28

— Что?! — взревел Джонатан.

Патрик и мальчики удивленно оглянулись на повозку, затем Патрик ухмыльнулся, и все трое поскакали во весь опор, предоставив Джонатану и Кейт самостоятельно разрешать свои разногласия.

— Я хочу переехать в домик Хоффлемейера, — повторила Кейт.

— Вот, стало быть, как! Ты нас покидаешь! И кем же прикажешь тебя заменить?

— Меня не нужно никем заменять. Каждое утро, как рассветет, я буду приходить к вам, а вечером после ужина — уходить к себе.

— Вероятно, твое решение как-то связано с вашими с братом делами?

— С братом? — недоуменно обернулась к нему Кейт. — С каким братом?

— Можешь не смотреть на меня своими невинными глазами, — заметил Джонатан. — Прошлой ночью мы с Филдингом немного побеседовали…

— Ах вот откуда все эти ссадины и синяки!

Когда утром мужчины вышли к завтраку изрядно потрепанные, Кейт догадалась, что между ними что-то произошло, но ни Патрик, ни Джонатан не сказали ей ни слова.

— Сперва мы уладили кое-какие разногласия, потом выяснили, кем вы друг другу доводитесь… Но больше он говорил о войне.

Кейт заволновалась. Неужели Патрик передумал и решил все же довериться Джонатану? Или Джонатан просто берет ее на пушку?

— Что он рассказывал о войне?

— Ну, много чего… Говорил о людях, о сражениях.

— А точнее, ровным счетом ничего не говорил. Так?

— Так, — помедлив, признал Джонатан.

— Пожалуйста, Джонатан, не расспрашивай меня о брате, я все равно ничего не скажу, — со вздохом попросила Кейт. — Я не вправе выдавать его тайны. — Кейт накрыла его руку своей. — Но поверь, мой брат не имеет никакого отношения к тому, что я задумала. Он не знает моих планов, а знал бы — скорее всего рассердился бы не меньше твоего… Я переезжаю, потому что я так решила.

— Могу ли я узнать, что тебя заставило принять такое решение? — глядя прямо перед собой, осведомился Джонатан с ледяной вежливостью.

Она убрала руку.

— Эту мысль мне подал Клей. Когда он говорил о новых правах женщин, я вдруг поняла, что теперь я и без мужа смогу получить участок и иметь свое собственное хозяйство. Я хочу попробовать сделать то, о чем мы с Брайаном так мечтали.

— Ты хоть понимаешь, как это трудно?

— Понимаю. Не знаю, может, все это лишь пустые мечты — у меня ведь нет никакого опыта в делах. Но выйдет что из этого или нет — винить мне будет некого, кроме самой себя…

— Ноябрь — не лучшее время для переезда.

— Возможно, но ведь дом уже стоит. У меня будет крыша над головой и — спасибо тому раннему снегопаду — довольно обломанных веток на дрова: как-нибудь, когда мальчики будут свободны, попрошу их наготовить мне запас дров. Глядишь, они за это время меньше напроказничают.

— Не понимаю, зачем такая спешка, — сказал Джонатан. — Почему нельзя подождать до весны?

— Ты знаешь почему, — тихо сказала она, отводя глаза. — Если мы останемся под одной крышей, рано или поздно это кончится так же, как тогда, в Чикаго.

— Ты такого невысокого мнения обо мне? Думаешь, я не смогу перебороть в себе желание? Да будет тебе известно, я еще ни разу в жизни не спал с женщиной, если она была против. Одного твоего «нет» будет вполне достаточно, чтобы я даже не приближался к твоей постели.

— Боюсь, я не смогу сказать тебе «нет».

— Кейт, черт побери! Ты так говоришь, будто я всю зиму собираюсь посвятить твоему совращению. Обещаю тебе, что ноги моей не будет в твоей комнате, особенно после захода солнпа. С моей стороны тебе ничто не грозит!

Кейт опустила глаза и смотрела теперь на свои руки. Вцепившиеся в колени пальцы побелели от напряжения.

— А с моей? — прошептала она. — Мы ведь оба знаем, что никто меня не соблазнял. Я сама… — Она в смятении умолкла. — Скажи я тогда «нет», ты бы остановился.

