В отделе по расследованию убийств нас четверых – Эдмунда Керта, Джона и Кэролайн Келли и меня – поджидали Гиттенс и Лауэри.
      На Лауэри был другой роскошный костюм – уж не помню какого цвета – и соответствующие туфли. Он приветствовал меня мрачным кивком головы.
      Зато Мартин Гиттенс крепко пожал мне руку и осведомился о самочувствии. Приятно, черт побери. В последнее время у меня наблюдался острый дефицит положительных эмоций.
      Возможно, драма в церкви опять растопила сердце Гиттенса по отношению ко мне.
      Возможно, он уже одумался и больше не верит в то, что именно я убил Данцигера.
      Как-никак я пролил кровь в борьбе с преступниками. И, надеюсь, хоть этим какое-то уважение заслужил!
      Так я тогда думал. Опять-таки весьма наивно.
      Мы прошли в заставленную аудио– и видеоаппаратурой комнату. Отсюда, через прозрачное с нашей стороны зеркало, было видно соседнее помещение – кабинет для допросов.
      Лауэри предупредил меня:
      – Мы будем присутствовать с этой стороны. Плюс ваша беседа будет записываться.
      Через несколько минут двое полицейских ввели в кабинет для допросов Брекстона. На нем были свободные джинсы и фланелевая сорочка. Из-за ножных кандалов он двигался короткими шажками гейши. Когда он сел, один из полицейских приковал его ногу к железной ножке стола, намертво закрепленного на полу. Брекстон повернул голову в сторону зеркальной стены. Казалось, он наблюдает за нами.
      Сутки назад я видел Брекстона, но разглядеть его как следует мог только теперь.
      Вроде бы никакой преступной ауры. Парень как парень. Щупловат. Не слишком высокий – метр семьдесят, а то и меньше. Правда, мускулистый. Все его телодвижения и мимика в считанные секунды указывали на уличное детство – шпана! И все же, несмотря на явную «приблатненность», он обладал неким «начальственным взглядом». Заметно, что он играет в «крутого». И с ролью неплохо справляется. Любопытно, какой он среди своих? Совсем не играет? Или тоже играет? Или еще больше играет?
      – Чего ждем, ребята, поехали! – сказал Брекстон, обращаясь к зеркальной стене.
      Эдмунд Керт провел меня в холл и на ходу проинструктировал:
      – Зачитайте ему права, и пусть он подпишет бумажку, что знает свои права. Вот вам бланк. И помните, мы слышим каждое ваше слово.
      Через несколько секунд я уже сидел напротив Брекстона.
      – Добрый день, – сказал я.
      Никакого ответа.
      – Я обязан проинформировать вас о ваших правах. И подпишите это.
      Он взял бланк, повертел его в руках и, словно недовольный фактурой бумаги, отбросил бланк в мою сторону.
      – Без вашей подписи я не могу начать беседу.
      – Я ничего не подписываю.
      Я опять подвинул бланк в сторону Брекстона.
      – Это пустая формальность. Но если вы не подпишете, я вынужден буду уйти.
      Брекстон криво усмехнулся и поставил свою подпись. Весь его вид говорил – делаю это единственно из хорошего отношения лично к вам!
      – Вы знаете человека по имени Рей Ратлефф?
      – Знал такого, знал.
      – Почему вы говорите в прошедшем времени?
      – Я о покойниках всегда говорю в прошедшем времени. Разве вы не слышали, что он покойник?
      – Что вам известно о его убийстве?
      – То, что видел в новостях по телику.
      – За что он был убит?
      – Мне и самому интересно узнать.
      – Но я спрашиваю об этом вас, Харолд.
      – Рей был наркоманом. Возможно, его смерть как-то связана с наркотой.
      – А конкретнее?
      – А конкретнее... кто постоянно якшался с продавцами наркоты, с «подающими» и прочей шатией, тот не заживается. Я видел тысячу таких Реев. Будете в наших краях, я вам покажу – их у нас хоть отбавляй.
      – А вы сами, вы работали «подающим»?
