварить то, что сейчас узнала. Он, должно быть, обезумел, действовал, все еще находясь под впечатлением трагедии, которая произошла с его сестрой.

– Я готов был хоть в пекло залезть, только бы оказаться поближе к Хантам. Хэнк знал их в лицо, а я – нет. Чтобы найти их, мы прочесали добрую половину южных земель.

Впереди, вдалеке, уже замаячили туманные очертания построек ранчо. Они уже почти дома.

– И что было дальше?

– Как-то раз Рейнолдс спланировал ограбление банка. Для его банды все складывалось вроде бы хорошо, но я родился под несчастной звездой. Пока Хэнк не знал меня достаточно хорошо, чтобы полностью доверять, меня поставили на стреме, охранять лошадей. Но что-то у них там не заладилось.

Кассиру удалось удрать. Он выскочил на улицу и стал звать на помощь. Поднялась паника. По дороге из города, когда нас преследовал патруль, моя лошадь пала. Но поскольку никто из служащих банка не смог меня опознать, меня привлекли к ответственности только за соучастие.

Эву била дрожь, но причиной тому была вовсе не легкая прохлада ночного воздуха.

– Тебе еще повезло, что все так кончилось. Тебя ведь могли и повесить.

– Иногда мне кажется, что…

– Не смей так говорить, – перебила она. Похоже, он собирался заявить, что для него лучше было бы, если б его повесили. – Так что все же случилось с братьями Хант?

– Когда я уже отсиживал свой срок, в шайке Рейнолдса произошел раскол. Как-то раз он и Ханты устроили перестрелку в Коулсоне. Их всех отправили под суд. А мне предложили дать против Хантов письменные показания. Я заявил все, что знал об убийстве Салли. Ханты отрицали свою вину, настаивая, что Салли покончила с собой. Веских доказательств у меня не было. И потом, кто серьезно отнесется к показаниям человека, отбывающего срок? Ханты сели в тюрьму за менее серьезные преступления, но не были повешены за убийство.

Теперь у нее на многое открылись глаза. Чейзом двигала жажда мести. Озлобленность Лейна и его враждебность по отношению к окружающим были следствием его одиночества и пренебрежения, с которым к нему относилась его опекунша в отсутствие дяди. И мальчик хотел сам себе доказать, что чего-то стоит, и повторял дядину судьбу.

В полном молчании они въехали во двор, и Чейз подогнал упряжку к конюшне. Из темноты вынырнул Орвил и немедленно начал распрягать лошадей. Он доложил, что Рамона и остальных в пристройке еще нет, но на пастбище – тоже.

Чейз помог Эве спуститься вниз. Она уже настолько пришла в себя, что даже нашла в себе силы пожелать Орвилу спокойной ночи. Когда они входили в дом, Чейз замедлил шаг, и ей пришлось подстраиваться под его темп.

Потирая руки больше от волнения, чем от холода, она поинтересовалась:

– Куда же они все подевались? Ужин я им оставила.

Он ухватился за перемену темы и глубоко вздохнул. Надо сказать Эве, что ее старания были впустую. К тому времени, когда они достигли крыльца, он уже был в состоянии снова поднять на нее глаза.

– Они попарно объезжают ранчо.

– Ищут волков?

– Волков, или еще кого-нибудь.

Эва замерла, поставив ногу на нижнюю ступеньку крыльца.

– Похитители скота? – Эва достаточно времени провела в среде ковбоев, чтобы наслышаться о ночных воришках, которые похищают скот, перегоняют его в собственные стада и меняют клейма.

Чейз покачал головой.

– Хотел бы я, чтобы это были всего лишь воры. Кто бы ни пытался мне навредить, он преследует одну-единственную цель – уничтожить меня.

ГЛАВА 12

Эва подошла к двери и помедлила немного, взявшись рукой за ручку. Старый попрошайка Кудлатый помчался через весь двор, приветствуя ее звонким лаем, и теперь терся о ее юбку, сопя и повизгивая. Она почесала собаку за ухом и подняла глаза на Чейза.

– Кто может замышлять зло против тебя? – спросила она.

– Судя по тому, что происходит, – кто угодно.

Наклонившись, она чисто автоматически погладила напоследок пятнистого пса и повернула ручку двери.

– А что заставляет тебя подозревать, что дело тут вовсе не в волках?

Он вошел следом за ней в кухню, сделал шага три по направлению к плите и нашарил спички в коробке, привинченной к стене. Чиркнув спичкой, он, прикрыв крошечный огонек рукой, направился к столу, снял стеклянный колпак с масляной лампы и зажег фитиль.

– Мы полили ядом несколько скелетов, но на приманку не клюнул ни один волк. Мертвые телята были искалечены и растерзаны, чтобы создалось впечатление, что над ними потрудились хищники, но и Рамон склоняется к мысли, что тут постарались не волки, а двуногие твари.

Чейз начал прилаживать колпак обратно на лампу, а Эва положила свой букет на стол и начала размышлять о том, что сказал ей вчера вечером Рамон. Поначалу он подозревал ее, но теперь, похоже, изменил мнение. Она аккуратно вытащила шляпную булавку и неторопливо сняла шляпку.

– А ты думаешь, что я могу иметь к этому какое-либо отношение?

Чейз медленно вышел на середину кухни.

Она стояла, повернувшись к нему профилем, внимательно изучая шляпку, которую вертела в руках. Поправила перышко, погладила шелковый листочек. И только потом подняла на Чейза глаза, ожидая ответа.

И он сказал ей правду.

– Когда ты свалилась, как снег на голову, да еще оказалась женщиной такого сорта…

Эва чуть не выронила шляпу из рук.

– Интересно, какого это сорта женщиной я оказалась, мистер Кэссиди?

– Ну, на типичную экономку ты не похожа.

– А как, по-твоему, выглядят типичные экономки?

Чейз никак не мог взять в толк, как же он вдруг оказался втянутым в этот спор и как ему теперь выпутаться из этого затруднительного положения.

– Я могу судить только по тем четырем, которые у меня работали, но все они были похожи друг «а друга, как две капли воды. Все, что я могу сказать – ты совсем другая.

– Я что, плохо справляюсь со своими обязанностями?

Он посмотрел в окно, на пустой двор. Они были совершенно одни, снова как будто отрезанные от внешнего мира в этой маленькой кухоньке. В полумраке ее волосы отливали темной бронзой, за исключением тех локонов, которые блики света лампы делали золотыми.

Чейз понизил голос.

– С работой ты справляешься прекрасно. Гораздо лучше, чем я ожидал, учитывая, что раньше тебе не приходилось готовить на такую ораву.

– Так я могу остаться?

– Ты все еще хочешь остаться?

Глядя в его темные глаза, она могла поклясться чем угодно, что, будь у нее хоть капля здравого смысла, она дала бы единственно правильный ответ – нет. Но она просто не могла этого сделать.

– Да. Я хочу остаться.

– Но для тебя тут все чужое, Эва. А такой женщине, как ты, не придется долго искать хорошего человека, который предложил бы тебе руку и сердце.

«А что, если мне не нужен никакой хороший человек, – молнией промелькнула мысль. – Что, если человек, который мне нужен – это ты? »

Эва прижала шляпу к груди и судорожно вздохнула.

– Я сюда приехала не мужа искать, Чейз. Мне нужна была работа, связанная с ведением домашнего хозяйства. И вы оказали мне любезность, приняв меня.

– Я находился меж двух огней – тобой и Лейном. Тут уж мне выбирать особо не приходилось.

Она улыбнулась своим воспоминаниям. И тут же ей на ум пришла их недавняя беседа.

– Так ты подозревал, что именно я причастна ко всем вашим несчастьям?

Сунув руки в задние карманы брюк, Чейз ответил незамедлительно.

– Нет.

– Почему?

– Да по тому, как ты относилась к Лейну, по тому, как была добра к Орвилу и Неду. У того, кто ставил своей целью только следить за нами, просто не хватало бы времени так заботиться о каждом. И даже если бы у меня оставались какие-то сомнения, этот вечер в школе убедил бы меня окончательно. Ты и эти ребятишки. Ты сидела за пианино, такая прекрасная, такая невинная, словно ангел…

Он шагнул к ней, не вынимая рук из карманов, чтобы не подвергать себя искушению заключить ее в объятия и уже никогда не отпускать.

– Ты просто сияешь, Эва. Как солнышко.

От его похвал ей хотелось сквозь землю провалиться от смущения. Он ее просто до небес превозносил. В знак протеста она покачала головой.

– Ты – единственное светлое пятно, которое впервые за много лет появилось в нашей жизни. Я никогда ни на секунду в этом не сомневался. Ты чиста, как Божий день и я выдеру кнутом любого, кто посмеет утверждать обратное, включая и Рамона.

Каждый комплимент острым ножом впивался в ее сердце. Она даже и предположить не могла, что ее актерские способности так хорошо сработают. Ни одна роль не удавалась ей так здорово, как нынешняя.

Она не могла допустить, чтобы он продолжал считать ее тем, кем она в действительности не является. Она уже открыла было рот, чтобы сказать ему правду, но тут же закрыла его снова. Как он отреагирует, узнав, что все, что он себе о ней напридумывал, – чистой воды ложь. Она не могла найти в себе силы признаться, что просто дурачила его, когда он выворачивал перед ней наизнанку всю свою душу. Пока она решала, как поступить, Чейз внезапно повернулся и вышел вон.

– Мне пора идти. – Вот все, что она услышала в качестве объяснения.

Стены снова начали давить на него. Он не мог больше стоять вот так рядом с ней и не иметь возможности ее коснуться. Нужно уходить отсюда. Сейчас же. Он задержался у дверей ровно на столько, чтобы успеть брякнуть:

– Я пошел посмотреть, как там дела в конюшне.

Совершенно сбитая с толку, Эва наблюдала за его поспешным бегством. Из ее груди вырвался сдавленный вздох. Потом она подняла руки и распустила волосы, дав им свободно рассыпаться по плечам. Вспомнив о своих цветах и шляпе, она подобрала их, направилась в свою комнату и зажгла лампу. Расстегнув жакет, швырнула его на кровать, а потом начала возиться с длинным рядом пуговиц, украшавшим ее сизо-серое платье. И вдруг – она подскочила, словно ошпаренная – в дверь спальни постучали.

– Эва?

Это был Чейз.

Все еще не оправившись от потрясения, Эва вдруг осознала, что с тех самых пор, как она приехала в «Конец пути», он никогда не заходил к ней. Она бросилась открывать. А вдруг он передумал и вернулся, чтобы снова убеждать ее уехать? Или Господь снова решил ввергнуть ее в искушение открыть ему всю правду?

Открыв дверь настолько, что ей стала видна его широкоплечая фигура, она вдруг вспомнила, что лиф ее платья наполовину расстегнут. Ее рука взметнулась к горлу. Когда ее пальцы коснулись обнаженной кожи, она осознала, что ее грудь открыта как раз до того места, где начинались кружева ее пикантного ярко-желтого корсета.

– Чейз…

Он сделал шаг вперед и, протянув одну руку, обхватил ее шею. Другой рукой он захлопнул за своей спиной дверь с такой силой, что дом чуть не зашатался. Эва и опомниться не успела, как оказалась в его объятиях. Чейз прижал ее к себе, запрокинул голову и впился губами в ее губы. Она позволила ему проникнуть в ее рот, почувствовать, как блуждает там его язык, пробуя ее на вкус. Его руки сомкнулись вокруг нее еще теснее. Его ладони скользили по ее спине, затем поднимались, запутавшись в ее волосах. Он не давал ей пошевелиться, исследуя ее губами.

Эву захлестнул шквал новых для нее ощущений. Полностью отдавшись во власть своих чувств, она оказалась способна только на то, чтобы изо всех сил вцепиться в его черный жилет. Ее и раньше целовали, но так, как сегодня – никогда. Пульс ее бешено стучал. Каждая клеточка тела изнемогала от желания. Она прижалась к нему. Как же отчаянно она хотела его, нуждалась в нем, как ни в ком другом. Она услышала, как из его горла вырвался глухой стон, и уже испугалась было, что он собирается отступить.

Его пальцы выпутались из ее волос, скользнули вдоль талии, а потом поднялись выше. Эва вскрикнула, когда он накрыл ладонями ее груди. Она обвила руками его шею. Не прерывая своего поцелуя, он шагнул в глубь комнаты. Она не знала, что заставило его вернуться, но какое это сейчас имело значение. Чейз был здесь, в ее объятиях, и целовал ее так, как будто от этого зависела его жизнь.

Она вернула ему поцелуй. А что еще она могла сделать?

Еще два шага назад – и Эва почувствовала, что уперлась в кровать. Совершенно потеряв голову от чувств, которые пробудил в ней Чейз, она позволила себе ослабить мышцы. Воспользовавшись ее слабостью, сильные руки Чейза уложили ее на постель. Он последовал за ней, дыша так тяжело, как будто бежал всю дорогу от самого дальнего пастбища. Потянувшись к нему, Эва убрала смоляной локон с его лба. Взглянув в его черные глаза, она прочитала в них какое-то смущение, которое примешивалось к страсти, снедавшей его так же, как и ее.

Все так же, не говоря ни слова, он наклонился и снова поцеловал ее. Она тихонько застонала, когда его пальцы скользнули по ее коже вдоль выреза корсета. Он исследовал нежные округлости ее груди так медленно и нежно, как будто слепой, желая узнать, какова же она на самом деле. Она почувствовала, как ее груди налились тяжестью, ее соски напряглись, затвердели и ныли, требуя освобождения. Она снова застонала и рванулась к нему так, что ее плечи приподнялись над кроватью.

Его ладони скользнули ниже. Пальцы потрогали ее соски. То, что его пальцы слегка подрагивали, еще усилило ее восхищение. Это дало ей пьянящее ощущение своего могущества – ведь только одно ее прикосновение могло заставить лихого Чейза Кэссиди, ранчера вне закона, потерять голову.

Одним стремительным движением он притянул ее к себе, и ее бедра прижались к его возбужденной плоти. Изгибаясь под ним, она ощущала, как нарастает в нем возбуждение. Испытывая досаду на все эти ворохи юбок, она издала слабый протестующий возглас. Вцепившись в его рубашку, она тянула ее до тех пор, пока не вытащила ее из-под ремня. Она даже не беспокоилась о том, что он может счесть ее чересчур дерзкой; все мысли улетучились, когда он оторвался от ее губ и начал покрывать поцелуями ее шею. Он нежно прикусил ее кожу, прокладывая дорожку поцелуев вдоль выреза ее корсажа.

Эва задержала дыхание и выгнула спину, подставляя ему грудь. Он уже подцепил пальцами желтое кружево и готов был приникнуть губами к соску, как вдруг со стороны двора послышался пронзительный свист, а потом – стук копыт.

Она посмотрела на него. Голос ее дрогнул, когда она спросила довольно громко:

– Кто там?

Чейз зажал ей рот ладонью.

– Ш-ш-ш…

Он вскочил и отпрянул от нее прежде, чем она успела что-то сказать. Эва поднялась, запахнула на груди платье и пригладила волосы, убрав их с лица. Последний взгляд, брошенный на него, уже закрывавшего за собой дверь, – и стало ясно, что на его лице опять появилось знакомое непроницаемое, угрюмое выражение.

Не отрывая глаз от двери спальни Эвы, Чейз схватил свою шляпу с кухонного стола. Подойдя к выходу, он помедлил немного. Прижавшись лбом к дверному косяку, он пытался изгнать из мыслей образ Эвы, раскинувшейся на кровати, такой желанной. Снаружи Нед и Джетро переговаривались, заводя своих лошадей в стойла. Когда он поворачивал ручку двери, руки его дрожали.

Прошло еще немало времени, пока он, наконец, пришел в себя. Возбуждение понемногу пропало, но сердце продолжало бешено стучать, подобно копытам дикого мустанга. Открыв дверь, он шагнул в темноту, нахлобучил шляпу и жадно глотнул свежего воздуха.

Черт подери, Чейз Кэссиди, когда дело касается этой женщины, ты ведешь себя, как последний кретин. Так недолго и рассудок потерять.

Он знал, что за свою жизнь успел совершить немало ошибок. И ему нередко предоставлялся случай в этом убедиться. Лет, проведенных в тюрьме, хватило, чтобы осмыслить эти ошибки, но он никогда не терял контроля над собой, пока не встретил Эву Эдуарде. Ради нее он приехал в Последний Шанс. Ради нее он вошел в переполненный класс и встретился с презрением толпы лицом к лицу.

Стоило ей только задать вопрос – и он открыл ей свое сердце, выболтал ей все тайны своего темного прошлого, все – убийство Салли, свои преступления, его проступок перед Лейном. Так много о нем знал один лишь Рамон. Остальным оставалось лишь строить предположения. Пытаясь сдержаться, чтобы не тянуть к ней руки, он закончил их предыдущую беседу, просто покинув кухню.

Он прошел всего полпути по направлению к конюшне. Но потом, как человек, у которого отняли его волю, вернулся обратно в дом, к Эве. Когда она открыла ему дверь своей спальни – он глазам своим сначала не поверил – она стояла в платье, расстегнутом настолько, что холмики ее прелестных грудей виднелись из-под ярко-желтых кружев, обнимавших их. Копна медных волос словно нимбом обрамляла ее круглое личико. И все его добрые намерения куда-то улетучились. Будто какая-то неведомая сила заставила заключить ее в объятия.

И вот теперь он стоял на крыльце – кругом темнота, хоть глаз выколи, – пытаясь собраться с мыслями, напомнить себе об опасности, подстерегавшей его на каждом шагу. Все это мучило его, не давало ему покоя. Как же избавиться от этого наваждения?

Через пять минут он увидел Неда и Джетро, выходивших из конюшни и направляющихся к пристройке. Он заставил себя сойти с крыльца, но не мог удержаться, чтобы не бросить прощальный взгляд на окно Эвы. Там было темно. Она потушила лампу. И меньше всего ему сейчас хотелось идти и обсуждать с ребятами какие-то дела. Но придется.

Эва лежала во мраке, уставившись в потолок. Подняв руку, она потрогала свои припухшие губы. Ее пальцы все еще дрожали. Воспоминание о вкусе поцелуя Чейза не покидало ее. После его страстных укусов ее губы слегка потрескались. Она закрыла глаза и представила себе его, склонившегося над ней, припомнила, что она испытала, когда он прижался к ней всем телом. Ей не нужно было зеркало, чтобы убедиться, что ее лицо все еще пылает от смущения – она и так это чувствовала. Силы небесные, он же едва не начал целовать ее грудь. Если бы им не помешали, ее сосок оказался бы у него во рту.

Волна желания захлестнула ее. Эва застонала и сжала грудь руками. Закрыв глаза, она сделала глубокий вдох. – Настанет утро, и ей придется лицом к лицу встретиться с Чейзом за завтраком, и она снова окажется во власти воспоминаний о том, что едва не произошло, и произошло бы, не помешай им вернувшиеся работники. Она еще могла бы оправдать те невинные поцелуи, которыми они обменивались раньше, но чтоб такое! Нет. Не это. Сегодня они зашли слишком далеко. Сегодня они готовы были вкусить плод запретной любви.

Она припомнила обстоятельства мимолетной связи с Куинси Лоуэллом. Этот блестящий полуджентльмен-полупроходимец был чертовски хорош собой, и его опыт игры с женскими чувствами отточился до блеска. Вне всякого сомнения, когда-то он был любимчиком учителей, об этом говорил его вид шаловливого подростка. У него была уникальная способность – заставлять женщину чувствовать себя особенной, самой прекрасной, самой любимой на свете – по крайней мере, на ночь. К сожалению, таких женщин было великое множество. Куинси, похоже, их просто коллекционировал.

Эва сопротивлялась, сколько могла, стараясь не поддаваться чарам Куинси и не попасть в его объятия и в его постель. Но, в конечном итоге, он все-таки своего добился. Добрых три месяца, прежде чем, наконец, убедил ее отдаться, он не водил других девиц в свою комнату – по крайней мере, насколько она знала. Правда, потом она поняла, что Куинси просто не способен был так долго соблюдать обет целомудрия.

– Это будет чудесно, Эва, – шептал он ей на ушко одной лунной ночью, уже перед самым закрытием салуна. Они стояли одни в темном зале, заставленном пустыми карточными столами и стульями, казавшимися в полумраке какими-то призрачными и нереальными. Воздух был пропитан вонью застарелых папиросных окурков и тяжелого перегара. – Позволь мне стать тем, кто научит тебя искусству любви, – соловьем заливался Куинси. – Я заставлю твое тело петь от страсти.

В течение последующих недель он старательно убеждал ее в том, что она значит для него больше, чем все остальные женщины, вместе взятые, разве он не оставил их всех ради нее? Разве она не видит, что им самой судьбой предначертано быть вместе?

Эва восприняла эти слова как предложение руки и сердца.

Но он имел в виду совсем другое.

Она стояла рядом с ним в огромном зале и вслушивалась в звуки ночи – гуканье филина на крыше дома напротив, все нарастающий скрип пружин кровати, доносящийся из одной из маленьких комнаток на втором этаже, шорох ее шелкового лифа, по которому скользили его пальцы. Его доблестная военная кампания закончилась успешно – ее сопротивление было сломлено. Он нанес решительный удар, когда она чувствовала себя особенно одинокой и ранимой. Она была убеждена в том, что ее судьба – вести одинокую кочевую жизнь, развлекать компании пьяных старателей и никчемных жителей мелких городишек – ее единственных зрителей.

Наконец, польстившись на его цветистые комплименты и пылкие признания, она уступила.

В какой-то степени Куинси Поуэлл сдержал слово. В течение трех недель она жила в мире страсти и чувственных наслаждений. На какое-то время ей даже стало не так противно находиться в обществе завсегдатаев «Дворца Венеры», слышать свист и улюлюканье, зная при этом, что все это она выносит ради близости с любимым человеком.

Когда она танцевала, она делала это для Куинси. Он обычно сидел на своем излюбленном месте, у самой сцены, и расточал ей ослепительные улыбки. Свое обещание он выполнил и научил ее всем премудростям плотской любви. Он действительно заставил ее тело петь от страсти.

Но после трех недель связи с Куинси Поуэллом Эва утратила его расположение. Ей предпочли новенькую, маленькую блондиночку с бюстом, который местные старожилы окрестили «Большими Тетонами». Ее закрутил целый водоворот чувств – поначалу недоверие, потом унижение, потом жгучая обида и, наконец, необузданная ярость.

Расправа с Куинси была короткой и блестящей. В присутствии нескольких выпивох, славившихся своей способностью разносить сплетни по городу быстрее ветра, она так надавала ему по физиономии, что чуть не повыбивала зубы. После этого Джон заставил ее признаться ему, что случилось.

И, не вмешайся она, ее кузен сломал бы стул о голову сластолюбца. Немного утихомирившись, они с Джоном отправились собирать вещи, но тут к ним ввалился Куинси и начал рассыпаться в извинениях.

Эве он предложил увеличить жалованье вдвое против прежнего – каких-то жалких грошей, и долго убеждал их в том, что им очень трудно будет найти работу, где применение нашли бы они оба, и где бы так же хорошо платили. Он уверял Джона, что тот самый сильный из всех, кто здесь когда-либо работал, и что неизвестно, сколько времени пройдет, прежде чем Эве, как ведущей танцовщице, найдут замену.

В течение нескольких часов, что она рвалась вернуться к Великолепным Эберхартам, Джон уговаривал ее плюнуть на приключение с Куинси и остаться хоть до весны. Она объявила Куинси, что уедет, как только стает снег, и в недвусмысленных выражениях добавила, что больше никогда не ляжет с ним в постель, поэтому ему нет смысла тратить время и силы на уговоры.

Это была самая долгая в ее жизни зима.

И вот теперь ей приходится решать еще одну проблему. Она поднялась и откинула одеяла. Босиком она подошла к окну и слегка отодвинула занавеску, вглядываясь в ночь. По загону, как раз под ее окном, бродили несколько лошадей, которых не выпускали на пастбище. Тут и там в полосках лунного света появлялись белые и серые животные, а самые темные почти растворялись во мраке.

Она подняла раму так тихо, как это только было возможно, впустив в комнату свежий ветерок, который начал колыхать тонкие занавески. Наклонившись, она подставила под струю воздуха разгоряченное лицо. Услышав, как хлопнула дверь отдаленной пристройки, она отпрянула от окна.

Снова присев на краешек постели, Эва вздохнула. Куинси отнял у нее невинность, но не сердце. Теперь оно принадлежит Чейзу Кэссиди. Интересно, куда это он направился? Она прислушалась, силясь различить звук его шагов в пустом доме.

А что ты станешь делать, если вот в эту самую минуту он войдет к тебе?

Я буду сильной, лгала она сама себе. Я попрошу его уйти, я скажу, что то, чем мы занимались несколько минут назад, было неправильно, нехорошо.

Конечно, Эва. Да ты упадешь в его объятия точно так же, как и всякий раз, когда он оказывается рядом с тобой.

Я могу сдержаться. Я должна. Он считает меня леди. По крайней мере, считал до сегодняшнего дня.

Наверное, горбатого только могила исправит. Никогда тебе не стать порядочной женщиной.

Куинси вел упорную борьбу, и только после этого затащил-таки ее в свою постель. Чейз Кэссиди для этого даже пальцем не пошевелил. Все, что он сделал – это показал свою ранимость, раскрыл свою душу и рассказал правду о себе, о своем тюремном заключении и о том, как он отомстил за смерть своей сестры.

До встречи с Чейзом она думала, что хочет спокойной обеспеченной жизни с мужем и детьми, в домике с садиком за белым дощатым забором. Чейз Кэссиди не мог ей предложить этого, но ее тянуло к нему с момента их первой встречи. Его странный, необъяснимый характер привлекал ее, как неизведанный мир, и сегодня она углубилась в его исследование дальше, чем это было допустимо.

Эва нырнула в постель, свернулась калачиком, находясь в полном смятении чувств и мыслей. Ее тело жаждало освобождения.

Лейн спешился вслед за Рамоном и едва скрыл свое удивление, когда помощник протянул ему зажженную сигарету. Он сделал длинную затяжку и еле-еле сдержался, чтобы не закашляться, хотя на глаза выступили обильные слезы. Он вернул сигарету обратно. Все было тихо кругом. Только изредка тишина нарушалась мычанием скота. Они разбились на пары – Нед с Джетро, Лейн с Рамоном – и медленно объезжали территорию ранчо по периметру. Через несколько часов, когда они спустятся пониже, ехать будет проще. До сих пор они не слышали и не видели ничего необычного.

Рамон снова вскочил в седло. Он наклонился вперед и положил руку на огромный серебряный диск, украшающий луку седла. Лейн всегда втайне восхищался традиционным мексиканским седлом Рамона и его снаряжением, и строил планы, как купит себе такое же, когда вырастет и начнет заколачивать кучу денег. Серебряная инкрустация, украшавшая луку седла и подпругу, была выполнена с необычайным изяществом. Тот же самый узор – ручная работа – украшал и tapaderos, кожаные щитки, прикрепленные к стременам для защиты ног всадника, и такие же наколенники, спасающие от царапин и ссадин, которые обычно оставляли колючие ветки.

Рамон Альварадо, как правило, почти с ним не разговаривал. Правда, Рамон вообще ни с кем не общался, за исключением Чейза. Лейн часто задумывался над тем, как же так получилось, что мексиканец и его дядя стали друзьями. Все, что ему было известно, – то, что Рамон возник на горизонте одновременно с Чейзом, вернувшимся из тюрьмы. В тот день, когда двое мужчин прискакали на ранчо Огги Овенс, Лейн очень хотел, но так и не набрался смелости сказать, глядя дяде прямо в глаза, что не желает иметь с ним ничего общего. Он не думал, что когда-нибудь сможет простить Чейза за то, что он его бросил.

Но когда Чейз приехал, Лейн был так голоден, чувствовал себя таким одиноким, что готов был бежать отсюда хоть с самим дьяволом. И хотя тогда у него не было ничего своего, кроме револьвера, из которого убили его мать, его сбережения начали мало-помалу расти за счет тех денег, которые Чейз выплачивал ему, как постоянному работнику. И не так много времени пройдет, когда он сможет уйти. Он решил для себя, что ничего не должен Чейзу и не обязан быть лояльным по отношению к нему.

Лейн поерзал в седле и обвел взглядом окрестности.

– Тихо-то как сегодня. Как ты думаешь, те, кто убил наших телят, знают, что мы за ними охотимся?

Рамон погасил окурок о подошву сапога и через голову лошади швырнул его на землю.

– Не исключено. А может, мы с ними и не пересеклись ни разу. – Он пожал плечами. – Quien sabe?[9]

– Да. Кто знает? – Лейн повернул лошадь к Рамону и тронул поводья. Он поравнялся с Аппалузой, по сравнению с которым его пегая лошадка казалась чуть ли не игрушечной. Ночь обещала быть долгой. И он решился задать вопрос, который уже давно занимал его мысли.

– А как вы с Чейзом познакомились?

Рамон какое-то время изучающе смотрел на него, потом ответил:

– Мы сидели в тюрьме в одной камере. Лейн ничего не нашелся сказать на это, только спросил:

– А что ты сделал? Альварадо рассмеялся.

– Mada.[10]

Лейн в этот момент был занят тем, что аккуратно объезжал груду камней, поэтому отреагировал не сразу.

– Ни за что в тюрьму не сажают.

– Как сказать, амиго.

Они поднялись на вершину холма, который в дневное время служил отличным наблюдательным пунктом. Отсюда были видны отдаленные горные вершины в снежных шапках, поблескивавшие в лунном свете, и деревья, отбрасывающие черные тени на серебристую землю. Вокруг никого и ничего – только скот и низкорослые кустарники на склонах холмов. Теперь их очертания расплывались, и уже было трудно разобраться – где животное, а где растение.

– Что все-таки случилось? – не унимался Лейн.

– Я проводил время в одном злачном местечке, когда в Хелену нагрянул патруль. Они искали мексиканца, который украл у старателей тележку с инструментами. А для них – все мексиканцы на одно лицо. Я пытался втолковать им, что ни в чем не виноват, но когда меня привезли в город, все свидетели показали, что это был именно я.

– И не нашлось никого, кто подтвердил бы твое алиби?

– Это могла бы сделать только моя лошадь. Но она, к сожалению, говорить не умела.

Лейн рассмеялся.

– Выходит, ты неплохо знаешь Чейза.

– Достаточно хорошо, чтобы знать: он до сих пор казнит себя за то, что оставил тебя одного так надолго.

Лейн оцепенел и уставился на Альварадо. Секунду назад тот дал ответ на наболевший вопрос, который уже давно мучил Лейна.

– Но как?..

– Как я догадался, куда ты на самом деле клонишь? – Рамон пожал плечами. – Некоторые твои мысли написаны у тебя на лице большими буквами.

Тот факт, что его так легко раскусить, раздосадовал Лейна не на шутку. В его прошлом было много чего, что причиняло ему боль. Много страшного, необъяснимого – он не мог это даже в точности припомнить – его мозг отвергал эти воспоминания.

Рамон тем временем продолжал.

– Тебе много чего есть скрывать, амиго. И кое-что ты обязательно должен усвоить. El tiempo perdido no se recobra[11]. Если бы твой дядя мог возместить тебе твои потери, он сделал бы это. Но, увы, это невозможно, тебе нужно просто простить его.

– Не могу.

– Пока ты этого не сделаешь, между вами всегда будет стоять невидимая стена. Пока ты не простишь, ты будешь постоянно носить в себе эту боль.

– Он, ко всему прочему, обращается со мной, как с малым ребенком.

– Ты ведешь себя, как несмышленыш, вот он и относится к тебе соответственно.

Лейн во все глаза уставился на мексиканца, который, в свою очередь, внимательно смотрел на него.

– Думаешь, ты самый умный, Альварадо? Думаешь, ты мои мысли можешь читать? Я сам не всегда понимаю, что творится у меня в душе. Может, если бы я смог в этом разобраться, мне стало бы ясно, почему я не могу простить Чейза за то, что он бросил меня. – И Лейн пустил лошадь рысью. За его спиной послышалось дыхание огромного черного жеребца Рамона.

Лейн скакал туда, где на небосводе сияла полная луна, медленно поднимаясь из-за горизонта. Большое, круглое, луноподобное лицо, словно смеющееся над ним. Оно казалось таким близким, что до него можно было дотронуться рукой. Орвил сказал как-то, что полная луна может свести человека с ума. Сегодня у Лейна возникло чувство, что старик был прав.

ГЛАВА 13

Свинцовые тучи собирались над горами. Чейз знал, что еще немного – и они доберутся до долины, и небеса разверзнутся, чтобы оросить потоками дождевой воды и без того влажную землю. Поднимался ветер, становясь все сильнее и сильнее. Он посмотрел на небо и поспешил из загона к двери черного хода. За дверью его ждал завтрак. И Эва.

Прошлой ночью, после сцены в ее комнате, он уехал, чтобы присоединиться к Рамону и Лейну, даже не успев снять с себя свой парадный костюм. Он все равно бы не смог заснуть. В течение многих часов им владело какое-то необъяснимое состояние. Он ломал голову над тем, что ему сказать Эве сегодня утром, и перебирал тысячи вариантов, но теперь, когда ему предстояло встретиться с ней лицом к лицу, он вообще ни о чем не мог думать. Он сделал глубокий вдох и прислушался к звуку голосов своих людей, доносившихся из кухни, пытаясь различить ее голосок.

Чейз вошел в дом. И испытал одновременно разочарование и облегчение, когда оказалось, что ее в кухне нет. Все остальные, включая Лейна, уже сидели за столом. Ни один не пожелал начинать долгий ненастный трудовой день на пустой желудок. Орвил вынимал из духовки яичницу и картофель. Машинально Чейз снял шляпу, повесил ее на вешалку рядом с остальными и пошел наливать себе кофе.

Нед поднял глаза, старательно пережевывая печенье, которым у него был набит рот.

– Чего это ты так расфуфырился, Кэссиди? Нам теперь что, всем придется разряжаться в пух и прах, когда мы отправляемся объезжать ранчо?

– Да, босс. Вы что, считаете, что те, кто прикончил наш скот, будут так потрясены, увидев такого франта, что сдадутся без боя? – подал голос Джетро.

Все рассмеялись, когда Чейз расстегивал свою черную кожаную безрукавку и садился на свое обычное место. Его внимание привлек маленький чахлый букетик в стакане с водой, стоявший на столе. Перед глазами возникла картина: Эва стискивает его жалкое подношение в руках по дороге домой прошлой ночью. Некоторые цветы увяли сразу же, как только он их сорвал, но тогда ему ничего другого не оставалось, как собрать букет полевых цветов, поминутно оглядываясь, как бы его кто-нибудь не заметил и не решил, что он совсем спятил. Голубые люпины, фиалки, цветочки, называющиеся «индейская кисточка». Он выучил все эти названия, когда был еще совсем молодым парнем. Как давно это было.

Его белая выходная сорочка уже запылилась, манжеты загрязнились. Чейз отстегнул простенькие ониксовые запонки, сунул их в карман и закатал рукава. Он откинулся назад, стараясь изобразить на лице равнодушно-небрежное выражение, ожидая, что в кухню с минуты на минуту вплывет Эва. Посмотрит ли она ему прямо в глаза или стыдливо отведет взгляд? Захочет ли она перекинуться с ним хоть одним словом?

Он отвлекся от своих мыслей и обнаружил, что все остальные таращатся на него, ожидая объяснений по поводу его щегольского наряда.

– Я не успел переодеться после школьного концерта.

– Не терпелось приступить к работе? – с коротким смешком Нед покачал головой.

Чейз сделал солидный глоток кофе.

– Именно. Не терпелось.

Он склонился над своей тарелкой после того, как Орвил поставил ее перед ним, думая, что скорее провалится на этом месте, чем спросит, куда подевалась Эва. Сдерживаясь изо всех сил, он смотрел попеременно на дверь ее спальни, потом на вход в гостиную, ожидая, что она в любой момент появится. Может, она уже поела? Может, она просто не в состоянии встретиться с ним, поэтому избегает его намеренно?

Орвил доплелся до стола со своей собственной тарелкой и уселся с тяжким вздохом.

– Если кто-то хочет еще кофе, пусть сам себе нальет. – Он вооружился вилкой и набросился на полусырую, «сопливую» яичницу и пережаренный картофель.

Все сидели в полном молчании. Если кому-то и была не по вкусу еда, то виду они не показывали и воздерживались от критики. Чейз сидел как на иголках.

Да куда же, черт возьми, она подевалась?

Орвил встал, держа вилку в руках, и полез в задний карман.