— Не уверен. Никогда не отличался особым великодушием.

Джонатан взглянул на ее лицо, покрывшееся предательским румянцем, и у него непривычно защемило внутри.

— А если я пообещаю орать как резаный, чуть только ты позволишь себе со мной какую-нибудь вольность? — спросил он в надежде, что шутка хоть немного облегчит ее страдания.

— А ты сдержишь слово? — слабо улыбнулась Кейт.

Джонатан хотел было уверить, что от его воплей обрушится потолок, но что-то в ее взгляде остановило его.

— Нет, — тихо сказал он. — Скорее всего я не пророню ни звука. — В ответ в карих глазах вспыхнули зеленые огоньки, и на сердце у него тотчас потеплело.

— Джонатан, мне тоже нелегко было принять такое решение.

— А если я тебя не отпущу?

— Я ведь не спрашиваю у тебя позволения, — со вздохом сказала Кейт, — я просто сообщаю тебе о том, что намерена делать. Ты, конечно, можешь сколько угодно вставлять мне палки в колеса, но я уже сделала выбор.

— Ты твердо решила?

— Да.

— И не передумаешь, что бы я ни говорил?

— Нет.

Джонатан хлестнул лошадей. Она снова дотронулась до его руки.

— Не сердись на меня, пожалуйста. Я делаю это не тебе назло, а потому, что мне очень нужно иметь что-нибудъ свое. — Она улыбнулась. — Хотя бы свою радугу.

— Это еще как прикажешь понимать? — не понял Джонатан.

— Мой муж был неисправимым оптимистом. Он любил говорить, что в конце грозы бывает радуга, а в конце радуги золотой горшок. И, что бы ни случилось, он всегда и во всем умел видеть хорошее. — Кейт задумчиво смотрела вдаль. — Перед самой смертью Брай велел мне искать свою радугу.

— И поэтому ты хочешь поселиться в собственном доме?

Кейт пожала плечами.

— Это именно то, ради чего мы с ним ехали в Орегон.

На Джонатана вдруг нахлынули сменяющие друг друга картины последних месяцев. Мучительнее всего было воспоминание о том, как Кейт после выкидыша рыдала у него на руках, оплакивая одновременно ребенка и отца. Да, начиная от того момента, когда ей пришлось работать в салуне, до недавних недоразумений между ними обманчивая радуга Кейт Мерфи все время ускользала от нее.

— Па! — издали крикнул Леви, приближаясь к повозке на полном скаку. — Там, впереди какая-то мебель!

Леви развернул лошадь и поскакал обратно по дороге.

— Мебель? — удивилась Кейт. — Как она сюда…

— Тут это не редкость. Иногда переселенцам, которые едут по Орегонской дороге, приходится перед перевалом выгружать из повозок часть вещей. Правда, обычно это бывает несколько выше, перед подъемом на Цепляй-Тащи.

— Какое странное название!

— Странное, пока не увидишь своими глазами, что это за гора, — усмехнулся Джонатан. — Склоны такие крутые, что приходится цепляться за какое-нибудь дерево на вершине и по веревке вытягивать повозки наверх… Да, там, у подножья, осталась не одна семейная реликвия. — Он покачал головой. — В основном все гниет под дождем, но иногда кто-нибудь проезжает мимо, когда вещи еще не успели окончательно испортиться.

— И что тогда?

— Тогда он забирает их и везет к себе домой, — пожал плечами Джонатан.

— То есть — ворует? — Кейт не на шутку встревожилась.

— Почему же ворует? Ведь хозяева не собираются за ними возвращаться. И потом, мне всегда казалось, что те переселенцы, которые выгрузили у перевала свой секретер, были бы рады узнать, что он цел и невредим.

— Ах, вот откуда у тебя этот секретер! — Все начало становиться на место. — И ванна тоже? И плита? То-то она была такая ржавая.

— Наверное. Я, правда, этого не замечал, пока ты не показала.

— И огромные окна оттуда же?

— Нет, — улыбнулся Джонатан. — За их доставку пришлось втрое переплачивать Быкфорду. Зато теперь он мне каждый раз напоминает, как трудно было довезти их до Конского Ручья.