      – А при чем тут Рей Ратлефф?
      – Вы только что сказали: его убийцей мог быть один из «подающих».
      Брекстон почти добродушно улыбнулся:
      – Небось читали мою сказку. Так что знаете все мои грешки.
      – Сказку?
      – Ну, ваше досье на меня. Там ничего из ряда вон выходящего. Обычные мальчишеские шалости – мордобой, угон машины и прочая мутота. Ни разу не сидел. Всегда условно. Так что я со всех сторон чистенький, и вы меня в «подающие» или еще куда не записывайте. В сказке про это ничего не прописано.
      – Чистенький? А как же Арчи Траделл?
      Брекстон молча набычился.
      – Харолд, вы забыли застреленного через дверь полицейского?
      – К той старой истории я не имел никакого отношения. Дело давным-давно закрыто.
      – Но вас почему-то обвиняли в его убийстве. С какой стати? Выбрали ваше имя наобум в телефонной книге?
      – Спросите об этом вашего дружка Рауля.
      – Кто такой Рауль?
      Брекстон только ухмыльнулся.
      – Возможно, вы сами и есть этот Рауль. Прошел и такой слушок.
      Молчание.
      Бессмысленно продолжать в том же духе.
      – Слушайте, вы намерены отвечать на мои вопросы или нет? Вы мне не сообщили ничего ценного!
      Брекстон пожал плечами.
      – И рад бы, да только ничего ценного не знаю.
      – В таком случае почему вы оказались здесь?
      – Арестовали.
      – Вы потребовали встречи со мной только для того, чтобы сказать мне: не знаю я ничего ценного?
      – Они всерьез думают, что вы укокошили ту прокурорскую крысу?
      – У них против меня только больная фантазия.
      – А вы его действительно пришили?
      – Нет.
      – Клянетесь могилой вашей матери?
      – Клянусь могилой моей матери.
      – Ну так и я вам признаюсь: прокурора не я убил.
      – Вы именно это «признание» желали мне сделать – что вы невиновны?
      – Да.
      – А почему вы этой чести удостоили именно меня, а не любого другого офицера полиции?
      – Чтоб ты, козел, врубился, где находишься. Это Бостон. Край непуганых полицейских.
      – Вы хотите сказать, что тут любого... независимо от вины... – поначалу растерялся я. Потом нашелся: – Нет, Харолд, против вас на этот раз улик достаточно. Ничего не подстроено.
      Брекстон скептически усмехнулся, наклонился в мою сторону и, звякнув наручниками, поставил подбородок на руки.
      – Дай-ка я тебе кое-что расскажу про жизнь, – сказал он доверительным тоном. – Эти крысы не нуждаются в доказательствах. Они улики фабрикуют задним числом.
      Мы несколько секунд молча смотрели друг другу в глаза. Если бы не угреватый нос, он мог бы сойти за красавца. Хотя я плохо разбираюсь в мужской красоте, а тем более в красоте афроамериканцев.
      – Ладно, заканчивай свою анкету, собаченыш.
      Я прекрасно понимал, что «собаченыш» означает не что иное, как «сукин сын».
      Однако для типа вроде Брекстона, который вырос и живет в перманентной войне с полицией, этот «собаченыш» был потолком ласкового обращения к собаке-копу. Стало быть, я им – уважаем!
      – Вы были в штате Мэн?
      – Какого хрена мне делать в тамошних степях?
      – Это равнозначно «нет»?
      – Равнозначно.
      – Вы были знакомы с Робертом Данцигером?
      – Разумеется.
      – На почве чего?
      – Да он мне раз пятьдесят всякие дела навешивал!
      – Как вы относились к этому?
      – Прямо тащился от такого его внимания!
      – Отвечайте на вопрос серьезно. Как вы относились к тому, что Данцигер по разным поводам допрашивал вас снова и снова?
      – А вам бы как такое понравилось?
      – Зависит от обстоятельств.
      – Верно сказано. Прокурор делает свою работу, ясно. Тут ничего личного. И я против него лично ничего не имел. А что время тратить на болтовню с прокурором жалко – так за это срок не дают.