– Совсем забыл отдать тебе, – сказал он, передавая Чейзу запечатанный конверт. – Это мисс Эва оставила для тебя.

– Так ее нет дома? – Чейз был уверен, что его голос выдал его потрясение.

Орвил покачал головой. Лейн тут же вышел из себя.

– Где она, черт побери? Что случилось вчера вечером в городе? – И он метнул свирепый взгляд в сторону Чейза.

Не отрицая обвинения, Чейз честно признался:

– Добропорядочные жители Последнего Шанса ясно дали понять, что я не их поля ягода.

Лейну этого было недостаточно.

– А что Эва?

– Они открыто не нападали на нее за то, что она связана со мной, но они даже не поблагодарили ее за помощь мисс Олбрайт в подготовке концерта.

– Проклятье, Чейз. – Лейн резко отодвинул стул и встал. – Почему ты не оставил все как было, зачем нужно было соваться в город? Эва и так последние силы отдавала, работая с мисс Рэйчел и этими маленькими сопляками. Она никому ничего плохого не делала, она не заслужила…

– Сядь, амиго, – мягко сказал Рамон, обращаясь к мальчику. Он крепко сжал запястье Лейна.

Продолжая сверлить взглядом Чейза, Лейн попытался выдернуть руку.

– И вот теперь она уехала, и все из-за тебя.

– Отпусти его, – приказал Чейз.

Рамон подчинился. Орвил поставил свою чашку с кофе и напомнил:

– А не пора ли прочитать письмо?

Чейз уставился на забытый конверт, который сжимал в руке так, что костяшки пальцев побелели. Как бы он хотел прочитать его в одиночестве, без посторонних. Он положил измятый конверт на стол и тщательно разгладил его, а потом осторожно вскрыл. Он поднял глаза. Все смотрели на него с напряженным вниманием. Орвил почесал затылок и откинулся на спинку стула. Лейн продолжал стоять. Он выглядел так, как будто готов был кого-нибудь стукнуть. Причем сильно. Рамон сидел мрачнее тучи.

Ее почерк его удивил. Замысловатый, с разными завитушками, почти вычурный. Больше подходящий к ее алому белью, чем к той ее стороне, которую она выставляла напоказ. Он быстро прочитал послание. Самые важные строчки запрыгали у него перед глазами.

Вынуждена уехать в город… Должна извиниться перед Рэйчел… Нужно время, чтобы обдумать события прошлой ночи…

– Она поехала в город. – Вот все, что он им сказал.

Лейн заправил в брюки выбившуюся оттуда рубашку.

– Она вернется?

– Похоже на то. Пишет, что у нее там какое-то дело, что ей нужно повидать Рэйчел. – Чейз быстро сложил листок бумаги и сунул его в задний карман брюк. Уже замасленный конверт лежал рядом с его пустой тарелкой.

– Сеньорита постоянно ездила в город и обратно в течение последних нескольких недель.

– Ну и что? – Лейн наконец опять сел. Нед встал из-за стола и пошел наливать себе еще кофе.

Чейз смотрел на своего помощника. Для тех, кто не был с ним на короткой ноге, это замечание осталось неясным, но Чейз-то точно знал, куда клонит Рамон.

– Ты продолжаешь считать, что она как-то связана с павшим скотом?

– Мисс Эва? – раздался протестующий возглас Неда. – Разве она может иметь к этому отношение? Разве это возможно? – он переводил взгляд с Рамона на Чейза.

– Конечно, нет, – пробормотал Лейн. – Дурак ты, Альварадо.

В голосе Рамона не было никаких эмоций. Холодно, спокойно, он произнес:

– Неужели? А как ты можешь быть уверенным в том, что она ни с кем не встречалась во время своих поездок в город? Откуда эти ублюдки знали наверняка, где мы находимся каждой ночью?

– Да они могли видеть нас из любого мало-мальски приличного наблюдательного пункта. Когда мы приближались, они скакали в противоположном направлении. – Это Чейз выступил в защиту Эвы.

Рамон пожал плечами.

– Надвигается буря. Зачем ей понадобилось именно сегодня ехать в город?

– Ну, наверное, она чувствовала себя виноватой из-за того, что вечером уехала, не попрощавшись с учительницей. – Чейз запустил пятерню в волосы. – Черт, не знаю я.

В глубине души он подозревал, что истинная причина ее побега с ранчо заключается в нем, в том, что произошло между ними прошлой ночью. Но не мог же он признаться при всех, что она уехала, только чтобы сбежать от него.

Лейн направился к двери. Он стоял достаточно долго, прежде чем взял свою шляпу. Нахлобучив ее и придав ей надлежащее положение, он заявил:

– Вы можете думать, что хотите. Но я знаю, что Эва не шпионка.

Он так хлопнул дверью, что задребезжали стекла.

Нед и Джетро встали. Но перед тем как выйти из комнаты, Нед задержался на пороге и уставился на пятно на полу, прямо у себя под ногами. Он дважды откашлялся и, наконец, набрался мужества высказать свое мнение:

– За исключением досадного недоразумения с моими штанами, мисс Эва вела себя как самая достойная леди, которую я когда-либо знал. Она столько времени ухаживала за мной. Я ее должник. Зачем бы она так заботилась обо мне или о ком-то еще из нас, если бы замышляла что-то недоброе?

За его спиной остановился Джетро и тоже выступил с заявлением.

– И я не собираюсь ни в чем обвинять мисс Эву. И потом, у нее пара самых больших… – Тут Нед так ткнул его локтем под ребра, что тот согнулся пополам. Откашливаясь, Джетро закончил: —… Зеленых глаз, которые я когда-либо видел.

Нед повернулся и наградил Джетро, который все еще не выпрямился, звонкой оплеухой. Тот выругался вполголоса. Оба злополучных ковбоя оказались недостаточно проворными, чтобы не столкнуться на пороге.

Чейз покачал головой и обратился к Рамону.

– Слушай, похоже, ты остался в одиночестве при своем мнении об Эве, если только Орвил не выскажется в твою пользу.

Орвил улыбнулся.

– Только не я. Я возил мисс Эву в город почти каждый день, и я никогда не видел ее покидающей школьный двор. – Он встал и начал очищать тарелки от объедков. – Хотя другие люди там появлялись, – добавил он немного погодя.

На улице заскулил Кудлатый и начал скрестись в дверь, чтобы ему поскорее выносили угощение.

– Выходит, ты действительно остался в одиночестве, Рамон, – подытожил Чейз.

– Но я продолжаю оставаться при своем мнении, амиго.

– Тогда тебе придется доказать нам, что мы ошибаемся.

Рамон кивнул. Зазвенели серебряные наконечники его шпор в виде звездочек. Когда дверь за ним закрылась, Чейз взял свою чашку с кофе и одним глотком осушил ее. Поставив ее на стол, он потер шею. А что если Рамон прав? Что если Эва действительно участвует в заговоре с целью уничтожить его? Что если она совсем не та, за кого себя выдает, и что она просто ловко всех одурачила?

– Похоже, дождь пока еще не собирается, – заметил Орвил.

Чейз взглянул в окно и подтвердил это. Он встал и потянулся, разминая мышцы, затекшие после многочасового ночного сидения в седле. Как же ему хотелось растянуться на кровати и подремать хоть пару часиков, но он знал, что не может позволить себе такую роскошь, потому что у него и у его людей сегодня полно работы.

Чейз окинул взглядом кухню, собираясь ополоснуться, переодеться и еще раз перечитать письмо Эвы. Он уже выходил из кухни, когда Орвил произнес:

– Очень надеюсь, что мисс Эва вернется домой до того, как грянет буря.

Чейз посмотрел в окно.

– Я тоже надеюсь.

Сидя на крупе быстроногой пестрой лошадки, Эва целомудренно опустила подол своего полосатого платья, укутывая колени и лодыжки, чтобы появиться в Последнем Шансе в подобающем виде. Ездить верхом она никогда толком не умела, поэтому ей стоило неимоверных усилий сохранять контроль над упрямым животным. Дорога заняла больше времени, чем она рассчитывала, поэтому теперь все лавки и магазины были уже открыты, и люди сновали туда-сюда по Мейн-стрит. Напрасно надеясь, что ей удастся избежать встречи со знакомыми, она теперь вынуждена была двигаться по оживленной улице с волосами, спутанными в чудовищный клубок, и с тюком грязного белья, притороченным к седлу.

Эва подняла руки, чтобы убрать волосы с глаз, и посмотрела на небо. Огромная туча нависла своим иссиня-черным брюхом над землей. Похоже, вот-вот начнется дождь. Если действительно надвигается гроза, то остается только надеяться, что она быстро кончится. В противном случае трудно предугадать, сколько ей придется сидеть в Последнем Шансе, пережидая непогоду.

Домик Рэйчел Олбрайт стоял на самой окраине города. Хотя кобыла протестующе мотала головой, Эва принуждала лошадь двигаться дальше. Тут и там прохожие останавливались и глазели на одинокую всадницу, скачущую по улице. Все еще находясь под впечатлением приема, который оказали горожане Чейзу вчера вечером, она делала над собой усилие, чтобы смотреть им прямо в глаза, и даже кивала и окликала многих по имени. Пускай себе таращатся и перешептываются. Если бы они знали, кто она на самом деле, – вот это был бы настоящий повод для пересудов.

Эва сразу узнала дом Рэйчел. Он был именно таким, о каком всегда мечтала она сама. Бревенчатый, двухэтажный, выкрашенный в бледно-желтый цвет с серой, рыжеватой и коричневой отделкой. Крылечко было украшено чугунными завитушками. Розовые кусты, уже выпустившие бутоны, красовались вдоль дорожки, соединявшей входную дверь с калиткой, проделанной в низеньком заборе из штакетника. Эва неловко спешилась, повиснув на седле, и болталась так некоторое время, пока не отважилась спрыгнуть на землю. Она привязала свою лошадь к чугунному столбику у ворот и потуже завязала узел. За изящными кружевными занавесками не было заметно никакого движения. Она могла только молиться, чтобы Рэйчел оказалась дома. Если же ее нет, то Эва уже решила сидеть на крыльце и ждать возвращения хозяйки.

Открыв калитку, она не спеша пошла по тропинке, любуясь еще не распустившимися розами. На ее лицо упали первые дождевые капли. Эва задрала голову. Начал накрапывать дождик, но шквалистый ветер гнал тучи дальше. Вероятно, буря действительно быстро пройдет. Поднявшись на высокое крылечко, она дважды постучала и подождала, не отзовется ли Рэйчел. Через пару секунд учительница появилась и отодвинула кружевную занавеску, прикрывавшую овальное окошко на двери. На ее лице появилась приветливая улыбка, и Эва с облегчением вздохнула, увидев, что ей рады.

Приглашая Эву в дом, Рэйчел посмотрела поверх ее плеча и увидела кобылу.

– Вы что, приехали в город одна? Эва кивнула.

– Я оставила записку и уехала до того, как мужчины пришли завтракать. Я знала, что Чейз заставит кого-нибудь сопровождать меня, а у нас сейчас каждый человек на счету, включая и Орвила.

– Я так рада вас видеть. Приятная компания – это просто здорово. Когда занятия в школе заканчиваются, я в течение нескольких дней чувствую себя потерянной, как будто мне надо чем-то заняться, но я не знаю, чем.

Рэйчел и Эва прошли через прихожую в гостиную. Через открытую дверь была видна столовая. Там стоял столик, покрытый замысловатого узора скатертью, связанной крючком, которая уже пожелтела от времени.

– Какая прелесть, – ахнула Эва, бросившись к столу. Она провела пальцами по ажурному полотну.

– Это моя бабушка связала, – пояснила Рэйчел. – Моя мама взяла скатерть с собой, когда переехала в Америку.

Эва знала, что Рэйчел – сирота. Ее мать умерла много лет тому назад, а отец – совсем недавно. Она оглядела уютный домик, обставленный со вкусом подобранной мебелью и украшенный милыми безделушками. В гостиной стояла кушетка, придвинутая к камину с решеткой, а рядом – два удобных кресла. Хотя у нее мало было возможностей бывать в подобных домах, мечты о собственном жилище, похожем на это, периодически посещали ее и доставляли ей немало удовольствия. Это было именно то, чего она всегда хотела, тот дом, который она всякий раз представляла себе, переезжая в очередной облезлый гостиничный номер.

– Вы живете так уединенно. Вы не чувствуете себя одинокой? – поинтересовалась Эва.

Рэйчел покачала головой.

– Иногда. Но ведь между понятиями «уединение» и «одиночество» огромная пропасть. Я привыкла быть предоставленной самой себе. Мой отец часто находился в разъездах как представитель железнодорожной компании. Поэтому я научилась развлекать себя самостоятельно. Я люблю читать или возиться в саду, когда погода позволяет. А зимой я просто гуляю. Вот так и время пролетает.

– Я знаю, что вы имеете в виду. С тех пор, как я начала работать на ранчо, дни как будто стали короче.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – пригласила Рэйчел, указывая на кушетку. – А я пока приготовлю чай. Или вы предпочитаете кофе?

– Чай вполне подойдет, – ответила Эва. Ей хотелось ущипнуть себя. Ей предстоит чаепитие с одной из самых симпатичных женщин, с которыми ей когда-либо приходилось общаться и которая, судя по всему, является самой уважаемой особой в Последнем Шансе. Ах, если бы Джон мог ее сейчас видеть! Ведь только он один смог бы это оценить и понять, как много это для нее значит. Куинси бы только посмеялся и посоветовал поменьше выпендриваться. Ну вот, в голову полезли всякие грустные мысли, которые живо спустили ее с небес на землю и напомнили, кто она такая на самом деле.

– Рэйчел, я должна извиниться перед вами за вчерашний вечер…

– За что же?

Не воспользовавшись приглашением сесть, Эва подошла к камину и долго смотрела на пустое пространство за решеткой.

– За то, что не попрощалась с вами и не поблагодарила за возможность участвовать в концерте. Я ведь получила от этого море удовольствия. Несмотря на то, что Харолд Хиггинс постоянно норовил заглянуть мне под юбку.

Рэйчел рассмеялась и подошла к ней. Она взяла Эву за руку.

– Это я должна вас благодарить. И не извиняйтесь за то, что покинули нас так неожиданно, я все понимаю. И я думаю, что многим жителям города неплохо было бы извиниться перед вами.

Эва подошла к кушетке и села. Сложив руки на коленях и приняв скорбное выражение, она сделала вид, что ее переполняет горечь.

– Если бы я знала, какой прием встретит Чейз, я никогда бы не просила его приехать.

– Он был очень зол?

– Это можно назвать и злостью, но я думаю, что он был уязвлен до глубины души, гнев был только маской, под которой скрывалась боль. А еще его обидело то, что люди и меня как будто не замечали после концерта.

– Мне это тоже было очень неприятно, – сказала Рэйчел. – И некоторым из них я уже высказала все, что думаю об их невежливом поведении.

Эва заморгала.

– О, Рэйчел, я вовсе не хочу втягивать вас в это. У вас же такая безупречная репутация…

– Бросьте. То, что я высказываю собственное мнение, не подорвет мою репутацию. Если бы это было не так, то меня давно бы уже сожрали живьем. – Рэйчел рассмеялась. – Ну, я пошла ставить чайник.

Эва вскочила и бросилась за ней на кухню. Как и все остальные комнаты, помещение было теплым и уютным, ничего общего с ободранной кухней на ранчо. Высокие застекленные шкафчики висели на стене над сушкой, а дубовый пол, не исчирканный каблуками и шпорами, отполирован до блеска. Пока Рэйчел привычными движениями наливала в чайник воду, доставала блестящую чайницу, тянулась к ящику за серебряными приборами, Эва уселась на стул, который отодвинула от стола, и оперлась локтями о колени.

– У вас есть все, о чем я всегда мечтала, – заявила Эва.

Рэйчел обернулась и недоуменно посмотрела на нее.

– Что вы хотите этим сказать? – Она положила серебряные ложечки на стол и вопросительно уставилась на Эву.

– Всю свою жизнь я думала, что хочу иметь такой же прелестный домик и целыми днями только шить, ухаживать за садом, готовить и…

– Но вы же горожанка, я полагала…

Поняв, что ее уличили во лжи, Эва вспыхнула.

– Именно. Но мой дом не имел с этим ничего общего.

У Рэйчел было задумчивое выражение лица.

– Вы сказали, «я думала, что хочу». Что вы имели в виду?

Интересно, насколько можно доверять Рэйчел, размышляла Эва. Ей так нужен был кто-то, на кого она могла положиться, но она ни с кем не могла поговорить по душам. Кроме того, с тех пор, как они с Рэйчел повстречались в магазине Карберри, Эва почувствовала, что они могут стать близкими подругами.

Эва вздохнула.

– Мне нелегко в этом признаться, но боюсь, что я влюбилась в Чейза Кэссиди.

Чай тут же был забыт. Рэйчел плюхнулась рядом с Эвой на стул.

– Боже, нет.

– Да. – Подняв глаза, Эва увидела, что Рэйчел покраснела до корней волос.

На несколько секунд воцарилось напряженное молчание. Потом Рэйчел произнесла:

– Вы не будете возражать, если я спрошу, какой смысл вы вкладываете в слово «влюбиться»?

Эва чуть не рассмеялась, но неловкость, которую испытывала Рэйчел, и ее неподдельная заинтересованность были слишком явными. Что она может сказать школьной учительнице с безупречной репутацией и наверняка девственнице? Не могла же она признаться, что, когда Чейз входит в комнату, ее сердце начинает учащенно биться, и не могла же она сообщить, что, когда он рядом, у нее подгибаются коленки, а внутри становится горячо и влажно. От звука его голоса ее бросает в жар. Прикосновение его пальцев заставляет ее трепетать. Ощущение его губ на коже заставляет ее изнемогать от желания.

Нет, ничего этого такой особе, как Рэйчел Олбрайт, знать не надо.

– О, – вымолвила Эва, опустив глаза. – Я просто знаю. – И тут ее разобрало любопытство, а почему этот вопрос так интересует Рэйчел. – Вам кажется, что вы тоже питаете нежные чувства к кому-то, поэтому и спрашиваете? – Она засмеялась. – Не замешан ли здесь шериф Маккенна? Рэйчел закрыла ладошками свои пунцовые щеки.

– Возможно. Но я не уверена. Мы знаем друг друга так давно.

– Правда? Но вчера вечером он казался явно увлеченным вами.

– Я просто не уверена, что я в него влюблена. Эва вздохнула.

– Когда это случится, хотите вы этого или нет, вам это сразу станет ясно.

Чайник закипел. Рэйчел вскочила с места и поспешила к шкафчику. Она достала очень красивую красную с золотом жестянку чая и поставила ее на стол. Эва протянула руку и открыла ее. А потом начала засыпать душистую массу в заварной чайничек, пока Рэйчел снимала чайник с огня.

– Любовь к Чейзу Кэссиди – это, конечно, штука непростая, – объявила Рэйчел, медленно заливая кипятком заварку в блестящем чайнике. – Тем более, в таком замкнутом пространстве, на удаленном ранчо. Да, это должно быть тяжело.

– Это уже создает массу сложностей, – пробормотала Эва.

Рэйчел вернула чайник на плиту.

– Он что, пытался приставать к вам? – Ее глаза были размером с блюдца.

– Нет. Точнее было бы сказать, это я пыталась приставать к нему.

– Ой, Эва, я вовсе не хотела вас обидеть. Я знаю, что вы никогда бы…

– Прошу вас, я… – Эва чувствовала себя бессовестной обманщицей. Она просто не могла вынести того, что Рэйчел перед ней извиняется. – Я знаю, что вам это небезразлично, потому что мы друзья.

Рэйчел налила чай в две чашки через маленькое серебряное ситечко. Пока чай остывал, она позволила себе спросить:

– Эва, почему вы поступили на должность экономки на ранчо Кэссиди? По-моему, это совсем неподходящее для вас место.

Почему она поступила на это место? Теперь, оглядываясь назад, она понимала, что с ее стороны было нечестно уговорить Чейза Кэссиди взять ее на работу. Она же видела, что впутывалась в опасную ситуацию, и все равно настаивала. Теперь, подыскивая правдоподобное объяснение, она вынуждена была признать, что в глубине души всегда жил страх, что это вообще единственное место, на которое она может рассчитывать.

– Когда я приехала на ранчо Чейза, отозвавшись на его объявление, то обнаружила, что это не то место, где мне хотелось бы работать. Но ведь я в первый раз предлагала свои услуги в качестве домоправительницы, и я подумала, что если должным образом проявлю себя здесь, то у меня будут, по крайней мере, рекомендации и опыт работы, которые помогут мне подыскать себе место получше.

– А теперь вы влюбились в Чейза Кэссиди. – Рэйчел взяла свою чашку с блюдцем. – Должна признаться, что он довольно привлекательный мужчина, но не в моем вкусе.

Эву это заявление позабавило.

– Почему?

– У него какой-то зловещий вид. Вы заметили, что Лейн ведет себя точно так же злобно? Они оба выглядят так, как будто способны уничтожить всякого, кто посмеет перейти им дорогу.

– Они оба непростые люди, – заметила Эва. Рэйчел отхлебнула глоток чая, проглотила ароматную жидкость и сделала новый глоток.

– Они люди очень непростые.

– Как и многие другие. – Эва откинулась на стуле, поставив чашку с блюдцем рядом с собой. – Я бы хотела, чтобы они забыли обо всех своих прошлых несчастьях. Но над Чейзом участие в шайке Рейнолдса и тюремное заключение, а Лейн не может простить своему дяде то, что тот в свое время бросил его. А самое скверное, что Лейн об этом ничего не рассказывает.

– Интересно, изменятся ли они когда-нибудь? – задумчиво произнесла Рэйчел.

– Я столько раз размышляла о том, как может прошлое повлиять на настоящее, еще до того, как познакомилась с семьей Кэссиди. – Она допила чай и смотрела на чаинки, которые просочились сквозь отверстия ситечка и теперь прилипли к донышку чашки. – Люди обычно несут груз прошлых ошибок, как ненужный багаж. Когда эта ноша становится слишком уж тяжелой, у вас есть три варианта, как поступить. Вы можете продолжать мучиться с этим грузом навечно, можете попытаться переложить его на плечи другого человека, от чего вам станет еще тяжелее, или можете оставить его на какой-нибудь станции, забыть о его содержимом и начать все сначала. Чейз Кэссиди полон решимости продолжать тащить с собой весь свой хлам.

– Не всякий человек найдет в себе достаточно сил, чтобы забыть о прошлом и начать новую жизнь.

Эва кивнула в знак согласия.

– Иногда другие люди не позволяют тебе этого сделать. А жители Последнего Шанса как раз и не дают Чейзу и Лейну забыть обо всем.

– И что же вы собираетесь предпринять? – Рэйчел подлила Эве еще чая.

– Пока не знаю. Все так запуталось. Временами я думаю, что мне лучше всего просто собрать вещи и бежать от них без оглядки, пока я не совершила большую ошибку, но у Чейза на ранчо сейчас столько забот… – мыслями Эва унеслась далеко.

– Каких забот?

Эва решила рассказать подруге обо всем. Может, Рэйчел слышала что-нибудь о проблемах в «Конце пути».

– Кто-то убивает наш скот.

– Какой ужас! Кивнув, Эва добавила:

– Для Чейза потеря даже одного животного очень ощутима, а он потерял уже с десяток, а то и больше.

– Господи, кто же способен на такое?

– А в городе никаких слухов не ходит? Ничего о том, что кто-то замышляет зло против Кэссиди?

На лице Рэйчел появилось задумчивое выражение.

– Нет, я ничего такого не слышала, но можете быть уверены, теперь я буду держать ухо востро. А мистер Кэссиди говорил шерифу Маккенне?

– Нет. Я уверена, что Чейз не станет поднимать шума и попытается во всем разобраться самостоятельно. В данной ситуации мы не знаем, кому можно доверять. – Когда Рэйчел предложила еще чая, Эва отказалась. – Мне уже пора возвращаться. Дождь все еще идет?

Рэйчел встала, держа в руках чашку с блюдцем. Она подошла к окну и посмотрела в сторону гор.

– Пока дождя нет. Ветер тоже стих, но небо все еще в тучах. Не так много времени пройдет, прежде чем разразится гроза. Я думаю, что вам лучше всего остаться здесь переночевать.

Предложение звучало заманчиво, но что подумает Чейз, если она не вернется? Должно быть, после того, что произошло ночью, ему будет легче, если она уедет. Она сейчас не могла поверить, что зашла так далеко, что она позволяла ему делать такое, что она осмелилась играть с огнем. Эву передернуло, и ей захотелось положить конец этой мелодраме и опустить занавес. По крайней мере, теперь пьеса прочитана и финал известен.

Она встала, собираясь уходить.

– Надеюсь, я вас не слишком перегрузила своим багажом, – засмеялась она.

Рэйчел улыбнулась.

– Я очень рада, что вы мне доверяете настолько, что поделились со мной.

– Мне нужен еще один совет, – начала Эва.

– Все, что угодно.

Стараясь казаться не слишком обеспокоенной, она поинтересовалась:

– В Последнем Шансе есть хорошая прачка? Рэйчел рассмеялась.

– Вы действительно выросли в городе? Нет, прачки здесь нет, но Хейзел Петтибон, молодая вдова, что живет неподалеку отсюда, стирает белье, чтобы прокормить себя и своих детей. Она была на концерте вчера вечером.

– Точно, мы встречались. Изможденная худенькая женщина с белесыми волосами и двумя детишками-погодками?

– Она самая.

– Только она и снизошла, чтобы поговорить со мной после концерта. Думаю, мне можно не беспокоиться о приеме, который она окажет мне, когда я появлюсь у нее на пороге с парой платьев и сорочек Чейза и попрошу все это постирать. – Эва стояла, зная, что нужно идти, но не очень желая прерывать такую приятную беседу.

Они вместе пошли по направлению к входной двери.

– А плащ у вас есть? – спросила Рэйчел. Эва покачала головой.

– Нет. Я рассчитывала на то, что на улице потеплеет.

Рэйчел потянулась к вешалке, прибитой у двери, и сняла с крючка темно-синюю шаль. Она вложила шаль в руки Эвы.

– Вот, возьмите. Вернете в любое время, когда снова приедете в город. Я только надеюсь, что это произойдет скоро.

– Если вы настаиваете…

Голубые глаза Рэйчел задорно смеялись.

– Настаиваю. Возвращайтесь скорее, Эва.

– Вернусь. Обещаю вам. – Повинуясь внезапному порыву, Эва бросилась к Рэйчел и обняла ее. – Спасибо, – прошептала она, – за то, что вы стали моим другом.

К тому времени, как она, вручив тюк с бельем миссис Петтибон, возвращалась на ранчо, вдалеке уже грохотали раскаты грома. Привыкшая путешествовать только в повозках, дилижансах и поездах, Эва прикладывала массу усилий, чтобы заставить слушаться пеструю кобылу. Борьба с норовистой молодой лошадью, привыкшей загонять скот, не имела ничего общего с приятной верховой прогулкой по окрестностям. Эва боялась, что если она даст лошади хоть небольшое послабление, ее никогда уже не призвать к порядку.

Тучи теперь нависали так низко, что, казалось, протяни руку – и до них можно дотронуться. Деревья гнулись под напором ветра, серебристая изнанка листочков была обращена к небу, как будто молила о дожде. Загрохотал гром, и лошадь тут же начала брыкаться. Эва пыталась удержать в руках поводья, когда через какую-то долю секунды полыхнула молния, и новый громовой раскат заставил воздух дрожать. Кобыла взбрыкнула. Эва вскрикнула, потому что сама испугалась молний, тут и там прорезавших небо, и грома, грохотавшего прямо у нее над головой. И тут кобыла сбросила ее. Она грохнулась на землю, и воздух со свистом ворвался в ее легкие. Лежа на спине, она только и могла, что смотреть на облака, клубившиеся в небе, и ощущать дождевые капли, которые забарабанили по ее лицу с неожиданной силой. Когда в ушах перестало звенеть, Эва приняла сидячее положение.

В висках стучало. Она дрожала, и ей едва удавалось сдерживаться, чтобы не разреветься. Недалеко от того места, где она находилась, молния угодила в огромный дуб и расщепила его надвое. Эва согнулась пополам, подтянула колени к подбородку и зарылась в них лицом. Тихонько скуля, обдаваемая порывами ветра, она пыталась взять себя в руки. Только не плакать.

Самое время для такого приключения.

Гроза надвигалась слишком быстро. Эва украдкой подняла глаза, увидела обугленный ствол дерева, валяющийся неподалеку, и опять начала дрожать. Кобылы уже и след простыл. Скомканная синяя шаль Рэйчел лежала рядом. Эва попыталась встать, но ноги не слушались ее. Она подняла шаль и поплотнее закуталась в нее.

Нужно держаться подальше от деревьев. Судорожно вздохнув, она огляделась по сторонам в поисках убежища, где можно было бы переждать грозу.

Неподалеку она заметила большую груду валунов. Это было такое же удобное укрытие, как и любое другое, но уж лучше, чем сидеть среди деревьев, которые так и притягивали к себе молнии.

Молния никогда дважды не попадает…

Она надеялась, что старая народная мудрость себя оправдает, и, бормоча ее, как заклинание, встала на четвереньки, а потом на ноги. Медленно, осторожно, пряча голову от дождя, она побрела через равнину под защиту валунов. Она двигалась черепашьим шагом, потому что мокрая юбка облепила ноги. Когда она все-таки добралась до убежища, то привалилась к холодному камню, прижалась к нему щекой и перевела дыхание.

Несколько мгновений спустя она забралась в расщелину между камнями так далеко, как только смогла, отчаянно молясь, чтобы ее здесь не подстерегала еще какая-нибудь опасность. Она расправила шаль, как только было возможно, и укутала ею голову и плечи. Обеспечив себя такой сомнительной защитой, она села, скрючившись, и вперила взгляд в направлении ранчо, надеясь, что рано или поздно кто-нибудь поймет, что она слишком уж долго не возвращается, и даст об этом знать Чейзу.

Пошлет ли он кого-то на ее поиски или поедет сам?

Чтобы хоть немного отвлечься от безнадежных мыслей, Эва начала декламировать диалог из своей последней роли – главной героини из «Милочки», или «Женщины и ее хозяина». Рецензии были совсем не ободряющими. Один бесчувственный критик так оценил ее игру в пьесе Томаса де Вальдена, действие которой происходило во время гражданской войны: «перегруженность мелодраматическими эффектами и чрезмерный пафос». А рецензия, которая ранила ее больше всех остальных, гласила: «Все, что критики могут сказать об исполнении мисс Эберхарт, это то, что ее волосы – это великолепная медная грива. И ей лучше бы попытать счастья в какой-нибудь другой профессии».

А теперь Эве было абсолютно наплевать на эти злобные выпады самонадеянного критика, чье имя она уже давно позабыла. Проговаривая свои реплики не хуже любого другого актера, перекрикивая шум ветра, она размышляла: не потому ли судьба повернулась к ней спиной, что она оставила Честера в Шайенне. Может, и вправду, как утверждала мама, мумия приносит им удачу.

Она раньше еще никогда не оказывалась так далеко от Честера. И теперь ее счастливая звезда, определенно, погасла.

ГЛАВА 14

Гроза загнала мужчин обратно в пристройку, а Чейз весь день проторчал на крыльце, пока дождевая вода, стекая с крыши по желобам, собиралась в лужи в садике Эвы, созданном с таким трудом. Пришло время ужинать. Поужинали. Орвил открыл шесть жестянок с консервированными бобами и испек для каждого полусырой хлебец. Будто чувствуя мрачное настроение хозяина, – ребята поели молча и быстро удалились в пристройку, где можно было перекинуться в картишки, чтобы скоротать время. Когда гроза уже начала заметно стихать, Лейн предложил им с Рамоном съездить за дровами. Заговаривать с Чейзом никто не осмеливался.

Кудлатый вертелся у двери черного хода, радостно повизгивая всякий раз, как хозяин выходил на крыльцо, однако Чейз не обращал на собаку никакого внимания, а вместо этого пытался разглядеть что-то на горизонте. Он убеждал себя, что Эва вернется домой, едва только небо прояснится, и что с ее стороны очень разумно пересидеть грозу в домике учительницы. Снова и снова он твердил себе, что именно так она и поступила.

Она не оставила его, потому что решила, что он заслуживает лучшей участи.

Пока нет.

Он уже собирался зайти в дом и закрыть за собой дверь, как вдруг увидел знакомую пеструю кобылу, которая мчалась к загону, как будто за ней черти гнались. Едва он только увидел болтающиеся стремена и волочащиеся по земле поводья, он одним прыжком соскочил с крыльца и побежал усмирять перепуганное животное.

Лошадь взрывала копытами влажную землю, тряся головой, чтобы не подпустить к себе Чейза, бешено вращала глазами, налитыми кровью и полными ужаса. Он пытался говорить что-то ласковое, перекрикивая шум дождя, протягивал руки, чтобы успокоить ошалевшее животное, пока наконец не ухитрился схватить поводья. Он узнал седло. Это было одно из старых седел, которым никто не пользовался, потому что у всех были их собственные. Только теперь он заметил, как высоко подтянуты стремена, и понял, что именно на этой лошади Эва ускакала в город.

Он отвел лошадь в конюшню и посвистел, чтобы его услышали в пристройке. Из хибары выскочил Орвил и теперь стоял, силясь рассмотреть сквозь пелену дождя, что же происходит.

– На этой лошади Эва уехала сегодня утром? Орвил зажал ладонью рот и сдавленно вскрикнул.

– Должно быть. – Он смотрел на лошадь без седока несколько мгновений, а потом вышел на улицу, не позаботившись даже о том, чтобы вернуться за шляпой. Он подошел к Чейзу, увязая в грязи, которая толстым слоем покрывала двор, так быстро, как только мог.

Чейз отвел лошадь в конюшню и подождал Орвила. Старик начал гладить бок лошади и, как и Чейз, бормотать что-то ласковое.

– Ну же, Пай. Успокойся, девочка.

А Чейз стоял и смотрел на пустое седло на спине измученной лошади, и что-то у него внутри перевернулось.

– Где же она, черт возьми? – Ни к кому конкретно он не обращался. – Какое она имеет право думать, что может уезжать, когда ей заблагорассудится?

Лошадь снова взвилась на дыбы и начала пятиться от него. Чейз протянул поводья Орвилу.

– Я еду искать Эву. Эту чертову тварь я поручаю тебе. Если из-за этой дурацкой кобылы с Эвой что-то случилось, я собственноручно пристрелю ее.

Он поспешил в стойло, где обитал его любимый жеребец, и оседлал красавца гнедого. Он уже вымок до нитки и не намерен был больше терять ни секунды. Вернувшись в дом, он вышел уже в плаще, а второй свернул, чтобы взять с собой для Эвы. Он не сомневался, что найдет ее. Без нее он домой не вернется.

Чейз привязал дождевик к седлу. Он уже собирался садиться на лошадь, как Орвил схватил его за руку.

– Возьми с собой оружие, Кэссиди.

Чейз нахмурился. Он дал себе обещание и поклялся перед лицом Бога, что никогда снова не возьмет в руки оружия. Он даже не ответил Орвилу. А старик не собирался отпускать его так просто.

– А что, если это ловушка? – настаивал Орвил.

Чейз повернулся к старику и неприязненно сказал:

– Я не думал, что и ты подозреваешь Эву.

– А я и не подозреваю, – ответил Орвил, тараща глаза сквозь пелену дождя. Его плечи совершенно вымокли, темные струйки стекали по его рубашке, отчего она прилипла к коже. Но для своих лет он был еще довольно бодр. – Но может такое случиться, что кто-то захватил ее и поджидает, когда ты отправишься ее искать.

– Никакого оружия, – прокричал Чейз сквозь шум дождя. – А теперь иди, прячься в дом.

Он дернул поводья. Гнедой взвился на дыбы и замотал головой, не желая повиноваться. Чейз снова натянул поводья, заставляя лошадь двигаться по направлению к конюшне, загнал ее внутрь и там взял длинный, свернутый в клубок хлыст.

– Иди в дом, – прокричал он Орвилу, а потом погнал гнедого по размытой дороге по направлению к городу. Если Эва осталась на дороге, ее не трудно будет найти. Он молился, чтобы она, не дай Бог, не потеряла сознания или не попала в лапы волков, и, пригнув голову, погонял своего жеребца.

Прошел час, а он все еще продолжал поиски. Лиловые обычно в это время суток тени казались темнее из-за пасмурной погоды. Когда Чейз достиг границы своих земель, уже почти стемнело. Теперь он действительно боялся, что может обнаружить что-то страшное. Он немного осадил лошадь, когда вдалеке, в туманной дымке, показались призрачные очертания старого дуба. Молния разворотила огромное дерево на две половины. Его обугленная, расщепленная надвое вершина лежала на земле рядом с жалким остовом, рваные края которого были устремлены в небо.