Через несколько минут они поравнялись с Патриком и мальчиками.

— Па, тут только какой-то дамский столик с ящиками и спинки от кровати, — разочарованно сообщил Коул.

Джонатан привязал вожжи к тормозному рычагу и спрыгнул с козел.

— Кейт, идем посмотрим, — пригласил он. Кейт спустилась вниз и подошла к мужчинам.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула она при виде туалетного столика вишневого дерева. К столику были прислонены две кроватные спинки на гнутых ножках, явно из того же гарнитура. Мебель была превосходной работы, но все же не удивительно, что она оказалась брошенной на дороге: все три предмета поражали своей громоздкостью. Следы от буксовавшей на подъеме повозки свидетельствовали о том, что хозяева положили немало сил, прежде чем отказаться от милых сердцу вещей.

— Наверное, им нелегко это далось, — пробормотала Кейт, вспоминая, как ей самой пришлось расстаться со своим имуществом.

— Честно говоря, в такое время года им грозит опасность потерять нечто более ценное, чем спальный гарнитур, — заметил Джонатан. — Так что, Кейт, — спросил он, оглядывая туалетный столик. — Попробуем это забрать домой?

— Куда ты собираешься все это ставить? — удивилась Кейт.

— В домике Хоффлемейера полно места. Конечно, придется соорудить сетку для кровати и набить чем-нибудь матрац, но… что-нибудь придумаем.

Его слова привели ее в изумление.

Если он решил сделать вид, будто с самою начала был за ее переезд — что ж, Кейт это вполне устраивает.

Хотя повозка благодаря новой мебели Кейт заполнилась до отказа и скорость пришлось сбавить, все же к середине следующего дня они добрались до дома. Спрыгнув на землю, Кейт первым делом пошла отворять окна и дверь, чтобы проветрить дом. Джонатан с мальчиками еще не закончили разгружать вещи, когда во дворе появился Чарли.

— Чертовски рад вас видеть! Ну, как съездили? — Облокотившись на седельную луку, он внимательно выслушал сбивчивый отчет Леви и Коула.

— Кузина Касси похожа на Леви как две капли воды…

— Это наши лошади, нам их папа купил…

— Миссис Мерфи собирается жить в домике Хоффлемейера…

— Вижу, твои молодчики совсем не изменились. Да и ты, сдается мне, не постарел. А как Кейт? — засмеялся Чарли, сдвинув шляпу на затылок.

— Жива. — Джонатан тоже улыбнулся в ответ. — Уф, кажется, это был самый длинный месяц в моей жизни!.. Как тут у вас?

Спрыгнув на землю, Чарли привязал лошадь к ограде.

— Все тихо. — Он с интересом оглядел кроватную спинку. — Ты что, опять собираешься строиться?

— Да нет. Это мы на дороге нашли. Помоги-ка!

— А не великовата эта штука для твоей спальни, а?

— Это не для меня, — буркнул Джонатан. — У нас, знаешь ли, Кейт теперь помешалась на женских правах. Хочет взять себе участок и поселиться отдельно.

Мужчины вдвоем перенесли громоздкую мебель в сарай. Поставив наконец столик рядом с кроватными спинками, оба остановились на минутку передохнуть.

— А с чего вдруг Кейт захотелось поселяться отдельно? — спросил Чарли.

— По-моему, у нее просто бредовая идея — начать жить совершенно самостоятельно в хижине Хоффлемейера, — пожал плечами Джонатан.

— В ноябре? — нахмурился Чарли. — Ты бы посоветовал ей подождать до весны.

— Я советовал, — вздохнул Джонатан. — Но она мне сообщила, что уже все решила и сделает так, как сочтет нужным.

Чарли долго молчал.

— Джон, это непохоже на Кейт, — наконец сказал он. — Она ведь никогда ничего не делает с бухты-барахты. Может, ты чего не договариваешь?

— Что я могу не договаривать? Ты же сам знаешь, все женщины одинаковы.

29

Луноцветка, стоя на пороге, брезгливо оглядела внутренность хижины.