      Брекстон отлично понимал, что вопрос с подковыркой. И отвечал на него даром что не литературным языком, но юридически корректно.
      Брекстон на протяжении всей беседы держался весьма дружелюбно. Даже немного по-отечески по отношению ко мне. Видимо, такова была его тактика при общении с полицейскими. Надеть лживую личину симпатии и дружелюбия, установить человеческий контакт. Хоть он и назвал меня разок «козлом», даже это было не больше чем фамильярность, еще один штришок «товарищества».
      Однако меня не мог не раздражать его тон – высокомерный, поучающий. Возможно, он ощущал мою неопытность, мою скованность. За свою жизнь Брекстон успел пообщаться с десятками, если не с сотнями полицейских и видел меня насквозь, со всеми моими потугами выглядеть солидным, знающим и проницательным.
      – Где вы находились в ночь со вторника на среду, когда был убит Рей Ратлефф?
      – На вечеринке в Гроув-Парк. Там было человек двадцать. Хотите знать их имена?
      Я положил перед ним лист бумаги и ручку.
      Он быстро написал столбик фамилий.
      – Еще что? – спросил Брекстон, возвращая листок.
      – У меня все. А вы хотите что-нибудь добавить к сказанному?
      – Я доволен, что поговорил с вами лично.
      – Почему?
      – Потому что мы друг другу нужны.
      – Какая мне в вас нужда? – удивился я.
      – Вы хотите доказать, что не убивали Данцигера. И я хочу доказать, что я не убивал Данцигера. Как видите, у нас есть кое-что общее. Мы вместе должны бороться против них – чтобы они не повесили это убийство на одного из нас. Если вы найдете настоящего убийцу, это выручит нас обоих. Хотите вы найти настоящего убийцу или нет?
      Я затруднился с ответом.
      Брекстон медленно огляделся, словно искал глазок камеры или микрофон. Потом наклонился ко мне и жестом показал – наклонитесь ко мне как можно ближе. Я отрицательно мотнул головой. Тогда он шепотом произнес:
      – Давай сюда.
      – Нет.
      – Да я тебе вреда не причиню.
      Я опять помотал головой.
      – Ты что, тупой? – шепотом продолжал Брекстон. – Ты думаешь, я нападу на полицейского прямо в полиции? Ты меня за придурка принимаешь?
      – Все, что вы хотите сказать мне, вы должны говорить громко и четко, – сказал я, кивнув головой в сторону зеркальной стены.
      – Твое решение. Смотри не ошибись.
      Я вдруг решил уступить. Я наклонился к нему с равнодушным видом укротителя, который сует голову в пасть льва.
      То, что произошло затем, произошло мгновенно.
      Соединенные наручниками руки Брекстона взлетели, моя голова оказалась между ними; он резко рванул руки вниз и прижал мое лицо к столешнице.
      Было больно, страшно и унизительно.
      Из-за зеркала донеслись возбужденные крики:
      – Эй! Эй! Прекратить! Эй!
      Рот Брекстона оказался в сантиметре от моего уха. У меня промелькнуло в голове: «Мать вашу, сейчас откусит!»
      – Ты вчера в церкви помог мне. Почему? – быстро прошептал Брекстон.
      – Не знаю. Я не хотел, чтобы...
      – Они тебя, дурака, используют.
      – Что?
      – Используют тебя. Подставляют. И меня тоже.
      – Хорошо, хорошо. Ты не виновен. Согласен. А теперь отпусти.
      – Не виновен. Я тебе про совсем другое...
      И в этот момент дверь в комнату распахнулась.
      – Найди Рауля, – шепнул Брекстон. – Ратлефф тут ни при чем. Отследи Рауля. От Данцигера к Траделлу, а может, и дальше. До Фазуло. И...
      Но его уже оттаскивали от меня.
      Келли шарахнул своей дубинкой Брекстона по крестцу. Тот ахнул и обмяк. Двое полицейских оттащили его к стене и осыпали ударами. Келли оттолкнул их, прижал дубинкой горло Брекстона к стене. Его глаза горели ненавистью.