Чейз пустил гнедого шагом, вытер влагу с лица, а сам осматривал каждый дюйм влажной земли в поисках Эвы. Неподалеку он заметил груду валунов. Это было самое подходящее убежище, и Чейз молился, чтобы Господь надоумил Эву спрятаться там. Пустив лошадь легким галопом, он начал звать Эву по имени.

Эва просидела, скорчившись в одном и том же положении, уже почти два часа, когда ей показалось, что она слышит, как ветер доносит ее имя. Она всхлипнула. Кутаясь в шаль Рэйчел, чтобы хоть немного спастись от дождя и пронизывающего ветра, она поначалу решила было, что понемногу теряет рассудок и ей уже начинает всякое мерещиться. Мокрые волосы прилипли к лицу, она откинула их назад и заправила под тяжелую, мокрую шерстяную ткань. На мгновение она решила, что ее глаза вздумали сыграть с ней злую шутку, когда она начала вглядываться в даль сквозь завесу дождя.

Туманное очертание приближающегося всадника в непромокаемом плаще становилось с каждой секундой все отчетливее. Не помня себя от радости, Эва начала было кричать, но тут же прикусила язык. Ведь у Чейза был враг, кто-то, кто рад будет захватить человека, имеющего отношение к «Концу пути». Эва всматривалась в незнакомца, пытаясь понять, кто же это, но длинный плащ окутывал его с головы до пят. Черная шляпа, низко надвинутая на лоб, защищала от ветра и дождя.

Эва пригнулась ниже, продолжая рассматривать всадника. Она увидела, как он трубочкой приложил ладонь ко рту, и ветер унес вдаль ее собственное имя.

Это был Чейз.

Всхлипывая от радости, Эва попыталась встать на ноги, но они ужасно затекли от многочасового сидения в скрюченном положении и не слушались ее. Лодыжка подвернулась. Эва шарила по скользкой гранитной поверхности, ища, за что бы уцепиться, и ломая при этом ногти, и ей каким-то образом все же удалось опереться о валун и с трудом удерживать тело в стоячем положении. Она начала звать Чейза, пока он не ускакал прочь.

Поднявшись на ноги, Эва попыталась отойти от камней туда, где он мог увидеть ее, но нога с растянутым сухожилием не повиновалась. Тогда она так же, как и он, сложила ладони трубочкой и позвала его.

Он скакал прямо к валунам. Эва начала размахивать руками и попыталась использовать шаль вместо флага, но намокшая ткань просто падала на голову. Рассерженная, Эва отшвырнула мокрую шаль и так и оставила ее лежать в грязи.

– Чейз! – завопила она снова. Привлеченный звуком, он повернул голову и заставил свою лошадь подъехать ближе.

Она боялась, что если соскользнет с камня, то шлепнется на землю физиономией вниз.

Чейзу показалось, что он заметил какое-то движение в камнях и вроде бы кто-то звал его по имени. Но, только подобравшись почти вплотную, он смог разглядеть на фоне камней ее платье в розовую полоску.

В мгновение ока он оказался там, пулей вылетел из седла, заключил ее в объятия и крепко сжал, как будто желая убедиться, что это действительно она, а не мираж, и что она цела и невредима.

Эва приникла к нему, зарылась лицом в холодную мокрую ткань его дождевика. Ее тело сотрясала крупная дрожь, зубы стучали, но не от холода, а от облегчения и дикой радости, что ее наконец-то нашли.

Она подняла голову. Он опустил глаза. Ее лицо нырнуло прямо под поля его шляпы.

– Молния ударила, – пробормотала она. – И расколола дерево. И меня сбросила кобыла.

– Ты в порядке?

– Ногу повредила.

Он наклонился, подхватил ее на руки, и легко, будто перышко, понес к своей лошади.

– Стоять можешь?

Она кивнула, и он поставил ее на ноги. Эва ухватилась за стремя и забралась в седло, пока он быстро развязывал ремни и доставал запасной дождевик. Она смотрела на черный хлыст, который, словно мокрая змея, свернувшаяся в клубок, примостился позади его седла.

– Я привез тебе «рыбку», – сказал он, используя ковбойское словечко для обозначения непромокаемого плаща. – Вот, надевай. – Он протянул ей дождевик и помог в него закутаться.

Как только Эва оказалась надежно укрыта, он вскочил в седло и придвинул ее поближе к себе. Она обхватила его руками за талию, благодарно прижав лицо к его спине, чтобы спрятаться от дождя и ветра.

Ей показалось, что она слышала, как он сквозь шум дождя прокричал ей «Держись крепче», но она не нуждалась в напоминании. Она так прижалась к нему, как ее собственная одежда прилипла к ее телу, надеясь, что его тепло скоро проникнет под плащ и согреет ее.

Эва закрыла глаза, а Чейз повернул лошадь в сторону ранчо.

К тому времени, как они добрались до дома, уже стемнело. Зубы у Эвы стучали. Она так дрожала, что это, должно быть, чувствовал и Чейз. Чейз остановил коня у крыльца, спрыгнул вниз и протянул к ней руки. Она тут же оказалась в его объятиях. Едва только он открыл входную дверь, как услышал протяжный свист, и долго всматривался в темноту, пока не увидел Орвила, который стоял на противоположном конце двора возле самой пристройки. Престарелый ковбой был едва виден, но Эве все-таки удалось разглядеть, как он машет руками, судя по виду, очень довольный тем, как повернулись события.

Когда Чейз наконец перенес ее через порог в такую знакомую, гостеприимную и теплую кухню, Эва чуть было опять не ударилась в слезы. В печке горел огонь, и тесное помещение было насквозь пропитано сильным ароматом горячего кофе. До этого момента она как-то не понимала, каким родным стало для нее это место.

Не говоря ни слова, он швырнул свою шляпу на стол и посадил Эву на ближайший стул, а потом опустился перед ней на колени.

– Позволь мне снять с тебя туфли, – попросил он, протянув руку к ее юбке.

– Но моя нога, – запротестовала она. Она все еще клацала зубами, обхватив себя руками. Ей ужасно недоставало его тепла, которым она наслаждалась, сидя на лошади позади него.

Интересно, как бы он отреагировал, если бы она сказала: «К черту лодыжку, лучше обними меня».

Но он выглядел таким серьезным, суровым и сосредоточенным, когда поднял на нее глаза, что она не осмелилась поддразнить его.

Его густые темные волосы были влажны, и там, где были прижаты шляпой, прилипли ко лбу. Он осторожно прикоснулся пальцами к подолу ее юбки, помедлил немного, как будто мысленно обсуждал что-то сам с собой, потом приподнял его сначала ровно на столько, чтобы открыть носки ее перемазанных грязью туфель, а потом до щиколотки. Эва почувствовала, как щеки заливает румянец, когда он добрался до ее промокшей алой нижней юбки.

Она готова была сквозь землю провалиться от стыда, судорожно сглотнув, но, когда прошло несколько секунд, выяснилось, что Чейз слишком деликатен, чтобы отпустить хоть какую-то реплику на этот счет. Бережно придерживая ее ногу, он начал расшнуровывать ботинок. Она не могла глаз отвести от его сильных рук, которые с таким знанием дела и в то же время так бережно обращались с ее жалкой обувью. Чейз снял один ботинок и погладил ее ногу, осторожно ощупав лодыжку, чтобы посмотреть, не вспухла ли она, а потом быстро стянул с нее мокрый чулок.

Он не поднимал глаз и не встречался с ней взглядом.

Она опустила глаза, увидела темный ободок его густых ресниц и едва удержалась, чтобы не погладить его по щеке и не поблагодарить за то, что он выручил ее, несмотря на жестокую бурю.

Начав расшнуровывать второй ботинок, Чейз несказанно удивил ее, выпалив:

– Где ты была?

Пытаясь поймать взгляд его черных глаз, она уже готова была попросить его поднять голову.

– Ты что, не прочел моей записки? Я поехала повидать Рэйчел.

Воцарилась долгая напряженная тишина. Он стянул с ее ноги второй ботинок и чулок и положил их рядом с их парами. Покарябанный пол под ее стулом потемнел от воды, ручьями стекающей с ее мокрого платья. Несмотря на то, что он тоже попал в грозу, его руки были теплыми, когда он просто сжимал ладонями ее ступни и грел их. Потом он отпустил ее, хлопнул руками по коленям и встал.

Избегая ее взгляда, быстро повернулся к плите и полез на полку за двумя чашками.

Он взял было кофейник, но потом с грохотом поставил его на стол, так и не наполнив чашки. Потом повернулся и, наконец, посмотрел прямо на нее.

У Эвы перехватило дыхание.

Мрачная злоба исчезла. Теперь его лицо выражало только боль, она была так же хорошо заметна, как и свежая рана на теле.

– Я… – он запнулся и прокашлялся. – Я подумал, что после того, что было прошлой ночью, ты уехала насовсем.

Позабыв про свою больную ногу, про мокрый пол, про мучительный холод, который сковывал ее немеющее тело, она встала. Чуть прихрамывая, преодолела расстояние, разделявшее их, стараясь не наступать на поврежденную ногу.

Глядя ему прямо в глаза, она коснулась его щеки.

– Но я не уехала, Чейз. Я осталась здесь, – мягко произнесла она.

Он провел пальцем по линии ее подбородка. Она заметила, что его пальцы слегка подрагивают, поэтому придвинулась еще ближе. Ее сердце бешено стучало.

– Эва.

Он не двигался и только гладил ее щеку и произносил ее имя, как доказательство того, что она снова дома.

Эва вздрогнула, больше от волнения, чем от страха или холода. Чейз не двигался с места. Эва смотрела на ворот его плаща, потом встретила взгляд его черных глаз. Она больше не могла скрывать ту всепоглощающую страсть, которую к нему испытывала.

– Мне так холодно, – прошептала она. – Не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова согреться. Обними меня, Чейз, согрей меня.

Не колеблясь ни секунды, он придвинулся и заключил ее в объятия.

Совершенно не соображая, что делает, Эва судорожно вздохнула. К черту правила приличия. Пусть горит синим пламенем домик с белым забором. У Рэйчел есть такой дом с разными там финтифлюшками, а она так одинока. В этот момент Эва хотела только одного – Чейза Кэссиди. Сейчас ее не волновало даже, взойдет ли завтра солнце, для нее во всем мире существовал только этот мужчина, и она знала, что он никогда не сделает первый шаг. Впервые за всю свою жизнь она преуспела на актерском поприще, преуспела настолько, что теперь, к ее большому разочарованию, Чейз Кэссиди видел в ней только благовоспитанную образованную мисс из Филадельфии.

Если между ними чему-то суждено произойти, поторопить события должна она сама.

Эва набрала в легкие побольше воздуха и обвила руками его шею.

– Я хочу тебя, Чейз.

Он продолжал стоять прямо, и она поначалу решила было, что он ее не расслышал. Но потом молниеносным движением Чейз наклонился и обхватил ее колени руками. Когда он держал ее на уровне своей груди, она поначалу подумала, что он собирается нести ее в ее комнату. Но он, бросив взгляд на дверь черного хода, на темный двор, направился через неосвещенный дом, через гостиную в свою собственную спальню.

Он захлопнул за собой дверь и поставил Эву посреди комнаты.

– Господи, Эва, – прошептал он, стаскивая с себя свой непромокаемый плащ и швыряя его на один из стульев, составлявших спартанскую обстановку этой комнаты.

Он подошел к Эве и прижал ее к себе. Его губы коснулись ее лба, ее век, ее щек легкими поцелуями. Он поцеловал завиток влажных волос на ее виске.

– Я в жизни никого так отчаянно не желал, как тебя.

Она обвила руками его шею и с радостью встретила его поцелуй, когда он нагнул голову и приблизил свои губы к ее губам. Его губы яростно впивались в нее, как будто никак не могли насытиться. Он привлек ее к себе. Его руки скользнули вниз и обхватили ее ягодицы, прижав их к своему паху. Она почувствовала его возбужденную плоть – не почувствовать было невозможно, – и из ее горла вырвался глухой стон.

Поцелуй продолжался, его губы исследовали ее рот. Она думала, что с ума сойдет от избытка ощущений. Его язык углублялся дальше, становился более требовательным. Она ответила ему тем же. Они оба дышали хрипло и тяжело, приникнув друг к другу, их желание росло, когда Чейз внезапно отстранил ее от себя.

– Ты сама не знаешь, что со мной творишь, Эва. Я хочу тебя так чертовски…

Она потянулась к нему, снова приникла к его груди, ее руки теребили влажную ткань его рубашки. Позабыв про все условности, она прошептала:

– Тогда возьми меня. Я твоя, Чейз.

Когда она прильнула к нему всем телом, он подумал, что сейчас сойдет с ума от вожделения. Брезентовые штаны стали для него слишком тесны.

Благословляя спасительную темноту, он провел пальцами по вырезу ее платья, пока не нащупал то место, откуда начинался длинный ряд пуговок. Он никогда не терял головы даже под револьверным дулом, но теперь он чувствовал, что его захлестывают такие эмоции, которые он не в состоянии контролировать. Чейз постоянно твердил себе, что она не продажная девка, а леди, нетронутая девственница, женщина, которую нужно лелеять, перед которой нужно преклоняться, которой нужно восхищаться.

Она не шевелилась, когда он медленно, осторожно, пуговка за пуговкой, расстегнул ее корсаж. В темноте ее ангельский профиль казался размытым и призрачным. Эва стояла перед ним. Она уже не дрожала, а просто смотрела в узенькое окошко его комнаты и слушала шум дождя за стеной.

Он освободил от мокрого тяжелого платья ее плечи и помог ей вынуть руки из рукавов. Зацепив пальцами складки ткани на ее талии, он стащил с нее платье и нижнюю юбку. Его задачу облегчало то, что мокрая ткань упала как бы сама собой, под собственным весом.

Она поежилась.

Он протянул к ней руки и обхватил ее обнаженные плечи ладонями. Ее кожа была холодной и влажной на ощупь.

– Ты замерзла, – прошептал он.

– Я этого не чувствую, – проворковала она. – Я чувствую только тебя.

Его руки скользнули ниже, вдоль ее предплечий, к запястьям, и он потянул ее к кровати, стоявшей у стены, напротив окна. Она не протестовала, а послушно шла за ним. В полумраке ему плохо были видны ее корсет и панталончики, но ему было ужасно любопытно, какой фантастический цвет она выбрала на этот раз.

У самой кровати он остановился, не желая показаться ей слишком грубым. Если сейчас она отвергнет его, то он, конечно, отпустит ее. А что ему еще останется делать? И неважно, чего это ему будет стоить. Но он не мог позволить себе взять ее силой, несмотря на то, что он весь горел в огне желания.

Как бы без слов приглашая ее разделить с ним его ложе, он скинул с постели покрывало.

– Я думаю, что мне стоит снять вот это.

Эти слова она произнесла так нежно, что он сначала подумал было, что ослышался. Сердце гулко стучало у него в груди. Чейз протянул руку, чтобы помочь ей снять оставшееся белье. Как он обнаружил, это с трудом можно было назвать корсетом и панталонами. Это была просто небольшая полосочка ткани, и, чтобы выскользнуть из нее, Эве пришлось крепко схватиться за руку Чейза.

Он слышал, как у нее снова начали стучать зубы; несмотря на то, что она утверждала, будто совсем не замерзла, она была холодна, как лед. Он наклонился и приподнял одеяла, и когда она, обнаженная, нырнула под них, Чейз натянул их до ее подбородка. Он присел на краешек кровати, тут же прогнувшейся под его весом. Его сапоги так промокли, что стоило немалых усилий снять их. Они упали на пол с грохотом, перекрывшим даже ужасный шум дождя, барабанящего по крыше.

Он сорвал с себя последнюю одежду и бросил рядом с вещами Эвы, стараясь не действовать слишком быстро, чтобы не спугнуть ее своей поспешностью.

Возьми меня. Я твоя, Чейз. Понимала ли она, что сказала? Да знала ли она вообще, о чем просила?

– Чейз?

Ее нежный, сладкий голосок словно мучил его, подогревая его страсть. Он потянулся к ней и провел рукой по ее волосам.

– Что, Эва?

– Обними меня. – Это требование уничтожило все его колебания. Не помня себя от желания, он заключил ее в объятия. Кольцо рук сомкнулось на его шее. От этого ее грудь напряглась и коснулась его тела.

Он обнял ее крепче, его плоть прижалась к ней. Ее кожа все еще была холодной после того испытания, что ей пришлось пережить. Он чувствовал себя так, как будто сгорает в огне, но лежал так спокойно, как только мог, согревая ее своим теплом, наслаждаясь тем, как бурно бьются их сердца, как сливается воедино их дыхание, как желание и восторг переполняют их. Он зарылся лицом в ее волосы, поцеловал висок, а потом – пульсирующую жилку на шее.

– Эва. – Вот и все, что он был в состоянии произнести. Ее имя стало молитвой, которая срывалась с его губ после каждого нежного, благоговейного поцелуя. – Эва. Эва. Эва.

Она придвинулась ближе и начала делать бедрами медленные, круговые, игривые движения, дразня его возбужденную плоть. В голове у него тут же помутилось, и все поплыло перед глазами.

По крыше барабанил дождь, завывал ветер. Комната была наполнена звуками, они окружали Эву и Чейза и сопровождали биение их сердец. Пускай за окном ревет буря. Разве может она помешать их страсти, которая разгоралась все сильнее? Когда Эва начала двигаться под ним, Чейз даже испугался, что не сможет дольше сдерживаться и потеряет над собой контроль еще до того, как войдет в нее.

Из ее горла вырвался глухой стон, и она раздвинула бедра. Его напряженная плоть скользнула между них. Чейз перевернул ее на спину и, опираясь на локти, навис над ней и прижался к ее теплому влажному естеству. Ее глаза были открыты, и он заметил нечто большее, чем просто блеск непролитых слез.

– Ты уверена? – Его ладонь накрыла ее грудь и сразу налилась приятной тяжестью.

Она снова застонала и вся изогнулась под ним. Ее слова были не более чем легким вздохом.

– О, Чейз, прошу тебя, не заставляй меня больше ждать.

ГЛАВА 15

Сегодня она безраздельно принадлежала ему.

Нет, он точно бредит. Чейз отстранился, боясь, как бы не обидеть ее. Прямо над ними небо прорезала вспышка молнии. Гроза разразилась с новой силой. Голубоватый свет дал ему возможность на миг увидеть ее лицо. Глаза ее были наполнены блестящими слезинками. Эти изумруды, обычно такие сверкающие, в темноте казались потухшими, почти бесцветными.

– Ты плачешь?

Она поцеловала его долгим и томным поцелуем, растягивая удовольствие, подогревая его желания.

– Не потому, что мне грустно, – прошептала она, когда поцелуй закончился. – Я хочу тебя, Чейз. Я хочу тебя сейчас.

В эту ночь ночей он не хотел спешить, но он не знал, на сколько еще хватит его терпения.

Когда настанет утро, когда утихнет буря и яркое солнце пошлет на землю свои лучи, Эва скорее всего сделает вид, что этой ночи вовсе и не было. Если она решит уехать навсегда, так тому и быть. Ему придется научиться жить, не добавляя новой боли к своим несчастьям.

Но сегодня она предлагает ему бесценный дар. Не имеет значения, что будет завтра, но он хотел быть уверенным в том, что эту ночь Эва никогда не забудет.

– Ты уверена, что хочешь именно этого, Эва?

– Да, уверена.

Он устроился поудобнее, провел ладонью по ее груди, по мягким завиткам волос, а потом спустился ниже, к горячему лону.

Эва застонала от его прикосновения. Она сама начала двигаться, прижимая к себе его ладонь. Аромат ее тела витал в воздухе, сводя его с ума. Чейз провел пальцем по влажной впадине между ног Эвы и понял, что она готова принять его.

Он мог только молиться, чтобы не обидеть ее, надеялся, что ему удастся сдерживать себя достаточно долго, чтобы не показаться грубым. Его возбуждение росло, подогреваемое воспоминаниями о долгих годах вынужденного целомудрия и вынашивания злобных мыслей во время тюремного заключения, от унылого и одинокого существования в холодной и пустой камере. Если бы не Рамон, он бы наверняка рехнулся. Освободившись, он покупал проституток, которые охотно обслуживали его, но до встречи с Эвой он и вообразить не мог, что в его жизнь войдет порядочная женщина и что она окажется в его объятиях.

Никогда, ни разу за все эти годы, он не смел даже мечтать о таком воплощении всех мечтаний, как Эва Эдуарде.

И вот теперь она принадлежала ему.

Опять молния. Чейз нагнул голову и обхватил губами ее набухший сосок, игриво прикусил его, а потом втянул в себя. Эва вскрикнула. Ее крик перекрыл раскат грома, который целиком заполнил эту маленькую комнатку. Она вцепилась в его плечи. Но эта легкая боль была ему даже приятна.

Она распласталась под ним, ее голова моталась из стороны в сторону на единственной подушке. Он отнял руку и снова навалился на нее, обхватил ее бедра и держал ее так, чтобы унять бешеную пляску ее тела. Он навис над ней, возбужденный, трепещущий, непроизвольно раскачивающийся из стороны в сторону.

Эва вскрикнула, это был крик не боли, а наслаждения. Она чувствовала, как напряжен Чейз, слушала, как хриплое и тяжелое дыхание вырывается из его горла. Он заскрежетал зубами.

– Я сделал тебе больно…

– Нет… – Она поцеловала его в щеку, потом в мочку уха. – Прошу тебя… Со мной… все хорошо. – В этот момент ее так и подмывало сказать ему, что нет никакой необходимости проявлять осторожность, потому что она не девственница. Она готова была умолять его не останавливаться, продолжать дальше. Все, на что она сейчас была способна, – это просить его проникнуть глубже, двигаться быстрее и поскорее привести их обоих к блаженству. Но даже сейчас голос рассудка дал о себе знать – если ее поведение покажется слишком вольным, он сразу раскусит, что она не невинная девочка.

Эве пришлось признаться самой себе в том, что она действительно не обладает ни выдающимися актерскими способностями, ни особенной хитростью, чтобы попытаться должным образом сыграть свою роль, изобразить подобающий случаю страх перед потерей несуществующей невинности. Нет, только не в этот волшебный миг, когда она бы хотела, чтобы никакая ложь не стояла между ними.

Когда он поцеловал ее, из его горла вырвался глухой стон. Она поняла, что теперь он совершенно потерял над собой контроль. Он впился в ее губы своим ртом и, совершенно обезумев, погрузился в ее плоть. Ворвавшись в нее с неистовой силой, он делал толчок за толчком снова и снова, выпуская на свободу ту страсть, которая заставляла его дрожать, когда он так нежно обнимал Эву в кухне. Эва вскрикивала с каждым его движением, поднимала бедра ему навстречу, впивалась ногтями в его плечи.

Его неистовые движения заставляли ее скользить туда-сюда, пока она не ухватилась за края тюфяка. Приподнявшись, она обхватила ногами талию Чейза и приникла к нему. Эва выкрикивала его имя, пока это не превратилось в бесконечный звук, сопровождающий его ритмичные движения.

Пожар внутри нее разгорался все сильнее и сильнее, пока она не почувствовала приближение освобождения. Когда больше не было никакой возможности сдерживаться, она совершенно потеряла голову, она заставляла его увеличить темп и войти в нее еще глубже. Она слышала его стоны и его прерывистое дыхание, когда он приближался к собственному концу. Комнату потряс раскат грома. Этот звук как будто придал Чейзу сил. Когда внутри Эвы начала подниматься горячая волна, когда она почувствовала, что приближается наслаждение, она с усилием выдохнула:

– Сейчас, Чейз, пожалуйста, сейчас.

Он вонзился в нее последним ударом и закинул голову, не давая воплю вырваться через стиснутые зубы. Она отпустила тюфяк и обвила руками его сотрясающееся в конвульсиях тело, принимая в себя его семя. Она сама сотрясалась от волн наслаждения, которые накатывали на нее снова и снова.

Она зарылась лицом во впадинку между его шеей и ключицей и издала долгий прерывистый вздох. Она порывалась сказать ему, что он потрясающий любовник, что с Куинси она никогда не испытывала ничего подобного. Но она боялась, как бы правда не отвратила его от нее, когда он только-только начал ей доверять, поэтому промолчала. Кроме того, даже мысль о Куинси Поуэлле в такой незабываемый момент показалась ей оскорбительной.

Мало-помалу их дыхание приходило в норму. Чейз не отпускал ее, прижимался к ней еще теснее. Она боялась пошевелиться, или сказать хоть слово, поэтому просто лежала, наблюдая за вспышками молний, разглядывая теперь уже такую знакомую линию его подбородка и слушая грохотавшие прямо над головой раскаты грома. Как бы она хотела остановить время и так и остаться навсегда в этой маленькой комнатке, под защитой завесы дождя.

Простыни сбились в сторону под его ногами, но она больше не чувствовала холода. Снова небо прорезала молния, и Эва увидела нависшее над ней его мускулистое тело. Эта картина возбудила ее не меньше, чем прикосновение его кожи к своей. Интересно, дремлет он уже, положив голову ей на грудь, или нет. Но в этот момент Чейз начал водить кончиком пальца по ее бедру, потом скользнул в щель между тюфяком и ее ягодицами. Обхватив ее руками, он приподнял ее и слегка об нее потерся.

Она почувствовала, что он снова возбужден и готов к решительным действиям. Не в силах сопротивляться, потому что ее саму снова захлестнула волна желания, Эва придвинулась ближе и начала целовать чувствительную ямочку у основания его шеи. Она лизнула ее, а потом провела языком вдоль его шеи до самого уха.

По его телу пробежала дрожь, он сжал ее ягодицы, приподнял ее и прижался к ее разгоряченной плоти.

– Я снова хочу тебя, Эва.

Ее ответом был глубокий страстный поцелуй. Ее язык заставил его возбудиться еще больше. Он прервал этот поцелуй, и его губы снова начали играть с ее соском. Он лизнул сначала один, потом второй, его язык порхал туда-сюда, его щетина, довольно заметная к концу дня, щекотала ее до тех пор, пока она не обнаружила, что снова стонет и вскрикивает.

Каждое прикосновение к ее груди было подобно электрическому разряду, пронзающему ее тело. Он сжал ее, откинулся назад и начал легонько покусывать ее сосок и гладить грудь, а потом отпустил, чтобы заняться второй.

Время остановилось. Она лежала под ним, мысленно умоляя прекратить эту пытку, но в то же самое время надеясь, что эта сладкая мука будет продолжаться вечно.

Текли мгновения, а он, казалось, угадал второе ее пожелание и собирался выполнить его.

Интересно, подумал Лейн, почему в доме темно? После того, что они с Рамоном увидели в перерыве между двумя вспышками грозы, он молил Бога, чтобы тут не оказалось никого постороннего, намеренно погасившего все лампы и теперь лежавшего, поджидая добычу. Он знал, что Чейз нашел Эву. Орвил сказал им обо всем, когда вернулся. Но Лейну как раз начало везти в покер, поэтому он особо не спешил сюда, чтобы послушать ее рассказ о том, что приключилось с ней по дороге из города. Он решил, что она все равно замерзла и устала. И потом, все они наверняка услышат все подробности утром, за завтраком.

Он обнаружил, что входная дверь не заперта и на ощупь начал пробираться через неосвещенную кухню. Он постучал в дверь комнаты Эвы, но ответа не получил. Тогда он подергал ручку. Дверь распахнулась. Вспышка молнии – и он удостоверился, что постель Эвы пуста и даже не смята.

Черт, куда же они все подевались?

Он пошел дальше. Беспричинный страх своими ледяными пальцами сковал его тело. Гостиная тоже была пуста. Единственным звуком, который раздавался здесь в перерывах между вспышками молний и раскатами грома, был шум дождя. А вдруг Эва попала в беду? Эта страшная мысль возникла в сознании, и ему стало еще больше не по себе. Однажды, давным-давно, когда он был еще совсем маленьким и беспомощным, он сидел в этой самой комнате и прислушивался, когда его мать отбивалась от тех, кто напал на нее. Он видел, как она умерла, и это было так ужасно, что теперь он даже не мог припомнить все подробности.

Он постоял на пороге тесной гостиной, глядя на двери двух спален, находившихся прямо напротив него. Его ладони покрылись липким потом. Звук, частично заглушавшийся шумом дождя, все же донесся до его ушей. Это был крик. Боли или страдания в этом крике не было, но Лейн все равно испугался. Теперь он слышал приглушенные стоны, которые последовали за первым вскриком. У него комок к горлу подступил, и он с трудом проглотил его.

Черт, что же с ним такое происходит?

Снова молния. Затаив дыхание, он ждал нового раската грома, который не замедлил прозвучать. Лейн сделал еще один шаг. Его правая рука сжимала влажную кожу кобуры, когда он заставлял себя продвигаться вперед, стараясь не производить шума.

Снова вспышка молнии и снова грохот грома, и снова сквозь шум дождя прорвался крик, теперь он звучал громче и более неистово. По телу Лейна пробежала дрожь. Он прирос к своему месту, как будто кто-то прибил к полу подошвы его сапог.

Он закрыл глаза. Голова чуть не раскалывалась от боли в висках. Он затряс головой, пытаясь заслониться от этих звуков и от непрошенных воспоминаний, которые они вызывали. У него начали трястись руки, но не потому, что начала отдавать холодом промокшая одежда под брезентовой курткой, а из-за того, что из глубины сознания начали подниматься воспоминания, которые он так старательно прятал от себя самого.

Он видел Огги Овенс, будто в самом страшном кошмаре, немытую, с пухлыми ручищами и ляжками, распространяющую вокруг себя отвратительное зловоние. Она наклонялась над ним, пытаясь приманить тошнотворной улыбочкой и грошовой конфетой. Сколько раз он просил Бога о том, чтобы она съела конфету сама и чтоб подавилась ею. Но этого никогда не происходило.

Иди сюда, малыш, пора ложиться в постельку.

Он затряс головой, но видение не стало более отчетливым.

Она обхватила его ручищами, тискала и мяла, пока он не завизжал от боли. Потом потащила его, упирающегося и плачущего, к своей продавленной кровати, которая занимала большую часть комнаты.

Прекрати хныкать и залезай ко мне под одеяло.

Она нырнула в постель вслед за ним и прижала его к стене своими телесами.

Лейн открыл глаза и заставил самые потаенные свои воспоминания снова уйти в тот уголок сознания, где они всегда прятались. Привлеченный звуками, доносившимися из комнаты дяди, Лейн, как лунатик, подошел к двери. Он помедлил немного, взявшись за ручку двери, и, прислонившись лбом к грубой деревянной доске, вполголоса выругался. Он не мог больше отступать, как не мог освободиться от груза того, что случилось с ним столько лет тому назад.

Им двигало отвратительное чувство, которое он сдерживал в себе столько времени. Он должен был узнать, что же происходит там, за дверью – даже если этот кошмар потом всю жизнь будет преследовать его.

Сейчас. Сейчас, пока по кровле с таким ожесточением барабанят дождевые капли. Его ладонь стиснула ручку двери и повернула ее вниз. Дверь открылась как раз в тот момент, когда новая вспышка молнии озарила комнату светом, ярче сотен ламп.

И в это самое мгновение, в этом жутковатом свете он увидел их. Рыжие кудри Эвы, разметавшиеся по белоснежной наволочке, невозможно было ни с чем спутать. Широко раздвинув ноги, распластавшись на кровати, она изгибалась, чтобы его дядя как можно глубже проник в нее, прижимала его к себе, вцепившись ладонями в его ягодицы. Увидев Эву под Чейзом, Лейн еле сдержался, чтобы не закричать.

Чейз навалился на нее, как жеребец, бледный и похожий на привидение в ослепительно-голубом свете молнии.

Тишину разрушил раскат грома. Не в силах сдвинуться с места, Лейн смотрел.

Секунды казались часами. События стремительно разворачивались, вытаскивая из глубин памяти воспоминания о других темных ночах и о еще более мерзких сценах. Он теперь слушал крики не Эвы, а своей матери. Он закрыл глаза.

Эва снова вскрикнула. Это не был крик боли, но все же громкий, отчаянный крик.

Он слышал, как хрипел его дядя в такт своим мощным толчкам, двигаясь вместе с Эвой. Всхлипывающая, шепчущая имя Чейза снова и снова, она обвила ногами его талию и прильнула к нему. Эта картина – ее руки и ноги, вот так оплетающие тело Чейза, чуть не свела Лейна с ума. В висках у него стучало. Нужно было бежать отсюда, пока он не потерял сознание прямо здесь, на пороге.

Еще одна вспышка молнии озарила комнату светом. Лейн услышал, как Эва снова закричала, и этот крик был своего рода предупредительным сигналом. Он не отрывал от нее взгляда. И вот в этот самый миг, когда в комнате было светло, как днем, их глаза встретились.

Лейн повернулся кругом и побежал.

– Эва? Что случилось? – Чейз с трудом приходил в себя. Он едва дышал, как человек, которому пришлось плыть против течения в горной реке. И у него были на то причины. Он только-только закончил заниматься любовью с ангелом уже второй раз за одну ночь.

Эва отчаянно барахталась под ним. Схватив одеяло, она начала тянуть его на себя.

Неужели он чем-то обидел ее? На лице ее проступил ужас.

– С тобой все в порядке?

– Я не знаю… я…

Чейз набросил на них одеяло и простыню, но Эва вывернулась и спрыгнула с кровати. Стараясь не наступать на поврежденную ногу, она озиралась по сторонам. Он проследил за направлением ее взгляда и увидел, что дверь так и осталась широко распахнутой. Свесив ноги с кровати, он смотрел, как Эва судорожно роется в ворохе одежды, разбросанной на полу.

Схватив его черную сорочку, которая была сегодня на нем, и встряхнув ее, она наконец пояснила:

– Лейн был здесь. Он нас видел. Он стоял вот тут, на пороге.

Чейз вздохнул.

– Черт побери.

– Мы должны разыскать его. Он всего лишь подросток, Чейз. Он даже не представлял себе, что может обнаружить нас в таком виде. Подумай, чего он сейчас может натворить…

Чейз провел пятерней по волосам, наблюдая, как она натягивает на себя его сорочку и начинает непослушными пальцами застегивать ее. Что-то тут было не так. Он это нутром чуял, но точно определить, что же его беспокоит, не мог.

– Он убежал. Сколько же он увидел до того, как ты закричала? – поинтересовался он вслух.

Она рывком повернулась к нему.

– Очень много. – Она босиком пробежала через всю комнату и захлопнула дверь, а потом вернулась назад.

Чейз пошарил на прикроватной тумбочке, нащупал спички, чиркнул одной и зажег лампу. Фитиль был слишком высоким. Он зачадил, когда загорелся, и сразу закоптил стеклянный колпак. Чейз поправил фитиль и перевел взгляд на Эву. У нее был взъерошенный вид, хотя она все равно была прекрасна даже в своем смятении, но не смущена и не испугана, как того можно было ожидать в подобных обстоятельствах.

– А что ты намерена сказать ему, когда отыщешь? – Это Чейзу было очень интересно узнать.

– Сама не знаю, но я надеюсь, что ты пойдешь со мной. Если же ты откажешься, я пойду одна. Ну, конечно, я извинюсь.

Она снова стояла, наклонившись, и шарила по полу в поисках своей одежды. Теперь она нашла один из своих чулок. Он выглядел довольно неприглядно и все еще был влажным. Она нахмурилась и отшвырнула его в сторону.

– О чем ты жалеешь, Эва? – Она слышала, что его тон стал напряженным, и в его вопросе был какой-то скрытый смысл.

Эва пересекла комнату и встала перед ним. Чейз, совершенно обнаженный, сидел на краешке постели, наклонившись вперед и положив локти на колени. Он поднял глаза и убрал с лица темную прядь волос.

– Я жалею о том, что он увидел нас… такими, вот и все.

Его взгляд был испытующим. Она боялась, что он подумает, будто ее реакция совсем не такая, какую он ожидал. Неужели и Чейз пришел к мысли, что она совсем не та, за кого себя выдает?

Она старалась не встречаться с ним глазами.

– Я пойду посмотрю, не в доме ли он, – пробормотала она, стянув покрывало с кровати и обмотав его вокруг бедер. Эва открыла дверь и пошла в гостиную. Свет от керосиновой лампы, стоявшей в комнате Чейза, распространялся достаточно далеко и заставлял предметы отбрасывать длинные темные тени.