— Чарли говорит, ты собираешься тут жить.

Кейт, которая в этот момент пыталась отскоблить толстый слой сажи с кухонной плиты, удивленно подняла голову.

— Луноцветка! Вот неожиданность!

Луноцветка поморщилась.

— А я ему говорю: ты, парень, белены объелся.

Кейт всякий раз забавлялась, слыша новые обороты из уст молодой индеанки. За несколько месяцев Луноцветка, кажется, удвоила свой словарь, притом обильно сдабривала речь позаимствованными у Чарли ковбойскими словечками. Выходило нечто бесподобное и, по мнению Кейт, умилительное.

— Чарли прав. Я скоро собираюсь сюда переехать. — Пошуровав веником в духовке, она извлекла оттуда мышиное гнездо и с омерзением бросила его в мусорное ведро. — Если, конечно, смогу когда-нибудь все это вычистить.

— Мой народ делает лучше. Пока нет столько грязи, мы снимаемся и идем в другое место. — Луноцветка шагнула внутрь. — Я тебе помогу.

— Нет-нет, Луноцветка, зачем тебе пачкаться?

— Слушай: ты учишь меня убирать, я учу тебя вялить мясо. Идет?

Через несколько минут Луноцветка уже сражалась с пылью и паутиной.

— Тебя Джон сюда гонит?

— Нет. Он вообще был с самого начала против и наверняка бы мне помешал, если бы знал как.

Луноцветка озадаченно покачала головой.

— Зачем не делаешь, как твой мужчина говорит?

— Джонатан не мой мужчина.

— Как так? — нахмурилась сбитая с толку Луноцветка.

— Я просто работаю у Джонатана. Он меня нанял, понимаешь? Я его экономка.

— Что такое экономка?

— Ну, я ему готовлю, стираю, убираю, смотрю за его сыновьями…

— Я тоже у Чарли экономка, — кивнула Луноцветка.

— Да нет, ты не поняла. Я с ним не… — Кейт умолкла.

Луноцветка смотрела еще более озадаченно, но постепенно лицо ее прояснилось.

— А-а, не спишь под одним одеялом?

— Да. — Кейт опустила глаза.

— Почему? Потому что ребенок умер, да? — Луноцветка сочувственно качнула головой. — Великий Дух сделает сильным второго.

— Ах нет, не в этом дело! Я не боюсь забеременеть, мне бы даже очень хотелось маленького… — Она вздохнула. — Только ребенок был не от Джонатана, а от моего мужа.

— А Чарли, он думает, что от Джона, — удивленно сказала она.

Кейт вдруг вспомнилось, как она в первый раз сказала Чарли о ребенке. Так вот почему он сразу тогда спросил, сообщила ли она Джонатану.

— Значит, все это время Чарли думал, что я… что мы с Джонатаном…

Луноцветка поджала губы.

— Твои глаза говорят: ты его хочешь.

Кейт начала было отпираться, но тут же поняла, что лукавить бесполезно — Луноцветка ей все равно не поверит.

— Да, — вздохнув, призналась она. — Я хочу его. Я очень его хочу. И это одна из причин, почему я решила от него переехать.

— Не понимаю.

— Я с детства привыкла считать, что люди должны пожениться, прежде чем… спать под одним одеялом. А мы с Джонатаном не женаты. Он не мой мужчина.

Луноцветка долго молча смотрела на нее, потом покачала головой.

— Здесь, — сказала она, ткнув пальцем себя в грудь, — он твой мужчина.

— Понимаешь, это еще не все. Дело в том, что он в моем сердце есть, а меня в его сердце — нет. Джонатан меня не любит.

— Точно знаешь?

— Совершенно точно. Я даже спрашивала. Отогнав воспоминания о той ночи, Кейт встала и сердито отряхнула юбки. Последний раз пройдясь влажной тряпкой по плите, она набросала в топку щепок и начала разводить огонь.

— А потом, я ведь не только из-за Джонатана Кентрелла переезжаю. Мне нужно себе самой кое-что доказать. Мне еще ни разу в жизни не приходилось надеяться только на себя. И даже если из моей затеи ничего не выйдет, я все-таки буду знать, что у меня хватило мужества попробовать.