      – Эй, остыньте, остыньте! – услышал я визгливый голос Макса Бека. – Я его адвокат. Я приказываю вам, остыньте!
      – Он мне приказывает! – рявкнул Келли. Но Брекстона отпустил.
      Лауэри подошел к нему и потрепал его по плечу.
      – Правильно, Келли, не стоит руки марать. Трумэн, вы в порядке?
      – Спасибо, все нормально.
      Эдмунд Керт мрачно глянул на меня:
      – Отлично. Имеем нападение на полицейского. Железная база для ареста.
      Да, теперь они могут держать Брекстона сколько им нужно. Поскольку все произошло в присутствии бостонского прокурора, то формальности будут проделаны в мгновение ока.
      Лауэри повернулся ко мне.
      – Что скажете, шериф Трумэн? Ведь это вы подверглись нападению.
      Гиттенс возмущенно рявкнул:
      – Если ты, Харолд, еще когда-либо поднимешь руку на полицейского!..
      – Детектив Гиттенс, успокойтесь, – приказал Лауэри. – Ну так что, шериф Трумэн, ваше решение.
      Брекстон исподлобья внимательно смотрел на меня.
      Келли тоже смотрел на меня. Мрачно, сурово.
      Все смотрели на меня.
      Лауэри, удивленный моим молчанием, повторил:
      – Ну так что, шериф Трумэн?
      – Я не имею претензий. Можете отпустить его.

      Келли согласился составить мне компанию – снова съездить в Дорчестер и еще раз побеседовать с Хулио Вегой. Я сказал ему, что меня по-прежнему гложет вопрос, отчего Данцигер вернулся к делу об убийстве Траделла. И то, как Хулио Вега подозрительным образом уходил от ответов во время нашей встречи. Похоже, Келли этого объяснения оказалось достаточно.
      На наш стук в дверь знакомой развалюшки в Дорчестере никто не отозвался.
      – Что ж, придется подождать, – вздохнул Келли.
      – Но мы понятия не имеем, где он сейчас.
      – Именно поэтому и остается одно – ждать. Не гоняться же нам за ним по всем углам вселенной!
      За тридцать лет работы в полиции Джон Келли, наверное, лет десять провел в ожидании.
      Ждать – важная составная часть работы всякого полицейского. Киношные копы практически никогда не ждут. Оно и понятно – у них максимум два часа экранного времени на то, чтобы закруглить любое самое сложное дело. В реальности жизнь полицейского состоит из ожидания: ждешь команды диспетчера, ждешь в засаде, ждешь в наблюдении, ждешь в суде, когда вызовут для дачи свидетельских показаний, ждешь в придорожных кустах шоссейного лихача... ждешь, ждешь, ждешь. Когда сидя, когда стоя, когда расхаживая туда и обратно, когда выписывая круги на машине. Да, полицейские большую часть времени зверски скучают. И пританцовывают, чтобы согреться в холодные ночи.
      – И сколько будем ждать? – спросил я.
      – Пока не появится.
      – А если Вега вообще не появится?
      – Куда он денется! Скоро придет, скоро! – сказал Келли, отчего-то глядя в небо, словно Вега должен вот-вот свалиться оттуда. – Давай, Бен, прогуляемся.
      – Хорошая мысль. А не сыграть ли нам партию в гольф?
      – Не кипятись. Прогулка – дело здоровое.
      Мы пошли в сторону главной улицы. Келли имел озабоченный вид. Он, по привычке, снял с пояса полицейскую дубинку и, думая о своем, крутил ее с ловкостью жонглера. Дубинка ритмично ударялась о ладонь. С двумя разными звуками, которые сложно чередовались.
      Шлеп-шлеп! Бац-бац! Шлеп-бац, бац-шлеп! И снова: шлеп-шлеп...
      В этот момент я просто обожал его.
      Образцовый полицейский.