И этот свет осветил безмолвную высокую фигуру, замершую у камина.

– Рамон, – прошептала она. Слова замерли у нее на губах в тот момент, когда она заметила оружие в его руках. Эва перевела взгляд на револьвер. – Что ты тут делаешь?

– Где Чейз?

Она указала на дверь соседней комнаты кивком головы.

– Там. А где Лейн?

– Я видел, как он опрометью выскочил из дома. Что случилось, сеньорита? Почему он мчался отсюда, как угорелый?

Чейз появился в дверях и стоял так, голый по пояс. Штаны его были застегнуты только наполовину. Его помощник несколько мгновений смотрел на него, потом повернулся к Эве. И медленно сунул револьвер в кобуру.

– Где Лейн? – спросил Чейз Рамона. Мексиканец пожал плечами.

– Мы должны найти его. – Эва чувствовала себя крайне неловко, отдавая распоряжения в мокрой рубашке Чейза, но это ее сейчас меньше всего заботило. Она знала, как раним Лейн, и теперь судьба мальчика была превыше всего – важнее притворной скромности, важнее того, что Рамон думает о ней.

– Мы уехали с ранчо в промежутке между двумя вспышками бури, – начал Рамон. Он стоял переминаясь с ноги на ногу. Легкое движение заставляло замысловатые кончики его шпор слегка позвякивать. – В пруду на восточном пастбище мы обнаружили двадцать семь отравленных животных. – Он посмотрел на Эву, потом перевел взгляд на Чейза. – Мы сразу вернулись, чтобы тебя предупредить.

Чейз смотрел на Рамона, пытаясь осмыслить то, что тот сейчас произнес. Его руки сжались в кулаки.

– Черт побери! – В этот вопль он вложил всю свою ярость и грохнул кулаком о дверной косяк.

Эва вздрогнула от неожиданности. Но она знала, что повод для гнева есть. Чейзу сейчас очень тяжело. – Он ступил в окутанную полумраком комнату, его агатовые глаза испытующе смотрели на нее. Он подошел, откинул с ее лица волосы, а потом ладонью сжал основание ее шеи. Теперь она никак не могла спрятаться от молний, которые метали его глаза.

– Что ж, леди, вы действительно ловко провели меня. Представление удалось на славу.

Эва в первую секунду лишилась дара речи. Потом она с усилием прохрипела:

– Что ты этим хочешь сказать?

И она знала ответ прежде, чем он успел слететь с его губ. Это было обвинение.

– Я понял, что что-то не так, в тот момент, когда ты опрометью соскочила с кровати и помчалась за Лейном. – Он стиснул ее крепче, заставляя смотреть ему в глаза. – Это не давало мне покоя всю ночь, эта мысль родилась где-то в глубине моего сознания сразу после того, как ты позволила мне увести тебя в свою комнату. Никакая ты не несчастная маленькая леди, нуждающаяся в крове и работе. Ты даже девственницей не была до того, как я затащил тебя в постель.

– Чейз, пожалуйста, позволь мне объяснить.

– Нет нужды ничего объяснять, Эва. Хоть я всего лишь большой бестолковый ранчер, кое в чем я разбираюсь.

Она бросила взгляд на Рамона. Хорошо бы, если бы он оставил их одних. Ей нужно немедленно оправдаться перед Чейзом, иначе последствия будут непоправимыми.

– На кого ты работаешь? – настаивал Чейз. Эва отступила назад, испуганная злобой, которую он выплеснул на нее вместе с этими словами.

– Ни на кого.

Он схватил ее за плечи. Ей было больно.

– Не лги мне. Кто это, Хэнк Рейнолдс или Ханты? Кто подослал тебя сюда, чтобы расквитаться со мной?

– Никто, Чейз, поверь мне. Я…

Он грубо отпихнул ее и отступил назад, стукнув кулаком по бедру. Он начал мерить шагами комнату, бросая на Эву злобные взгляды.

– Каким я был слепым ослом, чтобы попасться в расставленные тобой сети, правда? Ты все доложила им, завлекла меня и усыпила мою бдительность.

Ее трясло, как в ознобе. Она едва не выронила узорчатое покрывало, в которое куталась.

– Нет, прошу тебя… – Эва протянула к нему руки, но он отступил в сторону, оставив без внимания ее жест мольбы.

– Так это все было подстроено? Ты специально спряталась во время грозы, зная, что я настолько потерял от тебя голову, что помчусь тебя искать? А потом, чтобы дать тем, кто стоит за твоей спиной, возможность расправиться с моим скотом, ты в конце концов заманила меня в постель. – Он гортанно рассмеялся, но в его смехе было слишком много горечи.

У Эвы защемило сердце. Как же она переживала из-за всех этих несчастий, свалившихся на его голову, из-за этой боли, которая затаилась в глубине его глаз…

Он сделал еще несколько шагов, потом остановился рядом с ней.

– Ну, как, довольна, Эва? Чувствуешь себя счастливой, потому что одна часть твоего маленького спектакля удалась на славу?

Слезы застилали ей глаза. Она смахнула их, они заструились по щекам.

– Ты не даешь мне даже слова сказать в свое оправдание?

– Я не желаю больше выслушивать твое вранье. – Повернувшись кругом, он направился в свою комнату. – Рамон, скажи остальным, чтоб седлали лошадей. Буря, похоже, утихает.

– Мы едем осматривать стадо?

– К черту скот. Мы соберемся вместе и попытаемся догнать тех, кто это сделал.

– Si, хозяин. – Великан-мексиканец не торопился, стоя в той же позе и глядя на Эву в течение нескольких секунд. – А с ней что делать?

Чейз бросил на нее взгляд, полный презрения.

– Если нам повезет, к тому времени, как мы вернемся, она уже уберется отсюда.

Рамон кивнул и вышел из комнаты.

Страх сковал тело Эвы. В таком состоянии Чейз наверняка потерял способность рассуждать здраво. Он действительно собирается мчаться в погоню за теми, кто причинил ему столько зла. Она бросилась вслед за ним в его комнату. Он стоял прямо, повернувшись к ней спиной, и смотрел на развороченную постель.

– Чейз, послушай. Мне все равно, что ты там думаешь…

– Не сомневаюсь, что тебе все равно.

– Я ни на кого не работаю, я не знаю, кто отравил твоих дурацких коров, и сейчас для меня это не имеет никакого значения. Я люблю тебя, Чейз Кэссиди и я…

Он рывком обернулся и в три прыжка оказался рядом с ней.

– Заткни свой поганый рот. Неужели ты могла хоть на минуту вообразить, что я поверю в твои россказни? Неужели ты думаешь, что твои фальшивые слезы способны меня растрогать снова? Неужели ты думаешь, что я опять позволю себя одурачить?

– Если ты выслушаешь, я тебе все расскажу. Мое настоящее имя – Эва Эбер…

– Мне плевать, кто ты такая. Я должен был догадаться, что ты лгала с самого начала. Каким же болваном я был, вообразив, что во мне что-то привлекательное может найти настоящая леди. – Он посмотрел на ее волосы, задержал взгляд на ее груди, скрытой под сорочкой, потом перевел глаза на ее губы.

Эва съежилась под его бесцеремонным осмотром. Не было никакого проку в том, чтобы снова начать убеждать его в чем-то. Она уже попыталась – и ее заклеймили позором.

Он повернулся и зашагал вон из комнаты.

– Убирайся. Мне нужно переодеться.

Косточки ее пальцев, сжимавших пестрое покрывало, побелели. Эва опрометью бросилась вон, в свою собственную комнату. Она услышала, как за ее спиной захлопнулась дверь спальни.

Вихрем промчавшись через темную кухню, она стукнулась ногой о табуретку и чуть не согнулась пополам от боли. Оказавшись в собственной комнате, в относительной безопасности, Эва захлопнула свою дверь.

Как же можно было так по-идиотски вести себя, как же можно было позволить страсти полностью заглушить доводы рассудка? Куинси Поуэлл, прежде чем убедил ее отдаться ему, пустил в ход все свое обаяние и искусство убеждения, но то безумное влечение к Чейзу, которое она испытала сегодня, ни в какое сравнение не шло с ее предыдущим опытом.

Сегодня она осознала, что, несмотря на свои прошлые ошибки, она по уши влюбилась в Чейза Кэссиди. Как ей хотелось провести остаток своей жизни, посвятив всю себя ему и Лейну! И вот теперь он ненавидит ее и горит желанием отомстить, а Лейн, по вполне понятным причинам потрясенный тем, что увидел, сбежал в неизвестном направлении. Она подумала о Лейне, таком одиноком, мокнущем под дождем, бегущем, куда глаза глядят. Она могла только молиться, чтобы у него хватило здравого смысла снова укрыться в доме Рэйчел.

Эва подошла к комоду, оперлась на него локтями и закрыла лицо руками. Ее тело начало сотрясаться от беззвучных всхлипываний. Не дай Бог, Чейз услышит. Она бросилась на постель, плюхнулась лицом вниз, подтянула колени к груди и прижала к губам стиснутые кулаки.

Слезы не заставили себя долго ждать.

Полностью переодевшись в сухую одежду, Чейз сидел на краешке постели и натягивал сапоги. Дождь все так же барабанил в окна, но гроза явно пошла на убыль. В комнате было сыровато.

Эвин аромат сирени и мускусный запах их любви дразнили его, не давали покоя.

Он опустил глаза и увидел беспризорное полосатое платье у своих ног и красную нижнюю юбку, которая выглядывала из-под него. Чейз оперся локтями о колени и уронил голову на руки. Как же он мог позволить так ловко обвести себя вокруг пальца?

Теперь даже тоненькая ниточка взаимопонимания, которая протянулась между ними с Лейном, порвана.

Она не та, за кого себя выдает…

Ему с самого начала нужно было прислушаться к словам Рамона. Тот ведь предупреждал. А в это дерьмо он влез сам.

И опять во всем виноват он один. Он снова позволил себе жить не умом, а сердцем. Он снова бросился головой в омут, точно так же, как и после убийства Салли, когда помчался в погоню за ее обидчиками, бросив на произвол судьбы Лейна и ранчо. Тогда им двигала только ненависть. А сегодня им двигала любовь к Эве Эдуарде.

Любовь и ненависть. Как он уже понял, эти два чувства всегда ходят рядом и человека до добра не доводят. И вот теперь, после всего, что с ним случилось, он решил, что никогда больше не позволит себе снова поддаться им. Лучше вообще не испытывать ни к кому никаких чувств.

Итак, сейчас перед ним стоит задача – объехать ранчо и поймать преступников, которые лишили его стольких коров.

Чейз подошел к кривобокому платяному шкафу, стоявшему у стены. Он присел и открыл самый нижний ящик. Там лежали его револьвер и кобура.

Он смотрел на потертую, помягчевшую от частого употребления кожу, на металлические украшения на ней. Его пальцы непроизвольно потянулись к оружию. Он отдернул руку и прижал ее к бедру.

Мгновения текли.

Чейз задвинул ящик. Он может положиться на своих людей. Хлыст тоже какая-никакая защита. Его можно использовать в драке, правда, пули он не остановит.

Хотя для него это теперь особого значения не имело.

ГЛАВА 16

Лейн навалился плечом на дверь покосившейся бревенчатой хижины. Ему хотелось только одного – чтобы дядя как можно Дольше не начинал его поиски. Покосившаяся дверь под его напором поддалась и со скрипом отворилась. В ноздри ему ударил едкий смрад. Тут воняло болотом, мышами и какой-то тухлятиной. Оставив дверь открытой, он начал обозревать обстановку лачужки, состоявшей всего из одной комнатки. Тут уже много лет никто не жил.

Хотя дядюшка и строил планы, как приведет старую хижину в порядок к следующей зиме и будет хранить там инвентарь, Лейн знал, что после потерь, которые понес Чейз за последние дни, он может считать себя везунчиком, если ему не придется продать все свое хозяйство.

Лейн вошел внутрь. Дождь уже перестал барабанить по крыше, но продолжал моросить. Крыша местами здорово прохудилась. На полу стояли лужи воды. Он вымок до нитки, поэтому развел огонь в небольшом очаге, выложенном из камней у стены. Он пошарил в темноте в поисках спичек и нашел несколько сухих поленьев, которые хранились в кособоком дровяном ларе рядом с очагом. Пламя скоро разгорелось настолько, что осветило все вокруг.

Лейн склонился над костром и оглядел комнату. На противоположной стене все еще висела на одном гвозде полка. Несколько ржавых жестянок из-под консервированных бобов, вскрытых и полностью выеденных, грудой валялись на полу под кроватью, которая была приделана прямо к стене.

Оглядев дырявый, как решето, соломенный тюфяк, Лейн решил, что лучше уж он просидит всю ночь у огня, чем будет спать на этом мышатнике.

Он привалился спиной к стене, уронил руки на согнутые колени и надвинул шляпу на глаза. Он не мог себе позволить заснуть. Не сегодня. Не тогда, когда так свежи были воспоминания, то ли старые, то ли новые; когда они так живо проплывали перед его мысленным взором, не давая покоя. Все смешалось. Тот кошмар, в котором он жил с тех самых пор, как стал свидетелем гибели своей матери, и последующие годы жизни с Огги Овенс.

Если бы кто-нибудь задал ему вопрос, что было хуже, он не ответил бы. Он не мог бы ответить однозначно.

Спустя какое-то время он обнаружил, что весь дрожит. Когда же это прекратится? До того, как он застал Эву вместе с Чейзом этой ночью, воспоминания оставались запертыми где-то в глубине сознания. Воспоминания о том, как Огги заставляла ласкать и гладить ее, когда он был еще маленьким.

Сколько же это продолжалось? В последние несколько лет этого точно не было, потому что такое не забудешь – память стала бы более послушной. Лейн прижал кончики пальцев к вискам. Он пытался вспомнить, когда и почему Огги перестала затаскивать его к себе в постель, но голова уже раскалывалась, и мозг отказывался повиноваться. Старые воспоминания перемешивались с осколками картины, на которой Эва и Чейз занимались любовью. Где-то в глубине его сознания все это перепуталось и превратилось в чудовищную смесь прошлого с настоящим.

О чем сейчас думают Чейз и Эва? Она ведь точно заметила его, остолбеневшего, пожирающего их глазами. А он-то думал, что слышит ее крик о помощи. А Чейз?

Эва и Чейз.

Эва в объятиях Чейза. Эва проделывала все эти вещи с его дядей.

Он никогда даже представить не мог их вместе, ни за что, хотя где-то на подсознательном уровне уже знал, что происходит между ними, с того момента, как вошел в неосвещенный дом и услышал ее всхлипывания. Он никогда не занимался любовью с женщиной, но инстинктивно распознал звуки страсти.

Лейн зажал руками уши. Эти звуки одновременно страшили и возбуждали его.

Но остальная часть сознания протестовала против того, что он увидел, не могла в это поверить. От Чейза он мог этого ожидать, но Эва?

Только не Эва. Не та прекрасная леди, которая была так добра к нему. Ее пышные медные волосы и изысканные манеры. Ей действительно удалось пустить ему пыль в глаза. Он думал о том, как она была добра к нему, какой заботливой она всегда казалась – причем она все делала так, что он ощущал себя настоящим мужчиной. Когда он начал размышлять обо всем этом, то прямо закипел от злости, готовый вцепиться в кого-нибудь или во что-нибудь и терзать его так, как сам был истерзан.

Эва. Сколько раз он представлял ее в своих объятиях. Он даже не воображал, что когда-нибудь поцелует ее. Черт, он должен был даже признать, что временами хотел узнать, что ощущаешь, когда занимаешься с ней любовью, вот так, как это делал Чейз. Но, увидев воплощение всех своих фантазий наяву, вместе с запахами и звуками, он почувствовал себя совершенно опустошенным.

А что если он никогда в своей жизни не захочет женщину?

А что если он никогда не позволит прикоснуться к нему снова?

А что если он вообще никогда не сможет жить нормальной жизнью после того, как к нему вернулись воспоминания об Огги Овенс, о ее маленьких шалостях, которые она вытворяла с ним, когда он был еще ребенком?

Он отодвинулся от неровной стены, которая начала больно давить в спину. Тепла от костра было недостаточно, чтобы согреть его онемевшее от холода тело.

Неудивительно, что ему даже смотреть на Чейза было противно. До сегодняшнего дня Лейн не мог разобраться, почему так ненавидит Чейза за то, что он оставил его с Огги Овенс. А теперь впервые он сумел припомнить все обстоятельства смерти его матери. Он вытер лицо и обомлел, обнаружив, что его щеки влажны не от дождя, а от слез, струившихся из его глаз.

Его мать тоже по своей воле бросила его. Теперь он это знал. Это воспоминание было таким живым, таким мучительным и таким неправдоподобным.

После ее смерти, когда он так нуждался в ласке, в опеке и в заботе, Чейз вверг его в еще больший ад, когда вынудил подчиняться гнусным требованиям Огги Овенс. Чейз ушел от него так же, как ушла мать.

Лейн затряс головой и выругался.

В хижине было темно. Час поздний, но сна у Лейна не было ни в одном глазу. Он не мог позволить себе задремать, когда столько кошмаров одолевали его мозг.

Лейн еще раз оглядел убогую покосившуюся хижину. Интересно, сколько времени человек может выдержать без сна?

Впервые за все время пребывания в «Конце пути» Эва едва дождалась, когда рассветет. Лодыжка уже почти не беспокоила ее, и небольшая опухоль почти спала. Но, во избежание неприятностей, она все равно старалась передвигаться осторожно и не наступать на эту ногу, расхаживая по комнате. За окном дождевые капли шлепали по листочкам низкорослого куста, который рос под ее окном. С крыши тоже стекло несколько крупных капель, но ночная гроза была уже позади. Ласковые лучи солнышка уже пробивались сквозь облака. Интересно, пришел ли уже кто-нибудь завтракать, подумала она и посмотрела на пристройку. Чашка крепкого черного кофе сейчас не помешает. Она растопила плиту и поставила кипятиться воду. К тому времени, как кофе был готов, в дверях появился Орвил. Плечи старика поникли, глаза смотрели вниз.

– Слухи быстро распространяются, – буркнула она себе под нос.

Он остановился посреди кухни, теребя в руках шляпу и глядя на нее. Его рот кривился, лоб прорезали глубокие морщины.

– Неужели это вы, мисс Эва? Неужели вы обманули Кэссиди и помогли убить его скот?

Она едва успела поставить кофейник до того, как у нее начали трястись руки.

– Орвил, ты действительно так думаешь? Ты веришь, что я виновата?

– Я бы хотел не верить, мэм. Правда, хотел бы.

– Тогда не верь. Потому что я здесь абсолютно ни при чем. – Она подошла к двери и стояла, обняв себя за плечи и глядя через окошко на загоны и конюшню. – Я сама не знаю, как мне доказать свою невиновность, но я это сделаю. Для начала я разыщу Лейна. Ты не знаешь, его видел кто-нибудь?

Орвил продолжал пялиться на носки своих сапог.

– Нет еще. Но, насколько я знаю, искать его никто не поехал. Все обеспокоены только тем, чтобы найти тех мерзавцев, которые отравили наш скот прошлой ночью. Чейз с ребятами вернулись и сменили лошадей часа за два до рассвета.

Чейз возвращался домой и даже не повидал ее. Эва отвернулась от окна.

– Лейн мог направиться в город и снова попытаться найти убежище в доме Рэйчел Олбрайт. Как ты думаешь, где его искать, если в городе мальчика нет?

Престарелый ковбой покачал головой.

– Не знаю. Но могу сказать определенно, что когда он удрал отсюда прошлой ночью, то направлялся совсем не в город. Я видел, как он двигался на запад, в сторону холмов.

Большую часть своей жизни кочуя по разным городам и поселкам, разбросанным по всей стране, Эва испытывала благоговейный страх перед открытыми пространствами. Она подумала, что найти Лейна будет почти невозможно, но она не собиралась признавать поражение, даже не попытавшись осуществить свой план.

– Орвил, ты не мог бы оседлать лошадь для меня? Пожалуйста. Я хочу…

Тот покачал головой.

– После того, что произошло прошлой ночью, мисс Эва, Кэссиди вряд ли будет доволен, если вы одна будете разъезжать по окрестностям, а я не могу поехать с вами, потому что он велел мне оставаться здесь на случай непредвиденных затруднений.

– Но…

– Я хотел бы вам помочь, мэм, но не могу. Я работаю на Чейза Кэссиди, и до тех пор, пока он мне платит, я должен выполнять его распоряжения.

Эва пристально смотрела на Орвила. Спорить было бесполезно. В конце концов, она вовсе не хотела, чтобы у старика появились из-за нее неприятности, но она была полна решимости отправиться на поиски Лейна. Ей придется справляться одной, без помощи Орвила. Если она не станет посвящать его в свои планы, он потом сможет объяснить Чейзу, ничуть не покривив душой, что ничего не знал об этом, когда обнаружится, что она исчезла.

Эва нетерпеливо ждала, снуя по кухне и стараясь найти себе какое-нибудь занятие, пока он не допил кофе и, наконец, не ушел. Едва за ним закрылась дверь, Эва опрометью бросилась в комнату Лейна и сняла его запасные штаны с гвоздя, вбитого в стену. Она свернула их в тугой сверток и помчалась обратно.

Оказавшись в своей комнате, Эва закрыла дверь и быстро переоделась. Она натянула штаны Лейна и надела короткую блузку, которая прилагалась к ее дорожному костюму. Ярко-желтой ленточкой завязала волосы на макушке, чтобы не падали в глаза.

Она постояла немного у входной двери, откуда ей видно было Орвила, который занимался кормлением кур. Когда он заковылял обратно к пристройке и вошел внутрь, она выскользнула из дома и, немного прихрамывая, побежала по двору. Грязь хлюпала под ногами, хотя она и старалась добраться до конюшни без приключений.

Внутри постройки было холодно, сыро и пахло сеном и лошадьми. На мгновение ее охватила паника. Все до единой лошади были на улице, в загонах. Даже пестрой кобылы не было в стойле. Затем, когда глаза немного привыкли к полумраку, она разглядела крупного гнедого жеребца, которому Чейз обычно отводил самое дальнее стойло. Она прошла через конюшню и начала рассматривать жеребца через загородку.

Эва вздохнула Ей бы сейчас было намного легче, если бы она выросла на каком-нибудь ранчо, а не на театральных подмостках и за кулисами. Она поискала старое седло, которым ей и раньше доводилось пользоваться, и обнаружила его в соседнем закутке. А потом, после ряда неудачных попыток и массы усилий, ей наконец удалось более-менее прилично оседлать животное.

Эва вывела огромную зверюгу в боковую дверцу, мысленно благодаря Бога, что жеребец, кажется, склонен был ее слушаться. Усевшись верхом, она пустила лошадь шагом и двигалась так до тех пор, пока ее уже нельзя было увидеть с ранчо. И только достигнув холмов, она заставила жеребца нестись галопом.

Они скакали в ряд, все четверо, Чейз и его ребята, направляясь на южную оконечность ранчо. Они добрались почти до того места, где он нашел Эву у груды валунов. Казалось, это случилось целую вечность назад, а не несколько часов. Тогда он подскакал к этим камням почти вплотную, выкрикивая ее имя. Он заметил темно-синюю шаль, лежавшую мокрым грязным комком прямо на земле, рядом с самым большим валуном. Он сделал вид, что не заметил ее, но Нед подъехал, спешился и подобрал шаль. Ковбой свернул ее, достал веревку и приторочил маленький тючок к седлу.

Дождь прибил к земле полевые цветы, росшие повсюду, так что создавалось впечатление, будто здесь промчался табун лошадей и уничтожил все своими копытами. Чейз закрыл глаза. Его посетило мимолетное воспоминание о том вечере на школьном дворе, когда он позволил так ловко обвести себя вокруг пальца. Сердце заныло так сильно, как будто на нем открылась настоящая рана, когда он подумал об Эве и о том, что произошло между ними прошлой ночью. Ни разу в своей жизни он еще не испытывал такого всепоглощающего наслаждения в объятиях женщины и никогда не сталкивался с таким вероломным предательством.

– Никого. – Рамон дернул поводья, и его лошадь, выбившаяся из ряда, снова пошла вровень с остальными.

– Может, поторопимся? – Кривая усмешечка Неда Делмонда моментально улетучилась, когда ему рассказали о потерянном скоте.

Квартет дополнял необыкновенно молчаливый Джетро Адаме. Ни один из людей Чейза не высказывал пожелания вернуться обратно на ранчо, хотя им не помешал бы горячий обед и чашка кофе.

Чейз окинул взглядом окрестности, долину, посреди которой одиноко возвышалась груда валунов. За ней холмы постепенно повышались, образуя ряд овражков и расщелин, в которых могло укрываться сколько угодно злоумышленников. Прошлой ночью, когда он был в шоке, выяснив, что на его скот напали, а Эва предала, он не мог заставить себя отказаться от попытки найти виновных. Теперь, при ярком свете дня, Чейзу было абсолютно наплевать, куда ехать. Ему было на все наплевать.

– Нам придется вернуться, – начал он. – Нужно позаботиться об оставшемся скоте, и у меня такое ощущение, что, кто бы ни был наш враг, он знает, что мы здесь. Мы должны собрать весь скот и держать его как можно ближе к ранчо.

– Но его же надо кормить. А из того, что мы заготовили на зиму, уже почти ничего не осталось, – напомнил Рамон.

– Сейчас мне никакого другого выхода в голову не приходит, – признался Чейз.

Рамон оглянулся на холмы.

– Может, на обратном пути нам стоит разделиться?

У Чейза появилось какое-то нехорошее предчувствие. Он покачал головой.

– Я думаю, нам все же лучше держаться вместе. Большую территорию мы не сможем осмотреть, но мы не имеем права рисковать, пока не знаем, со сколькими противниками имеем дело. – Он подумал о Лейне, который сейчас неизвестно где, один, и молил Бога, чтобы мальчику ничего не угрожало.

– Со стороны города приближается всадник. – В голосе Джетро чувствовалось неподдельное волнение.

Чейз, повернувшись в седле, всматривался в одинокого путника, который направлялся прямо к ним. Мужчина, похоже, выше Лейна и шире в плечах. Чейз ждал, и все остальные ждали, когда всадник подъедет ближе. И скоро уже можно было узнать Стюарта Маккенну.

Поравнявшись с ними, шериф остановился. Звезда, приколотая к его безрукавке, переливалась в лучах солнца. Он бросил быстрый взгляд на работников, Рамона и, наконец, на Чейза. И спокойно кивнул.

– Привет, Кэссиди.

– Чем можем быть вам полезны, шериф?

– Вы сегодня, похоже, не особенно перетруждаетесь, – заметил тот.

Чейз опустил руку на колено и смотрел на человека, с которым они были знакомы еще с юности. Семья Маккенны была одной из первых, кто поселился в этих местах, еще задолго до того, как основали Последний Шанс. У Стюарта Маккенны было все, чего не имел Чейз, – богатство, уважение, всегда хорошее расположение духа, закон всегда был на его стороне. И для Чейза не стало неожиданностью, что Стюарта Маккенну назначили шерифом.

Чейз встретил взгляд бледно-голубых глаз.

– Ты что, провел столько времени в седле только для того, чтобы проверить, работаем мы или нет, Стюарт, или у тебя на уме что-то другое?

Маккенна сдвинул шляпу на затылок, открыв на всеобщее обозрение полоску огненно-рыжих волос.

– Я прибыл, чтобы поставить тебя в известность, что получил телеграмму из законодательного собрания сегодня утром. Дело такое: братья Хант сбежали из тюрьмы три недели тому назад и, по последним данным, направились в наши края. Не исключено, что они охотятся за тобой, Кэссиди. Тебе, по меньше мере, грозят крупные неприятности.

Чейз был абсолютно неподвижен. Его тревогу выдавали только руки, крепко стиснувшие поводья. Он долго смотрел на Маккенну, но мыслями сейчас унесся в то время, когда написал письмо, обвиняющее братьев Хант в смерти его сестры. И он знал, что они не упустят возможности расквитаться с ним за то, что он помог засадить их за решетку.

Маккенна внимательно наблюдал за ним. Наконец он отвел взгляд и переключил внимание на спутников Чейза.

– Непохоже, чтобы вы были заняты поиском скота. Вы случайно не встречали тут преступников?

Чейз покачал головой.

– Нет, но ты дал нам ключ к загадке, над которой мы бьемся уже несколько дней.

– Например?

– В течение последних нескольких дней кто-то постепенно уничтожает мой скот. Прошлой ночью, когда была гроза, мы обнаружили, что где-то около двадцати пяти голов отравлено. А все следы смыло дождем. Мы уже собирались возвращаться домой, – пояснил Чейз.

Домой.

Насколько ему известно, если Эва еще не собрала вещи и не уехала, она сидит сейчас дома одна с Орвилом. Страх пополз по позвоночнику и заставил желудок сжаться в комок. Если Эва говорила правду, если она не находится в сговоре с братьями Хант или кем бы то ни было, кто намерен его уничтожить, она сейчас подвергается смертельной опасности.

Он выпрямился, его так и подмывало повернуться кругом и помчаться к ранчо, чтобы убедиться, что она цела-невредима. Он помолчал немного, потом спросил шерифа:

– А об их сообщниках ничего не слышно? Когда Эва тогда встретиться с беглыми преступниками? Где она могла с ними встречаться?

Стюарт покачал головой.

– Насколько мне известно, они действуют в одиночку, но сбежали из тюрьмы они не без посторонней помощи.

И снова Чейз подумал об Эве. Неужели она зашла так далеко, что помогла бандитам совершить побег из заключения? Какие старые узы их связывают? Кто она? Подруга, сестра… любовница?

– Ты дашь мне знать, если что-нибудь выяснишь, Кэссиди? – На лице Маккенны было написано колебание. – Не хотел бы я оставлять тебя в таком состоянии. Как бы ты чего не натворил, как случалось и раньше.

Чейзом овладела слепая ярость. Он должен был вернуться и снова задать Эве несколько вопросов. Его слова, когда он, наконец, открыл рот, прозвучали неестественно даже для него самого.

– Я дам тебе знать.

– Ты обещал, слышишь? – Маккенна повернул лошадь обратно в город. – И я тебе обещаю то же самое.

Чейз не пожелал шерифу счастливого пути, не попрощался с ним и не перекинулся ни единым словом со своими людьми. Он просто развернулся в направлении ранчо и понесся, как ветер. Его голова сейчас занята была одним – он должен убедиться, действительно ли Эва сплела такую замысловатую паутину лжи, как он подозревал.

Когда они подъехали к ранчо, остальные отправились в загон менять лошадей, а Чейз поскакал прямо к дому и остановился у крыльца черного хода. Совершенно незнакомые лошадь и повозка стояли во дворе, недалеко от крыльца.

Чейз спешился, перекинул поводья через столбик и в три прыжка преодолел ступеньки. Он рывком распахнул дверь с такой силой, что она впечаталась в стену и по инерции захлопнулась за ним.

– Эва? – позвал он, проходя через пустую кухню и направляясь к ее спальне. Не потрудившись постучать, он распахнул дверь. Комната была пуста. Одно из платьев валялось поперек кровати, ящики комода выдвинуты до упора, их содержимое разворошено. Такое впечатление, что кто-то в спешке шарил по ящикам, а потом запихивал все обратно. И, похоже, пропало совсем немного, если вообще что-то пропало. Ее цветочные духи, как и щетка для волос и расческа, стояли на прежнем месте, на крышке комода.

За спиной Чейза послышались шаги. Он резко развернулся. Его рука инстинктивно потянулась к бедру, но схватила пустоту. Человек, стоявший перед ним, побелел, как полотно, пока не понял, что Чейз не вооружен.

– А вы могли меня прикончить, – заметил незнакомый прилизанный блондин. И в – его тоне было больше понимания, чем страха.

Чейз всматривался в незнакомца. Они были примерно одинаковой комплекции, но разной масти. Один – темный, другой – светлый. Волосы мужчины, по природе белокурые, были зачесаны назад и закреплены бриолином, поэтому казались темнее. Он полез в кармашек своего парчового жилета и вынул оттуда визитную карточку, щелкнул по ней пальцем, а потом протянул Чейзу.

– Меня зовут Куинси Поуэлл. Я приехал к Эве Эберхарт, но ее здесь нет.

Значит, Эберхарт, а не Эдуарде.

– Я не знаю никакой Эвы Эберхарт, – твердо сказал Чейз. Он ценой неимоверных усилий старался казаться спокойным и небрежно прислонился к дверному косяку у спальни Эвы.

Мужчина поверх плеча Чейза разглядывал маленькую комнатку. Потом показал белоснежные зубы в ослепительной улыбке.

– Я уже убедился, что ее вещички находятся здесь. Никто кроме Эвы не носит такого разноцветного белья. – Он сунул руки в задние карманы брюк и начал покачиваться с пятки на носок. А потом самодовольно заявил: – Мне ли не знать, я все ее богатство видел самолично.

Чейзу хотелось вцепиться этому типу в горло.

Но он все же постарался держать себя в руках и спросил, не повышая голоса:

– А что вам от нее нужно? Куинси Поуэлл рассмеялся.

– Я хочу вернуть ее назад.

Чейза бросало то в жар, то в холод. Теперь у него перехватило дыхание.

– А по какому праву вы от нее чего-то требуете? Насколько мне известно, она даже никогда не упоминала вашего имени. – Хотя мисс Эва Эдуарде предпочитала умалчивать об очень многих вещах.

– Она много мне задолжала, – заявил Поуэлл. – И потом, после того, как она уехала, дела во «Дворце» стали идти хуже некуда. Она смылась после того, как затеяла драку, из-за которой мне пришлось прикрыть заведение почти на неделю, и, кроме того, она лучшая танцовщица, которая у меня когда-либо работала.

Танцовщица? Чейз пытался собрать вместе все кусочки головоломки.

Она танцевала в вашем заведении?

– Именно так, черт побери, хотя она и считала, что после того, как всю свою жизнь играла в дешевеньких пьесках, «Дворец недостоин такой чести, чтобы она там работала. С тех пор, как она уехала, у меня началась полоса неудач, и я намерен все изменить раз и навсегда. Я заставлю ее вернуться и отработать все, что она должна мне.

Куинси достал из кармана золотые часы, щелкнул крышечкой и узнал время, а потом снова закрыл крышку.

– Итак, где она?

Чейз смотрел, как Куинси прячет часы в карман. Он хорошо знал подобных людишек. С такими сладкоголосыми мошенниками он встречался множество раз во множестве салунов и заведений для азартных игр, когда искал убийц своей сестры. Поуэлл мог производить впечатление человека, который в глаза не видел оружия, но в кармане он, скорее всего, носил пистолетик, а под штаниной, привязанный к щиколотке, у него был припрятан нож.

Отступив от стены, Чейз заявил:

– Леди, которая живет здесь, называет себя Эвой Эдуарде. Насколько мне известно, единственное, что позволяет отождествлять ее с особой, которую вы ищете, – это разноцветное белье. С чего вы взяли, что это именно она?

Куинси ухмыльнулся.

– Рыжие кудряшки. Стройные ножки. Круглая попка. – Он прижал кулаки к груди. – И вот такие титьки.

Руки Чейза взметнулись к горлу Куинси. Он схватил его за воротник и протащил через всю кухню, пока не уложил ничком на кухонный стол. Этот мерзавец порвал на Чейзе рубашку, пытаясь вывернуться, а теперь только пускал слюни. Он выкатил глаза, а его холеная кожа быстро приобретала синюшный оттенок.

– Сколько времени вы двое уже работаете на братьев Хант?

Чейз ослабил захват на горле Куинси ровно настолько, чтобы дать тому возможность прохрипеть:

– Я не… знаю… о ком… вы говорите… Пальцы Чейза поползли к трахее Поуэлла. У того губы стали почти фиолетовыми.

– Поклянись, что ничего общего не имеешь с Хантами.

Куинси Поуэлл сделал попытку кивнуть. Но несмотря на все усилия, ему удалось только слегка шевельнуть головой.

– А Эва их знает?

Глаза Поуэлла чуть не вылезали из орбит. Он проквакал:

– Не… не знаю.

Чейз разжал руки и отпустил Куинси. А потом швырнул его на стул с такой силой, что тот аж скривился от боли. Белокурые волосы Куинси Поуэлла, безукоризненно набриолиненные, теперь стояли дыбом и торчали во все стороны, как пакля.

– Если у тебя есть хоть капля здравого смысла, ты уберешься вон и навсегда забудешь сюда дорогу.

Продолжая постанывать, Поуэлл покачал головой.

– Без… Эвы… я не уеду. От меня никому не скрыться. И потом, она должна мне кучу денег.