Луноцветка медленно кивнула.

— Доказать себе — это понимаю. Это мой народ тоже уважает.

Женщины трудились не покладая рук до вечера, а потом и весь следующий день. Хотя Кейт и сетовала на то, что невозможно вычистить земляной пол хижины, все же, расправившись к полудню третьего дня с пылью, мышами и пауками, она почувствовала себя вполне удовлетворенной. Но только они с Луноцветкой присели, чтобы насладиться заслуженным отдыхом, как снаружи послышался скрип колес и к дверям подкатила повозка.

— Эй, там, в хижине! — пробасил Джонатан. — Куда мебель ставить? Ну же, Кейт, живее.

— Ах, вот как! — Кейт тотчас подскочила с места и, грозно шурша юбками, прошагала к двери. Она распахнула дверь и замерла на пороге с раскрытым ртом.

— С новосельем! — пропел целый хор голосов. Джонатан расплылся в довольной улыбке.

Здесь были все друзья Кейт из поселка: Рози с Франчиной, Рыжий и даже Сайлас Джоунз. Пока Джонатан помогал женщинам выбраться из повозки, подъехали Чарли, Патрик и Леви с Коулом на лошадях.

— Миссис Мерфи, мы приехали помочь вам, — сообщил Коул.

Из-за плеча Коула высунулся Леви, примостившийся позади седла.

— Па, у мистера Лангтона нашлась только одна лопата.

— Ничего, зато у Сайласа три, так что нам, пожалуй, хватит. — Джонатан начал доставать из повозки лопаты и раздавать их мужчинам.

— Что вы с ними будете делать? — переводила глаза с одного на другого Кейт.

— Разумеется, полы твои чистить, — объяснил Рыжий.

— Как, лопатами?

— Не волнуйся, Кейт. — Проходя мимо нее к двери, Джонатан как бы ненароком провел пальцем по ее щеке. — Предоставь это дело нам. А тебе с дамами советую пока заняться повозкой и прикинуть, что куда ставить.

Кейт заглянула в повозку — и ахнула от изумления. Оказывается, совместными усилиями друзья собрали для нее целую гору бесценных в хозяйстве вещей. Пока она вместе с Рози и Франчиной все это пересматривала, мужчины успели перекопать пол в хижине.

Только тут Кейт заметила, что не видно Луноцветки.

— Где она? — спросила она у Чарли. Тот взглянул на нее с удивлением.

— Ушла домой. Решила, видно, что ей тут не очень будут рады.

— В моем доме Луноцветке всегда будут рады, — вспыхнула Кейт. — И она это прекрасно знает.

— Для большинства Луноцветка просто грязная дикарка. Твои гости хорошие ребята, но, останься она тут, они бы чувствовали себя не в своей тарелке. — Чарли кривовато улыбнулся. — Да и она, пожалуй, тоже.

— Эй, Чарли, — крикнул из хижины Сайлас Джоунз. — Где там твоя гармошка?

— Зачем им твоя гармошка? — Кейт удивленно вскинула брови.

— Как зачем? Пол трамбовать. — Чарли продул лады и усмехнулся явному недоумению Кейт. — Внимание, начинаются негритянские пляски!..

Тут Чарли заиграл на гармошке, Сайлас на скрипке, все заплясали, и началось безудержное веселье. Через несколько минут пол хижины сделался идеально ровным, но музыка звучала все веселее, и никто не останавливался, пока Джонатан не объявил:

— Все! Пора кончать, а то не успеем внести вещи до темноты.

Пока Кейт показывала мужчинам, что куда ставить, Рози с Франчиной распаковывали огромную корзину с едой и хихикали: знала бы Абигейлиха, куда Джонатан повез ее любовно уложенную снедь, то-то бы она рассвирепела!

Когда вся мебель была расставлена, а гости встали наконец из-за стола, на дворе было уже темно. Кейт прощалась с ними на пороге. В глазах у нее стояли слезы: великодушие друзей тронуло ее до глубины души.

Последним уходил Джонатан.

— Спасибо тебе, — робко улыбнулась ему Кейт.