      И одновременно меня забавляла мысль: вот человек, которого одень хоть в зеленый халат хирурга, хоть в белый халат пекаря, хоть в клоунские пестрые лохмотья – все равно, глядя на него, любой только плечами пожмет: и чего этот полицейский так вырядился?!
      Шлеп-шлеп! Бац-бац!
      – Бен, кое-чего я не понимаю, – сказал Келли после долгого молчания. – Тогда утром, в комнате допросов, Брекстон особенно подчеркивал, что ты и именно ты должен помочь доказать его невиновность. А потом внезапно нападает на тебя. Где логика? Ты ему вроде бы позарез нужен. А он тебя мордой об стол!
      Я не знал, что ответить, и поэтому отмалчивался.
      – А Лауэри ты заявил – дескать, понятия не имею, чего Брекстон от меня хочет, – не унимался Келли.
      Шлеп-шлеп! Бац-бац!
      – Возможно, мне пришлось немного солгать ради пользы дела.
      – Ну, так я и думал. Что-то кругом много-много лгут, и все три короба – для пользы дела!
      Я решил быть хотя бы отчасти откровенным.
      – Когда Брекстон на меня набросился, он шепнул мне в ухо: «Ищи Рауля». И добавил не очень внятно, что это связано с Арчи Траделлом. И еще одно имя он упомянул. Фазуло. Оно вам что-либо говорит?
      – Фазуло?
      – Да, Фазуло. Вы знаете, кто это такой?
      Келли проигнорировал вопрос. Я продолжил:
      – К сожалению, в распоряжении Брекстона были считанные секунды – много сказать он не успел. А может, и не хотел. Так или иначе, его оттащили от меня раньше, чем он договорил.
      Келли бросил на меня мрачный взгляд.
      – И почему же ты скрыл от всех этот факт?
      – Потому что Брекстон уверен: полиция меня подставляет.
      – А ты как считаешь?
      – Сам не знаю. На меня определенно произвело впечатление то, на какие ухищрения он пошел, чтобы передать мне это сообщение.
      Келли недоверчиво хмыкнул.
      – Надо было все сразу рассказать. – Я покаянно покосился на Келли. – Негоже скрывать информацию от коллег.
      – Бен, не смеши людей. Мы не работаем в бостонской полиции. Мы ведем самостоятельное, независимое расследование. Значит, мы им говорим ровно столько, сколько хотим сказать. И они, в свою очередь, сообщают нам лишь то, что считают нужным сообщить. Уж так заведено. Добро пожаловать в сплоченное семейство блюстителей закона, где человек человеку друг, товарищ и волк. Дружба дружбой, а информация врозь.
      – Это я понимаю. Мне неудобно только перед вами – вам-то я должен был сразу рассказать!
      – Ладно, забыли. В конце концов рассказал ведь.
      Некоторое время мы шагали в молчании.
      – Так знаете вы, кто такой Фазуло? – наконец спросил я.
      – Кто такой был Фазуло, – поправил меня Келли. – Я знаю единственного человека по фамилии Фазуло, и он отбросил коньки давным-давно, году в 77-м или 78-м. Убил полицейского. Помню, их было двое: Фрэнк Фазуло и, как бишь его... Сайкс. Да, фамилия второго была Сайкс. Оба под завязку накачались наркотиками и пошли грабить паб под названием «Килмарнок» в Мишн-Флэтс. Кстати, «Килмарнок» давно закрылся – туда ему и дорога! Столько крови в этом пабе пролилось! Фазуло и Сайкс явились перед самым закрытием, приставили обрез к носу владельца, приказали выложить все деньги из кассы. Им бы денежки хвать – и бежать, так нет, хотелось покрасоваться-покуражиться. А тут, на беду, случись патрульный полицейский. Они его на мушку и... – Келли сделал паузу, выбирая слова, – ну, короче говоря, этот Фазуло был тяжелый случай. Сидел в Уолполе, в Бриджуотере. Изнасилования, вооруженные ограбления. Подобные типы – настоящие звери, воплощенное зло, мерзкие психопаты. Таких безнадежных выродков мало, но они существуют. И этих выродков может вылечить только пуля в лоб или электрический стул.