Чейз сжал руки в кулаки, и Куинси вздрогнул и отшатнулся.

– Сколько? – Чейз должен был знать. – Сколько она тебе должна?

Куинси поправлял на шее свой перекрученный галстук, разглаживал его и запихивал под жилетку.

– Две сотни долларов.

Секунды текли. Чейз, не отрываясь, смотрел на Куинси, который старательно отводил взгляд.

– Жди здесь. – Обзывая себя последним идиотом, Чейз пошел в свою комнату. Там он отодвинул от стены шкаф и достал пожелтевший пакет, который был прикреплен к задней стенке шкафа. Он вынул оттуда двести долларов в кредитках. Это была бешеная сумма денег, почти все, что у него оставалось. Чейз пытался убедить себя в том, что он просто собирается выставить Куинси вон, чтобы получить возможность увидеть, как Эва лично заплатит за все, что она с ним сделала. Но в глубине души он боялся признать, что, вопреки здравому смыслу, от сознания того, что Эва должна что-то такому типу, как Куинси Поуэлл, у него внутри все переворачивается.

Колесики на его шпорах громко звенели, когда он размашисто вышагивал по гостиной, возвращаясь в кухню. Поуэлла он обнаружил там же, где его и оставил, мерзавец сидел, подперев голову рукой. Когда Чейз вошел, Куинси Поуэлл поднял на него глаза.

Чейз вынул пачку кредиток.

– Бери и убирайся.

Куинси подозрительно смотрел на пригоршню денег, а потом слегка улыбнулся, когда понял, что к чему. – Так ты на нее глаз положил…

– Бери и убирайся, сию секунду.

Поуэлл встал и выхватил деньги у Чейза. Он наклонился, чтобы поднять свою коричневую шляпу и заторопился к выходу. Чейз шел следом. Он проводил Куинси до самого наемного экипажа.

Как будто бы и, не придав значения тому, что только что получил столько денег, Куинси помедлил, поставив ногу на подножку, и поправил кокетливую белую манжетку на правом рукаве.

– Знаешь, – заявил Поуэлл, глядя Чейзу прямо в глаза. – На твоем месте я бы заставил ее отработать все до последнего гроша в койке. – Потом он повернулся и начал забираться на козлы.

– Поуэлл?

Куинси обернулся.

Чейз угостил era мощным ударом прямо в челюсть. Щегольская коричневая шляпа Куинси Поуэлла перелетела через коляску и плюхнулась на землю прямо рядом с кучкой лошадиного навоза.

ГЛАВА 17

– Лейн?

Эва отступила на шаг и окинула взглядом покосившуюся хибару с бревенчатыми стенами, в которых зияли дыры и щели. Она снова достучалась, не сомневаясь, что Лейн там. Она узнала его пегую лошадку, привязанную позади лачуги.

– Уходить я не собираюсь, поэтому дверь открыть тебе придется.

Внутри послышался какой-то шорох, за которым последовал скрип открывающейся двери. Когда дверь открылась, на пороге показался Лейн, полностью одетый, но без шляпы, глаза у него покраснели и слезились. Он уставился на нее.

– Можно войти? – осведомилась она.

Он не шевелился. Просто был не в состоянии. Лейн уж никак не ожидал, что она самолично отправится на его поиски. Теперь он смотрел прямо ей в лицо, ничего не понимал, не знал, что ему сказать или что сделать. Он провел рукой по волосам и попытался собраться с мыслями. Он позволил себе забыться сном уже после того, как рассвело. С того времени прошло несколько часов, но у него все плыло перед глазами, и он поначалу решил, что ее голос ему просто снится. Но она действительно стояла здесь, собственной персоной, с всклокоченными волосами, обряженная в мешковатые брезентовые штаны, подвернутые так, что штанины заканчивались толстыми валиками. И, похоже, она действительно не собиралась уходить.

Он пожал плечами и отступил назад, давая ей пройти.

– Благодарю. – Она произнесла это очень вежливо. Слишком вежливо для данной ситуации. Хотела бы Эва, чтобы кто-нибудь подсказал ей нужные слова, ведь до этого ей с такими проблемами сталкиваться не приходилось. И она начала без обиняков. – Я приехала, чтобы извиниться за то, что произошло прошлой ночью, и просить тебя вернуться домой.

Он сунул руки в карманы и склонился над почти потухшими угольками, наполнявшими очаг. Так он и стоял, молча, неподвижно, не отрывая взгляда от потухшего огня, отчаянно желая, чтобы не было этой прошлой ночи, чтобы не было этих последних двенадцати лет.

– Лейн, прошу тебя.

Эва пристально смотрела на него. Он выглядел таким подавленным, таким одиноким. Как ей хотелось утешить его, но она боялась, что этим только все испортит. Он доверял ей, считал ее тем, чем она на самом деле не являлась. А теперь обижен и зол, и самое скверное – снова настроен против Чейза.

Глядя на его напряженную спину, она решила обратить на себя внимание. Эва приблизилась к нему на расстояние вытянутой руки.

– Лейн, я хочу поговорить о прошлой ночи. Он весь внутренне сжался. Он вообще не хотел с ней разговаривать, но одна мысль не давала ему покоя всю ночь, и он должен был это выяснить.

– Ты хотела этого, или Чейз принудил тебя?

– О Лейн. – Ладонь Эвы взметнулась к губам. Она набрала в легкие побольше воздуха, чтобы чуть-чуть прийти в себя, потом выпрямилась.

– Я… мы… мы оба этого хотели. Он ничего на это не ответил.

– Мы с Чейзом испытываем друг к другу сильные чувства, и мы не могли… не могли… О, Лейн, мне так тяжело.

Он повернулся к ней и обнаружил, что она стоит прямо напротив него, заламывая руки.

– Тебе тяжело? Ты никогда не узнаешь, чего это мне стоило. Никогда.

Внезапно она поняла, или ей показалось, что поняла, почему это все его так задело.

– Лейн, неужели ты испытывал ко мне какие-то особенные чувства?

Она отчаянно желала, чтобы это оказалось неправдой. Все, чего она добивалась – быть его другом, поддерживать его, помогать ему.

Он покачал головой. Он вовсе не намерен был делиться с ней тем, что до того, как воспоминания об Огги Овенс нахлынули на него прошлой ночью, он действительно находился в плену романтической увлеченности ею. Она никогда не узнает об этом, как не узнает, что с ним сделала Огги. Тем более сейчас. Поэтому он солгал.

– Нет.

– Тогда почему ты убежал? – Пустота, которую она увидела в его глазах, заставила ее вздрогнуть.

– Я был в шоке. Когда увидел тебя такую. И Чейза. – Он закрыл лицо руками. – Это как кошмарный сон.

Она потянула его за рукав.

– Тебе, конечно, было трудно это вынести, и мне очень жаль, что так получилось, Лейн. Мы должны были подумать о том, что ты или кто-то из ребят могут прийти в дом за Чейзом. Может, мне следовало сдержаться, но иногда люди просто не задумываются о последствиях. И происходит то, что неизбежно.

Он заметил ее слезы и быстро отвернулся, чтобы она не увидела его собственных.

– Но то, что уже произошло, мы поправить не можем, правда, Эва? Мы не можем ничего изменить.

Что-то в его тоне было странное. Она нахмурилась и вытерла слезы. Он был подавлен. Более подавлен, чем можно было ожидать в подобных обстоятельствах.

– Лейн, ты что-то скрываешь от меня? Так ведь?

Он замотал головой и отошел в дальний угол комнаты. Сломанная полка болталась над самым полом. Эва заметила груду жестянок и какие-то смятые бумажки, которые выглядели, как разворошенное гнездо. В дверь ворвался порыв летнего ветра, который прогнал грозовые тучи.

– Я знаю, что ты расстроен и из-за погибшего скота. Чейз как раз сейчас уехал, чтобы попытаться разыскать людей, которые в этом виновны. Как только тех, кто это сделал, найдут, жизнь снова войдет в нормальное русло.

Лейн рассмеялся. Этот жутковатый, мертвый звук совершенно не вязался с обликом совсем молодого парнишки.

– В нормальное русло? Наши жизни никогда снова не станут нормальными, Эва. Ни моя, ни Чейза.

Она пересекла комнату, обойдя седло, которое лежало на полу рядом с тощеньким тюфяком, и медленно произнесла:

– Моя собственная жизнь никогда не была нормальной в твоем понимании, потому что я вовсе не та леди, какой себя представила. Я не купалась в роскоши, я не жила в большом доме в Филадельфии.

Единственным способом достучаться до его сознания было сломать стену лжи между ними. Она потерпела поражение с Чейзом, потому что погрязла во лжи, и теперь она не хотела оставлять попытки спасти будущее Лейна.

Кажется, она полностью завладела его вниманием.

– Мое настоящее имя – Эва Эберхарт. Я актриса и танцовщица. Мои отец и мать продолжают ездить по всей стране и давать спектакли. Я сама вышла на сцену, едва научившись ходить.

Эва подняла глаза и обнаружила, что он, не отрываясь, смотрит на нее и слушает очень внимательно.

– Мое последнее место работы было в Шайенне. Я работала во второсортной забегаловке и картежном салуне до тех пор, пока не прочитала объявление твоего дяди в газете Монтаны, которую кто-то оставил на столе. Я решила попытаться спасти остаток своей жизни. Вот поэтому я приехала сюда, и поэтому так важно было убедить Чейза принять меня на работу. Мне нужно было с чего-то начать, чтобы потом получить необходимые рекомендации, поэтому я солгала, чтобы получить это место.

– Я всегда недоумевал, почему такая леди, как ты, решила работать у нас.

– Для меня это подходящее место, чтобы начать все сначала. – Она отвернулась от него. – А влюбляться в мои планы совершенно не входило.

– Так ты действительно любишь его? – Лейн присел на краешек кровати. Она прогнулась под его весом и жалобно заскрипела. Он внимательно смотрел на Эву, пытаясь представить ее на сцене салуна. У него ничего не получилось.

– Да, – прошептала она. – Я действительно люблю Чейза. А он теперь ненавидит меня.

– За что?

Она передернула плечами, подошла к открытой двери и несколько мгновений всматривалась в даль. Потом сделала несколько шагов вперед, оказавшись в полосе солнечного света, оглянулась через плечо и снова заговорила.

– Рамон подозревал меня в том, что я работаю на людей, которые пытаются свести счеты с твоим дядей. Прошлой ночью, когда вы сообщили ему об отравленном скоте, Чейз вообразил, что я занималась с ним любовью, только чтобы отвлечь его, пока дело не будет закончено. И убедить его в обратном я не смогла.

– Но ты же никакого отношения к этому не имеешь, так ведь?

Ей было больно даже от мысли, что он может сомневаться.

– Нет, – она покачала головой. – И, что очень печально, я почти ничего об этом не знаю. Все, что мне известно, – это то, что Чейз очень нуждается в тебе, Лейн. Он нуждается в любой помощи, чтобы сберечь свой дом и тот скот, который у него еще остался.

Чейз нуждается в тебе.

Лейну хотелось наорать на нее, обругать, затопать ногами. А где был Чейз, когда он сам в нем так нуждался? Где был Чейз, когда его племяннику было всего пять, шесть, семь, восемь лет? Где носило Чейза, когда Огги Овенс затаскивала его к себе в постель? Где он был, когда Лейн убегал на свою «постель» на полу кухни и, натянув на голову одеяло, плакал, пока не засыпал.

– Чейз ни в ком не нуждается, – заявил он ей.

– Еще как нуждается, Лейн. Ты нужен ему, и ему нужно найти возможность забыть годы, проведенные в тюрьме. Он так же нуждается в чьей-то любви, как и ты. Никто из нас не может жить без любви… Пожалуйста, Лейн. Пожалуйста, попытайся понять. Он все это время поступал так, как считал правильным.

– А не слишком ли поздно начинать новую жизнь, Эва? Что если ни один из нас не в состоянии порвать со своим прошлым?

– Нужно верить, что мы сможем, – настаивала она.

Он хотел верить, он действительно хотел верить ей, но он боялся. Когда он был еще ребенком, он мечтал о том, что приедет Чейз и спасет его от Огги. Потом, когда он подрос, Огги больше не заставляла его ложиться с ней в постель, и он перестал ждать возвращения Чейза, потому что боялся, что дядя узнает, что он натворил. Когда он возмужал, Огги оставила его в покое. Но вместо этого начала использовать его, как рабочую скотину, заставляя вкалывать до седьмого пота, пахать, ставить силки и отстреливать мелких зверюшек на пропитание. Мрачные воспоминания о тех годах были спрятаны в самый дальний уголок его сознания. Это единственное, что он мог сделать, когда ему больше не на что было надеяться, не осталось, во что верить. А теперь Эва настаивает, чтобы он начал все сначала.

До вчерашнего дня Лейн был убежден, что Эва – ангел, посланный с небес помочь ему преодолеть все трудности и препятствия. Теперь, когда он разочаровался даже в ней, как она может ждать от него какой-то веры в себя самого, или того, чтобы он забыл о своем ужасном прошлом.

Лейн поднял свое седло и взвалил его на плечо. Он нашел свою шляпу и нахлобучил ее на голову. Эва направилась к нему. Когда он поднял глаза, она уже стояла рядом с ним снова.

До чего настойчива эта женщина.

– Ты вернешься домой вместе со мной? Он покачал головой.

– Не могу. Для меня нет пути назад. Ничего не вышло. Эва была в таком отчаянии, что готова была упасть перед ним на колени.

– Прошу тебя, Лейн. Не поступай так со мной. Что бы там ни случилось, Чейз любит тебя. Я это знаю. Конечно, временами он этого не показывает, но это просто потому, что не знает, как это выразить. Он боится за тебя, Лейн. Он боится, как бы не обидеть тебя еще больше, чем уже обидел, он просто хочет, чтобы все было хорошо…

Лейн отшвырнул седло в сторону. Оно плюхнулось на кровать, но не удержалось и соскользнуло на мокрый пол.

– Хватит, Эва. Я не могу вернуться домой и не вернусь, даже ради тебя…

– Но…

Он поднял руки над головой.

– Ты очень многого не знаешь, слишком многого. Все, в чем я после этой ночи уверен, – назад я вернуться не могу.

Она схватила его за руку.

– Я уже говорила тебе, я очень виновата. Если бы я могла все исправить, если бы я могла повернуть время вспять, я бы сделала это.

Она отвечала за каждое слово. Она сомневалась, что с каким-нибудь другим мужчиной способна была испытать то же, что и с Чейзом. Она потеряла его доверие и любовь, но теперь, если бы она смогла спасти Лейна, облегчить ту боль, которая читалась в его глазах, она бы почувствовала, что жила не напрасно.

Он вырвался из ее рук.

– Ты ничего не можешь переделать, Эва. Поэтому даже не пытайся. – Он снова потянулся за своим седлом. Когда он направился к двери, она семенила рядом, не отставая ни на шаг.

– Куда ты поедешь?

– Не знаю.

– А как ты будешь жить? – Она бросила взгляд на кобуру, висевшую на его бедре, на розу, искусно вытисненную на коже. Нежное растение и смертельное оружие. Чудовищное, нелепое сочетание.

Все так же стоя к ней спиной, он передернул плечами.

– Проживу как-нибудь.

Он вышел из хижины и сразу оказался в полоске солнечного света. Эва шла за ним по пятам. Солнце ласково пригревало. Оно посылало свои лучи на промокшую землю и высушивало влагу, но Эве было не до красот природы. У нее в запасе больше не осталось убедительных аргументов, и она просто бежала за Лейном, направлявшимся к своей лошади. Они завернули за угол хижины. И тут Лейн остановился, как вкопанный, и Эва с разбегу врезалась в него.

Эва услышала щелчок – кто-то взвел курок – и оцепенела. Она выглянула из-за плеча Лейна и сдавленно вскрикнула. Низенький пожилой человечек в толстенных очках, брюках в тонкую полоску и котелке на голове направил дуло револьвера прямо в сердце Лейна. При любых других обстоятельствах она бы приняла этого маленького усача за счетовода или клерка. Но оружие делало его смертельно опасным.

Его угроза прозвучала совершенно недвусмысленно.

– Стойте, где стоите. И даже не думайте бежать. К вам это тоже относится, барышня.

Дуло револьвера снова смотрело на Лейна.

– Брось седло на землю. А потом леди расстегнет ремень твоей портупеи. Смотри, без фокусов, – предупредил он ее, – потому что мне ничего не стоит пришить вас обоих.

Руки у Эвы тряслись. Она обошла вокруг Лейна и, наконец, с трудом расстегнула на нем портупею и бросила ее на землю.

– Вы кто такой, мистер? – поинтересовался Лейн.

Эва поразилась тому, как невозмутимо звучал его голос.

– Байрон Хант. Ты наверняка обо мне слыхал. Лейн покачал головой.

– Вовсе нет.

Эва заметила, как на лице незнакомца промелькнула тень разочарования.

– Я тоже о вас ничего не слышала, – добавила она.

– Но этого не может быть. Я – один из братьев Хант. – Он ухмыльнулся Лейну. – Помнишь меня, парень? Мы с тобой встречались, когда ты еще пешком под стол ходил.

Стоя под дулом револьвера, Лейн шагнул вперед. Эва схватила его за пояс, когда Хант опять пригрозил выстрелить.

– Я убью тебя, – пообещал Лейн.

– Лейн, умоляю тебя, – прошептала Эва.

– Не волнуйтесь за меня, мэм. Он может строить какие угодно планы. Но он не проживет так долго, чтобы иметь возможность их осуществить.

– Вы собираетесь убить нас обоих? – спросила она.

– Останетесь ли вы, барышня, в живых или нет, зависит от того, насколько вы втянуты во все это.

– Не надо мне твоих одолжений, – буркнула она.

– Что-что? – переспросил Хант.

– Ничего. – Эва почувствовала, как напрягся Лейн, но не отпускала его. Он весь покрылся потом, его смоляные кудри отливали синевой в лучах яркого солнца. Зная его вспыльчивый характер, Эва не могла рассчитывать на то, что он сохраняет ясность мышления настолько, чтобы обдумать план их дальнейших действий. – А я думала, вы в тюрьме, – ляпнула она.

Хант расхохотался. В толстых линзах его очков заиграли солнечные лучи, и вид его глазок-бусинок совершенно исказился.

– Нам удалось сбежать. И теперь мы собираемся заставить Чейза Кэссиди заплатить за все. Мы спалим дотла его дом и перебьем весь его скот. Его шлюха-сестра пристрелила нашего младшего братишку, а он сам помог засадить нас за решетку.

– Он вас всех прикончит, – заявил Лейн.

Эва дернула Лейна за пояс, чтобы заставить угомониться.

– Так вы не один? – спросила Эва Ханта. – Вы все время говорите «мы», но я никого другого поблизости не вижу.

– Мой братец отправился передать одно сообщение Кэссиди. И, скажу вам, я ожидаю, что оба они вскоре тут появятся. А теперь было бы неплохо, чтобы ты и твоя подружка вернулись обратно в хижину.

Лейн не двинулся с места. Он старался вызвать в памяти облик Байрона Ханта, пытался собрать воедино все детали обстоятельств смерти его матери. Трое мужчин уговорили его мать впустить их в дом. Пока его дядя был на пастбище, она приготовила им ужин.

Очкастый Хант тогда казался более высоким, сильным, грубым и зловещим. А этот человечек выглядел скорее похожим на коммивояжера, чем на убийцу.

– А почему я должен позволить тебе выстрелить мне в спину? – довольно резко произнес Лейн.

– Пожалуйста, Лейн, – снова зашептала Эва.

– Слушайся маленькую леди, сынок. И потом, ты мне еще на какое-то время понадобишься. – Его сюсюкающий тон внезапно сменился на приказной. – Давайте, двигайтесь.

Эва повиновалась. То же самое сделал и Лейн. Выражение его лица ее поразило. В его темных глазах, обычно метавших молнии, теперь не отражалось ровным счетом никаких эмоций. И эта напускная бесчувственность испугала ее больше, чем его угрозы. Теперь перед ней стоял холодный безжалостный убийца.

Она знала, что если бы Чейз сейчас был на месте своего племянника, его глаза были бы такими же холодными и колючими.

Хант подался вперед и отвязал длинную веревку, притороченную к седлу Лейна. Он жестом приказал им войти в дом. Эва пошла впереди. Едва только переступив порог, она начала искать что-нибудь, чем бы можно было запустить в Ханта.

Она остановилась посреди комнаты, как и Лейн, ожидая, когда бандит допустит какую-нибудь оплошность.

– Привяжи его. – Хант швырнул Эве веревку. Она остолбенела.

– Куда?

Он подслеповато заморгал и огляделся по сторонам.

– К ножке кровати.

Лейн уселся на пол и заложил руки за спину. Он молча смотрел Эве прямо в глаза.

Она смотрела на него. Так они безмолвно общались, когда она обматывала веревкой его руки и ножку кровати.

– Затяни покрепче, я собственноручно проверю.

Боясь, как бы не повредить Лейну, она подчинилась и отступила в сторону.

Хант проверил, как завязаны узлы, подтянул их немного и, в конце концов удовлетворенный, направил оружие на нее. Она села на пол возле другой ножки кровати. Но Хант, похоже, не собирался связывать ее.

Эва взглянула на Лейна. Он уставился на стену прямо перед собой, и, казалось, потерял всякий интерес и к Ханту, и к ней.

– И что нам теперь делать? – спросила она.

– Ждать. – Хант выбрал такое место у очага, откуда ему через открытую дверь было бы видно всю долину. – Мы просто будем сидеть тут, смотреть друг на друга и ждать, если вы только не соберетесь меня чем-нибудь развлечь.

Чейз на лошади продирался сквозь стадо ревущего скота, мечущегося из стороны в сторону. Посвистывая, покрикивая и вертя шляпой над головой, он загонял последних животных в широкие ворота в изгороди, которой было обнесено ближайшее к дому пастбище. Не слезая с лошади, он наклонился, закрыл ворота и задвинул деревянную задвижку.

Орвил уже сообщил ему, что Эва уехала.

Чейз оставил Рамона, Неда и Джетро во дворе вместе с Орвилом. Он не мог смотреть им в глаза и пытаться скрыть свою боль. Уже добрых полчаса прошло, а он все стоял за домом, не в состоянии двинуться с места и просто смотрел на отдаленные горные вершины, освещенные солнцем, и на холмы, расстилающиеся внизу.

Он думал о вчерашней грозе, такой бурной, яростной, и невольно сравнивал ее с теми краткими мгновениями, которые он провел с Эвой. Они были вместе всего одну ночь. Ночь, полную страсти и глубокого наслаждения.

И вероломства. У него в душе что-то перевернулось, когда Рамон доложил об отравленном скоте. Этого хватило, чтобы поверить, что Эва с самого начала участвовала в этом заговоре. А зачем еще бы она выманила его с ранчо, вынудила себя искать, а потом позволила ему овладеть ее телом. Она лгала.

Потом, после того, что сообщил ему Маккенна, после его стычки с Куинси Поуэллом, Чейз уже не знал, что о ней думать. Встречалась ли она – без ведома Поуэлла – с братьями Хант когда-нибудь после того, как бросила свою работу в Шайенне? Неужели ей так отчаянно нужны были деньги, что она согласилась помочь им? Может, это был единственный способ расплатиться с Куинси Поуэллом?

Черт, он даже не знает Эву Эберхарт, как же он может гадать, из каких побуждений она действовала?

Может, она не была ни в чем виновата, кроме того, что скрыла свое прошлое? Тогда ее единственный грех заключается в том, что она хотела начать новую жизнь.

Теперь, совершенно запутавшись в своих мыслях, он больше не знал, чему верить. Решив пока разобраться с одной проблемой, он снова вскочил в седло и вернулся к остальным.

После предупреждения Маккенны о том, что Ханты сбежали из тюрьмы, у него не оставалось ни тени сомнения, что они охотятся за ним. И не успокоятся, пока не доведут дело до конца.

Они отъехали уже на несколько миль от ранчо. Рамон и Джетро скакали рядом. Помощник вытер рукавом пот со лба. Джетро, прищурившись, посмотрел на полуденное солнце.

– Что-то начало припекать, – пробурчал он. Ни Чейз, ни Рамон ничего на это не ответили.

– Нам придется большую часть скота перегнать сюда, – объявил Чейз. – Орвила мы поставим сторожить, а потом трое из нас поедут в горы, чтобы собрать оставшихся коров.

Он собирался работать до изнеможения. Это отвлечет его от всяких мыслей. В его дверь постучала беда, и он должен сначала отогнать ее, вместо того чтобы предаваться размышлениям об Эве.

– Слушайте, никто не видел Неда? – Джетро смотрел в сторону ручья. – Он сказал, что ему нужно напоить лошадь и что он скоро присоединится к нам.

– А когда ты в последний раз видел его? – спросил Рамон.

Джетро сдвинул свою шляпу настолько, чтобы можно было запустить под нее руку и почесать в затылке.

– Черт, да я и не помню. – Минут двадцать-тридцать тому назад.

У Чейза внутри все похолодело. Его взгляд облетел долину. Никаких следов пропавшего работника.

– Никому не сметь отделяться, едем искать его, – приказал он.

Джетро смотрел на Чейза. Его густые пшеничные усы дрогнули.

– Ты думаешь, что-то случилось?

– Хотелось бы надеяться, что нет.

– Может, нам стоит перекусить пока и подождать еще несколько минут, – предложил Джетро.

– Не нужно больше ждать, – произнес Рамон.

Чейз знал своего помощника достаточно хорошо, чтобы понять, что означает его зловещий тон. Ухватившись за заднюю луку седла, он обернулся через плечо. У него екнуло сердце, когда он невдалеке заметил беспризорную лошадь Неда, лениво пощипывающую травку и нежившуюся в лучах солнца.

Джетро, изрыгая проклятия, стегнул свою лошадь и погнал ее через долину. Рамон метнул на Чейза угрюмый взгляд, и они оба помчались в том же направлении. Когда они подъехали ближе, Чейз увидел, что лошадь Неда вовсе не была без седока. Тело молодого ковбоя свешивалось с седла с другой стороны.

К тому времени, как они подъехали вплотную, Джетро уже перерезал ремни и уложил Неда на траву. Джетро еще не произнес ни слова, но Чейз уже знал, что Нед мертв. Его шея была неестественно выгнута, так что был виден розовый шрам от ожога.

Джетро стоял и вытирал рукавом слезы, Чейз не чувствовал ничего. На него накатило полное оцепенение. Ему почти приятно было ощущать, как к нему возвращается старая всепоглощающая ненависть, давно погребенная в глубине души. Это лучше, чем боль.

– Но почему? – всхлипывал Джетро. – Он никому не сделал ничего плохого. Мне нельзя было отпускать его одного.

– Muerte que venga que achaqe no tenga[12], – произнес Рамон.

– Это из-за меня, – сказал Чейз. Его голос был начисто лишен каких-либо эмоций. – Он погиб из-за меня. – Он заметил листок бумаги, торчавший из кармана рубашки Неда, и наклонился за ним.

Медленно развернув замызганную записку, он быстро пробежал ее глазами, потом перечитал, как будто от этого смысл написанного мог измениться.

– Они держат Лейна в заброшенной хижине. Никто не спросил, как Ханты обнаружили Лейна. Глядя на останки Неда, они просто поверили.

– И что ты собираешься предпринять? – Рамон встал справа от него.

Чейз посмотрел на своего помощника, своего друга. Как бы он хотел дать ему другой ответ, а не тот, который у него был.

– Я должен покончить с этим раз и навсегда. И на этот раз я не сделаю ошибки.

Они перекинули Неда через седло. Джетро повел его лошадь позади своей собственной. Рамон молчал, весь обратившись в зрение и слух.

Чейз ничего не чувствовал. Он не мог позволить эмоциям завладеть им.

Они приблизились к заднему крыльцу, и Орвил показался в дверях. Он увидел тело молодого ковбоя, перекинутое через седло, покачал головой и двинулся им навстречу.

– Я отнесу его в пристройку и устрою, как подобает. Если кто-нибудь проголодался, я подогрел для вас немного рагу, – предложил он.

Чейз посмотрел на Рамона, потом на Джетро.

– Меня не волнует, как вы сейчас себя чувствуете, и я настаиваю, чтобы вы поели. Мы вернемся обратно, когда все будет улажено. Он перекинул поводья через коновязь, а потом обратился к Орвилу. – Позаботься о Неде, а потом скачи в город и разыщи владельца похоронного бюро и шерифа. Скажи Маккенне, что Ханты объявились. И что они захватили Лейна и держат его в старой хижине. И привези сюда патруль.

– Кто захватил Лейна?

– Люди, которые убили его мать. Я упрятал их за решетку несколько лет тому назад, но им там, похоже, пришлось не по вкусу. – Он полез в задний карман брюк и вынул оттуда записку, которую нашел у Неда. – И это тоже передай Маккенне. Возьми моего гнедого. Он уже к этому времени набрался сил.

Орвил кивнул, не решаясь заговорить.

– Кэссиди?

На полпути к двери Чейз остановился. И нетерпеливо бросил:

– Ну, чего тебе?

– Твоей лошади здесь нет. Ее взяла мисс Эва. Кулак Чейза впечатался в дверь. Вот теперь он снова решил взять в руки оружие. Теперь он хотел почувствовать тяжесть кобуры на своем бедре.

В два прыжка Чейз подскочил к Орвилу, схватил его за шею и приблизил к себе его лицо.

– Что ты сказал, старик? Когда ты сообщил мне, что она уехала раньше, я подумал, что ты имеешь в виду совсем другое.

– Она просила меня оседлать для нее лошадь сегодня утром, сказала, что поедет искать Лейна, потому что всем остальным на него наплевать. Я ей отказал, а потом обнаружил, что твоя лошадь исчезла и мисс Эва тоже, но она не взяла с собой своих вещей. Голову на отсечение даю, что она отправилась на поиски Лейна. Я сказал ей, что видел, как он скакал в сторону холмов, туда, где стоит заброшенная хибара…

Чейз уже не слушал. Орвил еще продолжал что-то говорить, а Чейз уже мчался в дом. Дверь с треском захлопнулась за ним.

Если Эва отправилась за Лейном и если она нашла его, значит, Ханты держат в заложниках и ее.

ГЛАВА 18

Байрон Хант смотрел на Эву с отвращением.

– Ну и балаболка же ты.

Эва пропустила его замечание мимо ушей и продолжала разглагольствовать. На нервной почве ее понесло, и она просто не могла остановиться.

– Потом, однажды, в Канзас-Сити, мой папочка решил, что если мы добавим в программу нашего шоу несколько фокусов, это принесет нам кучу денег. Мне тогда было тринадцать лет, и я решила, что это просто здорово, и упросила взять и меня тоже. Вместо того…

– Неужели тебя совсем не волнует, что с тобой будет? – Байрон подошел к двери, заглянул за угол хижины и потом вернулся обратно.

– Ни чуточки, – соврала Эва, стараясь казаться веселой и жизнерадостной, хотя, конечно, ничего подобного в этот момент не испытывала. Она притворялась, стараясь усыпить бдительность бандюги. – А ты о чем волнуешься?

– Не могу понять, что задержало Перси.

Перси, как она уже поняла, был братом Байрона. Мамаша Хант наверняка прочила своим сыновьям гораздо более славное будущее, чем то, к которому они пришли.

– Вероятно, Чейз уже прикончил его. – Это была первая фраза, которую обронил Лейн за последний час.

Байрон подскочил к угрюмому парнишке, привязанному к кровати. Он прижал дуло револьвера ко лбу Лейна и взвел курок.

– А ну-ка, повтори, что ты сказал?

Пока Лейн вконец не разозлил его, Эва отвлекла внимание Байрона, попытавшись встать.

– Ой, мои ноги, это кошмар какой-то, совершенно затекли. Ты не будешь возражать, если я…

– Буду. Сядь немедленно, – рявкнул Байрон. Эва смотрела на этого престарелого бандита и думала о том, как права старая поговорка: «По обложке книгу не узнаешь». Двенадцать лет тому назад Байрон Хант, должно быть, выглядел немного более внушительно, но без оружия в руках он вообще на первый взгляд казался совершенно безобидным. Его усы были тронуты сединой, так же как и несколько жалких волосиков, выглядывавших из-под котелка. Подбородок начал заплывать жирком. Морщинистая кожа висела складками. Ей трудно было представить его напавшим на Салли Кэссиди, или на кого бы то ни было.

Она испустила тяжкий вздох и поморщилась, как будто ноги у нее и вправду ужасно болели. По правде говоря, лодыжка еще побаливала, но хромать Эва уже перестала.

– А я говорила тебе, что я танцовщица?

– Ты мне за последний час уже много чего наговорила. – Хант опустил предохранитель револьвера, но держал его наготове. Он снова подошел к двери.

– Но это просто удивительно, что ты обо мне ничего не слышал, – заявила Эва, пытаясь изобразить обиду.

Байрон метнул на нее раздраженный взгляд.

– А если я скажу, что слышал о тебе, ты заткнешься?

– Ты даже не понимаешь, как много потерял. Слушай, – она окинула взглядом помещение, как если бы ей в голову только что пришла удачная мысль. – Тут полно места. Я бы могла исполнить парочку номеров, если ты захочешь. Так и время быстрее пролетит…

И тут их внимание привлек цокот лошадиных копыт. У Эвы перехватило дыхание. Она готова была рискнуть жизнью и закричать, не сомневаясь в том, что это Чейз скачет прямо в расставленные Байроном сети. Но Байрон Хант времени даром не терял. Он подскочил к ней, схватил ее и зажал рот рукой. Она чувствовала, в каком он находится напряжении, держа оружие наготове, пока не раздался оклик его брата.

– Это я, Байрон. Не стреляй.

Успокоившись, Байрон отшвырнул Эву в сторону и выскочил за дверь. Едва только злодей скрылся из виду, Эва бросила на Лейна взгляд и зашептала:

– Не заводи его, Лейн. А не то он выйдет из себя и…

– Пристрелит меня? – Лейн выглядел так, как будто ему на все было совершенно наплевать. – Этим он окажет мне большую услугу.

– Не смей так говорить. Вот увидишь, мы отсюда выберемся…

Эва прикусила язык, потому что Байрон вернулся в сопровождении своего брата Перси Ханта. Перси был моложе, выше ростом и выглядел более внушительно, чем Байрон. Его волосы только слегка серебрились на висках, и фигура не расплылась. У него были пронзительные глаза и ястребиный нос. Он смерил ее таким взглядом, что у нее мурашки по коже пробежали.

– О такой удаче я и не мечтал, – пробурчал он, насупившись, от чего стал очень похож на своего братца. – Получается, что у нас теперь есть даже более аппетитная приманка для Кэссиди. – Он подошел ближе, присел на корточки перед Эвой и большим и указательным пальцами приподнял ее подбородок. – У тебя какие-то шашни с Чейзом Кэссиди?

Она замотала головой, успешно освободившись от его пальцев.

– Нет, по правде говоря, в последний раз, когда мы виделись, он выражал надежду, что наши дорожки больше никогда не пересекутся. И если вы намерены использовать меня, как приманку, то…

– Врет она все, – вмешался Байрон. – Я слышал, как она говорила с мальчишкой, когда я их тут застукал. Она пыталась убедить его вернуться обратно домой. Как-то она с ними связана. Ты передал записку?

– А как же. Причем способ, каким я это сделал, не оставит Кэссиди равнодушным.

Байрон рассмеялся. На мгновение об Эве все позабыли. Она бросила взгляд на Лейна. Их глаза встретились. Эва знала, что, несмотря на свою показную вялость и апатичность, он попытается бежать, едва только представится возможность.

Когда Ханты заняли наблюдательные посты у двери, Эва начала присматриваться к ним. Каким-то образом они освободились из тюрьмы и раздобыли приличную одежду и лошадей. Одетые в твид и шерстяное сукно, крахмальные воротнички и котелки, они легко могли затеряться среди добропорядочных работящих горожан. И выдавали их только оружие да подозрительный блеск в глазах.

Эва знала, что Чейз обязательно примет их вызов, особенно когда узнает, что они держат в заложниках Лейна. Она должна что-то придумать, чтобы отвлечь их внимание настолько, чтобы дать Лейну возможность бежать.

– А я как раз говорила Байрону, что была бы просто счастлива исполнить один из танцевальных номеров, на которые я большая мастерица, – заявила она, решив заняться обольщением новоприбывшего Перси.

Он обернулся через плечо, глядя на нее так, как будто она совсем свихнулась. Эва решила, что будет трещать, как сорока, пока на нее не наставят дуло револьвера.

– Ну, что скажешь, Перси?

– Леди, о чем вы?