— Это Сайлас все придумал, когда я пришел к нему заказывать металлическую сетку для твоей кровати. — Он смущенно пожал плечами.

— Придумал, возможно, Сайлас, но устроил все наверняка ты.

— А неплохо получилось, да? — Он оглядел чистую, уютную хижину, и в глазах его зажглись знакомые огоньки. — По-моему, пора уже переименовать это местечко — как думаешь?

— Подозреваю, у тебя уже есть и подходящее название?

— Может быть, «Радуга Мерфи»? — И он так посмотрел на нее, что у нее неожиданно перехватило дыхание. — Ну, пойду. Нужно еще отвезти в поселок Рози с Франчиной. Приходи завтра пораньше, — сказал он, надевая шляпу. — Доброй ночи.

Кейт закрыла за ним дверь и оглядела свое новое жилище. Столик со стульями, явно прибывший из «Золотой шпоры», расположился на пестром лоскутном коврике — замечательном произведении Рози и Франчины. С улыбкой рассматривая разноцветные косички, Кейт вспоминала, как они все втроем начинали над ним работать. Тогда, в июле, она и думать не думала, что он когда-нибудь будет лежать на полу в ее собственном доме. Наверняка это единственный коврик в Вайоминге, сплетенный из шелковых и атласных лоскутков. Свеженавощенный туалетный столик и спинки кровати тускло мерцали при свете подаренной Франчиной лампы.

Кейт еще раз обвела глазами свои богатства: съестные припасы, тарелки, кастрюли со сковородками. Джонатан с мальчиками даже сколотили дровяной ящик и привезли изрядный запас дров.

Кейт юркнула в постель, затушила лампу и утонула в мягкой перине, которую Сайлас откопал неизвестно где. Все вышло, как она хотела, о таком доме можно было только мечтать.

Так почему же к горлу ее подступали слезы одиночества? Почему огромная кровать казалась ей такой холодной?

30

— А ты уверена, что это поможет? — Джонатан подозрительно оглядел кружку с горячим питьем.

— Во всяком случае, хуже не будет, — отозвалась Кейт. — Хотя лично я думаю, что на пастбище тебе сегодня лучше не ездить.

— Я прекрасно себя чувствую. — Джонатан, зажмурясь, глотнул самодельного зелья Кейт и недовольно поморщился. — Самая обычная простуда.

— Конечно, самая обычная. Только она почему-то не проходит.

— Но ведь кто-нибудь должен проследить, чтобы у коров был водопой.

— Неужто Чарли без тебя не справится?

— Кейт, не надо со мной нянчиться! Я не ребенок — и к тому же я прекрасно себя чувствую! — Он допил лекарство и сердито брякнул кружкой об стол.

— Не вел бы себя, как ребенок, я бы с тобой и не нянчилась, — проворчала Кейт.

— Послушай, а ты не допускаешь, что взрослый человек, хозяин дома, в котором ты работаешь, может обидеться, когда его называют «ребенком»?

Кейт невозмутимо улыбнулась.

— Просто правда глаза колет. Ты рискуешь своим здоровьем, и я буду плохой экономкой, если не скажу тебе об этом.

Джонатан наконец справился с шарфом и начал натягивать перчатки.

— Хорошо. Раз ты так настаиваешь, я отведу коров на водопой и вернусь домой. Потом, если хочешь, можешь хоть весь день меня пестовать и лелеять.

— И все-таки я думаю, что тебе лучше остаться, — она вылила горячую воду в котел.

— А я думаю, что твой брат прав, — Джонатан надел шляпу и направился к двери. — Ты ужасная вредина.

— Чья бы корова мычала, — пробормотала Кейт, когда дверь за ним закрылась.

Моя посуду, Кейт снова унеслась мыслями в ту незабываемую ночь в Чикаго. К немалому беспокойству Кейт, в последние три месяца мысли ее все чаще и чаще сворачивали в одно и то же русло. Джонатан столько раз являлся в ее сны, что она сама себя начала стыдиться. Не однажды она просыпалась среди ночи в своей огромной пустой кровати, чувствуя, как все тело ее изнывает от желания.