      Я удивленно покосился на Келли. Он не производил впечатления твердолобого, который при всяком случае кричит: вешать их как собак поганых!
      – Что, не нравятся мои слова? – усмехнулся Келли. – А ты смотри правде в глаза: наша юридическая система стоит на том, что преступник должен быть наказан – после того как он совершил преступление. Мы совершенно бессильны предотвратить преступление, даже если слепой видит, что оно вот-вот произойдет. Всякий, кто хоть минуту общался с Фрэнком Фазуло, понимал: рано или поздно он кого-нибудь убьет. Так сказать, убийца на взводе. Живая граната, у которой уже вырвана чека. Но что мы, полицейские, можем в этой ситуации? Ждать, когда бабахнет, и затем счищать чьи-то мозги со стены. Нет, это порочная система. Так дальше быть не должно!
      – Выходит, он убил патрульного полицейского, который помешал грабежу?
      – Хуже. Он его предварительно изнасиловал. А потом танцевал вокруг стойки и праздновал смерть копа. – Келли расстроенно помолчал. – Впрочем, это давняя история, Бог с ней!
      Дубинка опять пошла вертеться в его руке: шлеп-шлеп, бац-бац!
      – Естественно, полиция была на ушах, – продолжил Келли. – И уже через день-другой нашли Сайкса в одном отельчике. Послали команду спецназа. Они сделали из Сайкса решето. А еще через несколько дней Фрэнк Фазуло покончил счеты с жизнью – спрыгнул с моста. Вероятно, единственный здравый поступок за всю его богомерзкую жизнь!
      Шлеп-шлеп, бац-бац!
      – Келли, как это у вас так ловко получается?!
      Келли пожал плечами.
      Шлеп-шлеп, бац-бац!
      – Можно мне попробовать?
      Он протянул мне дубинку, проинструктировал, как и когда ее перехватывать.
      С первого раза дубинка улетела так далеко, что шарахнула меня по подбородку.
      – Ты, дружок, не в цирке, – сказал Келли. – У бедра, у бедра надо! Вот так. А ты жонглируешь.
      Уронив дубинку раз десять, я сдался и вернул ее хозяину.
      – Не огорчайся, – сказал Келли. – Я не один десяток лет тренировался.

      – Опять нелегкая принесла!
      Так приветствовал нас Хулио Вега. Он был снова пьян. Настолько, что не мог смотреть прямо – постоянно «ронял» взгляд, глядел мимо цели.
      – Про что теперь спрашивать будете? Гиттенс вас прислал?
      – Нет, сэр, – сказал я. – Гиттенс даже не знает, что я к вам поехал.
      – Знает, – буркнул Вега. – Гиттенс про все всегда знает.
      Мы с Келли «вежливо» оттеснили его в прихожую и прошли в комнату, где мы беседовали с хозяином дома десять дней назад. Телевизор опять был включен – и опять спортивный канал.
      Вега выглядел хуже прежнего. Не просто истощенный пьяница, а «бывший человек». Даже у некоторых алкоголиков сохраняется некая живость взгляда. А тут – полная апатия.
      – Я хотел бы поговорить о Рауле, – сказал я, садясь в обшарпанное кресло.
      Ноль реакции.
      – Я хотел бы поговорить! – почти заорал я.
      – Ну ты, я пьяный, а не глухой!
      Мы с Келли переглянулись. Тяжелый случай!
      – Хулио, – сказал я, – какое отношение имеет Фрэнк Фазуло к рейду, во время которого погиб Арчи Траделл?
      – Фрэнк Фазуло? Ты это про что?
      – В ту ночь, когда вы штурмовали красную дверь, информация от Рауля была как-то связана с Фрэнком Фазуло?
      – Совсем охренели, ребята! Я про вашего Фазуло и слыхом не слыхал!
      – Расскажите нам подробно про ту ночь, когда вы с Арчи Траделлом совершали рейд против Брекстона.
      – Сколько раз рассказывать-то! Нечего мне добавить!