– О танцах.

Байрон попытался прояснить ситуацию.

– Она танцовщица. Как она утверждает, очень известная. Она об этом тараторит уже битый час.

Интерес Перси к ее персоне моментально возрос. Он оставил свой пост у двери и сосредоточил внимание на Эве. Что самое поразительное, его тяжелый взгляд неожиданно помягчел.

– Да что ты говоришь? А я знавал одну танцовщицу из Чихуахуа. И я поклялся, что когда-нибудь вернусь в Мехико, чтобы повидаться с ней. А ты знаешь мексиканские танцы?

– Перси… – в голосе Байрона звучало предупреждение. В это самое мгновение Эва вскочила на ноги. – Мексиканские танцы – это мой конек. – Она бессовестно врала, но была уверена в том, что сможет вспомнить достаточно па, чтобы одурачить Перси.

Байрон попытался образумить брата.

– Перси, сейчас не время…

Младший брат не стал церемониться с Байроном.

– Заткнись. У нас полно времени. Кэссиди не предпримет решительных действий, пока все хорошенько не обдумает.

– Как раз, поэтому нам и нужно быть начеку, – возразил Байрон. – А что если он надумает…

Не дав Байрону закончить, Эва издала долгий воинственный клич. Она начала кружиться по тесной маленькой комнатке, подпрыгивать и отбивать каблуками дробь, стараясь, однако, не слишком утруждать свою поврежденную ногу. Она подняла руки над головой и защелкала пальцами, имитируя кастаньеты. Она сдернула ленту с головы и начала крутить своими пышными кудрями в разные стороны.

Взяв самую высокую ноту, она во всю мощь легких начала выводить мелодию, используя те немногие испанские слова, которые знала. «Aye, aye, no si, no no, no gracias, no mucho». Продолжая крутиться вокруг своей оси, она начала делать движения, как будто вертит несуществующей юбкой, и бросать на Перси игривые взгляды. Он смотрел на нее, открыв рот, пока Байрон продолжал курить, прислонившись спиной к дверному косяку.

Лейн взирал на нее в немом изумлении, которое граничило с недоверием. Когда Эва начала петь и выплясывать по всей хижине, у него мороз пополз по коже. Внешний вид Хантов ни на мгновение не сбил его с толку. Несмотря на их наряды, они были преступниками до мозга костей, причем беглыми преступниками. Непредсказуемые, как гремучие змеи, они могли ужалить в любой момент.

Он смекнул, что Эва пытается отвлечь их внимание, чтобы дать ему возможность освободиться, но он не мог ослабить веревки, стягивающие его запястья. Он смотрел, как она закинула голову, что-то распевая во все горло. Он был поражен почти так же, как тогда, когда она призналась, что на самом деле – танцовщица. А если он был так изумлен, когда узнал правду, то что же о Чейзе говорить? Если его дядюшка продолжает считать, что она заодно с братьями Хант, то он в любую минуту может вломиться сюда, чтобы воздать Эве по заслугам.

Лейн подергал веревку, обвивавшую ее запястья, и попытался кончиками пальцев дотянуться до узла. Эва продолжала крутиться и вертеться, то и дело, поглядывая на него, как будто ожидая, что он в любую секунду может вскочить на ноги. Он отвел глаза, боясь, что ее бешеный танец сейчас вызовет у него приступ истерического хохота. Будто бы между прочим он бросил взгляд на тлеющие угольки в очаге. Если бы он мог подсказать ей разбросать угли по комнате, чтобы дымовая завеса дала им хоть какую-то возможность бежать.

Встретившись с ней глазами, Лейн перевел взгляд на огонь и пристально посмотрел на угли. Было очень мало надежды на то, что она поймет его. Но это лучше, чем ничего.

Закинув голову, Эва провальсировала к противоположному углу комнаты, а потом, чтобы отвлечь внимание Хаитов, снова вернулась назад. Она продолжала распевать во все горло, балансируя на неповрежденной ноге, а другой описывая в воздухе круги. На худой конец, она отвлечет хоть одного из братьев Хант от наблюдения, и в то же время ее вопли должны предупредить Чейза об опасности.

Она, наконец, остановилась, едва переводя дыхание, и согнулась пополам, притворяясь гораздо более уставшей, чем она себя на самом деле чувствовала. Из этого положения она могла видеть Лейна, взгляд которого перепрыгивал с нее на очаг.

– А ты знаешь еще какие-нибудь песни? – Перси горел от нетерпения.

– Знаю ли я еще песни? О, мистер Хант, – простонала она, стараясь привести в порядок дыхание. Она расстегнула две пуговки на блузке и начала обмахиваться ее отворотами. Глаза Перси Ханта тут же устремились на ложбинку, которую она приоткрыла. – Перед вами женщина, чей талант безграничен. Я знаю больше песен, чем звезд на небе.

– Мне мексиканские больше всего нравятся.

– Обещаю вам, что я повторю этот маленький номер снова. А пока, как насчет вальса?

Она начала мурлыкать «Летучую трапецию» и вальсировать по комнате, как будто бы с воображаемым партнером. Поморщившись, с каким-то скучающим видом, Лейн вытянул ноги к очагу, как будто они начали затекать. Не сбившись с ритма, Эва перескочила через него и закружилась в направлении дальней стены, а потом вернулась обратно.

Продолжая стоять возле входной двери, Байрон пробормотал:

– Мне кажется, я вижу какое-то движение вдалеке…

Будто и, не слыша его вовсе, Эва запела чуть-чуть громче. С вычурным поклоном она остановилась перед Перси.

– Вы позволите пригласить вас на танец, мистер Хант?

Этот громила вдруг покраснел, нахмурился, а потом промямлил:

– Я не думаю… я никогда раньше…

– Ну, это же очень просто. А я ведь профессионалка. Что же я за танцовщица буду, если не обучу тебя? – Эва, переборов страх, протянула ему руку, снова бросив взгляд на Лейна, а Перси тем временем сунул револьвер в кобуру и шагнул вперед. Она слегка наклонила голову на бок и одарила Перси Ханта самой чарующей улыбкой. – Ты сказал, что тебе больше всего нравятся мексиканские танцы, вот с них и начнем.

Байрон отвлекся от созерцания окрестностей, его лоб прорезала глубокая морщина.

– Перси, будь я на твоем месте… Перси повернулся к брату и рявкнул:

– Но ты не на моем месте. – Он повернулся обратно к Эве. Она сделала вид, что не заметила проявления звериной стороны его натуры, которая вдруг показалась и так же быстро исчезла. – Что мне надо делать? – поинтересовался он.

– Подними руки вверх, держи их примерно на уровне ушей, и хлопай в ладоши, вот так. – Она изобразила нечто вроде импровизированного фламенко. – И в то же время ты должен выбивать дробь каблуками.

– Я чувствую себя полным идиотом, – пробормотал он, послушно хлопая и подпрыгивая.

– А ты и есть идиот, – огрызнулся Байрон. Лейн демонстративно игнорировал их.

– Ты все делаешь правильно, – приободрила Перси Эва. – Не обращай на него внимания, Перси, милый.

Она сделала глубокий вдох, снова заголосила что-то на скверном испанском, и начала выделывать свои собственные па. Она изгибалась, крутилась волчком, притопывала и щелкала пальцами. Закинув голову назад, она могла видеть Лейна. Он ничего не делал, только пристально смотрел на едва тлеющий огонь в очаге, выложенном из камней.

Очаг. Огонь. Единственное оружие, которое имеется в ее распоряжении.

– Si, si, no gracias fandango, – надрывалась Эва, – aye no, si gracias mucho. Muchas gracias, Лейн. – Тут ее внезапно осенило. Она схватила дырявое одеяло с кровати и набросила его на плечи, наподобие шали. Она вертела им во все стороны. Кусок рваной шерстяной ткани так и порхал вокруг нее. Она бросила взгляд на Лейна. Тот едва уловимо кивнул в сторону очага.

Несмотря на то, что уже почти охрипла, Эва запела даже еще громче. Она продолжала призывно улыбаться и трясти головой, притопывать и прихлопывать, одновременно тесня Перси Ханта ближе к огню.

Чейз и Рамон спешились и начали подбираться все ближе и ближе к бревенчатой хижине, спрятавшейся в зарослях ольхи. Даже на расстоянии ста ярдов они слышали, как Эва поет и смеется. Теплый ветер далеко разносил ее голос. Рука Чейза крепко стиснула рукоятку револьвера.

– Ты слышишь это, Рамон? Нед погиб, Лейн в плену, а у нее хватает наглости петь.

Рамон, нахмурившись, смотрел в сторону хижины.

– Она поет по-испански.

– Я слышу.

– Но она сказала мне, что не знает испанского. Чейз разозлился еще больше.

– Это не единственная ее ложь.

– Вероятно. Но то, что она поет – совершенная бессмыслица.

Чейз покачал головой, когда ему на память пришла его расправа с Куинси Поуэллом.

– Все, что связано с ней, не имеет никакого смысла. – Он прислушался. – Может, она пытается таким образом нас предупредить?

Рамон пожал плечами.

– Ты все еще продолжаешь надеяться, что она ни в чем не виновата? – А потом добавил. – Может, так оно и есть. Если этот мошенник сказал правду, она действительно не имеет ничего общего с братьями Хант. Если так, значит, я обвинял ее напрасно.

Чейз уже ни на что не надеялся. Боль, которую причинило предательство Эвы, опять нахлынула на него, и он сделал вид, что пропустил реплику Рамона мимо ушей.

– В данную минуту все, что меня волнует, – это как спасти Лейна и покончить с братьями Хант раз и навсегда.

– Маккенна и его люди скоро будут здесь, – напомнил Рамон. – Может, нам стоит подождать, пока Джетро…

– А откуда мы знаем, что Маккенна пришлет подмогу? Я не собираюсь оставлять здесь Лейна долго. Ты слышишь это? Она поет так громко, что уже начинает хрипнуть.

Рамон кивнул.

– Это очень странно.

– Ты веди наблюдение. А я попытаюсь подобраться поближе и обойти дом сзади.

Он начал подбираться к хижине с фасада, в то время как Рамон обходил ее сзади, прячась там, где кусты были погуще.

– Будь готов, – напутствовал его Чейз. Рамон пригнулся, держа оружие наготове, не сводя глаз с буйных зарослей деревьев, росших за маленькой лачужкой. Чейз зигзагами, согнувшись, продвигался вперед, пока не добрался до маленького овражка и не залег в нем. Он набрал в легкие воздуха и крикнул:

– Хант, ты здесь?

Темная фигура у входной двери дернулась, но не ответила. Чейз в отчаянии мотнул головой. Похоже, безумная песня Эвы перекрывала все остальные звуки.

Он оглянулся на Рамона, сложил ладони трубочкой и снова закричал.

– Ты слышал? – Байрон отвернулся от двери. Сердце Эвы начало колотиться, как овечий хвост, но не от того, что она запыхалась, а оттого, что тоже слышала зов Чейза, и теперь знала, что он и его люди находятся поблизости.

Она поняла, что на решительные действия у нее остается всего несколько секунд. Байрон Хант больше не обращал на нее внимания. Он стоял, просунув голову в дверь, и прислушивался. Лейн все так же не сводил глаз с огня. Но она заметила, как он вытянул ноги. Он был начеку, готов был действовать в любую секунду.

Перси тяжело сопел и едва дышал. Если он и слышал возглас брата, то не придал ему значения. Он продолжал топтаться возле Эвы.

Она вертела одеялом вокруг себя, как матадор, и опустила один конец тряпки рядом с очагом. А потом еще ниже, так что один угол накрыл тлеющие угли. Она продолжала петь, но боялась взглянуть себе под ноги. Ведь одеяло могло вспыхнуть быстрее, чем она рассчитывала. По комнате пополз едкий запах горелого.

– Давай, Эва, – едва слышно прошептал Лейн. Она взмахнула тлеющим одеялом и накинула его на голову Перси Ханта, застав того врасплох. Он злобно выругался и тут же наглотался дыма. Он начал рычать, как тигр, запертый в клетке. Отчаянно барахтаясь, он пытался выбраться из-под пылающего одеяла.

– Что за… – крикнул Байрон и от двери пулей помчался через всю комнату выручать брата, угрожающе размахивая оружием.

Эва пнула Перси по ноге и повалила его на пол. Он грохнулся на спину. И потащил за собой Байрона. Оба бандита начали кататься по полу. Револьвер Байрона выстрелил. Пуля рикошетом отскочила от стены.

Лейн отчаянно пытался освободиться от своих пут.

– Беги, Эва, спасайся! – закричал он.

Она старалась выбраться из этого клубка сплетенных рук и ног. Байрон попытался схватить ее за запястье. Она до крови укусила его руку. Он отпихнул ее с такой силой, что она отлетела к стене. Воздух был наполнен воплями и стонами.

– Эва, беги!

Она с трудом встала на четвереньки.

– Я тебя не брошу, – закричала она Лейну. Братья Хант запутались в одеяле и задыхались в дыму. Она полезла в дровяной ларь и нашла там отсыревшее полено, которым принялась молотить Хаитов изо всех сил куда ни попадя. Те заревели от боли.

Эва бросила полено и помчалась к Лейну. Она возилась с узлами, пока наконец не развязала веревки. И в этот момент Перси удалось подняться на ноги.

Лейн отпихнул Эву в сторону. Он пригнулся, а потом бросился на противника и боднул Перси в солнечное сплетение. Позади них Байрон начал подниматься на ноги. Эва поискала глазами деревянную дубинку, но та куда-то запропастилась. Ей нужно было что-то, чтобы сбить с ног старшего бандита, поэтому она схватила открытую жестянку из-под консервов с зазубренными краями. А рядом с ней лежал круглый булыжник, который выкатился из бордюра, которым был окружен очаг. Она сунула камень в жестянку и запустила свой снаряд прямо в голову Байрона.

Когда в хижине прогремел выстрел, у Чейза мороз по коже пробежал. Низко пригнувшись, Рамон пулей пронесся сквозь деревья, потом залег на землю, потом снова сделал рывок. Чейз сделал предупредительный выстрел в воздух, потом помчался прямо к деревянной лачуге. Шум и возня внутри стали еще громче, но пальбы больше не было. Когда он услышал, что Лейн выкрикнул имя Эвы, ему чуть не стало дурно. Он весь покрылся холодным потом, а затем слепая ярость овладела им.

Пригнув голову, он побежал зигзагами, пока Рамон подбирался к хижине сзади. Чейзу удалось добраться до входа незамеченным и прижаться спиной к неровной поверхности стены. Он потихоньку, шаг за шагом, начал подбираться к двери, пока до нее не осталось всего несколько дюймов. Из хижины доносились звуки борьбы. Мужской голос зарычал:

– Черт побери, ты меня ранила!

С противоположной стороны к двери подкрался Рамон и дал знать, что он готов в любую секунду ворваться внутрь.

Чейз сделал глубокий вдох и почувствовал, что он как-то необычно спокоен и полностью контролирует свои эмоции. Он столько раз сталкивался со смертью. Бесчисленное множество раз сам сеял вокруг себя смерть. И сегодняшний случай не был исключением.

С оружием наготове он ворвался в хижину, готовый принять смерть, если понадобится, только чтобы спасти Лейна. Он чувствовал присутствие Рамона за своей спиной.

Перед его глазами предстала странная картина. Лейн навалился на мужчину гораздо крупнее его самого. Парнишка колошматил противника так, как будто готов был вышибить из него дух. Скорчившись, возле противоположной стены сидела Эва, напоминавшая какую-то первобытную женщину с копной перепутанных волос, беспорядочной массой свисающей на лицо. Она сидела на корточках, тяжело дыша.

Над ней, спиной к Чейзу, стоял Байрон Хант, прижимая одну руку к лицу. А в другой руке он держал оружие, которое направлял прямо на Эву. Впервые за всю свою жизнь Чейз на какую-то долю секунды почувствовал себя неуверенно. Сейчас на карту было поставлено гораздо больше, чем его собственная жизнь. Одно неверное движение – и Эва погибнет. Его рука крепко сжала револьвер.

– Брось оружие, Хант, – крикнул он.

– Ты мне ничего не сможешь сделать, Кэссиди. – Через плечо проревел Хант. – Даже падая на землю, я успею прикончить девчонку.

Чейз взвел курок. На Эву он смотреть не осмеливался.

– Может, проверим?

Байрон Хант не стал перечить. Он поднял руки и бросил свое оружие на пол.

А в противоположном углу комнаты Лейн добивал Перси Ханта. Он поднял кулак и залепил верзиле мощный удар в челюсть. Глаза Ханта закатились, и он прекратил трепыхаться. Грудь Лейна тяжело вздымалась, он откинулся назад и жадно глотнул воздуха. Рукавом он вытер кровь, сочившуюся из его рассеченной губы.

Чейз сосредоточил все свое внимание на Байроне Ханте и даже не сделал попытки помочь Эве.

– Повернись кругом, только медленно и осторожно, и не смей делать никаких резких движений, – предупредил он Ханта.

Бандит медленно повернулся. Чейзу сразу бросилась в глаза рваная рана прямо под его правым глазом. Эва, стараясь подняться на ноги, хваталась за стену. Ее руки тряслись, она наклонилась, чтобы поднять револьвер Байрона, и упала.

– Не трогай, предоставь это Рамону, – бросил Чейз, обращаясь к ней. А потом к Рамону: – Рамон, свяжи того типа, который валяется на полу, а этим я сам займусь.

– Но ты же не посмеешь просто хладнокровно убить меня, Кэссиди? – Байрон Хант едва дышал, его глазки перебегали с Чейза на дуло револьвера в его руках. Под носом у него выступила испарина.

Это было так просто, думал Чейз, так легко нажать на курок. Он мог спокойно выпустить дух из обоих братьев Хант, и никто бы ему за это ничего не сделал. Они были в бегах и поэтому находились вне закона. Никто и не пикнет, если они погибнут, пусть даже от его руки. Правосудие наконец свершится. Может быть тогда кошмары, связанные со смертью Салли и преследовавшие его столько времени, наконец уйдут вместе с ненасытной жаждой мести, пожиравшей его.

Он может покончить с этим раз и навсегда.

– Чейз?

Он почувствовал, как что-то теплое прикоснулось к его руке. Это было неуловимое, деликатное прикосновение, невесомое, как крылья бабочки. Но в нем чувствовалась какая-то неведомая сила и уверенность. Хотя он и то чувствовал, что Эву одолевают сомнения. Чейз, будто находясь в каком-то трансе, опустил глаза и обнаружил, что Эва стоит рядом с ним. Одна ее маленькая ручка сжимала его плечо. Она смотрела на него своими ясными умными зелеными глазами. Ее блузка была наполовину расстегнута, он видел, как неистово бьется жилка под нежной белой кожей, у самого горла. Она откинула со лба волосы. Пальцы, перепачканные в золе, скользнули по ее щеке.

Как же ему хотелось обвить ее руками и крепко прижать к себе, но воспоминание о ее предательстве, о той паутине лжи, в которую она его заманила, сдерживали его. Он отстранился от нее.

– Отойди от меня, Эва.

– Не смей с ней так разговаривать, – раздался голос Лейна из противоположного угла комнаты. Он теперь снова стоял на ногах. Внезапно Чейз заметил, что его племянник сжимает в руках оружие. Невозможно было поверить в то, что Лейн стоит, держа палец на спусковом крючке, готовый выпустить пулю. В него.

– Не будь дураком, – Чейз произнес это почти шепотом.

Байрон Хант переминался с ноги на ногу.

– Мне можно хоть лицо вытереть? – Кровь капала на его крахмальный, когда-то белый воротничок.

Не отрывая взгляда от Лейна, Чейз бросил:

– Не смей даже шевелиться, Хант.

Рамон успешно закончил пеленание Перси, который все еще находился в бессознательном состоянии и не подавал признаков жизни. Мексиканец повернулся к Чейзу, направив собственный револьвер на Байрона Ханта.

– Этого тоже связать?

– Нет. С этим я поговорю на улице. Наедине. Байрон попытался воззвать к состраданию Эвы.

– Ты же не позволишь ему убить меня… это будет нечестно. Я ведь даже не вооружен. В конце концов, дай мне шанс, Кэссиди. Верни мне мой револьвер. Ты знаешь, что ты не можешь так со мной поступить, ты…

– А ты дал Салли шанс в тот день, Хант? Разве моя сестра не просила пощады? Разве ты слушал ее?

Байрон Хант затряс головой, но глазами с Чейзом старался не встречаться.

– Она застрелила Билли. И мы решили, что ты должен за это заплатить. Мы были в тюрьме десять лет…

– Вас повесить было мало. Если бы у меня было хоть единое доказательство, что вы убили мою сестру, так оно бы и случилось. Но разве много найдется судей, которые бы прислушались к голосу того, кто сам находится в заключении.

– Ты не мог доказать, что мы убили ее, потому что мы этого не делали. Билли поплатился собственной жизнью, но он твою сестру не убивал. Спроси об этом своего мальчишку. – Он мотнул головой в сторону Лейна. – Давай, спроси его.

– Не впутывай его в это дело.

– Остановиться на твоем ранчо – это была идея Билли. Он сказал, что умирает с голоду. Черт, у нас всегда голова из-за него болела, но он ведь был нашим младшим братом. И никого поблизости кроме этой девки.

– Ее звали Салли, – напомнил Чейз.

– Никого не было дома, кроме твоей сестры. Она поначалу даже не возражала. Она даже обрадовалась гостям. Черт, Билли был симпатичным сукиным сыном. Она, кажется, даже начала строить ему глазки.

Чейз направил дуло револьвера прямо в сердце Байрона.

Бандит поднял руки.

– Не надо, Кэссиди, не стреляй…

Все остальные, присутствующие в этой комнате, были позабыты. Чейз был занят только Байроном.

– Давай, продолжай. Что же дальше?

– Билли начал к ней слегка приставать, но она оттолкнула его, а потом… – Байрон облизал губы кончиком языка, его глазки бегали туда-сюда, – … потом он потащил ее на кухню, а потом в смежную комнату. Мы слышали, как она сопротивляется, как пытается вырваться от него.

– Но вы не пришли ей на помощь.

– Мы решили, что это личное дело Билли. Он наконец завалил ее, вроде бы даже повеселился немного. А потом раздался выстрел. Мы помчались в комнату. Она стояла и смотрела на Билли, который лежал на полу с развороченной окровавленной грудью. Ее одежда была порвана, лицо все в царапинах, из носа текла кровь. Она лепетала что-то о том, что вовсе не хотела убивать его, о том, что он этого заслужил. Перси был просто вне себя. Он начал угрожать ей. Она посмотрела на нас двоих и, прежде чем мы успели глазом моргнуть, приложила револьвер Билли к виску и вышибла себе мозги.

Чейз почувствовал, как в нем начинает клокотать ярость.

– Гнусная ложь. Вы изнасиловали ее и убили.

– Слушай, Кэссиди. Наш младший брат лежал тут же на полу, истекая кровью. Ты думаешь, у нас в этот момент на уме было изнасилование?

– Она могла подумать, что вы хотите это сделать.

– Ты не можешь обвинять меня в том, что она думала, и в том, что сделал Билли.

Эва завозилась за его спиной. Чейз закрыл глаза, пытаясь разобраться, где тут правда, а где ложь. Его пальцы стиснули оружие еще крепче. Он снова открыл глаза и посмотрел на одного из тех людей, ненависть к которым он питал так долго. Его мозг отказывался воспринимать новую «правду», новую версию того события, которое в корне изменило его жизнь.

Эва подошла ближе. Он кожей ощущал исходившее от нее тепло.

– Чейз, все позади, – прошептала она. – Чейз, прошу тебя.

Он чувствовал, что Рамон и Лейн наблюдают за ним и ждут, что он предпримет. Его сердце билось в груди пудовым камнем. Он должен был знать правду. Перси Хант все еще не пришел в себя. И он задал мучивший его вопрос другому человеку, находившемуся в этой комнате, который в тот день видел все собственными глазами.

– Как все происходило, Лейн? Все было так, как он рассказывает?

Как будто понимая, что Лейн сейчас должен вынести приговор и что его собственная жизнь сейчас висит на волоске, Байрон Хант заканючил:

– Скажи ему, парень. Скажи ему, что все было именно так, как я рассказал.

Прежде чем Лейн ответил, прошло немало времени. Эва бросила на него взгляд и обнаружила, что его лицо изменилось до неузнаваемости. Оно было искажено болью. Обычно смуглая кожа стала пепельно-серой. Он смотрел на Байрона Ханта невидящим взглядом. Она знала, что сейчас перед его глазами проходят картины прошлого.

Лейн наконец заговорил. Сколько же муки было в его голосе.

– Большая часть – правда. – Он говорил медленно, будто тщательно подбирая слова, каждое из которых с болью срывалось с его губ. – Но мама не хотела идти с Билли в гостиную, с тем, самым молодым. Он силой потащил ее, а остальные двое сидели за столом и смеялись. Она крикнула мне «Беги!», поэтому я побежал в свою комнату и закрыл дверь, потому что очень испугался. Мама плакала. Я слышал это из-за двери. Она умоляла того типа прекратить, не трогать ее, отпустить ее. Потом, через какое-то время она перестала кричать, а только всхлипывала. Я слышал, как он стонет. А сразу после этого она, должно быть, и вытащила у него револьвер, потому что я услышал выстрел. Я боялся, что она умерла, поэтому побежал посмотреть. Мама стояла над ним, держа револьвер в руках.

Он глубоко вздохнул, его взгляд перескакивал с Байрона Ханта на Чейза. А потом снова заговорил низким, усталым голосом.

– Она стояла и вся тряслась, глядя на покойника. Когда остальные двое вбежали в комнату, я подумал, что она сейчас и их убьет. Но она только посмотрела на них, поднесла револьвер к виску… – его голос предательски дрогнул, – … и застрелилась.

Лейн посмотрел на Эву, потом опять на Чейза. Его голос срывался, но он не плакал.

– В эту минуту обо мне она не думала… Она даже не знала, что я все вижу. Ей тогда даже в голову не пришло, что она нужна мне, что я не хочу, чтобы она умирала. Она убила себя, оставила меня одного, дожидаться, когда ты вернешься домой и найдешь нас. – Его глаза, не мигая, смотрели прямо на Чейза. – Ты приехал. И ты даже не спросил меня, что случилось. Просто схватил меня в охапку и повез на ранчо Огги… и ты тоже оставил меня, Чейз Кэссиди. – Слова как будто застревали у него в горле. – Ты уехал и тоже бросил меня.

Чейз поначалу даже не почувствовал, что пальцы Эвы вцепились в его руку. Сейчас ему казалось, что какая-то огромная, сильная рука сжимает его сердце и потихоньку отнимает у него жизнь. Он почти не ощущал боли. Каменное сердце болеть не может. И не может кровоточить. Столкнувшись лицом к лицу с правдой, Чейз медленно опускал оружие.

Чейз не смотрел на Эву. Как не смотрел больше на Лейна.

Рамон появился за спиной Байрона Ханта, заломил ему руки за спину и начал их стягивать веревкой. Когда помощник вывел старшего бандита на улицу, Чейз смотрел на стену, его взгляд рассеянно скользил по грубо обтесанным бревнам, по щелям, зиявшим между ними, откуда вывалился мох.

Правда не дала ему облегчения. Наоборот, она дала ему еще больше уверенности в том, что жизнь прожита напрасно.

Салли покончила с собой.

Все, что запечатлелось в его памяти из того дня, – это молчаливый, темноглазый малыш, который был слишком напуган, чтобы что-то говорить, Рассказывать какие-то подробности. Но Чейз не был уверен, что способен был бы выслушать, даже если бы Лейн был в состоянии что-то рассказать.

Чейз опустил глаза на револьвер, который держал в руках, и как будто даже удивился. Оружие как бы символизировало все ошибки, которые он сделал в прошлом. Оглядываясь сейчас назад, можно было с уверенностью сказать, что вся его жизнь была сущим адом. И смерть Хантов не освободит его от груза прошлого, как не освободила правда.

Он достаточно собрался с силами, чтобы посмотреть Эве в глаза. Она стояла рядом. По ее щекам градом катились слезы. Может, они были такими же фальшивыми, как и в тот день, когда они впервые встретились?

И тут, будто бы прочитав его мысли, Лейн произнес:

– Она не имеет с ними ничего общего, Чейз. Единственная вина, которая лежит на Эве, – это то, что она скрыла правду о том, кто она и откуда. Она на самом деле…

Чейз закончил за него, пристально глядя на Эву.

– Танцовщица из второсортного салуна в Шайенне, который принадлежит мошеннику по имени Куинси Поуэлл.

Эва вздрогнула. Она втянула обратно слезы, откинула волосы с лица и гордо выпрямилась, отстранившись от него.

– Именно так. Вот кто я такая, Чейз Кэссиди. Мне пришлось солгать, чтобы получить эту работу, но я клянусь, что во всем остальном моя совесть чиста. Этих людей я не знаю. Лейн может тебе это подтвердить. Я приехала сюда, чтобы убедить его вернуться домой и помириться с тобой. Я знала, что рано или поздно он поймет, что я никогда не преследовала цель причинить вред тебе или кому-то другому. И потом тебе следует знать… – Она опустила глаза на свои руки, отряхнула пыль и грязь со штанов Лейна, которые она у него одолжила, и снова посмотрела на Чейза. Ее щеки горели лихорадочным румянцем. – … Все, что я говорила или делала, было совершенно искренне.

Чейз не успел ничего сказать в ответ, как раздался голос Рамона.

– Шериф едет.

Валяющийся на полу Перси Хант застонал и принял позу зародыша. Лейн переступил через него и вышел. Чейз не собирался оставаться с Эвой в хижине наедине, поэтому тоже поспешил к выходу. Эва двинулась за ним.

Свежий воздух был настоящим блаженством после удушливого дыма и затхлого запаха хижины. Ветер играл ее волосами и развевал их за ее спиной, когда она вытирала слезы рукавом и твердила себе, что нельзя больше плакать. Все будет в порядке. Чейзу нужно время успокоиться, оправиться от потрясения, связанного с тем, что он узнал о смерти своей сестры.

Она смотрела, как Стюарт Маккенна и патруль в количестве десяти человек спешиваются. Сразу поднялся невообразимый шум – одни задавали вопросы, другие на них отвечали. Она поискала глазами Джетро. Он слабо улыбался, его глаза были полны сочувствия. Орвил замыкал группу. Он спешился медленно, как будто каждое движение причиняло ему боль. Неда нигде не было видно. Не обнаружив молодого ковбоя среди прибывших, Эва почувствовала что-то неладное.

Лейн отошел в сторонку и так и стоял особняком, наблюдая за происходящим. Маккенна поговорил сначала с Чейзом, потом с Байроном Хаитом. Трое горожан, которых Эва узнала – они были на школьном празднике, – направились в хижину и выволокли оттуда Перси Ханта.

Она наклонилась и потуже затянула ремень, перехватывающий ее штаны и удерживающий их на ее талии. Но они начали сползать вниз, едва она только сделала один шаг. Чейз демонстративно игнорировал ее. Ни одного взгляда не бросил он в ее сторону, когда разговаривал со Стюартом Маккенной. Ее так и подмывало улизнуть отсюда, вскочить на лошадь и одной ускакать на ранчо, но она смотрела на Чейза и понимала, каким одиноким он сейчас себя ощущает. Она не могла так просто сбежать и бросить его. Даже если она ему не нужна. Одной рукой поддерживая сползающие штаны, а другую прижав к сердцу, она направилась к Чейзу.

ГЛАВА 19

Чейз не подал виду, что заметил ее, но, ощутив ее присутствие рядом с собой, весь напрягся.

Эва взяла его под руку, собираясь, как он решил, заговорить с ним. Он усиленно делал вид, что поглощен созерцанием людей Маккенны, которые сновали взад-вперед, перебрасываясь короткими фразами. Четверо мужчин вели пленников из хижины к своим лошадям. Большинство патрульных выглядели такими настороженными, как будто Ханты, с накрепко связанными руками, могли умудриться сбежать.

Рамон вывел лошадей Эвы и Лейна из-за хижины и подошел к девушке. Она кивком поприветствовала его, но все ее внимание было сосредоточено на Чейзе, к которому в этот момент как раз обратился Стюарт Маккенна.

– Тебе полагается награда, Кэссиди. За поимку этих двоих – живых или мертвых – по две сотни долларов за каждого. Это поможет тебе немного компенсировать потерю твоего скота.

Все присутствующие постепенно садились в седла. Помощник Маккенны и четверо других патрульных окружали пленников, которые тоже уже сидели верхом.

– Мы готовы ехать, Маккенна, – крикнул кто-то.

Шериф мельком взглянул на Эву и кивнул, потом подал руку Чейзу, который оценил этот жест и ответил рукопожатием.

– Я бы не хотел узнать, что у тебя снова начались какие-то неприятности, Кэссиди. – Маккенна со значением посмотрел на револьвер, висевший у Чейза на бедре, потом повернулся к Лейну, который стоял, прислонившись к дверной притолоке старой хижины. – К тебе это тоже относится, парень.

Лейн хранил молчание. Единственным свидетельством того, что он расслышал эти слова, было легкое подрагивание мускулов на его подбородке.

Маккенна повернулся и ушел.

– Чейз?

– Не сейчас, Эва.

Чейз наконец взглянул на нее. Она не была участницей заговора Хаитов, как и утверждала, хотя ему не так-то легко было забыть про ноющую боль, которая осталась от нанесенной ему обиды. Его терзали мысли о Лейне, о самоубийстве Салли, об откровениях Куинси Поуэлла. Он не мог сделать Эве больно, выплеснув на нее свою ярость, и еще одно эмоциональное потрясение – это для него было слишком.

Получив такой отпор, она отстранилась, скрестила руки на груди и смотрела на удаляющийся патруль. Когда стих цокот копыт, воцарилась мертвая тишина.

Текли секунды. Ее охватило какое-то щемящее чувство. Чейз не шевелился. С ней еще ни разу в жизни не обращались так пренебрежительно. Отец и мать души в ней не чаяли. Она играла в домах богатых заказчиков, которые тепло принимали ее. Она была нужна даже Куинси, в его понимании, конечно, вплоть до того дня, как она уехала. Она пыталась придумать, как бы удалиться с наибольшим достоинством, потом посмотрела на Рамона, который тактично отошел немного в сторонку. Он был занят тем, что подтягивал подпругу на своей лошади. Помощник, похоже, собирался дать Чейзу столько времени на то, чтобы собраться с мыслями, сколько тому понадобится.

Эва подняла глаза на Чейза и обнаружила, что он смотрит на нее. Она заглянула в его глаза, которые оставались холодными, мертвыми, лишенными всех эмоций. И, конечно же, в них не было и следа той страсти, которая светилась в них прошлой ночью. Он не сделал попытки коснуться ее. Он, казалось, был где-то далеко, на расстоянии многих миль, или, может быть, лет. Его слова, когда он все-таки заговорил, были обращены только к Лейну и его людям.

– По коням.

Рамон выступил вперед, чтобы подвести к Лейну его пегую. Мальчик отошел от распахнутой настежь двери хижины, но не потянулся за поводьями. Его обсидиановые глаза были затенены полями шляпы, на скуле красовался кровоподтек.

– Я не вернусь домой, – спокойно объявил он. На лице Чейза не дрогнул ни один мускул.

– И что же ты собираешься делать? Лейн пожал плечами.

Эве хотелось вмешаться, сказать что-нибудь, что Чейз сам не в состоянии сказать мальчику. Она хотела бы, чтобы Чейз сейчас просто подошел к Лейну, обнял его и признался бы племяннику, как сильно любит его, и как хотел бы, чтобы они вместе были хозяевами их ранчо. Она жаждала услышать, что Чейз скажет ему, что они должны забыть прошлые обиды, что они все должны забыть прошлое и начать все сначала.

Она так хотела, чтобы все закончилось хорошо.

Но никто, за исключением Рамона, не знал, до чего упрямы все эти Кэссиди. Единственное, что их сейчас связывало, – это общее имя и общие несчастья. Она знала, в чем бы она сейчас ни попыталась их убедить, ее вмешательство вызовет только раздражение. Может статься, Лейн сделает правильный выбор. Может, только время и расстояние способны залечить их раны. Когда Лейн наконец обретет себя, он сможет раскрыть свое сердце для Чейза, а потом и для любви.

Она посмотрела на Лейна. Он принял вызывающую позу, как будто ждал, что Чейз сейчас начнет оспаривать его решение. У Эвы перехватило дыхание, когда она заметила, что пальцы Лейна крепко сжимают револьвер.