Напомнив себе, что она переехала в другое место именно ради того, чтобы спать одной, Кейт сердито отогнала мысли о Джонатане и постаралась переключиться на что-нибудь другое.

Дверь маленькой комнатки была приоткрыта, и Кейт окинула рассеянным взглядом свою бывшую спальню. На случай непогоды, если она вдруг не сможет добраться вечером до дома, Джонатан не убирал ее кровать, но снова начал использовать комнату под студию. Почти всю зиму он работал над какой-то картиной, которую упорно никому не показывал. Сейчас, как и всегда, когда дома никого не было, Кейт смертельно хотелось заглянуть под наброшенную на холст простыню. Она гадала, что ежедневно отнимает у нее больше времени и сил: любопытство по поводу загадочной картины, тоска оттого, что они с Джонатаном не могут быть вместе, или злость на самое себя за то, что ее угораздило так глупо влюбиться.

В ожидании Джонатана утро тянулось бесконечно. Уже и Чарли с мальчиками пришли обедать, а его все еше не было. Приказав себе не волноваться по пустякам, она послала мальчиков мыть руки и начала накрывать на стол. Через пятнадцать минут она мысленно пообещала себе задать ему хорошую взбучку за то, что он смеет так ее пугать.

Но, когда Джонатан наконец появился на пороге, она и думать забыла про взбучку. Он был бледен и весь дрожал.

— Боже мой, Джонатан! — Кейт вскочила со стула. — Что случилось?

— Ч-чертов л-лед треснул под… н-ногами, — процедил Джонатан. — Т-ты была п-права: надо было с-сидеть дома.

Глянув на его ноги, Кейт ахнула: сапоги и штанины до колен были покрыты толстой коркой льда.

— Боже милостивый! Сию же минуту снимай все это!

Пока Коул, Леви и Кейт спешно готовили в углу за занавеской ванну для Джонатана, Чарли осторожно разрезал его мерзлые сапоги.

— Сдается, тебе повезло, Джон. Пальцы как будто не отморожены.

— Х-хорошо везение! Н-новые сапоги.

— Ничего, я режу по швам. Авось удастся потом зашить.

— Лучше потерять сапоги, чем пальцы, — рассудительно заметила Кейт. — Снимай-ка с себя штаны да закутайся вот этим одеялом. Я прогрела его в печи. — Она бросила одеяло на стол и отвернулась, чтобы Джонатан мог раздеться.

Джонатан послушно выполнил все, как она сказала. Когда теплое одеяло коснулось его ледяных ног, он блаженно зажмурился, но в этот момент подошла Кейт и приложила к его ступням мокрую тряпку.

— Ч-черт! — болезненно дернулся Джонатан. — Что, обязательно было м-мочить тряпку в кипятке?

— Тебе только кажется, что это кипяток. Надо, чтобы ноги немного отошли, иначе теплую ванну ты не выдержишь. — И она принялась растирать его ступни.

Джонатан морщился от боли, но кровообращение мало-помалу восстанавливалось.

— Кейт, по… по-моему, ты п-позволяешь себе вольности.

Кейт возмущенно вскинулась, но тут же взгляд ее потеплел. Даже такая боль не погасила лукавые искорки в его синих глазах. Как это похоже на него — шутить над собственными страданиями. Она обернулась к Чарли, который топтался тут же, не зная, чем помочь.

— Джонатану надо как следует прогреться. Я сейчас выйду, а ты помоги ему, пожалуйста, раздеться и отведи в ванну, хорошо?

Вскоре Джонатан сидел в теплой ванне, сжав зубы и крепко зажмурив глаза, а Кейт время от времени подливала ему воды погорячее. Постепенно боль отступала, Джонатан успокаивался, и когда через три четверти часа его стало клонить ко сну, Кейт заставила его выпить чашку горячего бульона, а затем с помощью Чарли отвела в кровать.

Когда Чарли с мальчиками отправился на пастбище проверять скот, Джонатан крепко спал. И когда они вернулись через несколько часов, возбужденно рассказывая о табуне диких лошадей на выпасе, он все еще спал. Он спал, и пока они втроем играли в шашки, и когда наступило время обычной вечерней работы. Даже Кейт, гремевшая на кухне посудой, по-видимому, ничуть ему не мешала.