      – Хулио, сейчас от ответов вам не уйти! Мы пришли с твердым намерением узнать правду!
      Вега вяло потряс головой:
      – Мне нечего сказать по данному вопросу.
      Странно было слышать эту фразу от почти в стельку пьяного человека. Формула звучала заученно. Что трезвый зазубрил, то у пьяного на устах.
      – Хулио, нам необходимо знать, кто скрывался за именем Рауль.
      Вега попросту игнорировал меня.
      Келли подошел к телевизору и выключил его.
      – Так, завязываем с этой мутотой, – сказал он. – Кончай говниться, Хулио, и отвечай на поставленные вопросы. Ясно?
      – Да кто ты такой, чтобы меня...
      – Заглохни!
      Келли повернулся ко мне.
      – А теперь – спрашивай!
      Вега начал выбираться из кресла – очевидно, чтобы снова включить телевизор.
      Келли тычком дубинки в грудь посадил его на прежнее место.
      – Сидеть!
      – Ты, падла! – завопил Вега. – Включи обратно телик!
      – Сам напрашиваешься! – сказал Келли. – Придется твой телик насовсем выключить.
      Келли занес дубинку, словно собираясь разбить экран.
      – Эй-эй-эй! – закричал Вега. – Ты чего тут устраиваешь? Поиграшки в плохого копа и хорошего копа?
      – Я тебе сказал – заткнись! Бен, задавай вопросы.
      – Вы чего, совсем того, ребятки? Я – полицейский. Я вам не какой-нибудь...
      – Ты себя полицейским считаешь? – спросил Келли, помахивая дубинкой перед самым лицом Веги. – Это ты-то полицейский? Дерьмо ты, а не полицейский! Имя только срамишь!
      – Ты куда клонишь, сукин сын?
      – Ты нарушил неписаный закон, Хулио!
      – Какой такой неписаный закон?
      – Ты предал своего партнера!
      – Не предавал я его! Его застрелили!
      – Да, его застрелили – и после этого ты предал его! Ты совершил страшный грех!
      – О каком грехе ты распространяешься? Я любил Арчи!
      – А как же ты допустил, что Харолду Брекстону это убийство сошло с рук?
      – Мы с Арчи были как братья!
      – Кто погнал Арчи под эту дверь?
      – Не знаю. Мы получили наводку.
      Келли убрал дубинку от лица Веги и наклонился к нему.
      – Ну ты и фрукт! Защищаешь Рауля до последнего. Не знаю, трус ты, или продажная тварь, или просто дурак набитый, но впервые я вижу козла-полицейского, который с таким жаром защищает убийцу другого полицейского!
      – Никого я не защищаю!
      – Все яснее ясного, Хулио! Рауль был твоим стукачом. И вот твой стукачок убивает твоего напарника. Ну ты и наделал в штаны – как бы это все не выплыло наружу!
      – Нет! Я... я...
      Келли разогнулся.
      – И не называй себя больше полицейским. Ты гнида, а не полицейский! Вот я – полицейский. И этот молодой человек – полицейский. – Келли указал дубинкой на меня. – Арчи Траделл тоже был полицейский. А ты – никто. Понял? Ты – никто.
      – Я любил Арчи, – слабым голосом выдавил Вега.
      Келли вздохнул, плюнул и отошел к окну:
      – Больше не могу слушать это блеяние!
      На некоторое время воцарилась такая тишина, что из-за окна слышались далекие голоса играющих детишек.
      И вдруг Вега неожиданно внятно произнес:
      – Я никогда не знал, кто такой Рауль.
      Мы с Келли молчали.
      – Я с ним никогда не встречался.
      Я покосился на Келли. Тот стоял у окна и даже не смотрел на Вегу.
      – Была наводка. Больше я ничего не знаю.
      Мне показалось, что теперь Вега говорит искренне.
      – Послушайте, – сказал я, – Брекстону удалось вывернуться только потому, что вы защищали Рауля – не хотели рисковать его жизнью. Так?
      Вега опять тупо смотрел на экран невключенного телевизора.