Неужели у него настолько помутилось в голове, что он окажется способным поднять руку на Чейза? Неужели он ненавидит собственного дядю до такой степени, что готов убить его, или же он пытается доказать, что он сильнее человека-легенды?

Чтобы не допустить кровопролития, Эва бросилась было вперед, но Рамон схватил ее за руку, прежде чем она успела сделать хоть один шаг. Она повернулась вокруг своей оси, пытаясь вырваться, но выражение его лица привело ее в чувство. Не произнеся вслух ни слова, он попросил ее подождать, не вмешиваться, пока драма между ними не разрешится сама собой. Эва задержала дыхание и снова повернулась лицом к Лейну и Чейзу. Рука Рамона отпустила ее рукав.

– Давай покончим с этим, – предложил Лейн Чейзу. – Раз и навсегда.

– Не делай этого, парень, – предупредил Чейз. – Ты потом будешь жалеть об этом всю свою жизнь.

– Не более чем уже жалею о многом другом.

Чейз ничего на это не ответил. Он стоял совершенно неподвижно, вытянув руки по швам. Он не мигал, и даже, как казалось, не дышал. Эва точно знала, что он никогда не поднимет руку на Лейна, даже если на карту поставлена его собственная жизнь.

Ей хотелось закричать. Тишина становилась слишком невыносимой. Ее взгляд перескакивал с одного на другого. Время текло. Наконец, с молниеносной быстротой, Лейн поднял револьвер и выстрелил. Эва закричала. Закрыв ладонями уши, она визжала, как резаная.

Дым от выстрела рассеялся.

Чейз, без единой царапины, стоял в той же позе. Он даже не сделал попытки вытащить свое оружие.

Эва подбежала к нему на подгибающихся ногах. Она вцепилась в его рубашку. Он обнял ее за плечи, но все так же, не отрываясь, смотрел на Лейна.

Лейн, не говоря ни слова, сунул револьвер в кобуру. Потом, никак не проявив обуревавших его чувств, принял у Рамона поводья, надвинул на лоб шляпу, кивнул Эве и ускакал прочь, ни разу не обернувшись.

Ноги у Эвы были, точно ватные. Чейз смотрел вслед Лейну, пока тот не скрылся за деревьями.

– Я знала, что ты не сможешь причинить ему вреда, – прошептала Эва.

– Если бы я мог, он был бы уже мертвецом. Он нарочно промахнулся. – Чейз снял руку с ее плеча.

Эва почувствовала себя покинутой, когда Чейз отступил от нее.

– А если бы ты вытащил револьвер?

– Он не стал бы защищаться. Внезапная догадка пронзила ее мозг.

– Он хотел, чтобы ты его убил, – прошептала она.

Чейз смотрел сквозь ветви деревьев на солнце, жмурился в его лучах, смотрел на расстилавшуюся внизу долину. Он пошел прочь, будто находясь в каком-то трансе, подошел к своей лошади и вскочил в седло. На какую-то долю секунды он задержался и, обернувшись, посмотрел на Эву. Но в его темных глазах не было ничего, кроме пустоты.

Чейз ускакал, и даже в его посадке чувствовалось напряжение.

И снова рядом с Эвой оказался Рамон.

– Вы отвратительно говорите по-испански, сеньорита.

Все еще мыслями оставаясь с Чейзом и Лейном, пытаясь понять все, что произошло между ними, она повернулась к нему и нехотя выдавила из себя:

– Ты слышал, как я вопила?

Он улыбнулся одними краешками губ. С его стороны – знак величайшего расположения, отметила она.

– Я не хотела, чтобы вы попали в ловушку, – пояснила она. – Я так боялась за Чейза. – Эва смотрела, как все увеличивается расстояние между ними, и у нее заныло сердце. – Как ты думаешь, он оправится от потрясения?

– Рано или поздно Бог даст каждому то, чего он заслуживает. А я думаю, что мой друг заслуживает того, чтобы стать счастливым.

Она вздохнула. Счастье – это именно то, что она так хотела бы дать Чейзу. Но теперь, очевидно, их желания не совпадают.

– Думаю, мне теперь остается только собрать вещи и уехать восвояси.

Рамон подсадил ее в седло. Если у него и были на этот счет свои соображения, он предпочитал держать их при себе.

Шестое чувство подсказывало Чейзу, что Эва скачет за ним следом вместе с Рамоном, но вообще соображал он сейчас туго. Лейн уехал.

Салли покончила с собой.

Его веселая, жизнерадостная сестренка сама лишила себя жизни после того, как убила своего насильника. Лейн убедительно доказал, что его жизнь для него не имеет никакой цены. Он исчез из жизни Чейза так же окончательно и бесповоротно, как Салли оставила их обоих.

Чейз выругался, чувствуя только безнадежность и пустоту. Долгие годы он лелеял в себе ненависть, которая была основана на ложном подозрении, и теперь, по идее, должен был ощущать хоть что-то, какую-то свободу, облегчение от того, что с него свалилась эта ноша. Но он не чувствовал абсолютно ничего. Ни злобы, ни сожаления, ни боли. Ничего.

Он скакал по своей земле. Это единственное, что у него осталось. Он оглядывался по сторонам, как будто видел все это впервые. Пологие холмы, покрытые низкорослым кустарником, скот, который пасся, неторопливо бродя по склонам. И в отдалении – длинный приземистый дом, такой же покинутый и одинокий, как и он сам.

А Эва? Где-то там, за его спиной, Эва скакала рука об руку с Рамоном. Чейз понимал, что оскорбил ее до глубины души, знал, что все его обвинения были несправедливы. Он так обидел ее, что ему придется смириться, если она никогда не простит его. Он принял любовь, которую она предложила ему, а потом швырнул ее дар ей в лицо, хотя единственное, в чем она провинилась, – то, что скрыла правду о своем происхождении.

Разве это преступление? Разве он сам никогда не задумывался, а что было бы, если бы он мог начать все сначала, если бы мог полностью очиститься от своих грехов? Разве не хотел бы он стать кем-то другим, человеком без прошлого, без имени?

Он так сильно обидел ее, что не имеет права ждать прощения. Не удивительно, что она даже не пыталась удержать его, когда он уехал, вместо того чтобы поговорить с ней начистоту. Черт, как бы он хотел ускакать от самого себя – от правды, от всего – так, как это сделал Лейн.

Подъехав к дому ближе, он заметил, как покосилась крыша, как обветшала кровельная дранка. Впервые с момента своего возвращения он задумался над тем, сколько ему труда и средств придется вложить, чтобы сделать этот дом снова настоящим домом.

Кто-то притаился в тени крыльца. На мгновение Чейзу показалось, что это Лейн, но он понял, что ошибся, когда узнал серую в яблоках лошадь, привязанную к одному из столбиков загона. Это была лошадь учительницы.

Когда он въехал во двор, она соскочила с низенького крылечка. Глаз ее не было видно из-за широких полей шляпы.

Одной рукой придерживая шляпу, она подняла голову.

– Мистер Кэссиди, я думаю, вы не станете возражать против моего присутствия здесь. Я слышала, что у вас неприятности, и приехала, чтобы оказать Эве помощь, если понадобится. С ней все в порядке?

– У нее все нормально. Они будут здесь с минуты на минуту. – Чейз оставался в седле, наклонившись к Рэйчел и положив руку на луку седла. Он видел, что ее забота об Эве была искренней, и мысленно поблагодарил ее за это.

– А где Лейн?

Чейз почувствовал, что у него язык не поворачивается ответить. Он просто смотрел на нее.

– Боже мой, – прошептала она. Ее ярко-голубые глаза округлились, как серебряные доллары, и она прижала ладонь ко рту. Она вся излучала тревогу. – Неужели он…

Найдя в себе силы отрицательно покачать головой, Чейз наконец вымолвил:

– Он уехал по собственной воле.

Она тут же взяла себя в руки, разгладила манжетку и поправила на талии пояс. Наконец она задумчиво посмотрела ему прямо в глаза.

– Хотела бы я, чтобы смогла сделать для Лейна больше, чем сделала, мистер Кэссиди. Я знаю, что я преподаю совсем недолго, но он – единственный ученик, к которому мне не удалось найти подход, как я ни старалась. Надеюсь, он найдет свой путь в жизни.

Он выпрямился в седле и устремил взгляд на линию горизонта. Эва и Рамон приблизились уже на расстояние выстрела.

– Не вините себя ни в чем, мэм. Я не знаю, смог ли бы кто-нибудь вообще помочь ему. Или любому из нас, если на то пошло.

Рэйчел проследила за направлением его взгляда и приглушенно вскрикнула, когда заметила Эву, подъезжающую в сопровождении Рамона. Она бросилась им навстречу, ее шляпа соскользнула с головы и повисла на синей ленточке, удерживающей ее под подбородком Рэйчел.

Чейз перекинул ногу через седло и спрыгнул вниз, когда Рамон и Эва подъехали вплотную. Помощник сразу же направился к конюшне. А Эва спешилась и упала в объятия Рэйчел. Он не видел ее лица и даже не был уверен, что если увидит написанную на нем обиду, то сможет это вынести. Он стоял на месте, ожидая, когда обе женщины закончат тихонько переговариваться между собой.

Направляясь к крыльцу, Эва остановилась перед Чейзом, крепко стискивая руку Рэйчел. Учительница, стоявшая рядом с Эвой, напоминала ему спокойную темненькую птичку-королька, готовую броситься на защиту другой, более яркой, раненой птицы. Кожа вокруг покрасневших глаз Эвы припухла – свидетельство того, что она плакала. Больше всего на свете ему сейчас хотелось заключить ее в объятия, умолять ее простить его, но оцепенение было слишком сильно, обида слишком глубока. А ее молчание страшило больше всего.

Эве хотелось накричать на него, затопать ногами, только чтобы растормошить, вывести его из этого состояния, но она не желала унижаться, ее и так унизили. Если она была нужна мужчине, то ему надо прямо сказать об этом. Она ошиблась в Куинсе Поуэлле и заплатила за это. Она оставила «Дворец», потому что там страдало ее чувство собственного достоинства. Если она сейчас упадет на колени перед Чейзом Кэссиди, она вообще потеряет последние остатки самоуважения.

Эва представить себе не могла, что бы стала делать, не будь с ней рядом Рэйчел, готовой предложить свою дружбу и поддержку. И Эва приняла решение – уехать. Она подняла глаза на Чейза, вбирая в себя его образ, его губы, его глаза, каждую черточку, а потом глубоко вздохнула и спокойно произнесла:

– Я иду собирать вещи. Возьму с собой только самое необходимое. Останусь пока у Рэйчел, пока не подыщу себе новое место. А за остальными вещами пришлю сразу, как только смогу.

Ей пришла в голову мысль, что почти те же самые слова она говорила Джону, когда покидала «Дворец». Если дело пойдет так и дальше, свое имущество ей придется собирать по всей стране.

– Отлично. – Одно-единственное слово, произнесенное без всякого выражения. Вот все, чего она дождалась.

Этого было достаточно, чтобы она укрепилась в своем решении уехать.

Чейз смотрел, как Эва гордо расправила плечи, а потом повернулась к нему спиной и ушла. Она шла через двор, потом поднималась по ступенькам крыльца. Он не мог отвести от нее глаз.

Знала ли она, что уносит с собой то, что еще осталось от его сердца?

Десять дней спустя в «Конец пути» прибыл большой черный кофр и маленький, странного вида деревянный ящичек.

Чейз пытался убедить возницу почтового фургона, что Эва Эдуарде здесь больше не проживает, но тот уперся и заявил, что ему заплачено только за доставку вещей на ранчо, значит тут он их и выгрузит. А еще он добавил, что если Чейз все-таки захочет, чтобы леди их получила, пусть занимается этим сам.

Чейз перетащил багаж в конюшню, где он и простоял у стены в течение двух дней. Однажды вечером, после скудного ужина, состоявшегося из кукурузных лепешек, бобовой похлебки и водянистого шоколадного пудинга, Чейз покормил Кудлатого и обнаружил, что на заднем крыльце его поджидает Орвил.

Дни стали длиннее, когда свои позиции окончательно завоевало лето. Сгущались сумерки. Старику не сиделось на одном месте. Он прохаживался взад-вперед, засунув руки в карманы, и в полумраке его шоколадная кожа казалась еще темнее. Чейз сидел на ступеньке крыльца, положив локти на колени и переплетя пальцы.

– Ты хочешь обсудить что-то важное, Орвил, или тебе просто не спится?

Орвил прокашлялся. Он стоял, покачиваясь с пятки на носок, и подошвы его стоптанных башмаков громко чиркали о сухую землю. Он искоса посмотрел куда-то в сторону загонов, а потом спросил:

– Ты собираешься ехать за мисс Эвой или нет?

– Нет.

– У тебя есть на то причины, или дело просто в твоем ослином упрямстве?

– Причин нет.

– Ты уверен?

– Никаких видимых причин, – ответил Чейз.

– Так ты просто готов потерять ее, даже не попытавшись вернуть назад?

– Она никогда и не принадлежала мне, Орвил. Она даже не доверилась мне, открыв свое настоящее имя. И даже думать боюсь, кем она меня считает теперь.

– Она любила тебя настолько, что осталась здесь даже после того, как узнала, что скрывается за именем Чейз Кэссиди, разве не так?

Чейз не нашелся, что на это ответить.

– Ты можешь поехать к ней и сообщить, что прибыл ее багаж. Это хороший повод для того, чтобы поговорить, – предложил Орвил.

– А не староват ли ты для роли Купидона?

– Может, там есть то, что ей в настоящий момент понадобится.

– Ведь не понадобилось же до сих пор. Вероятно, ей это вообще не нужно. – Чейз снял шляпу и положил ее на крыльцо радом с собой. Потом пригладил рукой волосы. Сегодня был долгий жаркий день, и ему сейчас хотелось поплескаться в ручье, а не выслушивать нотации Орвила. У Кудлатого едва хватило сил на то, чтобы подбежать, лизнуть Чейза в ухо и развалиться рядом с ним.

Но Орвил не унимался.

– Может, ты все-таки скажешь мне, что имеешь против нее, кроме того, что она оказалась не той, кем ты ее считал? Разве оттого, что лошадь назвать конем, что-то изменится, Кэссиди?

– Слушай, старина, а не пойти ли тебе спать? – Чейз поднял на пожилого ковбоя глаза.

Орвил вперил в него взгляд старчески слезящихся глаз.

– Оторви от земли свою чертову задницу и отправляйся к ней.

Когда старик скрылся за дверью пристройки, Чейз покачал головой.

– Следовало бы поджарить этого старого греховодника, – пробормотал он про себя, встал и потянулся. Невдалеке заржала лошадь. Вот и ответ.

Он оглянулся и посмотрел на дом. Каждое окно чернело темнотой. Внутри никто его не ждал. Он уже в течение почти двух недель каждый день нырял в это безмолвие пустых темных комнат.

Он был уверен, как уверен в том, что живет и дышит, что хочет, чтобы рядом с ним была Эва, чтобы она делила с ним его жизнь и его постель. И он знал, что единственный, пусть призрачный, шанс вернуть ее – это поехать в город и молить ее о прощении и, если понадобится, упасть перед ней на колени. Может, Орвил и прав. Прибытие ее багажа – благовидный предлог для того, чтобы поговорить с ней.

Ноги сами понесли его к конюшне, и скоро он уже стоял у дверей. Чейз зажег лампу, висевшую рядом на гвоздике. Когда пламя разгорелось, он поправил фитиль, но все равно с трудом различил очертания прислоненных к стенке сундука и деревянного ящичка.

Вспомнив, что говорил Орвил, он решил проверить, насколько нужным для Эвы является содержимое сундука. Хотя и так ясно, что если там находится что-то ценное, Эва заперла бы его. Но замка не было, поэтому Чейз поднял крышку. Когда он заглянул внутрь, в ноздри ему ударил аромат цветочных духов Эвы. Он закрыл глаза, борясь с искушением тотчас же закрыть крышку и бежать отсюда без оглядки. Но любопытство взяло верх, поскольку содержимое, на первый взгляд, показалось довольно интересным. Он опустился на одно колено, чтобы произвести более тщательный осмотр.

На самом верху лежали какие-то листы бумаги, свернутые в трубочку. Он вытащил один и осторожно развернул его. Там была яркая литография и кричащая надпись: «Синдбад-мореход, спектакль Великолепных Изумительных Эберхартов, представляет малютку Эву Эберхарт в роли Синдбада-морехода в детстве». Чейз свернул афишу и потянулся за второй. «Изумительные Великолепные Эберхарты представляют «Светлячков» Уиды». Чейз отложил в сторону остальные афиши, а сам начал копаться в разных предметах театрального реквизита. Ему попались боа из перьев, металлический шлем, по обе стороны которого красовались рога, пара белых перчаток длиной до локтя.

Разобравшись с этими вещицами, он занялся ворохом пышных платьев из блестящих изумрудно-зеленых, лимонно-желтых, небесно-голубых тканей, тканей цвета фуксии. Под этим великолепием едва была видна коробочка из-под сигар. Крышка соскочила, поэтому часть аккуратно сложенных, уже пожелтевших газетных вырезок из коробочки вывалилась.

Чейз взял коробку в руки и собрал вырезки, намереваясь сложить их обратно. Но потом развернул некоторые. Интересно же узнать, зачем это Эве понадобилось хранить кулинарные рецепты и рецензии на прошедшие спектакли.

Он пробежал глазами первую вырезку и почувствовал, что начинает злиться.

«Эберхарты и сами по себе мелодраматичны, и играют с таким надрывом, что на это просто невозможно смотреть. Их юный отпрыск, названный «мисс Эва, украшение подмостков», как мы уже выяснили, идет по стопам своих родителей».

И примерно в таком духе отзывались разные рецензии о постановках, сыгранных во множестве городов и поселков по всей стране. Немного успокоившись, Чейз аккуратно сложил вырезки, но его так и подмывало выкинуть самые уничижительные рецензии вон. Зачем Эве хранить отрицательные отзывы так же бережно, как и положительные? Он попытался представить, что она, должно быть, испытывала, когда читала все эти гадости, и хотел бы, чтобы он в тот момент мог утешить ее, разделить с ней ее горечь. Приведя пожелтевшие бумажки в надлежащий вид, он снова упаковал их в сигарную коробку и закрыл крышку.

Он вспомнил тот день, когда впервые встретился с Эвой Эберхарт. Представившись, как Эва Эдуарде, сочинив душещипательную историю о безвременной кончине своей матушки и о потере семейного гнездышка, она, без сомнения, сыграла самую удачную роль в своей жизни. Он ни на секунду не усомнился в ее искренности. Он был просто заворожен ее изумрудными глазами, из которых катились блестящие слезинки, поэтому ему и в голову не приходило, что она лицемерит.

Он опустил крышку сундука. Дурные воспоминания ей больше не нужны. Ничего такого жизненно важного не было в сундуке, но, как и говорил Орвил, прибытие ее вещей – это неплохой повод для встречи.

Сможет ли он дождаться этого момента? И захочет ли она разговаривать с ним?

Он начал уже было вставать, но тут его взгляд упал на мерцающие остатки золотой краски на деревянном ящичке, притулившемся рядом с сундуком. На крышке был изображен какой-то силуэт. При свете лампы Чейз увидел полустершееся лицо с огромными глазищами, обведенными угольно-черной каймой.

Он попытался откинуть крышку, но она не поддавалась, похоже, тут был замок с секретом. Чейз потер лоб и смотрел на странный предмет, не понимая его назначения. Он постучал по дереву. Оно отозвалось глухим звуком. Тогда Чейз начал простукивать крышку и боковые стенки ящичка. Наконец внутри что-то щелкнуло.

Чейз потрогал крышку. Она легко поддалась.

Содержимое ящика оказалось каким-то коконом из тряпок. Чейз осторожно вынул оттуда кокон. Он не развалился у него в руках, как можно было ожидать. Теперь на коленях у Чейза лежал странный сверток. Первое, что ему пришло в голову, – предмет очертаниями напоминал запеленутого ребенка.

Черт, что она могла тут спрятать?

Чейз поймал себя на том, что впервые за много дней он что-то чувствует. Даже больше, чем «что-то». И он даже мог дать определение этому. Любопытство, заинтересованность – вкус к жизни. И косвенно к этому была причастна Эва – через принадлежащие ей предметы она снова вернула его к жизни.

Он поддел кончик одного бинта и начал разматывать его. Минуты через три пол рядом с ним покрылся ворохом пожелтевших полосок ткани, а в руках он держал странную деревянную куклу. Ее глаза были обведены черной краской, так же как и у изображения на крышке. Ручки и ножки были сложены вместе. Это занятное создание было обряжено в странные одежды. Когда Чейз начал сажать куклу к себе на колени, ее нижняя челюсть дрогнула и рот открылся. На спинке куклы Чейз обнаружил отверстие. Засунув туда руку, он нащупал хитроумный рычажок, при помощи которого рот куклы приводился в движение.

Он засмеялся. Звук его собственного смеха, разорвавший тишину, заставил его вздрогнуть. Усадив игрушку к себе на колени, он начал открывать и закрывать ей рот, и засмеялся снова.

Волшебная кукла как будто и сама смеялась над ним.

– Ты кто? – спросил он.

Он снова привел в движение рот куклы и писклявым голоском передразнил:

– А ты кто?

Это в духе Эвы – быть владелицей такой занятной вещицы. Решив, что с прошлым Эвы он уже достаточно познакомился, Чейз начал осторожно пеленать куклу обратно. Когда он начал возиться с одним из бинтов, он выронил куклу, и та свалилась на пол. Нагнувшись чтобы поднять ее, Чейз вдруг заметил рядом с ней на грязном полу что-то блестящее. Чейз присел и поднял это. На ладони у него оказался великолепный, чистой воды бриллиант.

Он перевернул куклу вверх тормашками и чуть не онемел от удивления, когда обнаружил еще один секрет – малюсенькое отверстие, такое крошечное, что он поначалу его и не заметил – на затылке куклы. Но его изумление еще больше возросло, когда, заглянув в это отверстие, он нашел там черный бархатный мешочек. На нем золотом была вышита буква «Э».

Достав его, Чейз развязал шнурок и высыпал на ладонь содержимое мешочка, а потом поднес его поближе к лампе. Драгоценные камни разных размеров и расцветок сверкали и переливались в неярком свете, подобно падающим звездам.

Зачем Эва так стремилась получить место экономки, если она владеет таким сокровищем? Он стоял и смотрел на бесценные камни в своей руке. Наконец, он пришел к выводу, что единственная причина, побудившая ее хранить камни в таком месте, – это желание спрятать их от посторонних глаз, потому что они – краденые.

Он воровато оглянулся и поспешно спрятал драгоценности обратно в мешочек, а мешочек засунул в тайник на затылке куклы. А потом наспех обмотал куклу бинтами. Он знал, что в конюшне все это будет в целости и сохранности, но чем раньше он передаст Эве ее вещи, тем лучше. Не хватало только человеку в его положении хранить у себя похищенные ценности.

Он подошел к двери конюшни, погасил лампу и снова повесил ее на гвоздь. На улице было уже совсем темно. Чейз постоял на пороге еще немного. 4Внешне он казался совершенно спокойным. Но открытие, которое он сделал сегодня, породило вопрос, на который только Эва может ответить.

Он едва дождался наступления утра.

ГЛАВА 20

Ослепительное солнце светило в окно угловой комнатки на втором этаже дома Рэйчел, которую занимала Эва. Разлепив глаза, Эва сладко потянулась, взбила подушки и снова повалилась на них. Она могла себе позволить несколько минут понежиться в постели и поразмыслить над сложившейся ситуацией, прежде чем одеться и спуститься вниз к Рэйчел.

Теплый ветер шевелил занавески из органди. Эва подтянула колени к груди и обхватила их руками. Эта комнатка была самым прелестным местом из всех, где ей когда-либо приходилось бывать. Хотя подруга и рассыпалась перед Эвой в извинениях за беспорядок, который заключался только в швейной машинке, на которой лежали всякие иголки-булавки. Тут же, у окна, стояла вешалка для юбок. Три юбки висели на ней, одна из них довольно старая, линялая. Ее краски выцвели настолько, что было трудно понять, какими они были в самом начале.

Уютная комнатка в этом прелестном домике и тот факт, что Рэйчел просто прыгала от радости, потому что у нее появилась компаньонка, привели Эву в совершенно умиротворенное состояние, в котором она и пребывала в течение последних двух недель. Обе женщины занимались повседневными домашними делами. Эва с большим удовольствием вернулась к своей старой привычке поздно вставать, пока Рэйчел читала или рукодельничала, ожидая, когда ее гостья встанет и они вместе разопьют по чашечке кофе.

По настоянию Рэйчел Эва сопровождала подругу в ее ежедневных походах – в магазин Карберри, в мясную лавку, в школу. Даже несмотря на то что сейчас были летние каникулы, Рэйчел следила за тем, чтобы класс мылся и убирался почти каждый день. Начав вращаться среди городского населения, Эва обнаружила, что горожане теперь относятся к ней, как к своего рода героине. Подручные шерифа Маккенны не пожалели времени и сил, раструбили про ее подвиги и участие в поимке братьев Хант. Теперь, когда она шествовала по Мейн-стрит, она чувствовала, что все взгляды обращены на нее. Взгляды, полные восхищения и уважения.

В первый день Эве пришлось особенно тяжело. Хотя она и открыла свое истинное лицо только перед Рэйчел, ей было неуютно в обществе жителей Последнего Шанса. Рэйчел клялась и божилась, что ни одна живая душа не узнает подробностей прошлой жизни Эвы, пока она сама не сочтет нужным все рассказать. А сейчас не было никакой нужды распространяться об этом.

Теперь, когда Эва больше не работала на Чейза Кэссиди, ее везде принимали «на ура». Впервые за всю жизнь она почувствовала себя частью более солидного сообщества, чем театральная труппа. Каждый кивал ей и окликал по имени, ее узнавали на улицах. Старатели, ранчеры и торговцы поднимали шляпы и приветствовали ее, как подобает приветствовать леди. Все, о чем она когда-то мечтала, стало явью, но несмотря на это она почему-то не испытывала настоящей радости.

Ей недоставало Чейза Кэссиди.

Стук каблучков высоких шнурованных ботиночек Рэйчел по лестнице заставил Эву встрепенуться и посмотреть на дверь. Когда Рэйчел негромко постучала, Эва отозвалась:

– Я уже не сплю.

Рэйчел просунула голову в полуоткрытую дверь и улыбнулась.

– С добрым утром, мисс Лежебока. Кофе готов, а к нему – свежий хлеб и масло. Один из ребятишек забежал и сообщил мне, что Томми Фейрчайлд сломал руку, когда забирался на дерево, поэтому я иду навестить его. А на обратном пути забегу в бакалейную лавочку.

Эва соскочила с кровати, сразу же по щиколотку утонув в пестром ковре восточного рисунка, с твердым намерением вручить Рэйчел ту небольшую сумму денег, которая у нее еще оставалась.

– Позволь мне дать тебе немного денег, – попросила она, доставая сердцевидную жестянку с полки комода.

– Это совершенно ни к чему, – запротестовала Рэйчел. – Не нужно снова заводить об этом разговор.

Эва вытащила кредитку и насильно впихнула в руку Рэйчел, которая уже собиралась уходить.

– Пожалуйста, возьми это, – настаивала она. – Я не хочу быть приживалкой.

На лице Рэйчел было написано колебание, потом она все-таки взяла деньги и сунула их к себе в сумку.

– Никакая ты не приживалка. Это я у тебя в долгу. Ты можешь себе представить, что значит жить одной в этом пустом доме, где каждый новый день похож на предыдущий как две капли воды? Ты – мой первый гость с тех пор, как папа умер, и я бы очень хотела, чтобы этот дом стал твоим настолько, насколько ты сама пожелаешь.

Эва заморгала, потому что за эти несколько дней слезы сами по себе начинали литься из ее глаз.

– О Рэйчел…

Рэйчел вбежала в комнату и обхватила плечи Эвы.

– Я совсем не хотела доводить тебя до слез, Эва. Ну, пожалуйста, не надо. Ты сама знаешь, к чему это приведет… – Глаза молоденькой учительницы у самой наполнились слезами сострадания. – Это все Чейз Кэссиди виноват, – захлюпала она.

– Знаю. – Эва шмыгнула носом.

И вдруг обе девушки начали хихикать сквозь слезы.

– Нет, на нас стоит посмотреть. – Эва начала размазывать по щекам слезы манжетой очень модной ночной сорочки с длинными рукавами, которую ей одолжила Рэйчел. – Мы с тобой как два водяных насоса, и готовы призывать громы и молнии на головы всех мужчин.

Рэйчел быстро обняла ее и осушила свои слезы носовым платочком, обшитым кружевами, который извлекла из своей сумочки.

– Ну, довольно, юная леди. Больше никаких хныканий. Я ухожу, но обещаю вернуться до полудня. А к тому времени тебе следует одеться и быть готовой помогать с обедом. Сегодня мы прогуляемся верхом. Я одолжила еще одну лошадь у Карберри.

Эва старалась приободриться, но только чтобы сделать приятное Рэйчел.

– Со мной будет все в порядке. Можешь спокойно идти.

Улыбаясь и сердечно попрощавшись, Рэйчел удалилась. Дом снова опустел и погрузился в тишину, подобно покинутому птичьему гнезду.

Прежде чем начать одеваться, Эва заправила постель и с большим удовольствием начала наводить порядок в и без того чистенькой и аккуратной комнатке. Когда она набрасывала льняное ажурное покрывало на шуршащие простыни, ей показалось, что снаружи до нее донесся какой-то звук, и она навострила уши. Должно быть, послышалось. Эва подошла к шкафу, чтобы выбрать, какое из ее немногочисленных платьев ей сегодня надеть.

Она подскочила, как ошпаренная, когда услышала громкий требовательный стук, который, казалось, был готов разнести в щепки входную дверь. Эва подбежала к окну и выглянула на улицу, чтобы выяснить, кто же там такой бесцеремонный, но посетитель был скрыт от ее глаз под навесом крыльца.

– Кто там? – позвала она.

В дверь продолжали барабанить.

– Кто там, я спрашиваю?

– Эва, отопри дверь. – Чейзу Кэссиди даже не нужно было повышать голос. Его сочный баритон Эва не спутала бы ни с каким другим голосом.

Ее руки взметнулись к груди. Приглушенно вскрикнув, она отскочила от окна и схватила свой шелковый халатик. По пути запихивая руки в рукава, она помчалась вниз по лестнице и успела даже запахнуть отороченные кружевом полы и завязать пояс. Стараясь не растянуться, поскользнувшись на отполированной дубовой ступеньке, она остановилась у подножия лестницы, чтобы перевести дыхание.

Она видела профиль Чейза, вырисовывавшийся на фоне полупрозрачной занавески на окошке входной двери. Ее сердце стучало так гулко, что даже в ушах отдавалось, когда она с усилием делала последние несколько шагов.

Чейз на самом деле приехал в город.

Вероятно, мелькнула мысль на какую-то долю секунды, когда ее рука уже тянулась к задвижке, вероятно, он приехал вовсе не за ней, а только чтобы сообщить, что всякие отношения между ними прекращаются навсегда.

Невозможно было унять бурное сердцебиение, как невозможно было не дрожать, но она закрыла глаза, как делала всякий раз, когда выходила на сцену. Потом сделала глубокий вдох и открыла дверь.

– Здравствуй, Чейз.

Она старалась казаться спокойной, прикладывала неимоверные усилия, чтобы ее голос звучал дружелюбно, без оттенка гнева или горечи, но в тот самый момент, когда она увидела его, стоящего здесь и мнущего шляпу в руках, на нее нахлынули оба эти чувства. Его темные глаза немедленно перехватили ее взгляд и впились в нее с тем выражением, которое она уже успела очень хорошо узнать. Совершенно выбитая из колеи его внезапным появлением, Эва просто стояла столбом и смотрела на него. Поздоровавшись, она даже не пригласила его войти.

Наконец, когда она решила, что ей все равно не удастся взять себя в руки настолько, чтобы снова осмелиться открыть рот, и что он, скорее всего, и сам передумал выяснять с ней отношения, мимо дома с грохотом прокатилась повозка. Звук ворвался в их сознание, напоминая, где они находятся. Чейз отвел глаза и быстро окинул ее взглядом с головы до ног.

– Не вынуждай меня весь день торчать на пороге.

Она наконец обрела дар речи и произнесла:

– Рэйчел нет дома.

– Знаю. Я видел ее.

– О, ну тогда… – Она теребила кружевную рюшечку на вороте, как будто пытаясь защититься от его испепеляющего взгляда.

– Я не уеду отсюда, пока мы не поговорим. Ты предпочитаешь выйти ко мне в таком виде, или мне все-таки можно войти?

– Ну ладно, входи. – Она дала ему дорогу, и он вошел в узенькую прихожую.

Определенно чувствуя себя не в своей тарелке, Чейз так стиснул шляпу, что чуть не расплющил ее в своих ручищах. Слава Богу, что в этом мило обставленном домике было еще много чего, заслуживающего внимания, кроме нее. Когда она закрывала дверь и поплотнее запахнула полы своего халатика, она заметила, с каким видом Чейз рассматривает со вкусом подобранное убранство дома Рэйчел.

– Может, присядешь? – предложила она.

Он грубо прервал ее.

– Нет, не присяду.

– Тогда, может быть, чашечку кофе…

– Я пришел сюда не кофе распивать.

– Я понимаю.

Он сделал шаг в ее сторону, потом остановился, опустил глаза, увидел, что сотворил со своей шляпой, и начал разглаживать измятые поля.

– Я приехал, чтобы уведомить тебя, что сундук и какая-то раскрашенная коробка прибыли вчера на ранчо.

Чейз пристально смотрел на нее, ожидая ее реакции на его слова. Заподозрит ли она его в том, что он рылся в ее вещах? Беспокоит ли ее вообще, что он мог обнаружить спрятанные драгоценности? Если и да, то ее лицо никаких подобных чувств не выражало.

– Мне очень неловко, что тебя из-за этого побеспокоили, – просто сказала она.

– Я раньше никогда не видел ничего похожего на этот деревянный ящичек. – Он помолчал, снова ожидая ее ответа.

Интересно, подумала Эва, к чему это он клонит, почему смотрит на нее так выжидательно? Она протянула руку и начала теребить изогнутую ручку длинного зонтика, прислоненного к стене.

– Это саркофаг мумии, – произнесла она с отсутствующим видом, думая в это время о том, как же она могла жить без Чейза все это время. – Он принадлежал еще моему прадедушке Эберхарту.

– Что еще за саркофаг?

Эва наконец набралась мужества и снова подняла на него глаза.

– Саркофаг для мумии.

– Очень смешно, Эва.

Она улыбнулась, но даже искры юмора в ее улыбке не было.

– Извини. Мумифицирование – это способ, при помощи которого древние египтяне хоронили своих усопших. Они обматывали тела тканью, высушивали их – я так думаю, – потом помещали в деревянные ящики, а сверху строили надгробия.

– Так у тебя там мертвое тело? – Он чертовски хорошо знал, что внутри этого ящика. И не мог поверить, что она способна так долго водить его за нос.

Откинув назад волосы, она заложила локон за ухо.

– От него, наверное, уже мало что осталось. Никто никогда не разбинтовывал Честера, чтобы выяснить, во что он превратился или как он выглядел с самого начала.

– Честера?

– Дедушка говорил, что прадедушка так всегда называл мумию. Он утверждал, что Честер – это талисман, который всегда приносит нашей семье удачу. Мама тоже в это свято верит.

– А ты знаешь, откуда он взялся?

Под его мрачным взглядом она совершенно растерялась.

– Кто, прадедушка? – ляпнула она. Чейз вздохнул.

– Нет, Честер.

Пребывая в совершенно расстроенных чувствах, она оставила в покое ручку зонтика и скрестила руки на груди.

– Почему это тебя так интересует этот старый ящик? По правде говоря, он мне и не нужен был совершенно, но мама насильно всучила его мне и моему кузену Джону, когда мы решили начать самостоятельную жизнь.

– Так вы никогда не открывали его?

– Конечно, ящик я открывала. Меня об этом однажды попросили девочки во «Дворце».

Она улыбнулась, вспоминая, как танцовщицы ахали и охали, когда на Эву накатило вдохновение, и она угостила их большей частью выдуманной историей о жизни в Древнем Египте. Закончив свои россказни замысловатым пассажем, она, чтобы добить слушательниц, открыла крышку ящика. Некоторые барышни завизжали, но остальные начали прыскать в кулачки. По-видимому, мумия ростом от силы в три фута особого почтения у них не вызвала.