Когда Чарли собрался, по обыкновению, проводить Кейт домой, она сказала:

— Пожалуй, я сегодня останусь здесь. Присмотрю за Джонатаном. — Она неуверенно улыбнулась. — Думаю, к утру он будет в порядке. Я действительно слишком уж нянчусь с ним.

— Может, оно и к лучшему: сам-то он о себе заботиться не умеет. — Чарли надел шляпу и застегнул пальто. — Ну, ничем больше помочь не нужно?

— Нет, спасибо. Утром увидимся.

Ужин прошел тихо. Коулу и Леви, видимо, хотелось рассказать Кейт о диком табуне, но оба мялись, поглядывая на дверь отцовской спальни. Наконец Коул не выдержал.

— Как папа?

— Ваш папа в порядке, — уверила его Кейт. — Жара у него нет.

— А почему он не просыпается? — спросил Леви.

— Это бывает. Когда человек очень сильно переохладится, он потом может проспать очень долго. Думаю, завтра все уже будет в порядке.

На другое утро небо едва начало сереть, когда Кейт неожиданно проснулась и, сев на кровати, прислушалась. Еще не понимая, что ее разбудило, она накинула платье и на цыпочках подошла к двери комнаты Джонатана.

Стоило ей увидеть его пылающее лицо и услышать затрудненное дыхание, как все сомнения отпали: дела Джонатана были плохи.

Кейт опустилась на колени и приложила ухо к его груди. Глаза ее наполнились слезами. Глубокие хрипы подтверждали ее самые худшие подозрения. Этот недуг был хорошо ей знаком. Однажды она боролась с ним почти две недели, пытаясь вырвать из его цепких лап бабушкину жизнь, но так и не вырвала.

Кейт в отчаянии заглянула ему в лицо. Джонатан Кентрелл заболел воспалением легких.

31

Разглядывая темные круги под глазами Кейт, Луноцветка нахмурилась.

— Я тебе точно не нужна? Гляди, сама сляжешь — Джона не выходишь.

— Спасибо, я чувствую себя хорошо. Не представляю, что бы я без тебя делала.

— Как там Джон? — Войдя, Чарли потопал сапогами об пол, стряхивая снег.

Кейт покачала головой.

— Так же.

— Ладно хоть хуже не становится. — Чарли заглянул в комнату Джонатана и тяжко вздохнул. — Ребята пошли заниматься по хозяйству. Сегодня опять ездили с ними смотреть диких лошадей.

— Спасибо, что ты все время придумываешь, чем их занять. — Кейт устало провела рукой по лицу. — Им сейчас очень трудно. Они как будто считают себя в чем-то перед ним виноватыми… Не знаю, что с ними будет, если… — Она не договорила, все и так было ясно.

Это «если» разрывало ей душу всю неделю, пока жизнь Джонатана висела на волоске. Коул и Леви были сущие ангелы, а не дети. Они не только оставили все свои проказы, споры и потасовки, они беспрекословно выполняли все, о чем бы их ни попросили, и в конце концов сделались настолько непохожи на самих себя, что Кейт уже мечтала услышать от них хоть слово поперек, чтобы увериться, что с ними все в порядке.

Как она понимала их страхи! Почти всю неделю Джонатан был без сознания, и Кейт отходила от его постели, только когда усталость окончательно валила ее с ног.

Через более или менее равные промежутки времени ей удавалось вливать в него попеременно воду и бульон. Кроме того, они с Луноцветкой готовили и давали ему все снадобья, которые им только были известны. В результате его лихорадило меньше, но все же лихорадило. Ему не становилось ни хуже, ни лучше.

В тот вечер за ужином в основном молчали — как и во все предыдущие дни его болезни. О больном не было сказано ни слова, но все трое тревожно прислушивались к тяжелому дыханию в соседней комнате.

Потом Кейт мыла посуду, а мальчики сидели за книгами. Они, по-видимому, зубрили все подряд, что только могли осилить без объяснений Джонатана. Каждый вечер они так старательно корпели над своими учебниками, будто их усердие каким-то образом должно было помочь отцу.