      – По вашим словам, вы не смогли найти Рауля по требованию суда. Вы это под присягой заявили! Согласно вашим утверждениям, вы обошли всю округу, но так и не обнаружили его.
      – А может, и не существовало никакого Рауля.
      – Что-о?
      – Я по крайней мере с ним ни разу не встречался.
      Я присел на колено, чтобы заглянуть в глаза Веги.
      – Хулио, – сказал я, – для нас чрезвычайно важно услышать от вас правду. Хватит лгать. Что случилось – то случилось. Забудем прошлое, его не изменить. У вас есть возможность повлиять на настоящее – на то, что происходит сегодня.
      Вега никак не отреагировал на мои слова.
      – Хулио, если Арчи Траделла убил Брекстон, то на этот раз мы можем его додавить. Только нам нужно знать истинную картину того, что произошло в ту роковую ночь. Если наводку сделал не Рауль – то кто?
      Гробовое молчание. Похоже, Хулио постепенно вырубался, «уплывал».
      – Хулио, еще не поздно. Ты можешь восстановить справедливость. Ты все еще можешь отомстить за смерть друга!
      Не знаю, что подействовало на Хулио Вегу – то ли наша с Келли нескончаемая настырность, то ли он сам внутри дозрел, но случилось чудо – Вега вдруг заговорил! Его словно прорвало. Похоже, весь хмель с него слетел. Он выпрямился, речь стала связной. Даже некоторый блеск в глазах появился.
      Заурядная бытовая сценка: очень усталый человек долго отмахивается от разговора и вдруг понимает, что есть только один способ избавиться от навязчивого собеседника – побыстрее начать. Раньше начнешь – раньше кончишь. И усталый человек собирает волю в кулак и начинает говорить...
      – Все знали про этот наркопритон, – ровным голосом излагал Вега. – В то лето все наркоманы в Мишн-Флэтс отоваривались за красной дверью. Все знали, что Брекстон и его ребята устроили там «хазу» и действуют внаглую, торгуют наркотиками прямо на квартире, без обычных мер предосторожности. Люди в ближайшей округе были в ужасе – самое гнездо преступности было в двух шагах от них. Мы в полиции могли бы прикрыть притон. Однако никто в округе нам помогать не желал. Тряслись от страха – но нам не помогали. Потому что Брекстона и его парней боялись как чумы. В итоге мы не могли найти ни стукача, ни смельчака, который сделал бы контрольный закуп. А без весомых доказательств на руках мы не могли получить ордер на обыск.
      – И тогда вы выдумали Рауля? – проворно встрял я.
      Он решительно помотал головой.
      – В таком случае откуда пришла наводка? Все в Мишн-Флэтс знали – это еще не означает, что полиция знала. Кто-то кому-то должен был проболтаться.
      – Наводку сделал Гиттенс.
      У меня буквально челюсть отвисла.
      – Гиттенс издавна имел целую сеть стукачей, еще когда он работал в отделе по борьбе с наркотиками. Он был своего рода некоронованный король Мишн-Флэтс. Когда мы с Арчи перешли в отдел по борьбе с наркотиками, он то и дело нам помогал – то одно посоветует, то другое подскажет. А главное, он делился с нами частью информации от своих стукачей. И учил нас привлекать к работе информаторов или раскручивать на информацию тех, у кого рыльце в пушку и кто готов заложить других – лишь бы самому не угодить в тюрьму. Вы должны понять – в Мишн-Флэтс никто добровольно ни о чем не проболтается. Никто. Это как кодекс молчания у мафии. Когда до нас дошли слухи про квартиру за красной дверью, мы двинули к Гиттенсу – помогите! Гиттенс обещал пособить с информатором. И через несколько дней сообщил: у меня есть парень по имени Рауль, который выложил все про Брекстона, про его нехорошую квартиру и про все дела наркошайки. Мы подпрыгнули от счастья до небес и записали то, что Рауль «напел» Гиттенсу. В таком виде просьба о выдаче ордера на обыск выглядела убедительно, и судья подмахнул ее без особых вопросов.