Отчаянно желая положить конец разговору на эту тему, она добавила:

– Эберхарты – конечно, достаточно эксцентричная театральная семья, но никому из нас не пришло бы в голову снимать саван с покойника. Честер – это просто Честер. Для того чтобы верить в его магическую силу, нам не нужно было знать, что там у него внутри.

Может, именно этой силе я и обязана тем, что ты сейчас находишься здесь, – подумала она.

Она наклонилась над круглым столиком с мраморной столешницей, который стоял рядом с лестницей. Опустив глаза, Эва притворялась, что поправляет кружевной абажур на расписанной вручную лампе, стараясь не поворачивать лица к Чейзу, чтобы он не заметил, что ее глаза наполнены слезами. Все кончено. Он просто хотел с ней переспать. Больше она ему ни для чего не нужна.

Она с усилием выдавила из себя:

– Ты за этим приехал? Чтобы сообщить, что я могу забрать с твоего ранчо свои вещи?

Чейз чувствовал себя слоном в посудной лавке, едва помещаясь в крошечной прихожей. Он и не ожидал, что она встретит его с распростертыми объятиями, но теперь она вообще повернулась к нему спиной, поглощенная приведением в порядок лампы, стоявшей на столике с витыми ножками.

Он такой красоты еще в жизни не видел. Тут не только мебель была отполирована до блеска, но и пол был в гораздо лучшем состоянии, чем его собственный обеденный стол. Да, такого жилища заслуживает Эва. А он, конечно, не может ей предложить такого великолепия.

– Я приехал, чтобы сказать тебе, что нет нужды торопиться и перевозить все это. Я позабочусь о твоем имуществе. Оно будет в целости и сохранности. – Он повернулся кругом, всем своим видом показывая, что собирается удалиться.

– Ты уходишь? – Она знала, что это неизбежно, но не желала с этим мириться. Ведь если Чейз сейчас исчезнет за дверью, она его больше никогда не увидит.

«Пожалуйста, – мысленно умоляла она, – подожди еще немного».

Чейз остановился перед дверью. Он хлопнул шляпой по бедру и сделал глубокий вдох. Что за черт? Он не собирался больше никогда снова встречаться с ней, поэтому какое имеет значение, насколько сильно он унизится сейчас.

Его голос звучал странно даже для него самого.

– Я не жду, что ты простишь меня, Эва. После всего того, что я наговорил тебе той ночью, когда… в общем, той ночью.

Она рывком обернулась и снова встала лицом к нему.

– Прощу тебя?

– Я знаю, что был не прав по отношению к тебе, когда тебе не поверил…

Эва затрясла головой, потому что его слова в ней не укладывались.

– Но я же лгала тебе, Чейз. Я погрязла в обмане и жила в нем с той самой минуты, когда ты в тот первый день открыл передо мной дверь своего дома.

– Я вел себя точно так же. Но на твоей совести не было тех ужасных преступлений, которые я тебе приписывал и в которых тебя обвинял той ночью, Эва, и я даже не извинился. – Он опустил глаза на шляпу, которую держал в руках, потом снова посмотрел на Эву.

Его виноватого тона Эва уже не могла вынести.

– Да как ты мог поверить мне? Я лгала тебе о том, кто я есть на самом деле, чем занималась…

– А я лгал уже тем, что умалчивал о правде, разве не так? – Чейз сделал шаг вперед и умоляюще протянул к ней руки. – Я должен был признаться тебе с самого начала, что я сидел в тюрьме, что предыдущие четыре домоправительницы сбежали от меня из-за безобразного поведения Лейна или из-за слухов, которые ходили в городе, но когда я открыл дверь и увидел тебя, то просто не мог этого сделать. Я боялся, что если ты узнаешь правду, то тоже покинешь меня.

Она подошла к нему вплотную, так, что заметила в его глазах слезы.

– Я хочу, чтобы ты вернулась вместе со мной домой, Эва.

Эва обвила его шею руками. Чейз отшвырнул в сторону свою шляпу. Она упала на пол, а Чейз обнял Эву и прижал ее к себе так, как будто в ней заключалась его жизнь. Слова им были не нужны. Они приникли друг к другу, их сердца стучали в такт, рука Чейза скользнула по ее волосам, запрокинула ее голову назад так, чтобы можно было видеть ее глаза, а потом его губы нашли ее рот.

Пальцы Эвы судорожно вцепились в его рубашку, заставив его придвинуться еще ближе. Эва вся отдалась во власть этого поцелуя, такого глубокого и страстного. Его рот исследовал ее, его язык проник в теплую глубину, сплетаясь с ее языком. Эва застонала и прильнула к нему, прижавшись к его возбужденной плоти.

Его била дрожь после того, как она так страстно откликнулась на его ласку. Он отстранился, его дыхание было хриплым, как у жеребца, который не мог прийти в себя после бешеной скачки.

– Я готов упасть перед тобой на колени, Эва.

– В этом нет нужды, – улыбаясь, ответила она и снова подарила ему поцелуй, на сей раз легкий, как прикосновение крыльев бабочки.

Чейз крепче прижал ее к себе и не желал отпускать. Он раскачивался туда-сюда, прижимаясь щекой к ее волосам. Он вспомнил о драгоценностях, спрятанных в головке куклы. Они принадлежали Эберхартам, знали те о сокровищах или нет. Он твердо намерен был рассказать о них Эве, но не теперь, не тогда, когда она наконец оказалась в его объятиях.

– Не знаю, будет ли у нас когда-нибудь такой дом, как этот, но я буду стараться дать тебе все, что только смогу.

Такая откровенность заставила ее прослезиться. Она знала, что его рубашка сейчас тут же намокнет, но какое это теперь имело значение?

– Я всегда хотела иметь такой домик. Именно поэтому я покинула театральную труппу моих родителей. Но ты знаешь, что я поняла?

Его руки медленно бродили по ткани ее шелкового халатика.

– Нет. Что же?

Она украдкой смахнула слезы.

– Рэйчел – просто душечка, но я ничего не могу с собой поделать, – мне жаль ее. У нее может быть куча добрых и верных друзей и этот чудесный маленький домик, но когда я уеду, она снова останется совершенно одна. Дом, в котором нет любви, всегда будет пустым, Чейз. – Едва только эта мысль облеклась в слова, Эва поняла, как много она приобрела за последние несколько недель.

Он, улыбаясь, смотрел сверху вниз на ее макушку, потом пригладил непокорные завитки волос.

– Для меня не имеет значения, чем еще я владею, но я хочу знать, что ты всегда будешь ждать меня, блестя глазами, когда я возвращаюсь домой после тяжелого трудового дня. Я хочу знать, что ты всегда зажигаешь для меня свет и я никогда не буду больше блуждать по дому впотьмах.

Он провел пальцем по ее подбородку и поднял ее лицо к себе. Приблизив свои губы к ее губам, он прошептал:

– Я хочу, чтобы ты осветила мою жизнь, Эва. Теперь и навсегда, ты нужна мне.

Он запустил руку под ее шелковый халатик и начал расстегивать пуговки на ее сорочке. Крошечные перламутровые пуговки быстро были побеждены. Рука Чейза скользнула под белую материю и погладила ее напрягшийся сосок большим пальцем. Дыхание Эвы стало частным и прерывистым. Чейз поцеловал ее медленным томным поцелуем, продолжая рукой мучить ее грудь.

На ее щеках вспыхнули пятна румянца, воспоминания нахлынули на нее, и кровь быстрее побежала по ее жилам. Ее бросило в жар. Она подумала о той грозовой ночи, когда они были вместе.

– До того, как мы начали заниматься любовью той ночью, ты думал, что я девственница, – прошептала она. – Потом ты был разочарован?

Он покачал головой.

– С девственницей было бы чертовски много хлопот, – прошептал он. Он наклонил голову к холмику, который показался, когда он спустил сорочку с ее плеча.

Ее пальцы вцепились в его густые темные волосы. Она застонала и прижала его к себе. Его зубы поигрывали ее соском, а потом за дело принялся язык.

– Что ты подразумеваешь под словом «хлопоты»? – прошептала она.

Он поднял голову, и она увидела, что он улыбается. Его губы были влажными и слишком соблазнительными, чтобы не поддаться этому соблазну. Эва прихватила его нижнюю губу зубами и легонько куснула, одновременно щекоча ее языком. А потом откинулась назад и засмеялась.

– Я понял, что девственница ни за что не позволила бы мне вытворять такое, – заявил он, задрав до пояса ее ночную сорочку и обхватив руками ее ягодицы. Он поднял ее так, что она смогла обвить ноги вокруг его талии.

Эва оставила в покое его волосы и обняла его за шею.

– Да, наверняка не позволила бы. – Она снова прикусила его нижнюю губу и даже застонала от удовольствия.

Он пошарил рукой позади себя и задвинул засов на входной двери дома мисс Рэйчел, а потом бросил взгляд на лестницу.

– Удержишься, если мы поднимемся наверх?

– Я танцовщица, мистер Кэссиди. Я еще и не на такое способна.

Чейз понес ее наверх, подождав, пока Эва покажет дорогу в ее спальню. Оказавшись внутри, он закрыл дверь ногой и понес драгоценную ношу к постели.

Он осторожно опустил ее на край кровати. Потом наклонился и стянул с нее халат. Пышный подол ночной сорочки сбился в кучу вокруг ее бедер. Чейз потянулся к ней и нежно, почти робко провел ладонями по гладкому бархату кожи ее бедер. Его пальцы обхватили ее колени и развели их в стороны. А потом его рука нырнула в образовавшееся углубление.

Эва придвинулась ближе, обхватила его лицо ладонями и впилась в его рот губами. Чейз прижал руку в ее влажному лону и начал нежно поглаживать его. Эва застонала от вожделения.

– Ты ведь не думаешь, – шепнул он, – что девственница позволила бы мне такие вольности?

– Только если бы она не намерена была дольше хранить девственность, – выдохнула она, когда он мучил ее своими пальцами, исследуя ее горячую влажную плоть. Постепенно его движения стали боле уверенными, он увеличивал темп и продолжал эту сладкую пытку до тех пор, пока Эва не начала извиваться на кровати под его руками.

– О Чейз! – закричала Эва и забилась в руках Чейза. Он накрыл ее своим телом. Он гладил и успокаивал ее, пока она не перестала дрожать и затихла.

Он был не в силах оторваться от нее. Его желание разгоралось все жарче. Чейз поцеловал ее в ушко, легонько прикусил мочку и спустился губами к шее. Эва отвечала ему, начав медленно водить рукой вверх-вниз по его спине.

Она никогда раньше не испытывала такого блаженства. Она лежала под ним, в гостеприимном кольце его рук и наслаждалась благословенным теплом, которое растекалось по ее телу.

Она закрыла глаза и прошептала:

– Мистер Кэссиди, на вас слишком много одежды. Я хочу вас чувствовать.

Она потянулась к Чейзу и выдернула полы его льняной сорочки из полосатых суконных брюк. Он немного отстранился от нее, давая ей возможность расстегнуть на нем одежду. Эва боролась с пуговицами, пока не одолела все до единой. Она стянула ткань с его плеч, а он выскользнул из рукавов, и Эва швырнула сорочку на край кровати.

Пальчики Эвы пробежали по густой поросли волос на его широкой, мускулистой груди. Она потянулась к нему и прикусила его сосок, и ей немало удовольствия доставил хриплый гортанный звук, вырвавшийся из его горла, когда он почувствовал прикосновение ее губ.

Отчаянно желая почувствовать его внутри себя, она начала возиться с пуговицами на его штанах. Он начал помогать ей управиться с ремнем и засмеялся. Этот звук наполнил радостью ее сердце. Он через голову снял с нее ночную сорочку и отшвырнул в сторону.

Чейз знал, что она уже готова принять его. Не в состоянии больше продолжать эту сладкую пытку, он встал на колени, раздвинул ее бедра и прижал ее к себе.

Эва вскрикнула. Раскинув руки, она вцепилась пальцами в покрывало. На фоне белой ткани ее медные волосы казались просто огненными. На его вторжение она ответила глухим воплем, который вырвался из глубины ее существа. Она изгибалась на кровати, раздвигала ноги, вытягивала ступни, а он, навалившись сверху, входил в нее снова и снова.

Она прильнула к нему. Под его мощными ударами она сжимала, обвивала, захватывала в плен его тело. Она застонала, когда он попытался отодвинуться, она могла только плакать от безумного, дикого наслаждения. Она умоляла его снова взять ее, она просила еще и еще, пока кровать опять не начала раскачиваться в такт бешеному ритму его движений.

Он наклонился над ней, вдавил в кровать, а сам лег сверху. Так они лежали: грудь к груди, бедро к бедру. Они были вместе. Она выкрикивала его имя снова и снова, когда он изливал в нее свое семя, отдавая вместе с ним и свою душу. Тихие слезы радости катились по ее щекам, когда она приникла к нему.

Эва прислушивалась к звуку их дыхания. Оно было бурным, прерывистым. Теплый летний ветер казался прохладным, когда скользил по их разгоряченной коже.

Чейз поднял руку и убрал завиток волос с ее лица. Его пальцы дрожали. Он сжал ладонь в кулак и провел косточками пальцев по ее щеке. Она инстинктивно поймала его руку и поцеловала ее.

– Я очень рад, что ты не была девственницей, – прошептал он, надеясь, что это изгонит из ее сердца обиду, которая еще могла там остаться.

– От этого только одни проблемы, насколько я знаю, – пробурчала она в ответ.

– Слишком много проблем. – Он перевернулся на бок и повернул ее лицом к себе. Все было хорошо. Естественно. Он хотел, чтобы так было всегда. Чейз ловил себя на мысли, что впервые за всю его жизнь ему кажется, что у него все в порядке. Так все и должно быть. Теперь вся горечь прошлых лет отступила. Он готов был начать все заново. С Эвой.

– О чем ты думаешь? – Эва внимательно смотрела на него. Под его глазами больше не было обычных темных теней. Она просто лежала и изучала его, и самым для нее удивительным открытием была надежда, которой светились его темные глаза.

– Я думаю о том, что мы пережили. О нас с тобой.

– И что ты о нас с тобой думаешь?

– Мне просто нравится, как это звучит. – Он улыбнулся. О нас. – Я думаю о том, какой же я счастливчик, что у меня есть ты. А что если бы газета не пришла в Вайоминг и ты бы никогда не увидела мое объявление?

Она рассмеялась.

– А что если бы я не взбрыкнула и не оставила свою работу во «Дворце»? Я бы никогда тебя не нашла.

Он сразу посерьезнел.

– Я бы тебя все равно нашел, Эва.

– Мы бы все равно нашли друг друга. – Ее сердце готово было петь от любви и гордости. Она почувствовала, что краснеет, и быстро поцеловала его в губы. – Думаю, нам стоит одеться, пока Рэйчел не вернулась домой.

Не в состоянии расстаться с ней даже на минуту, Чейз, однако, сказал:

– Она дала понять, что вернется еще очень нескоро, но мне кажется, что представать перед ней в таком виде не стоит. Ее девичья стыдливость этого не переживет.

– Я тоже так считаю.

Он взял ее за руку и поднес ее к своим губам. 4Потом поцеловал кончики ее пальцев и смотрел на золотые блики на ее ресницах.

– Поехали домой.

Эва сделала глубокий вдох.

– Вы мне делаете предложение, мистер Кэссиди, или мне на всю жизнь оставаться падшей женщиной?

– Я думаю, что сейчас нам обоим самое время приобрести чуточку добропорядочности, не правда ли?

ГЛАВА 21

Спустя неделю они поженились.

Через две недели ее родители приехали навестить их.

Они вовсе не собираются оставаться здесь насовсем, объяснили они сразу после своего неожиданного появления, а только хотят «провести несколько безмятежных неделек и получше узнать своего новоиспеченного зятя».

Ужасно жалея о том, что Эва послала родителям телеграмму сразу после их свадьбы, Чейз умудрялся большую часть первой недели пребывания Эберхартов на ранчо проводить в седле, в конюшне или заниматься какими-нибудь хозяйственными делами. Но сегодня он обнаружил, что ужасно соскучился по Эве, поэтому присоединился к ней и ее родителям, расположившимся на крылечке. У них уже вошло в привычку сидеть на улице, наслаждаясь тихими летними вечерами, наблюдать за светлячками, летавшими в садике Эвы, и считать звезды, когда те высыпали на небе.

Эва уже давно раскусила его ненависть к замкнутому пространству, поэтому соорудила то, что она называла «летней гостиной», позаимствовав из настоящей гостиной стулья и два столика и расставив их на крыльце.

Эстер Эберхарт устроилась со всеми удобствами, взгромоздив ноги на стол, нисколько не беспокоясь о том, что ее лодыжки выставлены на всеобщее обозрение, как и ее нижняя юбка. Широкие оборки ее фиолетовой нижней юбки были видны во всей красе. Она уже запуталась в хитросплетениях очередной истории о ее театральных похождениях и успехах, которой она угощала слушателей.

Эва совершенно не походила на эту высокую, пышнотелую женщину с широким ртом, блестящими голубыми глазами, толстым носом и копной крашеных хной волос. Их с дочерью различие было просто поразительным. Она разговаривала так громогласно, что любое ее слово было слышно даже в пристройке. Не желая, как она выражалась, «наступить в какую-нибудь гадость», она редко сходила с крыльца.

– Как ты думаешь, Эндикотт? Где лучше начинать новый сезон в марте – в Топеке или Калифорнии? Я бы предпочла Калифорнию. Там лучше платят. Кроме того, погода там тоже лучше. Хотя в марте один черт. И это несправедливо по отношению к Топеке…

Пока Эстер продолжала в том же духе, Чейз присматривался к Эндикотту Эберхарту. Уронив голову на спинку глубокого кресла, тот, казалось, дремал. Но это было своего рода защитой от приставаний жены. Хотя Чейз и находил отца Эвы весьма приятным мужчиной, общались они редко. Вообще-то вставить хоть слово, когда Эстер была в настроении поболтать, обычно никому никогда не удавалось.

Отец Эвы носил короткие кожаные панталоны с яркими подтяжками и белую сорочку с пышными рукавами. Актер утверждал, что именно так одеваются горцы в Европе, а поскольку в Монтане он чувствовал себя почти так же, как в Альпах, он будет с гордостью носить свой «лидерхозен». Каждое утро он совершал моцион по холмам и равнинам ранчо, опираясь на трость, которую вырезал для него Орвил, и декламируя строчки из своих излюбленных театральных ролей.

В пристройке ему постоянно перемывали косточки.

Сидя на крыльце и опираясь спиной о перила, Чейз смотрел на Эву, которая прикорнула у него под мышкой. Кудлатый лежал тут же, на ступеньке, мирно посапывая. Голова старого пса покоилась на коленях Чейза. Совершенно бездумно Чейз крепче прижал к себе Эву и чмокнул ее в макушку.

Он почувствовал, как ее рука легла на его бедро, как бы давая понять, что она оценила его ласку. Он находил просто замечательным это их безмолвное общение. Несмотря на то что рядом находились ее родители, он никогда еще не чувствовал себя таким умиротворенным и довольным. Хотя, когда его посещали мысли о Лейне, сердце начинало тихонько ныть.

– Мама, – Эва попыталась прервать монолог Эстер. – Мама.

– Что, милая? – Эстер опустила ноги, оправила свою юбку и поудобнее устроилась на стуле. – Ты что-то хочешь сказать?

Эва улыбнулась Чейзу, потом переключила внимание обратно на свою мать.

– Чейзу интересно узнать историю Честера. Ты не можешь припомнить, не рассказывал ли тебе прадедушка Эберхарт что-нибудь о нем?

Эстер потерла щеку.

– Постой-ка…

Эндикотт Эберхарт вдруг выпрямился, как будто пробудился от спячки. Чейз еле сдерживался от смеха. Совершенно очевидно, что отец Эвы просто ждал случая, чтобы выйти на сцену.

– Честер принадлежал моим предкам, дорогая, поэтому я расскажу тебе о нем, если ты не против. Кстати, где он?

– В сарае, вместе с остальной моей рухлядью, – ответила Эва.

– В очень надежном месте, – добавил Чейз.

– Мой дедушка, Эллисон Эберхарт, приобрел Честера задолго до того, как мой отец, Эмерсон, появился на свет. Если я не ошибаюсь, то отец рассказывал, что у дедушки когда-то был очень хороший друг и сослуживец на Востоке. Удача всегда обходила его стороной. Когда пришел его смертный час, он завещал Честера моему дедушке. Кажется, я припоминаю, что Честер когда-то был фараоном. Да, точно, фараоном. Египетским царем.

– Очень маленьким Египетским царем, – встряла Эстер, пренебрежительно фыркнув. – Иногда мне жаль, что мы все-таки не успели расспросить дедушку о том, как мумия попала в Америку. Бедный старик, к тому времени, как он умер, он уже почти выжил из ума, – заявила она, сделав неопределенный жест рукой. – Распевал день и ночь.

Арии из опер. Во всю мощь своих легких. Это было ужасно. Нам приходилось давать ему огромные дозы снотворного, чтобы заставить его заснуть и дать нам покой хоть на время.

Чейз прочистил горло. Интересно, подозревают ли старшие Эберхарты, какими эксцентричными они кажутся окружающим? Если и да, то их, очевидно, это совершенно не беспокоит. Он посмотрел на Эндикотта.

– А у вашего деда было много денег?

Эва бросила на него быстрый взгляд. Он видел, что его бесцеремонность раздосадовала и покоробила ее, но, во всяком случае, на Эндикотта этот вопрос особого впечатления не произвел.

– В какой-то период своей жизни он был богат. Кажется, он получил солидное наследство, но потом, когда стал актером, спустил все свое состояние, чтобы прокормить семью в промежутках между постоянными контрактами. – Отец Эвы поднял вверх большие пальцы рук и вращал их туда-сюда, глядя на звездное небо. – Я и не думал, что тут так много звезд.

Чейз встал.

– Я сейчас вернусь, – прошептал он на ухо Эве. – Никуда не уходи.

Эва улыбнулась и смотрела ему вслед, когда он шел к сараю. Даже его походка заставляла учащенно биться ее сердце. Сладкая истома охватила ее и разгорячила некоторые потаенные уголки ее тела, заставив залиться румянцем. Он был любящим, нежным и заботливым мужем, но оставался упрямым ослом, когда она пыталась уговорить его съездить в Последний Шанс.

Эва поклялась любить его, гордиться им и повиноваться ему – при любых обстоятельствах. А еще она дала себе обещание никогда не оставлять своих попыток помочь Чейзу стать полноправным членом общества.

– Ты влюблена, дорогая, да? – спросила Эстер.

– Да, мама, я влюблена.

– Нам он нравится, – заявил отец, как будто она забыла, что он твердит ей это постоянно, когда Чейза поблизости не было. – Славный парень. И о тебе заботится. Но я не хотел бы, чтобы он имел на меня зуб.

Эва посмотрела в направлении сарая и увидела Чейза, выходящего из двери с саркофагом в руках. От ее внимания не ускользнуло, что эта вещица ему, судя по всему, очень нравится.

Она наклонилась к отцу и прошептала:

– А среди твоих вещей случайно не сохранилась книга о Древнем Египте, папа?

Эндикотт почесал в затылке.

– Я точно не помню. А что?

– Я никогда не видела, чтобы Чейз был чем-то так заинтригован, кроме своего ранчо… и меня, конечно. – Она засмеялась. – Может, он захочет почитать об этом, чтобы узнать побольше сведений из этой области.

– Из какой области? – Чейз остановился у низенького крылечка и поставил одну ногу на ступеньку. Кудлатый довольно дружелюбно обнюхал ящичек, а потом снова завалился на бок.

Эва подняла на него глаза. Его горящий взгляд, устремленный на нее, теплым никак нельзя было назвать. Он был испепеляющим. Она провела языком по своим губам и чуть не замурлыкала.

– Из области египтологии. Ты, похоже, очень заинтересовался Честером и его происхождением.

Он не мог отвести взгляда от ее губ. Ну, зачем только он сейчас заварил эту кашу. Как ему хотелось бросить эту мумию, схватить Эву в охапку и потащить ее в ближайшую спальню. Но ему пришлось отвести глаза, пока его плоть не возбудилась слишком явно, и он не осрамился перед ее родителями.

– Думаю, что я знаю о Честере больше, чем любой из вас, – объявил он, поставив ящичек на землю.

– Откуда, Чейз? – Эндикотт подался вперед, поставив локти на колени. Солнце еще скупо освещало землю, но вот-вот должно было закатиться. Эва привстала и зажгла лампу, стоявшую на столике между стульями ее родителей. Потом она забежала в дом, чтобы зажечь лампу на камине, и вернулась к остальным.

Чейз начал объяснять.

– Когда кузен Эвы прислал сюда ее вещи, она гостила в городе у своей подруги Рэйчел…

– Имея на то веские основания, конечно… – выступила ее матушка.

Чейз и Эва переглянулись и обменялись улыбками.

– Это не имеет значения, – продолжал он. – Но я не знал, потребуются ли ей эти вещи прямо сейчас или нет, и сундук не был заперт. – Он посмотрел на Эву. – Поэтому я заглянул туда.

Она ободряюще улыбнулась ему.

– И ничего такого особенного там не увидел, так?

Он подумал о тряпках, костюмах, афишах и рецензиях.

– Ну, кое-что показалось мне довольно любопытным. Когда-нибудь наши дети придут в восторг от этих костюмов. – Мысленно он пообещал себе, что к тому времени все отрицательные рецензии он выкинет.

Эстер вскочила с места.

– Дети? О, Эва, неужели ты?..

– Нет, мама. Сядь, пожалуйста. Эстер села.

– Так что же Честер? – деликатно напомнил Эндикотт.

Чейз переводил взгляд с одного на другого. Он чувствовал себя крайне неловко, вынужденный соблюдать все правила приличия, поэтому не мог не восхищаться способностью Эберхартов держаться с достоинством в любом обществе. У него самого кровь стыла в жилах при одной мысли об общении с кучей посторонних людей.

– После того, как с сундуком я разобрался, я занялся домиком мумии и открыл его.

Рука Эвы скользнула по выцветшей крышке ящичка.

– Ты нашел потайной замочек. Он кивнул.

– Я просто потрогал крышку и нащупал его случайно. Но это еще не все. – Он снова открыл саркофаг. – Я ничего не знал о саркофагах и о египтянах. Я не знал, что там Эва могла прятать под этими бинтами. Но я выяснил, что там было тело.

– Очень маленькое тело, – снова фыркнула Эстер.

– Ты разбинтовал Честера? – такого отвращения Эва еще никогда не испытывала. – Ну, и на что это похоже? Это ужасно?

– Вовсе нет.

– Думаю, от него не так уж много осталось, – задумчиво произнес Эндикотт.

– От него осталось много чего. – Чейз нагнулся, положил саркофаг на землю и открыл крышку. Честер лежал так, как оставил его Чейз, размотанный, в ворохе пожелтевших от времени льняных бинтов. Чейз достал куклу и начал снимать с нее остатки тряпок.

Эва закрыла ладошками глаза.

– Ты уже закончил?

– Можешь смотреть. Даю слово, что Честер – совсем не то, что ты думаешь.

Ступни с нарисованными на них сандалиями и затем гладкие деревянные ножки уже показались. Горя нетерпением, Эндикотт вскочил с места, присел рядом с Чейзом и начал помогать ему.

Отец Эвы произнес:

– Это похоже на…

Эстер заглянула мужу через плечо как раз тогда, когда последняя полоска ткани была снята.

– Чревовещательная кукла! – взвизгнула Эстер так пронзительно, что дверь пристройки сразу же распахнулась.

Эва оглянулась и увидела Орвила, Джетро и Рамона, несущихся к дому через весь двор.

– Просто не верится, – пробормотала она, поворачиваясь обратно к Чейзу, который посадил куклу к себе на колени и завел механизм, который приводил в движение рот. Он, казалось, был так увлечен игрой с фараоном, что она обняла его за шею и звучно чмокнула в щечку.

– Он просто прелесть, – засмеялась она.

– Кто, твой муж или кукла? – Едва вымолвив это, Эстер разразилась громовым хохотом и начала хлопать себя по коленкам, чрезвычайно довольная собственным остроумием.

– Я пропускаю эту реплику, мама, но держи себя в руках, – предостерегла Эва с улыбкой.

– И это еще не все, – продолжил Чейз. Он перевернул куклу вверх тормашками и показал Эндикотту маленькую дверцу на затылке фараона-Честера, а потом протянул его отцу Эвы. – Лучше будет, если вы сами откроете.

Орвил, Джетро и Рамон перевесились через перила. Эндикотт выступил во всем блеске перед небольшой аудиторией. Он покрутил кистями рук, размял пальцы. Потом нажал на крошечную дверцу, применив тот же самый прием, который открывал сам саркофаг, и маленькая ниша открылась.

В воздухе повисла звенящая тишина. И снова Эндикотт сделал несколько театральных жестов руками. Эва не сомневалась, что, если бы тут имелся оркестр, он бы заставил барабанщика выбить дробь. Ее отец залез в тайник большим и указательным пальцами и достал оттуда маленький бархатный мешочек. Он разгладил его на ладони, потрогал букву «Э», изящно вышитую золотом на бархате, и вручил Честера обратно Чейзу.

Актер и не думал скрывать свое волнение. Он посмотрел на свою жену, потом на дочь, и, наконец, его глаза остановились на Чейзе.

– Вы знаете, что там?

– Знаю, – признался Чейз.

– Это может сделать меня счастливым?

– Не знаю, как насчет счастья, – честно сказал Чейз, – но то, что это сделает вас богатым, – я ручаюсь.

– Ну, открывай же, ради всего святого, Эндикотт, – взмолилась Эстер.

Эва тоже наклонилась вперед.

– Да, открывай, папа.

Эндикотт развязал шнурок и высыпал на ладонь содержимое мешочка. Не веря своим глазам, он смотрел на сверкающие драгоценности. Все они были разной величины, но большинство – размером с ноготь большого пальца. Впервые за всю свою жизнь Эстер Эберхарт лишилась дара речи.

– Ой, мамочки, – выдохнула Эва.

– Я могу это повторить, – раздался из темноты низкий скрипучий голос Орвила.

Эва посмотрела на Чейза.

– И ты все это время знал, что спрятано внутри Честера?

– С того самого дня, как я снял эти бинты. Это случилось за день до того, как я приехал в город, чтобы уговорить тебя вернуться домой. Именно поэтому я тогда задавал столько вопросов о Честере. Я никак не мог в толк взять, чего ради ты решила наняться на работу экономкой, если у тебя есть такое богатство. Тогда я подумал, что ты, может быть… – Он вдруг запнулся и нахмурился.

– Ты подумал, что они достались мне нечестным путем, так?

Даже если он при этом рисковал навлечь на себя ее неудовольствие, он вынужден был ей сказать правду:

– Поначалу я решил, что ты их украла. Но потом, расспросив тебя, я выяснил, что ты наверняка ничего о них не знаешь. И я решил выждать время, пока не подвернется случай вернуть это вам всем. – Его следующий вопрос был обращен к одной Эве: – Ты простишь меня?

Эва долго молча смотрела на него. Все остальные тоже хранили молчание. Эндикотт продолжал рассматривать камни. Эва протянула руку и ласковым жестом убрала прядь волос со лба Чейза, а потом наклонилась и нежно поцеловала его в губы.

Снова выпрямившись, Эва сказала ему:

– Если бы я была на твоем месте и тоже обнаружила что-то вроде этого, так надежно припрятанное, то я, скорее всего, сама заподозрила бы тебя в воровстве.

Ее признание разрядило обстановку. Теперь все начали смеяться. Эстер встала и затянула припев из «Военного гимна Республики», завопив во все горло: «Слава, слава, аллилуйя! «. Тихонько переговариваясь между собой, Джетро и Рамон повели Орвила на кухню пить кофе.

Наконец Эндикотт не выдержал и утихомирил жену:

– Эстер, на пару тонов пониже, уж будь так любезна. Подумай об окружающих. – Он повернулся к Эве, которая продолжала стоять на коленях возле Чейза, на самом краю крыльца. – Дай руку, Эви. И ты тоже, сынок.

– Ой, папа, не надо…

Эндикотт выпрямился. Эва тысячу раз видела, как он делал это, готовясь произносить какой-нибудь монолог. Он вытянул вперед руку, в которой сжимал драгоценности, и торжественно произнес:

– Это фамильные сокровища, принадлежавшие прадедушке Эллисону Эберхарту. Раз мой отец их так и не нашел, права наследства по закону перешли к нам, в виде Честера, конечно. – Он поклонился кукле, которая удобно устроилась на коленях Чейза. – Я не сомневаюсь, что он хотел бы, чтобы ты, – Эва, и ты, Чейз, получили свою долю.

Чейз покачал головой. Он не мог позволить, чтобы они думали, что он женился на Эве, потому что знал, что она не просто танцовщица без гроша за душой, какой сама себя считала.

– Сэр, мне ничего не нужно от…

– Довольно церемоний, сынок. Теперь ты полноправный член нашей семьи. Ты же поклялся любить Эву в достатке и в бедности, в радости и печали?

– Да, сэр.

– Ну вот и хорошо. – Эндикотт отделил примерно четвертую часть драгоценных камней и вложил их в руку дочери. – Вот это ваш «достаток». По моему опыту, всегда очень приятно, когда он у тебя есть. Вспомните прадедушку. Он умер нищим. Спрятал свои сокровища, а когда они ему понадобились, не смог даже вспомнить, где находится тайник.

Он отмерил равное количество камней и для Чейза. А оставшиеся драгоценности снова спрятал в мешочек и протянул его жене, которая судорожно прижала черный бархат к груди.

– Эндикотт, – захлебываясь от восторга, простонала она. – Мы же отметим это сегодня?

– Конечно, дорогая. – Он подмигнул ей. Когда он подставил ей локоть, она продела сквозь него свою руку. – Спокойной ночи, дети, – величественно произнес Эндикотт. – Мы идем спать.

Они одновременно поклонились и удалились в дом. Чейз наблюдал, как они проплывают через гостиную, где на каминной полке стояла лампа, зажженная Эвой. Он улыбнулся. В течение этих двух недель она никогда не забывала оставлять для него свет, когда солнце начинало садиться. Он знал, что она никогда не изменит своему обещанию, сколько бы лет им ни суждено было прожить вместе.

Теперь они были одни, если не считать Кудлатого, который вообще постоянно болтался рядом с Эвой, если не был занят на работе вместе с мужчинами.

Чейз чувствовал, как драгоценные камни холодят его ладонь. Но от тепла его тела они постепенно нагревались. Он посадил Честера в кресло и взял Эву за руку. А потом высыпал в ее ладошку разноцветные камушки, где они перемешались с ее собственными.

– Если бы я могла, я бы их все отдала, чтобы только вернуть Лейна домой.

Чейз вздохнул. Не было такого дня, чтобы он не думал о Лейне.

– Он сам должен найти свой путь, Эва. Может, когда он это сделает, он и вернется.

Она снова посмотрела на камни, любуясь их сиянием.

– А что мы с ними будем делать?

– Все, что пожелаешь, – пообещал он. Он смотрел на обращенное к нему личико, на ее зеленые глаза, сверкавшие ярче любых изумрудов, и думал, как же так получилось, что бандит и отщепенец вдруг стал счастливейшим человеком на свете.

– У меня уже есть все, о чем я мечтала. И это сейчас находится рядом со мной, – прошептала она. – Я люблю тебя, Чейз Кэссиди.

– Я тоже люблю тебя, Эва. Всем сердцем. Она потянулась к нему и покрутила пуговку на вороте его рубашки.

– Как ты думаешь, а не устроить ли нам собственный маленький праздник?

– Думаю, отметить это в узком кругу было бы совсем неплохо.

Чейз помог своей жене подняться на ноги. Она расправила юбку одной рукой, а в другой сжимала драгоценности. Он погасил лампу на столике и ждал Эву на пороге.

Сладковатый аромат сирени поплыл в ночном воздухе, когда Эва подошла к мужу. Открывая дверь, Чейз подмигнул кукле, сидевшей в кресле.

Честер растягивал губы в широченной улыбке.

Чейз готов был поклясться, что кукла подмигнула ему в ответ.

1

Да? (исп.).

2

Каждый несет по жизни свой крест, кто-то – серебряный, а кто-то – деревянный (исп.).

3

Седельных сумках (исп.).

4

Дружище (исп.).

5

Очень хороша (исп.).

6

Сядь (исп).

7

Чтобы уметь говорить, надо уметь слушать (исп.).

8

Лица мы видим, но сердец не знаем (исп.).

9

Кто знает (исп.).

10

Ничего (исп.).

11

Что было, то быльем поросло (исп.).

12

Смерти без причины не бывает (исп.).